Текст книги "Лиррийский принц. Хроники Паэтты. Книга III (СИ)"

Автор книги: postsabbath

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 34 страниц)

– Я мечтал услышать эти слова всю свою жизнь, – он привлёк её к себе и поцеловал так страстно, что даже видавший виды Гайрединн смущённо отвернулся и потопал к выходу, где его ожидал бесстрастный как всегда Баррет.

***

Погода сегодня приятно соответствовала настроению Драонна – небо было пасмурным с самого утра, а теперь и вовсе зарядил дождик. Он был тёплым и даже приятным – уже совсем летним, и уж конечно не мог стать помехой для разыгрывания последнего акта драмы, затянувшейся на целый год...

...Ровно год назад хромой лиррийский мессия прискакал на взмыленном, издыхающем на ходу коне к воротам замка Силейдин, вотчине принца Волиана. Он знал, что погоня отстала совсем ненамного, что ищейки императора идут по горячему следу, и что, попади он им в руки, ему не миновать каменного мешка. И главное – он знал, что здесь ему помогут.

Принц Волиан всегда имел репутацию человеконенавистника. Те отдельные арендаторы из числа людей, что от безысходности были вынуждены арендовать у него куски земли, стонали от непомерного оброка, что он возлагал на них: он втрое превосходил оброк с лирр, и почти во столько же – здравый смысл. А крепостных Волиан не держал никогда, вероятно, брезговал. Кормился он, главным образом, за счёт арендаторов-лирр, среди которых как раз слыл отличным сеньором.

Бросив поводья, и не оглядываясь более на коня, Лейсиан что было сил захромал к подходящему Терадиану, стремянному принца Волиана.

– Заприте ворота! – срывающимся от усталости и боли голосом прохрипел он. – Скорее!

Терадиан, не привыкший подчиняться кому-то, кроме своего господина, нахмурился и голосом, не обещавшим ничего доброго, осведомился:

– А ты кто, милейший?

– Меня зовут Лейсиан, друг мой, и мне нужна помощь твоего господина.

– Лейсиан? – удивлённо, но с почтением воскликнул Терадиан.

Здесь, в Силейдине, Лейсиана знали очень хорошо, правда, лишь по слухам и легендам. Вживую, естественно, его никто не видел. Однако Терадиан знал, с каким уважением относился к мятежному проповеднику его хозяин, да и сам он не мог не восхищаться им, так что раздумий больше не осталось.

– Запереть ворота! Поднять мост! – заорал он.

Приказы стремянного принца исполнялись в Силейдине почти с той же быстротой, что и приказы самого Волиана, так что не прошло и минуты, как загремела по барабану цепь. Ворота же, за которыми, судя по всему, отменно ухаживали, закрылись без малейшего скрипа, словно это были не огромные дубовые, обитые металлом створки, а дверцы ларчика, в котором дама хранит свои ожерелья.

Тем временем сам Терадиан, осторожно поддерживая отчаянно хромающего Лейсиана под руку, отвёл его к Волиану.

– Меня хотят схватить, – первое, что сказал Лейсиан принцу, едва назвав своё имя.

– Пусть попробуют, – растянув губы в волчьей улыбке, прошипел тот.

– Готовы ли вы начать войну? – испытующе глядя на Волиана, спросил хромец.

– Война уже началась, разве нет? – оскалившись ещё больше, ответил принц таким тоном, что у Лейсиана не осталось ни малейших сомнений в том, что он наконец прибыл туда, куда нужно.

Когда отряд, состоящий примерно из дюжины кавалеристов, прибыл к воротам замка, его просто расстреляли. Лиррийские стрелы – тяжёлые и не знающие промаха – в одно мгновение пробили тела всадников, а также некоторых лошадей. Не было сказано ни одного слова – людям даже не дали объяснить, для чего они прибыли. Медный рожок, который один из солдат достал, чтобы оповестить о своём появлении, расплющился, когда на него сверху рухнул, дёргаясь в судорогах, его хозяин. Всё было кончено в какие-то четверть минуты, и в этой быстроте и безмолвии было нечто страшное.

