Текст книги "Любить человека (СИ)"

Автор книги: Mary Lekonz

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 10 страниц)

– Я не обижу тебя, – тихо сказал Маттиас в порозовевшее ушко.

И – точно так же, как ранее Даниэль, спустился по юному загорелому телу, прикасаясь губами, впитывая пудровый запах возбуждения. Потянул зубами нежную кожу чуть ниже пупка. Даниэль сорвался в жалобный стон, чуть дрогнув прессом. Маттиас легко провел пальцами по раскрытым ладоням юноши, неуловимо прижал знакомые ему точки управления страхом. Услышал тихий вздох. Даниэль переместил руки на голову своего друга, погрузил пальцы в черные жесткие пряди, словно приглашая к большему. Маттиас почувствовал, как отпустило словно судорогой сведенные длинные ноги. Даниэль больше не боялся.

Мужчина прошелся ладонью по его дерзко вздернутому члену, дрожащему, с покрытой смазкой головкой. Желание почувствовать вкус юноши заставило зажмуриться, но Маттиас остановил себя, осознавая обострившейся интуицией, что от такой стимуляции Даниэль моментально взорвется оргазмом. Нет. Сейчас он хотел полноценно соединиться со своим возлюбленным, войти в глубину его тела, услышать стоны от проникновения. И от его действий сейчас зависело, получат ли они обоюдное наслаждение. Юношу было необходимо подготовить. Маттиас переместил ласковые теплые руки к промежности, поглаживая, развел послушные бедра. На прикроватной тумбочке постоянно находилась баночка с хорошим увлажняющим гелем, Маттиас утром даже предлагал другу им воспользоваться. Разумеется, по назначению, чтобы загар не сушил нежную кожу лица, хотя втайне мужчина надеялся смазать приятной субстанцией с мятным, чуть охлаждающим запахом, совсем другое место.

Даниэль выгнулся, когда почувствовал кончик горячего языка у своего входа. Мужские пальцы ласкали внутреннюю поверхность бедра, слегка пощипывали, словно пытались немного отвлечь. Маттиас кружил языком вокруг темного сжатого колечка. Язык непроизвольно начал трансформироваться, раздваиваться и удлиняться. Маттиас был уже настолько увлечен любовной игрой, что позволил себе ускорить прелюдию. От скользкого, чуть бугристого по бокам стимулятора с двумя острыми кончиками, Даниэль быстро растерял свою стыдливость. Расслабленно дрожал коленками не от страха – от удовольствия, подавался навстречу, стонал, не сдерживаясь. Покорно раздвинул ноги пошире, стоило Маттиасу лишь положить ладони на бедра. Гибкий язык пощекотал простату, огладил упругие стенки, смазывая лечебной слюной. Даниэль больно потянул мужчину за волосы.

– Мээтт! – простонал гортанно. – Я больше не могу! Люби меня…

Он приподнял ноги на цыпочки, четко обозначив мышцы стройных ног. Маттиас едва успел втянуть язык и сдержать слова, чуть не вырвавшиеся из глотки. Ибо этих свистяще-шипящих фраз юноша бы не понял. Реакции обострились, движения ускорились. За мгновение мужчина успел раскрыть баночку с гелем, вылить на свой вертикально стоящий член немного приятно пахнущей субстанции, подтянуться к Даниэлю и, смотря в его одурманенные диким возбуждением глаза, приставить пылающую головку к пульсирующей влажной дырочке. Время остановилось. Даниэль откинул голову и низко застонал, когда большой твердый член погрузился в подготовленное отверстие. В голосе парня не было ни малейшего оттенка боли, лишь чистое наслаждение. Мужчина замер, фиксируя момент первого единения. Даниэль плотно обхватил его бедрами, прижался, обнимая руками за плечи.

Это было похоже на полет. Маттиас не подозревал, что любовный акт между людьми так напоминал парение в воздушной стихии. Он словно летел, гонимый прихотливыми ветрами, под ослепительным солнцем, с миром и счастьем в душе. Он ритмично двигался в любимом теле, сходил с ума от удовольствия, дарил сказочное наслаждение, принимал в объятия своего единственного человека. Даниэль царапал его спину, словно пытаясь удержаться в реальности. И вдруг высоко подтянул стройные ноги, закинул Маттиасу на плечи, вынудив его сменить угол входа. Член начал входить с трудом, так узко и тесно его обхватили сильные мышцы. Маттиас застонал от невероятной стимуляции, почувствовал, как при каждом толчке его орган проходится по твердому бугорку, а Даниэль распахнул глаза и дернулся бедрами ему навстречу, увеличивая ритм.

