Текст книги "Olivier"

Автор книги: Merlin

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 14 страниц)

Выделенные для обслуживания стола молодые деревенские парни надевали (на основе вчерашнего прецедента) отстиранные и отглаженные камзолы бывшего ливрского полка, а одноименные девки наряжались в сарафаны и надевали праздничные кокошники. Потомки тех мундиров так по названию сгинувшего полка и называют до сих пор ливреями, а потомки же кокошников и по сию пору составляют форменный головной убор функциональных потомков тех девок – официанток без такого знака принадлежности к профсоюзу еще недавно можно было встретить лишь в дешевых забегаловках… однако, не о том речь.

Несмотря на то, что по высочайшему повелению начало обеда предполагалось в два часа пополудни, гости начали высказывать все возрастающее желание немного подкрепиться значительно раньше – чему способствовало не столько состоявшееся путешествие на свежем воздухе, сколько разносящиеся с кухни разнообразные и весьма привлекательные ароматы. Короче говоря, уже без нескольких минут час как гости, так и хозяева поместья единодушно разместились вокруг стола. В силу неготовности изрядного числа из планируемых к застолью блюд Франсуа распорядился подать к столу для начала напитки безалкогольные для занятия рук и ртов гостей нейтральным действием и выдать гостям свежеизготовленные «меню» и «винные карты» для занятия уже умов гостей проблемой выбора. А поскольку юный француз понимал, что до изобретения телевизора или даже граммофона, способного отвлечь ожидающих пайку лиц от действенной (в условиях норм крепостного права) критики пищеготовцев, еще далеко, то для занимания гостей чем-то осмысленным немедленно по мере завершения производства на стол стали выставляться мелкопорционные салаты и ранее заготовленные «холодные закуски». Для удовлетворения «мясных запросов» выраженных частью приступивших к поеданию салатов господ Франсуа-Рожер Гастон то ли в припадке бессильной ярости, то ли в результате гениального озарения изобрел уже в ходе обеда несколько новых «традиционных блюд русской кухни». Прежде всего он распорядился нарезать тонюсенькими ломтями несколько свареных заранее говяжих и свиных языков, а ломти эти красиво, но тонким слоем разложить по нескольким тарелкам так, чтобы вилкой можно было ухватить не более чем один-два ломтика. Тем же манером он распорядился распластать и подать к столу привезенную в качестве презента одним из гостей соленую семгу. А увидев успех новых блюд среди гостей, аналогичным образом подготовил и подал к столу холодную вареную свинину и остатки холодной же осетрины, запеченной вчера над мангалом но недоеденной вчерашними едоками.

Вторым «мгновенным» изобретением хитроумного французика было принципиально новое кушанье. Обычно внутренние органы животных и птиц, именуемых для общности «потрохами», относили к категории «субпродуктов» – то есть продуктов, скажем, не высшей категории, и высшим сословиям их в пищу не готовили. Но врожденная экономность русского крестьянина не позволяла им выкидывать даже потроха, и работники бабынинской кухни готовили их отдельно для собственного употребления. Так на кухне оказался чугунок с вареной куриной печенкой – не самый маленький по размерам, поскольку кур было направлено на пищевые цели несколько десятков. Француз знал, что куриная печень в вареном виде вкус имеет несколько резкованый, да и крошится довольно легко, что делает ее неудобной (если не сказать неприличной) к подаче к барскому столу. Но, подумал юный шеф, если смягчить небольшую резковатоть вкуса маслом сливочным, тщательно перемешав уже перемятый в труху субпродукт, то получившееся блюдо баре должны вкупе с многими другими заглотить без особых претензий. Здоровые мужики почти мгновенно воплотили задуманное в жизнь и Оливье, красивости ради уложив смесь в начищенные ранее пашотницы и иные мелкие миски и украсив каждую миску масляным же «цветочком», отправил продукт в широкие народные массы. Новый, интуитивно изобретенный продукт произвел фурор за столом, и впоследствии первооткрыватель нового кушанья, названного групповым именем «паштет» (а как еще назвать незнакомое блюдо, поданное именно в пашотнице? – хотя каждому ясно, что пашотница – это всего лишь подставка для яиц), был вынужден провести серьезные исследования в части применимости различных печенок и иных субпродуктов для увеличения объемов подаваемых к столу «паштетов» – но дальнейшие исследования были произведены гораздо позже, сейчас же подача паштета позволила завершить ранее запланированную готовку первых блюд и, как стало здоровой традицией позднее, примерно через час после начала пиршества гостям было объявлено, что наступило время подачи горячих блюд.

