Текст книги "Glaswen (СИ)"

Автор книги: maryana_yadova

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 8 страниц)

Это как же надо понимать – что ему можно запросто сделать такое предложение? То есть, он выглядит так, что предполагается, что он может согласиться?! Заебись! Имса даже передернуло. Пожалуй, больше всего Имса выводила из себя беспредельная наглость этого Артура. Предложение было сделано таким самоуверенным тоном, с таким апломбом, что было ясно как день – парень не то что сомнений никаких не испытывал, но и вообще не предполагал, что ему могут оказать сопротивление. Уж слишком бестрепетно он держался, с видом человека, отлично знающего себе цену.

Наверное, взбесило Имса именно то, как вел себя этот любимчик колледжа: не зря же Памела именно об этом и упомянула первым делом. Безграничная уверенность человека, никогда не знавшего слова «нет». Абсолютная вера в то, что любое существо, да-да, именно так – любое существо даже и не помыслит об отказе. Этот Артур вел себя как какой-нибудь король, для которого существует только один вариант ответа на любое его пожелание: «да, сию секунду».

А кроме того, приходилось признать, что до кучи Имс получил еще и здоровенный пинок по собственному тщеславию: парень не был на взгляд Имса даже хорошеньким, худой, смуглый, с раскосыми узкими глазами, лопоухий – словом, и посмотреть не на что. Короче – как посмел?

Не то чтобы Имс был против геев – в конце концов, он учился в Итоне и потом в Оксфорде и нагляделся там на многое. Сексуальная революция давно уже отгремела, так что толерантность в среде английского студенчества, и так постоянно балансирующая на грани откровенной распущенности, была нормой жизни. Имс был человек общительный, знакомцев и приятелей у него было хоть отбавляй, так что ничего удивительного не было в том, что среди этих приятелей были и геи. И, понятное дело, бывало и так, что он получал завуалированные намеки, а то и довольно откровенные предложения. Поначалу это смущало, потом льстило, а потом Имс научился отвечать на такие вещи достойно и вежливо, и на этом все заканчивалось. И все, все, от кого ему доводилось получать подобные приглашения, были как на подбор красивыми, хотя и слегка женственными мальчиками, а вовсе не тощими, бронзовыми, как ящерица на камне, невыразительными наглецами. Но никто, никто еще и никогда не говорил ему: «Пойдешь со мной, потому что я так хочу», и вот это как раз и приводило Имса в состояние бессильного исступления.

Однако к вечеру все же происшествие потеряло свою царапающую остроту, на следующий день скорее воспринималось как смешное, нежели чем возмутительное, а через неделю Имс уже и думать забыл об Артуре. На смену пришли другие происшествия и переживания, подошел срок премьеры, и спектакль явно удался, после чего, на волне успеха, Имс прямо в гримерной трахнул Памелу, наконец-то наверстав упущенное.

За хлипкой дверью кто-то то и дело бегал туда и сюда, кто-то кого-то поздравлял, смеялся, а на сцене уже организовывали скромный банкет для труппы и сочувствующих. По идее, Имсу, да и Памеле тоже, следовало бы снять грим и переодеться, но Имса так накрыло возбуждением и адреналином, что терпеть было выше его сил. Памела, в длинном бархатном платье цвета граната, раскрасневшаяся от триумфа, выглядела обворожительно. Имс решительно усадил Памелу на гримировальный столик и, получив в ответ приглашающую улыбку, уже без всякого промедления полез руками под пышные юбки. Памела отвечала с воодушевлением, Имс подцепил ее под коленями и дернул на себя, заставляя обхватить себя ногами. Памела послушно обмякла, уцепившись за его шею, и Имс плавно и уверенно втиснулся в мягкое и горячее и тут же начал размеренно двигать бедрами, с удовольствием прислушиваясь к тихим размеренным вздохам партнерши. Трехстворчатое зеркало за спиной Памелы, окруженное по периметру яркими белыми лампами, в утроенном масштабе отражало яркие ленты и золотую тесьму, которыми были обильно украшены их костюмы, и слегка очумевшему Имсу почудилось, что он находится внутри какой-то музыкальной шкатулки, выстланной изнутри алым бархатом и золотой канителью и заполненной гранатами и рубинами, где вместо незатейливой механической песенки проигрываются такие же механические звуки другой незатейливой мелодии.

