Текст книги "Кукла (СИ)"
Автор книги: maryana_yadova
сообщить о нарушении
Текущая страница: 1 (всего у книги 8 страниц)
КУКЛА
Глава 1.
Иногда Артуру кажется: он, как цветная глянцевая мозаика, собран из модных марок. Он любит вещи невероятно сильно.
Он любит перекатывать на языке названия брендов, любит гладить своими тонкими длинными пальцами ткань – нежно, как кожу любимой женщины, любит даже нюхать шерсть или шелк или хлопок. Любит рассматривать на свету разного времени дня – в утреннем свете, в дневном и вечернем – оттенки своих бесчисленных одежек. Строгие сорочки в тончайшую голубую полосочку и игривые хипстерские цикламеново-розовые рубашки с перламутровыми пуговицами и длинными белыми манжетами, кургузые бархатные пиджачки и выпендрежные носки цвета спелого баклажана и бургундского вина, дорогущие футболки с неприличными принтами, длинное приталенное двубортное пальто темно-синего цвета от Belstaff и короткое черное с кожаным воротником от The Kooples, костюмы от Spencer Hart, шарфы, перчатки, бумажки и умопомрачительный кожаный походный саквояж от Paul Smith, шелковые галстуки от Аlexander McQueen и, чтобы уж окончательно добить случайного наблюдателя, солнечные очки Ray-Ban Aviator, вещь из разряда вечных ценностей.
Артур любит не только шмотки. Он, как одержимый, коллекционирует белоснежную фарфоровую посуду, особенно налегая на сливочники – в его небольшой кухне их уже 56, и кофейные чашки – чем крошечнее, чем лучше. Большинство из них малофункциональны, зато как смотрятся в голубоватых предрассветных сумерках или в закатном розовом зареве – загляденье.
Артур любит вещи, поскольку только они в его жизни реальны. За них можно зацепиться, на них можно сосредоточиться и на миг ощутить себя нормальным. Собрать себя в мозаику из снежно-белого тонкого фарфора, синей шерсти, желтого шелка, гладкой сияющей кожи модных туфель. Вещи – его спасительные крючки, поскольку их можно найти везде, и если ты будешь пользоваться вещами определенного качества, сможешь отождествлять себя с ними.
Благодаря вещам Артур определяет себя как дорогого парня. Как высокого профессионала, который не будет работать за гроши и абы с кем попало. Как разборчивого мужчину, если дело касается женщин – такого разборчивого, что секса у него не было уже года три. И работа у такого человека должна быть обязательно прибыльной, но творческой и увлекающей. Она такая и есть, разумеется.
Артур Каллахан – этнограф при Академии надписей и изящной словесности. Вообще-то, родился он в Штатах, в Нью-Йорке, там же получил основное образование, но потом судьба занесла его в Париж, и он здесь серьезно задержался. Теперь половину года он проводит во французской столице, а вторую половину – в поездках по миру, собирая легенды неевропейских народов.
Артур специализируется на Африке – кто бы мог подумать! Артур и Африка – по всему, казалось бы, вещи несовместимые, поскольку Артур холоден, как лед, и Африка понятна ему относительно. Вернее, совсем непонятна. Ни уму, ни тем более его мерзлому, стылому сердцу.
Артур закрывает пресловутый умопомрачительный саквояж и повязывает на шею голубой длинный шарф. Артур садится в такси и отправляется в аэропорт Шарль де Голль. Через энное время он будет в Момбасе, и на него обрушится совсем другой мир.
Артур потирает озябшие пальцы и с легкой тоской смотрит в запотевшее от дождя окно.
Скоро он будет в Момбасе.
***
Момбаса слишком пестрая для Артура. Толком ничего не вычленить, не понять – то ли скрытая угроза, то ли скрытая возможность. Артур любит быть во всем уверен.
Он совершенно определенно думает, что во всем в своей жизни уверен.
И неважно, что он занимается столь странным делом, уводящим в дебри не просто чужого, но чужеземного, чужеродного, чужевидного разума. Профессия заставляет его слушать сказки, по сути, совершенно инопланетных существ – таких, как шаманы племени масаи, например. Это как пытаться расшифровать зов сказочного единорога.
