Текст книги "Кукла (СИ)"
Автор книги: maryana_yadova
сообщить о нарушении
Текущая страница: 4 (всего у книги 8 страниц)
Ну, хватит.
Впереди другое, такое же вкусное, обещает Имс.
А может быть, и лучше.
И в любом случае, нельзя давать слишком много воли. Поиграли, и хватит.
***
Заляпанный кровью пиджак оканчивает свое существование в пакете с пищевыми отходами в мусорном баке ресторана в десяти кварталах западнее. Имс избавляется и от фотоаппарата тоже, разбив его о решетку сточной канавы и отправив туда обломки.
На рубашке есть следы крови, он знает это, но большую часть принял на себя пиджак, а рубашка слишком пестрая, чтобы на ней было что-то заметно. Да и не собирается Имс разгуливать в ней при белом свете. Рубашка не доживет до следующего утра, а Имс, рассветной ранью возвращающийся из «Савоя» к себе домой через черный ход бара в слишком тесной ему бледно-голубой рубашке Артура, предпочтет не заметить подавляемой улыбки Аазира.
И когда Аазир сочувственно выставит перед зевающим Имсом чашку густого пряного кофе и между делом заметит, что, по слухам, Джомо не удалось пережить прошедшую ночь, Имс только душераздирающе зевнет еще раз, сонно хлопнет ресницами и, растирая ладонью покрасневшие глаза и неловко поводя плечами в расходящейся по швам сорочке, только хмыкнет и равнодушно скажет:
– Туда ему и дорога. Мечты – слишком вредная штука.
***
Артур буйный и непредсказуемый, а самое главное и замечательное, что эти буйство и непредсказуемость происходят от того, что Артур сам не знает, чего хочет.
Имс терпеливо ждет, когда Артур придет хоть к какому-то решению. Ждет под дверью в коридоре отеля, интимно освещенном тусклым желтым светом, ждет, когда держит Артура за талию уже в номере, ждет, когда Артур замирает прямо у него в объятиях и смотрит куда-то внутрь себя, словно советуется с невидимым собеседником. Вот это уже Имсу совсем не нравится: невидимый неизвестный третий его совсем не устраивает, пусть даже и в голове Артура. Тем более, если он в голове у Артура.
Терпение Имса лопается именно в тот момент, когда Артур наконец-то определяется с дальнейшими планами – он, видите ли, не будет с ним трахаться! Ну конечно! Имс закатывает глаза и запускает ногти Артуру в спину, от души, с приличной долей садизма. Пора показать, кто тут хозяин положения.
Артур вцепляется в него с равноценной силой, рубашка на Имсе рвется с таким звуком, с каким обычно рвется обертка подарочной упаковки. Имс зажмуривается, с силой втягивает в себя воздух, ведет ладонями вниз, от ребер ниже, к талии, запускает руки под эластичный пояс дурацких шелковых штанов – неужели кто-то на самом деле это надевает, чтобы спать?
В голове проносится стая идиотских мыслей: кому вообще нужны пижамы и почему в номере с кондиционированным воздухом вдруг так сильно, непонятно пахнет разогретой саванной, и еще – что кожа на ягодицах Артура вдруг покрывается мурашками.
Это невозможно умилительно и смешно, и Имс фыркает в ямку на стыке шеи и плеча, трется носом, унюхав слабый аромат кардамона – а ведь Артур знает толк в роскоши.
В номере темно, хоть глаз выколи, не видно ни стен, ни потолка. Мрак, как соучастник, свивается в мягкий, глушащий все вокруг кокон, только светлым пятном белеет кровать со сбитыми в кучу простынями. Это правильная темнота, сладкая и томная, и полная обещаний.
Имс просовывает колено между обтянутых шелком ног, ткань холодит одну ладонь, а другая плавится на чужой горячей коже, и тут у этого странного Артура снова случается внезапный приступ: он начинает вырываться из рук так, словно на кону стоит его жизнь, уворачивается и дергается, и добивается всем этим абсолютно противоположного результата. Все это ерзанье и трепыханье ударяют Имсу в голову и, рикошетом, в пах, член встает разом. Вожделение заливает жаром, Имс чувствует, как вдоль позвоночника выступает испарина. Впрочем, и до этого эрекция была уже вполне ощутимой, так что Имс совершенно не намерен тратить время на глупую чушь вроде выяснения отношений.