Отражающиеся в зеркалах складки ткани, казалось, шевелились сами по себе, словно ожив, Имс почему-то уже не столько смотрел на Памелу, сколько на собственное отражение в зеркале, которое, теряясь в тусклых отблесках золота и багрянца, с искаженным лицом обнимало другую отражающуюся фигуру. И вот тут, в этом мельтешении Имсу пригрезилось, что вместо рыжеволосого затылка Памелы, которое согласно законам физики он должен был видеть в зеркале, показалось ему в неверных глубинах зазеркалья чье-то другое лицо, темное, как ночь в ирландских холмах, с разочарованными горькими глазами. Имс зажмурился и кончил, краем сознания отметив довольный протяжный стон Памелы.

Позже, после положенной порции поцелуев и обжиманий, когда Имс уже расслабленно развалился в кресле, снимая влажным тампоном грим с лица, а Памела стояла в дверях, выжидая момент, когда можно будет незаметно пробраться в женскую гримерку, она вдруг сказала, хихикнув:

– А ты понял, что мы только что дали еще один спектакль?

– То есть? – сказал Имс без особого интереса. – Ты хочешь сказать, что нас кто-то застукал?

– Ага, – хмыкнула она. – Помнишь Артура? Он заглянул сюда, как раз когда мы…

Имс подумал, встал и улыбнулся тоже, удивляясь злорадству в собственном голосе:

– Его проблемы. А ты молодец, что не стала меня прерывать, – и чмокнул Памелу в щеку, выпроваживая в коридор.

Так ему и надо, нечего лезть в чужие гримерки, подумал Имс, закрывая дверь на замок, и принялся раздеваться, ощущая внутри себя злое и мстительное удовольствие.

Артур

Когда Артур злился, он не ходил в холмы, как можно было подумать.

Он выбирался к морю и сидел возле него часами – слушал, как точь-в-точь в ритм его гулко бурлящей крови зло бьются волны о мол, жадно вдыхал, как пахнет солью и немного гнилостью, смотрел на перепутавшиеся в небе снасти кораблей самых разных видов, форм и размеров – ночью они казались зловещими, но Артура ничто не пугало. Ветер, так мрачно завывавший для других над бухтой в неспокойные сумерки, для него звучал музыкой, рассказывал истории – и каждый раз его голос звучал по-другому, и истории его были так разнообразны, принесенные со всех концов света... Сказок ветер знал больше, чем все люди на земле. Иногда он гулко трубил в рог, иногда жалобно играл на скрипке или же шалил, баловался флейтой, но всегда, всегда умел увлечь, умел взволновать любую материю – будь то трава, нива, море или человеческая душа.

Дублинская бухта тянулась от южного Кингстонского порта до северного Хоутского, а сам Дублинский порт образовался благодаря Лиффейскому лиману. Артур знал все пути, ведущие к морю, все гавани, все извивы бухты. Иногда он бродил вдоль железной дороги, соединявшей Кингстон с Дублином, иногда гулял по набережной реки Лиффей, но больше всего его влекло в Хоут – городок на полуострове Хоутхэд в тринадцати километрах к северу от Дублина. До него можно было быстро добраться на пригородном поезде, но, сойдя с него, вы попадали в совершенно особое место – вас ждали очаровательная старая гавань, суровые взметнувшиеся в синеву неба скалистые пики, стихия воды, старины и тайн.

Артур бродил в самых неприступных скалах, петляя по извилистым тропинкам. Здесь же находилось Лягушачье торфяное болото, которое было дорого сердцу Артура, ибо на нем проживали одни из его родственников. Так же драгоценны для него были руины средневекового аббатства, на территории которого до сих пор действовало местное кладбище, где тоже наблюдался родной Артуру народец, хотя и не очень приветливый. Рыбный порт и лучшие пляжи Дублинской бухты были приятным дополнением, но они привлекали скорее туристов, чем Артура.