– Оттащите эту падаль от ворот и бросьте в лесу, – распорядился Волиан. – Авось не всех волков я ещё перебил в окрестностях! А нет – так пусть барсуки да лисы пообгложут! Срочно разослать илиров по людским фермам и выставить их вон! Пусть собирают свои вонючие пожитки и проваливают куда хотят! Сроку им – неделя. Передайте, что через семь дней я собственноручно убью любого человека, что попадётся мне в пределах моей земли.

– Вы – великий илир, друг мой! – произнёс Лейсиан, всё ещё жадно вглядываясь в сваленные внизу трупы. – Я знал, что именно отсюда, из этих древних лесов Ревии, что когда-то стали колыбелью нашего народа, вновь воссияет заря лиррийского величия! Мы всколыхнём гнев наших собратьев, что устали терпеть гнёт грязного людского племени, и вновь, как встарь, станем хозяевами нашей земли!

– Я буду рвать их собственными руками и зубами, если прикажете! – огонь фанатизма вспыхнул в глазах принца. – Так или иначе, но я не стану больше жить с этим народом на одной земле! Либо я уничтожу последнего из них, либо они уничтожат меня!

Глава 13. Казнь

Моросящий дождик был не то чтобы сильно уж неприятным, но Драонн с благодарностью вспомнил Баррета, напомнившего захватить шляпу. Площадь, на которой обычно казнили, располагалась далеко от центра города, почти на окраине, так что юноша направлялся покамест в Канцелярию, откуда вместе с Делетуаром и другими членами совета должен был отправиться к месту казни.

Но даже и здесь, вдали от площади, миролюбиво именуемой Сельской, несмотря на то, что рубили на ней исключительно головы, сегодня было многолюдно. Плотные группы людей целенаправленно двигались к восточным воротам, туда, где сегодня должно было свершиться невероятно любопытное и зрелищное событие. В отличие от Драонна, они должны будут пройти весь путь пешком, поэтому теперь они очень спешили.

Именно сегодня возбуждённый предстоящей казнью народ был особенно болезненно нетерпим к лиррам. Драонн предусмотрительно прихватил с собой пятерых хорошо вооружённых илиров, хотя идти до места было всего несколько минут. Однако косые взгляды, а также желчные комментарии, что то и дело отпускались на их счёт, не оставляли сомнений в правильности такого выбора. Признаться, в глубине души юноша всё же сожалел, что нацепил на бедро шпагу, практически бесполезную в схватке, вместо того, чтобы взять с собой короткий меч, которым так хорошо орудовать в густой толпе.

– Чернь почуяла кровь, – понимающе хмыкнул Делетуар, когда принц, не скрывая досады, от души захлопнул за собой дверь, словно отгораживаясь от мира. – Ничего, завтра они вновь станут нормальными.

Действительно, Драонн замечал, что люди, по-видимому, действительно неспособны долго удерживать в голове что бы то ни было – хоть любовь, хоть ненависть. В последнее время он уже ходил в Канцелярию и обратно домой, не беря с собой охрану. Более того, некоторые прохожие из числа тех, что ежедневно встречались ему на этом пути, уже начали здороваться с ним – вполне вежливо и дружелюбно. Кажется, жизнь действительно возвращалась в мирное русло, и для этого, судя по всему, не требовались даже какие-то особенные усилия его декоративного совета.

– Могу представить, что будет твориться на площади!.. – проворчал он в ответ. – Надеюсь, наши трибуны будут отделены от зевак?

– Вы будете рядом с императором, друг мой.

Это отчасти успокоило Драонна, но также и раздосадовало. Очевидно, что тем самым он превращался из простого зрителя в некоего актёра, которому надлежит сыграть свою роль, пусть даже эта роль будет целиком заключаться в молчаливом восседании рядом с монархом.

– Наверное, нам уже пора? – нехотя спросил принц. – Улицы сейчас полны народом, как бы нам не застрять в этой толпе.

– Помилуйте, ваше высочество! – с великолепной самоуверенностью воскликнул Делетуар. – Чтобы второй канцлер империи и его советник застряли в толпе? Это невозможно!

