Текст книги "Трусики от couture (СИ)"

Автор книги: O Simona

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 11 страниц)

  Он отпустил сестру на минуту, и она испарилась, как дым.

  И сейчас Simona Mercedes увидела в его глазах тот же страх, который был в глазах у сестры.

  Боится, значит, она, Simona, ему не безразлична.

  Он ее замечает, чувствует, ощущает ее присутствие везде.

  – Вы должны быть благодарны мне за то, что видели меня беспомощную на операционном столе, – она не отвечала на вопросы, она сама ставила вопросы перед всеми.

  Она почувствовала испуг, когда ее зеленый взгляд переплелся, как лиана с серо-серыми молниями из его глаз.

  Они так ярко помнили все, что произошло в операционной после того, как она неожиданно очнулась на каталке. – Иногда я становлюсь настолько смелой, что сама себя боюсь, – она без особых усилий оттолкнула доктора и покраснела от робости.

  Она чувствовала себя слабой девочкой рядом со слоном. – Чувство отчаянной смелости и безрассудства появилось у меня в детстве.

  Отчаяние просыпается во мне, прилипает к телу, и я никак не могу прогнать воспоминания, которые сделали меня сильной и в то же время показали, что в жизни не только я звезда.

  Подобное случилось прошлой ночью, когда вы обманом затащили меня под наркоз, и я благодарна вам, что вы не все время подсматривали, как меня скальпелями разрезали на части. – Simona Mercedes прокричала ему в лицо, не отводила взгляда, держала его голову в своих внезапно вспотевших ладонях, а он беспокойно смотрел на нее, ерзал в кресле-качалке и со страхом смотрел по сторонам, как кролик в клетке.

  Он чувствовал, что эта девушка взяла его в тиски, что они теперь обречены на жизнь вместе, и он сам не захочет ее бросить.

  Она легко признавалась ему, что становится другой, когда он рядом.

  – А что с вами случилось в детстве, что сделало вас отчаянно смелой и гордой? – Он пытался скрыть нездоровое любопытство за смущенной улыбкой, поэтому спрашивал осторожно, словно ступал по тонкому льду.

  Спрашивал он только, потому что врач, он не видел в ее душе и на теле кровоточащих ран и не сразу понял, что ее давно поддерживает давняя травма.

  Он, и как доктор Зигмунд Фрейд, знал, что пережитое в детстве прилипает к человеку, гоняется за ним всю жизнь.

  – Когда мне было пять лет, мои родители отдали меня в физико-математическую школу, – зубы Simona Mercedes стучали то ли от пережитого ужаса, то ли от обиды на родителей, то ли от ледяного холода в палате.

  А он пристально смотрел на нее, и хотя видел ее в отеле обнаженной, она скрывала еще множество тайн.

  Любопытно, расскажет ли она о своем первом поцелуе, или у нее еще не было поцелуев до двадцати лет.

  Хотя и травмы для маленькой девочки, что ее отдали в интернат для одаренных детей, достаточно, если еще в интернате проживали не только математики, но и музыканты.

  Для храбрости Simona Mercedes выпила стакан ежевичного сока и продолжила рассказ:

  – На Новый Год родители обманом заманили меня в мешок Санта-Клауса.

  Санта-Клаус унес меня из дома, и больше домой меня не пускали.

  Я просила воспитателей в интернате, чтобы меня отдали в школу полиции, потому что жизнь с одаренными детьми невыносима.

  Не знаю почему, но вместо полицейских ко мне часто приезжали врачи, может быть, все полицейские были заняты на важных заданиях по поимке особо опасных преступников, с тех пор я смертельно боюсь полицейских и вас, врачей.

  Но вы, доктор Mario Pisa, для меня не доктор, а жених, – слово 'жених' вырвалось голубем из уст Simona Mercedes, но доктор Mario не заметил опасности. – При виде докторов я становлюсь ватная, как сладкая вата. – Конечно, этой ночью она встретила кошмар из детства – врачей и полицейски, понятно, почему она проснулась с синяками под глазами.

