Текст книги "ВАННА АРХИМЕДА СБОРНИК"

Автор книги: Обэриуты

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 26 страниц)

Сквозь холм, например, пролетела галка. Пролетела, как сквозь облако. Об этом утверждают несколько свидетелей. Это противоречило законам летающих холмов, но факт оставался фактом, и Платон Ильич занес его в список детален Капустинского холма. Ежедневно У Рундадаров собирались почетные гости и обсуждались признаки законов алогической цепи. Среди почетных гостей были: профессор железных путей Михаил Иванович Дундуков, игумен Миринос II и плехаризиаст Стефан Дернятип. Гости собирались в нижней гостиной, садились за продолговатый стол, на стол ставилось обыкновенное корыто с водой. Гости, разговаривая, поплевывали в корыто: таков был обычай в семье Рундадаров.

Сам Платон Ильич сидел с кнутиком. Время от времени он мочил его в воде и хлестал им по" пустому стулу. Это называлось «шуметь инструментом». В девять часов появлялась жена Платона Ильича, Анна Маляевна, и вела гостей к столу. Гости ели жидкие и твердые, блюда, потом подползали на четвереньках к Анне Маляевнс, целовали ей ручку и садились пить чай. За чаем игумен Миринос II рассказывал случай, происшедший четырнадцать лет тому назад. Будто он, игумен, сидел как-то на ступеньках своего крыльца и кормил уток. Вдруг из дома вылетела муха, покружилась и ударила игумена в лоб. Ударила в лоб и прошла насквозь головы, и вышла из затылка, и улетела опять в дом. Игумен остался сидеть на крыльце с восхищенной улыбкой, что наконец-то воочию увидел чудо.

Остальные гости, выслушав Мириноса II, ударяли себя чайными ложками по губам и но кадыку в знак того, что вечер окончен. После разговор принимал фривольный характер. Анна Маляевна уходила из комнаты, а господин плехаризиаст Дернятин заговаривал на тему «Женщина и пветы». Бывало и так, что некоторые из гостей оставались ночевать. Тогда сдвигалось несколько шкапов, и на шкапы укладывали Мириноса II. Профессор 172 Дундуков спал в столовой на рояле, а господин Дернятин ложился в кровать к рупдадарской прислуге Маше.

В большинстве же случаев гости расходились по домам.

Платон Ильич сам запирал за ними дверь и шел к Анне Маляевне. По реке Свпречке плыли с песнями никитинские рыбаки. И под рыбацкие песни засыпала семья Рундадаров.» {1929-W30) ВЕЩЬ Мама, папа и прислуга по названию Наташа сидели за столом и пили.

Папа был, несомненно, забулдыга. Даже мама смотрела на него свысока. Но это не мешало папе быть очень хорошим человеком. Он очень добродушно смеялся и качался на стуле. Горничная Наташа, в наколке и в передничке, все время невозможно стеснялась. Папа веселил всех своей бородой, но горничная Наташа конфузливо опускала глаза, изображая этим, что она стесняется.

Мама, высокая женщина с большой прической, говорила лошадиным голосом. Мамин голос трубил в столовой, отзываясь на дворе и в других комнатах.

Выпив по первой рюмочке, все на секунду замолчали и поели колбасу. Немного погодя все опять заговорили.

Вдруг, совершенно неожиданно, в дверь кто-то постучал. Ни папа, ни мама, ни горничная Наташа не могли догадаться, кто это стучит в двери.

– Как это странно,– сказал папа.– Кто бы там мог стучать в дверь? Мама сделала соболезнующее лицо и не в очередь налила себе вторую рюмочку, выпила и сказала: – Странно.

Папа ничего не сказал плохого, но налил себе тоже рюмочку, выпил и встал из-за стола.

Ростом был папа невысок. Не в пример маме. Мама была высокой, полной женщиной с лошадиным голосом, а папа был просто ее супруг. В добавление ко всему прочему папа был веснушчат.

Он одним шагом подошел к двери и спросил: 173 – Кто там? – Я,– сказал голос за дверью.

Тут же открылась дверь, и вошла горничная Наташа, вся смущенная и розовая. Как цветок. Как цветок.

Папа сел.

