Текст книги "Рядом со мной (ЛП)"

Автор книги: Nina36

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 7 страниц)

Он касается ее лица – он стирает слезы с ее щек. Она закрывает глаза. Ей недостает его прикосновений, и ей не нравится, что она проснулась в слезах и Уильям увидел ее такой.

Еще ей не нравится думать, что ее сны – это не просто продукт переработки информации в ее подсознании, а реальные воспоминания. Уильяма даже близко к тому подвалу не должно было быть.

– Прости, – говорит она.

Она открывает глаза и встречается с ним взглядом. Она так его любит, что ей физически больно – на миг она не может вдохнуть.

– За что? – спрашивает Уильям. – Я не спал. Ты меня не разбудила.

Уильям опять уходит от разговора – он делает это постоянно, с тех пор, как она очнулась и достаточно окрепла, чтобы попытаться поговорить о том, что произошло в тот день.

– Я не рассыплюсь, если ты на меня рассердишься. Я это заслужила.

Рука Уильяма по-прежнему касается ее лица. Он не улыбается – не совсем, он как будто пытается улыбнуться, но это дается ему с трудом.

– Я не могу сердиться на тебя, Виктория, никогда.

От его слов ей только хуже – и он, видимо, сообразив это, поспешно добавляет:

– Я в ярости. В бешенстве.

И она не может перестать плакать и улыбаться одновременно, потому что никто на свете не умеет врать хуже Уильяма.

– Я постоянно вижу тебя, – говорит Виктория. Она знает, что Уильяму не нравится видеть, как она плачет, и сама она ненавидит плакать, но слезы не удержать. Открыв глаза, она обнаруживает, что Уильям по-прежнему смотрит на нее – смотрит понимающим взглядом.

Ей не нужно объяснять, ей вообще редко нужно что-то ему объяснить – но она должна, потому что выражение глаз Уильяма красноречивее любых слов, должна, потому что она причинила ему боль, пусть и не намеренно.

– Мне снится, что ты там, в подвале, и ты видишь, что происходит. Прости, Уильям, – говорит она. – Я ничего не помню, но мне кажется, это не просто сны.

– Я был там, – отзывается он, тихо и мягко. Уж лучше бы кричал – она это заслужила.

– Тебя не должно было там быть. По плану риска для меня не было.

Уильям издает странный звук, то ли вздох, то ли смешок:

– Он убил пять человек – ты забыла?

Он не зол, а если и зол, то очень старается этого не показать.

– Не забыла. Я просто должна была появиться, показаться – но другие агенты должны были успеть к нему раньше меня.

– Не успели. – Руки Уильяма нащупывают ее руки – они у него такие холодные, и ей хочется поправить то, что она сделала, всё вернуть, перемотать тот день обратно.

– Я ничего не мог сделать… – продолжает Уильям.

Он явно не хочет об этом говорит, ему слишком больно – и она вспоминает тот день, когда он рассказал ей о жене и сыне, и как она думала тогда, что никогда-никогда не причинит ему такой боли.

Оставайся со мной.

– Я… – начинает Виктория.

– Я люблю тебя, – говорит Уильям хриплым голосом, а она знает – она знает. Уильям не мастер красиво говорить, но он выказывал ей свою любовь столькими способами и столько раз: казалось, ей не нужно слышать эти слова.

Оказывается, она ошибалась. Оказывается, ей нужно было услышать эти три слова, потому что – потому что всё, что она слышала, всё, что звучало в ее голове столько дней подряд, было либо мучительной тишиной, либо голосом Уильяма, в отчаянии умоляющим ее оставаться с ним. Как будто она может когда-нибудь его покинуть.

Она не хочет плакать – она хочет улыбаться, только вот длительное пребывание в больничной койке, перенесенная операция и постоянная боль превращают эмоции в один спутанный клубок.

Поэтому Виктория улыбается сквозь слезы и стискивает пальцы Уильяма изо всех сил.

