Текст книги "Что предназначено тебе… Книга вторая (СИ)"

Автор книги: neisa

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 10 страниц)

Руки Доминико заскользили по его спине, и Стефано показалось, что он вот-вот утонет в волнах, причём никто из них не знал, куда эти волны вынесут его.

Пока сознание ещё не оставило его до конца, Стефано стянул немного собственные джинсы, так что члены их ненадолго соприкоснулись. Доминико до боли впился пальцами в спину Стефано, а в следующую секунду тот рывком развернул его к себе спиной.

– Урод! – только и успел выдохнуть Доминико и поспешно замолк, когда рука Стефано скользнула к его промежности и принялась оглаживать анус, ещё не проникая в него.

– Тебе понравится, – прошептал Стефано, прикусывая мочку его уха.

Доминико тяжело дышал и молчал, так что не понять было, что творится у него в голове – но насколько Стефано мог судить по себе, там не должно было происходить вообще ничего.

Стефано смочил пальцы слюной и, снова запустив руку между поджавшихся ягодиц Доминико, пощекотал вход, а затем стал понемногу проникать в него.

Доминико бился в его руках, то ли пытаясь податься навстречу, то ли сбежать от него, но Стефано уже не соображал ничего.

Решив, что время пришло, он надавил головкой на вход.

Доминико сухо крякнул, и в голосе его слышалась злость.

Стефано тут же принялся целовать его плечи, понемногу толкаясь ещё и ещё, пока не вошёл до конца.

Доминико замолк.

Стефано гладил его по бокам, прикусывал кожу на загривке и вдыхал запах его волос – свежего пота и секвой. Он приник к спине Доминико целиком и, сместив руки, стал поглаживать живот Доминико. Бёдра Стефано медленно покачивались, но не двигались всерьёз.

Наконец он поймал член Доминико, по-прежнему стоявший колом, и, лаская его, начал двигать бёдрами в такт движениям своей руки.

Доминико дышал всё быстрей. Бёдра его со шлепком ударялись о бёдра Стефано при каждом толчке, и Стефано почти не сомневался, что того так же вело. Впрочем, в эти секунды он соображал не особо хорошо.

Доминико кончил первым, забрызгав семенем скалу, и Стефано не решился кончить в него. Вынув член, он провёл по нему рукой, и эта секунда стоила ему стратегического преимущества – в следующее мгновение он обнаружил себя прижатым к скале, так что пятки его болтались в паре сантиметров от земли. Горло его Доминико прижимал к камню предплечьем одной руки, а другая с силой сдавила его член, причиняя боль.

– Никогда больше не делай так, коп, – прошипел Доминико ему в лицо, – ты понял меня?

Ярость блестела в глазах Доминико, и такая же отразилась в глазах Стефано, но тот молчал.

– Ты моя игрушка, коп. Не наоборот.

Доминико подержал его ещё для острастки. Стефано задыхался и пытался оторвать от себя его ладонь, но никак не мог.

Наконец, Доминико отступил на шаг назад и отпустил его.

Стефано закашлялся и согнулся пополам.

Доминико, отступив, неторопливо застёгивал одежду.

– Но тебе же понравилось! – выдохнул Стефано.

Доминико не ответил. В тот день он вообще молчал.

В молчании они спускались вниз по реке Синих мхов. Петляя по плато, она срывалась стометровым водопадом в мрачном крутостенном каньоне и с огромной скоростью мчалась по ущелью, делая на пути ещё два головокружительных прыжка.

Корриера ждала их на том же месте – и двое охранников равнодушно смотрели на них.

Доминико вдруг стало неуютно, когда Густав посмотрел на него – как будто бы он мог знать, что произошло.

* каста «нечистых» в Японии

3

Место, где приземлился корабль, сразу же захватывало воображение потрясающей красотой.

Девственный лес раскинулся так далеко, как только мог проследить взгляд. За полуразрушенными строениями, буквально подпирая их задние стены, возвышались горы Неба – один из хребтов величественной горной цепи Енохадо, часто содрогающейся от землетрясений.

– Почти пятьдесят лет здесь была деревня переселенцев, – сказал Доминико, раскуривая сигарету, – никому в голову не приходило, что находится под ней.

