Текст книги "Что предназначено тебе… Книга вторая (СИ)"
Автор книги: neisa
сообщить о нарушении
Текущая страница: 1 (всего у книги 10 страниц)
1
Страна, куда Доминико привёз Стефано, была краем бескрайних расстояний и резко меняющегося ландшафта. На востоке тянулись горные массивы Катена ди Вулкани и Сьерра-Неви, на западе – скалистая цепь Креста ди Роцца, отделявший просторную зеленую долину посреди гор от берега залива. На севере, как и на юге, скалы Креста ди Роцца сливались, отрезая плато Ларго, где расположилась вилла Таскони, от остального материка. На востоке от виллы к облакам возносились пики Сьерра-Неви, напоминавшие Стефано огромные сахарные головы из гранита. Кое-где скалы уступали место широким плоскогорьям без признаков жизни. Эти угрюмые территории не могли похвастаться ни плодородной почвой, ни быстрыми ручьями, и переселенцы избегали их. Севернее же её располагалась полоса земли около двухсот пятидесяти миль между заливом Голфо ди Онде Гриджи и Сьерра-Неви. Мир этот был переполнен тем, чего Стефано не видел раньше никогда. Здесь смотрели в небо каменистые вершины, одетые пелеринами нетающих снегов, бескрайние луга, пестреющие дикими цветами; волшебные озёра, в водах которых отражались корабельные сосны, стоящие по берегам, и такие высокие деревья, каких он не видел никогда – Доминико сказал, что они называются секвойи; тесные расщелины, бегущие вдоль скал, и покрытые лесами долины. Пологие холмы, леса самых крупных и самых старых деревьев из тех, что Стефано видел когда-нибудь. Жаркие пустыни, усеянные кактусами, и отвесные склоны, с которых реки водопадами падали в бурные ледяные воды Голфо ди Онде Гриджи. Пляжи золотого песка, тихие реки с прозрачными водами и бурные потоки, в которых поблёскивали золотыми чешуйками загадочные мшистые камни. И всё это великолепие там, за стеклянной стеной, оставалось для него неприступным и неприкосновенным, потому что Стефано не мог покинуть дом.
Этот нелепый и несвоевременный поцелуй только подлил масла в огонь.
Больше Таскони не приближался к нему и своих угроз («Или всё-таки обещаний?» – с лёгким расстройством думал Стефано) не выполнял.
Он целыми днями сидел у себя в кабинете или в спальне, вполголоса разговаривая с кем-то – видимо, раздавал указания своим людям на станции. Стефано не пытался подходить к нему в такие часы – в первую очередь потому, что не хотел касаться того, чем занимался Доминико в рабочее время. Услышать какие-либо приказы о том, чтобы убить кого-то или что-то ещё в этом духе, означало бы принять на себя ответственность за то, что он не делает ничего. А мысли о собственной беспомощности и так как никогда терзали его.
Стефано по-прежнему ощущал, что Доминико – преступник, и по всей разумной логике он, как полицейский, должен сделать всё, чтобы усадить того в тюрьму.
«А кто сделал что-то, чтобы вытащить из тюрьмы тебя? – тут же всплывал в его голове вопрос. – Кто засадил убийц Джессики или убийц Габино?» «Никто», – тут же приходил ответ. Никому, кроме него самого, не была нужна эта месть, а он – после трёх месяцев в камере предварительного заключения – уже сам не знал, чего хотел.
Доминико не вызывал ненависти – только чувство долга тревожаще шевелило хвостом у него в груди. Но усталость была сильней, и по большому счёту на любые моральные принципы в эти дни Стефано было наплевать.
Он сам много спал, восстанавливая силы после заключения. Раз в три дня его посещал врач – уже не тот, что проводил осмотр в звездолёте, а более молодой. Никаких комментариев состоянию Стефано он не давал – только выписывал один рецепт за другим – через копирку, отдавая одну копию Доминико, а другую – суровому аборигену, который охранял Стефано чаще всего.