Если первый час гости, впервые столкнувшиеся с изобилием и невиданным разнообразием продуктов, активно переговаривались, спрашивая друг друга «что это там такое красненькое в зеленой миске» и обращаясь к соседям по столу с просьбами «передайте мне кусочек той белой рыбки», то следующие полчаса прошли в относительном молчании. Гости постепенно стали проникаться пониманием того, что все произошедшее есть не более чем прелюдия и в размышлениях как об уже съеденом, так и о предстоящем к поеданию исходя из содержимого лежащих на столе меню старались оценить свои силы и прикидывали допустимые объемы и веса заказываемых порций. Наличие среди гостей определенного числа бывших и настоящих офицеров плюс все еще не закончившаяся, хоть и за пределами России, война подвигла мужскую половину едоков на временное прерывание трапезы с целью «покурить и оправится» за разговорами о текущей международной обстановке. Накрапывающий на улице осенний дождик вынудил мужчин остаться под крышей, однако привычка курить непосредственно за столом еще не приобрела популярности – и для курения и бесед курящая часть мужчин переместилась в отдельную комнатку с изображением писающего мальчика на двери. Собственно с тех самых пор и пошла русская мужская традиция совмещения сортира с курительной комнатой. Женщины же, избавившись на время от тесного соседства с мужьями, отцами и чадами мужского пола, получили возможность обсудить за столом уже сугубо свои, женские проблемы, перемывая косточки как временно покинувшим их мужчинам, так и отсутствующим за столом другим женщинам.

Примерно через час публика, облегчив душу и тело, продолжила банкет, с большим успехом конечно. Мероприятие, переодически прерываясь, затянулось почти до темноты, после чего гости, сытые, но довольные, постепенно разошлись по местам ночлега. К чести собравшихся, большинство из них не забыло цели мероприятия. Несколько раз даже прозвучали тосты «за здоровье молодых», а после подачи на стол кульминационного блюда торжественного обеда, плавно перетекшего в торжественный ужин – белуги восьмипудовой отварной целиком на гигантском подносе, гости, в порыве восторга вспомнили добрым словом и родителей молодых. Тем не менее звездой банкета был безусловно Анатолий Николаевич Бабынин, сумевший найти столь искусного повара.

На следующее утро гости, позавтракав «чем Бог послал» (а послал он еще пудов пять всяческих закусок, не тронутых накануне) потихоньку начали разъезжаться по местам постоянной прописки. «Молодые», поцеловав друг друга на прощанье, покинули усадьбу после обеда – Петр Анатольевич отправился в Европы в родную часть, а невеста его, Анастасия Никитична, – домой в Москву, к родным папеньке и маменьке, дожидаться возвращения суженого к свадьбе, назначенной (ориентировочно) на начало следующего лета. К вечеру, разобрав павильон и гостевые домики на составные части и складировав их неподалеку для возможного последующего применения, к месту постоянной дислокции отправилась и саперная полурота под командой инженер-прапорщика Валоняйнена.

Исторической правды для следует особо подчеркнуть такой момент. Анатолий Николаевич затеял данное мероприятие вовсе не для того, чтобы потешить свою гордыню и/или каким-то образом продемонстрировать свое превосходство перед соседями. Он затеял званный обед исключительно с целью порадовать друзей и приятелей-соседей. И в самом деле, никто из присутствующих не почуствовал для себя ни малейшего морально ущерба – все присутсвующие на празднике радовались происходящему наравне с хозяевами. Все это произошло потому, что продекларированные позднее и в совсем другой стране лозунги «свободы, равенства и братства» для русских дворян были образом жизни и впитывались с молоком матери. Все, абсольтно все дворяне были равны и свободны, и относились друг к другу совершенно по братски (ну, по крайней мере большинство из них). Все имели равные права. И когда, гораздо позднее, сын дворянки (рядовой дворянки, если можно так выразиться), встал на путь террора и стал государственным преступником, она без тени сомнения отправилась на встречу с высшим, если так можно сказать, дворянином Империи – на встречу с царем, и царь принял ее – без предварительной записи, без унизительных переговоров с мелкими клерками в канцелярии. Принял потому, что все дворяне – равны и свободны. Сына-преступника правда все же казнили – но лишь потому, что равные в правах равны и в обязанностях. Но это так, к слову.