Доминико помолчал. Сделал затяжку, выпустил в кристально чистый воздух струю чёрного дыма и продолжил:

– В джунглях вокруг руин и сейчас, как и века назад, обитают редкие семьи аборигенов племени Кобни. Они-то и нашли подземный ход. Аборигены зовут руины Ниоммитаутту – Город, Стремящийся к Небу. Идём.

Стефано огляделся по сторонам. Как бы ни красив был окружающий пейзаж, назвать его городом он никак не мог.

После ссоры в долине гейзеров Доминико не разговаривал с ним несколько дней.

Стефано решил уже, что ему не удастся по новой установить контакт – и от этого ему стало неожиданно тоскливо, хотя, казалось, ещё недавно у него в мыслях не было устанавливать с корсиканцем какой бы то ни было контакт.

Молчаливое презрение, которым, как казалось, одаривал его Таскони, когда они случайно пересекались в комнатах первого этажа, едва не разрывало Стефано на части – впервые он ощутил подобие чувства вины.

Терраса, на которую Стефано привык выходить по утрам и которая была его единственным способом покинуть стены дома, имела две двери. Одна вела в его спальню, другая – в спальню Доминико. Если поначалу от этой второй двери, как казалось Стефано, веяло угрозой и холодным сумраком, теперь его неудержимо тянуло подойти поближе и заглянуть через стекло.

Иногда, заглядывая туда, он видел, как Доминико спал. Неспокойно, несмотря на свежий воздух окружавшего виллу леса. Как дёргаются во сне губы корсиканца и подрагивают веки.

Стефано хотелось подойти и разгладить морщинки, образовывавшиеся в такие минуты на его лбу – но он твёрдо верил, что дверь заперта, пока однажды, без особой надежды, не решился её толкнуть.

К удивлению Стефано, дверь легко открылась внутрь, и оттуда пахнуло прохладой.

Стояло утро. Терраса уже заметно прогрелась под первыми лучами солнца.

Стефано постоял с минуту, покусывая губу, затем решительно шагнул внутрь. Опустился на край кровати Доминико и провёл кончиками пальцев в миллиметре от щеки корсиканца.

Стефано был уверен, что не прикоснулся к коже, но Доминико резко распахнул глаза, и в зрачках его не было и тени сна.

Стефано сглотнул, ощутив себя под этим пристальным взглядом как в перекрестье прицела.

– Неосторожно засыпать так, – сказал он, – с открытой дверью.

– Ты думаешь? – спросил Доминико. Знакомый огонёк блеснул в чёрных глазах.

Стефано облизнул пересохшие губы.

– Если бы я хотел пристрелить тебя…

– Стреляй.

Стефано молчал. Дело было даже не в том, что у него не было пистолета – его вполне можно было раздобыть при желании в доме, набитом охраной, как горошинами стручок. Дело было и не в самой охране, и даже не в том, что ему некуда было бежать. Возможно, Доминико был прав, рассчитывая на это всё, но будь они в доме вдвоём – Стефано всё равно не смог бы его пристрелить.

– Доминико… – произнёс он и сглотнул, чувствуя, что слова не хотят покидать гортань. – Я не хотел обидеть тебя.

Доминико лежал, не думая шевелиться. Его изучающий взгляд скользил по лицу Стефано.

– Сколько тебе лет? – спросил корсиканец вдруг.

– Двадцать девять, – машинально произнёс Стефано и умолк, увидев усмешку на губах корсиканца.

«Пичотти…» – читалось в чёрных глазах. Злость поднялась в сознании Стефано – и осела: он не хотел поссориться ещё раз.

– Доминико, я… – он замолк. Облизнул губы, но больше ничего не произнёс.

– Иди к себе, – спокойно приказал Доминико, чуть привстав на локтях.

– Я… – «я бы хотел посидеть с тобой» – металась безумная мысль у Стефано в голове, но произнести её вслух он не смог.

В то утро Стефано ушёл и думал, что Доминико больше его не позовёт. Но вечером Густав передал ему приказ – быть готовым к вылету на рассвете. Густав не сказал куда – и Стефано промучился весь вечер, пытаясь угадать.