В остальное время Стефано сходил с ума от скуки. Из дома Доминико его по-прежнему не выпускал, к себе не вызывал. В доме же развлечений было немного – несколько книг на каноническом итальянском, который Стефано настолько резал глаз, что было практически невозможно читать, и телевизор, который принимал два канала – новостной и канал «Спорт». Последний его немного развлекал в первые дни, но уже к концу недели от бесконечных повторов бейсбольных матчей у Стефано рябило в глазах.
В конце второй недели он выучил всю охрану по именам. Аборигена звали Густав, и он, судя по обрывкам разговоров, которые успел уловить Стефано, работал у Доминико уже десятый год.
Второго из охранников, который почти всегда стоял у входа в комнату, где находился в тот момент Доминико, звали Джанни, и он был чистокровным корсиканцем.
Ни тот, ни другой заводить со Стефано дружбу или хоть какое-то её подобие не спешили. Оба походили на каменных истуканов, и это, пожалуй, больше всего отличало их от остальной прислуги в доме.
Остальные сопровождавшие Доминико, если не считать двоих его приближённых, которые почти сразу же покинули виллу – Мариано и Лоренцо – были весьма говорливы и большую часть времени проводили за азартными играми в выделенных для них подсобках. Туда Стефано ход тоже был закрыт.
Прислуга – кухарка и две горничных – тоже любила поболтать, но их навязчивое внимание только раздражало Стефано, мгновенно возвращая его к мыслям о Джессике, которых он как мог старался избежать.
В итоге всё время, когда он не был занят сном или не говорил с врачом, Стефано просто шатался по дому, разглядывал стоявшие на полках немногочисленные статуэтки – лишних предметов в доме вообще было немного, и самое значительное место среди них занимал стенд с наградами, на каждой из которых читалось имя «Пьетро Таскони». Комната на третьем этаже всегда была закрыта, на втором, кроме них с Доминико, тоже не было никого, так что кому предназначалась третья спальня – Стефано не знал.
В конце концов скука настолько измотала его, что он стал уже мечтать о том, чтобы Доминико позвал его к себе или хоть как-нибудь выразил свой интерес. Всё в доме носило незримый след прикосновения его рук – и не имея другой пищи для ума, Стефано стал пытаться вычислить что-нибудь о характере корсиканца по тем предметам, которые окружали его.
Доминико, однако, оставался загадкой, как Стефано ни силился её разгадать. А то, что корсиканец занимает его мысли чуть больше, чем целиком, через некоторое время он стал замечать и сам.
Как-то после полудня – обедали они с Доминико тоже порознь: каждому еду приносили туда, где он находился в этот момент – Стефано хотел было спуститься на самую нижнюю из террас, но остановился, заметив, что комната в спальню Доминико приоткрыта, и оттуда, как и практически всегда, слышатся голоса. Охранника, вопреки обыкновению, не было.
Он поколебался секунду, но любопытство довольно быстро взяло над сознательностью верх, и Стефано, прислонившись к стене, стал слушать, о чём идёт разговор.
– Нет, нет и нет, Горацио. Я уже сказал – с Аргайлами мы не будем торговать.
– На сегодняшний день это один из самых больших скупщиков…
– Мне всё равно. Я всё уже сказал.
– Дон Таскони, мы не можем так ограничивать себя. Корсика мало заинтересована в перелётах по Ветрам сейчас. Плациус идёт не очень хорошо.
– Мы давно уже решили этот вопрос. Ты знаешь, как обработать его, чтобы он шёл хорошо.
Невидимый Горацио испустил вздох.
– В том-то и проблема, капо. Пудра теряет спрос. После того, как были открыты двадцать миров, в казино снова появился опиум… Какой-то новый сорт.
– И вы не можете решить этот вопрос? – поинтересовался Доминико, и в голосе его мелькнула злость.
– Как?! Мы же не можем уничтожить всех поставщиков. В Манахате всё останется по-прежнему, но нас – и вас тоже – интересует не только она, разве не так?
Доминико некоторое время молчал.
– Раскрутите его. Вы что, только и умеете, что убивать?
– Что вы предлагаете?
– Не знаю… может, какой-нибудь известный музыкант? Устройте ему передоз?..
