Текст книги "Твоя итальянская кровь (СИ)"
Автор книги: PallVan1987
сообщить о нарушении
Текущая страница: 5 (всего у книги 8 страниц)
Девушка вздрогнула, подбегая к мальчику, пока Алфи ударял его по спине, чтобы тот откашлялся, решив, что мальчик подавился.
– Луи! Луи! – схватил он синеющего сына на руки, начиная трясти его, – Луи, что такое?
Виолетта бегала глазами по столовой, заметив как по столу растекается чай из опрокинутой чашки.
– Алфи! – воскликнула она, – Это оса! Его ужалила оса! Нужно сделать разрез!
Еврей опустил ребёнка на стол, наблюдая, как тот перестаёт дышать совсем, став синюшным до неузнаваемости, хватая со стола нож для масла, поднося к горлу сына.
– Где резать? Как резать? Я не смогу! – прокричал еврей, теряя сына на глазах.
Виолетта выхватила нож из сильной мужской руки, фиксируя рукой щитовидный хрящ.
– Найди трубочку или палочку, быстрее! – прокричала Виолетта, замирая и на выдохе делая короткий неглубокий продольный надрез, разводя края тканей.
Алфи бешено рылся на столе, переворчачивая кухонный гарнитур, наконец, натыкаясь на мелкую палочку, передавая её девушке, что ввела её в надрез, и мальчик стал дышать, на глазах вновь обретая розовый цвет.
За спиной еврея стояли помощники и работники дома, нервируя и без того нервного Алфи.
– Что встали?! – гавкнул он, – Вызовите врача!
Работники зашевелились. Кто-то рванул к телефону, а кто-то стал убирать со стола хаос, что остался после спасательной операции.
Виолетта, тяжело дыша, присела на край стула, придерживая палочку в гортани Луи, слыша вдали дома голос Исмаила, твердящего адрес в трубку.
– Всё позади, Луи, – гладила она его по волосам, зачесывал назад пряди, смотря в серо-зелёные детские глаза, – Всё пройдёт, – улыбнулась ему Виолетта.
– Ты вспомнила, что любишь меня? – совсем беззвучно прохрипел Луи, смотря на Алфи, понимая, что притчи и истории отца никогда не бывают пустыми и бестолковыми, и несут в себе глубокий смысл.
***
Алфи дёрнул на себя дверь бутика, пропуская вперёд Виолетту, что испуганно пыталась понять, куда её привез еврей и зачем.
Альфред безумно любил роскошное дорогое нижнее женское белье на прекрасном женском теле. Соломонс считал это настоящим искусством.
Покупка кружевных трусиков, бюстгальтеров или чулок приятный для Алфи процесс. Уже ритуальный. Вкусы его постоянны и никогда не меняются, но пожалуй, единственное что изменилось сегодня – это его спутница.
Порой Альфреду нравились на теле многочисленных любовниц тонкие стринги, впивающиеся в самое сладкое место, а порой кружевные прозрачные трусики, нежно обхватывающие светлую кожу.
Цвет для Соломонса всегда имел колоссальное значение не меньшее, чем качество: красный, чёрный и белый, что были усладой для его глаз.
Каждая женщина, с которой Альфред спал постоянно, раз в месяц получала чудный подарок в виде недёшевого кружевного белья. Соломонс, скорее, в привычной ему манере, делал этот подарок самому себе, заворачивая наскучившую женщину в красивую обертку из шелковых кружев, начиная игру.
Альфред вальяжно садился в кресло с довольной ухмылкой с широко расставленными ногами, потягивая горьковатый дым, запуская в воздух кольца, не сводя взора с нимфы, что по его велению вертелась, словно рыбка на крючке, то наклоняясь, то выпрямляясь, чаруя и маня. Соломонс обгладывал глазами крутящуюся перед ним девушку, что довольно извивалась и обольщала мужчину, не зная, что это он обольщает ее в очередной раз.
Виски со льдом, роскошная девочка эротично раздвигает ножки и плавно двигается перед евреем. Нижнее белье вселяет в женщину уверенность и маленькую раскрепощенную тигрицу.
Алфи попивает виски и довольно щурится, в своей игривой натуре, сжигая девушку похотливым взором, вожделея её сильнее и сильнее.
