Текст книги "Кукла (СИ)"
Автор книги: maryana_yadova
сообщить о нарушении
Текущая страница: 3 (всего у книги 8 страниц)
– Патрис, – прерывает его Имс все тем же бархатным, ласковым голосом, но Патрис замолкает моментально, словно подавившись словами. – Довольно, Патрис. Ладно?
Патрис согласно дергает головой. Ну, вот и хорошо. Все всех поняли, сделали выводы и больше не будут.
Имс очень ценит, когда его понимают с первого слова. Некоторым можно со второго, но не часто. Патрис только что выбрал свой лимит на ближайшие несколько лет. Но Патрис умный и знает, когда следует остановиться.
Имс благосклонно кивает ему, встает, хлопает поднявшегося его проводить Патриса по плечу.
И снова трогает ранку языком. Зацикленный на науке? А вот Имсу так не показалось.
О, сколько нам открытий чудных... Ну и так далее.
Артур.
Красивое имя.
Имс от всей души надеется на то, что ему предстоит замечательная неделя. Но в районе желудка сворачивается какая-то едкая гадость, и до того противная, что отмахнуться ну никак не получается.
***
О да, предчувствия Имса никогда не обманывают. Особенно дурные предчувствия. И нет, он вовсе не из тех, кто перманентно ждет подлянки от вселенной, но интуиции своей привык доверять. А интуиция говорит ему, что странное маетное чувство, которое вот уже третий день преследует его по утрам, как изжога, рано или поздно обернется какой-нибудь гадостью.
Ну и, понятное дело, все именно так и происходит. Прекрасным ранним утром, когда на рыжих крышах Момбасы еще лежит нежная туманная дымка, когда разделанный на дольки апельсин истекает по срезу восхитительной прозрачной слезой, когда кожу между лопатками холодит легкий сквозняк, вздувающий парусами занавески, – вот именно в этот райский момент радужные планы Имса на безмятежный отдых накрываются медным тазом. С характерным для медных тазов вульгарным звонким звуком.
Поначалу у Имса даже мелькает слабодушная мысль выкинуть телефон. Номер телефона не определяется, но Имс знает, просто жопой чует, кто звонит. Прощайте, безделье, нега, лень, чувственные удовольствия и далее по списку. Он обреченно прикладывает телефон к уху.
– Мне тут пришла совершенно гениальная мысль, – сообщает адская машинка.
Несколько секунд Имс на полном серьезе размышляет о немедленной эвакуации в Антарктиду. Или в Гренландию. Горный Алтай тоже подойдет. Но сладостные мечты… – как бы это сказать помягче? – быстро делают Имсу ручкой. Приходится возвращаться в горькую реальность.
Имс издает неприветливый звук, нечто среднее между мычанием и рвотным спазмом. У его собеседника это вызывает ничем не оправданный приступ энтузиазма.
– Это защищенная линия! – радостно сообщает он.
– Да ну? – бурчит Имс.
Он уже смирился, хотя и не знает, какая именно гениальная идея озарила мозги его персонального геморроя по жизни. Вот только нет никаких сомнений, что огребать все будут долго и с эффектами, если не удастся его от этой идеи отговорить.
Расчлененный апельсин на тарелке перед Имсом продолжает одуряюще пахнуть. Слишком сладко, почти что приторно. Ладно, делать нечего. Имс зажимает трубку между плечом и ухом, подхватывает тарелку, а в другую руку берет пачку сигарет. Для этого разговора трубка не подойдет, не стоит и связываться.
Персональный геморрой Имса зовется Доминик Кобб, и избавиться от него, как и от любой хронической болезни, практически невозможно. По крайней мере, Имс уже давно потерял всякую надежду.
Он выходит на веранду, но уже не замечает утренней прелести города перед собой.
– Ты где? – спрашивает он Кобба и прикуривает.
У сигареты кислый привкус. Эта американская сволочь ухитрилась испоганить ему даже первую утреннюю сигарету. Кастрировать бы, да что толку… Он все еще надеется, что Кобба просто озарило, и тот решил немедля поделиться этим озарением. И, может быть, после этого Кобб утихнет до следующего маниакального приступа. Шанс исчезающе мал, но он есть.