Поздно.
Он только крепче прижимает Артура к себе, сжимает локтями, запускает руку в волосы на затылке, чтобы зафиксировать голову, не дать отвести глаза, и спрашивает, подняв бровь:
– Ну что еще?
– Мы не можем, – заявляет Артур и вздергивает подбородок, и отворачивается, и подставляет шею так, что хочется вцепиться зубами.
Интересно, он это делает нарочно или случайно? У Имса нет однозначного ответа, и тем больше ему это нравится.
Удивительный Артур. Необычный. Красивый.
Надо присвоить, нельзя упустить.
– Почему это? – говорит Имс.
Ему на самом деле любопытно.
– Мы же едва знакомы, – отвечает Артур и стреляет в Имса глазами.
Нет, приходит к выводу Имс, он делает это не специально. Ни один нормальный мужик не будет вести себя как взбалмошная, напрашивающаяся девица.
Ржать во весь голос, наверное, неправильно, но Имс не может сдержаться. Даже зная, что радостный смех просто на раз убивает всю эротику. Но что делать, если очень смешно?
– Пупсик, – очень убедительно говорит Имс, – мне вовсе не надо быть с тобой знакомым, чтобы хотеть тебя. Скажи-ка, неужели знание, какой сорт маргариток ты предпочитаешь, поможет мне тебя лучше выебать? Что-то я сомневаюсь...
И осторожно укладывает Артура на кровать – все эти беседы отнюдь не помешали Имсу продвигаться в нужном направлении. Имс славится умением выполнять несколько задач одновременно.
– Я захотел тебя сразу, как только увидел, – шепот Имса заставляет Артура напрягаться, прислушиваясь, – почти сразу. И, честно говоря, мне было плевать, кто ты и чем занимаешься – какая разница? А тебе разве нет?
Артур молчит, но не отрывает рук от Имса, ощупывает его спину, бока и вздрагивает каждый раз, когда Имс касается его губами.
Имс подпускает в голос низких нот. Он отлично знает, как гипнотизирующе это звучит, и беззастенчиво пользуется. Все способы хороши, знаете ли.
– Все, что я хочу знать о тебе, – бормочет Имс, прерываясь на легкие, теплые поцелуи, – это какой ты вот здесь, – и он целует Артура в шею, прижимая языком бьющийся под кожей пульс, наверное, все сто семьдесят ударов в минуту, если не больше, – и вот здесь, – и он сжимает губами твердый сосок, втягивает его в рот и выпускает, хлюпая слюной, – и вот здесь, – и трется носом о нежную кожу подмышкой, – и вот здесь, – шепчет он прямо в живот и наконец-то выдирает Артура из шелковой пижамы.
Возражений больше нет. Имсу кажется, что Артур впал в легкий транс. Имс вытягивает руку и зажигает у кровати ночник. Лампочка светится едва-едва, тускло, как ночное насекомое в джунглях, но этого вполне достаточно, чтобы видеть, какой мутный у Артура взгляд, как расширены зрачки, как влажно блестят губы – он поминутно облизывает их языком, и Имс предвкушает, как сейчас, вот прямо сейчас, он оближет эти губы сам, и просунет внутрь собственный язык, и прижмет это длинное, стройное, охуенное тело к кровати своим собственным.
– Смотри мне в глаза, – приказывает Имс и кладет Артуру руку на подбородок, подкрепляя слова движением.
Артур плывет. Он тоже вытягивает руку и самыми кончиками пальцев, почти неощутимо, трогает лицо Имса. Проводит по бровям, обрисовывает щеку, большим пальцем оттягивает губу, и Имс позволяет все это, ловит от этого кайф. Но больше всего от того, что Артур, как и велено, не отрывает от него глаз, будто прилипнув взглядом.
– Очень хорошо, – все это Имсу очень нравится.
Он втягивает палец Артура в рот, чмокает, облизывает ямку у основания и с большим удовольствием смотрит, как Артур сжимает губы, чтобы подавить стон.
Бесполезное занятие, кстати. Грудью Имс отлично чувствует, как ходуном ходят под ним Артуровы ребра, как клокочет сдерживаемое дыхание.
