Текст книги "Черновики (СИ)"

Автор книги: Ores

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 8 страниц)

– Язва.

– Придурок.

– Я тебя сильнее.

– Все, я спать. Форточку закрой. И бардак внизу тоже убери. И воду в ванной.

– Почему я?

– Потому что сам спровоцировал.

– А поцелуй на ночь?

– Тебе мало?

– Мне тебя всегда мало. Но сейчас необходим допинг. Устал.

– Хорошо, – Стас присел на корточки и подался вперед; Яр, не задумываясь, протянул руки и всем своим существом потянулся навстречу, – так уж и быть, помогу убраться!

====== Часть 4 ======

Утро встречало сырой осенью, обливая горожан грязными слезами. Дождь моросил всю ночь, и сейчас градус совсем ошалел и стремительно упал к нулю. Всегда теплолюбивый Стас без конца ежился, добавлял печку в машине и грел пальцы о руку брата, слишком горячую из-за поднявшейся температуры. Настроение хуже некуда.

– Тебе стоило остаться дома, – напомнил в сотый раз, включив блокировку и не давая Яру выбраться из авто. Упрямство у обоих было в крови.

– Температура – это не конец света. К тому же, если бы не твои загоны, мне сюда вообще не пришлось бы ехать. Все, – Яр уже откровенно рычал. Сначала Стас ему весь мозг выклевал, что тот с ним не поедет, потом пробка, сломанный светофор, и, чудом избежав ДТП, они с трудом припарковались у школы. – С директрисой у меня договоренность, имею право посещать любые занятия, чтобы не забыть программу, если вдруг засижусь дома, так что можешь считать, я жажду вспомнить все.

– Ты и не забывал.

– Зато тебе не мешало бы подтянуть пару предметов. Стас, вытащи, – шикнул Яр, когда руки младшего забрались ему под куртку на пояснице.

– Тебе же нравится, когда я тебя трогаю.

– Всему должно быть свое время. Пошли. Скоро звонок.

Двое парней, продираясь сквозь непогоду и толпу сонных учащихся старших классов, направлялись к крыльцу школы неторопливо и даже вальяжно. Яр откровенно кривился, вспоминая предстоящую суету и гомон, голова раскалывалась, в горле першило и без конца чесались глаза. Стас, наоборот, был спокоен, чувствуя за плечом брата и позволяя ему открыть для себя дверь. Идиллия длилась недолго. Войдя в холл и влившись в большую часть собравшихся буквально лицом, парней оглушило, но впереди их еще ждал сюрприз.

– О, у меня в глазах двоится или у нас теперь клонируют уродов? – Рыжий будто только и ждал радостной встречи, но, поймав холодный взгляд Яра, боязливо спрятал баллончик с краской в карман.

– Это ты, оттраханный? – не подбирая выражений, кивнул зачинщику Яр, незаметно вставая вперед и закрывая спиной младшего. – Не хватило? – Рыжий опешил. – Прости, детка, но больше я столько не выпью.

– Ты... что несешь?! – от подобной неожиданности Глеб стал тормозить и заикаться, зеваки притихли, соображая, что происходит. Доходило до всех, кроме Стаса.

Яр

– Тихо ты, – шикнув на мелкого, смываю с губы кровь и, прополоскав рот и задрав голову, встречаюсь со своим отражением, больше подходящим маньяку после удачной вылазки, чем успокоившемуся мне. Фоном наблюдаю испуганный взгляд брата, что мечется за спиной. – Не кричи, голова болит.

– Ты бы ею еще пару раз о кафель ударился!

– О кафель ударился не я, а рыжий. Я перелетел через стол вахтера, – поправляю его чисто для справки, надеясь успокоить, но выходит как-то не очень, у него губы начинают дрожать, как у дитя малого, у которого отобрали конфету.

– Тебя вообще, что-ли, из дома выпускать нельзя?!

– Он начал первый. Я должен был стоять и смотреть?

– Ты не должен был лезть не в свое дело! – Стас орал так, что пятиклашка, ворвавшийся по нужде, с той же крейсерской скоростью вылетел обратно.

– Вот теперь, милый, это моё дело. По официальной версии Глеба трахнул я.

– То есть оттого, что грохнуть захотят тебя, мне полегчать должно? В каком, блядь, месте?!

