Текст книги "Рыжий Кицуне (СИ)"
Автор книги: Melara-sama
Жанр:
Слеш
сообщить о нарушении
Текущая страница: 7 (всего у книги 11 страниц)
– Да, – совершенно не смущаясь.
– И часто тебе нужно так кушать? – откровенно веселясь, спросил я.
– Нет. Иногда, когда я нервничаю и трачу слишком много энергии, как вчера, когда опоздал к тебе и не смог удержаться.
– Понятно.
Я присел рядом с ним на корточки и посмотрел в счастливые медовые глаза. Он по-звериному наклонил голову на бок и фыркнул:
– Не хочешь мне помочь? – глаза еще сильней засверкали и я впервые разглядел вертикальный зрачок.
Он завораживал, и казалось, что я тону в нем, полностью теряя себя, но в то же время, приобретая что-то новое, совершенно иное, то, что я и не надеялся получить, собираясь на сборы.
– Хочу.
Лис резко вскочил и так же быстро расстегнул свои джинсы, я улыбнулся и подался вперед, поцеловал головку его члена, вобрал ее глубже, лаская внутри языком.
Он не издавал ни звука, не командовал, задавая темп, я поднял глаза и столкнулся с похотливо-пожирающим взглядом звериных глаз. Елисей ловил кайф и наслаждался моими манипуляциями, а я сам млел от того, что мы творили в нескольких метрах от его отца.
Брал глубоко и сильно, помогая себе рукой, немного поддрачивая, и когда мой парень не смог сдержать стона и кончил мне в рот, я прикрыл глаза и сглотнул.
Лис мягко поднял меня и накрыл губы, без языка, просто лаская их, проурчал:
– Это было, как осенний листопад.
– Так же вяло? – усмехнулся я.
– Так же завораживающе.
Мы смотрели в глаза друг другу, и я тихо попросил:
– Не отпускай меня.
Он улыбнулся и наклонился ко мне, прошептал в висок:
– Никогда.
Я хотел спросить, а как же тот день, когда я уеду, как он останется один, как будет с отцом в одном доме, как я буду без его рук и глаз, как я?..
Но я не спросил, потому что вспомнил его слова о будущем и просто обнял.
Вдали послышались голоса и смех Женьки, причитания Валерки и звонкий голос Геннадия, расписывающий полезность злаковых батончиков.
Мы расцепили объятия и вышли из своего укрытия только после того, как Лис поправил джинсы.
– О, а мы все думали, где вы? – выпалил Гена, увидев нас.
– И, по довольному лицу Кицурова, сразу понятно не то, где они были, а то, что они делали. – Ухмыльнулся Женька. – На, Стасик, скушай яблочко. Лимончиков в магазине не было, пришлось взять яблоки, но тебе оно поможет, так как называется сорт «антоновка».
Они рассмеялись, а я прижался к плечу Лиса и прикрыл глаза от счастья, было спокойно и приятно, со стороны ребят летело еще много разных предположений, чем мне можно испортить счастливый вид, но мне было параллельно.
Мы оставили их на опушке перед тропинкой, ведущей в чащу, и сами пошли в магазин, так как оказалось, что они совершенно забыли о солененьком для Романа.
– И зачем ему соленое? – удручающе спросил я у упаковок сушеных кальмаров и осьминогов.
– Он не для себя просил. – Ответил мне Лис, державший корзинку для покупок.
– А для кого, для Ирки? – я поднял на него взгляд и увидел, как Елисей чуть краснеет.
– Лис?
– Люси, – просто ответил он.
Я нахмурился и непонимающе пожал плечами, кто их, девочек, разберет, для чего Люсе соленое в лесу, потом же пить захочет. И причем тут Рома?
– Ладно, я думаю, что упаковки хватит.
– Не думаю. – Ответил мне лисенок и положил еще две и банку огурцов, потом тут же смел все соленые орешки.
– Елисей, ты с ума сошел, она же обопьется потом! – воскликнул я.
– Вряд ли. – Снова непонятно ответил он; когда мы уже выходили из магазина с увесистым пакетом, я остановил его, он вздохнул. – Стас, это не мой секрет, и поверь, я иногда проклинаю мое знание.
Я внимательно смотрел в его глаза, и вдруг до меня дошло, я открыл рот и прошептал:
– Беременна. Люся беременна?
Он лишь кивнул.