Он знает, конечно, что тут есть для него определенный риск, но убежден, что сможет его контролировать.
В конце концов, это такая же научная, исследовательская, методичная, планомерная работа, как любая другая, разве что сам материал слегка необычен.
Момбаса, в общем, очень цивилизованный город для мест, которые считаются прародиной человечества. Здесь есть офисы мировых компаний, в том числе высокотехнологичных. Здесь огромные парки развлечений, христианские соборы, мечети и даже индуистские храмы. Здесь чистейшие белоснежные пляжи, окруженные высокими пальмами, мангровыми и сандаловыми деревьями, красивейшие коралловые рифы. Старая гавань соединяет город с северным побережьем, где в сумерках сверкают горками алмазов и рубинов сотни ночных клубов, дискотек и ресторанов на любой вкус, а дальше маячит архипелаг Ламу с одноименным старинным арабским городом. На юге – лучшие отели Кении, ведь это самый популярный курорт страны. Пляжи здесь словно насыпаны из свежего снега и кажутся владениями экзотического Санта Клауса.
Только вот у Артура Момбаса ассоциируется исключительно со Старым городом, а здесь все не так, как на морском побережье. В Старом городе он встречается с одним профессором, который уже в течение трех лет помогает ему собирать и формировать безбрежный материал по фольклору племен масаи.
Сейчас эта громадная работа почти закончена, Артур встречается с этим стареньким мулатом-полиглотом для окончательной шлифовки, чтобы уточнить и разобрать с ним некоторые уж совсем тонкие, витиеватые подробности. Да и с этим человеком, похожим на седого Мартина Лютера Кинга с белой бородкой, ему просто приятно общаться, он никогда не упускает возможности его навестить. Они друзья, насколько Артур вообще может быть кому-то другом.
Патрис Люмье живет на тихой улочке, затерявшейся среди двух десятков старейших мечетей, поэтому в их разговор волчьим воем прорывается зов муэдзина. Артуру хорошо вот так вот сидеть на веранде, вдыхать жаркий, но уже чуть остывающий вечерний воздух, намазывать масло со специями на белую хрустящую булку, жевать вкуснейшие апельсиновые цукаты, лакомиться арабскими и индийскими сладостями: в Момбасе этого добра навалом. Патрис гостеприимен не по-французски, он встречает Артура не только ужином, но также старым (и ужасно дорогим, подозревает Каллахан) вином, которое гордо выносит к столу в темной, покрытой копотью времени бутыли безо всяких этикеток.
Они с наслаждением обсуждают коварного, двуличного что в прямом, что в переносном смысле масайского бога Энгана и недавнюю смерть знакомого обоим лабона Зари – очень старого и очень могущественного шамана, который умел вызывать дождь в считанные минуты даже в самую страшную засуху. Говорят, что шамана задрал леопард, но большинство из масаи утверждают, что старый Зари просто перебросил свою душу в зверя и ушел в ночь. Тела ведь так и не нашли, только характерный рык слышали у хижины Зари сразу после заката.
– Артур, чем вы намерены заниматься после этой работы? – любезно интересуется Патрис, и Артур знает, что ему действительно интересно.
Он не может сдержать торжествующей улыбки и держит театральную паузу, не торопясь смакуя вино.
– Через несколько дней я лечу в Бенин. Там наклюнулось небольшое дело.
– Бениииин? – тянет Люмье, и видно, что он впечатлен. – Неужели это то, о чем я думаю?
– Именно оно, Патрис, – кивает Артур.
– Не страшно? Мне было бы страшновато касаться этой темы теперь, когда я кое-что знаю, – говорит Патрис, но Артур улыбается еще шире.
– Нет. Пока – нет. Может быть, позже мне и будет страшно, но сейчас – ни малейшей боязни… Сейчас мне еще нечего рассказать вам, но я обязательно позвоню, как будут новости.
– Обязательно! – лукаво грозит пальцем Люмье, и солнце – огромное, красное, закатное, пылкое – засовывает свои широкие языки прямо в глубину маленькой веранды и лижет лица собеседников, окрашивая щеки румянцем, какого у Артура отродясь не наблюдалось.