  Но никто не даст молодой богатой красавице право выбирать себе будущее, особенно, когда ее финансовое состояние огромное, а состояние души серьезное.

  Наверно, это усилило ее желание выйти замуж и спрятаться за спиной мужа от всех бед настоящего и прошлого.

  – Обидно, что я не знал вас в детстве, но я сам страдал после рождения, и мои травмы не позволяли вас отвезти в госпиталь без сопровождения, потому что я должен был подготовить персонал к встрече со столь замечательной звездой.

  – Вы лжец, доктор! – Она засмеялась ему в ответ. – Вы все должны знать, или обязаны были узнать о пациентке. – С ней еще не случалось, чтобы ее не хотели изучить до кончиков волос и ногтей. – Вы обязаны знать всю чепуху, которая написала в карте больного.

  И мне было не до моего расшалившегося нерва внизу живота, я все внимание обращала на вас, и это вас угнетало и подавляло.

  Меня до потери пульса интересовало то, как вы новыми глазами взглянете на меня прооперированную. – Они обменялись понимающими взглядами, как продавец и покупатель обмениваются товаром и деньгами, и она ощутила то же самое, что и вчера, когда нерв внизу живота готов был взорваться.

  ГЛАВА ДВЕНАДЦАТАЯ Чудовищный обман

  Simona Mercedes даже не подозревала, что нерва никакого не было, это плод воображения девушки, которую терзают муки творчества еще не созданных идеальных трусиков, и еще она волнуется перед свадьбой, которая не видна, потому что жениха пока нет официально.

  От доктора Mario Pisa исходил холод, беспокойство, страх, равнодушие и неуверенность в завтрашнем дне, обозленность и слабость, – все те качества и чувства, которые присущи настоящему мужу.

  Неверный, ненадежный, поэтому настоящий жених без лжи, без притворства.

  Она знала доктора уже очень хорошо и чувствовала, что он пытается защитить себя от окружающих претенденток на его руку и сердце, оттого у него на душе ад и беспокойство.

  Сколько в нем безразличия и небрежности, что очень важно для доктора, который с чистой совестью должен удалять часть тела у своего пациента.

  – Куда вас отвезли Санта-Клаус и полицейские, когда ваши родители продали вас в пансион? – Доктор Mario спрашивал холодно, в голосе его проскакивали нотки любопытства.

  Он внимательно смотрел на ее грудь, и ему показалось, что грудь поднимается в волнении, и на нее падает тень далекого воспоминания, которое стучит в сердце.

  Трудно не дышать, когда после прожитого ночью возвращаешься обратно в этот мир.

  – Отвезли меня в приют для особо одаренных детей.

  Одиннадцать лет в приюте промелькнули, как одна ночь на операционном столе.

  Сначала мне говорили, что меня очень скоро заберут в правительство в бункер, работать на военную машину, и посылали в разные департаменты – вдруг, я там изобрету что-то необыкновенное для войны, например, сыворотку продления жизни для раненых солдат. – Глаза у нее веселые, и хотя он пытался перебить ее рассказ своими замечаниями, сердце у нее растаяло.

  Сколько волнительных моментов она пережила, когда совсем еще маленькая выступала перед пожилыми ветеранами правительства, осталась одна перед огромным миром лжи и насилия, а потом, когда ее возвращали в приют, жила со сверстниками, совершенно чужими.

  Яркая судьба выпала ребенку, которого отдали в науку. – У меня не оказалось ни одного математического таланта, потому что я девочка.

  В одних департаментах я жила по несколько месяцев, пока не находился специалист, который замечал мою ненависть к математике.

  В других бункерах я жила неделями, в иных – месяцами на воде и хлебе, потому что голод, якобы, стимулирует работу головного мозга.

  А кто-то, вообще, не хотел со мной расставаться, и меня возвращали в приют под конвоем, силой отбирали у дряхлых генералов.

  С тех времен мало что изменилось в департаментах, все хотят взять на работу гениального ребенка и не платить ему ни цента.

