Текст книги "Зимняя история (ЛП)"

Автор книги: NorthernSparrow

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 11 страниц)

Сегодня я заходил в пиццерию в надежде на бесплатную пиццу. Брайс переживал из-за моих синяков и ран, но я сказал, что это ерунда. И мне стало стыдно признаться, что меня уволили. Он начал заворачивать мне два куска пиццы на продажу, и я понял: придется сказать ему, что я больше не могу позволить себе покупать пиццу и что я надеялся на бесплатные остатки. Но я не мог ничего произнести и только смотрел, как он выбивает мне два больших куска. Он сказал: «Три девяносто восемь» – а я по-прежнему не мог выговорить ни слова. Он повторил: «Земля вызывает Стива, три девяносто восемь». – «Я потерял работу», – ответил я и ни с того ни с сего заплакал. И не смог остановиться! Я вообще не мог остановиться. Это напугало меня, и вдобавок я почувствовал жгучий стыд. Брайс был чрезвычайно добр и даже настоял на том, чтобы я взял с собой целую пиццу в коробке. Он хотел, чтобы я остался и поговорил с ним, но я ушел как можно скорее.

Теперь мне стыдно возвращаться туда. Вот уж точно пятница, тринадцатое.

Я уже уничтожил пиццу. Сел на автобусной остановке и съел ее всю целиком. Не смог заставить себя даже оставить корочки для птиц. Надеюсь, мне хватит этого на несколько дней.

Нужно перебраться в более теплое место. Я знаю, что это глупо, но я заплачу $2.50 за полуночный фильм, просто чтобы уйти с холода.

***

Полуночный фильм назывался «Гарри Поттер и Философский Камень». Он был о трех друзьях. Один из них был одиноким, семья была жестока к нему, но потом он познакомился с другими двумя. Трое друзей помогали друг другу, вместе ели в огромной столовой и вместе расследовали дела. Я вышел из зала на середине фильма. Сел в фойе и задремал там на скамье. В итоге меня попросили уйти.

Осталось $43.27. Я рассержен на себя за то, что потратил $2.50 на фильм, а потом ушел раньше времени.

***

Вс, 15 дек. Работы нет. Если я хочу выжить, нужно уехать из города куда-то, где не так холодно, и сделать это немедленно. Только если выбраться из полосы снега, есть хоть какие-то шансы. Но у меня почти закончились деньги на бензин. Думаю, вернее всего ехать строго на запад к Тихому океану – это всего день пути, и на побережье всегда теплее и идут дожди вместо снега. Я заполнил бак до предела – на это ушли почти все деньги. $5.00 отложил на крайний случай, все остальное потратил на бензин. Выезжаю с восходом солнца.

***

Пн, 16-е. Доехал только до Спокана – бензина осталось так мало, что я понял: нужно остановиться, пока я еще в городе. Спокан не на той стороне Каскадных гор – я не доехал до перевала на теплую, прибрежную западную сторону. И пяти долларов не хватит на бензин даже чтобы добраться до гор. Я все еще в зоне снега – температура здесь минусовая. Но я вынужден остановиться здесь.

***

Вт, 17-е. Искал работу весь день. Безуспешно.

Сегодня появился кашель – не знаю отчего. Может быть, из-за холодного воздуха. Может быть, это оттого что я грязный? Очень бы хотелось принять душ. Я уже неделю не был в душе.

Купил немного еды. Большую чашку супа, к которой прилагались бесплатные крекеры, так что я взял огромное количество крекеров. Я даже усмехнулся, обнаружив, что оказался с точно такими же крекерами, какие дал мне Дин в начале.

Но аппетита отчего-то не было. Я поел супа и съел два крекера, а остальное отнес в машину на потом. Машину я припарковал на боковой улочке у городской библиотеки, и здесь нашлись птицы! Так что я скормил еще несколько крекеров местным птицам. На этот раз, в основном воробьям. Я знаю, что надо было съесть крекеры самому, но так приятно видеть, как вокруг прыгают воробьи.

Осталось $2.08. Две бумажки по доллару, монета в пять центов и три одноцентовых монеты.

***

Ср, 18-е. Что-то не так. Кашель стал гораздо сильнее, и сегодня очень тяжело ходить даже на короткие расстояния. Я опять пытался искать работу, но не смог пройти столько, сколько обычно, – пришлось часто отдыхать. Едва добрался назад до библиотеки, чтобы попить воды. Попробовал поесть суп, но после этого меня стошнило в сугроб. Скормил остатки крекеров птицам – все равно не могу их есть.

