Текст книги "Право на выбор (СИ)"

Автор книги: Marlu

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 12 страниц)

– Ну что, Константин, раз уж твоя попка сегодня немного не в форме, будем действовать иначе, – произнес он, устраиваясь в кровати полусидя. – Иди сюда.

Никогда не думал что делать минет это целое искусство. Вскоре у меня болела челюсть, и я залил слюнями все, что было можно. Получалось плохо, и ехидные замечания и ценные указания успеху способствовали мало. А все дело было в том, что этот злыдень требовал брать его достоинство в рот целиком. А как это сделать, если член не маленький и банально не помещался?

– Расслабь горло, просто прими его, – где-то я уже слышал про это «расслабься».

Я пытался схитрить и посасывать только головку, помогая себе рукой. Так, конечно, было легче, но совсем не устраивало комбата. Сколько я так мучился, не знаю, но под конец мне было уже все равно, и детородный орган моего эсэсовца проник куда надо, и я не задохнулся и не блеванул, скорее всего потому, что устал как собака и было уже все равно.

И все равно мне было ровно до того момента, как в горло хлынула густая теплая и терпкая жидкость. Мерзость! Я дернулся, пытаясь отстраниться, но его рука надавила на затылок и не дала дернуться до тех пор, пока член не перестал фонтанировать спермой. Отпрянув, я хотел вскочить с постели, чтобы на кухне сплюнуть и прополоскать рот, но комбат с гадкой улыбочкой притянул меня к себе, вовлекая в страстный поцелуй, и ничего не оставалось делать, как смириться и проглотить первое в моей жизни семя другого мужчины.

Глава 10

Я медленно втягивался в новую жизнь, постепенно привыкая к обязанностям и распорядку. Первый раз, когда комбат меня разбудил в шесть утра зычным "Подъем!", я спрыгнул с кровати, лихорадочно озираясь и не понимая спросонку, что случилось.

– Ты же в армии, забыл? – подколол меня майор, посматривая на часы.

Намек я просек и мгновенно натянул на себя одежду, не хватало еще очередных тренировок по одеванию. А дальше был кросс по пересеченной местности и физические упражнения на свежем воздухе. Понятно теперь, откуда у мужика такая фигура, наверное, и у меня такая будет, если каждый день так тренироваться.

В принципе напрягали меня только две проблемы: куры и готовка. С одной стороны, взять из мешка немного зерна и потом выложить его в специальное корытце на заднем дворе не проблема, но вот пернатый будильник меня невзлюбил, норовя напасть с тыла, пока я был занят перекладыванием корма из кастрюли в емкость. Клевалась эта зараза пребольно, поэтому приходилось быть настороже и регулярно спасаться бегством под радостные вопли победителя.

С готовкой было сложнее. То ли книжку писали для людей, уже подкованных в этом деле, то ли это у меня просто лыжи не ехали, но изобразить что-нибудь относительно съедобное пока не получалось. Мы, конечно, это ели, вернее, комбат с интересом наблюдал, как я давлюсь собственной стряпней, держа ложку или вилку в руке. Пару раз даже попробовал. Осторожно так. Как отраву. По всей видимости, столовался он в части, обрекая меня на питание малосъедобным варевом.

С травой тоже вышла засада, оказалось, косить надо уметь, и самостоятельно постичь тонкости управления этим хитрым девайсом не получалось. Комбат заметил походя, что высота травы нуждается в корректировке, и велел скосить. Пришлось сознаться, что не умею. В ответ майор просто пожал плечами и сказал:

– Я поставил задачу. Твои проблемы, как ты будешь ее решать: косить, стричь маникюрными ножницами или рвать руками, – и уехал на своем «шикарном» авто.

Проводив глазами задние фонари машины, я поплёлся в дом, соображая, как выходить из положения. В данном случае ситуация требовала скорейшего решения, потому что, как я уже успел понять, комбат не терпел неповиновения. Как в том анекдоте: «Доктор сказал: «В морг, значит, в морг». Я готов был действительно выйти и рвать проклятую траву руками, только вот это дело заняло бы целый день, а других обязанностей никто не отменял. И за невыполнение любой из них однозначно последовала бы кара, например, пара лишних километров по лесу или еще что-нибудь. Фантазия у комбата в этом плане была неистощима.