  Всем нужна бесплатная рыжеволосая кукла с острыми локтями, которыми пробивает себе дорогу в жизни, к тому же еще с веселыми веснушками.

  – По-моему это чудовищно, – он содрогнулся, и она задрожала вместе с ним.

  – Умной меня считали многие, но очаровательной – только избранные.

  Я почти все время смеялась, и это мешало работе.

  И почти все время наводила страх на политиков, они боялись, что я свергну их с насиженных мест.

  Я быстро забыла цвет волос родителей, обожала чужих людей, которые меня посылали.

  Может быть, все они были очень хорошие, ничуть не хуже полярников или дровосеков.

  Я по ночам писала стихи, в темных углах ставила свечки, чтобы не бояться, что из темноты высунется волосатая рука, однажды спрятала под кроватью бобра, который не хотел вылезать обратно.

  Меня отсылали обратно в различные департаменты и говорили, что я слишком общительная до неприличия.

  Содержатели приюта меня хвалили и говорили, что я должна меньше нравиться посторонним.

  Они пытались меня пристроить в департамент рыбной промышленности, старались три года, пока мне не исполнилось восемь лет.

  Но я уже стала слишком взрослая и при этом очень красивая.

  В одной политической партии, куда я попала, как математик, решили, что я чересчур красивая для математика и заставили носить длинный белый парик из синтетического волокна.

  От парика воняло ацетоном, и я постоянно чихала, отчего мой нос распух и стал красный, как томат, корнями уходящий в мозг.

  А когда я вернулась в приют, то меня намазали лосьоном для роста волос.

  Маленькая девочка превратилась в обезьяну и радовала всех густой шерстью.

  У людей не было причин отказывать мне в моих просьбах, и никто не хотел меня вернуть в приют.

  Волосы на теле постепенно выпали, и я приобрела прежний блеск и лоск.

  Иногда меня невежливо осматривали с ног до головы и лгали, что им не по средствам содержать капризную красавицу, или они улетают на Луну, или глава семьи потерял совесть, поэтому его не подпускают к детям.

  Но чаще всего говорили много, непонятно и за это время продавали вещи, которые я получала в приюте по линии благотворительности.

  Я никогда не угадывала, что меня вечером выгонят из очередного департамента.

  По выражению ли, по щелканью зубов, по тихим вздохам за моей спиной я читала, кто и сколько украл у Государства, и понимала, что меня снова обожают.

  Ничего я не придумывала, а все делали за меня.

  Когда я видела всеобщее восхищение мной, у меня теплело в животе.

  Иногда мне подкидывали подарки, и я всегда готова была их получать.

  Кто-то при этом шептал мне слова на ухо, и я становилась похожа на страуса с вытянутой шеей или на куклу, которая не приживается в мире других игрушек – все это в качестве приза за то, что я по своей красоте, уму и обаянию прошла все отборочные туры.

  По крайней мере, мне так хотелось думать...

  Я так и не привыкла, что меня любили, а я оставалась одинокая, как сейчас в госпитале на необитаемом острове.

  Хотя разве можно привыкнуть к тому, что остров необитаемый, если здесь живут пациенты и врачи.

  Сейчас, через годы, когда я поворачиваю голову и вижу прошлое, я понимаю, что каждый раз, когда мне дарили подарки, у дарителей сердца разрывались от горя.

  И они начинали бояться меня с самого начала, как только увидели, потому что красивых все боятся.

  Знали, что меня из приюта пришлют в следующий раз, и так оно и случалось – на радость или на беду.

  Может ли ожидать от простых чиновников иной реакции на красоту девочки?

  Когда мне исполнилось восемь лет, меня отдали на патронажное воспитание, как обычно поступают с одарёнными детьми, которых все хотят усыновить, но боятся.

  Чаще всего это происходило потому, что красивой девочке нет места среди чиновников, которые не знают математики.

  Мои родители помнили, что у них есть дочь, но стеснялись своего поступка, потому что продали меня.