Мы в полном молчании дошли до ребят и, распихав покупки по рюкзакам, взяв канистры с водой, пошли в обратный путь до лагеря.
Я не мог избавиться от странного ощущения, ведь она такая молодая, куда ей ребенка, она сама ребенок еще. И кто отец?
Как только я об этом подумал, мою руку оплели родные тонкие пальцы, и тихий голос прошептал:
– Хватит думать, Стас.
– Не могу поверить, вот, оказывается, почему Люся не хотела на выезд, не из-за Валеры и их разры… – я не закончил, остановился, ребята прошли чуть дальше и тоже остановились.
Лис встал напротив меня и, смотря мне в глаза, приглушенно проговорил:
– Стас, они должны разобраться сами, Валера не знает о положении его бывшей девушки, а она не говорит, потому что боится.
Я нахмурился. Кивнул.
И мы продолжили обратный путь.
В лагерь вошли уже затемно, и я собрал девчонок в кружок и передал им хорошую новость:
– По парам, как в детском садике, пойдем купаться в баню. Кто не переносит сильный жар, говорите сразу Елисею.
Они сначала смотрели на меня непонимающе, первая отмерла Зина:
– Стасик! Ты наш герой! – и кинулась мне на шею.
– Не я, а мой парень, – с улыбкой ответил я.
И только сказав это, я понял, что-то не так. Они все застыли и с круглыми глазами смотрели на парней за моей спиной.
Люся всхлипнула и убежала в палатку.
И вдруг до меня дошло, что я сказал и как могли это воспринять те, кто не обладает наблюдательностью Петровича, который, к слову, улыбался отсутствующе, и абсолютным знанием Зины, которая смотрела на меня с уважением.
Я кинулся за Люсей.
Влетел в ее палатку и включил фонарик на потолке. Она лежала, уткнувшись в спальник, бледная, тоненькая, уставшая и плачущая.
– Люсь? – тихонько позвал я одногруппницу.
– Уйди, Стас, – всхлип.
Я залез в палатку и прикрыл полог, сел рядом с ней и тихо проговорил:
– Это не Валера.
– Стас, я знаю, что он тебе нравится, да об этом все знают, и даже он сам тоже, но я люблю его и когда расстались… он же в поезде к тебе подошел, поговорить… И ты не отказал, я видела! – у нее была истерика, а в ее положении нервничать нельзя, я протянул руки и обнял ее.
– Люсь, это не Валера, это Елисей.
– Что? – она оторвалась от меня и посмотрела более осмысленно. – Елисей?
– Да.
– А он мне вчера сказал, что не вернется ко мне. – Невпопад пошмыгала она носом и уткнулась мне в плечо. – Я спросила, почему? А он сказал, что я глупая… а я… – и снова зарыдала.
– Ты попыталась сказать Валере о своем положении? – тихо спросил я в ее льняные волосы.
Люся застыла и покачала головой.
– Нет, Стас. Вот если бы отцом моего ребенка был такой как ты, то я бы не раздумывая сказала, а так, нет в этом смысла. В Валерке столько же благородства, сколько в сосне меда, а любви еще меньше.
– Люсь, он вправе знать.
– Нет, Стас. Мне мама сказала, что если я хочу, то они с отцом не откажут мне в помощи, но лучше бы я вышла замуж. Смешно, правда? Я узнала уже после того, как мы расстались, у нас и было-то пару раз всего… – вдруг она встрепенулась и посмотрела мне в глаза. – Стасик, прости, он ведь нравился тебя, а я тут…
– Прошедшее время самое правильное. – Тихо прозвучало от полога палатки, Лис, не дождавшись разрешения, залез в нее и снова прикрыл. – Тебе нужно с ним поговорить, самой обозначить свое место в его жизни, иначе и ты и он будете несчастны и сделаете несчастным не родившееся еще существо.
Она смотрела на него и вдруг снова всхлипнула, и кинулась к Елисею на шею, обняла и тихо проговорила:
– Ты как свет самой природы.
Мы молча переглядывались, пока Люся успокаивалась и собирала вещи, чтобы переодеться после бани.
Потом в молчании дошли до ребят, столпившихся около костра, и услышали:
– Валер, ты достал меня! – Зина перешла на ультразвук, дело было из ряда вон выходящее. – Я уже много раз говорила, и не говорила тоже – между нами ничего не будет, я люблю другого человека!
