Текст книги "Что предназначено тебе… Книга вторая (СИ)"
Автор книги: neisa
сообщить о нарушении
Текущая страница: 4 (всего у книги 10 страниц)
Стефано выслушал ритуальную речь, которую произнёс Лука Джелмини, в то время как в паре шагов от них два других члена почтенной семьи ожидали её завершения с понятным для свидетелей столь торжественного события уважением. Церемония до мельчайших нюансов повторяла ритуалы инициации, которые в свое время создали члены секты Блаженного Паоли – те, кто под покровом ночи в черных плащах, скрывшись под капюшоном, выбирались из катакомб и вершили суд во имя бедных и обездоленных. Те, чьими потомками считали себя «люди чести» со времён Старой Земли.
Лука начал свою речь с обличения социальной несправедливости. Затем перешёл к проповеди в защиту вдов, сирот и семьи. Потом в неё добавились слова о метафизической «силе», которой было достаточно для того, чтобы покончить с несправедливостью царившей в Содружестве.
– Эта «сила», – он говорил, – ставит перед собой цель защитить слабых и уничтожить несправедливость.
– Готов ли ты, Стефано Бинзотти, перед лицом творящегося беззакония присоединиться к этой «силе»? – спросил наконец он.
Стефано для борьбы с беззаконием был готов на многое. И хотя сюда его привели совсем другие побуждения, решительно произнёс:
– Да.
Лука попросил свидетелей уколоть указательный палец на левой руке Стефано. Один из наблюдателей приблизился к Стефано с иголочкой дикого апельсина в руках. Из пальца брызнула кровь, и капля упала на старинный образок, который всё это время Стефано должен был держать перед собой. Кто изображён на иконе, Стефано не знал – очевидно, изображение было такое же, как до того, когда человечество пришло к просветлению Ветров.
Образок подожгли. Стефано стоял и держал его в руках, хотя пальцы начинало жечь. Когда жар стал нестерпимым, он перекинул его в другую руку, а потом назад – так, пока образок не догорел до конца.
– Повторяй за мной, – приказал Лука, и следом за ним Стефано произнёс:
– Да сгорит моя плоть, как сгорает тот священный образ, если я нарушу мою клятву.
Это был корсиканский вариант десяти заповедей.
Лука Джелмини подошёл и запечатлел на губах Стефано ритуальный поцелуй. И только тогда «сила» обрела имя – Ндрангета.
В это же время Доминико вышел из своей машины возле офиса центрального банка Манахаты. Едва он успел ступить на мостовую, неизвестные пичотти скрутили ему руки, затащили в стоявший рядом автомобиль. Когда Доминико вытолкали наружу, он обнаружил, что стоит на самом краю посадочной площади, и в десятке метров от него колыхаются разноцветные спирали Ветров.
Доминико вытащили из машины, и пока двое пичотти в чёрных костюмах держали его вывернутые руки, а третий удерживал самого Доминико в прицеле пистолета, ещё двое принялись методично его избивать. Один из пичотти дважды пырнул Доминико ножом. И только когда Доминико потерял сознание, его швырнули в скважину, где из металлической плоскости станции вырывались скрещенные потоки Ветров.
Доминико пришёл в себя в невесомости, но как ни старался, шевельнуться не мог. Всё тело пульсировало болью – сильнее всего болел вспоротый живот.
С невероятным трудом ему удалось подгрести к поверхности станции и, подтянувшись, выбраться на берег.
Он снова потерял сознание и больше уже не приходил в себя.
Сколько он пролежал так в беспамятстве, стало ясно уже потом – около шести часов. Его обнаружили рабочие, пришедшие драить пол. Доминико доставили в госпиталь, где он провёл неподвижно следующие несколько дней.
7
О случившемся Стефано узнал только на следующее утро после того, как Доминико привезли в больницу – и его невольно кольнуло разочарование. Он надеялся, что Доминико в случае чего в первую очередь вспомнит о нём.