– О Господи… – выдавливает она наконец, – а я все-таки в мамочку пошла…

Уильям улыбается, тоже едва сдерживая слезы, и бормочет что-то вроде «не так уж и плоха твоя мама».

– Я люблю тебя, – повторяет он. И повторяет снова.

Она хочет сказать, что и она любит его, любит так сильно, что это и мучает ее, и лечит, но говорит вместо этого:

– Я никогда, никогда больше не сделаю тебе больно.

Он целует ее в лоб, касается ее губ губами, и она наконец может дышать как следует.

Она не знает, ее слезы или Уильяма оставили влагу на ее щеках, да и неважно – это не от горя, это от счастья.

***

Виктория ненавидит бумажную работу, но не жалуется, по крайней мере, вслух. Конечно, она злится, особенно, когда ей назначают нового напарника. Пиль зануда, вечно выглядит так, будто его на кол посадили, а снять забыли, но человек хороший. Виктория сначала косится на него с опаской, но честно говоря, ни она, ни Уильям ничего с ситуацией поделать не могут. Всем, оказывается, наплевать, что они вместе, на работе почти все об этом уже знали, многие – вопреки ожиданиям Уильяма – даже искренне за них рады, но правила есть правила.

Их обоих спас тот факт, что пресса воспевает их как героев, а их отношения изображает как душещипательный сюжет какого-нибудь романа или книжки – люди такое любят, люди за такое душой болеют.

Уильям сильно подозревает, что за этим стоит Леопольд. (Да, называть дядю Виктории по имени по-прежнему странно. Услышав это в первый раз, Виктория едва не захлебнулась водой.) Когда он озвучил свои подозрения Виктории, та лишь пожала плечами:

– Ну, вы же теперь друзья – не разлей вода…

– Стоп, ты что – ревнуешь?

– Я даже не удостою это ответом.

Этот разговор случился в гостиной Виктории, всего через несколько дней после долгожданной выписки из больницы. Уильям перевозил в ее квартиру свои вещи, а она совершенно очаровательно пыталась помочь – в основном, распаковывая коробки, сидя на диване.

– Да. Да, точно, ревнуешь.

Виктория осмотрела выуженную из коробки лампу, огляделась.

– Он сказал, что ты теперь член семьи, так что, да, скорее всего, он за всем этим и стоит. … Уильям, скажи, пожалуйста, во имя всего святого, где ты взял эту штуку?

Они живут вместе. Сначала потому что… впрочем, поводов нет – и ему уже давно не нужно их искать. Они любят друг друга, он держал ее на руках, пока она почти умирала, и он не хочет больше жить ни единого дня без нее и не будет, если это будет от него зависеть.

А еще у него есть обручальное кольцо, купленное несколько месяцев назад. Припрятанное. Потому что Виктория отличный детектив. И поскольку ему понадобились месяцы, чтобы просто сказать ей, что он ее любит, ничего удивительного, что он до сих пор не сделал предложения.

Эмма пригрозила науськать на него мать Виктории – и не блефовала.

Настали выходные – единственные суббота и воскресенье месяца, когда они оба не работают. У Виктории на груди ужасный шрам, она смотрит на него каждое утро, одеваясь, он касается его каждую ночь – это шрам, он означает, что она жива, что он ее не потерял. Он так и сказал ей прошлой ночью, прежде чем спросить, не хочет ли она увидеть дом его детства.

Единственным ответом Виктории был долгий поцелуй.

Фредерик был более чем счастлив помочь – даже организовал уборку в доме.

Они болтают в машине по дороге, он за рулем – они слушают музыку и пьют из одного на двоих огромного стакана кофе, и жизнь, кажется, наконец, наконец-то возвращается в привычное русло.

И Виктория, наверное, тоже это чувствует: она улыбается и кладет ладонь на его колено, где та и лежит до самого Брокет-холла.