Имс устраивается на коленях. На недоуменный взгляд он отвечает обещающей улыбкой – торопиться мы ни за что не будем, нет-нет, а Артур чем дальше, тем больше напоминает ему давно утерянный и внезапно найденный шедевр. Такое всепоглощающее чувство предвкушения находки бывало у Имса несколько раз за всю жизнь, никогда не обманывало и никогда еще не было настолько сильным. Он думает, что на досуге стоит это обдумать, в конце концов, перед ним все же обычный живой человек, а не затерянная картина Ван Гога, но ощущения…
И Артур – не обычный человек. Понимание наваливается на Имса внезапно, но разбираться он будет завтра.
Он не торопясь разглядывает тело перед ним: длинные ноги с сухими изящными коленями, нежная кожа на бедрах, твердый живот – кто бы мог подумать, что ученый-этнограф может быть в такой форме? Имсу кажется, что каждым своим взглядом, каждой своей лаской он стягивает с Артура слои сомнения и ненужного стыда, как реставратор в мастерской снимает столетнюю грязь и пыль с картин. Имс облизывает пальцы, трогает Артура за соски и жадно смотрит, как Артура встряхивает, словно его ошпарили кипятком.
Имс подталкивает Артура, и тот послушно раздвигает ноги, закидывает руки за голову – и зажмуривается.
– Открой глаза и смотри на меня, – повторяет Имс, запуская руку Артуру между ног.
На Артуре нет ни одного волоска, ноги гладкие, как полированный каррарский мрамор. Имс щекочет лобок, придерживает пальцем вздрогнувший член, внимательно рассматривает его: он под стать всему Артуру, такой же элегантный, идеальный – теперь Артур уже не лежит без движения, а крупно вздрагивает каждые несколько секунд, – поднимает на ладони тяжелую мошонку, разглаживает пальцем морщинки и поднимает взгляд.
У Артура совсем, совсем шальное лицо, сумасшедшие глаза на пол-лица, темный румянец на скулах – боже мой, думает Имс, это гораздо, гораздо, в сто тысяч раз лучше, чем потерянный и найденный Микеланджело или Да Винчи.
Как бы кощунственно это ни звучало.
Живой, теплый, гениальный шедевр прямо в руках Имса.
Охуеть. А ведь еще два дня назад он даже и не подозревал! Да что там, еще утром, несмотря на желание и очевидное притяжение, думал, что все это выльется в красивый и бурный, но короткий роман.
В голосе мелькает слабая мысль, что все это странно, очень-очень странно, но Имс отмахивается.
Имс знает, что он – баловень судьбы. Но вот это – настоящий подарок богов.
Он держит взгляд Артура глазами, а его яйца – рукой, чувствуя, что тот сейчас весь, целиком и полностью – его. Снаружи и внутри.
– Прекрасный, – говорит Имс низким голосом. – Абсолютно прекрасный.
Артур закусывает губы, выгибается аркой на лопатках и пятках, и кончает, кончает сильно и долго, заходясь дыханием и судорогой, не разрывая взгляда, со все еще зажатыми в ладони у Имса яйцами, с хрипом сквозь стиснутые зубы.
– Это было очень красиво, – честно признается Имс спустя пару минут, размазывая сперму в художественные кляксы по животу и груди Артура.
Артур молчит, закрыв глаза, потом тянет руку, пытается добраться до Имса.
– Погоди, – Имс чуть отстраняется, – передохни.
Собственный член ноет так, что в глаза двоится.
Артур смотрит на Имса из-под ресниц.
– Нет, давай прямо сейчас, – требует он.
– М-да? – с сомнением спрашивает Имс и снова заглядывает Артуру между ног.
Тут все меняется: Артур дергается, прикрывает руками пах, да еще и сгибает ногу, наивно полагая, что все эти манипуляции что-то скроют от Имса. Выглядит все это умилительно по-дурацки и невозможно наивно, и Имс не может удержаться, чтобы не заметить:
– Ты потрясающий. Но странный.
Артур снова молчит, как будто набрал в рот воды, и больше не смотрит на Имса, а смотрит куда-то в потолок. Словно ищет там что-то. Имс кусает его за сосок, чтобы не отвлекался. Артур захлебывается вздохом, и Имс снова перехватывает все его внимание.