Удивляясь собственным претензиям и тому, как изменилось его отношение к корсиканцу за последние несколько месяцев, Стефано в числе трёх других телохранителей отправился в госпиталь. По мере того, как платформа приближалась к больнице, беспокойство овладевало им всё сильнее. Двое охранников, с которыми он не был знаком, вполголоса переговаривались о том, что произошло.
– Два раза пырнули ножом, – говорил один.
– Santa Venti, – другой осенял себя спиралью Ветров.
Стефано только стискивал зубы и молчал. Густав, сидевший рядом с ним, оставался мрачен, как всегда, так что Стефано при всём желании не смог бы понять, что творится у него в голове.
К тому времени, когда он добрался до приёмного покоя, его уже трясло – но дверь палаты была закрыта, и оттуда лишь раздавались едва слышные голоса.
– Может, тебе укрыться в тюрьме? – говорил Тициано.
Стефано не нравился этот плотный невысокий мужчина с курчавыми волосами. Впрочем, ему не нравились все – кроме, разве что, Густава и Кассандры, которая стояла тут же у широкого окна, обращённого на город, и поминутно срывалась с места, чтобы сделать по приёмной круг.
Улучив момент, Стефано подошёл к ней и положил руку на плечо.
Кассандра вздрогнула и покосилась на него, но вырываться не стала. Только плотнее сжала зубы, и Стефано увидел, что в глазах её стоят слёзы.
– Знаешь, – сказала она, – когда я была маленькой, мы жили в небольшом доме на самой окраине. Ничего особенного. Самый обычный двухэтажный кирпичный дом. Там… – она облизнула пересохшие губы, – там жили мать, отец, Доминико и ещё один его брат – Эмануеле. А теперь… теперь остался только он.
Когда мне исполнилось четырнадцать, меня отдали в дорогую частную школу – я и представить никогда не могла, что попаду туда. Мне никогда не нравилось там. Родители почти не навещали меня, а Доминико… он всегда приезжал на Рождество. В своём огромном сверкающем додже. Брал нас покататься по городу и привозил кучу всего: сладости, фрукты и множество подарков…
Кассандра сделала глубокий вдох, но это не помогло, и она прижала ладонь к губам, чтобы не разрыдаться.
– Всё будет хорошо, – Стефано крепче стиснул её плечо.
– Ты говоришь это как коп? – ядовито поинтересовалась девушка сквозь подступавшие слёзы.
– Как человек, который тоже не хочет его потерять.
– Есть ещё кое-что, – раздалось у них за спиной, и Кассандра торопливо отпрянула, обнаружив, что дверь приоткрылась, и на пороге появился Тициано, – ФБС арестовали троих дистрибьюторов плациуса. Ищейки считают, что они имели контакт с семьёй.
– В чём их обвиняют?
– Подозрение в контрабанде.
Доминико недовольно закряхтел.
– Этого ещё не хватало. Мне ждать, что копы явятся прямо сюда?
– Всё может быть. Моё мнение ты знаешь.
– Мариано советует мне перебираться домой.
– Дело твоё.
Тициано вышел и, заметив, что Стефано пристально смотрит на него, кивнул на дверь.
– Хорошо же работает охрана, – сказал он, – дерьмо…
Густав первым направился в палату – двое других парней уже стояли по обе стороны от двери снаружи от неё.
Стефано вошёл следом и поёжился – на Доминико, разукрашенного ссадинами и синяками, было тяжело смотреть. Один глаз его заплыл, а пальцы на правой руке были упакованы в гипс.
– Соглашусь с Тициано, – произнёс Доминико, увидев обоих внутри, – где Лука? Как я должен это понимать?
– Лука занимается поиском виновных, – ответил Густав, нарушив своё правило ограничиваться минимумом слов, и Стефано догадался, что он, кажется, всё-таки волнуется. – С вами всё в порядке?
– Лучше некуда.
Отдав Густаву распоряжения насчёт организации охраны, он попросил:
– Иди, разберись. Потом встанешь снаружи. А ты, – Доминико ткнул на Стефано, – останешься со мной.
