Текст книги "Крыло (СИ)"

Автор книги: Postulans

сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 19 страниц)

Глава 24

С крыши блока открывался великолепный вид на город.

В тюрьму меня доставляли закрытой повозкой, и я не мог оценить ни внешнего вида казематов, ни их расположения. Теперь могу. Тюрьма была чем-то вроде крепости, примыкающей к внешней стене города. Но блоки стояли не на уровне прочих улиц, а на холме, отсюда до уровня стен было ближе, чем до крыш домов где-то там внизу.

И вид был отличный.

Нас выгнали на уборку, подметать горы нагнанного ветром песка и облагородить территорию. Формально. На деле непосредственно работой занималась четвёрка заключённых, но даже им было маловато. Для остальных, меня в том числе, это был маленький курорт. Коррупция в чистом виде. Сейчас, пользуясь благами, купленными за грязные деньги, я испытывал ноющее чувство отвращения. Именно коррупция вынуждала меня и ребят работать в малолетнем возрасте, и она же лишила нас возможности это делать.

Но я отогнал мрачные мысли, в одиночестве расположившись на караульной полубашенке. Отсюда виднелся Юстициариум, но издалека. Промышленный район вообще узнавался с трудом, а наш храм было не найти среди труб. Видел я и ещё одну часть города, совершенно мне незнакомую. Какой же он всё-таки огромный. И какие же чудовищные здесь стены. Когда-нибудь я узнаю, для защиты от кого они создавались.

Я увидел луну. Бледный на фоне дневного неба диск показался над дальней стеной. Я не мог сказать, похожа ли она на луну из прошлого мира или нет. Размер примерно такой же. Такие же тёмные круги, кратеры или что там можно было увидеть невооружённым глазом?

Внизу были три крыши, другие блоки, на них пусто, если не считать одного скучающего надзирателя.

Как спокойно. Как обманчиво спокойно. Если храмовник не соврал, то спокойствие продлится недолго. Как странно. Сидеть здесь и знать, что это последний день перед началом маленькой гражданской войны. Конечно, если Храмовники здраво оценивают свои силы, и восстание не подавят за несколько часов. Но после того, что я видел в храме... Они способны сражаться, как минимум с юстициариями. Но способны ли они бороться с армией одарённых? Я во всём этом сторонний наблюдатель, зритель в большей степени, чем участник событий. Если я сейчас подойду к надзирателю и каким-то чудом смогу заставить меня выслушать. Если надзиратель доложит вышестоящему офицеру. Если тот не станет сидеть на заднице, а пошевелится и доложит кому-нибудь дальше. Если вся эта громоздкая система зашевелится, что они успеют сделать? Попытаются блокировать храмы? Купировать восстание, сделав его контролируемым, успеют? А доложить в другие города? Последнее – сильно вряд ли. Даже, если существуют какие-то способы экстренной связи, нужна очень быстрая реакция с той стороны. Если это восстание храмовников действительно такое всеобъемлющее, как мне сказали, то ничего уже не изменить. При условии, что всё сказанное является правдой. Почему-то мне кажется, что восстание не состоится. Не в таком масштабе, как минимум. Здесь, в Эстере, после разгрома храма, волнения наверняка будут. И штурм тюрьмы тоже. Но большее – нет, если смотреть на вещи с обывательской рациональностью.

А если взглянуть чуть шире? Я своими глазами видел факт притеснения храмовников. И имеющиеся у меня знания о ситуации в мире подтверждают, что у одарённых есть причины для притеснения. Какова вероятность, что ситуация, подобная моей, происходила во всех городах королевства? Она высока. Так что восстание вполне возможно, массовое, охватывающее всё королевство. Здесь скорее надо задавать другой вопрос: насколько одарённые к такому готовы? Но этого я не узнаю, потому что я – всего лишь маленький участник событий. Правду я узнаю лишь со временем.

Снова взглянув на луну, я вспомнил ночь из прошлой жизни. Камеру, маленькое окошко с решёткой и луну, заглянувшую ко мне в гости напоследок. Порой сложно поверить во всё произошедшее, но это чувство мимолётно. Теперь я осознаю больше, чем мог понимать в тот момент.

