Текст книги "Спортивная.Выход на правую сторону (СИ)"

Автор книги: Motoharu

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 8 страниц)

Спортивная. Выход на правую сторону

Мотохару

вчера зайдя ко мне без спроса

разбив окно и выпив джин

аркадий кончился как личность

и начался как пидарас

(с) Стишки-пирожки

1.

На него впервые наорали. Прям взяли и наорали. Без причины, просто истеричные визги в телефонной трубке: «Я ничего не понимаю! Какой счёт? Я-то тут при чём? Позвоните секретарю, и не повышайте на меня голос, пожалуйста!» А потом были короткие гудки и вакуумная тишина с зарождающейся бурей. Плохой день. Это просто плохой день. И телефонная трубка не виновата в том, что день плохой, и эта визгливая сука сорвалась с цепи. Он так и сказал всему офису, громко сказал, даже почти выкрикнул. Лёшка обернулся и поскрёб ладонью небритый подбородок, покачал головой. Лёшка был прав. Всякие ****ские истерички не могут стать поводом для криков. Ну есть и такие твари. Есть в их непростом лесозаготовительном бизнесе твари и похуже, так что теперь – на всех реагировать? А вот фиг вам, не дождётесь. Костя считал себя лучшим менеджером и программистом, и маркетологом, и юристом… да и просто душой компании. Это всё он и высказал Лёшке в курилке, громко высказал и даже сплюнул на пол, чего раньше никогда себе не позволял. Товарищ по цеху хмыкнул и похлопал его по плечу, посоветовал поднять руку, резко опустить со словами: «А ну и хер с ним!» Обычно товарищеская поддержка, слизанная из мэйнстримовских фильмов, помогала. Но сегодня Костя завёлся с пол-оборота не просто так, поэтому успокоиться быстро не мог. Вчера вечером Людка сказала, что он слишком требовательный и категоричный. И даже расплакалась, когда Костя намекнул, что котлеты непрожаренные, и у него будет изжога.

– Лёш, понимаешь, я ничего не могу ей сказать, она сразу в слезы! Постоянно требует внимания, хочет, чтобы я слушал про юбки и духи. А я не могу про это слушать! У меня и без котлет начинается изжога от этих рассказов.

– Ну так расстаньтесь, – резонно предложил Лёшка и затушил окурок. Он-то сам был предельно счастлив в своём браке. И жена у него милая, пухленькая и весёлая. Готовит вкусно.

– Да расстаться-то – дело нехитрое. А где уверенность в том, что другая будет лучше? Нету… А к Людке я как-то привык. Да и маме моей она нравится. По телефону про шмотки трындят по два часа. Вот попадётся такая сучка, как эта… из филиала, так и всё, прощайте, нервы! Я ж её придушу, как Дездемону.

– Может, и такая попадётся, а может, и нет. Но я думаю, что если не нравится Людка, то не стоит тянуть долго.

И откуда в Лёшке столько жизненного пофигизма? Всё у него просто как два пальца. Нравится – делай, не нравится – не делай. И главное, никогда не парься. Вот, наверное, благодаря этому пофигизму к нему и притягивается всё хорошее. И жена, и наследство какое-то свалилось на него от прабабушки – дача за городом, и уж точно на него никогда бы не стала орать психбольная из Луги.

– Слушай, Лёш, а ты не знаешь, что это за мадам нарисовалась в лужском филиале? Там вроде нормальная тётка сидела, Татьяна Петровна, кажется.

Они поднимались вверх по лестнице к кабинету, и Костя по привычке перескакивал сразу через три ступеньки. Лёшка же шёл спокойно, как танк, блин.

– Павловна, – поправил он и сдвинул брови к переносице, вспоминая. – Не знаю… Вроде бы она там по-прежнему сидит. Может, в отпуск ушла, и кого-то посадили на замену. Завтра документы повезёшь и сам увидишь, познакомишься.