Хотя, подозревает Артур, это не только солнце, это еще и вино. Вино. Он никогда такого, кажется, еще не пробовал, даже в самых именитых ресторанах Парижа и Лондона.
– Что за божественной амброзией вы меня спаиваете, Патрис, и с какой целью? – шутливо спрашивает он, но с удивлением замечает, что язык слегка заплетается, а губы горят, и в голове такая воздушность, такая беспечность, какой не бывало, наверное, лет с пяти.
Патрис понимающе расплывается в улыбке, любовно берет бутылку, вертит ее вокруг своей оси и снова наполняет бокалы.
– Его привез мой друг Имс, он знает толк в винах. Кстати, если вы немного задержитесь, я думаю, встретитесь с ним, он должен прийти через, – Патрис бросает взгляд на старые круглые настенные часы, очень громко тикающие, – полчаса. Очень интересная личность, думаю, вам понравится.
Артур не столько хочет увидеть Имса, сколько хочет попробовать еще вина – и не уверен, что достаточно трезв, чтобы куда-то сейчас срываться.
Какая пошлость, думает он, какое безумие – прийти к научному партнеру, важному консультанту, старшему уважаемому коллеге и надраться до такой вот сладости.
Впрочем, это ли безумие?
Это свобода, Артур, такая редкая для тебя свобода, насладись же ею, кто знает, когда тиски, вечно сжимающие твою голову, еще раз разожмутся.
Может быть, никогда.
***
Появление «интересного Имса» он почему-то чувствует, когда тот едва приближается к жилищу Патриса. Тот входит без стука, и сразу же и веранда, и даже весь дом, да что там, вся старая улица наполняются чем-то особенным. Чем-то, свойственным только этому «Имсу».
Артур специально не оборачивается, чтобы продлить миг – чувствования без знания, он боится разочарования, он всегда во всем разочаровывается обычно.
Имс за его спиной, видимо, обнимает старика, хлопает его дружески по спине, выдает раскатистую, шумную шутливую тираду, словно щедро ссыпает в подставленную ладонь золотые монеты.
Он фамильярен, даже нагл, это Артур уже знает и не глядя на него. И он опасен. Совершенно точно, хотя Артур не знает, как эта опасность может касаться его. Имс в принципе опасен.
Артур оборачивается, и – бинго! – Имс похож на ленивую хищную кошку. На того леопарда, которого так долго кормил и привечал Зари – перед тем как его задрали.
Имс весь такой добродушный и приветливый, и улыбка у него до ушей, обаятельная до ужаса, и с первого взгляда он даже кажется недалеким, но есть какая-то недобрая точка у него в глазах – то ли серых, то ли зеленых, то ли желтоватых. Имс одет во что-то дорогое и одновременно небрежное, теплых цветов – песочное, розовое, бежевое, мокасины отдают рыжим, на шее блестит золотая цепь, из-под воротника рубашки виден острый край татуировки. Волосы у него намазаны гелем, как у гангстера 60-х, а пухлые губы сжимают зубочистку – ну прямо персонаж бульварного романа. На одном запястье – сложные часы-хронограф, а еще на обеих руках – кожаные и золотые браслеты и масса хитро сплетенных веревочек, некоторые с побрякушками. Обереги, вспыхивает узнавание в мозгу у Артура. Обереги, амулеты. Но, господи боже, зачем же так много?..
Артуру Имс активно не нравится.
Но все же он достаточно честен с собой, чтобы признать – Имс идет Момбасе, и Момбаса идет Имсу. Они органично смотрятся вместе, и Артур завидует – он не может так мимикрировать, это что-то животное, очень чувственное.
Все чувственное заставляет Артура блевать.
– А кто этот маленький принц? – лыбится Имс, быстро идет к Артуру, протягивает ему руку, крепко сжимает Артуровы пальцы, и вот тогда Артур заменяет термин «активно не нравится» на «слегка ненавидит». – Ого, да вы пьете то самое вино, видать, Патрис тебя сильно любит. Ну, я присоединюсь к вашей тесной компании.
И Артур проклинает себя за то, что остался. Сейчас уйти он точно почему-то не видит никакой возможности – голова кружится, щеки пылают, и рука никак не может забыть ощущение горячей, сухой чужой ладони.