– Послезавтра утром буду у тебя, – сообщает Кобб.
Шансов нет.
– Так вот что я хотел сказать… – начинает Кобб с воодушевлением, но Имс быстро прерывает его: он примерно представляет, в какой именно сфере случилось гениальное озарение, и это однозначно не телефонный разговор:
– Поговорим, когда приедешь.
Имс не верит в защищенные линии. Старый добрый способ решать дела в разговоре с глазу на глаз еще никогда не давал сбоев, а вот все эти электронные ухищрения вызывают у него подозрения.
Наверное, он старомоден.
– Я сам закажу тебе отель, – говорит он Коббу, – не вздумай заказывать через интернет.
Да, он определенно старомоден. Умолкнувший телефон отправляется в карман, у сигарет появляется вкус, и даже цвет апельсина уже не так режет глаз. Имс откидывается в шезлонге, прикрывает глаза и думает, думает.
О Кобб, воистину имя тебе – геморрой.
Имс не только старомоден, он до кучи еще и мазохист – имеет неистребимую склонность к проблемам на собственную задницу.
Стоит признать, однако, что созданные Коббом проблемы на Имсову жопу зачастую очень неплохо сказываются на финансовом положении Имса.
И, в общем-то, это никак не связано с сексом за деньги. Ебется Имс из любви к искусству.
А это мысль, между прочим! Имс выпрямляется – ну вот, нашелся отличный предлог. Провалившиеся планы на недельный отпуск и внезапный визит Кобба еще не повод отказываться от развлечений.
Настроение подскакивает вверх. Прорвемся. Он еще и не с таким справлялся. Но, пожалуй, если думать о будущем... Надо Коббу кого-то найти. Кого-то, кто держал бы его в рамках и не давал портить жизнь окружающим. Какого-нибудь секретаря. Он бы принимал на себя первый шквал всплесков гениальности Кобба, разруливал бы проблемы, решал задачи… координировал бы все.
Да, прекрасная, здравая мысль. Надо найти Коббу координатора.
Имс делает мысленную пометку на досуге обдумать эту идею. По гениальности она явно не уступает Коббовским. Ну а теперь пора прогуляться, забронировать Дому место в отеле, оглядеться там, наметить диспозицию.
Имс встает и отправляется в гардеробную одеваться.
Артур ведь живет в «Савое», не так ли?
Имс усмехается, вспомнив о попытке Патриса защитить Артура. Кажется, Патрис интересовался, как это Имсу все удается? Да легко – просто Имс не приемлет поражений.
Это слово ему неизвестно, такие дела.
***
Второй закон мировой подлости – это то, что неприятности никогда не случаются поодиночке. Почему-то вселенная всегда щедро отсыпает их горстями. Последние надежды потратить несколько дней на себя окончательно рассыпаются прахом в то жаркое пыльное утро, когда Имс отправляется в «Савой», чтобы забронировать номер для Кобба. Ну и чтобы посмотреть на Артура.
Савой нравится Имсу по многим причинам: во-первых, это старинное здание несколько бестолковой планировки, что исключительно удобно, особенно когда надо быстро исчезнуть, внезапно появиться, прокрасться, подслушать и проделать еще массу действий, не одобряемых высокоморальными людьми.
Во-вторых, и внешний, и внутренний вид отеля ласкают Имсово чувство прекрасного. Здесь царит эклектика в чистом виде: Африка на стыке с Европой, современность и прошлое, рафинированная вежливость персонала и скрытая, придушенная жаркая страсть за толстыми дверьми.
Ну, и в-третьих, барменом тут работает Аазир. Если бы Аазир родился в какой-то другой стране, скажем, в Штатах или Великобритании, он непременно, так или иначе оказался бы в ЦРУ или в МИ-6. Ну, а поскольку ему не повезло – или наоборот, повезло, это зависит от точки зрения, – то ни там, ни там он не пригодился, зато его нашел Имс.