В камере нас было двое. Это тоже была тюрьма, какая-то задница мира где-то в центральной Африке. Деньги и жажда наживы занесли нас туда. Я не был военным, не был наёмником, точнее, не был бойцом ЧВК. Я был пилотом, за что и получил позывной «Крыло». И, поскольку наша работа редко проходила без боевых столкновений, курс подготовки я на всякий случай проходил вместе со всеми. А заодно получил довольно разнообразный опыт, путешествуя по интересным местам на нашем земном шарике.

Когда отряд возглавил Странник, наши дела резко пошли в гору. Мужик был безумно опытный и нереально удачливый. Сейчас я знаю почему. Он действительно был нереально опытен, потому что прожил намного больше одной жизни. То, что он творил, вызвало бы самую страшную зависть у всех героев всех боевиков, вместе взятых. Войти с одним пистолетом в дом с парой десятков, вооружённых до зубов, головорезов, готовых к атаке... Дайте пару минут, и можете выносить трупы.

Мы лезли в самые отчаянные авантюры и умудрялись выходить из них живыми, в целом. С учётом опасностей, которым нас подвергал Странник, пара трупов из всего отряда казалось счастливым завершением дела. Нам хорошо платили, очень хорошо. Я считал, что оплата перекрывает риск полностью.

Но, как это всегда бывает, так считали не все. Ублюдок, который нас предал, прожил мало и очень несчастливо, но нас это не спасло. Отряд сгинул в джунглях Африки. Мне не повезло – пуля завязла в лётном шлеме, когда я пытался поднять вертолёт и унести нас оттуда. Меня старались хранить, наверное, даже больше, чем отрядного врача. Да, подготовку я имел наравне со всеми, но никто не пускал меня на передний край. Моей задачей было, услышав «вытаскивай нас отсюда», браво козырнуть, поднять вертолёт или самолёт, дать напоследок залп из всего подвесного вооружения и уносить парней в закат.

Не знаю, или пуля потеряла энергию, пробивая стекло кабины, или прошла по касательной, но вместо смерти я потерял сознание, чтобы очнуться уже в камере. Нет ничего хуже, чем ждать страшных пыток и последующей смерти. В неизбежности пыток я был уверен, мы наводили справки о местном самопровозглашённом короле. А моим спутником был Странник. Только если я был контужен, плюс получил кучу переломов и ушибов, оставаясь пристёгнутым к пилотскому креслу, Странник был жив чудом. Иначе объяснить, как он пережил падение вертушки, я не мог. И в сознании держался, наверное, только за счёт титановой воли.

– Очнулся, – бросил он, улыбнувшись окровавленными губами. – Составишь мне компанию пока? Не думаю, что протяну больше суток.

Я молчал. Тогда мной овладел страх. Я был подавлен или даже раздавлен ожиданием предстоящих пыток.

– Думаешь о том, как умереть побыстрее? – будто прочитал мои мысли Странник. – Да, у тебя всё написано на лице. Если не умеешь откусывать себе язык...

Я вновь ничего не ответил, но и в этот раз моё выражение лица всё ему рассказало.

– Не умеешь, – констатировал Странник. – Жаль. Был бы я не настолько измочален – мы бы выбрались. Но, видимо, не судьба.

Какое-то время мы провели в молчании, пока Странник не заговорил снова.

– Идиотская смерть. Я закрывался от гранаты телом одного из этих мудаков. Но он оказался каким-то совершенно тщедушным, кажется, вообще не остановил ни одного осколка. А, может быть, граната оказалась, в коем-то веки, не бракованная. Сотню раз так делал, и впервые получилась такая ерунда.

У нас было досье Странника, мы узнали о нём до того, как согласиться на контракт. Он никогда не проходил военной подготовки. Путешествовал в основном по Европе. Даже спортивные секции не посещал.

– Не мог ты сотню раз воспользоваться этим трюком. До нашего отряда ты никогда не участвовал в боях.

Раздалось хриплое бульканье. Странник смеялся.

– А где я, по-твоему, научился стрелять? Драться? Убивать?

– Не знаю, – признал я.

– Всё просто.

Я кивнул:

– Досье было подделкой.

Он снова забулькал.