Так, в первую очередь надо было сходить за молоком. На другом конце деревни жила бабулька, с которой комбат договорился насчет этого. Три литра через день, и ведь выпивал же! Любитель молока и молочных каш. Я вспомнил сваренную намедни манку и поморщился: она у меня подгорела и получилась с комками. Майор позавтракал бутербродами, а я давился «полезным продуктом».

Схватив чистую трехлитровую банку, я поставил ее в пакет и отправился к Галине Петровне. По дороге в голову пришла интересная мысль, и я даже остановился, а что, вполне можно попробовать взять «помощь зала», раз уж от звонка другу толку было бы немного.

Бабулька в завязанном на затылке чистом белом платке ловко нацедила в банку молока, не пролив ни капли.

– Держи, сынок, – сказала она, протягивая мне полную емкость.

Я закрыл банку крышкой и немного помявшись, спросил:

– Галина Петровна, а вы не могли бы научить меня косить?

– Зачем тебе? Скотину-то Андрей Витальевич не держит.

– Не держит, – согласился я, – только вот трава вокруг дома выросла, он велел скосить, а я не умею.

– Ой, ну насмешили! – всплеснула руками женщина. – Что ж он тебя-то заставил?

«А кого еще?», – хотелось сказать мне, но вместо этого благоразумно промолчал и потупился.

– Сынок, мне сегодня некогда, давай завтра, – но увидев мою расстроенную физиономию, покачала головой, – ладно, придумаем что-нибудь. Зойка! Поди сюда! – крикнула она в приоткрытое окно.

– Чего? – в дом с улицы ворвалась девушка лет восемнадцати и с интересом поглядела на меня.

– Привет, – сказал я.

– Привет, – отозвалась она и уставилась на Галину Петровну. – Ба, звала-то чего?

– Зой, пойди, помоги городскому парню, там у дома надо траву обкосить, а он не умеет. Покажи ему, как косу держать, пусть потом сам тренируется.

Девушка посмотрела на меня с жалостью – видимо, в ее глазах я выглядел совсем ущербным – и согласилась.

– Хорошо. Брусок-то дома есть? – уточнила она, а я, стыдно признаться, не понял, про что меня спросили: какой такой брусок должен к косе прилагаться? – и беспомощно пожал плечами.

– Брусок косу точить, – пояснила она, – а, ладно, с собой возьму. Чего стоишь, идем! – позвала она меня уже с улицы.

– Косить хорошо по росе, – поучала меня наставница, – берешь ее вот так, пяточку к земле прижимаешь, а острие соответственно, чуть вверх, чтобы шло. Понял?

– Понял, – пыхтел я – теория в отличие от практики была элементарной.

– Да не верти ты туловищем, – осаживала она меня. – Неужели сложно повторить за мной?! Смотри еще раз!

Я смотрел, пытался повторить, и опять ничего не получалось. Коса как будто жила своей жизнью и не желала подчиняться. Точить тоже не получалось так ловко, как у Зои. Под ее руками брусок пел, быстро скользя по стальному полотну, а я боялся остаться без рук и водил точилом аккуратно.

– Ничего, научишься, – утешила она меня под конец, когда все сорняки в округе сложили буйные головы, – тут практика нужна.

– Спасибо большое, – с чувством поблагодарил я свою спасительницу, с удовольствием оглядывая поле нашей деятельности.

– Да не за что, – рассмеялась она, – обращайся, если что. Я пока у бабушки гощу.

Я улыбнулся, девушка была милой и непосредственной.

– Ладно, мне пора, – заторопилась она, – мы с подружкой договорились встретиться.

Как настоящий джентльмен, я поперся ее провожать и, несмотря на протесты и смешки, взвалил на плечо ее косу. Мы весело болтали, она рассказала, что учится на медсестру, я пожаловался, что вылетел из университета, так и дошли до знакомого палисадника. Пристроив инструмент на яблоневый сук, стал вежливо прощаться, мне еще надо было много чего сделать.