Костя злорадно хмыкнул, вдруг резко почувствовав прилив сил и бодрости. Действительно, завтра он увидит психическую барышню и отомстит как-нибудь гадко и бесчеловечно, готов прям до слёз довести. За два года проживания на одном закрытом пространстве с Людкой выработался иммунитет на женские слёзы, даже какое-то садистское удовольствие иногда просыпалось, когда она начинала очень уж наигранно реветь, а он не утешал. А тут… тут нечто гадкое, противное и чужое! «На костёр её! На костёр её!» Костя так замечтался, что чуть не проскочил мимо родного кабинета. А там его уже ждали, на проводе висела та самая истеричка и чего-то хотела.

Костя кивнул Мариночке-секретарше, принесшей радиотрубку к его столу, и самым кротким голосом Ганнибала Лектора сказал:

– Константин слушает.

В трубке раздалось шипение, и откуда-то издалека всплыл высокий нервный голос.

– Вы просили прислать счёт, где его найти? – на этот раз голос не истерил, и на том спасибо. Но Костя затаил обиду, поэтому не стал бы щадить жертву, даже если бы она раскаялась и трижды попросила у него прощения. Прилюдно. И на коленях, да… желательно на коленях. Интересно, а она блондинка?

– В программе 1С, распечатайте два экземпляра и пришлите нам с подписями вашего директора и печатями. Можно скинуть по факсу, а завтра я приеду и заберу оригинал, – Костя говорил низким равнодушным голосом человека, который всех на свете считает ниже себя.

На том конце воцарилась тишина. Костя с трудом удержался от язвительного комментария про скорость обработки информации в некоторых головах.

– Блин, – опять психанули в трубке, но как-то устало и не так вызывающе, как десять минут назад. Наверное, наглоталась успокоительных таблеток. – Расскажите, как пользоваться 1С? Главбух на семинаре, а я полный тормоз в этой программе.

Костя отстранил трубку от уха и растерянно посмотрел неё, словно она и была той истеричкой, которая попросила помочь с 1С. А больше ничего она не хочет, может быть, шнурки ей погладить?

– У меня нет времени на консультации, – довольный собой, промурлыкал Костя. Месть была сладкой и кружила голову именно тем, что была мелочной и какой-то гаденькой. Обычно Костя выбирал более легальные методы.

– Понятна-а, – разочарованно протянул голос, и трубка разразилась короткими гудками, от которых Костя готов был прыгать до потолка. Он это сделал! Отомстил вредной сучке. Теперь она три раза подумает, прежде чем орать на него. Дура, не плюй в колодец, из которого будешь потом хлебать.

Эйфория длилась ровно час, а потом Костя уныло втыкал в ноутбук и чувствовал себя полным придурком. Сорвался на какую-то глупую блондинку, которая даже с 1С не знакома. Конечно, она не знала, как распечатать счёт, ей, наверное, это слово вообще ни о чём не сказало. Пришла подменить Татьяну Петровну, то есть Павловну, по доброте душевной, а тут на неё все насели, давай нам то, давай это… Вот она и психанула. А потом Костя психанул. А теперь ему хреново, и ей, наверное, тоже не очень весело. В Луге весьма суровый директор, за словом в карман не полезет. Может отчитать даже матом.

А потом раздался телефонный звонок. Маришка переключила на Костю со словами: «Из Луги».

– Константин слушает.

– Факс примите, счет ваш дурацкий, – голос явно был обиженный и не такой высокий, а очень даже мелодичный. Костя любил высокие женские голоса, только если они не визжали.

– Хорошо… – Костя запнулся и хотел уже извиниться, но на том конце нажали кнопку факса. Ну вот есть же себе вредная блондинка! Ладно, извинится завтра лично, может быть…

Вечером они с Людкой ходили в кино на «Ешь, молись, люби» и зарулили в пиццерию после. Настроение было прекрасным. Фильм, несмотря на обилие розовых соплей, оказался не таким уж и плохим, а очень даже позитивным. Да и Людка не раздражала нудными разговорами, а ночью разорилась на минет. Костя чувствовал себя почти счастливым. А утром, заехав на работу, собрал нужные документы и отчалил в Лугу с твёрдым убеждением, что извиниться перед девушкой всё-таки стоит.

2.