– И это брат Кицурова? – прошипел Валерка.
– Да! Это Сема, и ты ничего с этим поделать не сможешь!
– Да он же малолетка!
– В данном случае я вижу только одного малолетку, и он сейчас передо мной стоит!
– Зина, ты мне нравишься!
– Дебил, оглянись вокруг! – проорала девушка моего брата.
Я дернулся и успел растолкать ребят и ворваться в круг, перехватил Зину, оттолкнув ее к Женьке в руки.
Повернулся к Валере:
– Валер, хватит уже, давай просто поговорим, нам с Люсей нужно тебе кое-что сказать. – Начал я, услышал судорожный вздох Ирки.
– Кицуров, хоть в это не лезь! – громко сказала она.
Я понимал, что этот нарыв скоро вскроется, что будет истерика у девчонок, что парни сорвутся ко мне в палатку за «провизией», Петрович… А где Федор Петрович?
Я обвел круг быстрым взглядом и увидел его рядом с костром, он спокойно помешивал угли в костре длинной палкой и курил сигарету, меланхолично рассматривал дым, уходящий в вечернее небо.
Я остолбенел. Впервые во мне как будто что-то взорвалось, и я развернулся к Федору и рыкнул:
– Петрович! Мать твою!
Он выронил палку и в непонимании уставился на нас, вытащил из ушей наушники Генкиного плеера:
– Ась?
Валерка хрюкнул, и все заржали. И как-то само собой все напряжение в воздухе растворилось, и запели ночные птицы, застрекотали сверчки.
Я выдохнул и подошел к Петровичу:
– Чего хоть слушаешь, меломан старый? – с улыбкой спросил я.
– Да, Генкино что-то непонятное, абракадабра.
– «Enigma», – со смехом ответил рядом стоящий Гена. – Заслушаешься!
– Ага. – Согласился Петрович, смотря на меня осоловелым взглядом. – А вы куда это?
– Девочки идут к Елисею в баню. – Ответил за меня Пашка.
– О! – протянул Петрович.
– Так, все понятно, потерян для вселенной. Ладно, Валера, берешь вещи Люси, и мы идем к домику лесничего.
Он хотел возразить, но вовремя получил подзатыльник от Иры, которая очень строго смотрела на меня, а я подхватил под локоток Люсю, то же самое сделал Лис, и она оказалась между нами, так и дошли до избушки.
Ребята, пока девушки были в бане, расселись в доме, подключили интернет и по очереди проверяли почту, попутно попивая квас и восхищаясь современностью жилища лесника.
Валера сделал глоток из кружки и чуть наклонился к нам с Елисеем:
– Так что за разговор такой важный?
Я уютно устроился в руках своего парня и, если честно, забыл о том, что у меня еще есть миссия.
– Чуть позже, когда Люся закончит. – Ответил за меня Лис.
Валерка фыркнул, но не так знакомо и по-родному, как это делал мой любимый лисенок, и отвернулся.
– Не устал? – тихо мне на ухо прошептал Елисей.
– Нет. Все хорошо.
– Может, кушать хочешь?
В избе установилась тишина, а я потерся носом о его щеку и тихо ответил:
– Нет, не хочу.
– Ладно, только если захочешь, скажи, не терпи. – Зарывая руку в мои волосы, ответил он.
И не было нужно ничего, только его руки и нежный шепот, только запахи сосновых шишек и меда, только уютное тепло его объятий и сверкающие медовые глаза, только тишина и мягкие губы на моих губах… и тихое Генкино:
– Нифига себе…
– Гена, не мешай. – Такое же тихое в ответ от Женьки.
А я плыл над всем миров в теплых руках моего лиса, почти мифического существа, что там дальше – неизвестно, но в данную минуту я раскрыл губы для властного и одновременно с этим нежного вторжения.
Глава 12. Бражка на черном хлебе.
– Ребята, достаточно уже, а то мы тут при всех начнем свои игры, а это чревато последствиями. – Немного хрипло попытался остудить наш пыл Женя.
– А мне нравится, – пискнул Гена.
– И даже мне, – вторил ему Ромка.
Лис оторвался от моих губ, я блаженно улыбнулся, смотря в его счастливые медовые глаза, прошептал:
– А вы отвернитесь еще минут на десять. М?