А милой куколке льстит, что ей дарит такую роскошь и мгновения внимания бандит, опасный и властный над ней и еврейскими сообществом, принадлежащий только ей. А в следующее мгновение Алфи уже был для неё чужим.
Дым затемнял комнату и делая её более уютной, а обстановку – интимной. Тигрица медлит, дразнит Соломонса, шаловливо покачивая бедрами облаченные в кружевные трусики и подтянутые к телу поясками. Тонкая полоска узкого белья закрывает самое интересное, хотя Алфи достаточно и этого.
Альфред, взяв сигарету в зубы и сощурив из-за дыма левый глаз, умудрялся другим поглощать танцующую перед ним деву, маня её к себе пальцем и осторожно подергивая пояса чулок, словно струны девчачей души.
Альфреду нравится вид полураздетых женщин, гораздо больше чем раздетых до гола. Во всем у еврея был вкус.
– Ну же, сладкая, прогнись, – командовал Соломонс.
Наблюдая, как дева начинала плавно извиваться, проводя по своей груди рукой, раздвигая перед Алфи ножки и виляя задницей, вынуждая Соломонса невольно поправить бугор в штанах, что мешал ему ровно сидеть.
Адфи мог приручать её часами, терзать и требовать, не целовать и не дарить и малейших ласк, пока та не заслужит поощрения в виде его краткой любви.
– Хорош комплект, – цедил он, наспех расстегивая ширинку, укладыая грубую руку на волосы, – Постаралась, – заверял он её, за край бюстгальтера притягивая даму к себе, роняя её на колени, – Иди ко мне.
Виолетта, войдя в магазин, окунулась такое разнообразие цвета, что голова пошла кругом. Сотни прекрасных тканей высшего качества, кружева, шёлк, атлас, бархат…
Алфи брел чуть впереди, протягивая широкую руку своему знакомому продавцу, улыбаясь и приветствуя его.
– Зачем мы здесь? – спросила его Виола, вопросительно смотря на продавца, что знал и был весьма рад видеть здесь Алфи, ударившись о твёрдую спину грудью, потирая её и смотря точно в серые глаза.
Альфред встретился с ней глазами, замер и затих, вспоминая, о чем его спросила Виолетта, невзначай любуясь её красотой.
– Шмотки, – выдавил он, проморгавшись добавляя, – Тебе нужна одежда, – уводя глаза и переключая взор на портного, что с любопытством смотрел на очередную гостью.
– Это Виола, – начал еврей, обводя девушку ладонью, —Ей нужно пару лучших комплектов белья, – закончил он, и портной удалился, отводя силой любопытный взгляд, потому что с евреем впервые пришла такая скромная дама.
Соломонс же в отношениях любил в женщинах кротость и покладистость, а обожал в мисс Чангретте спесивость и горячность.
Девушка смутилась.
– Мне ничего не нужно, – процедила она, грозно смотря на еврея.
– Ага, будешь так ходить? – проворчал еврей, ущипнув девушку за маленькую выпирающую из-под платья горошину соска, заставляя ту съежиться и пискнуть, – Не надо ей белья, блять! Ну, ходи тогда, сверкай! – злился он, и Виола прикрыла грудь руками, – Тебе тут не Сицилия, и я тебе не сраный макаронник!
– Так это твой бульдог вчера всё порвал! – возмутилась она.
Портной глянул на Алфи искоса.
– Во-первых, не бульдог, а доберман, – заметил еврей, – А во-вторых, девушки любят когда с них срывают зубами белье, разрывают на части, но, – Соломонс продолжил рассуждать, – Но, ты у нас не все, да? А в-третьих, раз мой доберман, то и покупка нового белья для тебя тоже с меня, ясно тебе?
Виолетта успокоилась, злобно цыкая и подходя к стелажу с нижним бельём, начиная выбирать, но Алфи оказалось это не по нраву.
– В сторону, девочка! – толкнул он её плечом, – Уступи место папочке! – ткнул еврей пальцем на себя, – Дай выберет человек, у которого есть вкус! – заметил он, начиная перебирать наряды, едва заметно ухмыляясь.
– Тогда уступи место продавцу, – ехидно хмыкнула она, плюхаясь на кресло, закрывая глаза, ощущая колкое явление внизу от слова «папочка».