Мама выпила еще.

Горничная Наташа и другая, как цветок, зарделись от стыда. Папа посмотрел на них и ничего плохого не сказал, а только выпил, так же как и мама.

Чтобы заглушить неприятное жжение во рту, папа вскрыл банку консервов с раковым паштетом. Все были очень рады, ели до утра. Но мама молчала, сидя на своем месте. Это было очень неприятно.

Когда папа собирался что-то спеть, стукнуло окно.

Мама вскочила с испуга и закричала, что она ясно видела, как с улицы в окно кто-то заглянул. Другие уверяли маму, что это невозможно, так как их квартира в третьем этаже, и никто с улицы посмотреть в окно не может – для этого нужно быть великаном или Голиафом.

Но маме взбрела в голову крепкая мысль. Ничто на свете не могло ее убедить, что в окно никто не смотрел.

Чтобы успокоить маму, ей налили еще одну рюмочку. Мама выпила рюмочку. Папа тоже налил себе и выпил. Наташа и горничная, как цветок, сидели, потупив глаза от конфуза.

– Не могу быть в хорошем настроении, когда на нас смотрят с улицы через окно,– кричала мама.

Папа был в отчаянии, не зная, как успокоить маму.

Он сбегал даже на двор, пытаясь заглянуть оттуда хотя бы в окно второго этажа. Конечно, он не смог дотянуться.

Но маму это нисколько не убедило. Мама даже не видела, как папа не мог дотянуться до окна всего лишь второго этажа.

Окончательно расстроенный всем этим, папа вихрем влетел в столовую и залпом выпил две рюмочки, налив рюмочку и маме. Мама выпила рюмочку, но сказала, что пьет только в знак того, что убеждена, что в окно кто-то посмотрел.

Папа даже руками развел.

_ Вот,– сказал он маме и, подойдя к окну, растворил настежь обе рамы.

В окно попытался влезть какой-то человек в грязном воротничке и с ножом в руках. Увидя его, папа захлопнул рамы и сказал: 174 – Никого нет там.

Однако человек в грязном воротничке стоял за окном и смотрел в комнату и даже открыл окно и вошел.

Мама была страшно взволнована. Она грохнулась в истерику, но, выпив немного предложенного ей папой и закусив грибком, успокоилась.

Вскоре и папа пришел в себя. Все опять сели к столу и продолжали пить.

Папа достал газету и долго вертел ее в руках, ища, где верх и где низ. Но сколько он'ни искал, так и не нашел, а потому отложил газету в сторону и выпил рюмочку.

– Хорошо,– сказал папа,– но не хватает огурцов.

Мама неприлично заржала, отчего горничные сильно сконфузились и принялись рассматривать узор на скатерти.

Папа выпил еще и вдруг, схватив маму, посадил ее на буфет.

У мамы взбилась седая пышная прическа, на лице проступили красные пятна, и, в общем, рожа была возбужденная.

Папа подтянул свои штаны и начал тост.

Но тут открылся в полу люк и оттуда вылез монах.

Горничные так переконфузились, что одну начало рвать. Наташа держала свою подругу за лоб, стараясь скрыть безобразие.

Монах, который вылез из-под пола, прицелился кулаком в папино ухо да как треснет! Папа так и шлепнулся на стул, не окончив тоста.

Тогда монах подошел к маме и ударил ее как-то снизу – не то рукой, не то ногой.

Мама принялась кричать и звать на помощь.

А монах схватил за шиворот обеих горничных и, помотав ими по воздуху, отпустил.

Потом, никем не замеченный, монах скрылся опять под пол и закрыл за собою люк.

Очень долго ни мама, ни папа, ни горничная Наташа не могли прийти в себя. Но потом, отдышавшись и приведя себя в порядок, они все выпили по рюмочке и сели за стол закусить шинкованной капусткой.

Выпив еще по рюмочке, все посидели, мирно беседуя.

Вдруг папа побагровел и принялся кричать.

– Что! Что! – кричал папа.– Вы считаете меня за мелочного человека! Вы смотрите на меня как на не175 удачника! Я вам не прижлиалыщы! Сами вы негодчи! Мама п горничная Наташа выбежали из столовой и заперлись на i упе.