После того, что выкинул Имс, Артур в очередной раз поехал в Хоут. Еще в поезде он задумался так глубоко, что чуть не пропустил нужную станцию.

Артур искренне не понимал. Вот поистине, правильно говорила одна из его древних бабушек, люди – самые толстокожие существа во вселенной, и любой тролль превосходит их по чувствительности. Как Имс мог не услышать, как сходит с ума артурово сердце, как тянется к нему, как окутывает волшебным светом и музыкой, не ощутить, как пылает и дрожит его плоть? Как вообще он мог ему отказать, простой смертный, как мог не радоваться, что ему в жизни представился случай, о котором смертные обычно даже и не смеют мечтать, а если постигают подобное, то сходят с ума от счастья?

Но Имс сходить с ума не торопился. Вернее, он был похож на безумца в тот вечер в пабе, но скорее от злости – Артур видел, у него сделались совсем бешеные глаза. Он отличался от других – но почему, Артур не мог понять. Пока не мог. И поэтому его чары были бессильны.

Однако Артур был не из тех, кто сразу сдается. В Хоут и на Лягушачье болото он отправился не только для того, чтобы вдохнуть свежий воздух и полюбоваться местными красотами. Только здесь, на болоте, росла нужная ему неприметная травка с мелкими красными цветочками и очень сладким запахом. Артур уже знал, что Имс не совсем равнодушен к марихуане и порой смолит в туалете запрещенные сигареты. Ну что ж, будет возможность сделать тайный подарок.

Так размышлял Артур, сидя на толстом замшелом бревне в низине возле болота, и так задумался, что пропустил, когда воздух перед ним сгустился и из него соткался некто маленький зеленоватый, в широкополой и остроконечной шляпе, из-под которой выглядывали острые уши. В руках у странного человечка болталась корзинка с темно-красными ягодами и большими пучками трав, которые волочились за корзинкой и ее хозяином пышным хвостом.

– Принц грустит? – сокрушенно запричитал этот замечательный во всех отношениях зеленый старичок совсем тоненьким, хрустальным голоском. – Принцу нужна трава королевы Медб? Принца постигла горечь неразделенной любви? О, как же такое возможно, принц так силен, так прекрасен! Дочери лесного царя, да и жителя глубин были бы счастливы стать его избранницами, но, видимо, судьба решила иначе! Неужели судьба решила иначе?!

Артур сморщился: он предпочел бы, чтобы о его оскорбленных чувствах не голосили на весь лес, не разносили весть о глупой ошибке по горам и болотам. Потом от заботливых родственников не отделаешься, а ведь многие из них решали вопросы безответной любви очень, так сказать, агрессивными методами. Артуру, как бы ему ни было обидно, вовсе не хотелось в один прекрасный день обнаружить Имса в виде обескровленной тушки или, если повезет, навечно обращенным в полевую мышь.

Да и, кроме того, Артур вовсе не собирался страдать и сидеть сложа руки. Старичок в шляпе порылся в корзинке, и травка с красным цветочками перекочевала в рюкзак Артура. А уж пробраться в студенческий театр, который так любил Имс, не составило труда.

Как не составило труда заморочить голову одному из основных поставщиков веселого курева для нуждающихся в подпитке запретными удовольствиями театралов. Парень был из тех, что вечно играют эпизодические роли, а то и вовсе дерево или стул, рыжий, веснушчатый, бледный, как лилия, и Артур не побрезговал, поцеловал его – так, как умел только он. Было приятно. Но еще приятнее было то, что после поцелуя из парня кренделя можно было вертеть, и Артур без труда подсыпал в свежую партию травки свой растертый в мельчайшую пыль порошочек, наказав угостить получившимся месивом исключительно Имса. Курить такую смесь было сладко, а забористее она уж точно становилась в разы, обычно достаточно оказывалось всего одной затяжки для получения эффекта и двух – для его закрепления на долгое, долгое время.

А Артуру нужно было именно такое время с Имсом.

***

На этот раз они столкнулись в парке университета, и снова Имс налетел на Артура с разгона, только теперь со спины.