От Имса пахнет чем-то свежим, и сладким, и терпким, и адреналиновым, и Артур ловит себя на том, что ноздри его против воли раздуваются, чтобы вобрать и запомнить этот запах.
Имс похож на свое вино.
Видимо, Артур решил сегодня напиться до беспамятства.
Глава 2
Имс собирается о-очень медленно.
Вечер только начинается, крыши старого города отражают небесный румянец, воздух пахнет призывом и обещанием приключений. Момбаса строит Имсу глазки зажигающимися фонарями, манит сладкими запахами ресторанов, дразнит вздувающимся тюлем занавесок.
Имс долго валяется в ванной, лениво скользит взглядом по дымчато-розовым мраморным плиткам, которыми отделана его ванная комната. Зеркала вокруг запотели, страницы книги напитались влагой и стремятся свернуться в трубочку. Имс сейчас как марципан: мягкий, тягучий, бескостный. Он терпеть не может ночные перелеты, но такая уж у него жизнь – никуда не денешься, иногда приходится жертвовать собой. Он добирался из Штатов почти целые сутки, через Нью-Йорк, Лондон и Найроби, и теперь твердо намерен целую неделю валять дурака. Спать до одурения, ходить в хамам, на массаж к Алишеру, обойти по порядку все свои любимые рестораны и забегаловки, а вечером – казино. И это только предварительный костяк плана, а сколько еще есть всяких приятных занятий, которыми он намерен украсить эту неделю!
Полусонный Имс лениво следит за дорожками, которые оставляют сконденсировавшиеся душистые капли на коже. Книжка отброшена в сторону, а Имс съезжает ниже и ниже, пока не погружается так, что вода щекотать губы. Вылезать не хочется – и засыпать не хочется тоже, и он, нежась, дрейфует в полузабытье, и так продолжается до тех пор, пока вода не становится холодной. Сумерки за окном из розовых и апельсиновых стали сливово-фиолетовыми, город за окном просыпается и потягивается, как хищник, чующий наступление ночи.
Имс ходит по квартире голый, потому что лень вытираться, и потому что ему нравится ощущение высыхающей на лопатках воды. Он долго разглядывает содержимое шкафа: настроение сегодня как кофе по-восточному, кардамон и мускатный орех, и предвкушает вечерний визит. В Момбасе между своими принято ходить в гости на пороге ночи, когда воздух из раскаленной лавы превращается в тягучий разогретый мед, и можно долго сидеть на верандах и балконах, неспешно беседуя и разглядывая ослепительную звездную сыпь над головой и дугу Млечного Пути.
Имс тратит почти час на то, чтобы одеться, прерываясь на кофе, на почитать почту и послушать скандал этажом ниже: там живут Индра и Амос. Амос – бывший бегун-олимпиец и на этой почве все еще помешан на здоровом образе жизни, а Индра – хозяйка лавки сластей. Противоположности, согласно законам мироздания, притягиваются, но с шумовыми эффектами. Нельзя сказать, чтобы Имса это хоть в малейшей степени раздражало.
Он перевешивается через балкон, не озаботившись надеть белье и брюки – все равно у него последний этаж, так что он никого своим видом не смутит, а даже если и так, то все равно наплевать – и кричит вниз:
– Индра! Он тебя недостоин! Брось его, приди в мои объятья! – и ржет, услышав, как Индра вопит из недр квартиры:
– Вот! Вот настоящий мужчина! Ты только посмотри на Имса! Вот кто всегда готов откликнуться на призыв женщины!
– Да он готов откликнуться на призыв углеводов, а не женщины, – вяло отругивается Амос.
Имс видит его кудрявую макушку – Амос тоже выходит на балкон, задирает голову и приветственно машет рукой.
– Слышал, как ты вчера приехал, – говорит он, ладонью разгоняя дым от сигареты. – Спина не отваливается?
– Отваливается, – соглашается Имс. – Как жизнь?
– Да как всегда, – отзывается Амос. – Кипим, как видишь.
– Это хорошо, – Имс чувствует, как в нем растекается уютная теплая радость.