***

Чт, 19-е. Кажется, я болен. Может быть, это грипп? Дрожь не прекращается, и я знаю, что это признак повышенной температуры. Кашель стал болезненным. В груди больно. Голова болит. Тошнота. Все болит. Очень холодно. Вот тебе и ангел четверга.

Никуда сегодня выйти не смог. Вообще не смог искать работу. Смог только добрести до уборной в библиотеке и назад.

Попробовал попить воды в библиотеке, но даже от воды мутит.

Чувствую себя без сил. Усталость такая, что не могу даже сидеть и смотреть на птиц. Но их слышно, если немного приоткрыть окно.

***

20-е. Очень больно кашлять. Словно ножом режет. Не могу даже встать. Дрожь без остановки. Не могу есть, пить. Писать тяжело.

Небо прояснилось. Ночью будет холодно.

***

Только подумалось, что, когда найдут эту машину, все содержимое выбросят в мусор, включая и эту тетрадь. Никто никогда ничего из этого не прочтет. Я всегда об этом знал. Зачем вообще писал?

Была иллюзия, будто разговариваю с другом.

Было ли все это просто письмом Дину?

Очевидно бессмысленно, если так.

***

Солнце садится. Становится очень холодно. Решил позвонить Д/С. Не знаю, просить о помощи или просто попрощаться.

***

Забыл, что телефон разряжен. Вот дурак.

***

Попробую пойти зарядить телефон и позвонить Дину. Сейчас ночь. Не уверен, попаду ли куда-то. Может не получиться. Последний маленький поход.

***

Что бы я сказал Дину, если бы мог:

Надеюсь, ты/С в порядке

Жаль, я не смог помочь. Жаль, не мог вернуться в Канзас и быть полезным тебе и С. Думаю, теперь я понял.

Прости за все. Всегда твой друг.

***

Оставшиеся страницы были пустыми.

Комментарий к Глава 5. Декабрь

Как вы заметили, здесь история отступает от канона: Кас не убивает пытавшего его ангела и не забирает его благодать. В этой, альтернативной версии он остается человеком.

========== Глава 6. Второй день зимы (22 декабря) ==========

Дин чувствовал себя полным дерьмом уже восемь часов подряд, с тех пор как впервые открыл тетрадь. И с каждой прочитанной страницей становилось только хуже. Но последняя строка была самой ужасной. Он снова перечитал ее:

«Прости за все. Всегда твой друг».

Дин отложил тетрадь, взял руку Каса и опустил голову на кровать, уткнувшись лбом в тыльную сторону его кисти.

Дин чувствовал, как из уголков его глаз текут слезы, и ему было все равно. Теперь это ничего не значило. «Слишком поздно».

Так он сидел несколько минут. Казалось невозможным поднять голову, открыть глаза, воспринимать окружающую действительность и вообще хоть что-либо делать. Поэтому он уткнулся лицом в одеяло, прижимая руку Каса ко лбу, и не двигался.

Дину вспомнилось, как Кас прикасался к его лбу раньше. Не так, как сейчас – безвольной рукой, которую прижимал к себе Дин, пока Кас недвижно лежал в больничной койке, – а когда Кас сам, по своей воле, касался Дина. Кас делал это неоднократно. Иногда он исцелял Дина легким касанием у виска. Или осторожно касался двумя пальцами его лба, чтобы сообщить Дину какое-нибудь видение. Иногда он клал руку Дину на плечо, чтобы куда-то его перенести.

Дин почувствовал, как зарывается лицом в одеяло, прижимаясь к кисти Каса сильнее и надеясь против всякой логики, что рука Каса шевельнется. Шевельнется по его собственной воле, поднимется, коснется волос Дина и облегчит его боль, как когда-то. Или, может быть, сообщит Дину видение, как в старые времена… Какое-нибудь видение. Какое угодно. Пусть даже о том, что Кас в ярости на Дина. «Я согласен, – думал Дин. – Если он зол, я это приму. Я на все согласен».

Но рука Каса оставалась безвольной и неподвижной.

«Всегда твой друг», – написал Кас.