Драонн на это лишь пожал плечами – мол, воля ваша. Сказать по правде, если они опоздают к казни, он будет этому только рад.

– Ваш тесть приехал-таки? – хитро блеснув глазами, осведомился Делетуар.

– Вы уже знаете... – с неким неприятным чувством проговорил принц. – Да, но он...

– Я всё понимаю, – тут же перебил его канцлер. – Разумеется, это будет наша маленькая тайна. Ему вовсе необязательно присутствовать на экзекуции. Тем более что ещё нужно разместиться самому и разместить дочь.

– У вас хорошие агенты, милорд, – у Драонна почему-то вновь сжались внутренности, словно Делетуар не просто упомянул Аэринн, а коснулся её своими жирными пальцами.

– Профессиональная необходимость, друг мой, – рассмеялся канцлер. – Вы бы знали только, как я устал от этой необходимости всё знать! Клянусь богами, когда-нибудь я брошу всё это и уеду к вам в Доромион, наслаждаться тишиной и сосновым воздухом.

– Буду ждать, милорд! – юноша невольно усмехнулся подобной бесцеремонности, которая была иногда столь вопиющей, что становилась почти очаровательной. – Может быть, рванём прямо сейчас?

– Увы, друг мой, но сегодня нас ждёт другая поездка...

***

От здания Канцелярии отправился целый кортеж – несколько крытых экипажей сопровождало два десятка всадников, вооружённых мечами. Делетуар был прав – казалось, никакая толпа не может остановить их. Кортеж двигался небыстро – вполне достаточно, чтобы люди успевали прижаться к домам и отдёрнуть с дороги ребятню. Кроме того, два дюжих кавалериста, скачущих шагах в пятидесяти впереди, непрестанно надсаживали глотки криками «Дорогу!». Одного этого слова было достаточно, чтобы люди повиновались – было ясно, что едет некто, имеющий право приказывать.

По мере приближения к Сельской площади толпа становилась всё гуще. Без преувеличения весь город и его окрестности спешили сейчас сюда, чтобы посмотреть на казнь тех, кто обрёк страну на кровопролитную войну. Благо площадь была предусмотрительно велика, так что на ней вполне могло уместиться много тысяч людей. Очевидно, что большинство из них за всё время экзекуции увидят лишь затылки стоящих впереди, но сама причастность к этому событию для многих была важнее зрелища.

Но несмотря на это сдавленное многолюдье, широкая расчищенная дорога, словно просека, пролегала от улицы, по которой на площадь въехал экипаж Делетуара, к трибунам, обитым синими и красными тканями – цветами империи. Двойное оцепление легионеров охраняло это пространство для его императорского величества и других высших лиц государства, которым посчастливилось получить места в ложе.

Драонн глядел на это колышущееся море лиц через зашторенное окно экипажа и думал – а хватило бы у него смелости пройти мимо этих людей, пусть даже их разделяла бы двойная цепь солдат? Также он подумал об Аэринн и о том, каково ей будет жить в городе людей, ходить по улицам людей, и при этом быть лиррой. Всё-таки она должна будет уехать отсюда, потому что он никогда не будет спокоен, пока она будет среди них. Сейчас, глядя на эти искажённые злобой и ожиданием кровавого зрелища лица, он и позабыл, что совсем недавно полагал, что проблема уже решена. Люди – как солома. Они быстро гаснут, но так же быстро и загораются вновь. И нельзя, чтобы Аэринн оказалась в эпицентре нового пожара.

Тягучее течение мрачных мыслей было прервано остановкой экипажа. Они были на месте. Казалось бы, тонкие дверцы кареты были слабым препятствием для шума, но когда они распахнулись, гул многотысячной толпы буквально обрушился на Драонна. На секунду он испытал детское желание захлопнуть дверцу и просидеть в этом уютном полумраке, пока всё не закончится. Однако же, тяжко вздохнув, он вышел наружу. Пыхтящий, словно кит, канцлер уже осторожно выбирался с другой стороны.