Теперь Горацио не отвечал.
– Мы поищем подходящего кандидата, – сказал наконец он и, судя по звуку гудков, нажал отбой.
Стефано стоял ещё несколько секунд, пропитывая сознание тем, что услышал только что. Таскони было даже немного жаль – он был своего рода реликтом, и карьера его, похоже, достигла максимальной точки.
Стефано ругнулся вполголоса – жалеть мафиози за то, что у того плохо уходит наркота – это был уже перебор.
И тут же из комнаты раздалось насторожённое:
– Кто здесь?
Если Стефано и колебался, то не больше секунды. Он решительно шагнул внутрь и остановился в нескольких метрах от сидевшего на диване капо.
Всего таких диванчиков в его спальне было два – и между ними стоял накрытый прозрачной столешницей стол. Доминико как раз убирал с него ноутбук.
Стефано облизнул губы и сделал шаг вперёд.
Доминико смотрел на него равнодушно и выжидающе, и тогда Стефано произнёс:
– Ты ничего не хочешь от меня?
Доминико поднял бровь.
– Что я должен хотеть?
– Брось, Таскони. Зачем ты меня сюда приволок, если я совсем не интересую тебя?
Таскони не ответил ничего. Стефано заметил, что он подстригся, и хотя не растерял прежний лоск, но стал выглядеть немного проще – и, пожалуй, старше на несколько лет. Он был небрит – но абсолютно точно не от того, что не следил за собой, а просто потому что так хотел. Даже здесь, на глухой земле, где почти что не было людей, на нём был чёрный костюм, рубашка и галстук – и эта сбруя внезапно разозлила Стефано, он сам не знал почему.
– Может, прикажешь, чтобы я тебе отсосал? – спросил наконец он.
Доминико сильнее изогнул бровь, и на губах его заиграла усмешка.
– А ты бы этого хотел?
Стефано скрипнул зубами и промолчал.
– Иди сюда, – подумав, сказал Доминико, – сядь напротив меня.
Стефано подошёл и сел на противоположный диван.
– Ещё ближе, – жёстче приказал Доминико, и по венам Стефано пробежал знакомый огонь.
Он поднялся и, обогнув стол, ненадолго остановился, пытаясь решить, чего конкретно от него хотят. Доминико не дождался – поймал его за руку и дёрнул на себя, так что Стефано пришлось опереться коленом на диван, чтобы не упасть. Теперь до него дошло.
Он поставил на диван другое колено – так что оказался сидящим над Доминико почти что верхом на нём.
Ладони Доминико скользнули по его бёдрам, вызывая к жизни новую волну огня.
Было странно. Стефано немного пошевелился, привыкая. Он никогда и ни с кем не оказывался лицом к лицу вот так. Так могла бы сидеть Джессика – если бы он разрешил ей, но не он сам.
Руки Доминико, помяв слегка его ягодицы, обтянутые джинсами, двинулись назад и забрались под футболку, которая была у Стефано на плечах. Пробежались кончиками пальцев по его спине, так что у Стефано потемнело в глазах.
– Что мне сделать? – глухо спросил он, подаваясь навстречу этим рукам и слегка покачивая бёдрами вперёд, так чтобы членом ощутить твёрдый бугор у Доминико в штанах.
– Что бы ты хотел? – так же глухо спросил корсиканец, продолжая поглаживать его. Глаза его потемнели, радужку почти целиком закрыли чёрные, как и его волосы, зрачки.
Стефано наклонился. Он отлично знал, чего хотел – продолжить тот поцелуй, который так и не достался ему до конца. Тогда, в прошлый раз, Таскони только лишь скользнул языком по его губам, оставив их гореть как свежий ожог.
Сейчас губы Таскони были так близко, что, казалось, можно было позволить себе всё – но он так и не смог.
Прочертил кончиком носа дорожку по покрытой щетиной щеке, вдохнул исходивший от Доминико сладостно-горький аромат и запечатлел пониже подбородка единственный лёгкий поцелуй.