Вещей у него не было, и потому, что бы ни задумал Доминико, с собой Стефано было нечего взять. Ближе к середине ночи мысль о собственном бессилии успокоила его, и Стефано уснул. А в шестом часу утра его разбудил стук в дверь.

Здесь, неподалёку от окраины Поющего леса, высота была около сотни метров над уровнем моря. До развалин, впрочем, оставалось несколько километров пешего хода. Они преодолели этот путь минут за сорок.

В паре десятках футов виднелись пирамиды разной величины, за ними уходили в небо скалистые пики, заросшие труднодоступными лесами.

Со стороны фасадов зданий – от входа во дворцы и храмы – открывался превосходный вид на бескрайний изумрудный ковёр. Море заповедных джунглей протянулось на добрую сотню миль и заканчивалось у настоящего моря – залива Скольера Кораллина.

Центр того, что Доминико назвал городом, образовывали четыре большие пирамиды, посреди которых стоял «дворец» – огромное, свыше, должно быть, шестидесяти ярдов здание, нёсшее на себе следы множества перестроек.

Здание имело четырёхугольный фундамент, а в сердце периметра обнаружилось четыре внутренних дворика – два средних и два побольше. Вокруг этих двориков тянулись террасы, впоследствии, видимо, разделённые на отдельные комнаты – правда, для чего они были предназначены, установить теперь уже вряд ли было возможно.

С фасадов дворец украшали искусные барельефы, некоторые из которых ещё можно было рассмотреть.

Путники пробрались внутрь. В галерее юго-западного дворика обнаружились остатки бани и даже три прилично обустроенных туалета. С юга к зданию вела просторная лестница.

Создавалось впечатление, что весь город стремится к небу, к населявшим его существам. Верхушку дворца венчала башня обсерватории, где, должно быть, жрецы по траекториям движения звёзд узнавали повеления богов и читали законы жизни. Сама башня состояла из пяти этажей, и на верхнем обнаружилась древняя нефритовая скамья. Ступени, ведущие к обсерватории, начиналась со второго этажа, и чтобы подняться к основанию башни, Доминико пришлось подсадить Стефано, а затем Стефано втянул его за руку наверх. Оба замерли, глядя друг на друга. Доминико шумно выдохнул и, легко оттолкнув Стефано в сторону, стал подниматься дальше по ступеням.

По сторонам от дворца возвышались ещё три пирамиды. Они были невысокими, а на вершине их располагались такие же миниатюрные храмы, богато украшенные геометрическими знаками. Изнутри стены святилищ были расписаны изображениями солнц, листьями и спиральными завитками Ветров.

Почти всё путешествие проходило в гробовом молчании – Доминико больше не рассказывал ни о себе, ни о народе этой планеты. Они шагали плечом к плечу, касались друг друга, когда нужно было преодолеть очередное препятствие, но Стефано казалось, что Доминико бесконечно далеко.

– Доминико… – позвал Стефано, когда они обследовали одну из пирамид. Доминико остановился. – Почему ты доверяешь мне? Почему… решил показать эти места?

Доминико молчал, желваки гуляли по его щекам.

– Не знаю, – сказал он наконец, оборачиваясь. В полумраке в зрачках его блеснул больной огонёк, – может быть, я просто… – «устал не доверять никому» – хотел сказать он, но замолк. После долгой паузы Доминико продолжил: – Когда я поверил человеку в последний раз, он отнял у меня сына. Теперь мне вроде как… больше нечего терять.

Стефано не ответил ничего.

Миновав множество ступеней, они поднялись на уровень шестого этажа – к вершине одной из пирамид. Там, наверху, располагался ещё один храм. Его наружные стены и колонны, обрамлявшие вход, испещряли барельефы, каких не было ни в одном другом здании здесь. Барельефы изображали мужчин и женщин с грудными младенцами на руках – Стефано содрогнулся, разглядев, что ноги младенцам заменяли змеи.

– Аборигены верят, – произнёс Доминико, осветив факелом одну из фресок, – что умершие в родах женщины, как и воины, погибшие в битвах, попадают в особое место на небесах. Туда, где живёт Господин Змей.