Только когда дверь закрылась за краснокожим, Стефано понял, как был напряжён. Он глубоко вдохнул, успокаивая сердцебиение, и на негнущихся ногах шагнул вперёд. Доминико пристально смотрел на него правым глазом.
– Как ты? – тихо спросил Стефано, присаживаясь на край кровати и пытаясь отыскать ладонь.
Доминико продолжал молчать, и в его глазах Стефано почудился страх, который Доминико тут же сморгнул.
– Дерьмово выгляжу, да?
– Хочется верить, что это пройдёт.
Доминико вздохнул и перевёл взгляд на окно.
– Полное дерьмо… – пробормотал он.
– Как они выглядели?
Доминико покачал головой.
– Было темно. Шляпы, плащи. Чёрт, я даже национальность их не разглядел – что уж говорить про лицо.
– И правда дерьмо, – подтвердил Стефано. Помолчал и добавил: – У тебя много врагов?
Доминико пожал плечами.
– Когда я приехал, в городе было два десятка банд. Теперь только пять, и все дружат со мной. Что говорить про внешних врагов?
Стефано кивнул.
– Я хочу, чтобы ты занялся этим, – сказал Доминико после долгого молчания.
– Я?
– Ну да, ты же у нас коп.
– А… – «А Лука?» – хотел было спросить он, но замолк. Лука и сам мог быть на стороне врагов. Какое-то время Стефано внимательно смотрел на Доминико, пытаясь понять, не стоит ли сказать ему сейчас, но потом отказался от этой мысли – если бы Доминико доверил ему вести расследование, он смог бы сам разобраться с Лукой и выяснить степень его вины. – А Густав? – всё-таки спросил он.
– Густав… – задумчиво протянул Доминико, – Густав родился на Манахата-плэнет, в небольшом городке колонистов. Он мечтал учиться, стать таким же, как белые. Когда ему было пятнадцать, он сбежал от миссионеров и пробрался на паром, но дальше Манахаты улететь не смог. На переправе его остановила таможня – в одной рубашке и рваных штанах. Густав так и остался жить в порту. Нашёл себе работу там же – разгружал корабли кочевников. Однажды он поссорился с белым, который так же зарабатывал на разгрузке, как и он. Тот не хотел разгружать ящики, пока не получит приказ, а Густав хотел закончить дело поскорей. Завязалась драка, и Густав придушил его. Копы взяли его сразу же. К тому времени краснокожих уже признали людьми, и их можно было отдавать под суд. И шестеро свидетелей – таких же точно грузчиков – в один голос заявили, что драку начал он. Густав был приговорён к высшей мере наказания – смертной казни. Его отправили в особую тюрьму для смертников. Его брат – они прибыли в город вместе – просил меня обжаловать приговор. Смертную казнь удалось отложить, но дело пересмотрели только через восемнадцать месяцев, – тут Доминико усмехнулся, – зато на этот раз все шестеро свидетелей отказались от данных ими показаний. Теперь они говорили, что спор и драку затеял не Густав, а его товарищ. Что тот пытался убить Густава, и Густаву пришлось спасать свою жизнь. Приговор был аннулирован. А Густав нашёл новую работу у меня. Я думаю, ему можно доверять. Но он не детектив.
– Так кто же всё-таки был виноват? – спросил Стефано, пристально глядя на Доминико.
– А разве в жизни можно найти виноватых, а, коп? Что вообще такое вина?
Стефано не успел ответить, потому что Доминико заговорил о другом:
– Мне самому пришлось пригрозить одной сельской учительнице пистолетом, чтобы она всерьёз взялась учить меня читать. Конечно, ведь зачем корсиканцу знать алфавит? Корсиканские эмигранты прибыли на Альбионы одними из последних. К тому времени китайцы уже заняли ведущие позиции в производстве готового платья, прочное положение в торговле и банковском деле. Ирландцы, приехавшие ещё раньше, оккупировали строительный бизнес, работу на транспорте и в портах. О скоттах и говорить нечего… они сразу же заняли выгодное положение в политической системе, и многие из них работали в полиции. В результате мы столкнулись с тем, что все пути к успеху были уже заняты. У нас не было ни образования, ни профессиональной квалификации. Даже в церковной иерархии всё уже заняли сицилийцы. Если первая волна корсиканцев готова была довольствоваться жизнью в нищете, что касалось и работы, и проживания, то их дети, родившиеся на Альбионе, готовы были на всё, чтобы вырваться из гетто. Не имея легальных возможностей добиться успеха, они, конечно же, вставали на преступный путь. Мафия? О ней много говорят, но, скорее, это подлинное товарищество, состояние духа, свод правил поведения, позволившие нам объединиться. Любой имеет право стать кем-то. А законы только мешают свободному предпринимательству, вот и всё.