– Ты странный, – продолжает он. – Ты одеваешься так, как будто занимаешься модой, а не наукой. Ну, это еще ладно. Но и без одежды ты выглядишь так, что в версию об этнографии поверить еще труднее.
– Почему?
– Потому что так следят за телом дорогие содержанки класса люкс, но никак не молодые перспективные ученые.
– Ты думаешь, я пытаюсь ввести тебя в заблуждение? – холодно спрашивает Артур. – Ты считаешь, что я не ученый, а дорогая проститутка?
Имс не замечает холодности. Он никогда не обращает внимания на глупости.
– Нет, я так не думаю, – отвечает он и укладывает на Артура ногу. Лежать так гораздо удобнее. – На проститутку ты, дорогуша, совсем не тянешь.
– Почему это? – Артур даже поднимается на локте, чтобы заглянуть Имсу в глаза.
– Дружочек, у тебя секс-то когда был в последний раз? – мягко спрашивает Имс. – Не везло с любовниками?
Ответа, в общем-то, не требуется. И так все ясно было с самого начала по тому, как нервозно Артур себя вел, как жадно и смущенно смотрел, с какой удалью набросился на Имса – уверенные в себе люди с регулярной половой жизнью расслаблены и уверены и, как правило, не психуют до слез и истерик.
Перед глазами Имса немедленно проносятся недавние воспоминания: как Артур не мог решиться подойти, как мялся, изображал недоступность, как откровенно боялся – и тем самым еще больше выдавал себя.
Только вот Имс не испытывает к Артуру по этому поводу никакого сочувствия, а даже наоборот – полный восторг и радость обладания. Никто, никто не заметил, все проглядели и пропустили, а теперь он с полным правом может забрать это себе. Внутренний Имс удовлетворенно и сыто вздыхает – нет ничего лучше, чем быть в мире с самим собой.
– Да, ты прав. Обычно мне не везет, – Артур снова отворачивается и продолжает очень тихо, так что Имс еле слышит последние слова. – Звезды всегда падают в руки других.
Теперь очередь Имса молчать. Неожиданная искренность, пусть даже случайно вырвавшаяся, и, кстати, это в очередной раз подчеркивает, насколько мало у Артура постельного опыта, – бьет наотмашь, как кирпич на голову.
Вот теперь Имс точно не выпустит его из рук. Правильно он подумал в тот самый первый миг, когда разглядел Артура в гостиной у Патриса – таких больше не делают.
А раритеты – специальность Имса. Никто не умеет обращаться с ними лучше, чем он.
Поэтому Имс решает прервать лирическую паузу, просовывает руки и обхватывает Артура за талию, чтобы резким рывком затащить того на себя. Артур от неожиданности чуть не переваливается на другую сторону, почти что падает с кровати и вынужденно хватается за Имса. Безволосая грудь с засохшими блестящими пятнами оказывается прямо перед лицом Имса, так что грех не облизать это великолепие. Имс высовывает язык и вылизывает, и даже мурлычет от удовольствия, а Артур ахает, и Имс мысленно дает сигнал ко второму раунду.
– Детка, между прочим, я так и не кончил, если ты не заметил, – говорит он и поддает бедрами вверх.
Артур заглядывает вниз, там, где они стиснуты друг с другом плотнее всего, смущается и пытается этого не показать, и от всего этого кровь у Имса в жилах пузырится и играет, как только что откупоренное шампанское. Артур закусывает губу и решительно сползает вниз по Имсу.
Какая прелесть.
– Ты мне очень нравишься, Артур, – говорит Имс вьющимся каштановым волосам на макушке, виднеющейся у него между ног. Завитки колышутся в такт движениям, когда Артур натягивается ртом Имсу на член.
По-видимому, у Имса сегодня тоже день честности и правды. Да, ненормальность Артура, кажется, заразная, вон как влияет на Имса. Он закрывает глаза и запускает руку Артуру в волосы, в них приятно сжимать пальцы, потом скользит дальше и гладит нежное ухо.
Сосет Артур не очень-то умело, если не сказать хуже, но все это пустяки.