Слова извинений застряли в горле, как только Костя переступил порог бухгалтерии филиала. На месте Татьяны Петровны-Павловны сидела не запуганная директором светловолосая девица, а какой-то томный парень с завитыми (завитыми!) волосами в бледно-голубой женской (женской!) блузке. Он накручивал на тощий указательный палец провод того самого телефона, по которому орал вчера на Костю, и говорил с кем-то этим своим визгливым голосом. Высоким бабским голосом. «Пидоры уже среди нас», – злобно и как-то обречённо подумал Костя и захотел не то что отомстить, он захотел в порошок стереть этого… этого… таракана. И пусть злость была больше из-за того, что его ввели в заблуждение, и из-за того, что мужская гордость была задета одним только видом этого клоуна. И вообще кто его сюда впустил?

– Константин Сергеевич, доброе утро, – сидевшая напротив завитого чучела девочка, кажется, её звали Катей, подскочила со своего места и пригласила Костю к столу, чтобы отдать технические задания и прочую документацию на проведение котировок.

Чучело-таракан обернулся, когда Костя проходил мимо и смерил его расфокусированным взглядом. Он болтал по телефону и весь был погружён в этот разговор, с головой. Интересный, наверное, разговор. Очень. Костя на мгновение пожалел, что он не в школе и не может подойди и дать затрещину без причины, за один только антураж и испорченное настроение.

А потом чучело встало с места и подошло к столу Кати, с которой Костя предельно серьёзно разговаривал о прошедших аукционах, облокотилось о стол и тоже заглянуло в документы. От него пахло мерзким освежителем воздуха и какими-то приторными душными конфетами одновременно. В сознании всплыли образы тесных тёмных комнат в дорогих клубах, где можно было лапать любого, кто туда зайдёт. И не только лапать… Костя был брезгливым с детства и не приветствовал экстремальный секс ни в каком виде.

– Ищете знакомые буквы? – не сдержался он и захлопнул папку с техзаданием. – Я думаю, вам есть чем заняться. 1С, например.

По тонкому лицу душного парня прошла лёгкая судорога, и выщипанные тёмные брови резко взлетели вверх. Очевидно, осенило. Он убрал острые локти со стола, сузил глаза и вдруг улыбнулся от уха до уха, словно маньяк, почувствовавший вкус жертвы.

– Гомофобия – это серьёзное психическое отклонение, будьте осторожны, Константин Сергеевич, со своими страхами, – усмехнулся он и, виляя бёдрами, как гулящая девка, пошёл к своему рабочему месту, плюхнулся в кресло и увлечённо застучал по клавишам.

Катя, не обратив внимания на реплику, продолжала увлечённо что-то говорить о формах и размерах разъёмов, но Костя с трудом улавливал мысль. Ему хотелось выйти покурить, вернуться и свернуть шею пидарасу в женских шмотках. И Костя был уверен, что ещё одна фраза из дальнего угла, и он даже курить не будет выходить – просто придушит, без сомнения. Но парень больше ничего не говорил, продолжая кусать губы и набирать что-то на компьютере.

Костя вышел из кабинета вместе с Катей, согласившейся составить ему компанию на обеде. Ему казалось, что душный запах смеси парфюма и конфет впитался в его одежду, в кожу, и теперь он будет чувствовать его весь день, если срочно не примет душ. Разумная часть Кости понимала, что это глюк, обострение неприязни к «не таким как все», или даже психоз. Нет ничего особенного в этом парне, кроме того, что он носит женские шмотки и завивает волосы. Мало ли какие у человека причуды? Лёшка, например, любит напевать «Баю-бай, должны все люди крепко спать» в любой стрессовой ситуации, чем вгоняет всех окружающих в чернейшую меланхолию. Всякое бывает… Другая же, иррациональная составляющая личности продвинутого юриста-экономиста-маркетолога, так часто выручающая Костю в сложных ситуациях, била тревогу и орала благим матом. Она, эта часть, считала, что «пидарасы – это плохо». Так учат в школе, так учат дома, на улице и по телевизору. И не зря это делают. Плохо, плохо, плохо! И ничего в них нет интересного, и думать даже нечего. Они распространяют заразные вирусы. Стоит только один раз вдохнуть – всё, ты конченый человек.