– Ты хорошо говоришь. Но я тоже родился в бедном квартале в Палермо, и вот тебе немного цифр: за первый год моей работы в полиции в городе было совершено двести убийств. Только семь из них были раскрыты, и виновные осуждены. Когда я перебрался в Сардинию, криминальная статистика насчитала триста шестьдесят семь – триста шестьдесят семь людей, убитых за год, Доминико. И те, чьи трупы не нашли, не входят в их число. Из них сто двадцать девять так и остались нераскрыты. А из числа арестованных тридцать семь были оправданы, тридцать девять осуждены на тюремное заключение, шестнадцать покончили с собой, а одиннадцать стали жертвами отмщения. Что ты об этом скажешь? Они все – стали кем-то, так? Трупами в реке?
– Скажу, что в Сардинии полиция работает ещё куда ни шло, зато прокуратура – дерьмо. Твои слова только подтверждают то, о чём я говорю. Аргайлы взяли на себя контроль за соблюдением закона на Альбионе – но им плевать, если друг друга убивает «корсиканское дерьмо». Чтобы не стать трупом в реке – надо уметь вести войну. Когда я выбрался с Манахаты с полными мешками плациуса, оказалось, что всё – весь мой труд – не значит ничего. Треть населения станции составляли корсы, примерно столько же – ирландцы, ещё двадцать процентов – шотландцы, и двенадцать – краснокожие. Но мы все – все, Стефано! – были для них дерьмом. Чтобы продавать то, что я добыл непосильным трудом, я должен был идти к шотландцам на поклон.
– И ты решил, что это не для тебя?
– Конечно, нет. Они заключили соглашение с кочевниками, не я. Я не собирался отдавать всё, что заработал, и снова сидеть в нищете. И знаешь что? Когда продажу плациуса запретили окончательно – это же был «запрещённый лекарственный препарат» – это оказалось только на руку мне.
– Скажешь, что ты лучше шотландцев? Разве ты не отбираешь людей точно так же, по цвету волос?
– Естественно, – фыркнул Доминико, – каждый босс выбирает себе помощников и охрану из своей общины. Каждый хочет окружить себя людьми, которым доверяет, кто вырос в том же квартале, что и ты.
– Доминико… – устало произнёс Стефано, – зачем тебе это всё? Ты уже заработал достаточно, чтобы не голодать.
Доминико поднял брови и тут же поморщился, когда левую, надорванную, обожгла боль.
– Когда я прибыл на станцию, здесь не было ничего. Только гостиница, склёпанная из ржавых алюминиевых листов, почта, бордель, тюрьма и множество лавочек, где втридорога продавали переселенцам необходимое для жизни добро. Несколько забегаловок с отвратительной шотландской едой, и в порту – четыре корабля. Экипажи бросили их, отправившись на поиски плациуса, и три из них превратились в склады. Ещё в одном расположились мэрия и дворец правосудия – два в одном. На юте проходил суд, в каюте капитана совещались присяжные, а трюм служил тюрьмой. В полубаке расположилась городская больница. Зато виселица стояла прямо на улице. Четыре пятых города состояло из временных домишек. Люди сколачивали здесь громадные состояния, но никто и не думал остаться здесь насовсем. Оглядись по сторонам теперь, – Доминико провёл в воздухе здоровой рукой, – таких небоскрёбов не было даже на Земле. У нас есть опера, и почти что у каждого в доме – водопровод. Может похвастаться этим Альбион или Сартен?