Сам же Бабынин А. Н., получив от француза заказаный праздник, решил, что жизнь на этом не заканчивается. А поскольку в целом жизнь в провинции, да еще в деревне, довольно однообразна и скучна для человека образованного, отставной поручик подумал о целесообразности внесения разнообразности в окружающую действительность путем периодического повторения (а при возможности и улучшения) банкетов, аналогичных прошедшему. Имея твердые моральные устои и помня об обещании отправить французишку домой (самим иноземцем не понятому и не воспринятому), Анатолий Николаевич решил дополнительно пообщаться с молодым кулинаром насчет возможности дальнейшего сотрудничества. Пригласив отдыхающего от забот шефа к себе в кабинет, он первым делом выдал обалдевшему от неожиданности юноше пятьсот рублей в золотых полуимпериалах в качестве платы за доставленное удовольствие. Кстати сказать, сумма была воистину неимоверная – годовой оклад жалованья придворного камер-юнкера составлял сто пятьдесят рублей. А выдав премиальные, обрисовал юнцу текущее состояние дел в мире. Объяснив, что в Европе продолжается война и приятных видов на рост урожаев, надоев и уловов не имеется, обрисовав возможное печальное воздействие на организм одинокого юного индивидуума внешних грубых сил в лице расплодившихся в Европах банд головорезов и дезертиров, Бабынин предложил гастрономическому светилу за астрономическую оплату продолжить деятельность на ниве кулинарии в спокойной и мирной российской глубинке. Отныне и вплоть до наступления эпохи всеобщего мира и спокойствия. Не лишенный воображения юноша, окинув мысленным взором возможные альтернативы своего жизненного пути, был вынужден признать оптимальность именно бабынинского маршрута. А особо оговоренная свобода как действий, так и передвижений в наступающую эпоху кулинарного ренессанса лишь добавила дополнительной приятности грядущей и без того счастливой жизни бывшего «любимого повара маршала Мюрата».

14. Подводя первые итоги

Проведенный банкет обошелся среднерусскому помещику в изрядную копеечку. Даже если не учитывать пятисот рублей, выданных виртуозу котла и сковородки в качестве премиальных, только прямые расходы на продукты, посуду и напитки, потраченные в ходе предварительных экспериментов и собственно во время банкета, превысили четыре тысячи рублей. Более тысячи рублей составила неполученная прибыль из-за того, что крестьяне собственно крестьянским трудом не занимались. А для сохранения поголовья деревенского населения пришлось дополнительно выделить семьсот сорок три рубля серебром для закупки традиционных крестьянских кормов на зимний период. Однако обвинять помещика в мотовстве было бы не совсем верно. Прежде всего, деньги (при их избытке) можно и должно тратить на удовольствия. Но главное – уже на подготовительном этапе Бабынин интуитивно почувствовал наличие возможности возврата вложенных средств. И первой ласточкой, возвестившей о начале эпохи самоокупаемости кулинарного стартапа, стало письмо графа Панина. Старый граф, неожиданно открывший для себя соленые огурцы, возжелал обеспечить себя данным продуктом на постоянной основе. С этой целью он прислал Бабынину запрос о возможности продажи ему того самого мужичка, что прислуживал графу за столом. Мужичок не самых богатырских кондиций в роли простого крестьянина стоил, по рыночным расценкам того времени, от силы рублей в десять-двенадцать вместе с семьей (женой и парой детишек). Однако выступая в качестве специалиста по выращиванию и засолке огурцов, он переходил в совершенно другую ценовую категорию. Сам же Панин, явно желающий зполучить специалиста как можно раньше, даже не уехал к себе в Петербург, а остановился в Смоленске с целью как можно скорее закончить торговые переговоры. И в результате всего через неделю после памятного всем праздника одна из изб в деревне Бабынино утратила жильцов, а владелец деревушки стал богаче на триста рублей серебром.