– Не ожидал я от тебя такого, Стас, но это действительно красиво и жарко. – Пропыхтел Пашка. – Того глядишь, станешь тоже присматриваться к окружающим, а так как девочки до сих пор принимают «душ», то придется выбирать из присутствующих.
Все засмеялись, но я увидел, как Женя притягивает Генку к себе и как Валерка чуть морщится, все остальные же восприняли слова Пашки, как шутку.
Прижался к Лису, а он мягко поглаживал меня по бедру, я улыбнулся, увидев, как он перебирает хвостами. Как они скручиваются между собой, сияют оранжевым светом и я не выдержал, протянул руку и зарыл пальцы в мягкий мех, но так, чтобы не увидели ребята. Все же странно будет увидеть, что я держу пустоту.
Мысли мои были далеко отсюда.
Я думал об отце Елисея, о том времени, когда закончится эта поездка, о наших чувствах и о том, что нужно будет что-то придумать и поскорее вернуться обратно.
Я перебирал варианты и ничего придумать не мог.
Все упиралось в учебу и в Сёмку. Ни то, ни другое я оставить просто так не мог. Собственно, последний год можно было доучиться экстерном, или же просто сдать все положенные экзамены и оставить защиту диплома на следующее лето. Но, как это провернуть, ведь готовиться тоже нужно.
Про брата я старался не думать, он без меня не пропадет, но как отреагирует на то, что я хочу уехать в глушь к единственному живому существу, которое для меня весь мир? И мама.
Это была тема похлеще, чем отец, жаждущий вечности. Моя мама – женщина непримиримая, не умеющая идти на компромиссы, всегда делающая, а потом думающая и, к большому сожалению, самым главным ее пороком была любовь к нам. Да, мы жили отдельно, но это было достигнуто таким трудом, что страшно вспомнить, как я тащил бессознательного Семена на руках до машины такси, как она бежала за нами и проклинала на чем свет стоит, как все деревенские высыпали на улицу и таращились на скандал в благополучной семье Кицуровых.
Я помнил, как будто это было вчера, хотя прошли длинные два года, и мы стали общаться с матерью, правда, я до сих пор скрываю самую страшную тайну от нее, и защищаю брата от разговора с ней на тему тех давних лет.
В то лето, Сёмка увлекся мотоспортом, а денег, конечно, на железного коня не было, и он решил заработать самым легким путем – продать краденное. А где лучше всего взять – дома, конечно. Его мать и застукала при выносе ее немногочисленных драгоценностей.
Ему было пятнадцать, испуганный, сжавшийся, а она кричала о том, что он преступник, что пошел по кривой дорожке и виноват во всем я, потому что не углядел за братом.
Когда я ворвался в кухню, Сема был без сознания, он просто никогда не видел маму такую, ведь я пытался гасить скандалы в доме при ребенке, брал на себя ответственность за его глупые поступки. И в тот вечер тоже взял ответственность на себя, и увез его из дома в никуда.
Мы месяц жили у Петровича, а потом, накопив немного денег, сняли первую квартиру, затем Сёма устроился на работу и с первой зарплаты, вскладчину, мы купили ему мотоцикл, подержанную рухлядь, но зато на свои собственные заработанные деньги.
Он был счастлив. А потом позвонила мама и я, снова взял на себе ответственность, и помирил ее с братом, или же не помирил, потому что Сёма до сих пор иногда вспоминает, как она кричала на него в первый и последний раз в жизни.
Не знаю, возможно, все это глупости и дай я матери закончить свою тираду тумаками, Семка бы понял, что так делать нельзя, но я слишком люблю его, чтобы позволить искорежить его детство и восприятие матери вот таким эпизодом.
Сейчас он думает, что не прав был именно он, и нужно было просто попросить денег, но никогда не обвинит маму в излишней строгости или же жестокости. Она для него мать.
Со мной всегда было сложней, мама никогда не догадывалась даже о том, что ее старший сын может отличаться от своих сверстников хоть чем-то, кроме гиперответственности и слишком сильного самообладания. А я молчу.
Возможно, пора открыть глаза Семке и маме?
– Стас, о чем ты так задумался? – насмешливо спросил Валера.
– О будущем, – машинально ответил я.
– А вот и мы! – воскликнула Зина, входя в домик. – Было круто, Елисей, спасибо!
Я немного отсел от своего парня и взглянул на раскрасневшихся девчонок.