Маттиас будто поймал на крыло неуправляемый восточный ветер – игривый, порывистый, дарящий волшебную легкость полету, кидающий то вверх, то вниз… В глазах замелькали буйные огоньки, тело наполнилось веселящими пузырьками. Протяжный стон Даниэля, бьющегося в сладком экстазе, подтолкнули Маттиаса к собственному пику наслаждения. Он несколько раз с силой толкнулся бедрами в горячую тесную глубину, наполняя узкий канал пряной жидкостью. Чуть не задохнулся от невероятной смеси эмоций – граничащего с болью жгучего физического кайфа, счастья обладания и бесконечного удовольствия, испытанного Даниэлем.

–Мээтт… – на пределе голоса пропел юноша и выгнулся ему навстречу, раскрывая ноги над его плечами.

Маттиас целовал длинные волосы, пахнущие пионами, нежную кожу висков, уголки глаз, где скопились соленые слезы. Даниэль счастливо улыбнулся, опустил ноги на постель, потянулся под тяжелым мужским телом.

– Данни, – прошептал Маттиас. – Ты мой прекрасный избранник…

– Целуй, – приказал Даниэль, подставляя влажные, чуть припухшие губы.

Целовал Маттиас долго, сладко, не торопясь, наслаждался мягкостью и покорностью. Руки Даниэля поглаживали его спину, бережно обрисовывая рельефы. Оторвавшись от нежных губ, Маттиас посмотрел в наполненные синим светом счастливые глаза.

– Я словно сорвался с тобой в слепящую пропасть, – жмурясь, улыбнулся Даниэль. – Только не упал, а взлетел, обретя крылья.

– Так и должно быть, любимый, – Маттиас не боялся, что юноша заметит капельку, сорвавшуюся с ресниц. – Полет любви дается двоим. Иначе – черная пропасть, ледяное ущелье…

Он прижал Даниэля к себе, провел руками по гладким теплым бедрам, наслаждаясь юношескими очертаниями.

– «Бедра твои, как украшение ювелира», – подняв бровь, подсказал Даниэль.

Маттиас улыбнулся, кивнул.

– «Как прекрасны ноги твои в сандалиях… Живот твой, как ворох пшеницы, оплетенный лилиями…»

– Твои волосы – вороново крыло, твоя кожа ароматна, как дикий мед, – сымпровизировал Даниэль, перебирая пальцами пряди черных волос.

– «Твои очи, как озера Хешбане у ворот Бат-Раббима… Волны на твоей голове наполнены солнечными лучами… Уста твои пьянят, как вино…» – Маттиас придерживался классического текста «Песни песней».

Даниэль не мог спокойно слушать страстный бархатный голос, прижался пахом к сильным бедрам мужчины, глубоко вздохнул. Маттиас вел горячими губами огненную дорожку по шее, по скуле. Жарко прошептал на ухо.

– «Положи меня печатью на сердце твое, печатью – на мышцу твою! Ибо сильна, как смерть, любовь».

Ответом был стон… Страсть в любимых голубых глазах… Моментальное возбуждение и протянутые в безмолвной просьбе руки…

Африканская ночь наступила внезапно. В открытое окно светил лежащий на спине полумесяц. Даниэль, уставший после любовного марафона, заснул на широкой постели в номере Маттиаса. Мужчина с улыбкой склонился над спящим юношей.

Его сильное смуглое тело отбрасывало на противоположную стену длинную полупрозрачную тень с едва заметными очертаниями причудливых крыльев.

========== Часть 5 ==========

Непокорные Фивы. Семивратные Фивы. Оплот величайшей культуры Греции, разоренный до основания. Библиотека, купальни, дома богатых горожан были разрушены, прекрасные статуи на площадях повалены, кипарисы и оливы сожжены. На улицах – раненые и убитые. Пленных осматривали, сортировали и отправляли на корабли. Воины развлекались, демонстрируя отвратительные права завоевателей. Царь отдал на растерзание своему верному войску бывший великий город.