В столовой пахло восточными пряностями. Катя болтала о завышенных ценах и унылом меню, рассказывала о том, кто сколько получает в филиале, и жаловалась на директора. Уклончиво, конечно, но Костя смог прочитать между строк, что Василий Васильевич всех здесь достал. И заслужил почётное звание упыря.

Отбивные были божественными. Костя с удовольствием заказал вторую порцию и подумал, что Людка могла бы взять поваренную книгу и готовить по ней. Ну неужели это так трудно? Целыми днями дома сидит и пялится в «Снимите это немедленно».

– … Но сейчас работать стало в сто раз удобнее. Федя настроил программу для связи с комитетом финансов напрямую, и интерфейс удобный, любой дурак разберётся, – Катя улыбнулась и как-то глубокомысленно покивала. Костя опоздал на начало фразы, думая о том, как бесполезно Людка прожигает своё время в данный момент. Ест какие-нибудь чипсы, прихлёбывает кока-колу и щёлкает по каналам. И это его женщина, та женщина, которую он выбрал. Стыдно, товарищ, как же стыдно. И даже немного страшно. – Жаль, что он переходит в Управление.

Костя вдруг проснулся и прекратил уминать отбивные. К ним в Управление кто-то переходит, кто-то явно неплохо разбирающийся в компьютерных программах. Это было хорошо, а то все программистские проблемы уже второй год вешали на Лёшку, без доплаты, конечно. А тот по доброте душевной не мог отказать. Приходилось отказывать Косте за него, ну и скандалить с начальством.

– Что за Федя?

Катя аккуратно поддела вилкой куриное крылышко и обворожительно улыбнулась.

– Он в бухгалтерии сейчас сидит, вы его видели только что.

Костя с трудом справился с оформившимися в слова мыслями. Работать рядом с пидарасом, мягко говоря, не хотелось. Очень мягко. И дело было даже не в самом процессе работы. Костя вообще не хотел знать о его существовании. Фобия. Как ни прискорбно себе в этом признаваться, но это была реальная фобия со всеми вытекающими. Даже ладони вспотели и во рту пересохло. Отбивные стали проситься обратно, им не очень уютно было в спазматически сжимающемся Костином желудке.

– И как Васильев это допустил? – всё-таки Костя не смог сдержаться и устало откинул вилку на стол.

Катя отстранилась и изумлённо уставилась на него. В её взгляде промелькнула тень раздражения.

– Федя замечательный сотрудник. Его приглашали работать в Норвегию, Великобританию и на Тайланд, – начала Катя вдохновенно, по её щекам поползли красные пятна. – Но у него здесь семья, которой он помогает, поэтому он не хочет уезжать. Он вундеркинд. Закончил университет в девятнадцать лет. И, Константин Сергеевич, в конце концов, это подло, – вдруг понизив голос, закончила девушка и встала из-за стола. – Извините, мне пора возвращаться, рабочий перерыв закончился.

Она ушла, даже не попрощавшись. И Костя подумал, что… а впрочем, ничего конкретного, расплывчатые нелитературные метафоры и сравнения.

– Лёшка! Да приди ты в себя! Это же пидарас! – Костя мерил шагами тесное пространство курилки и размахивал руками, надеясь, что может быть, хотя бы его напор и интонация убедят коллегу в том, что педики – это плохо. И это не «отличный вариант» и «помощь прибыла». Катастрофа, вот что это такое.

– И что? Я как-то к гомосексуалистам ровно отношусь, – Лёша привычно добивал пофигизмом и «позитивным настроем». Смолил «Честер» и следил за метаниями Кости предельно дружелюбным взглядом. – У Любаши подруга живёт с девочкой. Замечательные девчонки, с головами на плечах. Мне они жить не мешают. А про Лаврива все хорошо говорят в филиалах. Он вроде как гений. Мне интересно с ним поработать. Никогда не видел гениев вживую.