Стефано промолчал.
– Я никогда не уеду отсюда, – продолжил Доминико, – пусть Аргайлы думают что угодно. Этот город – мой. Я построил его.
– Ты не сможешь противостоять всем.
– Мы ведём переговоры с Тумули ди Сеполтура, Ло Стретто, Карита Фратерна, Ке Фиорише, Нуова Венециа, Пьетра Росса и Нелла Степпа. Почти все они с радостью присоединятся к нам.
– Ты сошёл с ума.
Доминико пожал плечами и снова уставился в окно.
– Не понимаю, чего ты хочешь добиться, – продолжил Стефано, – новой гражданской войны?
– Если и так – то до неё ещё далеко.
Доминико помолчал и уже тише, как-то даже устало, продолжил:
– Оглядись по сторонам, – сказал он. – Капитул, где никто давно уже не помнит об омерте, где брат идёт против брата войной. Шотландцы, которые с каждым годом всё сильнее превращаются в англичан. Полиция, которая не может ничего. Богатый выбор, да?
– Ты знаешь, на какой я стороне.
Доминико бросил на него быстрый взгляд.
– А я не выбираю сторон. Когда жизнь прижимает меня к стене, я беру всё на себя. Я сам становлюсь новой стороной. Я пытался договориться с Аргайлами – ты знаешь, к чему это привело.
Стефано покачал головой, но отвечать не стал. Опустил руку и провёл кончиками пальцев по опухшей щеке.
– Я не хочу, чтобы с тобой случилось что-нибудь ещё.
Доминико вздрогнул и затравленно посмотрел на него.
– Тогда сделай так, чтобы эти ублюдки больше не ходили по земле, – охрипшим голосом произнёс он.
Стефано не ответил. Наклонился и поцеловал разбитые губы.
Какое-то время Доминико не отвечал – но легко впустил его в себя и через несколько секунд оплёл шею Стефано рукой.
– Не уходи, – попросил он, когда поцелуй подошёл к концу, – посиди со мной.
Стефано кивнул.
– Почитай мне что-нибудь. Там, на тумбочке – Кассандра принесла какой-то роман.
Стефано взял в руки книгу и принялся читать.
8
– Размышляя сам с собою, любезные дамы, сколь великими и совершенными были те божественные и возвышенные умы, которые как в древние, так и в новейшие времена сочинили всевозможные повести, при чтении коих вы вкушаете немалое удовольствие, я понимаю…* – Стефано запнулся. – Я понимаю… – вновь произнёс он, – Доминико, нет! Я больше не могу.
Стефано захлопнул книгу и с грохотом опустил на прикроватную тумбу.
– Пожалей меня. Засунь в подвал и прикажи своим громилам избить меня до полусмерти, но эта пытка выше моих сил!
– Это классика! – обиженно возразил Доминико и, взяв книгу в руки, бережно погладил по обложке, как будто дул на ушиб. – Ты хоть знаешь, сколько мне стоило это издание?
– Не знаю и знать не хочу.
– Ты невежественен, как все сицилийцы!
– А ты высокомерен, как все корсиканцы! Ещё немного – и в вашем снобизме вам будет завидовать даже Альбион!
– О! Ты выучил слово «снобизм» – скоро нам с тобой будет о чём поговорить.
Стефано наградил корсиканца яростным взглядом. Отобрал книгу и, вернув на тумбочку, опустился на кровать рядом с Доминико, положив под голову руку. Осторожно погладил по плечу – он всё ещё опасался, что более серьёзные воздействия могут быть для Доминико вредны.
Доминико провёл в больнице три дня – как только врачи признали, что его можно перевозить, он приказал доставить его домой. Врача Доминико, впрочем, забрал с собой.
Здесь, в его трёхэтажном особняке на окраине Манахаты, он приказал утроить охрану, которой и без того в доме и окрестностях всегда было полно. Кроме того, видимо, чтобы обеспечить себе полный покой, Доминико все последующие дни держал Шери рядом с собой.