Аазир как Гугл – знает все. Вот только Гугл надо спрашивать, а Аазир сам рассказывает все, что надо. Так что вместо того, чтобы расставлять силки на Артура, Имс узнает о том, что силки уже давно расставлены на него самого. Пока он болтался по Новому миру, некоторые прыткие господа, у которых, похоже, зудит национальная гордость и никак не успокоится ненависть к представителям Великой империи, в очередной раз намерились выяснить – кто кого.
Аазир выкладывает подробности тихим голосом, полируя тряпкой сияющую барную стойку. В зеркальных полках, уставленных разномастными бутылками, Имс то и дело ловит отражение собственного лица – безмятежное до дебильности, как всегда в тех случаях, когда ему приходится выслушивать неприятные известия. Аазиру надоедает натирать стойку, он наклоняется и вытаскивает снизу бутылку коллекционного шотландского виски, которую держит специально для Имса. Вот это правильно, это как раз то, что сейчас нужно.
– Побереги спину, Имс, – бормотание Аазира сливается с булькающими звуками вытекающего из узкого бутылочного горлышка виски. – Ты знаешь, Джомо опасен.
– Что, опять горланил на всех углах, что сраным англичанам тут не место? – с ленцой спрашивает Имс, вглядываясь в зеркало.
В спину словно вкручивают горячий прут – между лопатками зудит и чешется. Имс отлично знает, кто это так настойчиво протирает ему дыру в позвоночнике. Он приметил Артура сразу, как только зашел в бар. Собственно, в этом и состояла одна из целей этого визита, но рассказки Аазира заставляют Имса менять планы на ходу. Он видит в зеркале, что Артур то и дело стреляет глазами в сторону барной стойки, и в любых других обстоятельствах Имс не стал бы медлить и игнорировать такой откровенный интерес, но не сейчас. Наглая макака Джомо на самом деле опасен, как может быть опасен доведенный до бешенства зверь, а Имс последнее время слишком много развлекался за его счет.
Ну как было удержаться? Никак невозможно!
Конечно, Джомо напрашивался. Тупая скотина слезла с дерева, подобрала дубину, заработала какие-то копейки на примитивном рэкете, и на этом основании возомнила о себе невесть что. Имс ни за что не мог упустить такой случай. Вот прямо как сейчас с Артуром. Мысли сразу же перескакивают на этот предмет, и это удивительно. Имс привык полностью концентрироваться на задаче, четко разделяя главное и второстепенное, а Артур – это очевидно второстепенное. Даже никаких сомнений. Жаль, ах, как жаль, что придется отложить такую перспективную интрижку!
Он кивает Аазиру, встает и выходит на равнодушное полуденное солнце. Надо решить, что делать.
Имс медленно идет домой. Между лопатками уже не щекотно, а значит, он пока один. Нет, Имс вовсе не опасается нападения среди белого дня в центре города, нет-нет. Но все равно тело уже работает в другом режиме. Теперь текучая плавность движений только лишь маскировка. Он снова вертит на руке обереги – в нужном порядке.
Что ж, придется Артуру подождать. Еще час назад Имс входил в отель с абсолютной уверенностью, что все случится этой ночью, а теперь – ну, как получится.
И все равно, Имс ни мгновения не сомневается, что получится.
Под желудком тянет сожалением, но это так, мимолетный порыв, на который вовсе не стоит обращать внимания.
И вот именно тут Имсу приходит в голову вариант, как можно решить все проблемы разом. Вариант очевиден и примитивен, как бигмак, Имс морщится от этой мысли, но она застревает в голове, как заноза. Это далеко не элегантный вариант, такой же первобытный, как и Джомо, и этот вариант оскорбляет Имсов интеллект.
Зато он быстрый, эффективный и практичный, и с этим не поспоришь.
А еще, если не врать себе, то приходится признать, что внутри Имса просыпается кто-то, кто очень-очень рад такому развитию событий.
***
Вернувшись домой, Имс тщательно запирает двери на все замки и даже на засов, проверяет окна, а потом проходит в ванную и лезет рукой за причудливый чугунный полотенцесушитель, сделанный на заказ в стиле модерн, нашаривает пальцами утолщение и нажимает.