– Насмотришься ещё, оно того стоит! Цирк уехал, клоуны остались…

Костя затушил окурок о стену и сделал три коротких вдоха, пытаясь себя успокоить. Вот Лёшка же вроде нормальный парень и ничего, его-то пот холодный не прошибает от разворачивающейся перспективы. Надо относиться к жизни легче, легче… Внутренний голос разума говорил, что у Кости сплошные предубеждения, и Людка говорила о том же. И, кажется, мама ещё говорила. Мама вообще считала, что «с таким говном никто никогда не уживётся». Но об этом Костя старался лишний раз не думать. Он возьмет себя в руки. Просто должен взять, иначе безвозвратно испортит свой имидж. Имидж – всё, пидарасы – ничто. Их просто не существует. Никогда не было и не будет. Руки опять предательски задрожали, стоило только вспомнить этот проклятый душный запах шоколадных конфет.

3.

А ночью Костя понял, что не может спать. Глаза распахивались, и Костя пялился в потолок без единой надежды на сладкий сон. Людка сопела рядом, уткнувшись в подушку, и впервые в жизни Костя позавидовал её беззаботности. Ну никакого сочувствия! Он рассказал ей про трансвестита Фёдора (по совместительству гения), с которым вынужден будет находиться в одном кабинете по восемь часов в день. Рассказал в самых ярких цветах и красках, пытался напугать или хотя бы вызвать понимание. Но Людка хохотала как полоумная и крутила пальцем у виска. И всё. Никакой необходимой реакции. Костя попытался вспомнить хоть один раз, когда они сходились во мнении, и понял, что прецедентов не было.

– Ну Костик, ну ты чего? Серьёзно, что ли? Да расслабься! Тебя же никто не заставляет с ним целоваться! Хотя… целующиеся мальчики – это так возбуждает, – выдала она и смущённо улыбнулась, видимо, представив, как это может выглядеть.

И потом Людка говорила что-то ещё, опять, кажется, про шмотки, которые видела у Машки, и ещё про кастрюлю с двойным дном… А Костя смотрел на неё и не мог вздохнуть. Горло сжалось словно в тисках, и к сердцу перестало поступать достаточное количество крови. Бедное сердце забилось сильнее, казалось, что оно стучит всюду, особенно в затылке. Ритмично, словно кто-то пытался вдолбиться в голову извне. Костю переклинило. Паническая атака – всплыло в сознании объяснение его внезапного состояния. Впервые в жизни с ним случилась паническая атака, или нечто весьма близкое по симптомам. Костя медленно осел на стул и закрыл лицо руками, чтобы перед ним не маячили образы целующихся мальчиков, обязательно «возбуждающие». И почему-то все они были похожи на Федю Лаврива в голубых женских блузках, и губы у них были накрашены ярко-красной Людкиной помадой. И улыбались они развратно и призывно. А потом мальчики стали расстёгивать друг на друге блузки и стягивать с тощих плеч. И ещё они лапали друг друга везде. А потом Косте вдруг показалось, что это его лапают. И Лаврив прижимается к нему и пахнет этими своими приторными конфетами. Голова перестала болеть и поплыла. Костя застонал сквозь плотно сжатые зубы и, собрав остатки сил, засмеялся:

– ****ство! – он стукнул кулаком по столу, отчего Людка подпрыгнула и замолчала. Она испуганно хлопала ресницами и смотрела на Костю, как на взбесившееся животное, которое при следующем движении может броситься на неё.

– В смысле? – прошептала она.

Костя облегчённо выдохнул. От крика образы раздевающихся Лавривых распались, и осталась одна только всё ещё оторопевшая от неожиданности Людка со своей двухдонной кастрюлей, мечтой любой домохозяйки.

– Да я всё про работу думаю… – поспешил успокоить Костя и даже взял в ладонь её руку, потряс в воздухе и поднёс ко рту. Прикусил мизинец. Он знал, что Людке нравится. Она засмеялась и попыталась вытянуть руку, чтобы Костя не кусал и другие пальцы. Но он не отпускал, и они засмеялись вместе. Стало легче, и постепенно дыхание выровнялось.