– Давай, поговори мне ещё тут, ага? Снова хочешь быть пушечным мясом, да? – рылся еврей, изучая каждую модель от и до.
– А ты хочешь нацепить на меня белье твоих ровесниц? – не отставала Виолетта, распаляя еврея, – Только так тебя можно завести?
Алфи обернулся, скривив брови.
– Ты хочешь сказать, что я старый, и у меня не стоит, а?! – воскликнул он, пригрозив девушке пальцем, – Мой сервиз в шкафу, ага? – добавил он, возвращаясь к поиску идельных моделей, – А чулки красивые есть? – спросил еврей, обращаясь к портному, вновь переключаюсь к подбору белья, держа в руках светлые трусики.
Маленькие полупрозрачные бюстгальтеры, сквозь ткань которых просвечивает прекрасный женский репертуар. Узенькие кружевные трусики, в сетку, прозрачные в стратегических местах, а некоторые и вовсе с аккуратным дырочками. Алфи перебирал эту роскошь, чувствую себя, как дома. «Наверное, если бы я не был мафиози, я бы продавал женское нижнее белье,» – иронично подумал еврей, – «А что, работа непыльная, в обед можно запирать дверь и потрахивать молоденькие игривых клиенток,» – от этих мыслей Алфи фыркнул.
Времени было не много, поэтому Альфред ускорил темп, выбирая самые нежные на ощупь и самые дорогие на материал.
Виолетта, сидящая в кресле, с удивлением наблюдала, как, набрав целую гору женского белья, Алфи напрвился прямиком к ней.
И мисс Чангретта была готова поклясться, что никогда не знала Алфи таким до этого дня.
Он шёл к ней, уверенный, решительный и абсолютно непоколебимый. Его широкие плечи были расправлены до отказа, и заставляли мурашки приятно покалывать в теле. Его привычное пальто сейчас сидело, как влитое, обыденная рубашка немного выползла из-за пояса и торчала, имея свой определённый шарм, который было сложно объяснить.
Виолетта ощущала его цепкий взгляд серо-зелёных глаз, что приближались, вызывая приятное легкое волнение где-то в самом низу.
– Извольте примерить, – раскланялся он, надменно глянув в глаза Виолы и моментально прочитав в них яркий блеск.
– Нет, только не это! Вдруг я состарюсь, стоит мне надеть это белье для тёток от тридцати пяти?
Алфи ухмыльнулся, а после снова стал абсолютно серьёзным, смотря в её глаза по-прежнему.
– Не волнуйся, папочка Алфи таки все время будет рядом. Если ты внезапно начнёшь стареть, то я просто сниму его с тебя.
Виола сглотнула, ерзая на ноющей нижней части тела, облизывая губы совершенно судорожно.
– Любишь раздевать морщинистых мопсиков? – спросила его Виолетта с издевкой.
Соломонс хмыкнул.
– Неа, – крякнул еврей, – Речи о тебе не заходило, да? Мне как-то больше нравятся просто суки, ага? – схватил он Виолетту за ухо, больно надавливая пальцами на мочку уха, вынуждая ту встать и взвыть от неприятной боли, пропихивая ей кучу кружевного тряпья и занимая её место.
Виолетта вошла в примерочную, снимая с себя свое платье, дрожащими руками стягивая его и отправляя вниз.
Она была не готова примерять это кружевное безумие, зная, что придётся показать наряд еврею, решаясь обмануть его, обманывая себя, стягивая с бёдер трусики, переступая их и поеживаясь от прохлады.
Звякнули плечики, и Алфи, довольный собой, отпил из чашки крепкий кофе, видя через ткань лишь силуэт девушки.
Долго крутясь перед зеркалом в различных позах, Виола ощутила горячий прилив, вспоминая письма и взгляд еврея, невольно возбуждаясь и лицезрения себя абсолютно обнажённой в отражении огромного зеркала, теряясь во времени от новой для неё неги.
Колкие чувства где-то между ног всегда были атрибутом эротических писем от Алфи, но сейчас всё это подогревалось не только фантазией, а ещё и взглядами, голосом и улыбкой.
Виола стала дотрагиваться до груди, поглаживать свое красивое тело, проводя ноготками по вставшим соскам, сжимая их пальчиками так, как хотела, чтобы это сделал еврей.