– Пошел, заб›лдыга! Пошел, чертово копыто! – пептала мама в v /ьасе окончательно сконфуженной Наташе.

А папа сидел в столовой до ›тра и орал, пока не взял папку с делами, одел белую фуражку и скромно пошел на службу.

31 мая 1929 ИСТОРИЯ СДЫГР АППР Андрей Семенович Здравствуй, Петя.

Петр Павлович. Здравствуй, здравствуй. Guten Morgen '. Куда несет? Андрей Семенович протянул руку Петру Павловичу, а Петр Павлович схватили руку Андрея Семеновича и так ее дернули, что Андрей Семенович остался без руки и с испугу кинулся бежать. Петр Павлович бежали за Андреем Семеновичем и кричали: «Я тебе, мерзавцу, руку оторвал, а вот обожди, догоню, так и голову оторву!» Андрей Семенович неожиданно сделал прыжок и перескочил канаву, а Петр Павлович не сумели перепрыгнуть канавы и остались по сию сторону.

Андрей Семенович. Что? Не догнал? Петр Павлович. А это вот видел? (И показали руку Андрея Семеновича.) Андрей Семенович. Это моя рука! Петр Павлович. Да-с, рука ваша! Чем махать будете? Андрей Семенович Платочком.

Петр Павлович. Хорош, нечего сказать! Одну руку в карман сунул, и головы почесать нечем.

Андрей Семенович. Петя! Давай так: я тебе чего-нибудь дам, а ты мне мою руку отдай.

Доброе утро (нем).

176 Петр Павлович. Нет, я руки тебе не отдам. Лучше и не проси. А вот хочешь, пойдем к профессору Тартарелину – он тебя вылечит.

Андрей Семенович прыгнул от радости и пошел к профессору Тартарелину.

Андрей Семенович. Многоуважаемый профессор, вылечите мою правую руку. Ее оторвал мой приятель Петр Павлович и обратно не отдает.

Петр Павлович стояли в прихожей профессора и демонически хохотали. Под мышкой у них была рука Андрея Семеновича, которую они держали презрительно, наподобие портфеля.

Осмотрев плечо Андрея Семеновича, профессор закурил трубку-папиросу и вымолвил: – Это крупная шшадина.

Андрей Семенович. Простите, как вы сказали? Профессор. Сшадина.

Андрей Семенович. Ссадина? Профессор. Да, да, да. Шатина. Ша-тйн-на! Андрей Семенович. Хороша ссадина, когда и руки-то нет! Из прихожей послышался смех Профессор. Ой! Кто там шмиется? Андрей Семенович. Это так просто. Вы не обращайте внимания.

Профессор. Хо! Ш удовольствием. Хотите, чтонибудь почитаем? Андрей Семенович. А вы меня полечите.

Профессор. Да, да, да. Почитаем, а потом я вас полечу. Садитесь.

Оба садятся Профессор. Хотите, я вам прочту свою науку? Андрей Семенович. Пожалуйста! Очень интересно.

Профессор. Только я изложил ее в стихах.

Андрей Семенович. Это страшно интересно! Профессор. Вот, хе-хе, я вам прочту отсюда досюда. Тут вот о внутренних органах, а тут уже о суставах.

177 Петр Павлович (входя в комнату) Здыгр апир устр устр я несу чу/кую руку здыгр аппр устр устр где профессор Тартарелин? здыгр аппр устр устр где приемные часы? если эти побрякушки с двумя гирями до полу эти часики старушки пролетели параболу здыгр аппр устр устр ход часов нарушен мною им в замену карабистр на подставке здыгр аппр с бесконечною рукою приспособленной как стрелы от минуты за другою в путь несется погорелый а под белым циферблатом ' блин мотает устр устр и закутанный халатом восседает карабистр он приемные секунды смотрит в двигатель размерен чтобы время не гуляло где профессор Тартарелин, где Андрей Семеныч здыгр однорукий здыгр аппр лечит здыгр аппр устр приспосабливает руку приколачивает пальцы здыгр аппр прибивает здыгр аппр устр бьет.

Профессор Тартарелин. Это вы искалечили гражданина, Петр Павлович? Петр Павлович. Руку вырвал из манжеты.