А ночью образы вернулись вновь. Внутренний Разумный Костя говорил, что если спустить всё на тормозах и попытаться забить на симптомы, то можно запустить болезнь и свихнуться окончательно. Можно превратиться в зашуганного дебила, который будет шарахаться от коллеги по работе и не спать по ночам, потому что… Костя зажмурился сильно-сильно, так, что из глаз потекли слёзы. «Ты знаешь, Костя, что дело вовсе не в Лавриве, – с глубокой интонацией говорил Разумный Костя. – Это признак латентного гомосексуализма. Даже твоя недалёкая подруга знает, что паника – это явный признак того, что ты такой же голубой, как и Лаврив. А может быть, ещё голубее, потому что он-то признаётся самому себе и окружающим, что любит женские шмотки и носит их. А ты зарываешь проблемы и присыпаешь сверху песочком».

«Нет! Не верь ему, его голосом говорят стереотипы! – это проснулся Интуитивный Костя, тот самый, который всегда был рядом, когда нужно было принять нестандартное решение в кризисной ситуации. И ему Костя доверял больше, чем Разумному, несмотря на то, что пару раз Интуитивный Костя толкнул на безумные поступки. Например, хлопнуть дверью и уйти из дома в семь лет. Мать чуть не поседела, когда искала Костю по чердакам и подвалам. – Человек более многогранен, чем пишут в Людкиных журнальчиках. И ты можешь не любить голубых просто так, а вовсе не потому что сам такой. Каждый случай уникален, каждый человек особенный! Не смей себя убеждать в обратном! Не обобщай, Костя. Ты же личность!»

Но Разумного Костю не так-то просто было заткнуть, неспроста же он занимал ровно пятьдесят процентов Костиной головы – всё левое полушарие.

«Нет. Костик, ты попал. Ты вляпался по самое не балуйся. Если что-то выглядит как роза и пахнет как роза, то, скорее всего, это роза и есть. Скоро ты изменишься, Костя. Скоро ты будешь думать, что быть голубым – это нормально. Готовься к переменам. Ха-ха».

– Константин Сергеевич... Сергеич! Приём! Земля вызывает Сергеича!

Это Лёшка протягивал Косте телефонную трубку через перегородку и пытался привлечь внимание спящего на ходу товарища. Товарищ так и не смог заснуть ночью. Разумная и интуитивная часть его сознания договорилась до того, что «Тутти-Фрутти – всё-таки самая вкусная жвачка на планете». Костя принял ледяной душ и, позавтракав парочкой банок энергетика, пришёл на работу бодрячком. И даже почти прилетел на крыльях, как в рекламе. Конечно, быстро сдулся и теперь спал с открытыми глазами, перекладывая с места на место котировочные заявки. Разумный Костя строго-настрого запретил вводить данные в компьютер, потому что завтра придётся переделывать, на что Интуитивный Костя активно возражал и приводил весомые аргументы вроде «не ссы, прорвёмся!» или «да где наша не пропадала?!»

Взяв телефонную трубку, Костя бесшумно зевнул и, глубоко вздохнув, вежливо поздоровался:

– Добрый день, Константин слушает.

В трубке вдруг засмеялись, знакомый высокий голос смеялся над ним, а потом раздался громкий чмокающий звук, словно смачный поцелуй в мокрые губы, и короткие гудки. По позвоночнику пронеслась электрическая волна, и кожа покрылась мурашками. Костя чуть не выпустил трубку из рук. Ему на секунду показалось, что он всё ещё спит и видит сон. Нет, не сон, кошмар. Это был настоящий кошмар. Но Костя не спал. Лёшка по-прежнему пыхтел над чертежами за перегородкой, Мариночка щёлкала клавишами, общаясь в аське, Мария Игнатьевна зевала и отправляла платежи. И только один Костя сжимал ледяными пальцами пиликающую трубку и не знал, что делать и куда теперь бежать. Трансвестит Лаврив его запомнил. И теперь уже сам решил отомстить. Грубо, гадко и мелочно! Вот пидор!

– Что предлагают? – праздно поинтересовался Лёшка, вынырнув из-за перегородки, как чёртик из табакерки. – Сергеич? Заболел, что ли? Ты бы не рисковал здоровьем, Любаша говорит, что грипп свиной ходит.

Костя судорожно вздохнул, нажал на отбой и протянул трубку Лёшке, так резко, словно она заключала в себе всё зло мира.