Толпа, заметив небольшую группу лирр, злорадно заворчала. Отдельные голоса тонули в общем шуме, да и Драонн старался не вслушиваться в глумливые крики. Те, кто стоял поодаль, и не понимал в чём дело, зашумели из солидарности. Солдаты вяло успокаивали передние ряды, но старались больше для проформы.

– Не обращайте внимания на них, друг мой, – Перейтен, ехавший в следующем экипаже, подошёл и мягко взял принца под руку. – Пусть себе глумятся. Это – их единственная радость. Через час казнь закончится, и они вновь вернутся к своему серому, унылому существованию, тогда как мы с вами продолжим жить полной грудью. Оставьте им это невинное развлечение.

– Я справлюсь, милорд, – кивнул Драонн, бледный как смерть. – Пойдёмте вслед за канцлером. Никогда бы не подумал, что так сильно захочу поскорее оказаться на этих отвратительных трибунах.

– Его величества ещё нет, – заметил Делетуар, когда два принца нагнали его. – Но я уверен, что он появится с минуты на минуту.

С трибуны площадь была как на ладони. Огромное пространство  – около трёх акров[1] – она скорее походила на пустырь, чем на городскую площадь. Одним своим боком она упиралась в городскую стену, а с трёх других была окружена лачугами бедноты. Однако среди этих лачуг выделялось большое каменное здание, прислонившееся к крепостной стене. Это была городская тюрьма, где содержались наиболее опасные государственные преступники. Очевидно, что и Лейсиан, и Волиан сейчас были там. Не исключено, что они слышали и видели происходящее сейчас на площади через мелкие окошки-бойницы своих камер, если, конечно, их не держали в каменных мешках.

Торжествующий вой отвлёк Драонна от его мыслей. Взглянув в ту сторону, откуда он доносился, он невольно закусил губу едва ли не до крови. В передних рядах толпы, заметив лирр, разместившихся в ложе, с полтора десятка мужчин демонстративно достали и надели на себя кроваво-красные береты, и это именно их толпа встретила таким приветствием.

После официального окончания войны отряды красноверхих были распущены согласно специальному указу, изданному императором Родреаном. Формально власть всегда сохраняла нейтральное отношение к этим ополчениям, хотя все знали, что при дворе весьма много людей, явно сочувствующих и помогающих карателям.

Однако после ареста лидеров мятежа красноверхие стали мешать власти налаживать контакт с лиррами – кровавый след, что тянулся за этими безжалостными убийцами, косвенно падал и на государство, с чьего молчаливого согласия творились зверства. Именно поэтому указ императора был предельно строг – отряды распустить, символику запретить, героизацию прекратить. Более того, два предводителя отрядов, действующих в Ревии с особой жестокостью, были арестованы, и хотя они содержались в куда лучших условиях чем Лейсиан и Волиан, судьба их была совершенно неопределённой, ведь мы помним, что Делетуар не исключал возможности показательных процессов над некоторыми красноверхими.

Нужно отметить, что людское население империи встретило этот указ, мягко говоря, без особого понимания. И хотя красный берет открыто носить было запрещено, любой красноверхий всегда носил его припрятанным за пазухой. В любой таверне, в любом самом заплёванном кабаке, стоило только показать этот берет, хоть на минуту достав его из-под одежды, как у стола тут же выстраивалась очередь из желающих бесплатно угостить героя войны.

Более того, если это видела городская стража, она, как правило, закрывала на это глаза, либо, в крайнем случае, вяло окрикивала нарушителя и тут же исчезала. В сознании людей красноверхие были настоящими героями, сделавшими для победы куда больше, чем императорская армия. А все разговоры о заживо сжигаемых лиррийских детях пусть ведут книжные черви, перечитавшие глупых книг о свободе, равенстве и братстве.

Неясно, готовились ли сегодня эти люди, нацепившие береты, к чему-то подобному, или же это стало душевным порывом при виде заклятых врагов, которые станут лицезреть казнь одесную императора. Но так или иначе, а толпа приветствовала красные береты восторженным рёвом. Более того, то тут, то там появились и другие такие же береты, которые извлекли желающие приобщиться к славе.