Андрей Семенович. Бегал следом.

Профессор. Отвечайте! Петр Павчович смеются Карабистр. Гвиндалея! Петр Павлович. Карабистр! 17» Карабистр. Гвиндалан.

Профессор. Расскажите, как было дело.

Андрей Семенович Шел я по полю намедни и внезапно вижу: Петя мне навстречу идет спокойна и, меня как будто не заметя, хочет мимо проскочить.

Я кричу ему: ах, Петя! Здравствуй, Петя, мой приятель, ты, как видно, не заметил, что иду навстречу я.

Петр Павлович Но господство обстоятельств и скрещение событий испокон веков доныне нами правит как детьми, f морит голодом в пустьще, хлещет в комнате плетьми.

Профессор. Так-так, это понятно. Стечение об– стоятельств. Это верно. Закон.

Тут вдруг Петр Павлович наклонились к профессору и откусили ему ухо. Андрей Семенович побежал за милиционером, а Петр Павлович бросили на пол руку Андрея Семеновича, положили на стол откушенное ухо профессора Тартарелина и незаметно ушли по черной лестнице.

Профессор лежал на полу и стонал.

– Ой-ой-ой, как больно! – стонал профессор.– Моя рана горит и исходит соком. Где найдется такой сострадательный человек, который промоет мою рану и зальет ее коллодием?! Был чудный вечер. Высокие звезды, расположенные на небе установленными фигурами, светили вниз.

Андрей Семенович, дыша полной грудью, тащил двух милиционеров к дому профессора Тартарелина. Помахивая своей единственной рукой, Андрей Семенович рассказывал о случившемся.

Милиционер спросил Андрея Семеновича: 179 – Как зовут этою проходимца? Андрей Семенович не выдал своею товарища и даже не сказал его И-ICFII.

Тогда оба милиционера спросили Андрея Семеновича: – Скажите нам, вы его давьо знаете? – С маленьких лет, когда я был еще вот таким,– сказал Андрей Семенович.

– А как он выглядит? – спросили милиционеры.

– Его характерной чертой является длинная черная борода,– сказал Андрей Семенович.

Милиционеры остановились, подтянули noiy/ье свои кушаки и, открыв рты, запели протяжными ночными голосами: Ах, как это интересно, был приятель молодой, а подрос когда приятель, стал ходить он с бородой.

– Вы обладаете очень недурными голосами, разрешите поблагодарить вас,– сказал Андрей Семенович и протянул милиционерам пустой рукав, потому что руки не было.

– Мы можем и на научные темы поговорить,– сказали милиционеры хором.

Андрей Семенович махнул пустышкой.

– Земля имеет семь океянов,– начали милиционеры.– Научные физики изучали солнечные пятна и привели к заключению, что на планетах нет водорода и там неуместно какое-либо сожительство.

В нашей атмосфере имеется такая точка, которая всякий центр зашибет.

Английский кремарторий Альберт Эйнштейн изобрел такую махинацию, через которую всякая штука относительна.

– О любезные милиционеры! – взмолился Андрей Семенович.– Бежимте скорее, а не то мой приятель окончательно убьет профессора Тартарелина.

Одного милиционера звали Володя, а другого Сережа. Володя схватил Сережу под руку, а Сережа схватил Андрея Семеновича за рукав, и они все втроем побежали.

– Глядите, три институтки бегут! – кричали им вслед извозчики. Один даже хватил Сережу кнутом по заднице.

180 – Постой! На обратном пути ты мне штраф заплатишь! – крикнул Сережа, не выпуская ил рук Андрея Семеновича.

Добежав до дома профессора, все трое сказали: – Тпррр! – и остановились.

– По лестнице, в третий этаж! – скомандовал Андрей Семенович.

– Hoch! '– крикнули милиционеры и кинулись по лестнице.

Моментально высадив плечом дверь, они ворвались в кабинет профессора Тартарелина.

Профессор Тартарелин сидел на полу, а жена профессора стояла перед ним на коленях и пришивала профессору ухо розовой шелковой ниточкой. Профессор держал в руках ножницы и вырезал платье на животе своей жены. Когда показался голый женин живот, профессор потер его ладонью и посмотрел в него, как в зеркало.