– Я не заслужил, Кас, – пробормотал Дин, приподняв наконец голову. Он вытер нос рукавом и посмотрел на лицо Каса в кровоподтеках. – Я не заслужил твоей дружбы – ты что, этого так и не понял?

Клик-пшшш.

Дин сделал долгий глубокий вдох. Оставалось испробовать последнее средство. Он снова закрыл глаза и снова крепко сжал руку Каса.

– Кас. Кастиэль. Кастиэль, я молюсь тебе, слышишь? Я знаю, что ты не слышал меня раньше, когда ты только… лишился благодати, но тогда мы были за тысячу миль от тебя. Я подумал, может, ты услышишь меня хоть немного, если я рядом?

Шансов было мало, но попытка не пытка. Кас упомянул в дневнике, что, кажется, почувствовал близость Дина, когда Дин приезжал в Айдахо. Может быть, между ними была какая-то слабая связь?

– Кастиэль? – повторил Дин. – Ты слушаешь? Ты меня слышишь? Кастиэль, ты должен проснуться. До Рождества три дня, приятель. Ну дай мне шанс устроить тебе настоящее Рождество! Проснись. Начни дышать. Открой глаза.

Он подождал.

Клик-пшшш.

Дин с трудом удержался от порыва засадить кулаком в дыхательный аппарат.

***

– Привет, – сказал Сэм, отодвигая штору. Дин, который сидел к нему спиной, вздрогнул, уронил руку Каса и наспех вытер глаза рукавом. Сэм дипломатично отвернулся и принялся намеренно долго снимать пальто и вешать его на крючок на стене.

Пока Сэм не смотрел в его сторону, Дин еще раз вытер лицо и воспользовался моментом, чтобы засунуть тетрадь Каса обратно в сумку, лежавшую на придвижном столе. Сэм, казалось, не заметил и, когда повернулся, сказал только: «Хреново выглядишь». В руках у него был белый бумажный пакет, который он поставил на стол в ногах у Каса. Сэм бережно извлек из пакета два стакана кофе и протянул один Дину. Дин машинально взял стакан, не вставая со стула.

Увидев Каса, Сэм обеспокоенно наморщил лоб и бросил взгляд на кардиомонитор и дыхательный аппарат.

– Как он?

– Так же, – ответил Дин хрипло. Сэм несколько мгновений пристально изучал его лицо – и Дин отвернулся, притворившись, будто его внезапно заинтересовал аппарат искусственного дыхания.

– Он хоть шевелился? – спросил Сэм, подошел к Касу с другой стороны кровати, вгляделся в его лицо и осторожно коснулся его руки. – Просыпался? Хоть что-нибудь?

– Нет, – ответил Дин. Потом он добавил, стараясь сосредоточиться на медицинских симптомах: – У него теперь еще и жар… то есть жар из-за пневмонии. Но руки у него все еще холодные, с прошлой ночи.

– Значит, ему нужно больше одеял и ему нужно меньше одеял? – спросил Сэм. Шутка из «Взлетов и падений» вышла у него так же без энтузиазма, как и у Дина ранее. Дин не смог даже изобразить улыбку. Сэм вздохнул: – Прости. Просто стараюсь… Да не важно.

Он снял пластмассовую крышку со стакана и отхлебнул кофе, потом сунул руку в бумажный пакет на столе и извлек оттуда кекс. Он протянул его Дину над кроватью со словами:

– Вот, взял тебе с завтрака в отеле.

Дин покачал головой:

– Не голоден.

Держа кекс, Сэм еще раз пристально посмотрел на брата. Дин отвел взгляд.

Молча Сэм положил кекс на столик и бросил Дину карточку-ключ из отеля. Дин поймал ее неуклюже, чуть не пролив кофе, – карточка приземлилась ему на колени.

– Номер 301, отель напротив, – сказал Сэм. – Иди поспи – я посижу с ним и позвоню, если что-то изменится.

– Не, я еще чуть останусь.

– Ты выглядишь совсем плохо, Дин. Иди поспи.

Между ними разгорелся спор. Наконец Сэм одержал верх, заручившись поддержкой медсестры, которой не повезло оказаться возле палаты. Сестра заняла сторону Сэма и даже произнесла короткую отрепетированную речь о том, что «члены семьи тоже должны отдыхать».

– Ладно, ладно, – сдался наконец Дин. – Хорошо. Я посплю. Вернусь после обеда. Довольны?