– Не… – нервно улыбнулся Костя и помотал головой для верности. – Не выспался просто. Трубку бросили, а кто звонил-то, представился?

– Менеджер из какой-то «Голубой лагуны». Сказал, что хочет Константина Сергеевича. Первый раз слышу такое название…

Костя передёрнул плечами и махнул рукой, типа хрен с ними. От услышанной фразы «хочет Константина Сергеевича» его бросило в жар, опять руки зверски вспотели. Лёшка спрятался за перегородку и привычно зашуршал чертежами.

– Сучка… вот же сволочь, – бубнил Костя, ёрзая на стуле и чувствуя, что не только проснулся, но и готов горы свернуть, а лучше шею. Да, всего-то нужно свернуть одну тощую шею, и всё будет нормально, всё вернётся на круги своя. – Значит, решил прикольнуться? Ну-ну… ну-ну… мы ещё посмотрим, кто кого!

И Разумный и Интуитивный Костя единогласно согласились посмотреть.

4.

Операция носила кодовое название «Охота на ведьм». До перехода Лаврива в Управление Костя решил собрать на него весь существующий компромат. Если хочешь победить, нужно познакомиться с врагом не только лицом к лицу, но и знать его сокровенные тайны, и однажды нанести последний сокрушительный удар, чтобы прямо в самое больное двинуть! Да, именно поэтому Костя подарил Тамаре Семёновне – очкастой зануде из отдела кадров, шоколадку, чтобы добраться до заветной папочки с ксерокопиями паспортов и прочих выходных данных сотрудников. Лёшка сказал, что документы Лаврива уже там. Откуда Лёшка знал любую информацию, которая нужна была Косте, оставалось загадкой всегда. И для самого Лёшки в том числе, просто знал и всё, то тут услышит, то там… Конечно, Тамара Семёновна была уверена в том, что Костя хочет разузнать дни рождения своих коллег по работе, но не смеет напрягать престарелую кадровичку и заставлять искать в компьютере такие скучные данные. Он сам всё сделает, и ещё вот шоколадка к чаю в самый раз.

Лавриву Фёдору Дмитриевичу оказалось двадцать четыре года. Прописан он в Ленинградской области, в каком-то селе, родился там же. И ещё он ужасно нефотогеничен. Моргнул, что ли, придурок? Кроме того, за последние четыре года он очень изменился внешне. С затёртой ксероксом чёрно-белой фотографии на Костю смотрел самый обыкновенный коротко стриженый задрот с длинным тонким носом и полуприкрытыми прозрачными глазами на узком аморфном лице. И кто же на него позарился-то? Костя давно уже не испытывал такой незамутненной радости, словно он опять дорвался до папиных инструментов и решил похозяйничать в ванной и туалете. Обычно отец после таких покушений на свою собственность делал строгий выговор или даже давал обидный и болезненный подзатыльник. Но Лаврива-то соплёй перешибёшь (что вызвало очередную дьявольскую усмешку), поэтому Костя мог вволю насладиться своими бирюльками и ничего за это не получить.

Учился тощий трансвестит Федя в СПбГУ и действительно закончил его с красным дипломом в девятнадцать лет. И ещё у него есть диплом физика-ядерщика. И работать он будет по совместительству. Костя хотел прочитать молитву во славу господа, но Разумный Костя резонно заметил, что не знает слов молитвы, причём никакой.

Находки заняли почётное место в виртуальном досье на «Ведьму №1». Как их использовать, Костя пока не решил, но аппетит приходит во время еды. А потом он с энтузиазмом первооткрывателя рисовал в Paint’е плакат «Пидорам вход запрещён» и знак кирпича под надписью. Он скинул получившийся гениальный рисунок Лёшке по аське и спросил совета, где его лучше повесить: на входной двери в здание или непосредственно в кабинете. Лёшка сначала поставил смайлик с безумно вращающимися глазами, а потом написал, что Косте «просто нечем заняться», «а не хочешь научиться кататься на роликах?» или «может, заведёшь реестр договоров, чтоб директор не психовал».