На следующий же день после визита в больницу Стефано принялся выполнять поручение Доминико и первым делом попросил Кассандру организовать ему доступ в дядин кабинет – действовать через Луку он не рисковал, а двое помощников Доминико и подавно не стали бы ему доверять.
Наверное, Кассандра вначале справилась у дяди – а может быть, и нет, Стефано не знал. Но она в самом деле позволила ему просмотреть документы, хранившиеся у Доминико в столе.
В общей сложности команда Таскони состояла из семисот человек, пятая часть которых числилась в розыске.
Больше половины его доходов, как понял Стефано из сводных таблиц, составляла продажа плациуса. Четверть – игорные дома и собачьи бои. Десятую часть – танцзалы и публичные дома. Видимо, с развлечениями в Манахате по-прежнему было не так уж хорошо. Оставшиеся десять процентов Доминико получал с рэкета, так что, увидев финальную цифру, Стефано только присвистнул – за неделю Доминико зарабатывал больше, чем сравнительно честный коп – за год. Последнюю статью прибыли составлял спорт – начиная от скачек и конных бегов и заканчивая боксом и игрой в бейсбол. С нескольких десятков букмекерских контор Манахаты Доминико получал постоянный доход.
Естественно, расходы тоже были довольно велики – в первую очередь дорого обходился персонал: конгрессмены, копы, таможенные агенты, контролировавшие выполнение торговых соглашений. И всё-таки треть выручки Доминико мог оставлять себе.
Любопытным штрихом к сложившейся картине стала для Стефано папка с распечатанными на принтерной бумаге портретами – Доминико был изображён на всех до одного, и по мере того, как старело на портретах его лицо, цифра под ними неуклонно росла. Стефано вдруг осознал, что найти организатора недавнего нападения может быть очень нелегко – особенно, если заказчик и организатор не были одним и тем же лицом.
Кассандра и сам Доминико, которых он допрашивал подробнее всего, рассказали Стефано о том, как обычно проходил его день. Фактически, Доминико имел два офиса – каждый из которых офисом можно было назвать только с большой натяжкой.
Первый располагался на окраине Манахаты, в небольшом по размерам, но далеко не последнем по богатству районе Цероне. Здесь на квадратный ярд приходилось самое большое в городе количество отелей, ресторанов, казино. Эта штаб-квартира Доминико располагалась в отеле Тихоро – четырёхэтажном кирпичном домике с металлическими ставнями на окнах. Добраться до Доминико в этом месте не смог бы никто.
К холлу, где Доминико принимал посетителей, вёл длинный коридор шириной девять ярдов. По обеим сторонам коридора тянулось два ряда диванчиков и кресел, в которых десяток мужчин постоянно просматривали журналы или курили сигары, но в случае самого незначительного подозрения на опасность каждый готов был выхватить из-за полы пиджака пистолет. О визите приглашённых объявлял стоявший у входа охранник – естественно, что без особого приглашения попасть сюда было нельзя.
В подземном этаже отеля располагался настоящий арсенал.
Вторая штаб-квартира Доминико располагалась в деловой части города, в отеле «Премьер». Все, кто хотел повидаться с капо, приезжали сюда, причём каждому оказывался великолепный приём. В распоряжении посетителей был бар, а погреб был заполнен старинными винами и редким спиртным. Неподалёку от отеля располагался выставочный зал-галерея Palazzo delle Arti, где в особых комнатах можно было попробовать плациус, который, как обещал владелец галереи, позволял по-настоящему распробовать вкус искусства. Зал заполняли картины, выкупленные, очевидно, по бешеным ценам, так как большую часть их привезли ещё с Земли. Здесь Доминико тоже частенько бывал.
«Премьер» и выставочный зал также были хорошо защищены.
Был ещё и офис фирмы, которая позволяла Доминико легализовывать доход – высотное здание Нью Хаус Екселлент в порту, где в основном решались вопросы о застройке и обустройстве города.
Последним местом, которое Доминико время от времени приходилось посещать, были перерабатывающие цеха, которые не значились ни на одной карте, кроме той, что лежала у Доминико на столе.