Сзади раздался визг тормозов. Мы с Зойкой отпрыгнули друг от друга, как будто застигнутые на месте преступления подростки.

– Ой, я пойду! – пискнула она и скрылась в доме, а я остался один на один с взбешенным майором.

– В машину! – прошипел он, и я как под гипнозом сел на первое сидение.

УАЗик сорвался с места и, поднимая тучи пыли, понесся к нашему дому. Я сидел ни жив, ни мертв, не понимая поведения комбата. Я же вроде не нарушал никаких правил, чего он взбесился?

– Значит, пока я на службе, ты хорошо проводишь время? – остановившись у ворот, комбат вытащил ключ из замка зажигания и повернулся ко мне.

– Мы косили, – едва слышно ответил я, реально ощущая волны холода по позвоночнику.

– А сам не мог? – продолжал пытать меня комбат.

– Я не умею, попросил Галину Петровну научить, а она внучку послала, – оправдывался я.

Он вроде внял моим словам и почти успокоился, но, зайдя в дом и увидев, что там и конь не валялся, разошелся вновь. Мне всыпали люлей, заставили раз –дцать отжаться от пола, обнаружили на этом самом полу несколько песчинок… Так быстро пол я еще никогда не мыл.

Самое обидное – что все это было несправедливо, ведь до вечера оставалось еще очень много времени, и я же не знал, что он сегодня приедет раньше. Недовольно пыхтя, я шуршал по хозяйству, проклиная ненормальных комбатов. Он, постояв над душой еще с полчаса, забрал ноутбук и свалил. Вот и стоило такой кипеж поднимать? Вот чисто баба в период ПМС.

– Истеричка, – пробурчал я, соображая, что еще осталось сделать.

К вечеру, занимаясь домашним хозяйством, я пришел к выводу, что такие выходки мне не нравятся, и если не пресечь это в самом начале, то дальше будет хуже. Вот что бы такого сделать, чтобы он понял, как был не прав, и почувствовал мою обиду? План созрел сам собой: вот захочет он секса, а я его обломаю, может же у меня голова заболеть, к примеру?

Вечером я почти с ним не разговаривал, просто выполнял приказы и старался не встречаться глазами с комбатом. Майор пару раз остановил на мне свой фирменный змеиный взгляд и занялся заполнением каких-то формуляров. Я, приняв душ, лег в постель и отвернулся к стенке, честно попытался заснуть, но на самом деле напряженно прислушивался к малейшему шороху. Наконец, матрас прогнулся под тяжестью его тела, я затаил дыхание, ожидая, что будет дальше.

– В чем дело? – поинтересовался он.

– Ни в чем. Голова болит, – ответил я, не поворачиваясь.

На несколько секунд повисло молчание, затем комбат задумчиво произнес:

– Голова? Я знаю средство от такой боли, – и резко вздёрнул меня в позицию «раком».

Я дернулся, но он держал крепко, молча стягивая с моей задницы трусы. Звук рвущейся обертки презерватива оповестил меня, что воспитательные меры обернулись против меня же. Холодный гель между половинок, и никаких пальцев, ласкающих дырочку, не было и в помине. Он вошел сразу, без подготовки, без ласк и прочей мишуры. Жестко. Расчетливо. Я уткнулся мордой в подушку, стараясь заглушить подвывания, отнюдь не наслаждение было тому причиной. Страх, обида, разочарование и понимание своей глупости накрыли с головой. И обида, было иррационально обидно от того, что происходило сейчас в этой постели, хотя опять-таки виноват во всем был только я. Когда-нибудь я перестану быть идиотом?

В этот раз комбат не стал заботиться и о том, чтобы я кончил, просто спустил сам и отвалился, а я рухнул на простыни, понимая, что еще немного, и разревусь как девчонка. Больно было не только в жопе, душе было во сто крат хуже. Порефлексировать вволю мне не дали, перевернув лицом вверх. Немигающий взгляд Каа не позволял отвернуться или хотя бы моргнуть, в уголках глаз, я чувствовал, собиралась противная и ненужная влага.