Сестра кивнула, зачем-то похлопав Дина по плечу, и исчезла.

– Так гм… – начал Сэм. – Что ты там убрал в сумку Каса?

Черт. Он таки заметил, что Дин сунул тетрадь в сумку.

От мысли о том, чтобы рассказать Сэму о дневнике, у Дина внутри все упало. Что если Сэм его прочтет? Что если Сэм узнает, насколько паршиво Дин на самом деле поступил с Касом? Как Дин обещал позвонить, но так и не позвонил?

А если Сэм узнает, что Кас думал, будто и Сэм его бросил? Потому что Дин был таким идиотом, что не сказал Касу правду о Гадрииле?

– Да ничего, – ответил Дин, неопределенно качнув стаканом с кофе в сторону кожаной сумки. – Просто… Там его одежда и прочее. Ключи… Пара баксов. – «$2.08, если быть точным. Две купюры по доллару, одна монета в пять центов и три одноцентовых. Не то чтобы Касу приходилось считать каждый цент». – Ничего. Я все вынул и осмотрел – но ничего полезного.

Однако во взгляде Сэма теперь сквозило сомнение, и Дин понял: «Я не могу скрывать это от Сэма. Я не могу ничего от него скрывать. Только не теперь».

«Не теперь и никогда больше, – подумал он. – Не после истории с Гадриилом».

– У Каса еще была тетрадь, – сознался Дин. Он раскрыл сумку и показал Сэму угол синей тетради. – Я ее читал. Чтобы проверить, нет ли там чего важного.

– И? Было что-нибудь важное? – спросил Сэм по-прежнему с сомнением.

– Не особо, – сказал Дин, покачав головой и снова закрывая сумку.

Сэм смотрел на Дина еще некоторое время, и по его лицу невозможно было прочесть, о чем он думал. Но в конце концов он кивнул и взял из угла второй пластмассовый стул, очевидно готовясь устроить свой пост у постели.

Дин знал: Сэм не станет допытываться. Не станет задавать вопросы. И не узнает про дневник. Дин, наверное, мог бы оставить сумку вместе с дневником прямо на столе, и Сэм не стал бы любопытствовать.

Сэм подвинул стул к кровати и сказал:

– Возвращайся тогда к ужину, часов в пять…

– Это его дневник, – перебил Дин. Он встал, поставив на стол свой нетронутый кофе, снова открыл сумку и вытащил наружу синюю тетрадь. Он помахал ею перед Сэмом, который по-прежнему стоял у кровати. – Это его дневник. Я не сразу сообразил что это и начал читать, и потом уже не смог остановиться. Я читал его всю ночь, и… – Дин опустил взгляд на тетрадь. – В общем, гм… Касу довольно туго пришлось одному, Сэм. Он… он… ему вообще пиздец как тяжело пришлось. Он был без денег, на морозе, несчастный и совсем один, и он голодал. Он искал и не мог найти работу неделями, потому что у него не было удостоверения личности, рекомендаций, истории трудоустройства, и прочей херни. А я не знал, Сэм, я не знал! Я должен был догадаться… но он мне не сказал и… я просто не подумал об этом, Сэмми… Мне никогда одному не приходилось вот так выживать, я всегда умел чинить машины… всегда мог подхалтурить, если нужно, да и отец добывал нам фальшивые документы и кредитки с самого детства и научил нас зарабатывать на бильярде… – мне просто в голову не пришло, что Кас ничего этого не умеет, что ему будет так чертовски тяжело просто свести концы с концами! Он совсем не знал, что делать… и он так старался! Он старался как мог! Совсем один, все сам, и вынужден был… голодать, и… и… мерзнуть, Сэм, ему некуда было пойти, он был на улице…

– Дин… – сказал Сэм тихо, глядя на него с другой стороны кровати.