Опустив голову и сделав несколько глубочайших вдохов, отлипаю от зеркала и, повернувшись к нему спиной, обреченно выдыхаю. Не переспорить. Упертый, как баран. Разговор может затянуться надолго, а на это нет ни сил, ни желания, головная боль усиливается, в ушах шумит, и сейчас нотации только раздражают.

Знал ли я, на что иду, переключая огонь на себя?.. Знал. И шел к этому намеренно. Проблема в том, что ни рыжий, ни те, кто был на квартирнике, мне не поверили. Хоть мы и похожи со Стасом, но на той тусовке был точно не я, а вот на видео уже не докажешь, член и рожи у нас похожи, а там только они и фигурировали, по крайней мере от клана Волковых.

– Иди на урок, да? – прошу, сжав его ледяные пальцы, и сразу отпускаю. – У меня все под контролем. Позже обсудим.

– А ты?

– А мне не принципиально сидеть за партой, я могу просто находиться здесь. К тому же под прицелом десятков глаз в замкнутом пространстве и с учителем тебе ничего не угрожает, разве что сесть на кнопку.

– Ты только пришел, а тебя уже полшколы ненавидит, а вторая влюблена. Вот что ты за сука? – рассуждает сам с собой и уносится прочь. Провожаю его до класса, успокоившись, что он все же допущен, плетусь с третьего на второй.

Не знаю, чем я думал, возможно, отключающимся мозгом, но почему-то решил, что если в кабинете тишина, то там никого нет. Гениальное умозаключение, мне можно даже дать награду за сообразительность, если бы не одно “но”: препод, сука, строгий – дисциплина армейская – ВСЁ!

– У тебя таблетка от башки есть? – пнув дверь и сделав пару шагов, притормаживаю, анализируя, что если бы у меня не было урока и будь я учитель, то не стал писать что-то на доске...

А еще... я, сука, видел, как он, обернувшись на меня и зыркнув высокомерно, грызанул щеку, чтобы не заржать!

Выглянув из-за двери, тихо седею! Небольшой кабинет забит битком – совмещенное занятие у двух старших классов! Два! Даже не один!

– Ошибся... – Андрей утвердительно кивает, глаза блестят, еле держится, мел в руках дрожит, – зданием, – кивает еще раз. – Пойду? – за каким-то хером спрашиваю, блеснув улыбкой, и тихонько закрываю за собой дверь.

Так, в этих случаях Стас уходит курить. Курить я не буду, а вот подышать надо, может, перед глазами темнеть перестанет.

Непогода в этот раз мне только на руку. Свежесть и сырость увлажняют пересохшие легкие и слизистую – дышится свободнее.

Курилка тоже далека от ПТУшных. Закрытая с трех сторон, просторная, с удобными лавочками, на одну из которых с удовольствием падаю, затылком откидываясь на стену, и плевать мне, что может быть на той самой стене.

– Какого... – слышу гневное над головой, когда почти что засыпаю. Чужой взгляд вопреки логике растерянный и даже немного обиженный. Ну прости, что попал под горячую руку. Не стоило спать с моим братом.

– Не менее сильно рад встрече, – по-шутовски кланяюсь, приветствуя недавнего спарринг-партнера. Рожа красная, нос подбит, на скуле пиздюль наливается – красавец. Хотя есть в нем что-то приятное, что-то, что с первого раза не разглядеть. Характер только говно, а так нормальный мог бы быть пацан.

– Ты же не куришь? – наезжает с ходу.

Немного теряюсь, наблюдая с отвращением, как он тянет себе в рот сигарету и смачно затягивается. Какие подробности о моей личной жизни, не курю...

– А еще я не придерживаюсь перспектив разговаривать с кем попало, как тебе такой расклад?

Высокий, чуть выше меня. На рожу обычный, хулиган и хулиган, в потрепанном пиджаке и мятой рубахе, с наколкой во всю руку, которую заставляют скрывать школьные правила, но темперамент протестует, поэтому рукава задраны до локтя. Волосы яркие, и веснушек совсем нет.

– Ты сильно изменился, – меняет тему, подпирает спиной стену и пинает носком ботинка брошенный кем-то окурок. Меня не просто разглядывает – сканирует, от кончиков туфель до самой макушки.