Замечание, конечно, достигло цели. На полчаса Костя угомонился и даже спокойно поработал над реестром. А потом его опять накрыло. Пришёл директор и сказал, что завтра в их тесный и дружный коллектив «вольётся свежая кровь» (Иногда Александр Григорьевич говорил весьма сомнительными метафорами). И сидеть эта «свежая кровь» будет за свободным компьютером, который стоит в углу кабинета. Костя облегчённо выдохнул. Там ему самое место, в позорном углу.

– Федя – сын одного моего хорошего друга, поэтому я надеюсь, что… – и тут Григорич очень выразительно посмотрел на Костю, – никаких проблем не возникнет, всем понятно?

– Куда уж понятнее? – хмыкнул Костя и на автопилоте опять открыл Paint. Следующий плакат гласил: «Добро пожаловать в ад». И этот-то плакат он точно повесит на входной двери, и пусть его уволят к чёртовой матери. Лучше так, чем держать негатив в себе. Даже Лёшка такое всегда советовал. Правда, не в отношении Лаврива, но это без разницы. Принцип есть принцип, и работать он должен в любой ситуации.

– Костик, ты такой весёлый, мне очень нравится, когда ты весёлый, – Людка ластилась как кошка и даже сама захотела «поваляться в кроватке», как она любила выражаться. Вообще Людка часто говорила пошлости. Она, как и Лёшка, любила смотреть телевизор и заучивать наизусть цитатки, чтобы потом общаться ими с подругами и иногда с Костей, но тот старался пресекать пересказы умных фразочек на корню. Он всегда чётко знал, какая мысль принадлежит самой Людке, а какая Гарику Мартиросяну или Зайцеву-плюс-один. Но сегодня Костя не мог думать ни о чём, кроме мести и завтрашней «радушной» встречи. Он даже приготовил ужин и купил бутылку вина для романтического ужина. Периодически ловил себя на том, что улыбается, просто так, вроде бы без причины. Настроение было прекрасным. Иногда Интуитивный Костя нашёптывал, что психопатам легче и радостнее живётся, в принципе. На что Разумный Костя разумно объяснял, что эйфорию вызывает любая приносящая дивиденды деятельность. А такой деятельности у Кости сто лет не было.

– Ты хочешь сделать мне сюрприз? Ты такой счастливый и загадочный. Что это будет? Если замуж, что я выйду за тебя!

Костя отвлёкся от мыслей о Феденьке, который входит в кабинет, и на него выливается ведро ледяной воды, и все его завитые кудри превращаются в сосульки. И он начинает психовать и ругаться матом прямо при директоре, а Костя и Лёшка смеются громко-громко, и Мариночка тоже смеётся! И даже Мария Игнатьевна… хотя она никогда не смеётся, но тут будет. Костя в этом уверен. Всем будет смешно, и все его поддержат, и Фёдору придётся свалить несолоно хлебавши, потому что гомосексуалисты им не нужны и вообще… как он посмел ржать в трубку?! А потом Разумный Костя пересказал слова Людки, пропущенные якобы мимо ушей. И вот тогда Костя проснулся и посмотрел на неё так, словно впервые увидел.

– Какой замуж? Люд, ты в своём уме? У нас два кредита и оба на твои капризы, и кроме того, у тебя родственников больше двух сотен, куда мы их пригласим, на окрошку?

Людка обиженно надула губы и отсела от Кости на край дивана, стала ритмичнее давить на кнопки пульта.

– Я всегда знала, что ты меня не любишь. Но мог бы хоть не демонстрировать это так откровенно, Костик!

Ну вот опять… Откровенность ещё никого не спасала. Нужно срочное вмешательство физиологических рычагов воздействия. Костя любил целоваться, и руками лапать тоже любил. И вообще все эти нежности были приятным дополнением к серым будням. Жаль, что Людка не разделяла его настроя. Ей было то холодно, то жарко, то мокро, то щекотно. Ей всегда хотелось побыстрее, потому что телевизор не мог так долго ждать и манил своим чёрным матовым окном. Людке было интереснее смотреть на любовь по телевизору. Там всегда было красиво и под музыку, предельное понимание и фонтанирующая страсть сметала всё на своём пути.