– Ты много знаешь о них? – спросил Стефано.

Доминико усмехнулся.

– Можно сказать и так.

Задняя стена святилища состояла из трех панелей, покрытых загадочными иероглифами.

Пол помещения устилали каменные плиты. Доминико подошёл к одной из них, и в трепещущем сиянии факела Стефано увидел, что на краях её пробито множество отверстий, заколоченных каменными штифтами. Плита эта слегка приподнималась над полом.

– Иди сюда, – попросил Доминико, – помоги.

Вместе они подцепили плиту и сдвинули её в сторону.

Взгляду Стефано предстала лестница, частично засыпанная горами щебня и земли, но окружающие ее стены, впрочем, сохранились достаточно хорошо. Спуск вел вниз на несколько этажей. Там он заканчивался – и начинался узкий проход, до середины заваленный обрушившимися камнями – когда-то, видимо, здесь была стена, перекрывавшая проход в следующую залу.

Перебравшись через эту развалину, они оказались перед останками ещё одной стены, шириной в добрых четыре ярда. За ней же лежал небольшой каменный сундук с останками нескольких человек. Кости погребённых были переломаны – видимо, чтобы уместить их в этот небольшой короб.

Стефано зажмурился, прикрыл нос и отвернулся, но Доминико бросил на него насмешливый взгляд, и Стефано пришлось снова посмотреть вперёд.

За ящиком располагалось последний барьер – огромная монолитная панель из камня. Совместными усилиями отодвинув её в сторону, они вошли в широкую крипту.

Просачивающиеся капли непрекращающихся сезонных дождей создали на потолке наросты из причудливых каменных сосулек.

Большую часть пола закрывала очередная плита.

Сама же крипта была довольно просторной – возможно, двенадцать ярдов шириной и в несколько человеческих роста высотой. Одну из стен покрывали рельефы фантастических существ.

Стефано взял Доминико за запястье и поднёс к ним факел, чтобы получше рассмотреть.

– Откуда всё это здесь? – спросил он.

– Надо думать, от дикарей, – усмешка исказила губы Доминико. Взгляд его продолжал пристально исследовать Стефано, склонившегося к стене.

Пол святилища и жертвенный алтарь были завалены богато декорированными ритуальными предметами. Внимание Стефано привлекла искусно выработанная мужская голова, бывшая, должно быть, некогда частью куда большей скульптуры. Мастеру удалось не просто передать портретное сходство с натурщиком. Отлитое из золота лицо выражало всё то, что надлежало бы увидеть на челе властителя – возвышенность духа, напряжённую работу мысли и покорность судьбе, которую ему не дано изменить.

Стефано развернулся и обнаружил, что Доминико стоит прямо напротив него. Ещё несколько месяцев назад подобная близость испугала бы его. Сама мысль о том, что они с корсиканцем глубоко под землёй, должна была его угнетать – но она лишь мельком проскользнула у Стефано в голове, и он тут же посмеялся над собой.

В холодном влажном помещении подземной гробницы, казалось, только от тела Доминико исходил настоящий живой жар.

Стефано шагнул вперёд и опустил ладони ему на плечи. Подождал немного, не зная, что произойдёт теперь.

Доминико, казалось, размышлял. Он шагнул вперёд и провёл носом по виску Стефано – Доминико был немножко выше его, хотя, пожалуй, и уже в плечах.

– Прости меня, – прошептал Стефано и плотнее приник к нему.

Доминико не отвечал. Стефано чувствовал, как бешено бьётся его сердце совсем рядом. Руки его сами двинулись по плечам Доминико, оглаживая их.

Доминико тоже гладил его. Стефано ощущал тепло его рук на спине. Ему мучительно хотелось, чтобы руки Доминико спустились ещё чуть-чуть.

Доминико шагнул вперёд, вытесняя Стефано к монолиту, служившему, должно быть, жертвенником для древних богов.

– Ты суеверен? – прошептал он.

– Никогда не замечал.

– Вот и хорошо, – руки Доминико резко рванули джинсы Стефано вниз, так что пуговица с глухим позвякиванием покатилась прочь.

Стефано выдохнул. Спина его коснулась холодного камня, покрытого росой.