– Ты тоже, – никогда с ним не ладили, с начальной школы, всегда задирал он первый, а я потом так втянулся, что давать ему пиздюлей стало для меня допингом. И вот парадокс, сильнее всегда был я, а лезть не прекращал он, значит, не трус. – Теперь, чтобы дать тебе пизды, уйдет чуть больше времени.

– Потасовка утром не показатель. Нас растащили.

– Да, – становится очень весело, – но я ушел сам, а тебя несли.

– Тебе легче от этого стало?

– Мне? – задумавшись, прицениваюсь к своим ощущениям. – Нет. Но когда я пойму, как избавить брата от твоего чрезмерного внимания, то полегчает.

– Не я начал эту войну, – обиженно, с надрывом, слишком эмоционально. Я вот так разговаривать с ним не могу, вообще к нему ничего не чувствую, а этот, наоборот, как перекачанный мяч, каждым выкриком словно воздух спускает и ему немного становится легче.

– Да ну... – только было собираюсь развести демагогию на тему “ху из ху”, но быстро теряю интерес – мне плевать кто. Я за свое порву.

В нем скрыто нечто глубокое, темное, такое, что не сможет уйти без следа, что точно оставит рубец, и это что-то почти живое, впилось мне в грудь, когда он посмотрел на меня с ненавистью. Сильное, мощное, вибрацией по коже, это чувствовал я, и что же переживал он, если даже находясь с ним рядом и не зная его толком – поплохело.

– Тогда мне жаль, – скалится и шипит сквозь зубы, смяв от злости сигарету, – что и ТЕБЕ не поздоровится тоже. – Как будто до этого у меня были льготы на его милосердие.

– Буду ждать...

– Мальчики, – радостное и до опиздения сейчас не нужное восклицание прямо над моей головой. Рыжий дымом поперхнулся, я даже сел ровнее, чисто машинально. – Ладно этот, – я получил подзатыльник и чуть не взвыл, чердак точно треснул, – но ты-то, Глеб, – переигрывает с драматизмом, – как можешь прогуливать?! – Издевка в голосе преподавателя ощущается острее, чем от ровесника, давит авторитетом, к тому же Андрей откровенно сильнее, и это тоже ущемляет самооценку. Выскочив из курилки в немом молчании, Глеб цепляет Андрея плечом, тот, словно того и ждал, извернувшись хватает его за локоть, крутанув, толкает в стену, хорошенько приложив плечом.

– Осторожнее, тут тесновато, – оправдывается, а в глазах черти пляшут.

– Извините, – рыжий бурчит оправдание и вываливается на улицу, оставляя нас одних.

Андрей, не долго думая, плюхается рядом, хватает меня за подбородок и вертит лицо во все стороны, озвучив вердикт: – Кра-са-вец!

– Кстати, про прогулы, – освобождаю лицо из его пальцев, шлепнув по руке, – кто бы говорил.

– Так я же по делу, – по-пацански раскидывает ноги и не прекращает улыбаться, мне уже кажется, у него рот болеть должен от такой нагрузки.

– Курить – это по делу? – забираю и выбрасываю в урну пачку, когда он с трудом выуживает ее из кармана брюк. Да, не то я место выбрал, чтобы свои замашки рекламировать, но он прощает мои загоны. – И вообще – там же класса два было, как ты свалил?

– Знаешь, мой побитый друг, – упав на мое плечо, продолжает белозубо ухмыляться, царапая плечо ногтем, – все-таки у меня кое-какие привилегии. Как и у тебя.

– Я честно закончил школу.

– А я честно свалил с урока, потому что мне стало скучно. О! – порывшись в кармане, свободной рукой засовывает мне в рот таблетку, причем так быстро, что я проглатываю и ее, и наглость, и кончик его пальца, прикусывая. – Сам же просил от головы, – облизывает место укуса и не понимает, как пошло это выглядит, или наоборот... понимает.

– А если наркоту подсунули?

– Не. Зарплату еще не дали. Но как только... – дружно заржали, причем я с пенящейся во рту таблеткой, скорее всего, был похож на бешеную собаку.

– Когда я рассказывал тебе о брате, не думал, что ты окажешься таким же придурком. – Взглядом прошу пояснить, обижаться не получается. – Вместо того чтобы пытаться решить его проблемы, ты нажил свои.