– Куда шьешь? Разве не видишь, что одно ухо выше другого получилось? – сказал сердито профессор.

Жена отпорола ухо и стала пришивать его заново.

Голый женский живот, как видно, развеселил профессора. Усы его ощетинились, а глазки заулыбались.

– Катенька,– сказал профессор,– брось пришивать ухо где-то сбоку, пришей мне его лучше к шеке.

Катенька, жена профессора Тартарелина, терпеливо отпорола ухо во второй раз и принялась пришивать его к щеке профессора.

– Ой, как щекотно! Ха-ха-ха! Как щекотно! – смеялся профессор, но вдруг, увидя стоящих на пороге милиционеров, замолчал и сделался серьезным.

Милиционер Сережа. Где здесь пострадавший? Милиционер Володя. Кому здесь откусили ухо? Профессор (поднимаясь на ноги}. Господа! Я – человек, изучающий науку вот уже, слава богу, пятьдесят шесть лет, ни в какие другие дела не вмешиваюсь.

Если вы думаете, что мне откусили ухо, то вы жестоко ошибаетесь. Как видите, у меня оба уха целы. Одно, правда, на щеке, но такова моя воля.

' Игра слов Hoch – «высоко» и также здравица типа «ура» (нем).

181 Милиционер Сережа. Действительно, верно, оба уха налицо.

Милиционер Володя. У моего двоюродного брата так брови росли под носом.

Милиционер Сережа. Не брови, а просто усы.

Карабистр. Фасфалакат! Профессор. Приемные часы окончены.

Жена профессора. Пора спать.

Андрей Семенович (входя). Половина двенадцатого.

Милиционеры хором. Покойной ночи.

Эхо. Спите сладко.

Профессор ложится на пол, остальные тоже ложатся и засыпают.

СОН тихо плещет океян скалы грозные ду ду тихо светит океян человек поет в дуду тихо по морю бегут страха белые слоны рыбы скользкие поют звезды падают с луны домик слабенький стоит двери настежь распахнул печи теплые сулит в доме дремлет караул а на крыше спит старуха на носу ее кривом тихим ветром плещет ухо дует волосы кругом а на дереве кукушка сквозь очки глядит на север не гляди моя кукушка не гляди всю ночь на север там лишь ветер карабистр время в цифрах бережет там лишь ястреб сдыгр устр себе добычу стережет Петр Павлович Кто-то тут впотьмах уснул, шарю, чую: стол и стул, натыкаюсь на комод, вижу древо бергамот, я спешу, срываю груши, что за дьявол! это уши! Я боюсь, бегу направо, предо мной стоит дубрава, я обратно так и сяк, натыкаюсь на косяк, ноги гнутся, тянут лечь, думал: двери – это печь,, прыгнул влево – там кровать, помогите!…

Профессор (просыпаясь). Ать?…

Андрей Семенович (вскакивая). Ффу! Ну и сон же видел, будто нам всем уши пообрывали. (Зажигает свет.) Оказывается, что, пока все спали, приходили Петр Павлович и обрезали всем уши.

Замечание милиционера Сережи: – Сон в руку! (Апрель? 1929 года} ЛАПА У храпа есть концы голос подобны хрипы запятым подушку спутанных волос перекрести ключом святым из головы цветок вырастает сон ли это или смерть зверь тетрадь мою листает червь глотает ночь и зберть там пух петухов на Глинкин плац осел шатром из пушки бац сон уперся на бедро ветер западный.– Ведро.

О статуя всех статуй дням дыханье растатуй леса лужи протеки где грибн во мху ди:;и молви людям: пусгяыт мне в колодец окунаться мрамор духа холодить я невеста земляка не в силах по земле ходить.

Во мне живет младенца тяжесть.

Жесть неба сгинь! Отныне я жесть и медь и кобальт и пружина в чугун проникли головой оттуда сталь кричит: ножи на! И тигра хвост маховой! И все же бреду я беременная Батюшка! Эго ремень но не я! Батюшка! Это ревень но не мать! Будут тебя мой голубчик будут тебя мой голубчик будут тебя мой голубчик сосны тогда обнимать.

Сказала и упала.