Секунду ноги Стефано ещё касались пола, затем Доминико запрокинул их далеко назад. Колени Стефано оказались спутаны его собственной одеждой, и он почувствовал себя беспомощным.

Страх всё же коснулся его, когда пальцы Доминико, влажные и скользкие, проникли в него сзади. Не от того, что Доминико делал с ним, но от нависшего над ним мрака и могильного холода этого места.

Доминико, было всё равно. Он старательно подготавливал его, оставив Стефано прислушиваться к незнакомым ощущениям, осознать которые от нависшей над ним тревоги тот всё равно не мог.

Наконец Доминико приставил головку к приоткрывшемуся входу и, поиграв с ним немного, вошёл.

Стефано ухватил воздух ртом. Незнакомое чувство переполнило его до краёв. Ощущение правильности происходящего мешалось со страхом, охватившим его, и возбуждение становилось ещё сильней.

Силуэт Доминико накрыл его сверху, закрывая свет факела, оказавшегося на земле. Доминико мерно раскачивался, вбиваясь в него, а Стефано оставалось лишь протягивать руки, силясь прикоснуться к корсиканцу.

– Доминико… – выдохнул Стефано. Напряжение подходило к пределу. Он поймал собственный член, и рука Доминико накрыла сверху его ладонь.

На сей раз они кончили почти одновременно, с разрывом в несколько секунд.

Доминико позволил Стефано опустить ноги и потянул его за руку, помогая встать.

Стефано прислонился лбом к его плечу и обнял. Он тяжело дышал, и странное, почти могильное спокойствие овладело им.

Доминико поколебался и опустил руки ему на плечи, а затем зарылся носом в волосы.

– Ragazzo sciocco*, – прошептал он и поцеловал Стефано в висок.

– Я люблю эту планету, Стефано, – сказал Доминико, когда они уже покинули храм и, вернувшись к корриере, поднимались по трапу, – и дело не в плациусе и не в деньгах, которые она может принести. Я люблю эти джунгли и тех, кто населяет их. И я не хочу, чтобы сюда пришёл кто-нибудь другой.

Они уже были внутри, когда Стефано ответил:

– Не думал, что во Вселенной есть другие народы, способные строить нечто подобное, кроме нас, – он всё ещё до конца не пришёл в себя и тяжело дышал.

– Не стоит их идеализировать, – усмешка вновь исказила лицо Доминико, когда тот посмотрел на него, – для собирателей, идущих по тропе Чита Феде, аборигены представляли немалую угрозу. Некоторым караванам приходилось двигаться по земле племени Ниумани ночами, чтобы не выдать своего присутствия – снимать с лошадей колокольчики. Один мой знакомый, Ноа Франс, рассказывал, что его караван, состоявший из двух сотен человек, наткнулся на отряд из двух тысяч Ниумани. Люди немедленно приготовились к худшему. Кое-кто даже принялся писать завещание. Другой рассказывал о том, как Ниумани напали на его отряд. Вырезали его компаньонов и похитили жену с ребёнком. Конечно, земляне тоже хороши. Они никогда не стремились урегулировать конфликт. Захватывали свободно пасущихся пони аборигенов, например. Аборигены остерегались стрелкового оружия, но никогда не стеснялись воровать у землян – лошадей, скот и просто утварь. Но они же и снабжали собирателей продовольствием, мулами и лошадьми. Другие становились переводчиками и проводниками, держали паромы. Они те ещё ловкачи, можешь у Густава спросить. Так что обе стороны хороши.

*глупый мальчик

4

– Мы жили в лагерях как солдаты в военное время. Одни – в палатках, другие – под прикрытием навесов листвы. Спали прямо на земле, закутавшись в одеяло, порой подложив под голову сапоги вместо подушки. Те, кто собирался провести в горах зиму, строили бревенчатый домик – самый простой. Пол в комнате земляной, окна без стёкол, зато в таком срубе был большой очаг – для тепла и приготовления еды. Вдоль стен располагались деревянные двухэтажные нары из грубо отёсанного дерева. Другие и вовсе жили в норах, вырытых в склоне горы, в хижинах из шкур и шалашах. В центре хижины стоял стол, обычно сколоченный из четырёх вбитых в землю колов и нескольких брёвен, положенных сверху. На полках можно было расставить посуду, провизию, сложить мешки с добычей. В углу хранили инструменты – ну и, конечно, ружьё.