Солдаты, стоящие в оцеплении напротив группы красноверхих, смотрели с явной растерянностью и даже страхом, не зная, что предпринять. С одной стороны, это было вопиющим нарушением закона. С другой – их было всего две-три сотни человек против многих тысяч, и никому не хотелось сейчас задирать раззадорившуюся толпу. Да и, сказать по правде, большинство солдат явно в тайне поддерживали этих людей, сочувствовали им, одновременно презирая в душе указ, что запретил ношение красных беретов.

Делетуар, сразу заметивший этот инцидент, быстро взглянул на бледного как полотно Драонна, судорожно вцепившегося пальцами в перила. Одним движением пальца он подозвал капитана, командующего стражниками. Ему не понадобилось даже ничего говорить – один кивок в сторону красноверхих.

Капитан опрометью бросился туда, выкрикивая на ходу угрозы. Солдаты, почувствовав хоть какую-то определённость, встряхнулись. Теперь хоть было понятно, как действовать. Они начали требовать снять головные уборы, но ветераны лишь насмешливо стояли, с издёвкой поглядывая на них. Толпа позади на все голоса выказывала поддержку красноверхим и посылала проклятия солдатам, прислуживающим лиррам.

Было очевидно, что ситуация вот-вот готова выйти из-под контроля. Капитану страшно не хотелось начинать активные действия, тем более что перевес был явно не на их стороне. Солдаты как бы нехотя замахивались на толпу мечами, но подходить пока не решались.

Внезапно на будущей арене казни – свободном от людей пространстве между толпой и трибунами появился ещё один отряд примерно из сотни солдат. Очевидно власти ожидали подобных инцидентов, так что рядом предусмотрительно дежурили резервные отряды. Теперь численное преимущество перешло на сторону военных – сотня хорошо вооружённых и защищённых воинов легко могла управиться с безоружной и неорганизованной толпой.

Солдаты из оцепления с облегчением расступились, и в толпу врезался бронированный кулак. Моментально все, кто был в красных беретах, были весьма грубо схвачены и выдернуты из толпы. Более того, солдаты прорезали людское море на добрых тридцать шагов, схватив ещё двух или трёх мужчин в красных беретах. Остальные подобные головные уборы тут же стали исчезать, словно по волшебству.

Задержанных тут же уволокли, а оставшиеся солдаты, не растягиваясь в цепь, продолжали стоять, зорко выглядывая нарушителей. Эта решительность охладила самые буйные головы, так что даже негодующие крики почти смолкли – люди предпочитали выкрикивать вполголоса, обрывая себя на полуфразе, едва к ним обращался озлобленный взгляд кого-нибудь из солдат.

– Начало многообещающее, – процедил Перейтен, сидящий рядом с Драонном. – Надеюсь, у них в запасе есть и ещё солдаты, а то как бы нас тут не порвали.

– Не порвут, – услышав эти слова, тут же заверил Делетуар. – Сотни солдат достаточно, чтобы рассеять весь этот сброд. Но не беспокойтесь, лорд Перейтен, у нас есть ещё запасы на непредвиденный случай.

Новый шум покатился над толпой, и у Драонна вновь оборвалось сердце – он решил, что где-то вновь вспыхнули беспорядки. Но на сей раз Делетуар предупредил его страхи улыбкой:

– Его величество пожаловали.

И действительно, на улице, ведущей к площади, показался кортеж императора. Десятки сопровождающих его кавалеристов заметно рассеяли переживания юноши. Кроме того, само присутствие этого человека было неплохой гарантией того, что теперь всё будет чинно и мирно. Простонародье, ещё способное показывать зубы в присутствии канцлера, вряд ли решились бы на то же самое на глазах своего императора.

Император Родреан появился с большой помпой – как только раззолоченная карета появилась на площади, взревели десятки труб и забили барабаны. Народ громким тысячеголосьем славил своего правителя. Кортеж императора состоял из двух десятков экипажей, из которых высыпали придворные и чиновники. Вскоре трибуны заполнились и казнь можно было начинать.