– Надеюсь, воды нам хватит? – рассмеявшись, спросил Ржевский.
– Не волнуйся, лично тебе я оставила свою губку и тазик. – В тон ему ответила Ирина. – И, конечно, куб воды.
– О, то есть я буду мыться в квадратном тазике? Но если этот великолепный тазик принадлежит тебе, моя ягодка… – договорить он не успел, в него полетело полотенце, и дружный смех снова огласил домик лесничего.
Я обернулся и поймал немного встревоженный взгляд Люси. Встал с колен моего любимого лисенка и подошел к ней.
– Сейчас ребята пойдут в баню, а мы немного задержим Валеру. Ты готова с ним поговорить?
– Если честно, Кицуров, я бы не лезла в это, можешь испортить жизнь многим людям. – Вдруг раздался шипящий голос за моей спиной.
– Ирина, ты в жизни понимаешь ровно столько, сколько сама познала, так что не лезь с советами.
– Можно подумать, что ты знаешь больше!
– Я чувствую острее и у меня немного больше понимания.
В домике стало тихо, те, кто собрался в баню, застыли при выходе, Валерка округлил глаза. Так же, как многие здесь присутствующие, он не ожидал, что я могу ответить в таком тоне.
– Ты не понимаешь, что творишь! – повысила голос Ира.
– Хорошо, но посмотри на ситуацию, которую создаешь ты, я хотя бы не обнародую чужие секреты, Ирина. – Спокойно сказал я.
– Я никому ничего не говорила!
– Ты привлекаешь ненужное внимание к нашей проблеме.
– Да не делай ты вид, что чем-то отличаешься от других кобелей, Кицуров!
– Хотя бы тем, что предпочитаю себе подобных, – все также спокойно парировал я.
Девчонки зависли, Ирка открыла рот, но произнести ничего не смогла.
– Ну, Стас, ты сегодня в ударе просто! – прохихикала Зина. – Мне осталось не только купить линзы, но и сделать операцию по смене пола?
– Не поможет, у Стасика есть любимый. – Отмер Генка.
Этот небольшой обмен репликами немного остудил Иру, но Люся напряглась еще больше. Я приобнял ее и подхватил под локоть Валеру, пошел в другой конец домика.
Лис задернул занавеску, которая отгораживала печку от основной комнаты и, поцеловав меня в щеку, оставил наедине с молчавшими бывшими любовниками и, возможно, будущими родителями.
– Так о чем такой секретный разговор, хотелось бы побыстрей, я тоже хочу помыться.
– Быстрей не получиться. – Я серьезно посмотрел на Люсю. – Хочешь сама или лучше я?
– Я. – Нерешительно прошептала она и смяла в руках полотенце. – Валер, понимаешь…
– Нет, не понимаю, и если ты как всегда будешь мямлить – не пойму, – безразлично перебил он ее.
Я вздохнул.
– Валер, послушай, я понимаю, что лезу не в свое дело, но вы пока под моей ответственностью.
– И это очень надоедает, Стас.
– Валер, наши с тобой разборки закончились, здесь и сейчас мы решаем не твою судьбу, и даже не Люсину, а совсем другого человечка.
Валерка непонимающе смотрел на меня и, с каждой минутой молчания, на его лице проявлялось понимание ситуации.
– Что? – все же спросил он.
Люся опустила голову и тихо проговорила:
– Я беременна, Валера.
– Хм, учитывая, что из нас двоих тут только я мог быть причастен к этому, и Кицуров тут как буфер, то отец ребенка – я? – он не смотрел на нее, и я понял, что он скажет следующее, покачал головой. Валерка нахмурился, глядя мне в глаза. – Какой срок? – спокойно спросил он у притихшей Люси.
– Почти месяц, – еле внятно.
Он сжал челюсть.
– А раньше сказать не могла? – он повернулся к ней, но девушка все еще стояла, опустив голову. – Послушай, Барашкова, я к двадцати пяти не собираюсь…
Я схватил Валерку за руку, не давая ему договорить. Он не вырывался, но замолчал, Люся, наконец, выпрямилась и хмуро посмотрела на него:
– Думаешь, я собираюсь? – она глубоко вздохнула и выпалила. – Думаешь, я не знаю, какая ты сволочь? Думаешь, мне не больно было смотреть, как ты флиртуешь с другими на моем же дне рождении? Думаешь, мне приятно сейчас стоять перед тобой и, как школьнице, отчитываться за наш с тобой недосмотр? Но ты не представляешь, как я была счастлива увидеть две полоски на тесте! Как я была рада узнать, что беременна ни от кого-то там, а от тебя, Валера! От любимого человека! И, чтобы ты там не говорил, я оставлю его, и буду воспитывать!