– Неа, там всё верно. Просто я бессмертный. Умерев сейчас, я вскоре вновь начну новую жизнь. Как и все разумные существа, хочу заметить, но я сохраню память. О! Я многое помню.

Я сделал себе мысленную пометку о том, что мой сокамерник спятил.

– Думаешь, я крышей тронулся? Хочешь, продемонстрирую знание нескольких языков?

И он заговорил. Я тогда хорошо знал английский, мог немного говорить по-французски и по-немецки, понимал некоторые слова из китайского. Нахватался, пока мы шатались по миру, но настоящим полиглотом я не был. Моих знаний было достаточно, чтобы оцепенеть. Странник шпарил на десятках языков, легко переключаясь. Европейские, Азиатские, Американские, Африканские.

– Однажды я участвовал в создании сериала, – пустился он в воспоминания. – Вытащил из памяти один из языков, на котором здесь никто не говорит. И составил методичку для ознакомления. И все персонажи, принадлежавшие к какой-то там магической расе, говорили на этом языке. Но я это делал для шутки. Они говорили не просто на настоящем языке, но на той его части, которую называют маргинальной. Иначе говоря, актёры матерились через слово, изъясняясь блатными и бандитскими жаргонизмами. А чтобы шутку раскрыли и оценили, я оставил более полную энциклопедию, из которой при желании несколько лингвистов смогут составить полную карту языка, а если упрутся, так и вовсе его выучить на уровне родного. И тогда всё вскроется.

Он вновь рассмеялся, через боль. Но не похоже, чтобы это доставляло ему дискомфорт. В тот момент я всё ещё пытался понять, сошёл с ума мой сокамерник, или это уже у меня течёт крыша. Могли мы тронуться рассудком вместе? К сожалению, нет. Оба мы, учитывая опыт последних лет, весьма стрессоустойчивые люди. Пытки ещё не начались, не могли мы так быстро свихнуться. И я решил его расспросить, хотя бы потому, что его болтовня отвлекала от мрачного ожидания.

– Я не понял, Странник. Если ты умираешь и снова рождаешься, то ясно, как ты изучил множество языков, но откуда тебе знать языки, на которых никто не говорит? Вроде латыни или других мёртвых языков?

– Нет. Я говорю о других мирах...

И он начал рассказывать. О других мирах, похожих и непохожих на мой мир. Он так и говорил: «Твой мир». Он рассказывал и рассказывал. Рассказывал о том, как раз за разом приходил к возвышению. О том, как воевал в бесчисленных войнах. О том, как любил.

– Постепенно, от жизни к жизни, я становился всё опытнее. Каждый раз добиваться могущества становилось всё проще. Я изучил семь магических школ, парень. Разных, где-то похожих друг на друга, где-то кардинально различающихся. Я изучал десятки школ единоборств. Я набирался опыта управления, власти. Знаешь, сколько времени мне потребовалось, чтобы найти ваш отряд и стать фактически вашим командиром? Неделя. Рабочая неделя. Ровно пять дней. С ноля. Помнишь, как мы знакомились? Так вот я узнал о вас за три дня до этого, а ещё днём ранее начал искать подходящих людей.

Это меня тогда ошеломило. Я сидел подавленный, осознавая поступающую информацию.

А он продолжил рассказывать. Как участвовал в Первой Мировой Войне, а потом пытался убить Гитлера. Получилось, но лучше не стало. Третий Рейх не был сформирован, Германия осталась ослабленной страной, с трудом выплачивающей репарации. Агонизирующий от Великой Депрессии капиталистический мир породил другое чудовище. Страну, которой в моём мире вроде бы и не было. Вместо одной войны, мир получил другую, более позднюю. Наука продвинулась дальше, страны нарастили больше вооружений, конфликт был ещё более кровавым, жестоким и опустошающим. Он с грустью вспоминал, как встретил смерть на развалинах уничтоженного атомной бомбой родного ему Лондона.