Лагеря были временными. Исчерпав месторождение, собиратели отправлялись в другое место. Если лагерь задерживался достаточно долго, какой-нибудь торгаш открывал торговый пост. Иногда пансион, который одновременно работал как салун и бордель. Таким салуном часто становилась такая же точно палатка, в каких жили мы все.

Проснувшись до рассвета, ты натягивал отвратительную старую рубаху и рваные, испачканные глиной штаны. Весь утренний туалет состоял в том, чтобы почистить зубы и наспех ополоснуть в ручье лицо.

Остаток дня проходил на реке.

Всё это не имело значения. Главным было то, что начать было легко: купить осла, вьючное седло… взвалить сверху провиант: фунтов пятьдесят муки, лярд, фасоль, молотый кофе, соль… кофейник, сковородку, что ещё? Всё, что нам требовалось – пара грубых сапог, дешёвые штаны, фланелевая рубаха и мягкая шляпа от солнца. И, конечно, кольт. На пояс нож. Многие таскали ещё писание Ветров.

Большинство сопровождали друзья – и мы выходили в путь, толком не зная, куда планируем попасть. Поначалу в Манахату-Плэнет ехали отдельные собиратели. Затем стали складываться крупные компании. Впрочем, для большинства авантюристов богатство осталось миражом.

После месяцев, а то и лет поиска, большинство собирателей, растеряв здоровье и упав духом, покидали планету – но дальше пересадочной станции добраться не могли.

Поначалу добыча велась свободно, действовал простой закон: если между двумя собирателями возникал спор, конфликт разбирали другие обитатели лагеря, решение принималось большинством голосов.

В то время на приисках ещё преобладала честность: если у кого-то из собирателей не оказывалось денег, он мог попросить у первого встречного. Любой давал взаймы – и долг возвращался в условленное время.

А плациус можно было найти и собрать так легко, что некоторые собирали по нескольку сотен фунтов в день – а затем, рассчитывая, что удача будет улыбаться им всегда, тут же растрачивали деньги на выпивку, игры, покупку хороших лошадей.

Потом всё поменялось – кто-то загребал груды денег, другим не доставалось ничего. И это ещё полбеды.

На другой чаше весов обычно лежало здоровье – а то и жизнь. К изнурительной усталости прибавлялись холера, отнимавшая последние силы цинга, вызываемая скудной пищей, дизентерия, все виды лихорадки, пьянство, раны от пуль, стрел и ножей. Врачей толком не было. Зато те, что были, драли столько, что не снилось скрягам с Альбиона. Так я познакомился с Лоренцо.

На торговых постах можно было купить продукты, боеприпасы, инструменты, одежду, виски и табак, узнать новости – но цены были не лучше, чем у врачей.

Со временем в Манахате-Плэнет собралось такое количество людей, лишённых совести, что, отправляясь за покупками, приходилось брать небольшие весы.

Зато вечера… О книгах почти не вспоминали – если бы они и были в лагере, при такой стоимости свечей чтение стоило бы нам всего, что мы успевали собрать. Самые трезвые с наступлением темноты собирались у костра и проводили вечер за шутками, пением и болтовнёй. Песни напоминали многим о доме… Тем, разумеется, у кого он был. Одиночество приходило вместе с темнотой. Когда всё стихало, и тишину нарушало только уханье сов, крики диких гусей и вой волков. А субботними вечерами устраивали танцы – в нашем сугубо мужском кругу.

Доминико замолк.

Они лежали на отмели в прохладной воде протекавшей под домом реки.

Доминико смотрел в синее прозрачное небо над головой. Пальцы корсиканца перебирали волосы Стефано, порядком отросшие за месяцы, проведённые в тюрьме, а затем и здесь.

Стефано молчал. Ему было хорошо. Впервые не только за эти месяцы, но и за много, много лет.

Находиться рядом с Доминико, под его защитой и в его власти было хорошо. Не нужно думать ни о чём.