На окраине, в лагере, слышался постоянный смех и разговоры возбужденных победителей.

Теплая ночь освещалась по периметру лагеря отсветами костров. Внезапно, перекрывая привычные звуки, в темноте раздался тонкий свист рассекаемого знойного воздуха и над головами сидящих у костра караульных пронеслась черная тень.

Он очнулся от короткого сна в знакомом шатре возлюбленного – красная плотная ткань, богатое убранство. На земле – бесценные абиссинские ковры, на широких лавках из черного палисандра – серебряные чаши и кубки. Пять бронзовых масляных светильников давали тусклый свет. Рядом, на ложе, покрытом тигровой шкурой, спал любимый друг. Мощные плечи, золото отросших в походе кудрей. Бешеный темперамент. В порыве страсти – тигр и лев в одном человеке. Юноша поморщился, почувствовав боль во всем теле, осторожно сполз с любовного ложа. Ноги не слушались, мышцы ныли так, словно их выкручивали и подвергали изощренным азиатским пыткам. А разве это не пытка – любовь? Такая, что каждый миг отзывался страхом потери, каждая минута – будто последняя…

Словно в насмешку над побежденными греками, он закрепил белый хитон вычурными золотыми фибулами, завернулся в красный воинский хламис и вышел в сентябрьскую ночь. Было относительно тихо и тепло, но почему-то по спине юноши прошелся холодок. Страха? Предчувствия беды?

От костра к нему шли двое. Птолемей, один из «гетайров» царя, за ним – кто-то высокий, широкоплечий, одетый в странный длинный плащ.

Он посмотрел прямо в кажущиеся черными, как безлунная ночь глаза – чуть раскосые, полные непонятной тоски, боли, мудрости. В сердце толкнулась тревога.

Птолемей представил незнакомца как военноначальника из отдаленной провинции. Смуглый мужчина с нездешним взглядом поклонился любимцу македонского царя и отступил в тень.

Он остановился на пороге шатра, прислушался к звукам ночи. Почему-то тишина показалась зловещей. Ему вдруг почудились свистящие фразы и жаркий шепот. Отчаянные вздохи и шорох песка… Такое странное ощущение, будто ночь оплакивала его заживо… На мгновение представились эти скорбные глаза на выразительном лице. Вспышка синего света и вместо лица – странное божество с крыльями и длинным хвостом. Когтистые лапы, раздвоенный язык…

Юноша вздрогнул, стряхивая наваждение, и задернул полог шатра.

***

Даниэль проснулся в темной спальне и несколько минут лежал неподвижно, пытаясь вернуть свой сон. Странное впечатление, словно обрывки другой жизни – солнце, пески, сражения… И Маттиас с болью в черных глазах. Эту бесконечную тоску Даниэль вспомнил прежде всего. Эта тоска прогнала сон, поселилась бесформенным комком волнения в его сердце… Даниэль открыл глаза. Маттиас, как всегда, проснулся раньше, лежал рядом, опираясь на локоть, и смотрел на своего любимого с мудрой улыбкой.

– Только сон, – прошептал он, целуя Даниэля в уголок губ.

Парень вздохнул.

– В последнее время слишком много снов. Какие-то мифические существа. Древняя война – то ли Троя, то ли битва за Рим…

– Ты забыл, как напрягал свой мозг, накачивая античностью. Теперь расплачиваешься зашкаливающим воображением, – мягкие губы переместились на шею.

– Мудреные слова с самого утра, – уже улыбаясь и забывая о смутных картинах сновидений, отозвался Даниэль, с удовольствием подставляя себя ласкам любимого.