– Странники. Так назвал нас тот, кто даровал мне бессмертие, – продолжал он. – Я уже столько разных имён и прозвищ носил, что они потеряли для меня значение. Поэтому я Странник. Мы умираем и рождаемся вновь, раз за разом. И речь идёт не о сотнях жизней, нет. Я прожил всего лишь чуть больше десятка, казалось бы. Но есть один подвох. Странники всегда рождаются там, где скоро начнётся война. И мы не можем её избежать. Только если умрём раньше времени. Ты был прав, досье – липа. Но ты даже не представляешь, какой была моя жизнь до нашей встречи.

Я уже понял в тот момент, к чему он вёл. Уже знал, какого вопроса он от меня ожидал.

– И кто может стать Странником? – спросил я.

– Ты, – кивнул он. – Ты можешь. Мы не избранные, нет. Ничего подобного. Никаких особых черт характера или личности, никакой особенно отмеченности высшими силами. Я не сразу понял, как это делается. Не сразу разобрался. Теперь знаю. Просто встречаю того, кто подходит. И делаю ему предложение стать одним из нас. Пока отказался только один.

Я уже знал, что попрошу. Просто чтобы знать, что из вонючей камеры я точно выберусь, пусть и экстравагантным образом, какое-то отрицание меня не оставляло.

– И что делают Странники? В чём смысл вашего существования?

Он разразился булькающим хохотом. Он смеялся долго, сплёвывая кровь и заходясь новым хохотом.

– Смысл? Всё просто! Ты поймёшь сразу после возрождения! Это очень просто, но если я объясню – ты не сможешь этого осознать.

Он не соврал. Смысл действительно был очень прост. Я всё понял, увидев, как перерождаются души. Как освобождаются, очищаются и начинают новый путь. Нет кармы, нет колеса сансары и прочей чепухи. Для обычных смертных нет, но не для Странников, что иронично, на мой взгляд.

– И что нужно сделать, чтобы стать Странником?

– Дать согласие, – ответил мой сокамерник.

Грязная камера где-то в заднице мира. Двое заключённых, ждущих пыток и казни. И феерический по уровню безумия разговор.

– Ты согласен стать бессмертным?

Я хорошо помню этот момент. Меня поразило странное чувство. Всё, сказанное им, вмиг стало реальным, почти осязаемым. Всё стало правдой, столько же очевидной мне, как и правда о моей скорой смерти от пыток. И потому я колебался, хотя считал, что точно отвечу положительно. И неважно, врал Странник или нет, это не имело значения. Если врал – я ничего не терял. Если же всё это было реальностью... Теперь я точно знаю, что всё было реальностью.

– Да. Я согласен.

Он кивнул. С каким-то облегчением даже.

– Помни. Тебя будет преследовать смерть. Она будет идти за тобой по пятам, но интересовать её будешь не ты. О нет, малыш. У нас, а теперь и у тебя с ней особые взаимоотношения. И нет, это ни какая-то разумная сущность, я говорю метафорами. Ты поймёшь. Когда тебя первый раз начнут называть каким-нибудь Жнецом, Хищником, Палачом, или чем-то подобным, ты поймёшь.

Я не удержался от смешка.

– Сколько пафоса.

Странник рассмеялся.

– Не без этого. Прощай, парень. Прощай, Крыло. Извини, не составлю тебе компанию в ближайшие дни. Из разговоров этих обезьян с автоматами я понял, что его величество, – он произносил это с желчью в голосе, – приедет только через три дня. Постарайся истощить себя голодом за это время, это всё, что я могу посоветовать. Ну или убиться об охрану. Теперь тебе не стоит опасаться смерти.

Он закрыл глаза. И затих. Столь резко, что я даже удивился. Мне казалось, что он хотел сказать ещё что-то, что он оборвался на полуслове. Теперь я вряд ли это узнаю. Но всё, что он рассказывал, я постарался запомнить, вновь и вновь прокручивая в памяти.

Я не погиб в той камере. На следующий день на особняк напали друзья Странника, прилетевшие, чтобы вытащить его. Хмурый, мрачный верзила с очень умными пронзительными глазами и тренированная женщина, явно больше занимавшаяся военной подготовкой, чем посещением салонов красоты. Они расспросили меня о Страннике, о его последних днях. О нашем разговоре я умолчал, и они не спрашивали. Кажется, вообще не думали, что какой-то разговор на подобную тему мог состояться. Думаю, их он не посвящал в эту тайну.