– Я разгребу. И проблемы большой пока не вижу. Ну не поладили пацаны, бывает...

– Ты еще такой ребенок. – Касание теплых пальцев к щеке встречаю дрожью. Интонация, мягкая, как колыбельная, успокаивает, и в то же время становится еще хуже. Обняв за шею и обхватив лоб, роняет голову себе на плечо, и, честно признаться, даже оттолкнуть его не могу, заряд кончился. – У тебя температура. Простыл?

– Нет, – вру напропалую, к щекам еще больший жар приливает, он сидит слишком тесно и мне почти плохо, внутри, за ребрами, все скатывается в ком.

– Врун. – Выглянув из двери и осмотрев пустой скверик в школьном дворе, поворачивается ко мне, наклоняясь близко к лицу, – смущает. – Хочешь, согрею?.. – Интимным шепотом, без намека на шутку – слишком в лоб, чтобы психика справилась, – бросает в жар, хотя и так горю.

Открыв рот от удивления, испытываю шок в смеси с потрясением, поэтому от вибрации мобильника подпрыгиваю на месте. Андрей неохотно отстраняется, но не уходит.

– Что? – вопросительно приподнимает брови, когда я, прочитав сообщение, не могу сдержать улыбку. – Ну?

– Малой написал, что следующий английский.

– И? – чует подвох.

– Говорит, препод зануда, – складываюсь пополам и совершенно по-свински начинаю ржать, выпуская напряжение. Андрей барабанит пальцами мне по плечу и кусает губы, держит марку. – Не, я согласен, – продолжаю дебош, тот больше не может сдерживаться, улыбается сидит, – у тебя с уроков даже препод сбежал, что делать ученикам...

Я пожалел о том, что рассказал Андрею о смс, почти сразу. Сначала он укусил меня за ухо, сообщив, что это наказание за грубость, потом... потом Стасов класс, пошумев в начале урока, напросился на наказание и все сорок пять минут вместо ин-яза они в воспитательных целях покоряли спортивную площадку, устроив марш-бросок.

– И ты хочешь сказать, что после этого он не мудак? – интересуется у меня малой, нагнувшись к раковине и глотая воду из фонтанчика. Мокрый, весь в поту, с влажной головой и лихорадочно блестящими глазами, совсем настоящий, сейчас без присущего пафоса и гонора, коим общается со своим окружением, такой... мой.

– Бля... – шипит, когда ударяется головой о дверь кабинки, благо, огорожена до самого пола и нас не видно. В туалете тишина, опять начался урок, и зависать здесь становится доброй традицией. – Яр... псих, – но вместо протеста азарт в глазах.

Губами к губам, как он пять минут назад к воде, хватая жадно, глубоко, ласкаясь языками и глуша звуки слишком тесной лаской. Обтираемся телами, ломая жестко его в пояснице, и, задирая одежду, сходим с ума.

Поймав руки Стаса, завожу их ему за спину и держу так, пока ему не пришла в голову мысль стянуть с меня штаны. Слишком велик риск. Не сдержусь.

Мелкими поцелуями по лицу, кусая губы и успокаивая, его жалостливое “нет, нет, нет” бальзамом на сердце, вот если бы он всегда был таким ручным.

– Пиздуй на урок, – прошу шепотом, легонько толкнув его к стенке кабинки.

– Не хочу, – капризничает, злится, видя мою снисходительную улыбку.

– Надо, – прислушавшись и убедившись, что кроме нас никого, выталкиваю за двери, подгоняя к кабинету. На пути встречаем кучей собравшихся учителей, среди них хмурый Андрей и бледная, как свежепобеленная стена, директриса.

– Мальчики, идите в класс, – просит учитель математики, пожилой профессор, стирая с уголка глаз слезы, а мы намеренно оба замедляем ход, уловив из обрывков фраз, что в подсобке за спортзалом нашли повешенного ученика, вчера покончившего с собой...

Автор

Стас делает несколько неуверенных шагов вперед, тяжело выдохнув, будто ему горло передавило, сглатывает и хватается за сердце. Кто бы мог подумать, что семнадцатилетний парень может переживать так сильно. Кто бы мог подумать, что этот парень – эгоистичная сука Стас.