Слегка загорелая кожа её мерцала в свете ярких ламп, а рука прошлась по подтянутому животику, напрягшемуся от переживаний, что бушевали в душе девушки.
Небольшая, немного округлая грудь, которой Виолетта стеснялась из-за её скромных размеров плавно вздымалась и опускалась, выпуская её нервное дыхание и приятное тепло в самом низу.
Виолетта едва заметно покрансела, глядя на отражение, видя немного влажные с внутренней бедра в зеркале, начиная сладко и быстро ласкать себя, как делала это порой, повисая на телефонной трубке, слушая бас еврея и его описание их встречи в красках, когда писем уже было недостаточно, а остановиться она уже не могла, приводя себя в дикое волнение. Внизу до жути и боли приятно ныло.
Через пару мгновений горячее трепыхание разошлось по телу и Виолетта прижалась лицом к стеклу, испытывая бешеные эмоции от удовольствия до внутренней боли вместе взятых, наложенных друг на друга одновременно.
Она прикусила руку чтобы тихо простонать в неё и не привлечь внимание ни еврея, ни продавца.
Виолетта посмотрела на себя в зеркало, понимая, что стоит в примерочной где-то в Лондоне, с голым низом и обнажённой грудью, пока её брат не знает, где она находится, пока её племянник в чьих-то руках, пока она сама потеряна и не найдена в лапах чужого и одновременно родного мужчины.
Слезы с захлестом брызнули из глаз, смачивая щеки, но их быстро стер голос Алфи из-за шторки.
– Ты там жива? Мопсик?
– Первый мне не идёт. Слишком мал, – проговорила она твёрдо и Соломонс угукнул.
– Второй слишком большой, – выкрикивала она, прокручивая в пальцах край нижнего белья, сдвинув в сторону комплекты, выжидая короткую паузу, – Третий вообще жмёт!
Соломонс молчал, даже не отвечал на её восклики, словно не слышал или не хотел слышать.
Виолетта выдохнула, взяв в руки последний комплект белоснежного цвета, осторожно снимая его с плечиков
Тончайшие белые на широкой кружевной резинке с лентами чулочки облачили её стройные ноги. Белый атласный корсет был следующим и подчеркнул достоинства молодой фигуры. Лёгкий кружевной бюстгальтер спрятал аккуратную грудь, и Виолетта дёрнула тонкую шпильку из густых волос, и те рассыпались, сочетаясь с кипнево белым бельем.
Виола стала крутится перед зеркалом, выгибаясь в спине, закусывая губы. Вдруг в отражении зеркала дрогнула бархатная занавеска.
Внезапно, чёрная тень в пальто принульнула сзади, накрыв их тёмной ширмой и замерла. Стало тихо. Так тихо, что она услышала биение собственного сердца.
Виолетта подняла глаза и выпрямилась, сталкиваясь с темно-серыми в отражении зеркала, что смотрели точно в глаза, подавляя её дрожь. Вздрогнув от увиденного сердце яростно забилось. Животный страх на мгновение сковал все тело, парализовав девушку.
Каштановые волосы еврея немного торчали, пока плотно сжатые губы покоились в молчании. Дыхание его было совсем глубоким и размеренным, словно у зверя, что затаился, не смея двигаться даже глазами по её телу, сохраняя тишину.
Все происходит будто бы не с ними.
Горячая и сухая мужская рука легла на талию и побежала касаниями к тонкому животу, заставляя Виолетту замереть и глупо улыбнуться от щекочущих чувств.
А припухлые губы Алфи коснулись шеи, оставляя невесомый поцелуй и шум вдыхаемого воздуха.
Его мужской напор и наглость словно стёрлись, перестали быть усновными рефлексами.
– Четвёртый подойдёт, – пролепетала она в полголоса, с ужасом осматривая цену и поджимая губы, стараясь не сталкиваться с евреем.
Белоснежный комплект смотрелся весьма скромно и наивно, заставляя еврея мельком задержать взор на прекрасном теле.
Девушка напряжённо смотрела на руку, что лежала на самом низу живота, такая большая, покрытая тёмными волосами, мужская и горячая, доставляя ей как телесное, так и эстетическое удовольствие.
Его рука лежала там, где должна была лежать, не выше и не ниже. Там, где было её место в письмах еврея.
