Текст книги "Измени (мне) меня (СИ)"
Автор книги: Мануэлла
сообщить о нарушении
Текущая страница: 19 (всего у книги 20 страниц)
43. Милана. Спустя полгода
– Не нужно. Позвольте ему чуть больше самостоятельности. Поймите, вы сами создали настолько прочную связь меж вами, что теперь разорвать ее будет гораздо болезненнее, нежели в раннем возрасте. Да, вы наслаждались обязанностями, пока он был маленьким. Но теперь вам просто нужен отдых. – увещевала я новую маму, подопечную нашего центра. Она, сидя на небольшом диванчике напротив меня, сглатывала слезы, кивая мне. Но то и дело посматривала в сторону, туда, где ее шестилетний сын Илья играл с другими детьми и двумя воспитателями в детской зоне. Я улыбнулась, понимая, что предстоит долгая работа. На словах, умом мамы и папы понимают тебя, а на деле– на деле разве можно вычеркнуть из жизни многие годы привычки, созданный под себя и ребенка образ жизни, из которого тот давно уже вырос? Конечно, нет. Процесс сепарации будет долгим, сложным. И наша задача– обеспечить все, чтобы он прошел как можно более мягко.
– Знакомьтесь, это– кивнула я на подошедшую сотрудницу– наш психолог, Юлия Валентиновна. А это– Марина Сергеевна, мама Ильи.
Женщины скользнули друг по другу изучающими взглядами, поздоровались. Но, уже спустя каких-то пару минут, болтали как лучшие знакомые. Мы набирали в команду только профессионалов, потому что не могли позволить себе иного. Контингент, с которым мы работали, нуждался в самых лучших специалистах. Ну а самым дорогим для нас были– успехи наших подопечных. Каждый поддавшийся освоению навык, каждое слово, умение, поиск и развитие таланта, увлечений– все это я и наши специалисты расценивали как самое большое счастье на свете. И я не преувеличиваю, ведь их победы – это наши победы.
Оставив Марину на попечение психолога, я поспешила в кабинет. Сегодня должны были прийти данные осмотра выездной медицинской комиссии деток из отдаленного ДДИ. Наш фонд организовывал подобные для того, чтобы как можно больше сирот получили не только квалифицированную медицинскую помощь, но и просто правильную оценку своего здоровья. Очень часто детки с простым ЗРР* или ЗПРР * получали диагнозы гораздо сложнее, вплоть до шизофрении, либо же наоборот – деткам с тяжёлыми заболеваниями ставились лёгкие диагнозы. А, следовательно, и реабилитация назначалась в корне неверная, недостаточная, неправильная.
Я как человек, когда-то едва не угодивший в сумасшедший дом, теперь не могла спокойно жить, осознавая, что творится подобное и совсем с маленькими детьми, которых попросту некому защитить. А ещё я наконец-то вздохнула спокойно– все деньги, бизнес я передала фонду. Полностью. Знаю, что десятки знакомых отца и семьи покрутили пальцем у виска, либо же обвинили в хитрости– что таким образом и от налогов пытаюсь уйти, и в семье навека имущество оставить. Ведь управлять фондом будут мои будущие дети, а потом– их дети. Но какую же волну пересудов и шока вызвало моё решение передать фонд в руки женщины, что организовала фонд помощи детям-сиротам. Вернее, объединить их под её управлением. Теперь фонд принадлежал лишь ей, а я была простым рядовым сотрудником.
С замиранием сердца открыла документ, пробежавшись глазами по содержимому. Слава Богу, сегодня никого. Все диагнозы подтвердили, всё лечение и реабилитацию детки получают верно.
***
– Привет. – хмуро поприветствовал меня Денис, когда я уже направлялась к машине.
– Привет, как дела? – остановила я его, заметив, что он нервно переминается с ноги на ногу, не решаясь что-то спросить.
– Сойдет. – отмахнулся он, и тут же выдал– Таня на работе? – в его глазах промелькнула такая мука, что любое желание подколоть тут же испарилось.
– Нет. Она ведь отпуск взяла, я думала, ты знаешь
.– честно ответила, уже понимая – очередная ссора.
– Нет. Мы с ней… – он отвернулся, глядя на дверь центра, словно оттуда могла выпорхнуть Таня– Поцапались. Из-за ее этого…Пикового.
Я кивнула, хоть меня всегда немного коробило то, как Денис относился к представителям других национальностей. Но сейчас было не то время, чтобы отчитывать его за это.
– Мил, ну скажи мне, а– чего ей не хватает, блядь?! – повернулся он ко мне, сверкая почти безумным взглядом – Я ведь и люблю, и женюсь, и, сука, ебаный дом этот строю… – он страдальчески выдохнул, а затем, как-то совсем поникнув, продолжил уже тише – А она…за этим бегает, как только пальцем поманит. Я…блядь…так устал! – в сердцах бросил он, вновь отводя взгляд.
– Денис, а ты…не думал– осторожно начала я, подбирая слова– Может, отпустить ситуацию? Дать ей возможность выбрать, подумать? Если она…мммм… выберет его, то ведь на Тане свет клином не сошёлся.
– Опять психологичку включаешь? – ухмыльнулся он, покачав головой– Люблю я её. Не могу отпустить, понимаешь.
Я кивнула, прекрасно понимая его.
– Ладно, поеду я. Как она…если… – он замялся, но я поняла
– Если Таня выйдет на связь, я тут же же наберу тебе – не стала мучить парня.
– Спасибо. – Денис бросил ещё один тоскливый взгляд на здание центра, и зашагал к своей машине.