  В идеале это выглядит фантастически ужасно, считается, чтобы вроде бы исчезла из этого мира, но на самом деле ты живешь в приличной богатой семье, и не работаешь в департаменте военных разработок, и среди тех, кто подобным образом заботится о красивых девушках, встречаются очень хорошие люди, но бывают и бессовестные.

  Одни дают деньги, работают на приемных детей, как рабы, надрываются на самой грязной и тяжелой работе вместе со своими детьми, закармливают тортами и обращаются, как с лучшими детьми на Земле.

  И я придумала, как избавлять приемных родителей от обязанности служить мне.

  Я стала настолько добропорядочной, что все казались на моем фоне чертями и поэтому сразу отправляли меня обратно.

  В приюте я ничем не отличалась от других фотомоделей, поэтому чувствовала себя легко и раскрепощенно.

  За восемь лет я сменила тринадцать департаментов и сто тридцать семей.

  Меня называли мастером языка, полиглотом.

  Мне аплодировали, мне махали флагами и платками.

  Не помню, чего было больше: плохого или хорошего.

  В приюте я причиняла всем хлопоты, потому что красивая девочка не имеет право быть умной и доброй: прогуливала школу, избегала любой работы, что мне поручали наставники, и с преподавателями была невежлива.

  А в шестнадцать лет меня вытолкали из приюта, захлопнули дверь и даже не открыли, несмотря на мои слезы и проклятия.

  Я нашла себе работу директора ресторана, нанимала официанток.

  В свободное время перешивала их одежду до неузнаваемости.

  Приходят официантки на работу в одном, а уходят в другом.

  Обладательница мини-юбки с удивлением примеряет длинный балахон.

  Скромница, которая пришла на работу в черных штанах, уходит домой в голубом платье.

  Шила и для себя, но все мне не нравилось, потому что я хотела получить сразу совершенную идеальную одежду.

  Мне казалось колдовством, когда я брала хорошее платье официантки, перешивала его, и в нем красивая девушка казалась ведьмой.

  Быть ведьмой намного выгоднее, чем мягкой красоткой.

  В последнем ресторане, которым я руководила, я сшила для владельца настолько непонятный костюм из его модельного платья, что меня сразу уволили и отправили на дизайнерскую работу.

  Передо мной открылись непонятные возможности, и с тех пор я чувствую себя всегда неуверенно, хотя добилась всего в жизни, – почти всего, – она вздохнула, глядя на него глупенькими миленькими веселыми глазками, которые повидали столько подчиненных, что генералу хватило бы до пенсии. – В моей жизни, когда я влюбляюсь, или заболеваю, или сильно расстраиваюсь из-за гонораров, прошлое возвращается в парике, с чиновниками, с наставниками, которые меня обожали и боялись одновременно.

  Так случилось и сегодня ночью на операционном столе.

  Я не болела, но волновалась за нерв, и, когда меня вы привезли на яхте, я заметила панику в ваших глазах, страх, который сжимал ваше сердце, и вы начали задыхаться.

  Наверно, в детстве вы страдали астмой.

  Я же в патронажных семьях притворялась больной, астматиком, и меня немедленно отправляли на курорт, где горный чистый воздух.

  Меня всегда поддерживали, потому что все хотели услужить рыжей спокойной красавице, которая несчастна.

  Сначала я притворялась, потом у меня стали настоящие приступы по привычке.

  Я всегда хотела, чтобы меня удочерили, и они хотели удочерить, но боялись, что не смогут оправдать доверие очень красивой девочки.

  Подобное происходит и после моего совершеннолетия: мужчины хотят взять меня в жены, но боятся, что у них не получится стать моим мужем.

  Я снова и снова подставляю себя под удар, под пощечину за дерзкое поведение, за натиск, за желание выйти замуж.

  Мне многие мужчины нравятся, и я хотела, чтобы они заботились обо мне, как отцы.

  Они и заботились, но до свадьбы.

  Когда меня изгнали из приюта, это был самый несчастный день в жизни всех моих поклонников.