Распорядитель казни вышел на специальное возвышение и, поднеся ко рту медный рупор, начал говорить. Тишина повисла над площадью – народ внимал долгому перечню обвинений, выдвинутых против осуждённых на казнь. Голос распорядителя, усиленный медью, раскатывался над головами людей, отражался от крепостных стен, и был подобен голосу самого Асса, осуждающего и наказующего.

Однако Драонн с трудом улавливал смысл произносимых слов. Он находился в какой-то прострации, глядя на раскинувшееся перед ним море людских голов, но видя лишь какое-то серое размытое месиво.

Вновь тревожно забили барабаны, вырвав юношу из его состояния. На площади показались приговорённые. Толпа взревела, полная ненависти и глумливого злорадства. В несчастных полетели гнилые овощи, тухлые яйца, даже небольшие камни. Зашевелились ряды оцепления, пытаясь как-то восстановить порядок, но тут они были бессильны.

Драонн сразу узнал Лейсиана по его пританцовывающей хромой походке. Хотя хромали все осуждённые, а троих стражники и вовсе волокли под руки – их ноги были обмотаны кровавым тряпьём. Видимо, к ним применили те самые методы дознания первой степени.

Всего осуждённых было семь илиров. Драонн знал лишь Лейсиана, Волиана и Терадиана. Кто были остальные – он не имел ни малейшего понятия. Более того, он вдруг осознал, что ни разу даже не спросил у канцлера о том, кого же будут казнить.

Наконец преступники оказались напротив императорской ложи. Сам Родреан встал, крепко ухватившись за перила, и, не отрываясь, глядел со своей высоты на врагов. До сих пор он лично не видел никого из них. По лицу императора нельзя было прочесть ничего – оно было бесстрастным, словно маска. Но Драонн знал, как этот мощный старик ликует сейчас в своём сердце.

Илир, идущий рядом с Лейсианом и поддерживающий его под руку, вдруг заметил пятерых лирр, сидящих на трибуне. Его взгляд зажегся такой ненавистью и презрением, что Драонн испытал страх, даже несмотря на то, что вокруг было полно солдат, а илир был в кандалах. Очевидно, что это и был принц Волиан.

– Трусливые продажные шавки! – рявкнул Волиан, хотя голос его был довольно слаб от пережитых пыток. – Прибежали сюда, поджав свои хвосты, чтобы выказать своё подобострастие этим животным? Вы хуже всех! Вы хуже самого последнего завшивленного ублюдка из этой толпы! Вам придётся жить с этим проклятием!

Один из стражников ткнул Волиана в живот тупым концом своего копья, заставив того сложиться пополам и захрипеть. Лейсиан в продолжение всей этой сцены не проронил ни звука, лишь насмешливо глядя прямо на Драонна, которого он, конечно же, сразу узнал. И это внезапно оказалось куда хуже, чем проклятия и угрозы Волиана.

– Начинайте казнь! – прозвучали слова императора.

– А как же последнее слово осуждённых? – воскликнул Лейсиан.

Его лицо внезапно изменилось – он действительно, кажется, ожидал, что ему дадут что-то сказать, и, кажется, для него это было действительно важно. Вероятно, он надеялся излить на людей остатки своей желчи, а может просто хотел проповедовать до конца. Скорее всего, всё последнее время, лёжа на гнилой соломе или же прямо на каменном полу, он оттачивал эту свою последнюю в жизни речь. И теперь, кажется, именно то, что ему не дадут слова, пугало его больше самой казни.

Судя по всему, Родреан предполагал нечто подобное, потому что на мгновение он позволил себе явить истинные чувства. Его лицо исказилось злорадным торжеством. Это была месть.

– Твой холоп уже всё сказал! – ответил император. – Да и ты в своё время наболтал достаточно. Начинайте! – кивнул он распорядителю.

– Не имеете права! – начал было Лейсиан. – Вы должны выслушать...

На этот раз удар древком копья пришёлся в зубы. Хромой проповедник захлебнулся своими словами, густо смешанными с кровью и осколками зубов.