Сильные пальцы прочесывали густые русые волосы, будто снимая последние впечатления от странного сна, даря забвение. Тяжелое идеальное тело с твердыми мышцами, словно отлитыми из бронзы, прижималось своим возбуждением к моментально ощутившему напряженное томление Даниэлю. Они уже три года были близки, но каждый раз прикасаясь к Маттиасу, парень чувствовал туман в голове и трепет во всем теле. Мужчина действовал на него магически, воспламеняя, поражая воображение безграничной любовью и страстью. И в это утро, пока солнечные лучи пытались проскочить сквозь плотные шторы спальни, Даниэль блаженно утопал в объятиях, поднимаясь на волнах удовольствия лишь от умелых прикосновений рук, губ, бедер. Прикусывал губы и сдерживал стоны, чтобы потом они прорвались, переходя в крик. Изучал своими руками знакомые рельефы и внушительно торчащий орган, снова восхищаясь, сжимая и поглаживая, с восторгом слушая несдерживаемые слова любви. Маттиас мог смутить одними только фразами, и ими же довести до пика. Ритмично двигая ладонью по скользкому от смазки члену Даниэля, мужчина с прикрытыми от наслаждения глазами, цитировал бессмертную «Одиссею», пока парень не забился в сумасшедшем оргазме, теряясь в удовольствии от красоты слов древнего эпоса.

На светлой кухне Даниэль взялся за свою кастрюльку, наполняя чистой водой, запуская кофемолку и сосредоточенно отмеряя нужное количество ложек. Маттиас уселся около окна и из глубокого кресла наблюдал за сложившимся ритуалом. Теперь Даниэль варил кофе на двоих. Не сразу, но профессор пристрастился к бодрящему напитку, правда, в отличие от предпочитающего классику любимого, постоянно экспериментировал, добавляя в свежесваренный кофе то мороженое, то сливки, а иногда мог побаловать себя шоколадной крошкой, ложкой коньяка или долькой лимона. Даниэль в этом плане был удивительно тверд, оставаясь верным варианту с корицей. Доведенные до автоматизма движения приводили его мысли и чувства в рабочее состояние, создавали ощущение покоя и стабильности. К тому же, парень ощущал горячий взгляд от окна, словно теплыми лучами оглаживающий его волосы и спину.

К завтраку полагались испеченные накануне вечером в четыре руки печенья, получившиеся спонтанно, в результате ревизии холодильника. Изобретательный Даниэль предложил смешать с мукой оставшиеся полпачки облегченного масла, два яйца, кусочек мягкого сыра и ванильный йогурт. Маттиас на эксперимент косился с подозрением, тем радостнее Даниэль праздновал победу час спустя, когда квартиру наполнил аппетитный аромат выпечки. К тому же, создавая кулинарный шедевр, мужчины незаметно касались друг друга и разожгли нешуточную взаимную страсть. До спальни они не дотянули, свалившись на расстеленную в гостиной перед камином пятнистую шкуру неизвестного науке животного.

Даниэль замечтался и чуть не пропустил момент закипания кофе. Маттиас с улыбкой следил за парнем из своего кресла, поглаживая указательным пальцем подбородок и, Даниэль мог поклясться, легко читал его мысли. Уж слишком лукавым стало выражение его выразительного лица.

Они не торопясь пили кофе и размышляли, как бы провести выходные дни. Даниэль решил взять двухдневную паузу в написании своей сложной дипломной работы, о которой уже серьезно говорили в университете. Студент убедил пожилого профессора фонетики в целесообразности своего мнения по поводу правил звучания древнегреческого языка. Выкладки показались маститому историку настолько красивыми и логичными, что он взял руководство над работой, своей основной мыслью расходящейся с его собственной научной позицией. Даниэль так остервенело принялся за труд, словно от этого зависела его жизнь. После первого представления тезисов на совете профессор фонетики пожал своему оппоненту руку и выразил надежду на успешное исследование. Даниэль почти поселился в архиве университетской библиотеки, иногда перемещаясь в Пергамский музей, для непосредственной работы с артефактами. Сопротивления от сотрудников он не ощущал, наоборот, его молодой талант, щедро рекламируемый Маттиасом, там одобряли и предвкушали сенсацию на историческом поприще.

Даниэль уже почти согласился на дальнюю велосипедную прогулку, когда услышал звонок от своей названой сестры Эмми. Парень не общался со своими приемными родителями – при мысли о Роберте сердце заливало ледяным отвращением, а Хелен, принявшая роль молчаливого созерцателя, до сих пор вызывала недоумение. Зато девушек-погодок Даниэль считал своими сестрами и был в курсе их жизни. Старшей недавно исполнилось восемнадцать и парень, полгода не видевший девчонок, подбивал Маттиаса на визит в Потсдам, куда на следующий день после совершеннолетия переехала Эмми, взяв с собой младшую сестру. О мотивах своего переезда девушка уклончиво отвечала, что расскажет подробности при личной встрече.