Алфи так и смотрел на лицо Виолетты, пытаясь понять её чувства, прочесть по мимике, не взирая на голое тело, потому что тел он видел множество, а чистых эмоций без лжи – никогда.
Он опустился губами к плечу, укладывая вторую руку чуть ниже, обдавая жаром воспаленную после лезвия кожу, покрытую царапинами и ранками, заживающими слишком долго.
– Ааах… – раздалось из губ Виолетты, и Соломонс стал бродить по её ключицам губами, ведя линию к шее и спускаясь к спине как по склону.
Его губы были точно бабочки, что ласково трепетали на коже, оставляя лёгкое касание.
Соломонс поднял глаза, снова смотря в лицо Виолетты, касаясь носом её щеки, размеренно целуя и срывая с неё сладострастный вздох.
– Тише, – шептал Алфи, поглаживая рукой её плоский живот, заставляя её извиваться в его объятиях.
– Ааах… – не смогла она скрыть восторга от тёплых мужских касаний на теле и пухлых губ на щеке, привлекая внимание продавца.
– Кхм-кхм, – покашлялся он, – Молодые люди? – сделал он замечание.
Алфи моментально выпустил птичку из своих лап, шепнув:
– Одевайся, дорогуша, нас дома ждёт Луи, – провел он пальцами по её плечу и скрылся за шторкой, вынимая купюры, чтобы оплатить белье.
Комментарий к VII. Дети наследуют безумие родителей
Спасибо дорогой WorthIt!
Спасибо и вам читатели за ожидание)
P. S. Название не несёт в себе смысла)
Жду отзывы 🤗😜
========== VIII. Никогда не забывайте, что внутри одежды находится женщина ==========
***
Утром следующего дня
Большой дубовый шкаф высотой под два метра стоял в самом углу прихожей, гармонично вписываясь в интерьер.
Тяжёлый массив был покрыт тёмным лаком, а дверцы – лёгкой резьбой.
Яркий, слегка морозный солнечный свет пробивался в проходную и освещал её, оставляя блики на светлом деревянном полу.
До прихожей доносился аромат свежих блинчиков, сливочного масла и тёплого молока.
Солнечный зайчик скакал по стене, отражаясь от зеркала, ослепляя любого, кто оказывался здесь мимоходом.
Одним из них оказался Альфред Соломонс, что спросонья брёл по винтажной лестнице вниз. Он крепко спал, впервые за долгие месяцы. Виной душевного покоя, как и бунта, была лишь одна девушка – Виолетта Чангретта.
Шаркающими шагами еврей неспешно ступал по прохладному полу, не скрипнув ни одной половицей, зная свой дом наизусть.
Каждая ступенька, каждая половица, каждый торчащий гвоздик был ему знаком.
Алфи ещё практически спал, слабо открывая глаза, не желая расставаться со сладким сном, нотки которого так и не покидали его.
Сон
Легкий ветерок наполнял комнату на острове ночной прохладой, но в воздухе всё ещё витала дневная духота после жаркого дня.
Всё, что хранила память Алфи в те дни, то и воспроизводила в сновидениях. А главным образом в его подсознании сохранилась Сицилия и прилегающая к ней Виола. Этот остров ассоциировался с приятными чувствами где-то внизу живота и трепетанием в сердце.
Он видел девушку, лежащую в одном белоснежном кружеве на большой кровати той самой спальни, где всегда спал еврей во время редких визитов. Самый большой перерыв между ними составил четырнадцать лет.
Виолетта, такая нежная и скромная одновременно, распласталась на его большой кровати, слишком большой для неё одной. В спальне было жарко, поэтому тонкое одеяло было подмято ею целиком.
Во сне она была совсем юная, восемнадцатилетняя, и обнимала подушку. Милая полуулыбка не сходила с прекрасного личика, пока ей снился её чудный сон.
Алфи почувствовал духоту всем телом, и, оторвавшись от порога, прошел в комнату почти бесшумно, чтобы не разбудить хрупкое создание, закрыв за собой дверь.
Соломонс стянул с себя неудобную и прилипшую от жары белую майку, обнажая сильную грудь, покрытую редкими татуировками, что остались со времен войны, и частыми волосами, бегущими плотной дорожкой к животу, сужающейся к паху, обводя мелкий и проявляющийся даже в полном покое пресс.