– Каждый долбаный месяц был по-своему ужасен, Сэм, – продолжал Дин. Он пролистал тетрадь – она раскрылась в середине, на разделе про ноябрь. Дин посмотрел на записи. – Вот, например, День благодарения. Оказывается, Кас провел День благодарения, ночуя на полу в паршивой тесной подсобке, в паршивом магазине на заправке, и все, что у него было на ужин, – это буррито за 99 центов! И это был его праздничный ужин, Сэм…

– Дин…

– …это буррито он позволил себе по особому случаю! Паршивое буррито за 99 центов – это был его праздничный ужин на День благодарения, это он себя побаловал! Буррито за 99 центов, разогретое в микроволновке, на паршивой заправке, в полном одиночестве. Он работал на этой заправке, это я знал, но – он спал в подсобке, и об этом я не знал – я навещал его там однажды, но он скрыл это от меня! Он скрыл, что ему негде ночевать, чтобы я не подумал о нем хуже. Он был бездомным, Сэм, и скрыл это, чтобы я не подумал о нем хуже! И в День благодарения ему некуда было пойти, а я ему даже не позвонил, и, пока он разогревал себе это паршивое буррито, ему стало так тошно, что он даже съесть его не смог, а закинулся снотворным и отключился на бетонном полу в подсобке, в тринадцать градусов, не имея даже подушки! Это, блин, его первый День благодарения на Земле, Сэмми! И – знаешь, что он пишет в конце?

Сэм оставил попытки его прервать. Теперь он только пристально смотрел на Дина.

– Он пишет, он пишет… – Дин отыскал нужную страницу и зачитал: – Он пишет: «Надеюсь, Сэм и Дин хорошо ужинают где-то». – Дин поднял глаза на Сэма, встретив его прямой серьезный взгляд.

– А ПОТОМ… А потом, господи, в Вайоминге… – продолжал Дин, пролистывая дневник вперед. – Он последние деньги скопил на то, чтобы купить нам пива – он планировал это заранее, как жест дружбы, и вот ему наконец выпадает этот шанс, в том баре – помнишь, – и он покупает нам пиво – и я тотчас же попросил его уйти! Я вообще даже не заметил это пиво! Ни ты, ни я не выпили пиво… – голос Дина стал срываться. – Сэм, он решил, что мы таким образом отвергли его дружбу! И… и… Сэмми, я облажался настолько, что… об этом ты должен знать: Кас думал, что и ты на него злишься.

При этих словах Сэм непонимающе моргнул, и Дину пришлось заставить себя продолжать:

– Потому что я говорил ему, что ты не хочешь с ним разговаривать. Из-за Гадриила… И я просто… я не подумал… Мне не пришло в голову, как он это воспримет, что, конечно, он решит, будто ты на него зол и не хочешь с ним общаться… я даже не подумал об этом! И из-за того, что я его прогнал, его поймали и пытали, и он снова потерял работу и все, что у него было! И потом он заболел…

Дин умолк.

Последовала длинная, тяжелая пауза. Лицо Сэма теперь было мрачным.

Клик-пшшш.

Дин с трудом заговорил снова:

– И он все думал, что я позвоню. Составлял эти списки, о чем меня спросить…

Его горло сжал спазм, и ему пришлось замолчать и сделать пару глубоких прерывистых вдохов. Дин почувствовал, что больше не в силах смотреть на Сэма и не в силах смотреть даже на Каса – теперь он мог смотреть только на синюю тетрадь. Он разглаживал рукой ее потрепанную обложку на протяжении нескольких неровных вздохов.

Наконец взяв себя в руки, Дин продолжил:

– Это было последнее, что я сказал ему, когда выставил его за дверь. Я сказал, что позвоню. Я даже не знал, услышал ли он меня. Я должен был позвонить, но с Гадриилом и всеми этими событиями я просто… не сделал этого. Просто, сука, не сделал. Ему нужна была моя помощь, Сэм, ему нужна была моя помощь, и я мог ему помочь, и не помог… У меня все это время был его номер телефона, и я ни разу не позвонил. Я так его подставил… Я и тебя подставил ужасно, Сэмми, и Кевина подставил, и Каса… Ты оказался таком в ужасном положении, а Кевин вообще умер, и Кас теперь…

Дин замолчал.

Сэм по-прежнему молча смотрел на него. Дин отважился взглянуть на изувеченное лицо Каса.

Клик-пшшш.

За ночь Дин узнал, что между каждыми двумя «клик-пшшш» проходило три длинных секунды. Ровно три.

Клик-пшшш.

Клик-пшшш.

Сэм протянул руку над изножьем постели Каса и осторожно вынул тетрадь у Дина из рук. Закрыв глаза, Дин позволил ему забрать ее.

Когда он открыл глаза, тетрадь была раскрыта в руках у Сэма, и он просматривал первую страницу. Глядя, как глаза Сэма медленно скользят по странице, Дин затаил дыхание. Лицо Сэма слегка напряглось, но он ничего не сказал.