Мраморный подиум под ванной раздвигается, отъезжает в сторону, и к Имсу выдвигается черная емкость-контейнер размером 90 на 180. Внутри хранятся Имсовы самые любимые игрушки, и сейчас он не может удержаться, чтобы не провести по ним рукой – с такой нежностью и любовью, что от этого иногда замирает его собственное сердце.
Имс обожает свою ванную комнату. Это поистине шедевр архитектурного искусства.
Именно сейчас Имс понимает, что решил все еще тогда, когда Аазир только упомянул имя Джомо, а в зеркальных изломах барных полок отразился быстрый янтарный взгляд человека, ничем не интересующегося в жизни, кроме науки.
Иногда стоит послать интеллект в жопу, думает Имс, осторожно проводя подушечкой большого пальца по идеальной кромке, а потом по желобку для крови. В конце концов, уроженцы британских островов режут людей на пару десятков столетий дольше, чем всякая шушера из саванны.
А кто не ценит уроков истории, тот – будущий труп.
***
– Ты ведь понимаешь, Имс, какой может быть итог, – Кобб повторяет эту фразу рефреном за последний час каждые десять-пятнадцать минут, словно хочет загипнотизировать Имса.
Хорошо, что Имс невосприимчив к гипнозу.
– Например, нам оторвут головы, вот какой, – хмыкает Имс.
Кобб вздыхает, неумело стараясь не показать недовольства. Притворяться у Кобба получается плохо, так что Имс четко чувствует, что Кобб раздражен. И в этом нет ничего удивительного, в конце концов, тот перелетел полмира, чтобы поделиться с Имсом этой мыслью на миллиард линялых серо-зеленых денежных знаков. Кобба ведет идея, перед ним бриллиантовым блеском сияет звезда, причем в прямом смысле слова: речь идет всего лишь о контрабандной торговле алмазами. Всего лишь контрабанда, как говорит Кобб.
Не мы ли съели собаку и всех ее родственников на контрабанде?
– На контрабанде антиквариата и предметов искусства, – въедливо уточняет Имс.
– Зато у меня есть готовый клиент, – парирует Кобб.
Клиент – это аргумент. Это реально сильный аргумент, с которым трудно спорить.
Как Кобб находит таких же сумасшедших психов, как он сам, готовых лезть в любые сомнительные авантюры? Для Имса это всегда загадка. Очевидно, что больные на голову люди каким-то образом, возможно, на гормональном уровне, притягиваются друг к другу. Больше это вообще ничем нельзя объяснить.
Имс кривится. Конечно, у него есть знакомства. И Кобб отлично это знает, потому и не поленился прилететь в Африку, которую он на самом деле терпеть не может. Завтра днем у Кобба рейс до Парижа.
Какого черта все так любят Париж? Одинаковые, как клоны, дома барона Османа скучны до безобразия и способны набить оскомину у любого мало-мальски развитого в художественном отношении человека. Но нет, все стремятся в этот дурацкий город с железной вышкой и идиотской стеклянной хуйней прямо по центру бывшей королевской резиденции. Вместе с Парижем Имс терпеть не может демократических свобод, всеобщего братства и равноправия. О чем это вообще?
Бред.
Боже, храни Ее Величество Королеву.
Имсу очень хочется обернуться и посмотреть на Артура, этого странного мужчину, застрявшего между Америкой и Европой, которого он вот уже неделю не может выкинуть из головы.
Это вызывает у Имса странное беспокойство, невесомую щекотку на грани сознания. Что не так с этим парнем? С ним ведь что-то явно не так.
Кобб неутомимо бубнит в ухо. Убедительные интонации убаюкивают, Имс вертит в руках старую игральную фишку – он всегда так делает, чтобы сосредоточиться, потом засовывает ее в рот, пропихивает языком за щеку, снова прикусывает зубами.
Сосредоточиться на Коббе никак не получается, зато в голове в который раз прокручивается план на грядущий вечер, а по спине то и дело ползут зябкие мурашки.
Кураж.
Далеко за спиной, в облюбованном укромном уголке зала, сидит Артур, и каждый раз, когда он смотрит на Имса, хочется передернуть плечами.