Меня вернули в цивилизацию и подкинули немного денег, отпустив на все четыре стороны. Пару лет я держался подальше от приключений, попытался создать семью, но не получилось. Призраки меня не отпускали, а девушка была не из тех, что готовы залечивать душевные раны партнёра. Я вернулся к оставленному ремеслу и через несколько лет погиб в бою.

Луна скрылась за линией стен. Небо начало заволакивать тучами. Я протянул руку и мне на ладонь упала первая капля.

Сегодня ночью начнётся война. Потому что иначе меня бы здесь не было.

Глава 25

Тихо напевая «Ночь перед боем» едва различимым шёпотом, я сидел в камере.

Отсутствие часов не позволяло ориентироваться во времени. Подсознательный страх, что вот-вот через узкие зарешечённые окна в блок ворвутся первые лучи рассвета, а чуда так и не произойдёт, вызывал лёгкое умиление. Я не знал, который час, и потому оставалось только ждать. Впрочем, лёгкую дрожь от адреналина, который уже начал вырабатываться организмом при ожидании скорых неприятностей, я ощущал и даже был ей рад.

В блоке стояла тишина, но абсолютной она не была. Множество приглушённых звуков создавали ночную колыбельную, неприветливую к людям. Доносящийся откуда-то издалека лязг металла, свист ветра, гул воды в трубах где-то в толще стен, тихий разговор тюремщиков, чьё-то похрапывание, непонятные шуршания. Я вслушивался в каждый звук, потому что не хотел пропустить начало.

Но первым пришёл свет.

Вместо лучей рассветного солнца, сквозь решётки к нам ворвалось мистическое сияние, переливающееся бирюзой и перламутром.

Началось.

На какие-то мгновения пропал звук. Ночная тишина сменилась давящей пустотой. И в этой звуковой пустоте начала подниматься одна низкая, ввинчивающаяся в мозг, нота, весьма болезненная.

В мистическом нереальном свете вижу заключённого в другой камере. Он беззвучно открыл рот в невыразимом крике, невыразимом и беззвучном. Схватившись руками за голову, он бьётся в агонии, напуганный, паникующий.

Свет мерцает.

Раздаётся грохот, единичный одномоментный хлопок, не взрыв, но мощный удар, за которым лишь на секунду опаздывает ударная волна, бьющая по стенам тюрьмы. А за ними бежит волна грохота. Грохота сейсмического удара, грохота дрожи земли, грохота трескающегося камня и рушащихся зданий. Землетрясение.

Пол подпрыгивает под моими ногами, бросая меня в стену. С потолка сыплется пыль, вызывая у меня нешуточный страх. А выдержит ли такой удар тюрьма? Не обвалится ли стена, похоронив всех нас под своими обломками. Но тряска сразу прекратилась. Светопреставление закончилось, а писк ещё стоял в ушах после ударной волны.

Испытывая проблемы с приходящим в себя вестибулярным аппаратом, я поднялся, покачиваясь как пьяный, и подошёл к покосившейся решётке. Она едва держалась на петлях, мне даже не пришлось прилагать усилий для того, чтобы окончательно её выломать. Вокруг оживали заключённые, ругаясь на произошедшее, но камеры покидать не спешили. Дар. Мой дар уже давал мне маленькие преимущества.

Клетка на выходе из блока не понесла такого ущерба, как в моей камере, и преодолеть её также просто я уже не мог. Где-то в темноте возились тюремщики, тихо переругиваясь. Я услышал что-то про лампу и осколки. Похоже, пытаются найти источник света.

Я поспешил на второй этаж, стараясь не поднимать много шума. В темноте и на фоне возни в камерах, ещё можно было передвигаться скрытно, но это не продлится долго. Решётка на втором этаже была повреждена, выгнулась под тяжестью куска камня, вывалившегося из потолка. Выгнулась достаточно, чтобы я протиснулся в образовавшуюся щель. Сюда падал свет луны, позволяя различать тела лежащих на полу тюремщиков. Один из них начал подниматься, тихо кряхтя. Удар ногой отправил его обратно в беспамятство, убить я не пытался. Быстрый поиск позволил разжиться ключами и дубинкой.