Будет еще время научить, думает Имс.
***
На другой стороне континента, в душной экваториальной ночи, жители западной окраины Абомея просыпаются в холодном поту, разбуженные истошным воплем из джунглей.
Никто не рискует вылезать из-под одеяла. Слишком уж много торжества в этом крике.
Глава 6
Когда Артур позже, гораздо позже вспоминает это время, оно почему-то кажется ему красно-желтым.
Хотя это, разумеется, слишком примитивное определение для Артура.
Не красно-желтым, конечно же. Алым, золотистым, винным, солнечным, песчаным, бронзовым, цвета закатов, песка на пляже, цвета рыжего раскаленного солнца, бьющего утром сквозь белые прозрачные занавеси – Артур еще никогда не просыпался так поздно. Цвета загорелой кожи Имса, его апельсиновых и лососевых рубашек и бежевых льняных штатов. Цвета бутылок сладкого вина, в котором Артур себя не ограничивает, когда встречается с Имсом.
С Имсом он себя вообще не ограничивает. Это отрыв – отрыв на полную катушку, словно Артур куда-то торопится. Словно ему сказали, что через месяц или два он, возможно, умрет, и стремительно, без предупреждения.
Иногда ему кажется, что это сон, действительно кажется, хотя он всегда считал штампами подобные утверждения. Но штампы на то и штампы, что повторялись с людьми и событиями бесчисленное количество раз. И, что самое ироничное, даже став штампами, продолжают происходить на каждом шагу.
Такие штампы, как, например, скоропалительный роман сдержанного закомплексованного ученого с опасным незнакомцем в экзотической стране.
Они видятся каждый день, в разное время суток. Иногда Имс остается на ночь, иногда ловит Артура в номере до завтрака, иногда выволакивает на вечернюю прогулку. Артуру кажется, что у них обоих во лбу неоном горит: «Мы трахаемся». Но его это перестает смущать, наоборот, он гордится, что у него в любовниках такой, как Имс.
Он так втрескался в Имса, что порядком его ненавидит. И чем больше ненавидит, тем больше хочет, а чем больше хочет, тем больше ненавидит. Градус кипения все повышается, это замкнутый круг, и Артур в недоумении: где-то же есть предел этой экспоненте?
Имс его не очень-то расспрашивает о каких-то секретах и тайнах, но постепенно Артур замечает, что слишком много ему рассказал. Между поцелуями, лежа у него на груди, прижимаясь щекой к плечу, за бутылкой треклятого вина, под косячок забористой травы, которую Имс, кажется, достает из воздуха.
Это напрягает даже больше, чем то обстоятельство, что Артур заходится от восторга и криком кричит, когда Имс сжимает пальцы на его шее или оттягивает голову за волосы под немыслимым углом, когда трахает. В Имсе мало нежности, но потом Артур понимает, что это не так. В Имсе просто много проницательности.
И Артур за эти две гребаных, чудесных, несказанных недели так меняется, что не может вспомнить – когда это было так, что он видел собственное совокупление с кем-то со стороны. С ним ли это было? Потому что сейчас он не только не видит себя со стороны, он даже иногда не осознает собственных слов или действий, не дает им здравой оценки, не цепляется за детали. Так бывает во сне: страхи куда-то исчезают, и остается чистое чувство, которого в жизни почти не встретишь. Чистое вожделение. Чистое притяжение. Чистое предвкушение. И наслаждение тоже ничем не отягощено.
Когда Имс уходит, мир перестает быть теплого золотисто-красноватого оттенка, роняет его по капле, постепенно линяет. Сереет. Теряет жгучий вкус и пряный запах.
Артур словно бы просыпается без Имса. Но пробуждение это унылое. У Артура в мире, оказывается, есть какие-то социальные роли, какие-то функции. Куда-то надо бежать, что-то писать, кому-то звонить. Он с трудом заталкивает себя в действительность, как в тесный футляр. Он кому-то что-то должен. Он за что-то получает деньги. У него есть научные интересы. Это осознание наваливается, как камень.
Артур вполне мог быть прожить свою жизнь во сне с Имсом, как некоторые курильщики опиума.