Переработка плациуса требовала специального оборудования для работы – как и сама продажа «плесени», содержание подобного оборудования было запрещено.
Пройдя обработку по одной из двух технологий, плациус расходился по публичным домам или уходил на экспорт – раньше большая его часть перепродавалась на Альбион, теперь этот путь поставок почти что угас.
Плациус перевозился крупными партиями – для этого требовались грузовые транспортники, способные развивать хорошую скорость и в то же время не позволявшие развивать нездорового любопытства. Часто на корабль нападали конкурирующие организации – чаще всего те же Аргайлы или кочевники, хотя иногда это могли быть и просто корсы из других семей. Такая процедура называлась «хайджекинг», потому что «знакомство» обычно начиналось с фразы: «Hi, Jack!».
Результатом нападений становилась утрата драгоценного груза, а пойти с заявлением в полицию, разумеется, было нельзя. Поэтому дистрибьюторов всегда сопровождала вооружённая охрана.
Бывали случаи, когда груз задерживала и полиция. Тогда у поставщиков существовало два выхода: или товар оставался полицейским, а потери позже компенсировались более высокой ценой в следующем курсе, или посредник вступал в переговоры с служителями закона и выплачивал им солидную сумму, но сохранял груз. Таким образом, иметь дело с полицией оказывалось проще, чем с конкурентами.
Помимо грузовиков использовались и кораблики поменьше – те, что у скотов именовались клипер, а корсы называли корриерами. Корриеры позволяли скрыться от преследователей или добраться до любого места в кратчайший срок.
Знали люди Таскони толк и в наземном транспорте – как в космосе, так и на поверхности, здесь окружение Таскони выбирало самые современные модели. Прочитав перечень закупленных в последние месяцы машин, Стефано лишь присвистнул – любая из них опережала то, к чему он привык в Сартенской полиции, как минимум на несколько лет. Удивляться, впрочем, было нечему – уровень автомобиля часто имел решающее значение во время стычек между бандами, помогал застать противника врасплох или свести с ним счёты.
Многие дела решались ещё проще: выстрелом из одного автомобиля в другой. Но автомобиль Доминико был бронированным, как и его корриера. Кузов из стали, пуленепробиваемые стёкла, устойчивые к ударам крылья. Этот номер, безусловно бы, не прошёл.
Дверные замки на его гравиплатформе открывались только с помощью специального кода – чтобы никто не мог тайно подбросить бомбу. Это же гарантировало и невозможность, к примеру, подменить водителя – в любое время рядом с Доминико должен был оставаться хотя бы один доверенный человек. Кроме того, в обычной ситуации капо должна была сопровождать одна или две машины охраны – но именно в этот раз, как удалось выяснить Джелмини, телохранители застряли в пробке и отстали почти на милю.
Одним из популярных способов убрать конкурента, как знал Стефано ещё по работе в полиции, было, что называется, «взять его с собой на прогулку» – «клиента» заставляли сесть в нужный автомобиль, где он получал пулю в затылок из пистолета с глушителем. Проехав некоторое расстояние, водитель вышвыривал жертву на обочину.
Тем более странным был тот способ, который выбрали, чтобы расправиться с Доминико. Стефано не видел никакого смысла в том, чтобы везти его куда-то и там избивать. Разве что бандиты вообще не собирались его убивать – или вершили личную месть.
Чем больше подробностей про Доминико Стефано выяснял, чем больше погружался в то, чем Таскони жил, тем более странно он себя ощущал. Он не мог ненавидеть Доминико. Как ни старался. С ним происходило самое страшное, что только могло бы произойти с копом – он начинал Доминико понимать.
– Что же предпочитаешь ты? – спросил Доминико. – Наверное, что-то вроде комиксов? Впрочем, нет, не могу представить в твоих руках литературу со Старой Земли.
– Мне нравится Ниро Вулф.
Доминико закашлялся, поперхнувшись смешком.