Она отодвинула занавеску и вылетела за дверь.
Последние слова слышали все, и в домике было тихо, посреди помещения стоял Генка, в руках у него была куча полотенец, в глазах столько непонимания и страха, что мне даже показалось, придется успокаивать еще и его.
Но Гена удивил:
– Валер, знаешь, учитывая, что Людмила была такой громкой, а Стас держит тебя, я бы, на твоем месте, пошел ее и успокоил.
– Не пойду я никуда, она вообще могла…
– Что она могла!? – зарычала Ира.
И вдруг к нам подлетела Даша, и со всего размаху заехала Валерке в пах, я вовремя успел отскочить.
– Это за ее слезы, дебил.
Я успел встать между Валеркой и Иркой, которая тоже намеривалась стукнуть несостоявшегося отца.
– Хватит.
– Отойди, Кицуров!
– И что будет? Что будет хорошего и положительного в том, что каждая из вас его ударит? Ему нужна здоровая голова и психика, чтобы принять решение.
– Да он его уже принял!
– Это когда? Я, например, еще не слышал, чтобы он закончил свое предложение до конца.
– Стас, ты слишком стал добрым и у тебя закрыты глаза на нормальные отношения, откуда тебе знать, что бывает после акта у девушки и парня! Как потом больно нам, когда нас бросают! – заревела Настя.
Я посмотрел на них на всех, и только в Генкиных и Зининых с Лисом глазах я видел одобрение.
– А теперь слушайте меня, дорогие дамы, я понимаю, что вы ощущаете, я прекрасно понимаю Люсю и понимаю ее боль. Но вы не знаете, что такие вещи вот так не сообщают, что призывая ее сказать Валере, я имел в виду конструктивный разговор, а не с бухты-барахты сообщить о беременности. Вы сейчас хотите устроить самосуд, который, кстати, незаконен, а я предлагаю дать шанс Валере объясниться с Люсей. – Я спокойно помог Валерке подняться и в полной тишине вытолкал его за дверь. – Найди её и поговори. – Вернулся в домик. – Я не защищаю Валеру, как мужчина, за которого, я так понял, вы теперь меня не держите, но я за то, чтобы дать ему шанс самому разобраться с его личным делом и его бывшей девушкой.
– Да он бабник! – рыкнула Ирка.
– Ир, замолчи уже, тебе-то, что от того, что он бабник и Люська беременна? – не выдержала Зина.
– Она моя подруга, между прочим!
– И это не дает тебе права влезать в ее личную жизнь со своими мыслями и взглядами.
– Так, да? Ладно, а вот что насчет тебя, Зина? Ты нам всем лапшу вешала на уши, говоря, что твой парень Кицуров!
Я хотел возразить, потому что ситуация явно вышла из-под контроля, но не успел.
– Кицуров, да, только не этот. – Спокойно сказала Зина. – И это уж точно не ваше дело, девочки, можно подумать, что каждая из вас такая чистенькая и святая.
Ирка надулась и процедила:
– Всегда знала, что не бывает женской дружбы.
– Ты обо всех по себе не суди. Я уважаю Стаса, мне нравится его выбор, и Люсю мне искренне жаль, но не по той причине, по которой всем остальным. Как же, бедная, беременная от того козла! А одна из вас хоть задумалась, что она этого козла любит!? Что ей больно слышать в адрес своего любимого такие эпитеты от подруг! Мне жаль ее, как женщину, потому что сейчас там, за дверью, решается ее судьба, а вы, такие все подруги, просто хотите разорвать того парня, который в состоянии сделать ее счастливой.
Я обнял Зину, и она уткнулась мне в шею.
– Тише, солнце, тише.
– Один ты меня понимаешь, Стасик, – прошептала она в тишине домика.
Генка отмер и тихо, но как-то несвойственно по-взрослому, проговорил:
– Вы совершенно сумасшедшие женщины и я рад, что каждую из вас воспринимаю, как нечто красивое, но совершенно неинтересное. – Потом он прижал к себе полотенца и повернулся к Елисею. – Нам бы потом выпить чего.