«Спросить у Дина, когда он позвонит».

Спустя несколько долгих секунд Сэм закрыл тетрадь, повернулся к столу на колесах и спрятал тетрадь обратно в сумку Каса. После этого он взял со стола кекс, задумчиво взвешивая его в руке. И снова повернулся к Дину.

– Ты поешь что-нибудь, правда, – сказал Сэм, протягивая кекс.

Дин посмотрел на кекс: это был приятный на вид свежий черничный кекс, но от мысли его съесть у Дина подступила к горлу желчь.

– Если я его съем, мне будет плохо, – сказал Дин честно.

– Да, – ответил Сэм, вглядываясь в его лицо. – Да, по твоему виду похоже. Ладно.

Он засунул кекс обратно в бумажный пакет, завернул пакет сверху и отдал Дину.

– Оставь на потом. Слушай. Иди-ка в отель и поспи немного. Ты вчера весь день был за рулем, а потом всю ночь не спал и переживал. Оставь тетрадь здесь и иди поспи – ты ведь понадобишься Касу сегодня, так? Чтобы все объяснить и загладить вину? Вот и иди отдохни.

Клик-пшшш.

– Я никогда не смогу этого загладить, – медленно произнес Дин.

Клик-пшшш.

Сэм спокойно ответил ему:

– Не теряй веры.

– Я и перед тобой этого не смогу загладить, – сказал Дин.

Клик-пшшш.

Сэм тихо вздохнул и повторил почти задумчиво:

– Не теряй веры.

Дин пристально посмотрел на него, ища в его лице сарказм. Но на лице Сэма не было сарказма. На нем не было даже злости. Как ни странно, Сэм вообще не выглядел раздраженным – впервые за долгое время. Вместо этого он выглядел лишь печальным.

Дин кивнул. Прочистив горло, он сказал:

– Позвони, если что…

– Позвоню.

Дин сделал шаг к выходу, потом еще один, наблюдая, как Сэм сел у постели Каса. Сэм больше не поднимал глаз на Дина, и в конце концов Дин повернулся, снял пальто с крючка и вышел за белые шторы.

Он задержался снаружи, сжимая в руках пальто, и услышал, как Сэм заговорил с Касом:

– Привет, Кас. Ты уж просыпайся сегодня… А то ты порядком напугал Дина. Ты и меня напугал, по правде сказать. – Послышался вздох. Сэм продолжил: – Дин говорит, что День благодарения у тебя вышел не очень. Было бы здорово устроить тебе более приятное Рождество. Так что ты просыпайся! И, Кас… – Пауза. – Я вообще не был на тебя рассержен. Больше того, я за тебя волновался. Я только знал, что ты все время уходишь, и не мог понять почему. Я бы очень хотел тебе об этом сказать, когда ты проснешься, так что… проснись, ладно?

Клик-пшшш.

Дин заставил себя уйти.

***

Дин вышел по длинному коридору, через фойе и раздвижные входные двери госпиталя на пронизывающий утренний холод. У выхода он остановился, прищурившись от порыва ветра в лицо, огляделся и попытался сориентироваться. Было около восьми утра, но на улице еще сумрачно – солнце только начало всходить.

«22 декабря, – вспомнил Дин. – Второй день зимы».

Рассвет означал лишь, что плотный слой облаков над головой посветлел с черного до угольно-серого. Падал легкий снег, и снежинки небрежно кружились на пронзительном ветру.

Дин наконец заметил отель в паре кварталов справа и направился туда. Вскоре он сообразил, что забыл застегнуть пальто. Порывы зимнего ветра пробирались под полы, и Дин постарался запахнуть пальто рукой покрепче. Однако он забыл надеть и перчатки, и скоро его голая рука тоже заныла от холода. Но одна мысль о том, чтобы остановиться и начать уделять себе внимание – надевать перчатки и застегивать молнию, – казалось невыносимой. Поэтому Дин пошел сквозь снегопад, сжимая полы пальто рукой, сгорбившись, втянув голову в плечи и чувствуя, как царапает кожу ледяной ветер. По пути он думал: «Вот так, должно быть, чувствовал себя Кас. Когда позапрошлой ночью шел на морозе, с пневмонией. Пытаясь добраться до больницы».