Имс не поймет всех этих метаний, думает Артур. Никогда не поймет, еще и высмеет. Он слишком твердо стоит на земле, такие люди не понимают тех, кто все время мечется в поисках опоры и не находит ее. Для кого собственное восприятие не является чем-то, на что можно положиться. Чей разум подобен песку, который колышется от любого легкого ветерка. И любые факты, любые истины, любые обстоятельства – всего лишь знаки на этом песке. Их то сдувает, то заливает водой, то топчут прохожие. Ни в чем нельзя быть уверенным.
И все же как-то, сильно набравшись алкоголя, он спрашивает, подперев ладонью щеку:
– Тебе не кажется, что все это происходит во сне?
Имс непонимающе поднимает брови.
– Все… не слишком выглядит настоящим, – поясняет Артур.
Имс задирает брови еще выше, потом кладет руку Артуру на шею.
– Это потому, что ты все время ждешь чего-то, Артур. Может быть, ты ждешь только плохого, а может, нет, но не это главное. Главное – ты не живешь, дорогуша. Ты все время чего-то ждешь, тревожишься по поводу того, что будет. Или чего не будет.
– А ты – нет? – интересуется Артур.
– Я? – Имс издает презрительное «пфф» и пожимает плечами. – Я живу, как муха-поденка, если хочешь знать. Здесь и сейчас. Представь, вот ты жил и постоянно тревожился, что тебя собьет автомобиль на перекрестке. Или начнется атомная война. И этот страх мешал тебе наслаждаться жизнью. А потом ты просто поскользнулся в душе, ударился головой о кафель, и все. Нет тебя. Был ли смысл в твоих тревогах? Да никакого. Просто зря трепал себе нервы. Сделал свою жизнь хуже, чем она могла бы быть.
Артур криво улыбается и молчит. Имс, конечно, прав. Но где набраться такой же ясности? Это должно быть в крови. А у Артура кровь, похоже, замешана на стылой воде.
Артур действительно тревожится по поводу того, чего не будет.
Вернее, он не тревожится, нет, зря Имс его обвиняет. Он ЗНАЕТ, что ничего не будет.
Потому что в кармане одного из его щегольских пиджаков уже лежит билет в Бенин. Артур покидает Момбасу через несколько дней.
Момбасу и, разумеется, Имса.
Так лучше, думает Артур. Так однозначно будет лучше.
Сны, когда затягиваются, даже из самых сладких могут превратиться в кошмары. Надо уметь вовремя остановиться. И с вином, и с травкой, и с работой. И с влюбленностью тоже. Особенно – с влюбленностью.
Однажды Артур не остановился вовремя, и тогда остановили его. И это было очень, очень больно.
***
Он не прощается. Даже не говорит Имсу, что завтра вечером отбывает в Бенин. В последнюю свою встречу они и сексом не занимаются – просто сидят в баре «Савоя» и на этот раз лениво глушат виски, презрев винное сибаритство. Имс смеется, щелкает пальцами, жует какие-то орешки, рассказывает, как познакомился с Патрисом – рассказывает так, что все равно ничего не понятно.
– Чем ты занимаешься? – ступает на опасную территорию Артур, хотя знает, что это бесполезно. – Ну, легально.
– Всем понемногу, – хмыкает Имс. – Можешь считать меня коллекционером.
– Коллекционер? – осторожно уточняет Артур и делает глоток виски.
Виски хороший, для Имса всегда берегут все самое лучшее. Такое у него умение.
– Ну да. И немного торговец всякими безделушками. Там покупаю, здесь продаю, в Момбасе многие так живут. Ничего интересного. Это ты себе что-то придумал. Какие-то мифы. Будто я божок, экзотическое чудовище, которому покорны все энергии вселенной. Все это у тебя в голове, Арти. Тебе просто нравится выдумывать.
– Выдумал, значит, я тебя? От безысходности. Вот как ты считаешь?
– Мне по барабану, дорогуша. Я-то тебя не выдумывал. Мне это на хрен не сдалось. А вот у тебя в голове – гигантские тараканы. Но это даже умиляет. Для меня ты просто конфета с сюрпризом.
– Конфета с тараканами, – усмехается Артур. – Ну, спасибо.
Имс тоже усмехается. Они оба знают, что это только игра в слова, этакий пинг-понг, бессмысленный, за ним ничего – ну, почти ничего.