Момбаса – это шкатулка со сластями, драгоценностями и удовольствиями. Это Имсов эквивалент тысячи и одной ночи, отредактированный им лично, где все устроено так, как хочется именно ему.
И все равно: это не отменяет сюрпризов.
***
Имс появляется у Патриса с большой белой картонной коробкой – в такие в кондитерских обычно упаковывают пирожные. Собственно, эта конкретная коробка как раз и набита пирожными под завязку: Индра сгрузила ему все, что, по ее мнению, было не стыдно показать другим, а Имс не дурак отказываться от того, что само идет в руки.
Они с Патрисом совершают несколько нелепых телодвижений в дверях – вроде как хочется обняться, они не виделись три или четыре месяца, но коробка в руках Имса мешает и застревает между ними. Патрис весело хмыкает и принюхивается, коробка распространяет вокруг себя умопомрачительные ароматы. Наконец Имс решает проблему коробки – просто-напросто впихивает ее Патрису. Он хозяин дома или нет? И пока Патрис неловко прижимает ее одной рукой к своему животу, а другой рукой поддерживает снизу, чтобы случайно не отвалилось дно, Имс говорит ему, понизив голос:
– Попозже к тебе заедет доставка, привезет пару ящиков. Ты займись ими, как всегда, ок?
– Угу, – отвечает Патрис. – У меня там есть кое-что, думаю, тебя может заинтересовать. Посмотришь? Только не сейчас, я не один, – и показывает глазами в направлении гостиной.
Имс понятливо кивает. Патрис скрывается в кухне, а Имс проходит в гостиную, автоматически цепляя на себя маску «прелесть и душечка».
В глубоком кожаном кресле, прямо под антикварной медной лампой, в золотых и бледно-оранжевых пятнах света сидит какой-то молоденький паренек. Имс принюхивается – пахнет тем самым вином, что он периодически дарит Патрису, – и корректирует образ от «душечки» до «восхищаться нельзя удержаться». Улыбка становится шире, он подходит и сразу же берет мальчика за руку:
– А кто этот маленький принц? – и кивает на бутылку: – Ого, да вы пьете то самое вино, видать, Патрис тебя очень любит. Ну, я присоединюсь к вашей тесной компании.
– А вы, видимо, принцесса? – спрашивает паренек уксусным голосом, и тут до Имса доходит, что перед ним вовсе никакой не мальчик, а вполне взрослый мужик, и что обманчивая игра света ввела его в заблуждение.
Впрочем, никакой неловкости он, конечно же, не ощущает.
– А вы, наверное, любите сказки, да? – парирует он, садится рядом, закладывает одну ногу на другую и с любопытством присматривается к собеседнику.
– Конечно, – хладнокровно отвечает тот. – Я же этнограф.
– Вижу, вы уже познакомились! – радостным тоном заявляет Патрис, появляясь в комнате. В одной руке у него серебряное блюдо с пирожными, а в другой – еще одна бутылка вина. – Имс, позволь представить, это мой коллега и соавтор одной из научных работ: Артур Каллахан. Артур только что прилетел из Парижа, вот буквально сегодня утром прилетел…
Начинаются вежливые представления и все положенные в таких случаях реверансы, и Имс в очередной раз наслаждается тем, как Патрис ловко обходит острые углы, когда ему приходится представлять Имса. «Мой старый, дорогой друг Имс». Артуру явно хочется спросить, чем же занимается «дорогой друг», и Имс чуть ли не кивает ободряюще, но все впустую, молодая и перспективная звезда науки ни в какую не хочет идти на контакт.
В итоге Имс отделывается какой-то общей фразой вроде: «У меня широкая сфера интересов», на что Артур отвечает высокомерным поднятием брови, характерным для профессионалов, вынужденных общаться с дилетантами.
Вот так вот.
Кажется, Имс проебал возможность произвести хорошее впечатление. Ну, не в первый раз на самом деле, а потом – ужасно забавно наблюдать, как этот Артур старается не смотреть на Имса. Они с Патрисом обсуждают культуру народа масаи, в речи то и дело мелькают специальные термины. Кажется, оба сели на любимого конька, вино уже не смакуется, и вторая бутылка очень быстро пустеет.