– Это становится традицией, – как можно шире улыбнулся Артур, оборачиваясь, и пристально вгляделся в Имса.

Тот несколько секунд смотрел на него, словно бы не узнавая, потом глаза его прояснились, и он улыбнулся, но как-то неуверенно.

– О, ты же тот парень, которого я толкнул тогда в библиотеке… Артур, да? И, кажется, я еще мельком видел тебя в пабе. Это ведь ты?

– Я, – медленно ответил Артур, не веря своим ушам.

По его расчетам, Имс у него в ногах должен был уже валяться, а тут… «Это ведь ты?» Ну что за тон! Вовсе не так все должно было быть…

Тут Имс улыбнулся уже вполне нахально.

– Да, ты. Вспомнил, теперь-то уж точно. Ну, извини, как-то все время так выходит… Чудно.

– Да, чудно, – глухо подтвердил Артур, сверля его глазами. – Может быть, перекусим, кофе выпьем? Раз уж оба все равно стремимся на свободу из этой обители наук…

Имс слегка замялся, замер, как бы задумавшись об обоснованности такого предложения, но потом двинул плечами и снова пришел в движение, большой и веселый.

– Да уж, тема своевременная, я зверски проголодался.

В кафе, куда они пришли, было тихо, безлюдно, и свет в окнах как-то неровно мерцал, но Имс на это не обращал внимания – он действительно сильно проголодался (еще бы, после такой травки, подумал Артур) и жадно поглощал бараний стейк, тушеные овощи, булочки с корицей и кофе. Артур же нервно звенел вилкой о тарелку, размазывал по ней десерт и еле заметно морщил нос. Все шло вовсе не по плану – хотя, с другой стороны, некоторые последствия красных цветочков были все же налицо, и винить того рыжего с веснушками было не в чем.

Чем больше мрачнел Артур, тем больше хмурилось небо за окном, и ветер начал завывать уж совсем по-зимнему. Даже Имс оторвался от пищи и вскинул голову, как боевой конь, прислушиваясь:

– Ничего не слышишь, Артур? Я сегодня перетрудился на лекциях, видать, а потом дорепетировался… Слышу какой-то звон, вот сейчас точно колокольчики прозвенели? И еще словно плачет кто-то на улице? Тебе не показалось, м? Или это в ушах у меня уже звенит, понять не могу.

– А больше ничего не слышишь? – не сумел скрыть усмешки Артур и тут же спрятал ее, понадеялся, как бы не показалась она неоправданно злой. Имс как-то странно на него посмотрел.

– Может, и слышу, – ответил он. – Явно переутомился. Словно бы собаки где-то провыли…

– Черные собаки с болот, – кивнул Артур и отпил свой кофе из маленькой белой чашечки. – Ну а что ты хочешь, совсем скоро Самайн… Ничего хорошего для людей.

Имс зыркнул на него, да так и замер с вилкой и ножом в руках, а потом вдруг расхохотался, гулко, на все кафе.

– Ты так это сказал, будто сам к людям не имеешь никакого отношения. Обычно все веселятся на Самайн, а ты нет, выходит?..

– Почему же, можно и повеселиться, – показал зубы Артур, теперь явно была его очередь смеяться. Веселиться он на Самайн любил, только вот Имсу пока было лучше не знать о том, как именно.

– Я вот безумно люблю это время, – сказал Имс. – Все эти тыквы с горящими глазами, дети, которые ходят по домам и выпрашивают сладкое… все эти разряженные красотки… Ни одной маскарадной вечеринки никогда не пропускал. Но еще лучше – предвкушение за неделю до праздника. Когда тебя словно щекочет что-то в груди, под желудком… и холодок бежит по спине. В этот раз даже сильнее, чем обычно. Намного сильнее, – подумав, добавил он.

– И как в этот раз ты собираешься праздновать? – спросил Артур.

– Да не знаю еще, – заулыбался Имс. – У меня всегда как-то спонтанно все выходило – кто-то куда-нибудь да приглашал. И я всегда соглашался.

– И не жалел потом?

– Да нет, конечно, – вздернул брови Имс. – Я вообще не люблю о чем-то жалеть, что сделано – то сделано.