  Мне пришлось работать и самой распоряжаться чужими жизнями, чужими судьбами.

  Теперь меня каждый может легко запугать и также легко послать.

  Наверно, все это кажется вам обыденным, простым, как и должно быть.

  Я вижу, что вы обожаете меня, как в детстве меня обожали другие, и также боитесь, трясетесь от страха, как раньше тряслись другие мои поклонники.

  Вы хотите, чтобы я стала вашей женой, но в тоже время вас пугает бремя ответственности.

  Вам кажется, что у вас не хватит сил и денег содержать меня и баловать. – И она положила руки на узкие плечи Mario.

  Его испугала ее откровенность и беспокойство по поводу их отношений, и предсказание, что с ними произойдет в жизни, и то, как она умело прочитала его страх.

  Он слушал ее без изумления, без волнения, не удивлялся тому, как она высоко взлетела по карьерной лестнице, поэтому боялся ее.

  Она, благодаря своей красоте и обаянию, легко взлетела на Монблан карьеры и не заплатила за это ни цента.

  Об ее прошлом знает весь мир.

  О своем детстве она рассказывала не в первый раз, и каждый раз добавляла в историю тяжелые подробности, как сейчас запугивала Mario Pisa предстоящей свадьбой.

  Но он врач, подумала она, и не даст себе умереть, а примет их отношения, как неизбежную хроническую болезнь.

  Наверняка, с ним случались истории и пострашнее, и он смог выжить после коварства своих подруг.

  Для нее в ее истории было много замечательного, и это замечательное не потрясло доктора, он догадывался, что она всегда была в центре внимания, но он боялся за себя.

  После всего, что он сейчас пережил, он стал уважать себя еще больше и еще больше боялся Simona Mercedes, но тянулся к ней, как к запретному плоду.

  – Наверно, я кажусь глупой белкой, – она улыбнулась ему, и доктора отбросило к стене, – но очень хочу, чтобы все возвращалось.

  Прошлое притягивает, как гамбургер толстяка.

  Плохое хочется исправить, а хорошее в прошлом повторять и повторять бесчисленное количество раз.

  Одна мысль о прекрасном детстве переносит меня в будущее, в котором я остаюсь той же девочкой в парике.

  Я хочу стараться, чтобы понравиться всем, особенно мужчинам, чтобы меня, наконец, взяли замуж, хочу танцевать и петь для всех людей.

  Мечтаю стать рабыней в большой семье миллиардера, пусть мне двадцать лет, пусть даже пятьдесят, и я рабыня, меня с любовью обнимают, прижимают к себе, и я вспомню родительскую ласку.

  Слава и обожание, но одиночество мне надоели, и я снова хочу быть отверженной, но любимой и не одной.

  Всегда вперед!

  Хочу, чтобы мной командовали, без моего желания отправляли в различные департаменты на сверхурочную работу.

  Лучше пусть мои враги не выйдут замуж, а я выйду. – Она глазами показывала, что выйдет за мужчину, который ее боится, а она его любит.

  В глазах Simona Mercedes пылал настолько жаркий огонь, что доктор мгновенно сгорел, съежился и понял: она говорит ему о том, что хочет, но это ее не мучит, и его сердце сжалось в ожидании этой любви.

  'И самое радостное во всей этой ситуации с воображаемым нервом внизу живота и бессмысленной операцией по удалению прыщика на ягодице, что мое желание пойти на поводу сильной женщины исполнилось'.

  Насколько он мог видеть сквозь розовый туман, что Simona Mercedes уже не останется без мужа.

  – Что вы можете сделать, Simona Mercedes, чтобы я бросил вас, чтобы я также бросил своих жену и любовницу? – доктор Mario Pisa превратился в философа. – Друзей и подруг не бросают, не только пятилетних одаренных сирот, так уж устроен мозг человека.

  Рождаются люди, которых мы начинаем любить, сходятся давно разошедшиеся муж и жена, принимают на работу без малейшего таланта.