«Нет, не пытаясь добраться до больницы, – вспомнил Дин. – Он искал не больницу. Он пытался найти, где зарядить телефон. Чтобы позвонить мне».

Дин поспешил через улицу и быстрым шагом прошел два квартала до отеля. Внутри тепло накрыло его ощутимой волной. Фойе отеля с мягкими диванами на ворсистых коврах казалось настоящим оазисом роскоши. Все пестрело рождественскими украшениями: на стенах были развешены мерцающие лампочки в форме сосулек, на всех поверхностях разложены хвойные ветки и на столиках у диванов расставлены ярко-красные рождественские цветы. В углу стояла высокая красивая елка в красных бантах и блестящих золотых украшениях. На верхушке елки был закреплен ангел. У него были пушистые белые крылья, выгнутые над плечами, и задорный золотистый нимб над головой.

Дин остановился и некоторое время смотрел на ангела. Потом развернулся и прошел мимо лифтов в поисках лестницы. Обычно Дин пользовался лифтом, но сегодня он поднялся на третий этаж пешком.

Наконец он нашел номер 301, открыл дверь, зажег свет и огляделся.

На каждой из двух кроватей в номере оказалось по шесть подушек. Шесть. Четыре обычных и две пухлых маленьких, декоративных. На каждой кровати. Всего двенадцать на номер. Дин откинул покрывало и увидел, что на каждой кровати имелось также по два одеяла. И еще два сложенных одеяла лежали в шкафу. В ванной комнате была полка с горкой сложенных белых полотенец. Дин посчитал: четыре белых банных полотенца, четыре опрятно свернутых полотенца для рук и два белоснежных мини-полотенца для мытья. Плюс подстилка под ноги. На маленьком подносе стоял набор из жидкого мыла, шампуня, кондиционера и лосьона для рук в четырех пузырьках, выставленных крестиком. Кофеварка ждала наготове вместе с ассортиментом сортов кофе и чая, двумя завернутыми в целлофан стаканчиками и двумя прочными кофейными кружками. В номере имелся и мини-холодильник с десятками миниатюрных бутылочек спиртного, банками газировки и бутылками с водой, а на столе у стены лежало меню доставки еды в номер. В номере было тепло и уютно – на окнах висели занавески, на тумбе стоял большой телевизор, рядом – стол со стулом и мягкий диван.

Дин стоял посреди комнаты, оглядываясь по сторонам и гадая, как это он раньше не замечал, насколько роскошным может быть обыкновенный номер в отеле.

Сэм уже занял одну кровать, и рядом на стуле стояла его открытая сумка. Оказалось, он поднял в номер и сумку Дина – она лежала на второй кровати. Эта кровать была нетронута – шесть ее подушек лежали прилежно взбитые в ожидании своего постояльца.

Дин сбросил ботинки, стряхнул с плеч пальто и сел на кровати. «Как же хочется под горячий душ, – подумал он. – И выпить».

Он не пошел в душ и не выпил. Вместо этого он поставил будильник на четыре часа вечера, выключил обогреватель и снял со своей постели все шесть подушек, благоговейно сложив их на диване одну за другой. После этого он забрался под покрывало прямо в одежде, в темноте, в остывающем номере. Без подушек.

Улегшись в кровать, он снова начал молиться. Он знал, что это бесполезно. Но что еще оставалось делать? Поэтому он лежал, молясь Кастиэлю снова и снова. Он чувствовал, что это безрезультатно, но все равно продолжал.

Он молился так долго и был так утомлен, что случилось нечто, чего никогда раньше с ним не происходило: Дин заснул прямо посреди молитвы Кастиэлю. Молитва струилась и изменялась, мысли о Кастиэле кружили в сознании Дина, распадаясь на фрагменты и улетучиваясь в дремоту, и молитва перетекла в сон.

***

– Кастиэль… Кастиэль, ты меня слушаешь? – все еще повторял Дин, когда вдруг понял, что он больше не в своей постели. Теперь он лежал на каменной земле.

В удивлении открыв глаза, он обнаружил, что лежит на спине на каком-то открытом пространстве, глядя в небо. Высоко над ним сквозь темные облака прорывались впечатляющие языки алого пламени. Там, наверху, метались крылатые существа. У некоторых были крылья с белым оперением, мерцавшие золотом или серебром, у других крылья казались черными или красными и по форме напоминали крылья летучих мышей. Сверху доносились звуки отдаленной битвы.