– Никогда. Больше. Так. Не делай! – чеканя каждое слово, сказал комбат, я только и смог заторможено кивнуть. – Тогда спокойной ночи, – пальцы на моих плечах разжались, и он ушел на кухню, полилась вода.

Я, чувствуя себя жалкой развалиной, отвернулся и закрыл глаза. Было просто тошно. Спустя вечность он пришел и завозился, устраиваясь. Я замер, непроизвольно напрягшись, когда майор пододвинулся ближе. Теплые руки обняли и прижали к груди. Молча. Отчего-то в груди потеплело и боль стала отступать. Я идиот.

Глава 11

Воспитательная мера, предпринятая майором, помогла лишиться иллюзий и понять несколько простых истин. Например, я определил для себя свой статус. Фишка была в том, что он изменялся в соответствии со временем суток. Соответственно, ночью я ублажал «моего повелителя», как мог, телом, а днем шуршал по хозяйству. При этом я понял, что смешивать эти два понятия нельзя. Все наши ночные игрища к дневному комбату отношения не имели. Ночь была ночью, а день – днем. Как только майор принимал горизонтальное положение, он превращался в потрясающего любовника. Теперь, когда я узнал разницу между «по-хорошему» и «по-плохому», второй вариант не устраивал совершенно, а вот первый…

Черт побери, я даже думать не хотел, сколько партнеров надо было сменить в постели, чтобы приобрести такой опыт! Нет, ни в коем случае я не был против, потому что если сравнивать виртуозного музыканта и ученика музыкальной школы, то совершенно понятно, в пользу кого следует сделать выбор.

Он исследовал мое тело с азартом первооткрывателя, обнаруживая и запоминая все эрогенные зоны, попадающиеся на пути. Боже мой, я понятия не имел, что этих точек так много! Иногда казалось, что он опытный флейтист, добивающийся идеального звучания своего инструмента, в роли которого выступало мое тело. Заласкивая меня почти до потери пульса, он хрипло шептал в ухо:

– Давай, покричи, не стесняйся, девочка моя, кричи!

И я не мог сдерживаться, орал от переполнявшего кайфа, от избытка невозможно ярких ощущений, когда хватало пары легких движений по члену, чтобы сорваться в сумасшедший оргазм, чем и пользовался майор.

«Покричи для меня, девочка моя», – эти слова стали практически спусковым механизмом, условным рефлексом для получения мощнейшей разрядки. Я оплетал руками и ногами сильное тело, притягивая как можно ближе, слышал сумасшедший стук его сердца и плавился в ощущениях если и не любви, то обоюдного вожделения точно. Вдыхая теплый и слегка пряный запах разгоряченного мужского тела, находил, что лучше и приятнее аромата и представить невозможно. Самозабвенно подмахивая, тянулся губами к его губам и, ловя рваное дыхание, сходил с ума, понимая, что именно я довел майора до такого состояния. Ловил его расфокусированный взгляд и чувствовал, что разрядка близка, и это пьянило похлеще любого вина, и я выкрикивал сорванным голосом:

– Да! Да! Еще!

Затем следовала пара-тройка судорожных движений, он сжимал рукой мой напряженный и пульсирующий член, и мы бурно кончали, практически одновременно. Он падал на меня сверху, не в силах сразу скатиться и лечь рядом, а я гладил влажную спину, принимая невесомые благодарственные поцелуи куда-то в район виска. Немного отдышавшись, этот фанат чистоты тащил мое слабо трепыхающееся тело в душ, где прислонял к стеночке и сам намыливал и споласкивал безвольную тушку. Потом я брел, спотыкаясь, к кровати, падал на нее и ждал, когда придет он, обнимет, почти подгребет под себя, тогда я расслаблялся и засыпал мгновенно, без сновидений, чтобы утром проснуться от громогласного:

– Подъем!

Пятьдесят секунд на одевание, кросс по пересеченной местности, приседания-отжимания-подтягивания… Кофе, бутерброд, красные фонари отъезжающего УАЗика. Все как всегда.