Ему показалось, что по телу Доминико под ним пронеслась дрожь. Таскони закрыл глаза и откинулся немного назад, подставляя шею новым поцелуям. По горлу стремительно метнулся кадык.
Стефано, почувствовав себя немного уверенней, коснулся губами его кожи ещё раз.
Затем, поймав галстук, потянул его на себя, заставляя узел ослабнуть и, расстегнув воротничок, отвёл его чуть в сторону.
Руки Доминико продолжали гулять по его спине, но движения их стали медленней, зато пальцы теперь сжимали его сильней.
Стефано прошёлся ладонью по груди Доминико, собирая накрахмаленную рубашку в складочки, и накрыл ею бугор на штанах.
Доминико подкинул бёдра, стараясь усилить прикосновение и, поиграв с ним немножко, Стефано принялся расстёгивать молнию. Свободной рукой он подхватил затылок Доминико и принялся ласкать. Губы его исследовали небольшой участок кожи, оказавшийся доступным ему в вырезе раскрывшейся рубашки. Затем вернулись обратно наверх, к самому уху, и взялись за него.
Справившись с брюками Таскони, Стефано обнаружил, что его собственные уже были расстегнуты – руки Таскони покинули его спину и теперь старательно изучали обнаженный, чуть приподнятый над бёдрами Доминико, зад.
На секунду Стефано запаниковал – хотя мысль почувствовать Таскони внутри себя и обожгла его тело новой волной огня. Решив не дожидаться, когда Таскони перехватит инициативу, он стиснул в ладони оба члена, Доминико и свой, и принялся быстро двигать ладонью по стволам.
Таскони прогнулся ему навстречу и испустил глубокий вздох. Руки его снова оказались у Стефано на спине, притянули его к себе, так что Стефано грудью ощущал исходивший от его тела жар.
Он кончил первым, но продолжал двигать рукой, пока сперма Таскони на их животах не смешалась с его собственной, уже бывшей там.
Таскони же продолжал гладить его и прижимать к себе. Он тяжело дышал, и Стефано тоже не хотел его выпускать. Он напоследок мягко поцеловал краешек уха и прошептал:
– Ты держишь меня здесь как в тюрьме. Ты не это мне обещал.
Руки Таскони замерли и напряглись.
– Я обещал, что ты будешь меня развлекать, – жёстко сказал он.
– Так дай мне тебя развлекать.
Таскони в тот день не ответил ничего.
2
Если смотреть на джунгли из окна спальни Стефано, можно было увидеть вдалеке, на самом горизонте, длинный скалистый хребет. Его заснеженные пики вздымались высоко над лесом, образуя могучую каменную стену, пересекавшую реку А Качча.
Скалистые горы эти служили главным водоразделом планеты: с их западных склонов реки несли воды в залив Голфо ди Онде Гриджи, а потом, текущие уже на восток, становились притоками многоводной реки Велоче и впадали в залив Скольера Кораллина моря Ураганов.
Каждое утро, открывая глаза, Стефано видел сквозь стеклянную стену этот пейзаж. Несколько недель назад, когда он впервые ступил в этот дом, планета показалась ему сном. Теперь она больше походила на кошмар.
Он чувствовал себя птицей, запертой в клетке. Великолепие горных хребтов и чистейший воздух, напитанный ароматами цветов и запахом секвой, душили его.
Врач перестал приходить, и теперь Стефано окончательно не с кем было поговорить. А через некоторое время после того недолгого подобия разговора, который произошёл между ними, в предрассветном полумраке раздался треск взлетающей корриеры, и, вскочив с кровати, Стефано понял, что Доминико оставил его одного.
Над планетой висела тьма. Где-то в джунглях недовольно каркнула дикая птица, и ей тут же отозвался чей-то вой. На секунду Стефано одолел страх. Он ни черта не понимал в Доминико, но мысль о том, что тот вдруг решит попросту бросить его, показалась ему ужасающе реальной. Он метнулся к двери, распахнул её настежь – и едва не бросился в объятья сурового аборигена, наставившего на него дуло дробовика.
– Густав… – с облегчением выдохнул Стефано.