– Чудесно, – сказал Артур. – Тогда в этот раз я тебя приглашаю.

Где-то за спиной Артур кто-то потрясенно вздохнул, что-то грохнулось на пол и где-то в углу что-то яростно заскреблось. Да вообще какая-то нездоровая шумиха раздалась за спиной, даже Имс посмотрел в ту сторону, а Артур даже оборачиваться не стал – не хотел смотреть, кого он там удивил. И так знал. Не зря в это кафе мало кто заглядывал. Вот и Имс, надеялся Артур, если увидит, то мельком и не всё, а то еще испугается. Хотя, скорее всего, не поймет ничего. Или глазам своим не поверит. Но Имс жадно присматривался, вслушивался и чуть ли не принюхивался, как собака на охоте.

– Подожди, Артур… Мне показалось, или там беличий хвост мелькнул? А вот там, в углу, что-то красное? Словно шапочка чья-то?

– Забей, – произнес Артур. – Здесь хозяин странный, и персонал набирает себе под стать. Лучше скажи, согласен ли на мое приглашение?

Имс пожал плечами и снова принялся за еду.

– Это, конечно, занятно… я ведь тебя совсем не знаю, но, похоже, ты интересный парень, Артур. Согласен, и мне уже любопытно, что ты мне предложишь.

Артур едва удержал себя от того, чтобы скривиться: «интересный»?! И это слышали здесь, в этом кафе?! Ну ладно, будут тебе интересности! «Что ты мне предложишь?» Глупое, глупое существо, твой христианский бог до сей поры берег тебя!

– А что ты обычно делаешь на Самайн? – невозмутимо задал вопрос Имс, не подозревая о буре в душе собеседника, и сделал знак официанту, чтобы тот принес еще кофе и десерт.

Артур слегка закашлялся, а спешивший к ним официант вообще вытаращился на них обоих с испугом, – был он очень маленького роста и с темно-каштановыми спутанными космами, а одет в ядовито-зеленое, так что глаза грозили вытечь при одном взгляде на его костюм.

– Действительно, странный тут персонал, – задумчиво проводил его взглядом Имс, когда тот, приняв дополнительный заказ, поспешно удалился на кухню. – Так как ты обычно празднуешь?

– Ну, – обтекаемо сказал Артур и задумался, чего бы такого невинного Имсу рассказать. – Обычно езжу в деревню к родственникам, и мы по традиции танцуем возле костров, пьем домашнее вино, играем в старинные игры… разные, а иногда… ну, иногда участвуем в самой процессии.

– Процессии? – переспросил Имс.

– Дикая охота, – ослепительно улыбнулся Артур, и Имс хмыкнул понимающе, даже лицом просиял.

– Маскарад! Имитация Дикой охоты! Понимаю, наверняка интереснее, чем вечеринки в клубах… Слушай, Артур, а мне повезло, что я тебя встретил! Давно хотел поближе познакомиться с народными традициями – как на Самайн веселятся в глубинке… А у тебя много родственников там, в деревне?

– В деревнях. В разных местах они у меня разбросаны, – мрачно пояснил Артур. – Да пруд пруди. Даже хотелось бы поменьше.

– Ну что ты так… Наоборот, прекрасно – большая семья. И твои родители живут в деревне?

– Нет, не родители. Мама умерла, а отца я не знал, это все дедушки и бабушки, дядюшки и тетушки и много-много кузенов и кузин, – неохотно ответил Артур. – Такая большая семейка, ты прав. Разномастная, и все с причудами. Это у нас в крови.

– Интересно, – промычал Имс с пирожным во рту. – И что же, ты приглашаешь меня в деревню?

Артур царственно кивнул.

Сзади, за стойкой, опять послышался какой-то грохот, уханье и голоса, визгливые, как у древних старух, хотя если сейчас обернуться, знал Артур, он увидит совсем юных и поразительно красивых девушек.

– Может быть, твои бабушки каким-то образом даже общаются с духами… – вдруг мечтательно проговорил Имс, и Артур застыл, не донеся чашки до рта. – Знаешь, временами мне хочется верить в легенды… У меня у самого в роду случались странные вещи – ну, в основном мне об этом рассказывали, но кое-что я и сам помню.