Голос Эмми был слегка взволнованный, когда она настойчиво приглашала Даниэля и Маттиаса приехать в гости. Желательно, даже сегодня. Даниэль, зная настырный характер сестры, согласился, заметив молчаливый кивок Маттиаса.

Они быстро добрались до Потсдама, с помощью навигатора сориентировались в незнакомом городе и остановились около трехэтажного незаметного дома на Цеппелинштрассе. У подъезда стояла высокая худая девушка в узких синих джинсах и простой курточке, со строгими светлыми глазами и стильной стрижкой. Если бы Даниэль не обменивался с Эмми селфи, он бы ни за что не признал в этой серьезной барышне ту мелкую оторву в готском макияже и встрепанными, плохо стриженными черными волосами.

Эмми кинулась на шею названому брату, из-за его плеча улыбнулась Маттиасу. Даниэль немного покружил легкую девушку и, наконец, отпустил на землю. Окинул придирчивым взглядом.

– Какая ты стала взрослая, сестренка. И такая красивая. Стильная.

– Я учусь на визажиста, – отозвалась Эмми, сверкая голубыми глазами. – Я обязана всегда выглядеть классно, иначе я неправильно выбрала профессию!

– От тебя странно пахнет, – вдруг заметил Даниэль, потянув носом воздух.

Эмми кивнула.

– Не успела переодеться, выскочила вам навстречу в домашней кофте.

Даниэль принюхивался и не смог обозначить словами такой притягательный, но словно бы… интимный запах.

– Материнским молоком, – вдруг негромко произнес Маттиас, смотря мимо девушки.

Эмми вздрогнула.

– Пошли домой, – сестра потянула брата за рукав в подъезд. – Сейчас все узнаете.

Следующие полчаса Даниэль обалдело переваривал полученную информацию.

Элли месяц назад родила дочку, после страстного рандеву с каким-то гастролером, о котором сестры, не сговариваясь, не сказали ни слова. Элли едва исполнилось семнадцать. Родители настаивали на аборте, но девушки имели на этот счет свою недетскую позицию и стояли насмерть. Тогда Роберт и Хелен пригрозили выгнать дочь из дома, если она не оставит новорожденную в приюте.

Два месяца назад справившая совершеннолетие Эмми перевезла сестру из неуютного родительского дома в небольшую квартиру в Потсдаме, где успешно училась на курсах визажистов у знаменитого мастера-стилиста. Теперь сестры переживали напряженный период. Элли едва оправилась от трудных родов и страдала постоянными недосыпами и депрессией. Эмми помогала сестре ухаживать за крошечным ребенком, но сама собиралась вот-вот сорваться в гастрольный тур с молодой рок-группой, в которой была костюмером и стилистом. Банда выросла из тех самых школьных друзей-рокеров, переживала сейчас первый успех на небольших клубных площадках восточной Германии. Парни только начали раскрутку и помощь Эмми, хорошо знающей стиль группы, была незаменима. Кстати, банда в полном составе изо всех своих мальчишеских сил принимала посильное участие в непростой жизни сестер. Парни по очереди бегали за продуктами и памперсами, иногда гуляли с коляской по ближайшим улицам и пытались развеселить Элли веселыми рассказами и звучащими слишком громко для квартиры, самыми лиричными из своих композиций.

Даниэль ошеломленно слушал перебивающих друг друга сестер и прижимал к себе бледную Элли. От рассказанной истории кружилась голова. Даниэль удивлялся позиции родителей, которые смогли прогнать беременную несовершеннолетнюю дочь из дома и с тех пор ни разу не поинтересовались ее состоянием. Зато своими назваными сестрами он гордился – девчонки оказались сильными, не сломались от навалившихся потрясений, стойко держась друг за друга.

А потом проснулась крошечная Рози. Все вопросы и сомнения тут же исчезли, стоило Даниэлю увидеть маленького человечка в светло-зеленом бодике, сучащего миниатюрными ручками и ножками. Вид кормящей грудью юной Элли взволновал парня до слез. Он тихо вышел в кухню. Неоформленное желание сделать добро горьким комком стояло в горле.