– Капо просил вас оставаться в комнате, сеньор. Будьте добры, вернитесь в кровать, – Густав передёрнул затвор.
Стефано и не думал выполнять приказ.
– Куда он полетел? – спросил он.
– Вам не нужно это знать.
– Чёрт бы вас всех побрал! – взорвался было Стефано – и замолк. В сущности, Густав был прав. Он не хотел ничего знать. Он должен был бы остановить Доминико, если бы знал – но сделать этого всё равно бы не смог. – Можно мне хоть каких-то развлечений достать? – спросил он, резко меняя направление разговора. – Я скоро сойду с ума.
Лицо аборигена просветлело, так что Стефано почти что было решил, что тот сейчас улыбнётся.
– Сеньору нужны игрушки? – ласково спросил он. – У моей дочки есть пара старых погремушек…
– Пошёл ты! – Стефано в ярости захлопнул дверь перед его носом и в самом деле вернулся в кровать.
Долго скучать ему, однако, не пришлось. Ещё до заката корриера снова коснулась земли. Стефано как раз стоял в это время у окна и смотрел на приземляющийся звездолёт.
Доминико спустился по трапу и, подняв взгляд на окна второго этажа, безошибочно заглянул ему в глаза.
Стефано вздрогнул, а на лице Доминико отразилась улыбка – в первый раз за всё то время, что Стефано его знал. И ему вдруг захотелось улыбнуться в ответ.
Впрочем, он тут же отвернулся и углубился в полумрак.
Доминико поднялся к нему на этаж почти сразу – даже не скинув плащ. Только раздал распоряжения охране, занявшей свои места на обоих этажах, и, ворвавшись в спальню Стефано, плюхнулся в одно из двух кресел, стоявших у окна.
Комната, которую он выделил Стефано, была почти столь же просторной, как и его.
Доминико расстегнул плащ – теперь Стефано видел, что он запыхался – и произнёс:
– Скучал, bambino?
– Пошёл ты, – огрызнулся Стефано почти машинально и замолк.
– Вижу, что скучал, – протянул Доминико, – иди сюда, – он поманил Стефано рукой.
Стефано, поколебавшись секунду, в самом деле подошёл. Доминико тут же дёрнул его на себя, усаживая на подлокотник. У него был такой взгляд, как будто он собирается Стефано поцеловать. И Стефано ждал этого, приготовившись отвечать, но ничего так и не произошло.
– Я очень удачно решил весьма неприятный вопрос, – сказал Доминико, всё так же внимательно глядя на него.
Стефано не знал, что сказать. Было бы глупо поздравлять мафиози с тем, что дела у того шли хорошо. И всё же, пожалуй, он был рад.
– Что ты будешь делать со мной? – спросил Стефано, отворачиваясь к окну.
Он подозревал, что Доминико усмехается, но, скосив взгляд, обнаружил, что тот вполне серьёзен и так же, как и он, смотрит на водопад.
– Пока не знаю, – сказал Доминико совсем другим тоном, спокойным и задумчивым.
– Но что-то же ты планировал, когда забирал меня с собой?
Доминико молчал какое-то время. Потом встал и подошёл к окну.
– Я хотел показать тебе это место, – сказал он, касаясь стекла, – тебе нравится здесь?
Стефано тоже встал и, приблизившись вплотную, остановился около него.
– Мне бы нравилось больше, если бы я мог выходить за порог, – честно сказал он.
– Но тогда ты можешь сбежать, – Доминико изогнул бровь.
Стефано поколебался, подбирая ответ, но, так и не придумав ничего, просто сказал:
– Могу.
Вообще-то мыслей о побеге у него не было уже давно. В первые дни он машинально просчитывал варианты, но потом ему стало всё равно. Прежде чем вернуться туда, в мир людей, ему нужно было получить ответы от самого себя – о том, чего он хотел теперь, и о том, ради чего было это всё.
Ответов не было. В одну из ночей, проснувшись, он необычайно отчётливо ощутил своё одиночество перед лицом стихии, и что-то сломалось в нём. Он не хотел больше стоять на стороне закона, который предал его. Но и встать на сторону тех, кого ненавидел всю жизнь, по-прежнему не мог.