Артур, кажется, уверен в том, что его не видно, поэтому без всякого стеснения разглядывает тыл Имса. Такой наивности остается только умиляться. Если бы мысли и желания могли обретать видимую форму, то от Артура к Имсу тянулся бы плотный вишнево-шоколадный шлейф притяжения. Между ними в пространстве словно бы висит одно-единственное слово – «когда?» – и Имс ощущает это «когда» как канат, который медленно, но верно скручивает чья-то невидимая рука, неумолимо приближая их друг к другу.
Адски странное ощущение на самом деле.
А еще от Артура веет безнадегой. Глухой давнишней тоской и смирением, и Имсу, хотя это задевает его только самым краем, уже хочется повеситься.
Сегодня, мысленно отвечает Имс на невысказанный вопрос. Сегодня, детка, потерпи еще немножко. Я обязательно приду.
Пространные речи Кобба, призванные заставить Имса согласиться на очередную авантюру, пролетают мимо ушей. Имс машинально кивает, между делом раздумывая о том, что у Доминика явно начинается очередная маниакальная фаза. Лезть в алмазную аферу не хочется. Спору нет, дело денежное, но настолько в стороне от интересов Имса…
Забавно, является ли признаком старости осознание того факта, что срубить все бабло мира не получится?
Кобб все же добивается своего: Имс обещает подумать. Это еще не означает согласия, но Кобб удовлетворенно прикрывает глаза.
– Ладно, встретимся в Маастрихте, – Имс встает, пододвигает Аазиру купюры – их там гораздо больше, чем стоит их выпивка, и, не прощаясь, выходит на улицу.
Сегодня Имсу предстоит еще два важных дела, и ни одно из них не стоит откладывать.
***
Имс не торопясь возвращается домой, переодевается, придирчиво наводит порядок в ванной и гардеробной, обделяя вниманием остальную часть квартиры. Дом, в котором живет Имс, старой, еще колониальной постройки, а значит, в нем имеется черная лестница для прислуги. Имс не ленится проверять пыль на ней каждые несколько дней, если находится в Момбасе.
В этот вечер на лестнице все то же самое, что и на прошлой неделе. Имс бросает внимательный взгляд на художественно разложенный мусор, но нет, никаких изменений не заметно. Фантики и песок по углам находятся именно в тех местах, где и должны быть. Это хорошо.
***
Когда день начинает увядать, и морковный цвет крыш Момбасы приобретает бархатный, словно бы подкопченный оттенок едва обожженной в печи терракоты, Имс покидает дом через парадный вход. На пороге он сталкивается с Индрой. Смешные спиральки, из которых обычно состоит ее прическа, в этот момент устало поникли и печально вздрагивают, напоминая висящих на паутинках гусениц.
– Королева трюфелей и рахат-лукума спешит к домашнему очагу, – высокопарно начинает Имс, галантно распахивая перед Индрой дверь.
Индра приобретает подозрительный вид и оглядывает Имса с головы до ног.
– Мне повернуться? – интересуется Имс.
– Можешь не утруждаться, – пожимает плечами Индра, – я и так вижу, что ты нарядился, как павлин.
– Фу.
Индра кивает своим мыслям.
– Точно, опять намылился шляться до утра неизвестно где, – заявляет она.
Спиральки на ее голове согласно трепыхаются.
– Почему это – шляться? – протестует Имс. – У меня свидание! И вовсе не неизвестно где, а в «Савое».
– Я так и поняла, что ты опять подцепил какого-нибудь безмозглого туриста, – Индра насмешливо и снисходительно улыбается, как улыбается собственному мужу, когда тот толкает вдохновенные речи о здоровом образе жизни.
Имс пожимает плечами – мол, ну что делать, вот тут ты меня поймала. За Индрой захлопывается дверь, а Имс вальяжно, своей характерной походкой вразвалочку, проходит квартал, выходит на оживленную улицу и тут же сворачивает в узкий проход между домами – в Момбасе таких полным-полно. Если знать, куда и как идти, можно добраться до пункта назначения одними дворами, подворотнями и проулками, вовсе не выходя на улицы.