Я уже ловко справлялся почти со всей домашней работой, научился ставить самовар, топить печь и даже варить в ней кашу – спасибо Галине Петровне, что объяснила, как это делается. Да, сначала было странно, что летом надо иногда топить печь, но деревенские все так делали, и я повторял вслед. Кстати, каша получалась из русской печи замечательная, особенно пшенная, с аппетитной золотистой корочкой сверху. Кашу резали ножом – ага – и ели, запивая молоком. Вкусно необыкновенно.

Проблема с петухом по совету все той же Петровны решилась просто: метелкой по хребту – и птичка обходила меня по широкой дуге, опасливо кося круглым глазом. Петровна же, смеясь, пояснила, что дамы курячьей породы будут нестись там, где уже лежит одно яйцо, тогда это место принимается ими за гнездо. Как-то так. Послушав мудрую женщину, я перестал лазить по малодоступным местам и бурьяну, а обходил при сборе яиц уже известные «гнезда». В общем, стал знатным куроводом.

Комбат меня не хвалил, но и не ругал, что радовало. Месяца через полтора привез мне недорогой нетбук и USB-модем с самым дешевым тарифом от одного из операторов сотовой связи. Я дико обрадовался, и хотя днем скучать было некогда, но возможность пообщаться с друзьями согрела душу. Закончив с делами, сел, раскрыл аппарат, подождал, пока загрузится и уже почти ввел пароль для Контакта, как одна светлая мысль посетила мою бестолковую голову: я же вроде как в армии сейчас. Какое общение с друзьями? Придется же что-то придумывать и изобретать для такого вот вольного выхода в эфир. Не-ет! Я решительно закрыл окошко сайта и набрал в поисковике «Кулинария для чайников».

Через пару дней майор как бы между прочим поинтересовался, как дела дома, как там друзья поживают. Я пожал плечами и искренне сказал, что не связывался с ними.

– И почему же рядовой Ксенофонтов не воспользовался такой возможностью? – поинтересовался комбат таким тоном, что я сразу напрягся, но пришлось честно озвучивать свои мотивы, теряясь при этом в догадках, что опять сделал не так.

Я замолчал, повисла пауза, после чего майор потянул:

– Константин, оказывается, ты не совсем безнадежен.

Я офигел – это что, проверка была? И типа он мне комплимент сейчас отвесил? Ничего не понимаю…

Осень наступила незаметно. Похолодало, по небу поползли низкие темные тучи. Я стоял в дверях бани и смотрел на начавшийся не по-осеннему сильный дождь, надо было добежать до дома, и быстро, потому что вот-вот должен был приехать майор, а я пару часов назад выскочил сюда в одной футболке. В бане было тепло, я даже вспотел, и выходить под холодные и мокрые струи совсем не хотелось. У ворот побибикал УАЗик, приехал, елки зеленые, и я решился, резво перепрыгивая лужи. Дома переодеться сразу не удалось, комбат на что-то отвлек, и к вечеру я уже пожинал плоды своей беспечности: виски ломило, в горле царапало, и общее состояние было не очень хорошим. Занимаясь рутинными делами, я еще держался, действовал на автопилоте и, домывая посуду, уже мало что соображал. Горизонтальная поверхность манила, тянула как магнит, даже принять душ не было сил. С трудом раздевшись, не лег, а просто рухнул на чистые, только сегодня поменянные простыни. Хорошо…

Сквозь марево уплывающего сознания тупо смотрел на рой серых бабочек, устроивших хоровод возле лампы. Здоровые какие. Здравый смысл подсказывал, что нет, не может быть таких монстров в природе, тем более здесь, в комнате. Были бы тропики, а то Сибирь… Глюки, здравствуйте.

Матрас прогнулся, и рядом лег майор, потянувшись ко мне. Я привычно повернулся на спину и раздвинул ноги, продолжая коситься на бабочек, разлетевшихся теперь по всей комнате.

– Константин, что с тобой? – я попытался сфокусировать взгляд на говорившем.

– Ничего, – я облизал пересохшие губы, говорить было трудно, а глотать больно.

Прохладная рука легла на мой лоб. Приятно. Я закрыл глаза.