Конечно же, мелькали мысли о том, что будет, когда они возвратятся в мир людей – но Стефано прогонял её.

Он поднял руку, опустил её на шею Доминико и, притянув к себе, заставил погрузиться в долгий страстный поцелуй.

Доминико позволял ему почти всё. Трудно было представить, что недавно их разделяла ненависть.

Доминико стал частью его жизни – настолько большой, что Стефано уже боялся лишиться её.

Страх был вещественен, осязаем. Достаточно было отпустить руку, позволить Доминико удалиться в соседнюю комнату – и страх затоплял его.

По ночам, лёжа в спальне и глядя, как гаснут и разгораются звёзды на ярко-синем небе планеты, Стефано касался стены рукой, чтобы почувствовать, что Доминико спит там, за ней.

Утром, выходя с сигаретой на террасу, постоянно бросал взгляды на стеклянную дверь и не уходил, пока та не открывалась, и Доминико не выходил к нему, чтобы поцеловать.

– Что со мной? – спросил он как-то, забыв, что находится не один.

– А что с тобой? – во взгляде Доминико промелькнул насмешливый огонёк. Стефано стушевался и замолк.

Хотя Стефано давно уже не считал себя мальчиком, теперь он необыкновенно отчётливо понимал, что Доминико намного старше его. Корсиканец прожил целую жизнь – даже не одну. В нём обитало сразу три человека, и каждый говорил своим языком.

– Мне нравится, какой ты здесь, – сказал Стефано, забираясь пальцами в короткие, стриженные ёжиком прядки на затылке Доминико и внимательно разглядывая неожиданно красивое лицо.

– Интересно… Какой?

Стефано пожал плечами.

– Живой. Ты никому ничего не пытаешься доказать.

Доминико прикрыл губы рукой, будто хотел закурить.

– Я никогда никому ничего не хочу доказать, – жёстко возразил он.

Стефано замолк, глядя ему в глаза, и в его собственных глазах должно было читаться: «Перестань».

Доминико легко охватывала злость, но он, похоже, отлично знал эту свою черту и мгновенно загонял её обратно внутрь.

Стефано же не знал, как эту ярость преодолевать. В такие секунды Доминико казался чужим, и легко было поверить, что этот человек многих убил.

Впрочем, Доминико говорил:

– Убивать нужно с холодной головой.

Когда они завели этот разговор в первый раз, Стефано думал, дело закончится новой войной.

Доминико застал его за просмотром новостей: очередной предприниматель оказался жертвой неизвестных, и Доминико сказал:

– Идиот. Не надо было выделываться на чужой земле.

Стефано медленно повернулся и внимательно посмотрел на него.

– Ты думаешь, это нормально? – спросил он. – У него было двое детей.

– Santissima Venti*, – Доминико закатил глаза, – ты коп. Давно пора перестать удивляться подобным вещам.

– Я уже не коп, – веско возразил Стефано.

– Тем более, – Доминико опустился на подлокотник кресла напротив и выжидающе посмотрел на Стефано будто тот должен был сказать что-то. Стефано догадывался, что.

– Ты, очевидно, хочешь знать, что я буду делать теперь? – спросил он.

– Я бы сказал иначе – что ты хотел бы делать теперь.

– Мне не стоит забывать, что я принадлежу тебе, да?

Доминико пожал плечами и, достав из кармана сигарету, закурил, чего в стенах дома не делал никогда.

– Я, Стефано, очень терпеливый человек.

– К чему ты ведёшь?

– Я просто отвечаю на вопрос. Так вот. Я не из тех, кто начинает войну по поводу и без. Но. Есть вещи, которые я не прощаю. Я считаю, что договоры следует исполнять.

– Тогда к чему этот разговор? – Стефано поднялся и подошёл к стеклу.

Доминико покрутил в руках сигарету.

– Там, наверху, – сказал он, – идёт война. Я хочу знать, на чьей ты стороне.

Стефано молчал. Поджав губы, он смотрел в окно.

– У меня нет причин быть на твоей, – сказал наконец он.

– Я спас тебя от тюрьмы.

– А может, ты и упёк меня туда?

Доминико молчал. Делал вид, что курит, и не спешил отвечать.