Не проходит и десяти минут, как он поднимается к собственной квартире по грязной лестнице для прислуги. На узкой лестничной клетке его дожидается черный пластиковый мешок, в которых обычно выносят всякий мусор. Из мешка Имс вынимает бесформенный полотняный пиджак и дурацкую шляпу, в каких по городу рассекают безмозглые туристы.
На улицу выходит совсем другой человек. У него неспешная и слегка неуверенная походка человека, незнакомого с местностью, шляпа и солнечные очки на пол-лица, дешевый фотоаппарат-мыльница на шее и телефон с GPRS в руке. Человек таращится по сторонам, как и положено нормальному туристу, но, одолев несколько перекрестков, снова пропадает в очередном проулке.
Момбаса, слава богу, не Нью-Йорк и никогда им не станет, и здесь нет бессчетных камер на всех углах и столбах, но Имс – сторонник приватности. Особенно в тех случаях, когда у него важное свидание. И кому, как не ему, знать, что стоит внести хотя бы малейшие изменения во внешность, поменять манеру движений и обзавестись одной-двумя яркими деталями, как тебя не признает даже родная мать.
Проходя мимо какой-то лавки, Имс с гордостью бросает взгляд в витрину: там теперь вместо его обычного полувульгарного вида слегка разбогатевшего прощелыги отражается типичный англичанин среднего класса откуда-нибудь из пригородов Ливерпуля, начитавшийся в детстве приключенческих книжек про сокровища царицы Савской и наконец отважившийся на экзотическое путешествие чуть дальше спокойной, буржуазной Барселоны.
Имс уже в который раз сам себе выносит похвалу: уж очень правильно в свое время был выбран и разработан каждодневный образ. Стоит сбросить его, как ненужную шкуру, и – вуаля! – ты практически невидимка. Ты – уже не ты. Вместо тебя кто-то другой, и каждый раз это наполняет его восторгом.
У настоящей свободы так много граней.
Как пить дать – пройди он сейчас мимо Индры, она не узнала бы его ни за что, даже если бы он толкнул ее локтем.
Интересно, узнал бы его Артур? На этот вопрос ответа у Имса почему-то нет.
О нет, он вовсе не наврал Индре. У него действительно свидание.
Вернее, два. И одно, вот забавно, действительно в «Савое». Вот только перед этим у Имса назначено другое, короткое, но тоже очень важное.
Глава 5
Странным образом задворки ночных клубов похожи друг на друга, как овечка Долли на своих клонов. Вот она, глобализация мира в действии: неважно, в Нью-Йорке ты или в Гамбурге, или где-нибудь в Токио, или же вот как сейчас – в африканской Момбасе, перед тобой все равно предстает не очень чистый заасфальтированный пятачок с подозрительными пятнами, с неизбежной композицией из нескольких мусорных баков, и обязательно пропитанный целым коктейлем запахов, включающим ароматы сгнившей пищи, бензина, рвоты, мочи и дешевого, размокшего в лужах табака.
Хотя нет, поправляет себя Имс – надо же быть объективным – на задворках нью-йоркских клубов мусорные баки поновее, а табак все же на порядок дороже. Что, правда, ничуть не мешает вонять ему так же омерзительно, как и повсюду.
Ах да! И еще ящики! Без ящиков никуда. Где-то пластиковые, где-то – из занозистых неровных дощатых пластинок, но это обязательный элемент декора. Момбаса и здесь не исключение, перед Имсом целый ассортимент, выбирай – не хочу. Не то чтобы он был против. Брезгливость для Имса, особенно когда он в деле, недопустима. Он деловито составляет целые и полусломанные ящики один на другой, и за этой баррикадой как раз и находит себе место. Двор просматривается отсюда целиком и полностью, а вот Имса можно разглядеть, только если искать целенаправленно.