Это место было идеальным островком тишины, где можно было передохнуть и спрятаться от вопросов, терзавших его.
– Ты умелый психолог, – сказал Стефано, глядя сквозь Доминико на струи водопада и думая о своём.
Доминико отвернулся к окну.
– Ты не поверишь, – сказал он, – но я когда-то пытался завязать.
– Завязать с мафией, – Стефано фыркнул, – и что?
– И ничего.
Доминико надолго замолк.
– Ты рассказал мне, как мафия пришла в Манахату, – сказал он, – но ты ничего не знаешь об этой земле. История Манахаты – это история о том, что даже последний продавец подержаной одежды с Альбиона или ненужный этому миру японский эта* могут в реальных условиях открыть в себе невероятные способности к выживанию, умению руководить или милосердию. Только здесь можно по-настоящему обнаружить внутреннюю силу человеческого характера. Из глупости и ошибок, из желания заработать быстро и легко, из неверных посылов и сумбура в голове человек творит легенду о самом себе. Этой истории нет начала – как и конца. Оседлав очередного Росинанта, невежественное человечество неожиданно для самого себя проявляет первые признаки ума. И не так важно то, что человек воюет с ветряными мельницами – важно, что он противостоит всем вольным и невольным силам зла. В желании достичь мечты люди показывают свою внутреннюю силу.
– Ты хочешь мне рассказать? – спросил Стефано.
Доминико пожал плечами.
– Вряд ли ты захочешь слушать меня.
Стефано молчал какое-то время, а затем Доминико резко обернулся и в упор посмотрел на него.
– Есть одно место, – сказал он, – которое я хотел бы тебе показать.
– Если бы я отказался – был бы дураком, – усмешка озарила лицо Стефано.
Доминико кивнул.
– Завтра утром – будь готов. Вылетим в шесть часов.
– Первыми колонизаторами этих мест были последователи одной из сект Ветров – Ордена Пути, – рассказывал Доминико, прорубая дорогу впереди. Вопреки обыкновению, он был не в своём неизменном чёрном костюме, а в скромном комплекте в стиле сафари, и Стефано никак не удавалось оторвать взгляд от его предплечий в засученных рукавах, покрытых тонкой паутинкой выгоревших волос.
Они в самом деле вылетели в шесть утра, и несколько часов корриера несла их на северо-восток. Стефано как ребёнок, опустив руку на боковое стекло кабины, смотрел за окно, где полоса джунглей стремительно сменялась лесостепной. И почти всю дорогу Доминико говорил, как будто, раз открыв вентиль, уже не мог закрутить его назад.
Приземлилась корриера на каменистой пустоши, в нескольких сотнях метров от леса, и дальше они пошли уже пешком.
– Они устроили миссии на Манахата-Плэнет на свои собственные средства, – продолжал Доминико, – чтобы аборигены услышали от них слово Ветров. Для Альбиона станция в любом случае была лишь местом краткой остановки для пополнения запасов галеонов, идущих из дальних рейсов. Пастырь миссионеров – отец Микеле – переправился через реку Серпенти в район Валле ди Сабия, где и основал миссию и стал объяснять аборигенам Писание Ветров. Его, правда, больше интересовали новые впечатления, нежели обязанности пастыря. Он дошёл до песков пустыни и у самого ее края на крутом утесе решил построить церковь, а по берегу залива приметил симпатичную заводь, названную Белиссима Байя. Вдоль залива стояли деревни аборигенов. У местных жителей была розоватая кожа, мужчины носили бороды, все выщипывали себе брови и ходили без какой-либо одежды. Только малая часть для защиты от холода надевала небольшую накидку из кожи или травы, доходившую до талии и оставлявшую открытым то, что по всем правилам приличия нужно было бы прикрыть в первую очередь.