Твердые, как скала, руки его были перевиты выползшими венами, поднимающимися к чётко выделенным, крепким бицепсам.
Один удар еврейской руки мог выбить просто смертного из равновесия на двадцать с лишним минут.
Майка растеклась по полу бесформенной жижей, а глаза Алфи загорелись желанием, жадно облизывая нежное девичье тело.
Виолетта сладко сопела, лёжа на животе, подмяв под себя подушку и изогнув ноги, правую ближе к животу, а левую вытянув во всю длину.
Альфред осторожно облизнув нижнюю губу и до крови прокусил её, делая два шага к кровати, намереваясь присесть с краю. Но что-то изнутри помешало ему. То ли рассудок, то ли дикая страсть. Кровь побежала с губы, и он собрал её языком, чувствуя металлический вкус.
Алфи усмехнулся над собой и тем, что он делает. Ведь ещё несколько лет назад Соломонс едва не убил одного итальянца, яростно ненавидел Луку, но война в прошлом, а жизнь – в настоящем. Придётся ему исправить, в конце концов, в Виолетте её заносчивость и лицемерие.
Еврей сделал шаг назад, пытаясь выиграть новую борьбу и стараясь не думать о прелестном создании, уйти к черту из её комнаты.
Виолетта была такой милой и невинной. Алфи помнил, какая дикая кошка скрывается за этой хрупкой красотой, нежной ямочкой на щеке, но от этого только больше хотел покорить девушку своей воле, взять, подчинить себе.
Всё это дурацкое белье! Оно вскружило его голову днем, а ночью Соломонс потерял её окончательно, преследуя свою жертву, как голодный волк, заметая следы.
Алфи сделал глубокий вдох, рассудок замолк, задушенный желанием, ненависть и обида на девушку зетерялась, неуверенность в завтра стёрлась, и еврей подобрался к кровати, обводя глазами голубое постельное.
Сухая ладонь потянулась к загорелой спинке и прошлась по ней, оставляя невесомое касание вдоволь позвонков, что немного выпирали, но так манили.
Муршаки побежали по двум телам, когда мужские пальца провели вдоль гребня позвонков, спускаясь к округлым ягодицам, задерживаясь на них, оглаживая белую кожу, едва прикрытую прозрачным кружевом.
Соломонс судорожно сглотнул ком безумного желания, с которым он не смог справиться, и ощущая, как это чёртово кружево сводит его с ума, а непонятное чувство дерет его плоть, рвётся наружу, как птица, что сидела в проклятой клетке долгое время, а если и выпускалась, то возвращалась без какого-либо покоя и удовлетворения.
Алфи больше не сдерживал себя, не хотел, стягивая тесное нижнее белее, переступая через него.
Еврей присел на край кровати и провел ласково по коже бёдер Виолетты, запуская пальцы под кружево.
Соломонс замер, когда девушка дернулась, и ожидал от неё чего угодно, удара, крика или испуга спросонья, но получил совсем не то. Виолетта издала тихий стон наслаждения и неосознанного желания.
Алфи словно слетел с катушек и осторожно прилёг на неё, мускулистая грудь прижалась к её спине, а его руки были по бокам, ведь меньше всего еврей хотел причинить ей боль слишком сильным давлением на ее тело.
Соломонс приблизился к маленькому девичьему ушку и ловко обхватил губами мягкую мочку, посасывая и играя, вводя язык глубже, вынуждая девушку рассмеяться сквозь сон.
– Ммм… Алфи, – пролепетала она с улыбкой, не открывая глаз и продолжая спать.
Еврей довольно хмыкнул и провел языком линию от щеки к шее, лаская и её, слыша из губ Виолетты более звучный стон наслаждения.
А Соломонс его не расслышал, издав свой басистый вздох, не осознавая, как уверено уперся в упругие женские ягодицы, и как руки сами бегут стягивать с них белое кружево.
Ладонь его стала бродить по ягодицам, мять и проскальзывать дальше, проскальзывать глубже, срывая снова и снова с губ спящей нимфы тихие стоны.
Это повергло еврея в суматоху от возбуждения, и он отрывисто содрал с неё низ комплекта, опираясь на руки и нависая сверху.