***

Мало что изменилось с тех пор, как Уильям был тут в последний раз. Всё тот же старый дом, всё то же место, где прошло каждое лето его детства, в играх с братом и сестрой, за чтением и наблюдением за грачами, когда Скотланд-Ярд никак не фигурировал в его мыслях о будущем.

Каро никогда здесь не нравилось: слишком тихо, а она всегда боялась тишины. Зато Огастас обожал парк, и они проводили здесь много времени: потому-то – сейчас он может себе в этом признаться – он не появлялся здесь с тех пор, как не стало сына.

Он рассказывает об этом Виктории, пока та распаковывает сумки – она настояла на этом, она хочет доказать ему, что с ней всё нормально, что с ней не нужно обращаться как с хрупкой фарфоровой вазой. Он вообще много в последнее время говорит об Огастасе, а она всегда слушает. Он говорит не только о плохом, не только о кризисах, не только о том, как Огастас боялся темноты, о том, что Огастас выглядел спящим, когда он нашел его, хотя сердце его не билось. Нет, он вспоминает и хорошее: как он гордился и до сих пор гордится своим мальчиком, каким он был невинным и наивным, и как ему больно, конечно, больно – ведь родители не должны переживать своих детей, это против законов природы – больно, но в то же время почему-то хорошо. И Виктория всегда рядом, когда он вдруг больше не может говорить.

Но в этот конкретный момент он счастлив. Он с Викторией, она улыбается, и ее улыбка заразна. Она хочет посмотреть дом, она кипит жизнью, она помогла ему принять его прошлое и наполнила его настоящее – она единственное будущее, которое ему нужно.

– Я… сначала мне нужно кое-что тебе показать, – говорит он. – Вперед, за мной.

– За тобой – куда угодно, – отвечает она. Она по-прежнему улыбается, но в голосе ее он слышит волнение, слышит любовь.

***

Они идут рука в руке – сердце Уильяма выплясывает странный танец в груди. В кармане у него кольцо. Он думал о том, что он скажет и как, и где, много месяцев думал – это должно быть именно то самое место, то место, где он сидел, упоенный окружающей его природой, погруженный в раздумья – как самый настоящий, выражаясь словами Эммы, романтичный дрочила печального образа.

Он улыбается, и вокруг него прекрасное утро, и от красок природы захватывает дух, и у озирающейся по сторонам Виктории глаза горят от восторга и благоговения, волосы свободно рассыпаются по плечам – вот он, тот самый момент, он чувствует это каждой клеточкой своего тела.

Он замедляет шаг и наконец останавливается: вот его любимое дерево. Но это прошлое. Настоящее – это женщина, которая смотрит сейчас на него, которая всё еще слишком худа после длительного пребывания в больнице, которая оставляет его без подушек, которая умудрилась впихнуть в свою квартиру все его вещи и каждой из них найти место, будто они были там всегда.

– Мне нужно кое-что сказать тебе, – говорит Уильям.

Виктория по-прежнему держит его за руку и улыбается.

– Мне тоже, – говорит она.

Он открывает рот, но она не дает ему заговорить, приложив палец к его губам.

– Спасибо, что привез меня сюда. Я знаю, как это место важно для тебя.

Она медленно отнимает палец, и ему кажется, что она хотела сказать что-то еще, но в последний момент передумала.

– Я раньше постоянно приезжал сюда, смотрел на грачей. Мне кажется, у них многому можно поучиться. – Он тянет время. Он хочет сделать всё как следует, опуститься на одно колено и задать вопрос, но почему-то всё болтает что-то не то.

– Я где-то читала, что грачи выбирают себе пару только раз и на всю жизнь, – говорит Виктория.

Он улыбается. Это правда – и он думал, что у него был только один шанс – на любовь, на брак, на детей. Он думал, он был уверен, что больше никогда не может быть и не будет счастлив.

– Я циник, – говорит он. Да, он циник – по большей части, но Виктория исключение, всегда была исключением.