Лис кивнул и плавно подошел ко мне.
– Хочешь, сходим, найдем их?
– Да. – Я усадил Зину на кровать и поцеловал в макушку. – Пожалуйста, проследи за ними.
– Иди, Стасик. Я поговорю с подругами о том, что такое женская судьба. – Улыбнулась она.
Мы с Елисеем вышли в ночную прохладу, и он, ни слова не говоря, обнял меня.
Я вжался в него и тихо взвыл.
– Мой сильный мальчик. – Тихо прошептал он в мои волосы. – Не думай ни о чем, посмотри, какая ночь.
Я поднял на него лицо и в темноте его глаза засверкали, как самые настоящие звезды. Он улыбнулся и накрыл мои губы, мягко, успокаивающе, тягуче.
Я приоткрыл рот и толкнулся в его язык, завлекая и наслаждаясь несдержанным стоном.
– Знаешь, ты был такой убедительный, а Зина поразила меня сегодня, – прошептал он, отрываясь от меня с влажным звуком.
– Нужно найти Валеру и Люсю, – с сожалением отстраняясь от любимого лисенка, сказал я.
– Не нужно, с ними все в порядке, пока они только разговаривают и даже не на повышенных тонах, – с улыбкой ответил он.
– Ты специально меня увел?
– Да, не хотел, чтобы тебе пришлось оправдываться перед этими глупыми, эмоционально-неуравновешенными девушками.
– Они не все такие, Лис.
– В большинстве своем, Стас.
– Ты считаешь, что мы неправильно поступили? – через минут десять приятной и сладкой тишины, спросил я.
– Мы толкнули к новому шагу в их, пока таких непрочных, отношениях, теперь только от них зависит, как они будут развиваться и будут ли вообще. – Он уткнулся мне в волосы и продолжил: – А вот с Ирой нужно что-то делать, девушка полностью не удовлетворена своей жизненной позицией и мне кажется, как Духу этого места, именно Ржевский в состоянии разбудить её.
Я кивнул, и в этот момент открылась дверь в баню, и в клубах пара на улицу высыпали наши парни.
– Вы опять? – хмуро спросил Пашка, я понял, что Гена все рассказал, но не стал возмущаться. – Где этот упырь?
– Не мешайте ему налаживать личную жизнь, – улыбнулся я.
Ребята выдохнули, и мы вернулись в домик. Девчонки сидели тихо, и я понял, что они все же поругались, и подозвал к себе Зину.
– Что случилось?
– Ничего, просто мы же женщины и нам нужно остыть, прежде чем перейти к конструктивному диалогу.
– Тогда предлагаю попробовать бражки, – вдруг мурлыкающе предложил Лис.
Все одобрительно закивали и расселись по горизонтальным поверхностям. Гена оказался верхом на Жене, а сам Женька уселся в кресло. Лис хмыкнул, осмотрев ребят, и нырнул за занавеску, оттуда он вышел с небольшой деревянной кадкой и таким же деревянным половником.
– Что настоящая бражка? – скепсиса в вопросе Ирки не убавилось, Ржевский хмыкнул и, не давая девушке что-либо еще сказать, накрыл ее губы.
Все застыли в ожидании, но ничего не произошло, Ира только оттолкнула Ромку, но несильно, и отвернулась. Я видел веселый блеск в глазах Ржевского. Значит, не первый поцелуй. И это было здорово.
Елисей поставил принесенное на стол и достал кружки, конечно, их было всего две, и он с задумчивым видом покрутил их в руках.
– Ничего, по очереди будем, или по кругу, – проговорил я.
– Ладно, тогда ты первый, Стас, – ухмыльнулся он.
– Я не пью.
– Это нужно пить, – ухмыльнулся он шире, все захихикали.
– И что это?
– Бражка на черном хлебе.
– Сделана при помощи брожения?
– Это не единственный способ, но, да, при помощи брожения. – Со смешком ответил мне Елисей. – Боишься?
– Нет, тебе я доверяю, но кто потом нас в лагерь потащит?
– Кто о чем, а Кицуров о своем! – пропел Женька. – Стас, расслабься, мы тебя здесь оставим, так как Елисей тебя не отпустит, а уж мы люди привычные…
– Смотря к чему, Женя. – Разливая бражку по кружкам, отпарировал Елисей.