Даниэль почувствовал тяжелые руки на своих плечах. Маттиас легко поцеловал парня в висок, стер слезинку со щеки.

– У меня идея. Поехали, пока сестры заняты кормлением.

Они метались по детскому супермаркету, увлекая за собой двух молоденьких продавщиц. Скупали ворохи разноцветной одежки, игрушки-погремушки, плюшевых мишек и кукол, огромные упаковки японских подгузников и прочую, необходимую для ухода за младенцем мелкую дребедень. Маттиас толкал наполненную доверху тележку и с задумчивой улыбкой наблюдал за светящимся азартом Даниэлем. Парень рассказал всем в магазине о рождении племянницы, пытаясь одновременно показать руками размеры девчоночки и набрать с красочных полок побольше интересных игрушек.

Даниэль остановился, лишь когда Маттиас показал глазами на часы. Они провели в супермаркете почти час.

На прощание им с улыбкой помахали руками все продавцы и кассиры магазина. Даниэль заметил в витрине свое отражение – высокий стройный молодой мужчина с длинными русыми волосами, забранными в густой хвост, в сопровождении мускулистого черноволосого красавца, с тележкой яркого детского приданого. Почему-то от наблюдения этой идиллической картины сердце сжалось тоской. Он не понял, откуда взялась эта щемящая грусть, но заметил отблеск того же чувства в бездонных глазах любимого мужчины.

Эмми, впустив их в квартиру, только пораженно охнула, всплеснула руками. Элли, уложившая дочку спать, потеряла дар речи и повисла сначала на шее названого брата, а потом обняла Маттиаса. Сестры оживленно начали разбирать покупки, одновременно смеясь, любуясь игрушками и одежкой. В конце концов, Элли разрыдалась, не справившись с чувствами. Маттиас отправил взглядом черных глаз Даниэля и Эмми вон из комнаты, а сам подсел к молодой маме, медленно погладил по плечам. Даниэль знал, что любимый прекрасно успокаивал людей одними прикосновениями, и потянул сестру на кухню.

Эмми нервно доставала чашки из небольшого кухонного шкафчика.

– Через неделю я должна уехать и оставить Элли на месяц, а может, и два. Не знаю, как она справится одна. С настроением беда.

– Это нормально для ее состояния, – нерешительно вставил Даниэль.

Эмми кивнула.

– Да. Но я еще не покидала ее. И ребята тоже уедут. А брать ее с крошечным ребенком с собой на гастроли – верх неблагоразумия.

– Нужно нанять на это время няню, – предложил Даниэль.

Эмми вдруг покраснела.

– У нас нет на это денег, – пробормотала она. – Все сбережения ушли на реабилитацию Элли после родов. Ты не представляешь себе, какая она была. Просто тень.

– Почему ты не рассказала мне раньше? – спросил молодой человек. – Мы бы помогли.

Эмми отвлеклась от приготовления чая и обняла брата. Прижалась щекой к широкой груди.

– Прости. Мы закрутились сначала с переездом, потом с родами. Я знала, что у тебя важные экзамены и дипломная работа. Да еще… я не ожидала, что родители от нас так просто откажутся.

– А отец ребенка? – осторожно поинтересовался Даниэль. Почувствовал, как Эмми вздохнула в его объятиях.

– Он рок-звезда, почти на восемь лет старше нас. Успешная, давно раскрученная группа, гастролировала по всей Европе с туром в поддержку нового альбома… Там не было любви, просто так распорядилась судьба. Мы оказались на концерте, наши парни выступали на разогреве, а я познакомилась с командой, стилистом и костюмером. И пока мы мирно общались, Элли с гитаристом как-то… договорились, на гребне впечатлений от перформанса. Не знаю, чем они там думали. Сестренка-то вообще бестолковая в этом плане, а вот парню должны были менеджеры про предохранение все уши прожужжать…

– Он не знает про ребенка, тот музыкант?

Эмми потерлась носом о хлопок даниэлевой рубашки.

– Вот еще, связываться с их юристами и продюсерами! Элли малолетка еще, по судам бы затаскали, да и пресса… Мы решили, что нам это не нужно. Главное, что малышка хорошенькая получилась.