Артур смотрит, как поблескивают густые рыжеватые ресницы Имса в свете ламп и на следующий вечер, уже в самолете, никак не может отделаться от этого видения, оно словно намертво отпечаталось на сетчатке.
Перед этим Артур укладывает вещи в чемоданы торопливо, даже хаотично, совсем не так, как обычно; постоянно оглядывается – будто бежит, будто это война, и за ним сейчас придут, схватят, не пустят, уведут. Он надеется, что Имс не появится вдруг, ниоткуда, как он обычно это делает, часто вне всяких договоренностей. Артур не готов что-то объяснять, он хочет все закончить. Этот роман, он слишком пылкий, слишком телесный, удушающий в своей сладости и знойности, Артур уже более чем пьян им, он перебрал. Тело так жаждет Имса, так вопит, требуя его близости, что Артуру это кажется извращением. Он почти с омерзением вспоминает все свои оргазмы.
Но Имса… Имса, даже на пике распущенности, даже в самых нелепых позах, даже говорящего самые стыдные пошлости, он не может почему-то вспоминать с омерзением.
И в самолете, когда подозрительная железная штуковина летит сквозь стремительно чернеющую африканскую ночь, Артур вспоминает не беспорядочную возню на расхристанных простынях, не жадные губы и не то, как Имс двигается волной, всегда плавно, всегда ритмично, словно под неслышимую музыку. Не свой пот и не чужой, не сперму, не кровь от царапин, не закушенные губы, не вздувшиеся жилы на удерживающих его руках, не выпуклые вены на члене Имса.
Он видит длинные золотящиеся от неверного света в баре ресницы, и опущенные глаза, и легкую ухмылку, и золотую цепочку на шее, уходящую под цветастую рубашку, и каплю пота на виске, и неожиданно изящные пальцы, которые вертят запотевший ото льда стакан.
Стюардессы на этом рейсе напоминают уличных торговок.
В Бенине его встречает темень, скудные огни маленького аэропорта, черные люди с автоматами у выхода с самолета – перестраховываются. В очереди на паспортный контроль всего пара-тройка белых лиц, но гид у Артура черный, местный, и Артур с облегчением позволяет ему решать все практические вопросы. Дальше вдоль песчаной грунтовой дороги тянется бетонный забор, постепенно где-то за горизонтом зарождается голубой рассвет, на улицах множество калек и попрошаек, торговцев всяким ненужным хламом, они лезут прямо в окна остановившегося в пробке из мотоциклов автомобиля с белым человеком в дорогом костюме.
Артур закрывает глаза. Он хочет, чтобы его отпустило, для этого есть все условия, здесь другой мир, совершенно другая история, Имсу в ней нет места. Но Артур никогда не умел договариваться с самим собой. Крохи разума и логики всегда тонули под напором чего-то темного и неизбывного, как уходят в бушующую воронку бури обломки корабля.
Путь долгий и утомительный, жара и влажность здесь невыносимы, Артуру даже рано утром кажется, что воздух из этой страны почти полностью откачали. Конечная точка и цель маршрута – деревня Ганви на озере Ноко, так называемая «Африканская Венеция». Когда Артур ее видит даже издалека, он думает: какое у местного населения чудовищное самомнение.
По легенде, много лет назад на доброжелательное племя тофину стали совершать набеги соседи из племени дом хоми, занимавшиеся работорговлей с португальцами.
Чтобы спастись от неминуемой участи, тофину перебрались на озеро Ноко, в котором обитал ужасный демон, зная, что племя дом хоми боится его. И правда, они оставили непокорных тофину, решив дождаться их на берегу. Но тофину не вернулись, построили хижины на сваях – им понравилось жить в озере, а страшный демон стал их защитником.
Сегодня «Африканская Венеция» сильно интересует туристов, для европейцев тут даже построено специальное кафе с вывеской «Бар-ресторан» и фасадом ужасного багрового оттенка – правда, когда Артур в него входит, добравшись вместе с гидом и «гондольером» до острова на единственной цивильной лодке с мотором, понимает, что есть и пить здесь точно ничего не будет, даже под дулом автомата.