Так появились двадцать три миссии от Виа Сакра до Миеты, на расстоянии около суток пути между ними. В их окрестностях образовались крохотные села, заселённые бывшими солдатами и их жёнами-аборигенками, и городки, где стояли небольшие пограничные отряды. У каждой миссии были свои сельскохозяйственные угодья, и все работы выполнялись новообращёнными аборигенами, жившими в ранчериях – маленьких поселениях. Ветродувы не только учили их постулатам веры, но и «давали знания» в обработке полей, уходе за скотом… объясняли, как варить мыло, изготовлять из винограда вино, а из злаков – муку и хлеб.
Офицеры гарнизонов, те, кто был доволен пейзажами и прекрасным климатом, с удовольствием оставались в этих землях и при выходе в отставку. Государство предоставляло им землю в аренду, они организовывали приезд своих жен и детей и счастливо жили в обустроенных поместьях, где наслаждались беззаботным и приятным времяпровождением, пока аборигены пасли их стада. В одном из немногих местных городов, Тремоне, жили в основном военнослужащие и чиновники.
Когда я прибыл сюда, тут не было ни одного постоянного жителя – только солдаты, женатые на аборигенках, жившие в пределах фортов, да конные наряды охраны, рассредоточенные группами по миссиям и рудникам. Да ещё такие же искатели наживы, как я.
Местное же население оказалось в абсолютном рабстве. Неистовое желание донести веру, демонстрируемое монахами, сочеталось с бескрайними жестокостями. Они не столько показывали достоинства новой религии, сколько принуждали к ней. Лишь немногие восставали – зато многие просто уносили ноги от проповедников. В итоге аборигены не только потеряли свободу, но и принесли в родные племена болезни переселенцев. Сифилис, например, стал причиной гибели десятой части всего народа аборигенов, живших в миссиях.
Планету регулярно посещали альбионские охотники на местных морских животных и китов. Между приезжими и местными шла бойкая торговля шкурами и салом, хотя формально перевозить товары по линиям Ветров и было запрещено. Приезжая домой, альбионские промышленники взахлёб рассказывали о богатствах Манахаты, и еще большее количество желающих легко заработать летело туда.
В числе первых переселенцев были трапперы. За ними прибыли испанцы и французы из дальних провинций Корсики. Леса были полны непуганым зверьем, аборигены дружелюбны.
Лес, по которому они шли, занимал площадь в тысячи гектар на высокогорном плато между хребтами окружающих гор, достигавшими почти четырех километров высоты.
И плато, и хребты были сложены из вулканических пород. Тут и там по обе стороны от них Стефано видел потоки застывшей лавы, а когда они наконец выбрались в долину, взгляду их предстал огромный утёс, целиком состоявший из вулканического стекла.
То тут, то там в долине реки, прорезающей плато, встречались горные источники, гейзеры и лужицы, а то и целые котлы горячей булькающей грязи.
Струи некоторых гейзеров били в небо на добрую сотню метров.
Они шли рука об руку – когда закончился лес, Доминико больше не было нужды держаться впереди. Но он то и дело поглядывал на Стефано с затаённым торжеством, а тот, казалось, полностью тонул в новых впечатлениях, окруживших его.
В одной из овальных каменных чаш в клубах пара кипели и пузырились мельчайшие частички фарфоровой глины белого и розового цветов, причём частички различных оттенков не смешивались между собой.
Другой гейзер раз в минуту выбрасывал в воздух букет из множества голубоватых струй, отдалённо напоминавших фигуру в балахоне.
Струя третьего била из озера со скалистыми крутыми берегами. Перед извержением поверхность озера начинала волноваться, окутывалась клубами пара, а затем точно из центра водоёма с грозным рокотом вырывался гигантский столб кипятка. Тучи пара вздымались ещё выше. Окрестности оглашал свист, грохот и рёв, из-под земли раздавались взрывы; высоко в воздух взлетали камни, а земля дрожала под ногами. Но постепенно гул стихал, столб воды становился ниже – и вдруг исчезал так же неожиданно, как и появлялся.
Они миновали эту часть долины и оказались на берегу одного из многих горных озёр, раскинувшихся в этих местах. Когда наплывали тучи, вода в них становилась тёмно-серой, почти свинцовой, но стоило выглянуть солнцу – как глубину их озарял радужный блеск.