Даниэль кивнул, погладил сестру по коротким, модно подстриженным светлым волосам.

В кухне появился Маттиас.

– Заснули обе, – ответил на невысказанный вопрос и по привычке уселся поближе к окну, вызвав теплую улыбку у Даниэля. – Эмми, мы хотим оказать помощь. Я знаю, ты гордая девушка и считаешь, что вы справитесь сами, но иногда нужно обращаться к здравому смыслу. Материальные проблемы сейчас ни к чему. Я оформил карточку на имя Элли и буду пополнять ее, пока ты не закончишь свои курсы, а Элли не определится с будущим. Деньги решат вопрос няни, без нее твоя сестра скатится в депрессию.

Эмми сдвинула брови и открыла было рот, но Маттиас добавил.

– К тому же, вам необходимо выглядеть благополучно, иначе службы опеки заберут ребенка. Я знаю, ты хотела поговорить об этом, мне Элли уже намекнула. Я предоставлю хорошего юриста, который займется этим вопросом. Но ваша позиция тоже важна. По крайней мере, пока Элли не исполнится восемнадцать, вы будете вынуждены постоянно доказывать, что справляетесь. Даниэль считает вас сестрами, примите помощь от нас.

Эмми серьезно посмотрела в темные глаза и наклонила голову, соглашаясь. Даниэль облегченно выдохнул. Он боялся, что своенравная девушка откажет, хотя и был уверен в даре убеждения Маттиаса. Про органы опеки уже ходили нехорошие слухи, Элли была несовершеннолетней матерью-одиночкой и ее могли уговорить или принудить передать здоровенького ребенка для удочерения в бездетную семью. Пока позиция сестер была твердой, но кто знал, какие методы убеждения были у чиновников. На всякий случай, Маттиас успел поговорить со знакомым берлинским юристом по пути из детского супермаркета.

Даниэль и Маттиас провели в Потсдаме весь день и вернулись в свою квартиру уже поздним вечером. По дороге Даниэль говорил без умолку, перескакивая с одной темы на другую – о стойкости и смелости Эмми и Элли, о равнодушии родителей и о маленькой «племяшке». Маттиас лишь улыбался и согласно кивал, не перебивая бурный речевой поток.

Даниэль не благодарил своего любимого за безоговорочную помощь названым сестрам, ведь его самого пять лет назад спас этот удивительный мужчина, подарив будущее и самого себя. Но поздним вечером он пришел в гостиную, где, уютно завернувшись в черное кимоно с вышитыми серо-белыми журавлями, сидел Маттиас, читая томик французских поэтов-символистов. От Даниэля пахло любимым лавандовым гелем для душа. Русые волосы закрывали лопатки. Из одежды – только короткие джинсовые шорты. Юноша прикусил уголок губы, подошел поближе к креслу, медленно вытащил книгу из рук.

– «Лепет нежно-утомлённый, зов любви неутолённой, струн незримых перебор,» – улыбаясь, процитировал Даниэль, посмотрев на обложку. Книга аккуратно приземлилась на журнальный столик.

– «Как в лесу средь веток тёмных, в ласках ветра неуёмных голосов нестройный хор…» – Даниэль взъерошил короткие иссиня-черные волосы. Как жаль, что Маттиас год назад отказался от длинных волос и носил теперь модную деловую стрижку, впрочем, только подчеркивающую его экзотическую красоту.

– «Звон хрустальный, рокот чистый, как в полночной тьме душистой на лугу звенит трава…» – молодой человек, изгибаясь в пояснице, забрался на сильные колени.

– «Как, журча, волна морская, гальку мокрую катая, сыпет хрупкие слова…» – Даниэль медленно развел узкие колени, усаживаясь на бедрах поудобнее, ощущая неслабое волнение под легким шелком.

– «Это мы с тобой. Всё глуше стонут, жалуются души, истомившиеся врозь,» – прошептал он, касаясь губами смуглой шеи, проводя кончиком носа под подбородком.

– «О, какое нетерпенье, в древнем кротком песнопенье, ночь пронзающем насквозь!*» – жаркий рот накрыли мягкие губы, сильные руки прижали к себе. Маттиас легко встал с кресла, удерживая любимого под бедра, и понес, как заслуженный трофей, в спальню. Он казался спокойным, лишь по дрожанию нижней губы и упирающемуся в живот члену Даниэль понимал, насколько взволнован его дорогой друг.