  Люди, которые не любят друг друга, никогда не мучают друг друга, сами того желая, и не страдают ни от чего.

  Жизнь добра, с ней всегда можно договориться.

  Нелюбимый человек никогда не уходит от нас или, пользуясь выдержкой из энциклопедии, остается в приюте.

  Во всех смыслах, я сейчас живу в приюте.

  Но вам, конечно, пришлось слаще, чем другим.

  Мне радостно, что в детстве вам не выпали суровые испытания, поэтому вы не озлобились на мужчин настолько, чтобы терзать мое сердце.

  Солнечная судьба, любимому другу пожелаешь ее. – Он произнес сухо и даже не улыбнулся ради приличия.

  На его лице лежало бурное, грозовое облако с печальными глазами, и эти глаза подтвердили, что он не прав и боится ее, но любит.

  Она пережила одиннадцать лет счастья, и воспоминания о тех днях, до сих пор путаются в ее прекрасной голове.

  Поездка на яхте в госпиталь выпустила весь пар из пещер ее души.

  Она смутно помнила Новый Год, когда родители продали ее Санта-Клаусу, словно это случилось не с ней сто лет назад.

  И прошлой ночью, когда ее пытались усыпить наркозом, она снова превращалась в пятилетнюю девочку в мешке Санта-Клауса.

  А в клинике, когда Mario Pisa оказался в опасной близости от ее тела, она почувствовала себя взрослой матерью под защитой самодостаточного сына.

  Утром Simona Mercedes воскресла после операции, а маленькая девочка из прошлого залезла в мешок Санта-Клауса.

  Сейчас перед Mario Pisa на каталке лежала слабая, но всемирно известная, Simona Mercedes, хозяйка его судьбы, но ночью он не видел ни ее, ни счастливого ребенка в ее теле.

  И сейчас он смотрел на нее потухшими глазами старого мужа, он уже способен видеть в ней призрак того ребенка, который прогнал его из больницы, словно он пытался украсть ее жизнь.

  Может быть, он никуда не улетал ночью, а звезды – плод его больного воображения?

  А она найдет звезды даже днем.

  И какие бы радостные дни ей не подарили в детстве, она потеряла душевное здоровье, сформировалась в капризную личность, иногда теряла весь запас энергии, добилась всего в жизни, кроме замужества, творила самые диковинные одежды, руководила огромной империей, и никто, глядя на нее, никогда бы не догадался, что у нее нет настоящего друга мужского пола, и, что когда она начинала карьеру суровой леди, то была внутри ватная, и какое у нее было насыщенное праздниками детство в военном департаменте, скольких наставников она пережила, и в каких царских условиях она выросла.

  Но Mario Pisa услышал часть ее рассказа, и словно увидел себя со стороны в ее жизни, и их это прибило, как щепку к берегу.

  Она вывернула наизнанку не только свое детство, и его жизнь.

  Он узнал, что одиннадцать лет ее терпели, беспрерывно мучились, что не могут угодить маленькой красавице, и это сейчас продолжается.

  Он сделал неважное для себя открытие, что жизнь ее ласкала и любила, а она все же не смогла взять верх ни над одним из мужчин.

  К ней пришел грандиозный успех, в ее руках оказалась неслыханная власть, она – яркий пример победительницы в карьере и побежденной в личной жизни, хотя ее никогда не одолевали сомнения, и об этом все догадывались.

  Все что она делала, имело одну цель: выйти замуж за парня своего возраста и финансового положения и открыть его все прошлые раны.

  Это она в любом случае хотела совершить.

  Когда она наносила раны тем, кто ее не любил, но из страха находился рядом, она получала удовольствие.

  Она позволит мужу все, но будет разрывать его раны.

  Она почувствовала его страх, когда он убегал из госпиталя.

  Доктор почувствовал все это ночью, когда раздумывал, как ему жить дальше.

  Ему страшно за себя.