Холодными пальцами по карману, выдернул мобильник, уже заворачивая за угол, припадал к нему плечом. Быстрый набор, фотка смазливого мальчишки на экране и короткие гудки – вне зоны. Ярослав, боясь что-то предполагать, старался быть рядом и не задавать вопросов, малой на грани, причем за эту самую грань перемахнул с такой легкостью, что стало физически невыносимо находиться с ним рядом.

– Ты чего? – Придержав за плечи сползающего на корточки брата, Яр скопировал его действия, оставаясь на одном уровне и с беспокойством разглядывая бледное лицо напротив.

– Валя трубку не берет. – Влажный взгляд, совершенно пустой, неосмысленный, как у пьяного или психически нездорового человека, волосы дыбом встают.

– Это как-то связано? – И тут же злость на простой вопрос.

Рывком на ноги, роняя брата, и топот по коридору, сначала одних, за ним уже вторых, чтобы остановить. Слишком эмоциональный, слишком неуравновешенный, не в том состоянии, чтобы лицезреть случившееся.

Яр

– Пусти!!! – резкий, бьющий, словно пощечина, по мозгам крик, когда, схватив его за руку, дергаю обратно, разворачивая лицом и утыкая рожей в плечо. Сопротивляется. Сильнее, чем должен, сильнее, чем вообще может, как взбесившись, вырывается из рук, пытается обернуться, рассмотреть, где на канате в дальнем углу малого зала висит посиневший труп.

– Это не он! – рявкаю на весь зал, удивляясь, как нас еще не выперли, хотя собравшиеся здесь учителя сами напуганы не меньше. По всей площади гуляет сквозняк, воздух свежий, неприятного запаха не ощущаю, но словно на подсознательном уровне его чувствую, атмосфера более чем напряженная, некоторые плачут, особенно женская часть и пожилой вахтер, а вот учитель английского наоборот спокоен, кивает мне, показывая на выход, общаясь негромко по телефону, прижав его плечом к уху.

– Стас, – жестче, требовательнее, чтобы, сука, уже заткнулся и это ебаное “пусти” не слышать! – Это не он! Это девушка.

Как через броню, медленно и мучительно но до него доходит. Доходит тогда, когда меня от вида трупа уже тошнит, потому что не могу даже глаза закрыть и перевести дух. Руки занемели, как камень, тяжестью по всему телу и особенно спине.

– Ты уверен? – И мне кричать хочется – от злости, от обиды, от боли, потому что не имеет он права так сходить с ума по кому-то еще, кроме меня. Такая простая истина, ранит жгучей ревностью, и я уже заведомо ненавижу того пацана и боюсь признаться, что будь он на месте этой девчонки...

– Уверен.

– Точно?.. – тараторит в курилке, трясет меня за плечо и хлещет коньяк из фляжки, спрятанной там старшаками на такой случай.

Учащихся почти нет, распустили с уроков, прикрылись версией о прорыве труб, но слухи расползаются быстрее чумы, поэтому уже завтра будет галдеть абсолютно вся школа.

– Почему тебя так это беспокоит? – Привалившись спиной, кручу в руках мобилу, разглядываю брата и словно не узнаю его. Будто другой человек, настоящий, живой, способный сопереживать, но не мой Стас.

– Он мне небезразличен, – холодно и спокойно, зная, КОМУ он это говорит, и еще лучше осознавая, ЧТО именно. – Да, можешь беситься сколько влезет, но мне он дорог, ясно?

– А я? – Состояние тихого шока плавно трансформируется в апатию. Так спокойнее. Только дышать не можешь и подыхаешь, как выброшенная на берег рыба без кислорода.

– А ты мой брат. – Еще один жадный глоток и все та же монотонная интонация, он даже голоса не повысил. – Знай свое место.

– Хорошо. – Улыбка так и просится, но выдавить ее не могу как ни стараюсь, лицо судорога свела. – Тогда и ты, – оттолкнувшись лопатками и ровно встав напротив, так, чтобы точно видел, что я не шучу, чтобы прочувствовал, чтобы осознал, – только брат мне. – С короткими выдохами, резкими словами, но я это сказал. Стас только улыбнулся.

– Не сможешь, – припечатывает приговор, убивает же, тварь!