От решётки, которую я минутой ранее преодолел, послышался шорох. Какой-то умник тоже решил смыться под шумок. В другой ситуации мы были бы собратьями по несчастью, но не сейчас. Я был в свете всё той же луны, мои телодвижения заключённый видел. Но вместо просьбы разойтись миром начал шевелиться активнее, спеша вылезти из ловушки. Зря.

Подскакиваю и бью. По рукам, чтобы убавить его стремление сопротивляться, а уже потом по голове. Дважды, чтобы вырубить гарантировано. Голоса в блоке всё меньше выражают озадаченность и неудовольствие от происшествия, всё больше переходят к деловому обсуждению перспектив побега, поэтому мне надо убираться.

На подбор ключа ушла почти минута, все ключики были одинаковыми, поэтому приходилось пробовать каждый по очереди. Замок легко поддался, но решётку заклинило. Вставляю дубинку и, пользуясь ей, как рычагом, дёргаю решётку. Раздаётся стальной лязг, оповещающий весь корпус о попытке побега.

– А ну, сидите по камерам, упырёныши! – раздаётся крик тюремщика.

Но за наигранной свирепостью страх.

– Сейчас сам там окажешься! – тут же прилетает ответ.

Заключённые начинают действовать активнее, и я дёргаю решётку повторно. Снова лязг, и на этот раз в щель уже можно протиснуться, что я и делаю. Мне нужен другой блок, сначала соединиться с Харольдом, сам я даже с одним тюремщиком не справлюсь.

Впереди раздался взрыв, резко охладив моё желание двигаться дальше.

Выбежавшие мне навстречу люди на меня внимания не обращали, спеша убраться как можно дальше. Даже не успел понять – были они тюремщиками или заключёнными. Главное – они были чем-то очень напуганы.

Мигнул свет. Не знаю, как устроено освещение, но тюремщики, кажется, всерьёз настроены его реанимировать. Я двинулся дальше, пропуская мимо тех, кто бежал навстречу. Когда свет мигнул вновь, я смог понять, что там находятся заключённые.

Проход в блок был обвален и разворочен. Решётки, те куски металла, что от них остались, валялись в коридоре. Лежали трупы, сложно понять чьи. В мигающем свете я смог рассмотреть брызги крови, которые окропили все стены, а также раны на трупах. Их разорвали когтями и клыками, повсюду бесформенные ошмётки и куски вырванных костей. Магия? Их так разворотил взрыв?

Раздавшийся рык опроверг эту мысли. Затем раздался чей-то испуганный крик, вновь рык и... Мокрые звуки трапезы. Звуки от клыков, перекусывающих кости.

Свет загорелся.

В центре блока посреди крови и кусков мяса сидело чёрное существо, оно словно поглощало весь свет. Очертания тела едва угадывались, это было нечто с головой, длинной и гибкой, покрытой то ли шипами, то ли отростками, оканчивающимися когтями, и с пастью клыкастой и окровавленной. Тело покрывали несколько десятков щупалец, шипастых, с когтями-крюками. Всё это чёрное существо шевелилось, вибрировало и утробно рычало.

А затем замерло. Его голова повернулась в мою сторону.

Тварь резко дёрнулась, переступая на теряющихся среди щупалец лапах, изготавливаясь к прыжку.

– Стоп! Свои! – крикнул появившийся перед ней Харольд. – Тихо!

Зверь рыкнул и вернулся к своей трапезе. А я выругался. Ругался так грязно, как мог, пытаясь вспомнить все слышимые ругательства.

– Что это, ять, такое?! – указал я на создание.

Харольд гордо задрал голову:

– Тварь Нижнего Города. Мы приручили нескольких таких.

Я с очень большим скепсисом посмотрел на храмовника.

– Приручили? Эту штуку?

Он удивился:

– А что? Он слушается. Видишь? – и обернулся к чёрному созданию. – Эй! Клык! Клык! Стоять!

Но тварь продолжала есть, лишь рыкнув в сторону храмовника.

– Держи это подальше от меня, – попросил я. – Как можно дальше.

Никогда больше не буду соваться в Нижний Город!

– Он будет нас сопровождать, – решил пояснить Харольд, чем нисколько меня не успокоил. – Поспешим. Не думаю, что тюремщики не смогут нас остановить, но рисковать не хочу. Клык!