– Вот как? – живо заинтересовался Артур. – И какие же вещи?

Имс раскрыл было рот, но вдруг передумал и махнул рукой.

– Ерунда, не бери в голову. И так все сегодня не совсем обычно. А место тут причудливое – и ведь вроде недалеко от университета, а никогда не был. А ты завсегдатай, как я посмотрю?

– Типа того, – сказал Артур.

– И как они уже все к празднику украсили! – восхищенно оглянулся Имс. – А ведь заходили – я вообще этого ничего не заметил…

Артур вздохнул. Когда они входили, кафе действительно было пустынным и стандартно выглядевшим, но с их появлением немедленно на полках и подоконниках появились яркие тыквы разных форм и размеров, распустились букеты ароматных цветов и колосьев, на столах вокруг на огромных, старинных и подозрительно золотых на вид подносах взгромоздились огромными кучами орехи, яблоки и румяные сдобные лепешки, а в воздухе без всякой опоры теперь плавали и кружились белые и розовые огоньки. Вдобавок откуда-то из кладовой доносилась дивная музыка, словно кто-то нежно играл на свирели. Правда, иногда, очень редко, свирель фальшивила, и тогда эти звуки становились очень, очень неприятными, прямо когтями царапали по ушам и по сердцу.

– У меня ощущение, что я во сне, – пробормотал Имс, окинув взглядом все это великолепие. – Какой-то морок будто… Артур, я ведь не пил вина? Только кофе…

– С духами опасно общаться, – сказал Артур слегка невпопад. Он хотел проверить, насколько Имс поплыл. – С любыми духами. Они все очень коварные. Что духи природы, что духи мертвых…

– Если не вступать с ними в сговор… – рассеянно ответил Имс, так что Артур только головой покачал.

– Духи уж постараются, чтобы ты с ними сговорился, – насмешливо сказал он. – Иначе смысл им вообще с тобой общаться? И оглянуться не успеешь, как ты уже в сетях, Имс.

– Может быть, – вдруг сказал Имс, – не так уж плохо быть зачарованным? Зато мир откроет тебе потайные двери…

– О да, это уж точно! – засмеялся Артур, сам словно бы колокольчиками зазвенел, ничего не мог с собой поделать: так ему стало вдруг весело и зло, и вокруг тут же зашептались, забормотали, даже где-то заскулили, а на улице ветер резко сорвал с дерева толстенную липовую ветвь и ударил ей в окно, как тараном, – стекло жалобно крякнуло, едва выдержав такую силу. – Откроются двери, тебе уже почти открылись, Имс. Ты же со мной. Со мной. Со мной.

– У тебя глаза золотом светятся, – потрясенно выдавил Имс, и его собственные глаза словно затмил белесый туман, все лицо собралось в жалобно-удивленную маску, всем телом он потянулся к Артуру и одновременно зажал уши, морщась, и Артур только задержал дыхание – ну вот, вот же оно, вот!

Но тут взгляд Имса снова прояснился, он глубоко вздохнул и потер переносицу.

– Знаешь, я перед выходом тут в гримерке дунул с одним парнем. У него какая-то совершенно потрясная трава была… вот меня и глючит. Впервые такой долгий эффект вижу. Надо будет спросить, где брал…

– В театре? Рыжий Томми? – внутренне веселясь, спросил Артур. – У меня он брал.

Тут Имс закаменел и глянул с явным подозрением – с какой-то даже яростью, как показалось Артуру.

– У тебя? – переспросил изумленно, будто бы не веря. – Что-то в последнее время все на тебе замыкается, Артур.

– Судьба, – пожал плечами Артур. – Все к тому, чтобы ты, наконец, исполнил свое желание и узрел настоящий Самайн.

– Может быть, – задумчиво сказал Имс и встал из-за стола. – А пока пойдем-ка отсюда, что-то мне стало душно. Хочу на свежий воздух. Где же этот странный парень, официант? Точно вымерли все. И ведь кто-то все время возится рядом, а никого не видно, что за чертовщина!