Они вдвоём смотрелись безумно и стоили другу другу целого мира. Альфред, рэкетир и просто безбашенный главарь группировки нависал над скромной, но острой на язык Виолеттой, младшей сестрой головы итальянской мафии, что совершенно беспомощно и хрупко спала, опустив правую щеку на подушку.
Его мускулистая спина, покрытая тут и там чернильными рисунками, загораживала девчонку, как стена, надежная и крепкая, за которой все невзгоды нипочём, за которой все беды не беды, и проблемы легко решаемы.
А её тонкий стан юной недотроги подогревал его интерес к жизни, и интерес к ней самой.
Альфред опустился чуть ниже, зарылся в её густые волосы и замер так на пару секунд, чтобы запомнить мгновение, разделяющее их от милого существования их душ и до страстного воссоедения тел.
Ещё секунда, ещё миг, и он оказался еще ближе. Алфи сократил расстояние между ними, зверино рыкнув в её шею и опуская поцелуй, слыша в ответ только стон и сползающую с губ её улыбку.
Они вместе, и они одно целое, где-то на острове, где-то под солнцем и зноем там, где они чужие и свои одновременно.
Алфи впивается и упивается негой, капельки пота бегут по его спине, стекают к бёдрам и остаются водой на постели. Виола треплет подушку, сжимает её и рвёт волокна, молит его не прекращать начатое, притягивает его ближе к себе за шею и слушает его глупый шёпот о любви.
И Виолетта бы давным-давно уже проснулась, и кажется, жаль, что это лишь сон. Короткий и мучительно приятный еврейский сон.
***
Соломонс потёр бороду, шлепая босыми ногами к уборной, кое-как раскрыв глаза, чтобы не упасть или не потерять нужную дверь из виду.
На нём привычно свисала серо-синяя пижамная рубаха свободного покроя, а ноги согревали слегка утипленные кальсоны в осенний холод.
Альфред запустил руку под рубаху и яростно почесав правый бок, и тут его сонный настой напрочь сбил резко раздавшийся треск.
Шаг его остановился, а взгляд прищурился в озлобе, осматривая тянущуюся леску, как «растяжку» поперёк кори.
Всё почти так и было, только вместо лески с маленькой тумбы для телефона свисала чёрный провод, бегущий вместе с аппаратом в сторону шкафа, откуда доносился раздраженный шёпот.
– Это Виолетта! – шептала девушка, пытаясь связаться с кем-то, кто был для Алфи явно недругом.
Шорох в шкафу продолжался.
– Да, это я! Адрес? Кажется, Джеймста… – девушка затихла, слыша в трубке тишину, – Алло? Марко? Марко, алло?
Алфи же выдрав чёрные провода швырнул их возле ног и сделав два шага к шкафу, с бешеным рывком открыл дверцы и встретил прожигающим взглядом сидящую на дне Виолетту.
Девушка испуганно и изумленно раскрыла рот, проклиная себя и свою неосмотрительность укладывая трубку на телефон, что звякнул и стих.
Она хлопала невинным карим взглядом сидя на небольшой коробке с обувью, поджав голые ножки ближе к себе, прикрывая их тканью халата.
Алфи быстрым движением левой руки схватил девчонку за грудки и ткань треснула, разрываясь на нитки и ленты, а Виолетта ахнула.
– Ах ты, мелкая итальянская сука! – трепал он её загрудки, плевав на вчерашнее роскошное белье, плевав на поцелуи в примерочной и эти взгляды, улыбки, что снова оказались ни к чему, – Какая же ты сука, а! Где ж были мои глаза, да? Наивный, блять, старый увлечённый еврей! – швырнул он её на пол, и Виолетта неуклюже рухнула возле шкафа, ударившись об него головой.
Соломонс дьявольски опустил несколько хуков в стену, от чего с неё посыпалась пыль.
– Дрянь, – бормотал он, – Какая же ты подлая дрянь, – твердил еврей, потирая разбитые кулаки, отчаянно вопя, – Всё твоя сраная итальянская кровь!
Виолетта молчала. Ей было впервые за всё это время стыдно, неудобно перед евреем. Словно она предала его. Но разве он не предал её раньше?
Алфи потёр лицо, судорожно и нервно.