Тварь продолжала игнорировать хозяина. Поэтому храмовник собрал какое-то заклинание и бросил в чёрное существо. Тому не слишком понравилось, тварь поднялась, встряхнулась, расплёскивая во все стороны кровь. А затем срыгнула, выплюнув на пол ботинок с куском ноги надзирателя. Я отчётливо чувствовал подступившую к горлу тошноту. Многое в обеих жизнях видел, но и у меня есть предел, и вот это дерьмо было где-то очень близко к моему пределу.

Храмовник тоже слегка побледнел, но держал себя в руках. Тварь, казалось, совсем не имевшая костей, прыгнула на потолок. Через секунду расплывшееся чёрной кляксой пятно с редкими торчащими щупальцами, скрылось из виду, убравшись в тень. При этом не издав ни единого звука.

– Бежим! – вывел меня из оцепенения Харольд.

Вот только ни я, ни семёрка храмовников не успели за несколько дней достаточно изучить план здания, чтобы свободно в нём ориентироваться, да ещё и при постоянно пропадающем свете. И мы просто не могли не нарваться на тюремщиков.

После очередного поворота нас встретила не парочка надзирателей, растерянных и уязвимых. Перед нами встал отряд, закрытый щитами и вооружённый, в том числе пистолетами. К счастью, они не выстрелили сразу.

– Все на пол! Руки за голову! – крикнул кто-то из них.

– Клык! – выкрикнул в ответ Харольд, толкая меня обратно за угол.

Впрочем, я и сам рывком прыгал обратно, лучше храмовника понимая, на что способны пули в замкнутом пространстве.

А затем раздался рык, тут же заглушённый криками боли и страха. Грохнули выстрелы, слегка оглушив ударившим по камню стен, пола и потолка эхом. После чего остались только звуки борьбы. Нет. Звуки кровавой охоты одного очень опасного хищника и бессмысленное сопротивление его жертв. Лязгал металл, рвалась плоть, один за других прерывались голоса тюремщиков. Меньше, чем через минуту остались только звуки кровавой трапезы. Чёртова тварь.

Харольд выглянул из-за угла на секунду, чтобы тут же уверенно двинуться дальше.

– Вперёд.

Я на всякий случай сделал глубокий вдох и задержал дыхание. И под ноги старался не смотреть больше необходимого. Чёрная клякса копошилась среди тел, не обращая на нас внимания и заставляя меня сильно сомневаться в том, что она сто процентно подчиняется Харольду. Или кому бы то ни было вообще. Храмовник отстал, обернувшись к хищнику.

– Клык! За мной! – приказал он.

Тварь рыкнула на него, продолжая свою трапезу. Храмовник подошёл ближе.

– Клык! Потом поешь! Следуй за нами!

Зверь рыкнул злее и продолжил своё занятие. Харольд собрал знак пальцами. В тварь летит то же заклинание, которым в прошлый раз добивались повиновения.

Чёрная клякса встаёт на дыбы, заполняя собой весь коридор. Без единого звука, бесшумно, будто она и не является материальным существом. Просто ожившая тень.

– Кл... – слова обрываются булькающим звуком.

На спине Харольда распространяется чёрное пятно. Мёртвый храмовник падает на заваленный ошмётками тел пол. Храмовники замерли, ошеломлённые. А я почему-то не удивлён. И потому первым срываюсь на бег, стараясь убраться подальше. Слышу шаги за спиной, не я один считаю этот вариант лучшим. Но слышу и всплески заклинаний, а затем и крики.

За следующим поворотом снова тюремщики. Ещё не выстроились в стену, но уже услышали шум и крики. Здесь есть свет, неровный, тусклый, но достаточный, они видят меня. А я, не снижая скорость, сворачиваю, врезаясь в первую попавшуюся боковую дверь. За спиной крики, но я не вслушиваюсь, лишь бы они дали мне немного времени.

Останавливаюсь у окна. Через решётку был виден кусок внешней стены и небо. Бурлящее всё тем же мистическим светом небо. Какую бы кашу ни заварили сегодня жрецы, это дерьмо, похоже, не на один день. Переползающая через забор чёрная шипастая клякса подтвердила мои размышления.