  Он видел ее в отели обнаженной, и в операционной она также была голая, чувствовал в ней океан чувств, и, если убрать прыщик, или вырезать какой-нибудь неважный для жизни орган, то эмоции вырвутся из тела и утопят всех мужчин вокруг.

  ГЛАВА ТРИНАДЦАТАЯ Водоворот событий

  Этой ночью это случилось.

  Поездка на яхте на необитаемый остров с госпиталем обрадовала Simona Mercedes, и еще раз напомнила, что она одинока даже среди людей.

  Казалось, что ожили добрые феи ее детства и на крыльях унесли в приют для особо одаренных детей.

  И то, что Mario Pisa все время был далеко от нее, смягчило безысходность объективной реальности.

  Он дал почувствовать ей, что после их свадьбы не будет слишком назойливым и нудным.

  Она с благодарностью улыбнулась вошедшему санитару и ушла в тень на балконе.

  Мир вокруг нее это мир людей, люди не призраки, поэтому причиняют друг другу боль.

  Все эти годы Simona Mercedes позволяла прошлому врываться к ней среди ночи, гладить по волосами вызывать улыбки истинного счастья.

  Она стала слишком слабой, и ее может остановить любой, пользуясь ее волшебной расслабленностью.

  Иногда прошлое бесцеремонно врывалось во время презентации, как это произошло две недели назад в London, и тогда ей пришлось прогнать его, потому что оно мешало искать женихов.

  Она любила себя из детства, но не помнила номер телефона в детство, и не могла позвонить себе маленькой и посоветоваться, как жить.

  Simona Mercedes много себе позволяла, и теперь будет позволять еще больше.

  – Вы не героиня моего романа, но я в вас влюбился! – Mario Pisa произнес без восхищения, но ровно, как и должен говорить человек, который останется с ней на всю жизнь, или хотя бы, до следующего замужества.

  Simona Mercedes показала зубы, и он улыбнулся. – Я никогда не встречал столь беззащитной трусливой девушки, но которая руководит империей в бизнесе. – Сейчас он, более чем когда, не понимал перепадов ее настроения. – У ваших родителей нет родственников, которые продолжают вас преследовать с детства и снова желают продать Санта-Клаусу? – Он спрашивал осторожно, намекая под ее родственниками, возможных своих конкурентов.

  Не может быть, чтобы у красивой преуспевающей девушки не было бы обожателей и женихов.

  А строптивые братья могут испортить ему настроение после свадьбы.

  Она в ответ вышла из тени на балконе, и покачала кресло-качалку:

  – О своих родителях я знаю почти все: они сейчас живы и здоровы и каждый вторник вызывают меня в суд, чтобы отсудить у меня большую часть моих доходов.

  Родители полагают, что только благодаря тому, что они продали меня в детстве, отправили в приют для одаренных детей, я разбогатела.

  Они не учитывают мой ум и мою красоту!

  Еще много что я узнала о них.

  Когда я отдыхала в России, я надеялась, что хоть там у меня нет бедных родственников.

  Но родня моих родителей оккупировала тридцать деревень и три города.

  Так что я нигде не могу спрятаться от протянутых с просьбами рук.

  Никто не хочет работать, но все хотят получать деньги. – Она за руку вывела доктора на улицу, под пальмы.

  Они оба понимали, что, если случится у нее болезнь, как сейчас, то к смертному одру слетятся родственники со всех сторон и устроят битву наподобие той, как птицы сражаются за хлеб.

  Госпиталь на необитаемом острове пока спасал Simona Mercedes от бедных родственников.

  Разве можно забыть, как при заполнении анкеты перед операцией, она ближними родственниками называла своих подруг.

  После этого она должна много объяснить журналистам.

  У нее в жизни много подруг, на которых она может положиться, и они не претендуют на ее деньги, хотя она безумно богатая.

  Всё это уместилось в голове Mario Pisa.

  Стало понятно, почему в ее жизни нет мужа, потому что ее второе я, подсознание, боится замужества, хотя она делает вид, что находится в активном поиске жениха.

  И скорее всего, она любит всех, с ревностью подумал он, всем открывает двери своего гостиничного номера, в каждом мужчине видит жениха.