В своеобразный и широкий набор умений, которыми Имс обогатился за свою богатую на события жизнь, входит и такой ценный навык, как способность слиться с любой обстановкой. Раствориться в толпе, стать незаметным на фоне людей проще, и Имс только что блестяще это проделал на улицах, кружным путем добираясь до цели. Но и тут, между кляксами упавшей на Момбасу темноты и пятнами тусклого рыжеватого света от дешевого фонаря над служебным входом, спрятаться легче легкого. Имс передвигает ящики, сдвигает в сторону один из мусорных баков, и удобно устраивается в скоплении теней. Потом, подумав, подтягивает к себе один из ящиков, почище, и усаживается: а кто сказал, что в засаде нельзя сидеть с удобством?
Ему плевать на чистоту поверхности, все равно срок надетым на него тряпкам уже почти вышел. Он не отказывает себе и в сигаретах, только просовывает окурки аккуратно между планок решетки уличного слива. Время идет, и с каждой минутой Имс растворяется и растворяется в окружающем пространстве. Фонарь мигает, тени вздрагивают, и вот на задворках клуба уже нет ничего, кроме них.
Если кто-то придет рыться в мусоре, а это очень вряд ли, то на завалах можно будет заметить только позабытый кем-то поношенный пиджак, а под ним – ворох тряпья и мусора. Время идет, ночь сменяет вечер, дверь иногда открывается и захлопывается с металлическим лязгом. Сначала то и дело мелькают служащие, швыряют наружу лишнюю тару и один раз даже, сволочи, чтоб им от дизентерии передохнуть, чуть не попадают Имсу прямо по голове.
Ну что ж, засада – дело такое, может и по башке прилететь, философски думает Имс.
И все же он проигрывает в уме анонимный звонок в санэпидемическую службу. Через пару минут его размышления из мстительных превращаются в насквозь деловые – а что, это стало бы отличной вишенкой на торте. Чем больше суматохи, тем лучше. Это стоит использовать.
Спустя еще час сотрудников индустрии дешевых развлечений сменяют потребители этих самых развлечений. Их меньше, они появляются группами по двое-трое, и ни одна голова не поворачивается в ту сторону, где Имс растворился в бардаке. Взгляды скользят мимо, неспособные видеть – да и что там разглядывать, в этой несвежей темноте? А после того, как в нескольких футах от места засады Имса минут десять не может проблеваться какая-то худосочная девица, вероятность раскрытия сводится к нулю.
Или даже к отрицательным показателям.
Так что Имс спокойно дожидается Джомо. И, в общем-то, даже в относительном комфорте – это если вспомнить многие другие места, в которых ему пришлось посидеть, полежать и даже повисеть, выжидая нужный момент. Никакие опасения его не тревожат – во-первых, он точно знает, что Джомо появится в клубе, а значит, рано или поздно выйдет отлить на задний двор. Почему нельзя проделать это в туалете, Имсу невдомек, да он и не особенно интересуется, хотя в глубине души подозревает, что с точки зрения гигиены задний двор однозначно дает фору туалету. Особенно когда веселье в разгаре.
Джомо примитивен и предсказуем, а Имс твердо уверен в том, что самый лучший экспромт – это экспромт, загодя приготовленный. Нет, конечно, он не пытается предугадать все. Это невозможно, а главное – скучно и неспортивно, но все-таки даже случайности должны быть просчитаны.
Предупреждение Аазира вовсе не стало для Имса громом с неба. Нет, он давно ожидал чего-то в этом роде и поэтому заранее подготовился. Это стоило ему недели, потраченной на слежку, впрочем, без особого напряга, потому что Джомо поразительно беспечен. Имсу даже как-то неловко: все это похоже на разорение детской песочницы злым вредным дядькой.
Однако деваться некуда, проблема достигла той милой стадии, когда решать ее необходимо, поэтому Имс ждет среди пованивающих гнилых досок, между делом надеясь, что не успеет пропитаться всем этим амбре.
А то получится нехорошо.
Джомо появляется на пятачке как по заказу, в полном соответствии с составленным в уме Имса расписанием. Дверь раскрывается, пропуская наружу его черную массивную фигуру, следом вырывается плотная волна музыкальной какофонии, и створка тут же отсекает свет и грохот, оставляя Джомо наедине с ночью.
И с Имсом.