– Поздравляю тебя, ты сегодня устроилась на работу! – схватил он её за шею, вжав в стену, отвесив поверхностную оплеуху, выражавшую всю его обиду и презрение.
Поздним вечером того же дня
Алфи щелкал зажигалкой, крутя её в пальцах, снова и снова. Треск раздавался на весь его кабинет, пока он с задумчивым видом смотрел в одну точку.
Правильно ли он поступил с Виолеттой, и стоило ли вообще так поступать ради дешёвой мести?
С одной стороны, месть для бандита – это святость, которую нельзя нарушать. Если обидели тебя, то ты обязан обидеть в ответ.
Альфред знал все бандитские заповеди наизусть, как вторую азбуку.
Главная из них – любое предательство карается убийством предателя и всех его родственников. А с учётом того, что Лука абсолютно беспощадно предал его, то он заслужил жестокой долгой и болезненной смерти. Также, как его семья и все ближайшие родственники. В эту группу входила главным образом Виолетта, сводить счёты с которой Альфред не мог, да и не хотел.
Расправы над родственниками можно избежать лишь одним образом, если виновный согласится совершить самоубийство. Таким образом Лука мог бы избежать всех мытарств и тех бед, что постигли, как его самого, так и его сестру.
Под предательством подразумевается любое действие или бездействие, приведшее к преследованию властями или же гибели, а также покушению на жизнь.
Воспоминание
Месяц назад
Альфред спускался по лестнице, наспех затягивая ремень, поправляя фетровую шляпу.
– Льюис! – позвал он сына на весь дом, – Льюис!
Мальчик стоял внизу, закидывая в рюкзачок первую книжку, проверяя, всё ли он собрал для школы.
– Паап, а обед? – спросил он отца, когда тот спустился вниз и погладил того по волосам.
– На кухне, – буркнул еврей, указав пальцем в сторону столовой, – Меня больше волнует, где твой галстук?
– В туалете, – ответил мальчик, настороженно поджав губы.
Еврей остановился, глянув в глаза сыну, указав на того пальцем, словно хотел что-то сказать, но тут же передумал, а после кивнув совсем учтиво побрел в уборную, распахивая дверь, желая убедиться в словах непослушного сына.
Кончик галстука свисал с бочка и окунался в унитаз, задевая воду и покачиваясь.
– Хмм, – промычал Алфи раздраженно, направляясь к ребёнку, тут же отвешивая тому подзатыльник не разбираясь в причинах, натягивая на плечи того пиджак, – Как ты меня достал! Руки бы тебе оборвал!
Мальчик заплакал, потирая нос и лицо, шмыгая и всхлипывая, пока еврей застегивал детский школьный пиджак.
– Не хнычь, – отрезал Алфи, хватая мальчика за руку, – В машину, немедленно! Не хватало ещё опоздать!
Соломонсы покинули особняк, направляясь к машине.
Луи брёл рядом с Алфи, стараясь идти в ногу и скрываясь за отцом, вытирая лицо.
– Первый школьный день, а Луи уже со слезами? – улыбнулся ему Исмаил, помогая ребёнку забраться в машину, – А ещё семь лет впереди! – ободрил его водитель, и машина тронулась.
Луи надув пухлые губы молчал, Алфи, надув ещё более пухлые губы, смотрел в окно, злясь на праздник непослушания сына, пока Луи злился на то, что отец мало того, что строг, так ещё и редко бывает дома, чтобы дать ребёнку достаточно внимания.
Улицы сменялись домами, покидая Камден и проезжая в центр, сигналя знакомым и набирая скорость.
Машина уверено виляля по привычной ей дороге, останавливась возле небольшого киоска с газетами, где Алфи, выйдя из машины, схватил газету и, швырнув купюру, протянул руку знакомому мяснику.
Утро не предвещало беды. Алфи вернулся в машину и, захлопнув дверь, раскрыл газету, игнорируя мальчика и водителя, что пытался завести мотор, вчитываясь в печатный текст.
Мысли еврея растекались, как желе, ведь этим утром он был особенно зол, узнав последние новости о любимой девушке, что была уже не его, и эти мысли мешали ему радоваться погожим дням, разрешая выпускать зло на ребёнка, няню, кухарку и даже почтальона, пригрозившись убить того ранним утром за то, что тот всего лишь принёс почту.