Моя заминка была секундной, я тут же поспешил дальше, в душе просто надеясь, что из этой комнаты есть другой выход. И к счастью, он был, но оказался закрыт. Впрочем, дверь не выглядела надёжной, пара ударов ноги пробила в старом высохшем дереве дыру. Мне не потребовалось и минуты, чтобы расковырять её достаточно, чтобы пролезть на другую сторону.

Раздались выстрелы. Я мысленно болел за тюремщиков, тварь вызывала во мне искреннее отвращение, и ей я желал только сдохнуть.

Дыра вывела меня в небольшую кладовую, заваленную каким-то мешками. Новая дверь была не заперта, и я аккуратно выглянул через щель. Рабочие места, столы, стулья, бумаги на столах. Оружейный шкаф!

Открыв дверь, я вышел в кабинет на два десятка столов. Никого. Бросился к оружейке. Пистолет! И неожиданно увидел арбалет, относительно небольшой, стальной и при этом не тяжёлый, с рычагом заряжания. И с неотъемным магазином на пять болтов. Не АК, конечно, но мне сейчас любое оружие сгодится. Кобуру с пистолетом удалось пристроить на поясе, вместе с подсумками, содержащими патроны и пороховые заряды. Арбалет имел удобные ремни для ношения на плече, колчан с болтами пришлось закреплять на пояснице.

Против твари Нижнего Города всё равно будет почти бесполезно, слишком быстрая, но хоть от тюремщиков отобьюсь. Вздохнул, подавляя желание хорошенько выматериться.

– Грёбаные спасатели! У нас всё спланировано, говорили они! Он приручён, говорили они! – шёпотом костерил я жрецов.

Преодолев вспышку злости и вернув себе самообладание, я двинулся дальше. У меня был выбор, одна дверь была, похоже, внутренней, ведущей обратно в помещения блока. Но на встречу с тварюшкой я не спешил, чтоб она сегодня подавилась, поэтому двинулся к двери, ведущей наружу.

Я оказался на каком-то пустыре. Несколько секунд пытался свериться с картой, которую запоминал, и, кажется, даже определил своё местоположение. Если бы я бежал из карцера, то должен был здесь пройти, чтобы обогнуть казарму тюремщиков, со стороны которой сейчас доносились крики и ругань раздаваемых команд.

За криками последовала стрельба.

А за стрельбой снова крики, но теперь это были крики боли.

Мой план, состоящий из трёх пунктов: а) выжить, б) добраться до Химуро и забрать его, в) добраться до места, указанного Минакуро; начал трещать по швам. Пункт «б» оказался под угрозой отмены. В одиночку, даже если доберусь до парня целым, я не смогу его вытащить отсюда. Оставались ещё храмовники, про которых упоминал Харольд. Те, что должны были атаковать тюрьму снаружи. Но если они тоже баловались приручением тварюшек, то у меня возникали сомнения в том, что они ещё живы.

В очередной раз тихо выругавшись я побежал в сторону спецблока, забирать Химуро.

– Я об этом пожалею, – беззвучно повторял я себе. – Я об этом пожалею!

Повторял, двигаясь между кустарниками, посаженными на каком-то небольшом пятачке земли среди стен тюремных блоков. Для полноценного парка места здесь было явно маловато, поэтому архитекторы обошлись его имитацией.

Убедиться в правдивости моих слов пришлось почти сразу. Пара тюремщиков бежали по каким-то своим делам прямо мне навстречу, сначала, кажется, и не заметив моей тёмной фигуры среди кустов. А я с испуга выстрелил в первого, которого увидел. Болт врезался куда-то в шею.

Пригибаюсь больше на инстинктах, вынесенных ещё из прошлой жизни, и перекатываюсь в сторону. Раздаётся какой-то звук, который я не могу распознать, а затем в стороне щёлкает молния. Краем сознания понимаю, что это было заклинание, но я в это время занят иным. Арбалет никак не желает перезаряжаться. Несколько раз безуспешно дёрнув рычаг, я выхватываю пистолет, пытаясь найти взглядом тюремщика, но тот не торчит на виду. Я его не вижу.