А эхо крикнуло: Магога! И наступила ночь Купала когда трава глядит на Бога.

Два Невских пересекли чащи пустя по воздуху канатик и паровоз дышал шипяще в глаза небесных математик.

Ответил Бог: на камне плоском стоял земляк. Он трубку курил.

Его глаза залеплены воском.

«Мне плохо видно»,– он говорил.

«Куда ушла моя статуя мое светило из светил.

Один на свете холостуя взоры к небу привинтил.

По ударам сердца счет время ласкою течет по часам и по столу по корням и по стволу.

И отмечу я в тетради встречи статуя с тобой тебя ради жизнь сделаю рабой Тебя ради встану рано лягу в воду по лопатки лепт пеги деги вегл боги ноги нуки вуки» Из Полтавы дунул дух полоч хлеба полон мух кто подышит не упи мама воздуха купи.

Я гора, а ты песок ты квадрат, а я высок я часы, а ты снаряд скоро звезды запарят.

Мама воздуха не даст атмосферы тонок пласт блещут звезды как ножи мама Бога покажи! Ты челнок, а я ладья ты щенок, а я судья ты штаны, а я подол ты овраг, я низкий дол ты земля, а я престол.

Во имя Отца и Сына и Святого Духа.

Аминь.

184 Земляк. Что это жужжит? Власть. Это ты спишь.

Земляк. Я вижу цветок над своей головой. Можно его сорвать? Власть. Опусти агам к ногам.

Земляк. Что такое агам? Власть. Разве ты не знаешь? Жил старик. Его сын работал на заводе и приходил домой грязный. Старик кипятил воду, чтобы сын мыл руки. В воде плавали тараканы и мелкие бациллы. Сын смотрел сквозь голубую воду и видел дно. В воде плавало отражение сына. Старик выплескивал воду из таза вместе с отражением сына. Но отражение застревало в трубе, и машина не спускалась. Старик шел к управдому и просил починить уборную. Управдом нисал отношение и ложился спать.

На другой день сын шел на завод выделывать дробь.

Земляк. А что делал старик? 185 Власть. Разве ты не знаешь? Старик читал книгу. Потом закладывал книгу спичкой и растапливал печь. Дрова он носил на согнутой левой руке и, нося дрова, думал: от дров быстро портится рукав пиджака.

Земляк. А что такое агам? Власть. Разве ты не знаешь? На небе есть четыре звезды Лебедя. Это – северный крест. Недавно среди звезд появилась новая звезда – Лебедь Агам. Кто сорвет эту звезду, тот может не видеть снов.

Земляк. Мне рукой не достать до неба.

Власть. Ты встань на крышу.

Земляк встает на крышу Власть. Ну как? Земляк. Авла диндурй пре пре кру кру.

Статуя на крыше хватает земляка и делает его легким Земляк.

Я ле! Птицы не больше перочинных ножиков.

Ле! Откройте озеро, чтобы вода стала ле! Откройте гору, чтобы из нее вышли пары! Остановите часы, потому что время ушло в землю! Смотрите, какой я ле! Утюгов (смотря из окна наверх) Эй, послушайте там! Гражданин, вы мешаете читать мне газету.

И потом, что за дьявол! На чем вы держитесь? 3-е м л я к (хохоча) Я от хаха и от хиха, я от хоха и от хеха еду в небо, как орлиха, отлетаю, как прореха.

Утюгов (размахивая газетой) Я меняю свою жилплощадь на большую! Бап боп батурай! На большую! Запомните кокон, фокон, зокен, мокен.

186 Земляк. Где я? Что это за место? Ангел Капуста. Нил.

Воск тает с глаз Земляка. Земляк смотрит окрестности.

ОПИСАНИЕ НИЛА Картина представляет собой гроб. Только вместо глазури идет пароходик и летит птица. В гробу лежит человек, от смерти зеленый. Чтобы показаться живым, он все время говорит.

«Чтобы сварить суп, надо затопить плиту и поставить на нее пострюлю с водой. Когда вода вскипит, надо в воду бросить морковь и… нет, стрелу и фо.. нет, надо в воду положить карету. Хотя это уже не то».