Однако данная торговая операция проистекла не от алчности экс-поручика, но лишь как знак уважения к старому графу – бывшему однополчанину помещика. Даже при такой заоблачной цене все население деревни могло дать в виде чистой выручки не более двадцати тысяч – в то время как капитал вдалельца деревни благодаря французской кампании на порядки превышал данную сумму. Поэтому, посоветовавшись с основным творцом нематериальных активов в виде рецептур и технологий пищепрома, Бабынин счел более продуктивным создать на базе собственного населенного пункта центр подготовки и обучения кухонных дел мастеров. А так как вновьсоздаваемое учебное заведение предполагало обучение именно технике изготовления разнообразных блюд, ему было придумано подходящее профилю наименование «Смоленский кулинарный техникум». «Смоленский» – потому, что сам Бабынин был именно смоленским дворянином и помещиком. Собственное имя (или имя собственной деревушки – что впрочем одно и то же) бывший офицер счел использовать для названия учреждения нескромным, а имя главного кулинара (например «Франсуа-Рожный») – глупым и неприличным для русского уха. «Кулинарный» (это слово предложил как раз начитанный деревенский староста) означало по латыни как раз «кухонный» (так как староста все же имел некоторые основания предполагать, что внутренний термин «кухня» еще не успел распространиться по всей Руси Великой), а латинское окончание к «технике» приделали чтобы как бы намекнуть на латинскую основу предыдущего слова.

Сам же Франсуа-Рожер, подвергшись внезапному обогащению, постарался (в меру своих скромных возможностей) облагодарить своих товарищей по работе, ставших и друзьями по жизни. Первым оказался отблагодаренным кузнец Василий. Как мы уже упоминали, жил кузнец бобылем. Но этот статус вовсе не является синонимом холостяка. Напротив, словом сим называли (как правильно называть и ныне) мужчину, ранее женатого, но ныне пребывающего в одиночестве по различным причинам. В отсутствие института гражданского брака и соответственно развода основной причиной бобыльства было, конечно же, вдовство. Но крепостное право давало еще одну причину – продажу одной половины семьи другому хозяину. Это случилось и с Василием – Бабынин, утратив в силу естественных причин старого кузнеца, купил нового – как раз Василия. Но то ли покупатель в ту пору был ограничен в средствах, то ли продавцу вожжа под хвост попала – жена Василия осталась у прежнего владельца, и Василий вот уже четыре года ходил в бобылях. Франсуа же, располагая капиталов воистину громадным, решил провести мероприятие по воссоединению семьи приятеля, и, пользуясь предоставленой свободой передвижения, направился в Орловское поместье бывшего хозяина Василия и нынешнего хозяина его супруги Ефросиньи г-на Варфоломеева. По прибытии Г-н Оливье выяснил, что помещик Варфоломеев уже наслышан о произошедшем в соседней губернии перформансе и всячески готов удовлетворить желание всемирно известного кулинара приобрести молодую бобылку в собственность. При возможности, разве что, оказания небольшой встречной услуги…

Поскольку желание визави Гастон Жерара было в общем русле намеченных Бабыниным мероприятий по развитию пищепрома на Руси, после недолгих переговоров француз погрузил в карету бобылку Ефросинью, в сопровождающую телегу – пятерых мужиков, подлежащих обучению сахарному производству, в карман – благодарственное письмо и приглашение на именины дочери экс-владельца законной супруги бабынинского кузнеца, а в кошелек – пятсот рублей платы за обучение означеных мужиков.

Воодушевившись результатами первого приема в незнакомом помещичьем доме обратный путь юное дарование от кулинарии проделало неспеша, с заездом в каждое попутное поместье, и прибыл в изначальный пункт своего путешествия спустя три недели, в сопровождении двух десятков подвод с мужиками и бабами, подлежащими обучению в «кулинарном техникуме», и с небольшим сундучком, содержащим предоплату за предстоящий семестр в размере, многажды покрывающим расходы Бабынина на предыдущем этапе кулинарной революции.

Сам же Бабынин, отбыв сначала в Смоленск, а несколько позднее – в Первопрестольную, тоже изрядно поспособствовал набору учащихся в новое учебное заведение. Имея, однако, несколько иной круг общения, он в качестве абитуриентов умудрился взять с десяток бывших гувернеров детей своих приятелей (все, как один, были соотечественниками Франсуа) и даже трех экс-гувернанток дочерей приятелей, обделенных сыновьями. Почему-то столичный люд особое внимание уделил именно национальности кадров. Отправив абитуру постигать премудрости кухонного хозяйства, г-н Бабынин послал г-ну Шеф-гастроному личное пожелание использовать соотечественников (при наличии возможности конечно) в целях подготовки еще более потрясающего пиршества уже на свадьбе сына. Очевидно, что даже прекрасно зная истиное положение дел в части французской кулинарии, поручик в отставке сам поверил в ошибочность своего мнения и наличие какого-то сокровенного знания и природного таланта у лиц французского происхождения.