– Граждане Кидуи, – меж тем заговорил в свой рупор распорядитель. – Гнусные преступления этих лирр уже известны вам, и они переполнили чашу терпения богов и людей. Потому императорский суд вынес всем им смертный приговор. Преступники Балион, Вилейтин, Пайсиан, Праонн и Терадиан приговариваются к казни через повешенье. Благодарите императора за эту милость! Преступники Волиан и Лейсиан приговариваются к расчленению лошадьми.

Толпа, приунывшая было при известии о том, что приговорённых всего лишь банально повесят, радостно взвыла. Расчленение лошадьми – весьма зрелищная и мучительная казнь. Конечно, многое в ней зависит от мастерства палачей – жертву можно привязать к лошадям на длинных ремнях, или же на коротких. Ежели ремни будут достаточно длинны, лошади успеют взять разгон, и тогда рывок будет поистине разрушителен – вплоть до полного отрыва конечностей. Если же хочется продлить мучения, можно привязать короткие ремни, и тогда лошади будут тянуть более равномерно, без рывка, медленно разрывая ткани.

Вывели лошадей. На несчастных, что повели к длинной общей виселице, уже никто и не смотрел. Все оценивали лошадок – сильны ли, горячи ли, а также длину кожаных ремней, концы которых заканчивались прочными цепями. Более искушённые любители казней с сожалением замечали, что ремни, пожалуй, длинноваты, так что всё вполне может кончится одним заездом.

Лейсиан и Волиан стояли бледные словно мел, но достаточно спокойные. Лицо проповедника, искорёженное ударом копья, было похоже на какую-то застывшую смертную маску. Оба словно оцепенели, лишившись остатков воли.

Подбежали помощники палачей и стали сноровисто подцеплять ремни к браслетам кандалов на руках и ногах обречённых. Но вдруг вздох глубокого разочарования прокатился по первым рядам – помощники накинули на шеи лирр ремни с затягивающейся кожаной петлёй на конце.

Судя по всему, Родреан, так и не сумев отказать себе в наслаждении увидеть мучительную смерть личных врагов, всё же проявил хотя бы некое подобие благородства и милосердия, и сделал их казнь максимально быстрой. Ещё одна лошадь будет тянуть за ремень, обвитый вокруг шеи, а это значит, что смерть наступит весьма быстро от перелома шейных позвонков. Драонн подозревал, что император не сам принял такое решение, и что в этом наверняка замешан толстый канцлер. Умеющие смотреть вглубь лирры должны были прочесть в этом послание мира.

Ремни подцепили к сбруе лошадей, причём палачи поставили всех четырёх лошадей, что были привязаны к конечностям, рядом – они должны были тянуть в одну сторону. В другую сторону смотрела лишь та лошадь, к которой была привязана петля. То же самое было и с теми лошадьми, что должны были растерзать Волиана.

Лишившись главного представления, толпа жадно впитывала те крохи зрелища, которое всё-таки ей перепало. Хорошо закрепив все ремни, обоих осуждённых положили на землю. Лошади стояли в трёх-четырёх шагах от них, хотя ремни имели не меньше двадцати шагов в длину. По команде палачи, сидящие верхом на лошадях, пустили их в галоп.

Страшный, непередаваемый хруст раздался секунду спустя. Рывок был так силён, что обе головы отделились от своих тел. Голова Волиана, описав дугу, шлёпнулась в десяти шагах от притихшей толпы и покатилась вдоль неё, разбрызгивая кровь. Голова Лейсиана с остатками шеи, охваченной туго затянувшейся петлёй, волочилась за скачущей лошадью, подскакивая на ухабах и оставляя кровавый след. Обезглавленные тела, не сбавляя темпа, утащили другие лошади.

Конечно, это было не совсем то, чего желала толпа, но и это привело её в бурный восторг. Передние ряды неподалёку от того места, где упокоилась голова Волиана, колыхнулись, словно люди хотели броситься к ней и растоптать, растерзать её. Однако солдаты, тут же плотнее сбившиеся плечом к плечу, отрезвили буйные головы.