– Значит, найду замену! – Воздуха совсем нет, скулы горят, глаза красные, почти ни черта не вижу, и до опиздения болит голова, скорее всего, скакануло давление.

– Хочешь проверить, у кого яйца крепче? – шагает навстречу, замирая в паре миллиметров от моих губ, я отворачиваюсь, больно и невыносимо стоять так близко и не касаться его, еще невыносимее заставлять себя верить, что этого тебе и не хочется. – Я дам тебе такой шанс, – бьет тыльной стороной ладони по лицу, заставляя смотреть себе в глаза, – не пожалей, смотри, о своем решении.

– О, Волков, вот ты где... – Андрей выскакивает из-за угла как черт из табакерки и сразу вцепляется в мое плечо, обдает запахом дорогого парфюма и сигарет – нервничает. – Это не ты наблевал на лестнице? – Желание въебать ему промеж глаз растет с каждой секундой, даже несмотря на очаровательную улыбку, но он, словно почувствовав мое состояние, убирает руку и садится напротив, прямо фирменными брюками на перила лестницы. – Кто обидел моего мальчика?

– Я не твой, – отвечаю на автомате. Руки в карманы, покрепче сжимаю мобильный, все давление на его корпус, внешне же остаюсь спокойным, не желая рассыпаться в грязь перед посторонними.

У препода мягкий, внимательный взгляд, хотя и выглядит он уставшим, а рожа и вправду немного протокольная, а еще сегодня он слегка небритый, в кашемировом мягком белом свитере, плотно облегающем сильное тело, таком мягком, что в него хочется уткнуться лицом и... сдохнуть.

– И зря. Уж больно морда кислая, видать, не счастлив ты.

– С какого ракурса тебя это поебывает? – грублю не намеренно, отталкиваю, вообще любое присутствие бесит.

– Со всех. Ты мой ученик, я отвечаю за тебя. А то мало ли, тоже вешаться пойдешь.

– Больше не хочется... – Прикусываю жало и всем своим видом строю из себя невинность, но его задумчивое “Даже та-а-а-ак” – кровь замораживает в жилах.

– Может, кофе? – предлагает, заглядывая мне в глаза, и я не уверен, что сейчас мне стоит оставаться одному, но желание отомстить брату... Стас уехал к Вальке, о чем сообщил мне лично, сказал, хочет наладить их отношения. Какого рода отношения и что он собрался налаживать, я уже не слушал, в такси посадил и денег дал. Кстати, мне нужен новый телефон, желательно бронированный.

– Может, водки? – первое, что приходит в голову.

– Маленький ты для водки. Но могу угостить слабым коктейлем.

– Тогда мне два... – задумавшись... – Два раза по два.

– Согласен, но если нажрешься – я тебя выебу.

– Никогда не буду с тобой пить!

В последний момент, когда мы уже шли к парковке, Андрею позвонили и долго объясняли что-то на повышенных. После этого мужчину как подменили, он стал дерганный, нервный, готовый разнести к ебеням того, кто его потревожил, но на меня продолжал смотреть с теплом и немного виновато, что совершенно выбивало из колеи.

– Прогулка откладывается, детка, надо работать.

– Уроки отменили. – Отрезвев от произошедшего, даже рад, что ничего не получилось.

– Я же говорил, что подрабатываю. Вызвали. Извини.

– Ничего. Даже к лучшему.

– Не знал, что ты такой трусишка.

– Дело не в этом.

– Ну да, ну да... – Порывшись в кармане, выуживает связку ключей и, отстегнув один от карабина, отдает мне. – Возьми, я не пошутил, когда сказал, что можешь приходить в любое время...

====== Часть 5 ======

Автор

Город уснул. Под блеклым прищуром неполной луны закрылись глазницы домов, из обжитых многоквартирников превращая сложные постройки в груду холодного камня.

Ветер стих. Полнейшее затишье, как перед бурей.

Ярослав стоял напротив панорамного окна, разглядывая спящий двор и не испытывая ровным счетом ничего. Холодное безразличие, с которым было даже комфортно, и все сильнее хотелось верить – с этим чувством можно жить, надо только привыкнуть.