Имс помалкивает и развлекается тем, что откровенно разглядывает Артура. Артур тоже разглядывает Имса, но исподтишка. При этом кажется, что он стесняется не столько Патриса или даже Имса, а самого себя: каждый раз, когда он бросает на Имса взгляд, у него повышается голос, краснеют уши и на пару мгновений делается абсолютно каменное лицо.
Имс думал, таких больше не делают. А нет, вот пожалуйста, раритетное исполнение. Имсу везет на раритеты, в конце концов, редкости и находки имеют к нему самое непосредственное отношение.
Находка в кресле по соседству откровенно морщится, когда Имс склоняется в его сторону. Имс вопросительно улыбается, в упор не замечая всех этих демонстраций неприязни. Он все рассмотрел, и ему все нравится: и странный разрез глаз, вызывающий в памяти древние города кхмеров, и плотно сжатый рот – как будто Артур стесняется необычной формы своих губ, и натянутая, как струна, спина. И даже откровенно защитная поза: руки сцеплены на груди, ноги перекрещены, ну только что щита не хватает.
Какая-то нереальная, небывалая прелесть. Имс уже все для себя решил: во-первых, он любит таких, горячих и ледяных одновременно, неуверенных в себе гордецов – это всегда забавно и интригующе. Во-вторых, ему очень нравится внешность Артура: широкие плечи при общей вызывающей стройности, длинная шея, оттопыренные уши, выразительный взгляд. Имс, конечно, не отказался бы обозреть фигуру получше, но опыт говорит ему, что с фигурой все в порядке. Даже, наверное, больше чем в порядке, а иначе не было бы этой обтягивающей рубашки от Burberry и льняных брюк из последней летней коллекции Lanvin. Такие брюки не наденешь, если у тебя в запасе нет ног длиной приблизительно в три фута. Имс, склонив голову набок, откровенно скользит взглядом по ногам Артура. Да, кажется, точно будет три фута.
Это определенного рода соревнование: кто кого. Имс обожает соревнования. А еще больше он любит выигрывать, и сейчас, кажется, у него есть все шансы. Все играет за него: летняя душистая кенийская ночь, приличная порция вина – а Имс прекрасно знает, каким коварным может быть это вино, полное отсутствие обязательств, Артур же в короткой командировке, не так ли? Какие могут быть причины, чтобы отказываться от легкой интрижки?
В этот момент снизу раздается дребезжащий звонок. Патрис вежливо извиняется:
– Артур, Имс, простите, вынужден вас ненадолго оставить вдвоем. Думаю, это посылка, которую я жду.
– Не переживай за нас, Патрис, – благосклонно заверяет Имс. – Я не дам Артуру заскучать.
Люмье выходит, и в комнате повисает свинцовая тишина. Артур полностью поглощен этикеткой на бутылке. Можно подумать, там зашифрованы древние знания о культуре масаи, которые он рассчитывает немедленно разгадать.
Имс тянет паузу, точь-в-точь по заветам классика английской литературы. Торопиться ему некуда, а блюдо должно быть правильно приготовлено, чтобы получить от него максимум удовольствия.
К тому же Имс знает, что Патриса не будет долго. Не меньше чем сорок минут, а то и почти час.
Раздолье.
Он вытягивает из кармана потертый кожаный пенал и разворачивает его у себя на коленях. Пенал Имс всегда таскает с собой: там у него трубка, маленькая жестянка с табаком, ершики и другая ерунда, требующаяся для правильного ритуала курения трубки.
Он неспешно открывает крышку жестянки, берет щепотку табака и тщательно утрамбовывает его в чашу. Имсу даже не надо смотреть на Артура, чтобы убедиться, что тот таращится на него во все глаза. На самом деле это обычная реакция, процесс набивания трубки табаком всегда притягивает внимание, как, впрочем, и собственно курение. Это вам не сигаретой дымить. Если уж собираешься произвести на кого-то впечатление, обзаведись трубкой: вся эта мелкая обстоятельная возня завораживает, вызывает кучу ассоциаций и, в конце концов, срабатывает безотказно.
Ну, это, так сказать, дополнительный эффект, но тоже полезный.