Судя по тому, что говорил человек, он был явно покойник. Но несмотря на это он держал в руках подсвечник. Собственно говоря, это и был Нил.

В Ниле плавал Аменхотеп. Он был в трусиках и в кепке.

Вот план Аменхотепа: X.

ли ",а лебо^ /"/*:* 187 Николай же Иванович держал в руках ибиса и смотрел, что у него под хвостом.

Земляк. Ну как, Николай Иванович? Николай Иванович. Да вот, знаете ли, еще не разобрал, в чем дело. Тут, видите ли, пух мешает.

3 е м л я к. Да Тяжело.

Николай Иванович. Там лучше было. Там, знаете ли, возьмешь гречневую кашу с маслом или, еще лучше, если она холодная, и с молоком и съешь.

3 е м 1 я к. Или ватрушку. Особенно если ее есть прямо так, по-простецки, взяв в руку.

Николаи Иванович (вздохнув). Или суп. Знаете ли, чтобы сделать суп, надо положить в воду мясо и рыбу.

К ним подсаживается покойник Покойник. Ылы ф зуб фоложить мроковь. Ылы спржу. Ылы букварь. Ылы дрыдноут Из за горизонта доносится крик «меньшую на большую' Бап боп батурай'» Аменхотеп вылезает из воды и идет по острым кадушкам. Идти больно, и Аменхотеп машет руками и то и дело приседает. Добравшись до песка, он бежит уже свободно и наконец валится в песок и валяется.

«Покурить бы»,– говорит Аменхотеп; вокруг молчат. Николай Иванович сердито смотрит Ибису под хвост.

Аменхотеп снимает трусики, выжимает их и вешает на солнце сушиться. А сам смотрит по сторонам' не идет ли где женщина? Но женщин не видать, только на берегу подсвечника стоит женская мраморная статуя Земляк Ну, ребятки, передохнул с вами, да пора и дальше.

– Куда? – спрашивает его Николай Иванович.

– Да я, знаете, к Лебедям,– говорит Земляк.

И Земляк поднимается выше.

Тут стоят два дерева и любят друг друга.

Одно дерево – волк, другое – волчица.

188 Когда Земляк выглянул из-за угла, то волк кинулся к решетке.

Земляк спрятался.

Волк поцеловал волчиху.

Земляк опять вышел из-за прикрытия – Где здесь Лебеди? – спросил он волков.

И вот вышел сторож в белом халате. Он держал в руках длинный скребок.

– Лебеди,– сказал сторож, нюхая кусок хлеба, чтобы не заплакать,– они там. Вон в том доме Земляк пошел вдоль пруда. В пруду лежал снег.

ПТИЧНИК В птичнике очень воняло. В углу сидела маленькая девочка и ела земляные лепешки Девочка была очень грязная и нечистоплотная.

На асфальтовом полу были пробоины, в пробоинах стояли лужи Старичок в длинном черном пальто ходил по лужам и боком смотрел на птиц.

Комнату разделяла перегородка вышиной в аршин.

За перегородкой расхаживали большие птицы. Пеликаны сидели вокруг бассейна и в грязной воде полоскали свой клювы Девочка отложила в сторону земляную лепешку и запела Рот у девочки был похож на круглую дырочку.

Девочка пела: Пли пли кля кля смах смах ганганух векибаки сабаче дубти кепче алдалаб смерх пурх соловьи сели или ели а соо суо сыа се соловей вие во вне вао вуа ви вуа выа вао вю пю пю пю пю закурак.

Один пеликан, самый старый, начал танцевать. На голове его изгибался седой хохол, а красные глазки свирепо смотрели в морскую раковину. Сначала он долго топал ногами на одном месте. Потом начал перебегать на 189 I несколько шагов то вперед, то назад, причем его голова оставалась неподвижной в одной и той же воздушной точке. Изгибалась только шея. Вдруг пеликан пустил одно крыло по полу и начал разворачиваться на одной ноге, притоптывая другой. Сначала развернулся в одну сторону, потом в другую, а потом вдруг поплыл, как боярышня, волоча за собой по полу оба крыла.

Остальные птицы притихли, расступились и стояли, уткнувшись носом в стену, не глядя на танец пеликана.

– Молчать! – крикнул вдруг старичок в длинном черном пальто.