Хотя ему уже нравится здесь – царство бамбуковых хижин, раскрашенных в яркие цвета, магазины на каноэ, выдолбленных из стволов баобаба, где продают всякую всячину из плетеных корзин (Артур прежде всего примечает креветки, бананы и помидоры). В Бенине варварски относятся к баобабу, и Артур знает, почему. Баобаб – гигант, и это делает его плохим. Аборигены считают, что дерево забирает человеческие души, и от того оно такое большое. На некоторых лодках видны самодельные паруса, шитые из брезента и полиэтилена, капрона и парашютной ткани, а гребут торговцы в основном шестами, сверкая стальными мускулами на солнце. Кое-где видно и ловцов креветок – молодые парни, словно бы выточенные из эбенового дерева, невозмутимо стоят по пояс в воде, как статуэтки, и ловят креветок в смешные специальные сетки, те же корзины, по сути.
Вся эта картинка наваливается на Артура вместе с множеством запахов – воды, гнили, бамбука, морепродуктов, грязи, сладких подгнивших фруктов, пота, запахов еды из «Бара-ресторана»…
Бенин вытесняет Момбасу.
А ведь Артур даже еще и не спрашивал о том, ради чего сюда, собственно, приехал.
***
Он удивительно быстро осваивается – возможно, Имс бы удивился. Он с удовольствием катается, плавает из одного конца деревни в другой, разглядывая ее в подробностях, знакомясь с местными жителями – ну, насколько это возможно. Гид соглашается плавать с ним так долго, только капитально намахнув джину, – дагомейцы необъяснимо боятся воды, а Ару – не уроженец «Венеции», он живет вообще-то неподалеку, в городе Котону. Артур смеется, они плавают по тишайшей воде, а Ару держится руками сразу за оба борта узкого каноэ, как будто они попали в бурю.
– Если я утону, ты будешь виноват в моей смерти, – бурчит он.
Дома в Ганви очень разные: есть совсем развалюхи, из хвороста, которые едва держатся, есть вполне добротные, почти виллы по местным меркам, даром что на сваях, крытые шифером, в отличие от соседних соломенных крыш. Некоторые раскрашены яркими полосами, лодки тоже крашены в синий, красный, оранжевый цвет.
Артур селится в «отеле» – тот носит гордое имя «Chez Raphael», здесь тусуется по вечерам местная золотая молодежь. У Артура есть не только отдельная комната, но и крохотное подобие балкона с плетеным креслом. Кормят тоже прилично – рыбой, в основном, конечно.
Рыбу здесь ловят все жители, и это увлекательный процесс: тофину делают из веток донный лес, втыкая их в дно озера, и устанавливают сети, куда и попадает рыба, завлеченная ароматом древесины. Ну и пресноводные креветки, разумеется, тоже всегда на столе. В мелких местных ресторанчиках, крохотных тавернах, есть пиво с орешками. Официанты, видимо, обучались у черепах – обычно эта пожилая негритянка, которая, непременно шаркая ногами, приносит вам то, чего вы не заказывали и, забирая тарелку назад, так же не спеша ползет менять блюдо на кухню.
Кругом влажная, липкая жара, никому неохота работать. Зато нет комаров, радует Ару, иначе малярия неминуема. Артур ставил прививки, но все равно ежится. Кстати, и СПИД здесь весьма распространен. Но Артур не собирается ни с кем трахаться. Спасибо, достаточно.
Если честно, он вообще сомневается, сможет ли с кем-то трахаться после Имса.
Ару не спешит вести его к тем людям, которых жаждет встретить Артур, хотя они и договаривались. Наверное, снова побаивается. Но Артур и не торопит. Одна сильная ведьма живет здесь, в Ганви, еще пара-тройка колдунов – в Котону.
***
Дом мамбо – вудуисткой жрицы вовсе не полуразвалившаяся хижина, как ожидает Артур. Это вполне добротный дом, хотя и крыт пушистой выцветшей соломой, и Артур почему-то совсем не к месту вспоминает картинки в своей детской книжке сказок Андерсена – там часто встречались такие вот нарисованные крыши, только дома стояли в пышном снегу. А жилище жрицы стоит на обширном сочно-зеленом островке, и крышу его осеняет большая финиковая пальма.