Имс долго раскуривает трубку, прекрасно отдавая себе отчет, как выглядит его лицо с западающими на вдохе щеками, как янтарный мундштук скользит по губам.
Кажется, пора.
***
– Артур, почему вы такой бука? – спрашивает он между вдохами.
Трубка зажата между зубами, звуки от этого получаются немного шепелявые и свистящие.
Артур чуть ли не подпрыгивает в кресле. Похоже, что он засмотрелся на представление с трубкой и слегка растерял концентрацию. Ну, после этого вина тут нет ничего странного, снисходительно думает Имс, поднимает голову и смотрит ему прямо в глаза.
– Что?!
– Для ученого-этнографа вы удивительно неразговорчивы.
– Я не привык обсуждать свою работу с незнакомыми людьми, – заносчиво отвечает Артур и выпрямляется.
В его глазах – вызов.
И беспокойство.
– Я хотел предложить вам показать город… – Имс выдыхает дым колечками, и они медленно дрейфуют в сторону напряженного Артура.
– Нет, нет, большое спасибо, я вынужден отказаться, потому что… – тараторит Артур.
– … но не буду, – плавно заканчивает Имс и внимательно следит за реакцией.
На лице Артура быстро сменяются выражения: сначала облегчение, потом понимание, дальше – мимолетно – обида и тут же полное, стопроцентное равнодушие. Такое равнодушие, которые достигается долгими годами тренировки.
Боже мой, думает Имс, как все запущено-то!
– Простите, – Артур явно пытается вернуться в привычную колею бессодержательной вежливой беседы, – у меня ночью был перелет, я, кажется, переутомился и плохо соображаю. Большое спасибо за предложение, но, честно говоря, меня не интересуют красоты Момбасы, при всем уважении. Я здесь не первый раз, по делам, да и то ненадолго, так что… Мне, кажется, пора прощаться.
– Вы так торопитесь от меня сбежать, будто я вас укусить пытаюсь, – бормочет Имс, снова затягиваясь.
И он может, конечно, ошибаться, но практически уверен в том, что Артур залипает, уставившись на его рот. В некоторых вопросах природа одарила Имса щедро, так что он не стесняется пользоваться этими подарками.
В любви как на войне, и все может стать оружием в этой схватке.
– Что вы несете? – холодно интересуется Артур.
Разговор все меньше и меньше напоминает салонную болтовню.
Имс делает рукой неопределенный жест, дымок из трубки свивается спиралью.
– Мистер Имс, вы что, курите марихуану? – вдруг спрашивает Артур.
– Ну, строго говоря, это не марихуана, а смесь табака с гашишем… – тут же признается Имс без тени раскаяния.
Артур смотрит на него, как Статуя Свободы на жалких захватчиков.
Бессовестный Имс наклоняется ближе к Артуру и предлагает, понизив голос до шепота:
– Хотите затянуться?
– Вы спятили?
Имс пожимает плечами.
– Отчего вы в таком напряжении, Артур? – доверительным тоном спрашивает он. – Чем я вам так сильно не нравлюсь?
– Вы мне не… То есть, ничего подобного! Я вас вижу первый раз в жизни!
– И я вас вижу первый раз в жизни, – соглашается Имс. – В этом-то и состоит вся прелесть…
Похоже на то, что Артур был бы рад сбежать, но то положение, которое занял Имс, просто-напросто не дает ему подняться с кресла. Без столкновения. Имс улыбается акульей усмешкой, не в силах сдержаться.
Внутреннее «я» хищно требует загнать жертву.
– Знаете, что? – говорит Имс, снова разжигая табак, смотрит искоса, как ходит кадык Артура под смуглой кожей. – А давайте без прелюдий, а? Мне ухаживать некогда, да и у вас времени, как я понял, мало. Вы привлекательны, я… чертовски привлекателен, чего зря время терять?
Глаза у Артура, несмотря на восточный разрез, делаются абсолютно круглыми.
Видимо, в Париже как-то все это по-другому происходит, усмехаясь про себя, думает Имс. Французскую столицу он терпеть не может, хотя с его профессией игнорировать этот в высшей степени культурный город никак не получится. Искусство так обогащает, не упустить бы этот шанс…
– Вы совсем сумасшедший? – спрашивает культурный парижанин Артур, поразительным образом все еще сохраняя безупречную вежливость.