– Почему не спишь? – строгий оклик за спиной, шелест куртки, и даже оборачиваться не надо, чтобы понять – теперь это половая тряпка. – Яр? – повторяет вопрос, падая на диван в гостиной под скрип кожи и, заскулив, выдыхает с хрипотцой. – Ярик? – Щелчок зажигалки, шипение тлеющей бумаги и запах, от которого перехватывает глотку.

– Не спится, – подавленно, хотя хотелось говорить с ним так же спокойно, с присущей Стасу похуистичностью, только себя не обманешь. Сжалось, дрогнуло и замерло, забившись под ребра. Хотелось спросить, как прошел его день, чем он занимался и все ли у него в порядке...

– Скажи мне, милый, почему кроме тебя меня никто не любит? – Философский вопрос на который можно дать миллион ответов.

– Тебе этого мало? – Обернувшись и сложив руки на голой груди, Яр поежился от холода.

– Я хочу знать, каково это, когда тебя любят правильно.

Фонарь за окном давал недостаточно освещения, чтобы в полной мере можно было рассмотреть обстановку, но даже этого хватило, для понимания – Стас безумно устал.

– А как это – правильно? – усмехнулся Ярослав, присаживаясь на подоконник и подтягивая к себе колено.

– Как? – Стас, наоборот, поднялся, расхаживая по комнате, обтираясь о стены, думая, а, быть может, формулируя то, что давно хотел сказать, пока не останавился прямо напротив. – Это когда не боишься из-за своей любви потерять близкого человека. Когда можно держаться за руки, когда можно целоваться на глазах у всех...

– Это мишура, – Яр смотрел на него как на неразумного ребенка, и вся та любовь, которую он взращивал в себе к нему, которую давил, душил, снова выхаживал – она сформировалась теперь в четкую форму, вместе с осознанием, что так же его любить никто не будет. – К тому же все, что ты перечислил, станет предлогом, чтобы забить тебя в первой подворотне. Пидарасы нынче не в чести.

– Не обязательно парень.

– Ты и выбрать можешь, кого любить? Не просто человека. Не просто пол. Не просто личность, а тело, которое будет тебе подходить по параметрам? Это не любовь. Хотя очень удобно. Может, мне тоже стоит придерживаться твоих принципов?

– Ты не сможешь полюбить кого-то кроме меня.

– Зато МЕНЯ смогут полюбить. Может быть, этого будет достаточно? – последнее уже шепотом, спрашивая у самого себя.

– Хочешь скинуть с себя ответственность? – Стас бил прицельно, не подбирая слов и не играя на публику громкими речами, он знал, что сказать, чтобы спустить с небес на землю. – Не я потащил тебя в койку, Яр. Не я трахал. Не смей теперь оставлять меня одного, ты не имеешь на это права.

– Я никуда и не ухожу. – Ослабив руку, легко коснулся груди Стаса, почти без давления отталкивая его от себя подальше, когда тот встал напротив.

– Ты отдаляешься. – Шаг обратно, будто позади осталась пропасть.

– Ты сам делаешь для этого все. И у тебя неплохо получается.

– У тебя кто-то появился? – Вопрос застал Яра врасплох. Он не был готов ответить, хотя бы потому, что брату сейчас не объяснить: для того, чтобы снова начать дышать полной грудью и видеть мир по-новому, не обязательно засовывать в кого-то член, живого присутствия более чем достаточно.

– У меня кроме тебя никого нет.

– Именно поэтому ты же не хочешь, чтобы следующие лет пятнадцать я был в тюрьме?

– О чем ты? – По коже прошелся неприятный холодок, во рту все стянуло. Шелест шторы стал раздражать, пустой, отстраненный взгляд напротив – тоже. Шипя и скаля зубы подняла голову тревога.

– Я убью его. Понял? – изъясняется легко и просто, словно рассуждая о погоде, и его спокойствие сейчас отдает безумием, из-за чего становится неуютно находиться рядом.

– И зачем, если я тебе не нужен?

– Чтобы в следующий раз знал свое место.

– Не понимаю тебя, Стас.

– Заткнись. И иди за мной. – Стас отстранился первый, раздеваясь прямо на ходу и соря вещами, Яр так и сидел, борясь с приступом бешенства, злости, паники и возбуждения одновременно.