Следует однако заметить, что сам по себе «кулинарный техникум» не стал основным центром по распространению кулинарных шдевров ни в Российской Империи, ни тем более в остальном мире. Безусловно, свою роль он сыграл – но главным образом в подготовке шеф-поваров для нарождающихся элитных пунктов обшественного питания, в основном – столичных ресторанов. Народы же Российской империи приобщались к высокому искусству вкусной и здоровой пищи более простыми – и потому более эффективными путями. Начало этим путям положили ближайшие соседи бабынинцев – окрестные помещики.

В конце октября того же 1813 года у близких соседей – князей Друцких-Соколинских, владельцев деревеньки Аполье – состоялись именины младшей дочери. Поскольку младшенькая достигла шестнадцатилетия – возраста невесты, празднование предполагалось широкое, с приглашением группы потенциальных женихов. Князь обратился «чисто по соседски» к галлийцу за помощью в подготовке стола. За отдельное, как говорится, спасибо. Размер этого «спасибо» показался французу заслуживающим уважения, и, сформировав свою первую «выездную бригаду», кулинар отправился на помощь князю. Естественно, в бригаду вошли лишь базовые специалисты, а работы, не требующие специальной подготовки, выполнялись уже апольцами. Но, поскольку от плиты апольских помощников никто не гнал, местное население оперативно переняло основы технологии сотворения новых продуктов питания. Однако обогащение продтехнологиями оказалось взаимным. Бабынинцы, сильно загруженные процессами переработки продуктов в окончательную форму, несколько подзабросили традиционные промыслы, и французский кулинар не смог ранее ознакомится с некоторыми видами традиционных русских полуфабрикатов – в частности, с солеными грибами. То есть в принципе он знал о их существовании и в минимальных количествах даже видел и пробовал их – но запасы апольцев впервые позволили провести с этим даром русских лесов достаточно массовый эксперимент. Отведав соленых груздей, кулинар нерусский решил, что вкус их все-таки несколько резковат и ппопытался «облагородить» его, используя некоторые ранее отработанные приемы смягчения салатных вкусов. Результатом этого эксперимента оказалась грибная икра, впервые появившаяся на столах мировой едящей общественности как раз на именинах молодой княжны Друцкой-Соколинской. Вторым грибным блюдом, впервые явившемся народонаселению на этих именинах, были белые грибы в топленом молоке. Это второе блюдо вообще появилось случайно – выяснив, что сушеный белый гриб необходимо (и достаточно) для употребления сварить, экспериментатор (по примеру работы с кашами) решил попробовать сварить грибы не в воде, а в молоке. Однако, привыкши иметь дело с кухонной плитой, о чугуне с варевом, стоящим в недрах русской печи, юный натуралист попросту забыл. Вспомнив о грибах лишь спустя несколько часов, он с удивлением обнаружил, что томление в чугуне под плотной крышкой грибы превратились в блюдо вполне приятное, и лишь несколько жестковатое. Осенний лес, хотя бы и в конце октября, с учетом используемого в начале XIX века старого стиля все еще мог порадовать ищущую личность свежим боровиком, что позволило пылкому исследователю опробовать тот же подход к свежим грибам. Результат оказался столь неописуемо вкусен, а технология приготовления столь проста, что рецепт разошелся среди окрестного населения буквально за несколько дней. Да что там – окрестного! Из достоверных источников известно, что томленые в молоке грибы по новому рецепту подавались на крестинах сына урядника в городке Ворсма Нижегородской губернии спустя всего две недели после изобретения кушанья.

Впрочем, следует отметить, что поздняя осень года 1913-го не много дала мировой кулинарии как таковой в плане создания новых традиционных блюд. Гораздо больше она дала пищи для размышлений собственно творцу новой кулинарии. Вкусив белые грибы, топленые в молоке в сушеном и в натуральном виде, начинающий творец вкусной и здоровой пищи в очередной раз осознал разницу между использованием сырья свежего и, так сказать, сырья длительного хранения. Поскольку чередование времен года отменить юному французу было не под силу, он, со свойственным любому дилетанту энтузиазмом, приступил к обдумыванию технологий, способствующих получению свежего материала независимо от сезона. А в свете последних кулинарных открытий мысль его направилась в область выращивания именно грибов.