  В этом виновато слишком счастливое детство.

  Судьба оставляет Simona Mercedes одинокой, но взамен осыпает золотом, почетом, уважением и всемирной славой.

  Они оба знали, что деньги заменяют счастье.

  Однако он любил своих пациентов, и думал, что они также обязаны любить его.

  Сейчас Simona Mercedes лежала под пальмой на густой искусственной траве, вела беседу на повышенных нотках, и даже в ее теле видно напряжение и нервозность.

  Он был испуган откровенностью.

  И вдруг почувствовал, что после операции, которая пролегала между ними и обогатила его, между ними возник барьер, который появляется между мужем и женой, которые хотят жить вместе, но четко оговаривают границы, за которые не следует переходить.

  В любом случае они оба обречены на семейную жизнь.

  Общение с Simona Mercedes за несколько часов превратило его из самоуверенного самодостаточного профессора медицины в безвольное существо, в подкаблучника, и это ему очень нравилось.

  Потрясающая девушка, он задумался, и Simona Mercedes почувствовала, как они стали ближе на траве, и увидела, что он не только научное светило, но и человек.

  Сколько в нем неуверенности, непонимания, душевного холода.

  Его безысходность закрыла в ней все шлюзы, и она чувствовала себя с доктором, как в бездонном колодце.

  Она любила рассказывать о своем прошлом, и сейчас вспоминала всех тех, кому часами рассказывала свои истории.

  – Просите прощения за то, что я открылась перед вами!

  Обычно за свои истории я беру с журналистов деньги.

  Я редко кому отказываю побеседовать со мной, но с вами я чувствую, что мой язык становится свинцовым оттого, что я вижу в вас прочного своего мужа, а мужу жена не доверяет маленькие свои секретики. – Она призналась, переложила вину на его плечи и рассматривала доктора с откровенностью патологоанатома.

  Она позволила ему узнать себя всю – снаружи и в душе, он видел ее обнаженную и беззащитную, и поэтому хотела также разобраться в его сущности.

  – Иногда вы ведете себя, как парень! – Доктор попытался вывести эту удивительную девушку из состояния сонного спокойствия. – Перед свадьбой вы много должны мне объяснить.

  Оказаться под рукой неопытного врача на необитаемом острове – испытание не для богатой девушки, на жизнь и на деньги которой много претендентов.

  Даже хирург испугался.

  А у вас не было причин для страха, потому что вы никогда, даже в детстве, не переживали, что вас могут обидеть или убить.

  Неудивительно, что у вас много подруг, но нет женихов.

  – Вы ошибаетесь, профессор Mario Pisa! – В ее голосе шуршал горячий песок пустыни. – У меня есть жених!

  Мой жених – моя работа! – Simona Mercedes ответила стандартно, как ее учили подруги, и эта фраза часто выручала ее во время откровенных интервью, когда журналисты хотели узнать все о ее личной жизни.

  После этой фразы журналисты обычно смеялись, и оставляли тему ее женихов.

  Доктор Mario Pisa криво улыбнулся, когда услышал ее ответ.

  И она тут же с озлоблением поняла, что ее стандартный ответ, с намеком на юмор, на необитаемом острове, оказался не к месту.

  Доктор Mario видел ее обнаженную на столе в номере гостиницы, наблюдал, как она голая лежит беспомощная под наркозом, и оттого, знал о ней намного больше, чем остальные.

  Он почувствовал фальшь в ее быстром ответе.

  От мысли о том, что жених смеется над ней, кровь ее закипела, как вода в чайнике на углях в Grand Cafe.

  С рычанием львицы, которая защищает свое потомство, она набросилась на доктора Mario Pisa.

  Оказалась сверху и прожигала взглядом, полным ненависти.

  Рядом не оказалось судьи греко-римской борьбы, а то он бы отдал полную победу в схватке Simona Mercedes.

  Перед мысленным взором доктора Mario Pisa пронеслась вся его жизнь.