– Не надо, – удержал его Артур. – Я угощаю. Пойдем на воздух, в самом деле.

***

Никогда в жизни Артуру еще не приходилось прибегать к каким-то дополнительным ухищрениям, чтобы очаровать человека. Никаких приворотных зелий ему даже в кошмарах не снилось – чтобы он, существо столько высокого магического статуса, снизошел до вульгарных средств недалеких, сохнущих по какому-то идиоту девиц?! Да Артур бы плюнул ядом в любого, кто бы раньше ему на подобное только намекнул!

Но любовь зла, как известно. И Артуру пришлось сцепить зубы и смириться с мыслью, что: да, он ведет себя как своевольная и мстительная ведьма средней руки. Однако делать было нечего – откуда у Имса взялся иммунитет такой силы против чар и зелий, можно было только гадать. Нанести такой щит могла только колдунья или колдун, а где, при каких обстоятельствах, Имс так тесно сталкивался в прошлом с колдуньями, Артур, при всей своей богатой фантазии, не мог вообразить. Не похож был Имс на постоянного гостя волшебного мира. Хотя он же упоминал про какие-то странные вещи в детстве, еще потом так внезапно запнулся, не стал рассказывать… В любом случае, отменить щит уже было нельзя, источники того колдовства давно были утеряны, так что оставалось побить чары еще более сильными чарами. И, если честно, у Артура волосы шевелились на голове, когда он думал о том, какое именно зелье намеревался теперь применить к Имсу – даже магический народ использовал его весьма неохотно. Слишком уж древние силы надо было при этом ворошить.

Поздний вечерний поезд нес в этот раз Артура в Хоут, и, казалось, мчался он совсем другим путем, чем раньше. Словно бы призраки древних крепостей и старинных замков мелькали иногда за его окнами, или вдруг из-за поворота выбегал густой, мощный лес, которого здесь несколько столетий не бывало, и что-то пело в этом лесу голосом без слов, било в ладоши, свистело, аукало, плакало и хохотало. Порой Артур видел прильнувшее к запотевшему от вечернего тумана стеклу огромное лицо с глазами как два изумруда и длинными серо-зелеными волосами, а иногда к окнам прилипали и кривлялись сразу десятки рож: одни – с козлиными рогами, другие – чудища, заросшие шерстью, или же просто кто-то маленький, с белой бородой. Самайн уже начался, и граница между мирами все больше истончалась, так что Артур замечал, как порой едущие вместе с ним в вагоне обычные люди вздрагивали, взглядывая в окно, а потом незаметно крестились. А один раз, посмотрев в небо, где уже плыла блином луна, Артур и сам вздрогнул: в неверном свете виднелись очертания огромных быков, топтавшихся по кругу, а потом вдруг быки превратились в гигантские клоки шерсти, которая разлеталась по всему прозрачному чистому темному небосводу.

Сойдя с поезда, Артур шагал в этот раз не к Лягушачьему болоту, теперь он держался западнее и шел в маленькую деревню, на самую ее окраину, где стоял белый дом с зеленой крышей в окружении старых яблонь. Во дворе его, за плотной оградой, резвились черные кролики и рыжие белки, а на крыше, на самом коньке, сидела старая, облезлая черная кошка с круглыми зелеными глазами. Двор ярко и нежно освещался маленькими фонариками, реявшими в воздухе словно бы без всякой поддержки, но, присмотревшись, можно было заметить державших их крошечных существ с крылышками.

Завидев Артура, кошка пронзительно мяукнула и скрылась с крыши, а через мгновение из дверей дома вышла, ковыляя, старуха с большими заостренными ушами и острым коричневым лицом, в зеленой шляпе с широкими полями, вся похожая на длинный скрученный листок дерева.

– Вот и внучек пожаловал, – надтреснутым голосом проговорила она. – Слышала, приглашал к нам уже своего друга? И не когда-нибудь, а в Ночь перехода? Неужели оно того стоит, принц?