Она молчит, даже если и не согласна с тем, что он только что сказал.

– Я… – запинается он. – Я…

– Уильям…

Он шумно выдыхает:

– Я думал, что никогда больше не буду счастлив. Я думал, что не заслуживаю счастья. Я до сих пор не понимаю, чем я…

– Ты просто был собой, – перебивает Виктория, – ну и скулы и голос внесли свой вклад.

Он улыбается: даже в самом начале, когда они едва знали друг друга она умела заставить его улыбнуться, и он уже тогда должен был понять – но, к счастью, не понял. Иначе тотчас сбежал бы от нее прочь.

– Я хочу сказать, что… – говорит он после секундной паузы, радуясь, что не сбежал, что она не позволила ему сбежать, – что не представляю своей жизни без тебя, я не хочу…

Она моргает, и в глазах ее он видит удивление. А ведь он думал, он верил даже, что она подозревает о его намерениях. А она не подозревает.

Вот уж действительно два идиота, как Эмма неустанно ему повторяет.

Поэтому он делает то единственное, что может сделать – опускается на одно колено, держа ее за руку, так старомодно и так излишне: они ведь уже живут вместе, и этого не изменят подписи на документах и кольца. Ничто этого не изменит.

– Виктория, ты выйдешь за меня замуж?

Тянется бесконечно мгновение, а она всё не произносит ни слова, а потом – это же Виктория, он-то знает, что она никогда не перестанет его удивлять, и он никогда не перестанет влюбляться в нее —

Она вдруг тоже опускается на одно колено и говорит:

– Ты спас меня, Уильям. В тот день в подвале и каждый день до того…

Он ждет, затаив дыхание, он не дышит – а ладони Виктории лежат на его щеках, и в глазах ее слезы.

– Да, – говорит она. И повторяет снова и снова, перемежая слова поцелуями и смеясь. Позже они поделятся с друзьями отредактированной версией событий, они не расскажут, как смеялись, как обнимались, как не могли перестать трогать друг друга, как оба твердили: «Да, да, да».

– Мама точно захочет, чтобы свадьба была в Кенсингтоне, – говорит Виктория позже, гораздо позже, когда кольцо, это его импульсивное приобретение, уже красуется на ее пальце, когда они лежат в кровати, сплетенные объятьями.

– Очень может быть.

– А ты бы… – она целует его шею, он гладит шрам на ее груди, всё еще не веря, что это происходит наяву, – …ты бы не возражал, если бы мы поженились здесь?

И это было бы логично и очевидно: его прошлое, настоящее и будущее в этом доме. Новые воспоминания в копилку к старым.

– Абсолютно, – отвечает он.

– Уильям? Между прочим, чтоб ты знал, – добавляет она, когда он уже закрывает глаза.

– Что, любовь моя? – спрашивает он сонно.

– Мне не нужно кольцо и пышная свадьба – меня всё это никогда не интересовало. Я просто хочу быть с тобой. Больше мне ничего не важно.

И он знает, что это правда. Он верит ей. Он думал, что у него никогда не будет второго шанса на счастье.

Он так рад, что ошибался.

– Я знаю, – говорит он.

– Ладно, но с мамой будешь объясняться сам.

Он усмехается и чмокает ее в макушку.

– И не укради у меня дядю Леопольда – он поведет меня к алтарю.

– И в мыслях не было.

Она целует его в губы.

– А ты знал, что на работе меня называют миссис Мельбурн?

– Правда? – делает он невинное лицо.

Она знает, что он лукавит, но улыбается ослепительной улыбкой.

– Мне всегда нравилось, как это звучит: «миссис Мельбурн», – говорит она.

Ему тоже.

– Значит, одна сплетня всё-таки оказалась правдой, – зевает он.

Прижимаясь улыбающимися губами к его плечу, Виктория бормочет:

– Значит, решено: мы проведем вместе всю оставшуюся жизнь.

Всю оставшуюся жизнь. Ему не терпится начать.