– Константин, ты почему не сказал, что тебе плохо? – издалека донесся голос комбата, зачем он так кричит, бабочек же распугает.

– Мне нормально, – едва шевеля языком, ответил я. – Вы сказали так больше не делать…

Пару минут стояла благословенная тишина, и я, кажется, начал засыпать, затем майор стал ругаться и пихать мне под мышку ледяной градусник, а я сопротивлялся, мне не нравилось. Зачем? Я завтра буду в порядке, устал немного, и горло болит. Комбат меня зачем-то тряс, что-то сердито говорил, но все проходило мимо, не задерживаясь в сознании; впрочем, на всякий случай я иногда говорил, что со мной все в порядке, воспитательных мер совсем не хотелось, даже в полубредовом состоянии.

Сквозь дрему доносились приглушенные маты комбата – отстранённо отметил: первый раз слышу, чтобы он ругался так – шуршание одежды и звук захлопнувшейся двери, через минуту ударилась о косяк и наружная, взревел автомобильный мотор, и УАЗик рванул с места. «Уехал», – отстраненно подумал я, – Ну и ладно, зато поспать можно, только попить бы», – я попытался встать, но в комнате было по-зимнему холодно, и я вновь закутался в одеяло, стараясь согреться, закрыл глаза и постарался заснуть, раз уж за водой сходить не получилось.

Глава 12

Я, нахохлившись и замотавшись в одеяло, сидел на кровати. Доктор, которого привез майор, качал головой и пытался выпутать меня из одеяла, чтобы послушать легкие, но пока безуспешно. Вот горло я дал осмотреть без проблем, а лишаться одеяла не собирался – холодно. Снова вручили градусник, я косился на комбата, он о чем-то тихо переговаривался с эскулапом и не обращал на меня внимания, и, воспользовавшись моментом, я благополучно пристроил голову на подушку и почти заснул.

Меня тормошили и выпутывали из самодельного кокона в четыре руки. Пытались отнять нагретый и уже почти родной градусник. Садисты! Что я им плохого сделал, чтобы лишать меня самого дорогого – одеяла?! Доктор прикладывал холодный стетоскоп сначала к спине, потом к груди, а комбат стоял с отбитой в неравном бою постельной принадлежностью. Я молча трясся от холода, стуча зубами.

– Михалыч, побыстрее давай, ему бы лечь, – хмуро бросил комбат врачу.

– Все я уже, все, – он отстранился от меня, давая майору возможность подойти и вернуть мне вожделенное одеяло. – Фолликулярная ангина, отсюда и температура под сорок. Можно дать аспирин, чтобы жар сбить, горло пусть полощет как можно чаще и антибиотик обязательно. Через пару дней я бы его еще раз осмотрел, а так организм молодой, здоровый, к концу недели будет как новенький.

– Какой антибиотик? – поинтересовался комбат. – Этот подойдет? Я его пил, когда зуб неудачно удалили, остался.

– Амоксиклав? – произнес доктор, – да, вполне, и дозировка подходящая. Только потом придется докупить, здесь не хватит на пять дней.

В меня затолкали таблетки, и я наконец напился. Майор поставил полный стакан рядом с кроватью на стул и поехал отвозить врача, а я провалился в тяжелое марево, мало похожее на сон.

Ночью лучше мне не становилось, я то просыпался весь в поту, и комбат, как мать родная, менял мокрые футболки на сухие, то снова трясся от озноба, не в силах согреться. Пил теплое молоко, заботливо согретое комбатом, отчего царапающая боль в горле становилась меньше, и опять засыпал, чтобы вновь проснуться в мокрой футболке.

Утром я попытался встать, но майор, спавший рядом в одежде и укрытый лишь покрывалом, грозно рыкнул:

– Куда? – и я послушно вернулся обратно в горизонтальное положение.

Комбат остался дома и продолжил заботиться обо мне. Это было так необычно, что я смотрел на него широко открытыми глазами, не очень уверенный, что это не плод моего воспаленного мозга. Большую часть дня я спал, просыпаясь ненадолго, только чтобы выпить таблетки или сходить в туалет. Комбат приготовил куриный бульон, я даже думать не хотел, куплена была эта птичка в магазине или это одна из наших, которые, хоть и бестолковые до ужаса, но все же почти родные.