– «Зов любви неутоленной?» – рыча, переспросил Маттиас, укладывая любовника на постель.

Мужчина с трудом стащил маленькие шорты с уже разгоряченного тела. Они пропустили прелюдию, посчитав стихи достаточным возбуждающим фактором. Оба дрожали от нетерпения. Маттиас тут же коснулся впадинки пупка кончиком языка, и Даниэль кожей почувствовал знакомую эйфорию, заставляющую впадать в экстаз от прикосновений, поцелуев, глубокого проникновения…

Следующую неделю Даниэль провел в метаниях между консультациями с профессором фонетики и разговорами с сестрами. Бегая по университету, парень случайно разговорился с однокурсницей Мартой, мимолетно коснувшись ситуации младшей сестры. Марта заинтересованно задала несколько вопросов, а потом предложила свою кандидатуру на должность няни к молодой маме. Оказалось, что сама студентка пару лет назад отнянчила собственную сестренку и теперь с легкостью могла справиться с работой, к тому же остро нуждалась в деньгах для оплаты дорогих семинаров.

В субботу они поехали в Потсдам уже втроем, с Мартой, знакомиться с сестрами и малышкой.

Эмми собирала чемодан, постоянно перезваниваясь со своими рокерами. Элли с пищащей Рози на руках, была близка к истерике. Гости прибыли вовремя. Марта тут же загулила неожиданным ласковым басом, чем ввергла мужчин в минутный ступор, моментально помыла руки и переоделась в белоснежный халат, смело взяла из рук Элли вопящий сверток и очень быстро успокоила младенца. Даниэль понял, что случай в очередной раз предоставил ему необходимого человека в нужное время. Эмми переглянулась с сестрой, понаблюдала, как Марта, непрерывно напевая, ловко переодела и подмыла малышку, и серьезно кивнула брату и Маттиасу.

– Вы нас спасли, – шепнула на кухне, воспользовавшись тем, что Элли приглушенно общалась с новой няней в детской. – Во вторник приходили из службы опеки над трудными случаями с детьми. Хорошо, что мы уже получили консультацию юриста. Они покрутились, посмотрели, поговорили и успокоились. Только бы еще родители нам не подгадили.

Мужчины улыбнулись. Перемены они почувствовали, как только перешагнули через порог. Чисто убранная квартирка, безупречно оборудованная детская со всеми атрибутами, спокойная Элли и сытая здоровая крошка не должны были вызвать претензии у чиновников. Кажется, они действительно вовремя спохватились.

Марта и Элли, сияя, вышли на кухню.

– Чудесная малышка, – обрадовала мужчин Марта. – Такая хорошенькая и веселая. Мы подружимся.

Они еще погостили, полюбовались на спящую Рози и уехали, оставив девушек обсуждать появившиеся вопросы.

– Не знал, что ты любишь детей, – следя за дорогой, заметил Маттиас. – Обычно это приходит с возрастом.

Даниэль пожал плечами, отгоняя смутный холодок в сердце.

– Она такая смешная. Маленькая, а уже настоящий человечек. Ручки, ножки… кудряшки. Хочется ее потискать, как котенка. Вот подрастет немножко, а то пока боязно.

Маттиас тепло рассмеялся.

Весь месяц, пока Эмми моталась со своей рок-бандой по Германии, Даниэль каждые выходные вытаскивал Маттиаса посмотреть на племянницу. Он вдруг почувствовал ответственность за сестру и исподтишка наблюдал за Мартой. Обе справлялись. Элли, получив умелую и взрослую помощницу, немного успокоилась, посвежела и отдохнула. Снова засияли зеленые глаза и засветилась ослепительная, словно фарфоровая, нежная кожа. Молодая мамочка подолгу гуляла в окрестностях Сан-Суси с нарядной коляской, вызывая улыбки прохожих и туристов. Малышка Роуз быстро превратилась из красненького заморыша в классического пухлого младенчика в перевязочках и радовала хорошим аппетитом, сном и развитием. В квартире сестер установилась та особенная атмосфера, которая присуща домам с маленькими детьми.