Тут зеваки с некоторым разочарованием наконец заметили, что остальные пятеро лирр уже болтаются на верёвках, и не подают никаких признаков жизни. Их казнили быстро и тихо, и за этим Драонн вновь увидел хитрую ухмылку Делетуара.

Не тратя больше ни минуты, его величество император тут же сошёл вниз, где ему уже был подан экипаж. Вслед за ним потянулись и другие. В их числе были и члены совета по примирению. Верноподданные благодушно провожали своего правителя и его свиту. Даже в отношении лирр не было никаких выкриков. Собственно, Драонну было бы наплевать, даже если бы чернь кричала и смеялась. Ему хотелось лишь поскорее забраться в карету, чтобы как можно быстрее оказаться дома в объятиях Аэринн.

[1] Акр – мера площади, равная 0,4 гектара или примерно 4000 м2.

Глава 14. Ещё одна неожиданность

Уже подъезжая к дому (канцлер любезно довёз его до особняка), Драонн понял, что сейчас ему не хочется видеть даже Аэринн, а хочется побыть одному. Он чувствовал себя так, словно был покрыт грязью, кровью, слюной, брызгающей из раззявленных ртов черни. И отмыться от всего этого можно было лишь тишиной. Хотя, конечно, ласки Аэринн помогли бы, наверное, даже больше, но он словно боялся, что она запачкается от него.

Он тихонько проскользнул в дом, полушёпотом попросив Баррета не сообщать госпоже о его возвращении. Он надеялся, что она, быть может, спит после долгой дороги. И внезапно юноша сообразил, что у него больше нет собственной комнаты, и что Аэринн почти наверняка там. Из гостиной доносились голоса его илиров.

– Дайте мне побыть одному, – попросил он, войдя туда.

Илиры, не задавая лишних вопросов, тут же повиновались. Баррет, тенью следующий за хозяином, тихонько спросил, не нужно ли чего-нибудь.

– Разожгите камин и принесите подогретого вина.

Драонн вдруг ощутил, что его знобит, хотя ни дома, ни снаружи не было холодно. Слуга, почувствовав состояние хозяина, тут же направился к камину, где уже были сложены дрова и растопка. Пара ловких ударов кресалом – и трут затлел. Ещё минута – и в камине уже трещал слабый огонёк, облизывая сухие тонкие щепки и кору.

Когда занялись поленья, Баррет тут же отправился на кухню, чтобы лично подогреть принцу вино. Сам же Драонн уселся в кресло, подтащив его почти к самому огню, и застыл, глядя на разгорающееся пламя.

– Всё было так плохо? – раздался тихий голос Аэринн.

Драонн, невольно вздрогнув, обернулся. Девушка стояла в дверях, держа в руках чашу с подогретым вином. Лицо её было печально и полно сострадания.

– А разве казнь бывает хорошей? – горько проговорил Драонн.

– Хочешь побыть один? – Аэринн поднесла ему чашу.

Отхлебнув тёплого сладкого вина, Драонн медленно покачал головой:

– Останься со мной.

– Хорошо.

Аэринн оглянулась, в поисках места, куда бы сесть, а затем вдруг мягко, словно котёнок, уселась прямо на колени принцу. Она удобно и уютно устроилась так, что Драонну было совсем не тяжело. Более того, он ощутил невыразимое блаженство, обняв её тёплое, мягкое тело. Так они и сидели – молча, обнявшись, глядя на огонь и по очереди делая небольшие глотки из чаши.

– Ты должна уехать, – наконец произнёс Драонн.

– Вот ещё! Хорош жених – гонит прочь из дома, едва я успела приехать!

– Ты не видела того, что там творилось. Эти люди, они ещё не скоро научатся не ненавидеть нас. Я не хочу, чтобы с тобой что-то случилось. А в Доромионе ты будешь в безопасности.

– Я буду в безопасности рядом с тобой. Да и кто что сможет сделать невесте лучшего друга второго канцлера? Не говоря уж о том, что у нас в доме чуть ли не три десятка лучших бойцов.