К вечеру температура уже не зашкаливала, и на этом фоне цифра «37,8» воспринималась с огромным облегчением. Вставать и шевелиться не хотелось, но спать и спать больше вроде тоже. Сейчас отсутствие телевизора ощущалось особенно остро. Было бы самое оно, просто тупо попялиться в экран, бездумно следя за развитием событий в каком-нибудь боевичке.

– Как ты себя чувствуешь? – подошел комбат к постели и положил тыльную сторону руки мне на лоб.

– Нормально, – немного сипло ответил я, горло все еще не давало говорить нормально. – Я завтра встану.

– Ты будешь лежать и нормально поправляться, не надо подвигов там, где они не нужны, – пресек инициативу комбат. – И я так и не понял, почему ты не сказал, что тебе плохо?

Ну да, я как-то пробовал вякнуть про головную боль, спасибо, не надо, но сказать это вслух не решился и просто пожал плечами.

– Константин, – комбат вздохнул, – я кадровый военный уже не в первом поколении, я уважаю дисциплину, как ты совершенно правильно понял, но не изверг и не садист. Надо было просто сказать.

– Но.., – начал было я и осекся, кажется я чего-то не догоняю.

– Костя, если ты вспомнил свою выходку с головной болью, то не надо путать глупые попытки мной манипулировать с реальным состоянием здоровья, – он фалангой указательного пальца дотронулся до кончика моего носа, слегка дернул его вверх и улыбнулся.

Майор уже давно ушел в кухню, а я все еще пребывал в шоке: настолько непохожим на себя привычного он был. Нет, я знал, что ночью он другой, что под внешней холодностью и беспристрастностью таится огненный темперамент, но вот чтобы днем раскрыться, позволить маске на секунду обнажить истинное лицо, такого и предположить нельзя было. Улыбка. Черт побери, его улыбка! Искренняя, открытая, она полностью преобразила его всегда отстраненное лицо, и я понял, что никогда уже не смогу воспринимать своего майора как прежде. Те две сущности, которые я так ловко разделил в своем сознании для упрощения собственного бытия, внезапно объединились, это сулило много новых открытий, и понять, плохо это или хорошо, было пока невозможно. Результатом стала горячая волна, которая, пройдясь вниз по позвоночнику, сконцентрировалась в паху. К температуре это не имело никакого отношения.

Вернувшийся через минуту комбат увидел мои полыхающие щеки, сунул в руки стакан теплого молока и решительно направился за градусником. Вот как ему объяснить, что не градусник мне сейчас нужен?! Видимо, что-то такое отразилось у меня в глазах или на лице, и он начал выпытывать в чем дело, что совсем не способствовало успокоению.

– Костя, ты можешь сказать что случилось? – майор сел на постель рядом и заглянул мне в глаза, от бархатного голоса по спине пробежали мурашки и сконцентрировались там же, где и без них все было в огне. – Константин!

Я посмотрел за окно, где было еще почти совсем светло, и, набравшись храбрости, все же выпалил, зная по опыту, что от ответа уйти не удастся, а придумать хоть что-нибудь более-менее правдоподобное звенящее возбуждение не даст:

– А-андрей Витальевич, – заикаясь и на всякий случай зажмурившись, сказал я. – А нам совсем нельзя сексом заниматься?

Изумление, проступившее на лице майора, и хищная улыбка, появившаяся затем на его губах, вызвали панику. Наверное, лучше было бы промолчать. Я отполз подальше и натянул одеяло до самых кончиков пылающих ушей.

– Вообще-то нельзя, – строго ответил майор, но глаза, его обычно ничего не выражающие глаза смеялись. – Но если очень хочется, то можно! – я даже не понял, как он оказался рядом со мной и уже тянул одеяло на себя. – Тебе ведь очень хочется, я так понимаю? – выдохнул он мне в ухо, рукой пробираясь к бугру в трусах.