Она у него просто как армированная броня, никак не прошибешь.
– Это оскорбление, – уведомляет Артур Имса и хватается за подлокотники кресла, собираясь подняться.
Имс, напротив, придвигается еще ближе, едва удерживаясь задом на кромке сидения.
– Нет, дорогуша, это не оскорбление, – не соглашается он. – Это флирт. Знаком термин?
Артур покрывается малиновыми пятнами прямо на глазах, и тишина гудит между ними.
– Вы же это не всерьез? Про флирт? – в голосе отчаянная надежда, что Имс сейчас признается, что глупо пошутил.
Ну да, как же!
– Абсолютно серьезно, – заверяет Имс.
– Ну вот что, – очень решительно заявляет Артур после паузы. – Дайте-ка мне встать!
– А если нет?
– Я вам морду разобью!
Господи! Если бы до Имса вот так доебывались, а он был бы при этом против, дело давно уже дошло бы до рукоприкладства. Не говоря уж о матерном изложении концепции добровольного желания. Но Артур все еще обращается к Имсу на «вы», и это так ужасно умилительно, так невыносимо и неловко, что Имс испытывает сейчас два взаимоисключающих желания: добить жертву, дожать, подчинить, подмять под себя и – схватить в охапку.
Артур вызывает в нем странные реакции, вытягивает наружу странное, спрятанное внутри.
Имса ведет непонятный инстинкт, он наклоняется ближе…
… и все-таки получает очень приличный короткий хук слева.
Инициатива перехвачена, досрочное завершение встречи!
Рот мгновенно вспухает болью, на языке металлический вкус крови, а на ладони, которой Имс проводит по губам, алые, влажно блестящие полосы.
Имс медленно поднимает глаза и встречается взглядом со вскочившим с кресла Артуром, который растерянно смотрит на него сверху вниз.
«Ну все!» – думает Имс и машинально облизывается.
Входная дверь захлопывается с оглушительным звуком, который, наверное, прекрасно слышен Патрису в подвале.
Мальчики точно не будут скучать. Ни за что.
Глава 3
На следующее утро вечер у Патриса кажется сном.
Артур списывает все на вино. Если раньше он подумывал купить у Люмье пару бутылок, то сейчас думает – нет, к черту-к черту, не надо ему такого счастья.
А странный друг Люмье Имс… ну, Артур уже видел на своем веку таких личностей. Ну ладно, почти таких. Ну ладно, чем-то слабо напоминающих Имса.
На несколько дней он почти совсем отвлекается, посещая – в последний, очевидно, раз – ставшее хорошо знакомым племя масаи неподалеку от Момбасы. Среди бритых женщин с выдранными передними зубами, носящих поклажу на спине наравне с ослами, среди мужчин, которые в своих красных тогах и сандалиях отдаленно напоминают древних римлян, очень легко не думать о распущенном, наглом, таинственном Имсе.
Второй лебон племени, ставший главным после переселения души Зари в леопарда, так симпатизирует Артуру, что позволяет ему наблюдать за главной молитвой года под фиговым деревом, где Энгану приносят в жертву несколько козлят. Артуру жалко животных, он морщится при виде крови и отворачивается, но терпит. Наградой ему становится амулет из кожи и мелкого речного жемчуга – что-то типа ожерелья, которое Артур, конечно же, носить вовсе не собирается. Тем не менее, он широко улыбается и кланяется, всем своим видом показывая, как счастлив принять дар.
Потом он вновь, как и в прошлые свои визиты в племя, ночует в доме семьи, приютившей его на время исследования. В хижине мирно спят (издавая самые различные звуки и запахи) сам хозяин, его старая мать, две жены, восемь детей, а также ослы, козлы, куры, собака и пара телят. Несколько раз за ночь козлята просыпаются и жалобно блеют, слыша рык леопарда и вой гиен в саванне, но сон семейства это не тревожит, и оно продолжает сотрясать оглушительным разноголосым храпом сладковатый, душный ночной воздух.