Недалеко от того места, где лежал Дин, в небо возвышались гигантские каменные врата. Они казались высотой как минимум в милю.

Однако все выглядело каким-то туманным. Фигурки в небе были слегка размытыми, громадные каменные врата – поблекшими и нечеткими. Как кадры из старого кино, в котором выцвели краски.

Внимание Дина привлек звук ударов и всплесков. Дин сел, огляделся и обнаружил, что находится на каменном берегу огромного грязного болота. Что-то билось там, в мутной воде, ярдах в десяти от берега. Из-за брызг грязной воды сначала трудно было разглядеть что там, но это было какое-то существо с крыльями – с дымящимися, покрытыми грязью крыльями. На мгновение существо замерло.

Это был Кастиэль.

Это был Кас, и у него были крылья. Огромные крылья. Они были распластаны по обеим сторонам от него и представляли собой месиво обгоревших перьев, пепла и крови. Местами крылья даже дымились. Дин не мог различить исходный цвет оперения – все казалось вымазанным грязью, кровью и золой.

– Кас? Кас! – позвал Дин, поднялся на ноги и бросился к нему. Но, сделав два шага в болото, Дин сам начал быстро погружаться в грязь – трясина, казалось, цепляла его за ноги и тянула вниз, как какой-то зловещий ледяной зыбучий песок. Через несколько секунд Дин увяз уже по бедра и все продолжал погружаться, поэтому он вынужден был в спешке выбраться обратно на берег, цепляясь за твердь руками и ногами. Шатаясь, он встал на ноги и снова позвал: – КАС!

Кас, казалось, его не слышал: он снова начал бить по воде крыльями, поднимая вокруг себя фонтаны черных брызг. Это явно не помогало его положению. Однако скоро стало понятно, что он пытается прорваться сквозь трясину к еще одной фигуре, погружавшейся в болото ярдах в пяти от Каса и в пятнадцати от Дина. Это было тело – человеческое тело, – и Дин вздрогнул от неожиданности, узнав в нем себя. Это был другой Дин – обожженный, окровавленный, тонущий в болоте.

Пока Дин в остолбенении смотрел, второй Дин погрузился в болото и исчез под поверхностью грязной жижи. Кас издал сдавленный крик, его обожженные крылья снова забили по воде.

Дин взглянул в небо, на воздушную битву, и понял: «Это же его кошмар о том, как он вылетел из Ада! Версия, в которой “мы падаем вместе”».

Но теперь весь сон, казалось, поблек. Темный туман начал затягивать небо, свет померк. Пока Дин в замешательстве смотрел на происходящее, воздушная битва исчезла из виду, пропав в сумраке. Отдаленные звуки сражения затихли. По спине Дина пробежал холодок, и он повернулся к Касу.

– Кастиэль! КАСТИЭЛЬ! ЭТО Я, ДИН! КАС, ПОСМОТРИ НА МЕНЯ! – закричал он во всю мощь легких.

И Кас наконец посмотрел на Дина.

Взгляд Каса был стеклянным и невидящим, и он смотрел на Дина безо всякого выражения. Но как только Кас поднял глаза, Дин внезапно почувствовал тяжесть у себя на плече и с удивлением увидел, что теперь у него на плече висел толстый моток веревки.

«Веревка. У меня есть моток веревки! – подумал Дин. – Точно. Это же тот, другой сон! Я каким-то образом попал в сон Каса! Прямо какой-то аттракцион “Выбери кошмар”…»

Дин снял с плеча веревку и наскоро размотал ее, крича:

– Кас! У меня веревка! Я брошу тебе конец, держись!

– Я… уронил… тебя, – произнес Кас медленно. Его взгляд вернулся к тому месту, где тело другого Дина исчезло в болоте.

Мимо Каса потянулась змейка черного тумана. Оглядевшись по сторонам, Дин обнаружил, что темный туман подобрался ближе. Гигантские ворота уже пропали из виду, и туман подошел к самому краю болота. Весь мир, казалось, постепенно исчезал.

– Я уронил тебя, – снова проговорил Кас размеренным хриплым голосом.

– Нет, неправда! Хватай веревку, – крикнул ему Дин, поднимая веревку так, чтобы тот увидел. Дин наскоро завязал на конце веревки узел, чтобы Касу было за что ухватиться, и бросил этот конец ему, крича: – Хватайся!