***
Имс выжидает еще несколько минут. Спешить нет никакой нужды. Он, прищурившись, наблюдает, как Джомо в углу опустошает мочевой пузырь, и только тогда выбирается из своей засады, стараясь не рассмеяться, когда Джомо, спугнутый шорохом, суетливо застегивает штаны.
Однако надо отдать ему должное, он быстро берет себя в руки.
– О, Имс! Вот уж не ожидал! – раскатисто произносит Джомо, и его толстощекое лицо, не приученное скрывать эмоции и мысли, переполняется превосходством.
Имс мысленно пожимает плечами – иногда неспособность людей реально оценивать опасность его просто поражает! Вот взять того же Джомо: чувство самосохранения у него пребывает приблизительно на уровне трехлетнего ребенка, и Имс совершенно искренне изумляется, как Джомо ухитрился дожить до такого, в общем-то, зрелого возраста. А где же животное предчувствие опасности, свойственное не измученным цивилизацией племенам? Джомо убедительно доказывает, что это такой же миф, как и любая другая банальность.
– Все же решил договориться? – Джомо ласков как никогда. – Вот это правильно, мужик, правильно! Ты быстро соображаешь для англичанина – с хозяевами лучше договариваться! Прошли те времена…
Дальше Имс, конечно, не слушает. Какой смысл? Сейчас на первый план выходит другое – запахи, движения, ощущения. Слова сейчас вовсе не важны, это всего лишь звуковые колебания в пространстве, и не сказать, чтобы приятные – английским Джомо владеет не очень, произношение не ахти, исковерканные звуки царапают слух Имса, вызывая желание немедленно убрать эти помехи. Имс переключается в другой режим: воздух вокруг него словно становится реже и прозрачнее, очертания предметов обретают острые, четкие грани, крылья носа натягиваются от интенсивности запахов.
Имс окончательно выходит из-за стены ящиков, мягко переставляя ступни. Все тело сейчас как пружина, готовое распрямиться с максимальной отдачей.
– Мечтать вредно, Джомо, – говорит Имс, приближаясь почти вплотную этим кошачьим шагом, и поправляет повешенный на левый локоть пиджак. Пиджак полностью скрывает Имсово запястье и зажатый в нем обратным хватом узкий длинный стилет – и это отнюдь не антикварное оружие.
– Что? – переспрашивает Джомо, подаваясь к нему – голос Имса слишком тихий, и Джомо по-прежнему не чувствует ничего, кроме всепоглощающего самодовольства.
– Мечтать вредно, – четко повторяет Имс и широко улыбается.
Это вовсе не та вкрадчивая, обещающая улыбка, которой он улыбался Артуру в тот вечер у Патриса. Это самый настоящий оскал, воскрешающий в памяти распахнутую пасть акулы, – кривыми острыми зубами, которых, кажется, гораздо больше, чем положено обычному человеку.
Обычные люди не имеют к Имсу никакого отношения.
Имс делает последний шаг. Удивление на лице Джомо вспыхивает и ширится, ширится, рука Имса плавно, по элегантной круговой траектории взлетает наискосок вверх, вспарывая горло Джомо, как натянутый на раму холст, и Имс доворачивает кисть, чтобы уж наверняка, чтобы увидеть, как из рассеченной сонной артерии широким потоком хлынет кровь, и на мгновение, на одно мизерное, восхитительное, долгожданное мгновение дает волю тому, Другому.
Блаженство.
Брызги крови бисером оседают на коже, запах врывается в ноздри, шибает в нос и ударяет в голову, внутренности сжимаются в болезненном и восхитительном спазме, и очень, очень, очень трудно удержать рвущийся с губ стон.
Блаженство.
Едва слышный хрип Джомо отлично заменяет собственный подавленный стон, и бесконечное удивление в его широко распахнутых глазах выводит восторг на новый виток.
Иногда, когда вот так – телом к телу, кожей к коже, лицом к лицу – это слишком похоже на секс, это слишком похоже на густой, выжимающий внутренности оргазм – когда синхронно расширяются зрачки, когда два выдоха сливаются в один, когда тело в твоих руках вздрагивает последний раз и дико, невыносимо хочется сказать: «Потерпи, потерпи еще немножко, сейчас все будет»…