Он подал одну кружку мне, а вторую Женьке, тот сделал глоток и его глаза сошлись на переносице.
Все как-то странно застыли и вдруг Генка прошептал:
– Ничего себе. Но хорошо, что она все же на черном хлебе, а не на шишках…
Женька выдохнул:
– Едреный корень! – и передал кружку Генке, потом отнял у него и отдал ее Пашке.
Я смотрел на белесую жидкость в своей кружке и вздохнул, поднес к губам и сделал глоток. Закашлялся.
Лис обнял меня и зашептал:
– Тише-тише, аккуратней.
– Ужас.
– Что совсем невкусно?
– А должно быть вкусно? Лучше твои пирожки, – задыхаясь, ответил я.
К тому моменту, когда вернулись Люся и Валера, все уже смеялись и улеглись штабелями на полуторке Елисея, играли в карты на раздевание, и ошарашенный Петрович, зашедший вслед за парой, воскликнул:
– И всё без меня, да?
Лис улыбнулся и протянул ему кружку, Петрович заулыбался и отхлебнул сразу половину.
– Ну, как? – спросил его захмелевший с двух глотков Генка.
– Офигеть, лучше твоей музыки! Наливай!
– Что ты туда добавил? – облокачиваясь о твердую грудь своего лисенка, спросил я.
– Ничего особенного, некоторые успокаивающие травы… – был мне далекий ответ.
Голова кружилась ужасно, и я только понадеялся на благоразумие хоть кого-нибудь из своей группы, прикрыл глаза и провалился в сон.
Глава 13. Выбирая дорогу.
Мягко и уютно, но в тоже время, сквозь сон, я слышал пение птиц и шелест листвы. Было тепло, и я немного потянул на себя пушистое покрывало, оно зашевелилось и накрыло мои плечи само. Я открыл глаза и подскочил.
– Лис? – прошептал я, мутным взглядом ощупывая окружающую обстановку.
Раннее утро еще не окрасилось багрянцем, но краешек яркого, как мех моего лиса, солнца уже показался над кронами деревьев.
Рядом раздался знакомый фырк, и я понял, что сижу на чем-то мягком и теплом. Провел рукой и осознал – шерстка моего лисенка. Я протер глаза и улыбнулся, поворачиваясь к нему.
На меня смотрели большие медовые глаза.
Он был больше, чем прежде, я бы сказал, в раза три, но все такой же милый, со своими плюшевыми ушками и мягкими хвостами, которыми он меня и накрывал.
– Доброе утро, лисенок. – Прошептал я. – Ты стал такой большой.
Медовые глаза лукаво светились, и он дернулся всем телом, встал на четыре лапы, распушил хвосты и гордо выпятил белую грудку.
То, что я при этих манипуляциях оказался на земле, роли не играло. Я тихо рассмеялся и встал, меня качнули, и его лисья сущность поплыла, и через секунду меня держали человеческие сильные руки, прижимая к груди. Я уткнулся в его ключицу и блаженно вздохнул.
– Стас, ты совсем не умеешь пить. – Заключил Елисей.
– Я и не учился, самый сильно алкогольный напиток в моей жизни – был кефир. – Он фыркнул. – Почему мы на улице?
– Потому что в доме негде было развернуться, я не ожидал, что они все решат остаться на ночь.
– Это все твоя бражка, Лис. – Я не удержался и прижался губами к вкусной коже на шее, проскользнул языком по медленно бьющейся жилке сонной артерии.
Он отклонил голову, поощряя мою ласку похлопыванием по попе, рыкнул и сжал половинки руками. Меня повело, и я просто уткнулся в его шею.
– Это все, что ты мне можешь предложить? – проурчал он.
– Ты желаешь больше? – с улыбкой спросил.
– Наивный человек думает, что я могу насытиться им?
– Наивный человек мечтает, чтобы ты показал ему, как он неправ. – Игриво и хрипло прошептал я, толкаясь в его бедро своим пахом, показывая, что все его манипуляции не остались незамеченным.
Он снова рыкнул и подхватил меня, понес в сторону бани.
Это было почти как в первый раз, только намного резче, насыщенней и агрессивнее. Он как будто помечал меня еще и еще, пока на моем теле не остались кровоточащие ранки от острых зубов.