Я застонал от избытка чувств и повернулся к нему, пытаясь дотянуться губами до его губ.

– Нет, целоваться сегодня не будем, – прошептал он, чуть отстраняясь, – я не хочу ангину, – и перевернул меня на бок, прижимаясь прохладным телом к моему, пылающему жаром.

Влажный язык прошелся по шее, вызывая дрожь, я изогнулся, подставляясь, и мысленно просил: «Еще, ну пожа-алуйста, еще», и он продолжал, как будто услышав безмолвную просьбу. Прикусывая влажную кожу, целуя и посасывая, явно оставляя там яркие отметины, он как будто объявлял меня своей собственностью, и я был совсем не против. Правая рука майора уже давно освободила из плена мое истекающее смазкой естество и вовсю гуляла по стволу вверх и вниз, не забывая ласкать яички. Палец добрался до головки, осторожно снимая выступившую каплю, а затем рука переместилась вверх, размазывая ее по напряжённому соску. Зажимая между указательным и большим пальцем ставшую вдруг такой чувствительной горошину, он хрипло дышал мне в ухо, сводя с ума. Черт возьми! Сколько же можно! Я уже весь извелся, я елозил задницей по его стояку, намекая, что пора, уже давно пора вставить мне по самое «не могу», я чувствовал, как скользит его член между моих половинок, вместо того, чтобы занять нужное положение внутри меня. Я уже почти отчаялся, не понимая причин такого поведения, ведь майор продолжал меня ласкать и целовать, когда ужасная догадка пронзила меня, приглушая возбуждение: я ведь не мылся! Майор встряхнул мое задеревеневшее тело и поинтересовался:

– Костя, что случилось?

– Я… мне в душ надо, вам, наверное, неприятно, простите, – пробормотал я, пытаясь отползти.

– Если бы мне было неприятно, то меня бы здесь не было. Потом вместе сходим.

– Тогда что? – продолжил выяснять я, сегодняшний, новый майор, с большой долей вероятности мог ответить на этот вопрос.

– Резинки кончились, я сегодня собирался купить, но никуда не поехал, – пояснил он, прикусывая мочку уха.

Вот это облом!

– Костя, ты мне доверяешь? – внезапно задал он вопрос.

– Д-да, – удивленно ответил я, не понимая о чем он говорит.

– Я чистый, проверялся недавно, и у меня никогда не было незащищенного секса, – глядя в глаза, произнес он.

– У меня тоже, – тихо ответил я, с трудом сглотнув, ох, что-то сейчас будет!

– Хорошо, – выдохнул он мне в шею и достал из-под подушки тюбик смазки.

Возбуждение накатило с новой силой, как будто никуда не девалось, я застонал, почувствовав скользкие пальцы в анусе. Изысканная ласка, изощренная пытка – не знаю, как определить это действо, когда желанный человек щедро увлажняет твою дырочку и внутри и снаружи, проезжаясь пару раз по простате и вызывая нетерпеливый стон.

– Готов? – я кивнул и задержал дыхание, хотя в этом не было никакого смысла, просто так показалось правильным в тот момент.

Чуть болезненное первое проникновение. Пусть! Это неважно, главное, что потом наступает абсолютно восхитительное чувство заполненности. Сегодня все было особенно остро, особенно ярко. Те несколько секунд, что он, замерев во мне, давал привыкнуть, были уже необычными по силе ощущений. Не знаю, как у него, но само сознание того, что между нами нет никакой преграды и мы как будто едины, наполняло душу щенячьим восторгом. Первое медленное движение вызвало у меня стон, так сладко еще не было, я чувствовал каждую венку, каждый выступ на его члене, чувствовал, как он раздвигает стенки прямой кишки, задевает простату. Да!

Кажется, я побил все свои рекорды по воплям. Майор, хрипло дышал мне в ухо, вбиваясь в мое тело, а когда он приподнял мою ногу вверх, чтобы контакт стал еще более полным, я стал подвывать на одной ноте, пытаясь подмахивать и сбивая ритм. Ему пришлось крепко прижать меня к себе, чтобы я перестал дергаться и мешать нам обоим.