Никто не обратил на это внимание. Девочка продолжала петь, а пеликан танцевать.

– И это небо! – сказал сокрушенно старичок.– Фу-фу-фу! Какая здесь гадость! – Почему вы думаете, что это небо? – спросил старичка другой такой же старичок, неизвестно откуда появившийся.

– Ах, бросьте,– сказал прежний старичок.– Я всю жизнь старался не петь глупых песен. А тут ведь поют нечто безобразное.

– А вы тоже попробуйте,– сказал такой же старичок. Но старичок покачал только головой, отчего пенсне с его носа свалилось в лужу.

– Ну вот, видите? Вот, видите? – сказал обиженно старичок.

Дверь отворилась, и в птичник вошел Земляк.

– Лебедь у вас? – громко спросил он.

– Да, я тут! – крикнул Лебедь.

– Ура! Это небо? – спросил Земляк.

– Да, это небо! – крикнуло небо.

Но тут пролетел Ангел Капуста, и Земляк снова вошел в птичник.

– Лебедь у вас? – громко спросил он.

– Да, я тут! – крикнул Лебедь.

– Ура! Значит, это небо! – крикнул Земляк.

– Да, это небо,– сказал Ангел Капуста.– Это небо ибо Лебедь здесь владыка ну-ка дева принеси-ка мне воды-ка.

Маленькая девочка сбегала за водой. Ангел Капуста выпил воды, утер усы и сказал: – Холодная, сволочь, а вкусная. Сейчас господствует эпидемия брюшного тифа, да не беда. Надо только ут190 ром и вечером потирать ладошкой живот и приговаривать: «Бурчи, да не болей».

Вдруг Земляк огромным прыжком перескочил через перегородку, схватил Лебедя под мышку и провалился под землю.

На этом месте выросла сосна с руками и в шляпе, и звали ее Марией Ивановной.

РАЗГОВОР АНГЕЛА КАПУСТЫ С МАРИЕЙ ИВАНОВНОЙ Ангел Капуста. Вот это да! А только интересно знать: билет у Вас есть? Мария Ивановна. Ха-а-ха, какие глупости! Ведь я индюшка! Ангел Капуста. Вы не можете так разговаривать со мной. Ведь я ангел.

Мария Ивановна. Почему? Ангел Капуста. Потому что у меня крылья.

Мария Ивановна. Ха-ха-хоау! Но ведь у гусей и у куропаток тоже есть крылья! Ангел Капуста. Вы рассуждаете как проф. Пермяков. Он и сторож Фадей на этом основании посадили меня в этот курятник.

Мария Ивановна зевает и засыпает Ангел Капуста будит ее Ангел Пантоста. Мария Ивановна, проснитесь,– я вам доскажу свою мысль об осях.

Мария Ивановна (со сна). Голубчик, голубочек, голубок! Не касайся таких вопросов. Я спать хочу.

Ангел Хартраста. Но все-таки, Мария Ивановна, я большой любитель пшена. Знаете, оно попадается даже в навозе. Даже в навозе,– честное слово! Мария Ивановна (со сна). Ну уж это нет! Фи донк! Назвос и пшенная каша! Ангел Холбаста. Ничего-с, Мария Ивановна.

Хотя, конечно, смотря чей навоз. Лучше всего лошадиный. В нем, знаете, этого самого немного, а все больше вроде как бы соломы. Коровий помет, это тоже ничего. Хотя он, знаете, очень вязкий. Вот собачий – тьпфу! Сам знаю, что дрянь! И пшена тоже совсем нет.

Но ем. Все-таки еще ем. Но вот что касается…

Мария Ивановна (затыкая уши). Нечего сказать, ангел! Чего только не жрет! Скажите, вы, может быть, и блевотину едите? 191 – Как вам сказать,– начал было Ангел Хлампуста, но Мария Ивановна принялась так кричать и ругаться, что Ангел Хлемписта поскорей зажал свой рот рукой, но от быстроты движения не удержался на ногах и сел на пол.

Андрей же соломея дрынваку и сплюнув гасмакрел похурею вольностей и кульпа фафанаф штое палмандеуб.

ГЛАВНАБОР Мах мамах мамамах В.