Самое большое из озёр простиралось едва ли не до горизонта. В водах его отражались окрестные хребты с их скалами, снежниками и лесистыми склонами, а у подножия хребтов, возле самой воды, били горячие источники. Вокруг источников и гейзеров на поверхности земля была желтовато-белой и рыхлой. Так что жерла многих гейзеров или источников представляли собой довольно высокие конусы из той же породы с отверстием-кратером на верхушке, и они напоминали маленькие вулканы – только извергающие не лаву, а кипяток.
Озёра эти были наполнены жизнью: там обитали теплолюбивые водоросли – пурпурные, жёлтые, оранжевые, зелёные и голубые – и в итоге окраска их придавала воде самые неожиданные оттенки.
А добравшись до северного предела долины, они оказались среди живописных желтоватых террас, напоминавших застывшие колоннады.
На деревьях каменного леса сохранились даже тонкие ветви и листья. А местами на плато можно было увидеть стволы, имевшие и вовсе фантастический облик. Их окаменелая древесина состояла из полупрозрачного агата, кое-где сверкающего кристаллами белого кварца, аметиста и мориона.
Та терраса, на которой они остановились в конце концов, представляла собой холм высотой более ста метров, по крутому склону которого разноцветными каскадами спускались шеренги белых, голубых, зелёных и жёлтых чаш из известнякового туфа. Среди них матовые и сверкающие, словно хрусталь, гладкие и ребристые, сухие и заполненные горячей водой. Вода, стекая по стенкам каскадов, придавала им вид ледяных замёрзших водопадов.
Доминико зачем-то достал нож и опустил его в воду – лезвие мгновенно начало покрываться белой пенкой. Он выпрямился и заговорил.
– Этот лес образовался, должно быть, сотни тысяч лет назад, – сказал Доминико, глядя на пойму реки, раскинувшуюся далеко внизу, – его создали лавовые потоки и пласты пепла. Затем сотни лет он сглаживался под действием ледников и талых вод. Поверхность плоскогорья зарастала лесом. Но спустя несколько тысяч лет вулканическая активность возобновлялась, и отложения вулканического пепла погребали под собой растительность. Однако жизненные силы природы брали своё, и вновь плато покрывалось пышными лесами – до следующего извержения.
Стефано подошёл к нему со спины и обнял. Опустил подбородок на плечо. Он догадывался, что пытается Доминико ему сказать. Но не знал, что может сказать в ответ.
– Прости меня, – только и прошептал он – и тут же замолк.
Доминико потянул его, так что тот оказался с ним лицом к лицу, и сказал:
– Сделай что-нибудь.
– Например… что?
Он обнял Доминико за талию и демонстративно опустил взгляд.
– Отсосать?
Доминико поморщился.
– Сделай… что-нибудь, – просто сказал он. И Стефано потянул его на себя и начал целовать.
Доминико ответил, и для Стефано это означало, что тот даёт добро на всё.
Он подтолкнул Доминико к стене и неторопливо, не прерывая поцелуя, принялся расстёгивать его рубашку. Доминико слабо придерживал его под поясницу, оставляя простор для движения – но не для того, чтобы сбежать.
Стефано огладил обнажившуюся грудь Доминико и опустил взгляд – он получил возможность разглядеть его в первый раз за всё то время, которое знал.
Руки Стефано скользили по узким лепесткам мускулов – Доминико в самом деле был ужасно худ. Не удержавшись, Стефано сполз вниз, на корточки, и обвёл языком запавший пупок. Живот Доминико тут же задрожал, а во взгляде запылал огонь. Он опустил руки Стефано на плечи, но тот серьёзно был настроен сделать «что-нибудь ещё».
Продолжая целовать подрагивавший живот, Стефано осторожно стянул брюки Доминико до середины бедра. В лицо ему тут же выскочил напряжённый член. Стефано скользнул дыханием по стволу и встал. Оказавшись на одном уровне с лицом Доминико, он снова принялся его целовать, потираясь об освободившийся пах бедром.