Где-то на дне сознания Стефано понимал, что это так. Слишком много совпадений произошло.

– Ты приезжаешь в Сартен, – сказал он, – через пару недель меня вышвыривают из дома. Ещё через некоторое время умирает единственная девушка, которая согласилась дать мне приют. Затем – мой напарник, и обвиняют меня.

Доминико неторопливо затянулся сигаретой.

– Во-первых, – неторопливо произнёс он, – ты пропустил один пункт. Ты, мягко говоря, повздорил со мной.

– И за это должна была заплатить Джессика? – Стефано резко повернулся лицом к Доминико.

– Я, если на то пошло, её не убивал.

Стефано изогнул бровь, и злая усмешка проскользнула по его губам.

– Само собой. Это сделала змея.

– Идиот, – коротко бросил Доминико. Не дожидаясь, пока Стефано перебьёт его, он продолжал, – твой Габино, если хочешь знать, работал на Дель Маро. Так что мне его не жаль – он играл в нашу игру и проиграл.

Стефано ошарашенно смотрел на него.

– Доказательства! – бросил он, прежде чем Доминико успел сказать что-то ещё.

– Мы не в суде, – отрезал тот. – К счастью. Иначе подобная шваль всегда была бы права.

– Ты признаёшь, что убил его? – Стефано стиснул кулаки.

– Этого я не говорил.

– Хватит вилять!

– Дай мне договорить! – рявкнул Доминико и стукнул кулаком по столу. Стефано замолк. Доминико перевёл дух и продолжил.

– Дело не в этой девочке и не в Габино, дело в тебе. Ты влез в опасную игру. Она завела тебя в тупик. И кроме того, что произошло между мной и тобой, было ещё кое-что… – «что вынудило меня так поступить», – хотел закончить он, но оборвал себя на полуслове, – одним словом, Стефано, дело не во мне, и не в моём приезде в Сартен. Дело в том, что ты пытался защищать закон, который не защищает никого.

Стефано спорить не стал. Не было никакого смысла обсуждать с гангстером то, как он видел закон.

– Если всё это правда, – только и произнёс он, – скажи, кто на самом деле их убил?

Доминико негромко рассмеялся своим восхитительно сексуальным бархатистым смехом.

– Разумеется, я тебе этого не скажу, – ответил он. Встал. Бросил сигарету в пепельницу и, неторопливо подойдя к Стефано, толкнул его к окну, разворачивая к себе спиной.

Ладони Стефано легли на стекло, и он обнаружил, что Доминико стаскивает с него штаны.

– Прекрати, – попросил Стефано, чувствуя, как поднимается член, когда руки Доминико сжимают его зад.

– О, бамбино, собираешься сказать, что не хочешь меня? – Доминико не сильно надавил на его член, отгибая его вниз. Возбуждение стало сильней. Стефано тяжело дышал. Он подался бёдрами назад и насадился на поджидавший член корсиканца.

Доминико обхватил его, сдавил в руках, и прижал спиной к груди. Бёдра его задвигались, легко врываясь в успевший привыкнуть проход.

– Нико… – прошептал Стефано, чуть поворачивая голову, и губы его накрыл поцелуй.

– Хватит болтать, – прошептал Доминико и крепче сдавил его член.

Стефано не смог бы сказать, что у них всё хорошо.

Например, его понемногу начинал угнетать тот факт, что Доминико предпочитал видеть в нём зад, а не член.

Но в корсиканце всё равно было то, что заставляло Стефано терять контроль. Сдавшись на волю странной тяги, Стефано просто плыл по её волнам, пока в один прекрасный день не случилось то, чего следовало ожидать.

Утро начиналось так же, как всегда – разве что краешек горизонта украсила кружевная кромка нависших над горным массивом туч. Собирался дождь, который, впрочем, мог и не добраться до виллы.

– Если будет ливень – поднимемся на крышу. Я прикажу установить тент и пообедаем там. Я люблю дождь, – сказал Доминико, выбираясь из комнаты и обнимая его. Стефано почти машинально накрыл ладонями кисти, лежавшие на его животе, и потёрся о небритый подбородок Доминико щекой.