– Ниро Вулф? – повторил он, одарив Стефано взглядом, полным издёвки. – Кто бы сомневался. А Бетмена в твоей коллекции нет?
Щёки Стефано порозовели, и он отвёл взгляд.
– Знаешь, Стеф, – Доминико придвинулся чуть ближе к нему, хотя двигался до сих пор ещё не очень хорошо, – твои герои не так уж и чтили закон.
– Они работали головой.
– И в чём связь между законом и головой?
– В том, что всегда надо соизмерять – где можно немножко переступить черту, а где нужно остановиться около неё. Например, мы оба понимаем, что если мне надо будет догнать преступника – я не стану ждать, пока переключится светофор.
Доминико фыркнул.
– А если для того, чтобы арестовать его, тебе надо будет подсунуть ему пакетик с наркотой?
Стефано закатил глаза.
– Ты всё ещё злишься? Я думал, ты мне с три короба отомстил.
Доминико молчал. Он не знал, отомстил он или нет. Так же, как и не знал, осталась ли в нём злость. Стефано приходил к нему на пару часов каждый вечер. После месяцев, проведённых вдвоём, этого казалось невозможно мало – хотя Доминико и понимал, что сам приказал ему взять расследование на себя.
За все свои сорок лет Доминико не испытывал подобного никогда. Первое желание обладать уже прошло, хотя прикосновения Стефано и продолжали пьянить его.
В сицилийце не было будоражащей, признанной всеми красоты, которая привлекала Доминико в Миранде. Сейчас, спустя два десятка лет, Доминико мог быть достаточно откровенен с собой, чтобы признать, что Миранда привлекала его в первую очередь потому, что это была возможность доказать – альбионцам, мафии, себе – доказать, что он достаточно хорош, чтобы светловолосая северянка из хорошей семьи по уши влюбилась в него.
Конечно, если бы Миранда была жива, Доминико никогда бы не оставил её. Возможно, приобрёл бы дом на Альбионе в придачу к тем, что были у него здесь, так что она жила бы, не зная бед, вдалеке от всего того, что окружало его.
После её смерти Доминико не интересовал никто. У него хватало других дел. Жизнь его всегда была наполнена стремлением вперёд, так что времени остановиться и подумать о своём одиночестве он не имел. К тому же, до недавних пор у него был сын. Доминико отчётливо осознавал, что всё, чего добьётся сам, со временем получит Пьетро – а значит, всё это делалось не впустую.
Теперь всё изменилось слишком резко, чтобы он успел найти новую опору. Понять, зачем живёт. «Может быть, Стефано просто попался мне в нужный момент?» – думал он. Доминико не знал. Он не хотел ни думать об этом, ни говорить. И без того их близость создала ему достаточно проблем.
Вырывая его из задумчивости, раздался стук в дверь.
– Да, – ответил Стефано за него. Доминико отметил про себя, что коп порядком обнаглел.
– Что у вас тут? – дверь приоткрылась, и кучерявая голова Кассандры просунулась в образовавшуюся щель.
– Нико хочет, чтобы ты почитала ему Караваджо. Он только что о тебе вспоминал.
– Да? – Кассандра, сделав вид, что не замечает полулежачего положения Стефано на просторной кровати корсиканца, подошла к тумбочке и взяла с неё красный томик с облезшей позолотой на обложке, залитый в ламинат. – Какая прелесть. Я не читала его с тех пор, как… Нет, я не читала его никогда. В старшей школе мне поставили высший балл за то, что я подсмотрела все ответы в учебнике.
– Вот видишь, – заметил Стефано, поднимаясь с кровати, – твои дурные привычки передаются младшему поколению твоей семьи.
Доминико мгновенно помрачнел, и Стефано пожалел о том, что сказал.
– Извини, – мягко произнёс он и попытался поймать ладонь Доминико, но тот убрал её в последний момент.
– Иди, – сухо сказал он.
Стефано не мог избавиться от ощущения, что в доме Доминико и теперь есть комната, куда ему запрещено заходить.
*Джовани Франческо Страпарола Ла Караваджо. «Приятные ночи»