– Я не шутил, когда сказал, что не буду тебя делить с кем-то еще, – еще одна попытка достучаться.

– Ты думаешь, мне нужно твое разрешение? – Собачка ширинки плавно сползла вниз, оголяя безволосый пах и головку члена, пошло торчащую из трусов.

– У меня тоже есть гордость.

– Я знаю. – Стянув штаны и присев на лестничный пролет, Стас широко развел ноги, проходясь жадной лаской по всему стволу и пережимая его у основания. В своей порочности он был прекрасен, юность только придавала ему шарма, но даже сейчас Яр знал, что спустя годы ничего не изменится, он с тем же слепым обожанием будет смотреть на него, независимо от перемен. – В противном случае ты бы уже сидел на цепи, как собака.

– Тебе не идет жестокость. – Яр на негнущихся ногах поплелся на его голос, по вискам и спине крупными каплями стекал пот, в глазах темнело и как никогда частило сердце.

– Ты вынуждаешь меня быть таким. – Присев на колени перед Стасом, Яр, сцепив зубы, опустил голову. Поцелуя он не ожидал, поэтому вздрогнул, но Стас придержал его за плечи, прижимая к себе и успокаивающе гладя по спине. – Хочешь, признаюсь тебе в любви? – снова подкол, снова по тем же ушибам, что только-только затянулись пунцовыми гематомами.

– Нет, – отрицательное качание головой, от вкуса поцелуя горчит на губах, в глазах соль, приходится их закрыть. – Не хочу больше вранья.

– Тогда побудь со мной, – просит удивительно волнительно, шепотом распаляя еще сильнее, так, что становится невыносимо от собственного возбуждения, – потому что завтра ты опять будешь злиться...

Стас не соврал, когда обещал, что Яру придется нелегко. Причина плохого настроения нарисовалась уже ко второй паре, когда парни в толпе окруживших их одноклассников коротали перемену. Ярослав терпеть не мог шум и возню, наигранный смех, когда эмоциями пытаются привлечь внимание, и выглядит это до того жалко, что находиться поблизости просто невозможно. Щебет девчонок, уже похорошевших и знающих себе цену, оценивающие взгляды парней, видящих в Яре конкурента, все это сбивало с толка и вызывало мигрень.

Его он сначала нутром почувствовал, зажгло между лопатками, горячей волной потянуло по спине, запах слишком взрослого, пыльно-приторного одеколона, и только потом, обернувшись на раздражитель, их взгляды пересеклись.

Мутно-серые, не такие выразительные, как у Стаса, глаза смотрели буквально насквозь. Хлопая пушистыми ресницами и даже приоткрыв рот от удивления, он наблюдал со стороны, нервно теребя в пальцах лямку потрепанного и заклеенного яркими заплатками рюкзака. Форма смотрелась на нем нелепо, была велика из-за хрупкого телосложения, тем более... это была прошлогодняя форма Стаса!

Тишина ударила по ушам сильнее крика, шепот, пересуды, кривые взгляды и снова мертвое затишье, когда Стас командным голосом рявкнул на весь коридор: “Заткнулись все!”

То, что этот крашенный в черный цвет парень тот самый Валя, Яр не сомневался. Слишком радостным стал ходивший все утро хмурым брат, слишком резво помчался к нему и слишком тепло обнял, тут же играючи убирая руки, когда смутившийся брюнет попятился назад.

Ревность рвала на части. В его присутствии, даже не имея близкого знакомства, Яр ощущал в этом хилом теле угрозу, причем такую, что хотелось оттащить от него брата как можно дальше.

– Привет, – с улыбкой поздоровался Валентин, когда Стас подвел его к брату под трель звонка.

Яр окатил мальчишку презрительным взглядом, фыркнул, сморщив нос, снова почувствовав этот мерзкий по его мнению одеколон, и, не проронив ни звука, пошел в класс, за рукав утянув с собой брата.

Кто бы мог подумать, что эта парочка усядется вместе!

Яр

Бесит!

Бесит, сука, до трясучки, до содранных с рук затянувшихся корок ран, до алых всполохов перед глазами. Одним своим видом бесит. Провоцирует же, тварь!

Прослушиваю половину урока, наблюдая, как эти двое воркуют, и чем больше наблюдаю, тем сильнее склоняюсь к насилию!