Артур молча улыбнулся, обнял старушку и последовал за нею в дом. Бабушка еще не знала, зачем он пришел. А когда узнала, аж затряслась от гнева и от души пнула пару раз белок, которые лущили в углу орехи, разделяя скорлупки и ядра по двум разным корзинам огромных размеров.

– Ты в своем ли уме, Артур? Трава Повелителя Холмов? Да ты знаешь, где она растет?

– Догадываюсь, бабушка, – со вздохом сказал Артур.

– Даже мы, потомственные туаты, в такие места больше не ходим. Даже мы забыли этих идолов! И не хотим вспоминать. А тут, мыслимое ли дело, – на Самайн! Когда открыты врата из земного мира в Эмайн Аблах! Ты же наполовину человек, неужели не жалко тебе своих братьев по крови, если проснутся эти силы?

– Я просто хочу достать травы, чтобы приготовить зелье, а не будить их, бабуля.

– Я не верю, что ты так повредился умом, – зло сплюнула на пол «бабуля».

Артур засмеялся. Годы бабушку не тронули – характер у нее по-прежнему оставался крутой.

– Дашь мне провожатого?

– Его найти еще надо, чтобы совсем без головы был, не каждый сунется в эти места, да еще в такую пору, – проворчала старая фэйри. – Да и не знает никто уже эти тропы… Придется тебе с собакой идти, черной собакой с болот. И призвать тебе ее придется самому, принц.

Артур почувствовал, как сердце его холодеет. Прогулка с одним из псов, что сопровождали из века в век Дикую охоту, явно не казалась заманчивой. Зато эти собаки чуяли любых духов и знали все тайные тропы. И, конечно же, ничего не боялись, будучи проводниками в царство мертвых. Потому Артур ничего не возразил, только молча смотрел, как старуха, бормоча, медленно ходит по дому и достает из разных углов разные вещи: бутыли с вином, старый облупившийся плоский медный бубен, засушенные пучки полыни, красные сладкие яблоки, чьи-то пожелтевшие кости...

Потом он так же смиренно отправился на Лягушачье болото, разжег костер из полыни и, опустившись на колени в бархатный влажный мох, стал бить в бубен, тихонько, нараспев, читая заклинание призыва. Сначала ему казалось, что все это ничего не стоит, что все это глупость несусветная, сомнения и страхи посетили его, как обычного юношу, испуганного аспиранта, совсем еще зеленого и неопытного. Поневоле задался он вопросом, как нелепо выглядит здесь в своей тоненькой кожаной курточке и джинсах, один-одинешенек, на болотах, освещенный белым светом луны, среди жутких звуков и огоньков, то ли чьих-то глаз, то ли чьих-то душ, и звон бубна звучал так зловеще, и полынь пахла так горько, и ветер, гудя, разносил этот звон и запах так далеко по болотам…

Однако вскоре Артур почувствовал, как его наполняет неведомой силой, и страх разом покинул его – это был его, его мир, пусть страшный, пусть родной ему всего лишь наполовину, но даже половины хватило, чтобы он был пленен им всецело и навеки. Он уже не бормотал, а пел заклинания, и само это действо доставляло ему удовольствие, и, заслышав, наконец, с болот леденящий душу вой, который быстро приближался, он засмеялся от всей души, и смеялся даже тогда, когда прямо перед ним возникла оскаленная пасть огромной черной собаки, ростом с теленка и похожей на дога. Шерсть ее переливалась в свете луны, а в глазах все отражалось, как в зеркале, и были они величиной с чайные блюдца, если не с мельничные колеса, но Артур верил этому чудовищу как своему самому лучшему проводнику.

Собака снова увела его прочь от болот, минуя темные деревеньки, сырые от тумана луга и скалистые участки, где под ногами хрустела каменная крошка, минуя густые перелески. Они вместе бежали, неслись, не касаясь земли, вдоль озера, которого Артур здесь никогда не видел, хотя ему казалось, исходил всю эту землю вдоль и поперек – в гладкой воде отражался пейзаж, которого не существовало на берегах – не пустоши, а прекрасные города, все в огнях, и высокие замки. Артуру даже показалось на миг, что он слышит звуки волынки, танцев и веселья.