Я уже почти доехала до дома, как дорогу мне буквально перегородила черная иномарка. Сердце пропустило удар– флешбеки пережитого вновь всколыхнулись в памяти, пытаясь вылезти наружу, скалясь своими уродливыми мордами.
Едва выровняв дыхание, заставила себя приглядеться – Арсений! Он когда-нибудь доведет меня!
Но не успела я выйти из машины, как дверь рванули с той стороны. Арсений сверкал глазами из-под нахмуренных бровей:
– С Дэном общалась?
Я покачала головой – и вот с этим мне предстоит жить. Ревность – она и есть ревность, хоть в какой дозировке, хоть с какими объяснениями её причин. Попустительствовать ей нельзя, иначе дальше– только хуже.
– Мы, помнится, договаривались, что " Отелло и Дездемону" не разыгрываем? – вскинула я брови, скрестив руки на груди– Он про Таню приезжал узнать.
Пару мгновений посверлив меня недоверчивым взглядом, он, наконец, кивнул, слегка раздражённо пробасив:
– Знаю, мне уже сообщили.
Ох, и вот с этим тоже предстоит жить. Жить и бороться. Своим поведением Арсений иногда напоминал Влада, хоть и очень бесился, если я смела сравнивать.
– Какими судьбами? – поспешила перевести разговор я, шагнув ближе.
Он улыбнулся:
– Свидание вечером ведь, не забыла?
"Ну как я могла забыть, если я с утра к нему готовилась"– хотелось возопить прямо на улице, но соблазнительница внутри осадила, заставив неопределенно " угукнуть", стараясь при этом не затанцевать от радости.
– Мы же на восемь договорились? – будто безразлично уточнила я.
– А я уже соскучился! – отмел он дальнейшие возражения, раскрывая объятия – Иди ко мне…
ДДИ*– детский дом для инвалидов
ЗРР*– задержка речевого развития
ЗПРР– задержка психического и речевого развития
44. Арсений
Меня знатно потряхивало– Милана, офигенная, красивая, желанная, сидела рядом. Только руку протяни– и вот она. Но этого сделать я и не мог. Её долбаные правила, а, вернее, ее психолога, решившего, что она действительно должна пожить той жизнью, которую упустила. Решать все самостоятельно, а не молча повиноваться чужим решениям. Вот такая блажь в ее нежные ушки, на которых сейчас подрагивали бриллиантовыми гранями серёжки, – и шести, мать его, месяцам идиотизма был дан старт.
Милана отказалась от денег и наследства, хоть на это мне было глубоко наплевать. Я что, не мужик– жить на её деньги? Нет, в этом амплуа засветился урод– Влад, а я уж как-нибудь нормальным мужиком побуду. Для разнообразия. А вот остальное– за остальное я был готов свернуть тощую шейку психолога, что влила в уши Милане эту, по мне, откровенную чушь. Якобы, выбор должен быть её собственным, отношения– гармонично развиваться, а не " сходу и наскоком". Я пытался объяснить Милане, что среди моих знакомых есть несколько пар, что едва ли не после первого знакомства начали жить вместе, а один из друзей так и вовсе– переспал с девушкой из клуба, а наутро предложил ей выйти за него замуж. Ну, что – вышла. Двое детей, безумная любовь. Так с какого… перепугу я должен годами оды ее красоте под балконом прекрасной дамы выводить, когда хочется эту самую даму уложить в кровать, широко раскинув ее белые аппетитные ножки, улечься сверху– и на деле доказать все свои чувства. Но нет, болтаюсь шестой месяц как додик, ожидая даже простого прощального поцелуя в щеку как манны небесной. Вскипая как чайник, стоит лишь увидеть рядом с Миланой мужчину, в радиусе метра от нее.
А ещё эти " Кирилл должен ко мне привыкнуть"– да, кажется, он влюбился в нее первее, чем я. Теперь от него только и слышалось – " А Милана с нами поедет"/ " А Милане понравится?"/" а Милана говорила…".
– Вдвоем было бы лучше – лениво бросил, изучая её реакцию. Милана покачала головой:
– Нет. Евгений Семёнович говорил, что мы должны избегать искусственного сближения. – точно придурковатому ученику терпеливо принялась объяснять, но я, не желая слушать " 1000 и 1 наставление", оборвал:
– Может, нам ещё за разные столы сесть? – изогнул вопросительно бровь, Милана лишь отмахнулась:
– Не преувеличивай. – она наколола на вилку немного салата.
В ее сумочке зазвонил телефон. Нахмурившись, потянулась за ним, пару секунд глядя на экран, не сбрасывая трель. Люди с соседних столиков стали озираться, останавливаясь взглядами на нас. Милана, выйдя из оцепенения, сбросила звонок, поставив беззвучный.
Меня так и подмывало словно ревнивую недолюбленную жену ехидно спросить, кто это был, но я сдержался. Долбаная, мать его, терапия, долбаный, мать его, психолог.
– Это…по работе… – быстро выпалила она, принявшись излишне серьезно копаться в салате. Мда. Врать – не её конёк. Неприятное ощущение скользнуло по телу, словно все, что я себе напридумывал, в этот вот самый момент лопнуло мыльным пузырем, обдав такого великовозрастного идиота-мечтателя как я брызгами несостоявшегося счастья.
– Как там Арина Николаевна? – начала Милана, а меня просто коробило от той фальши, в которую она вдруг решила удариться. Так и хотелось закричать: " Хватит! Я выбрал тебя именно за искренность! За то, что ты настоящая, хоть и наивная, добрая, готовая угождать тому, кого любишь.". Неужели я обознался? Чуйка подвела? Вряд ли– броситься закрывать собой человека не всякий близкий может, а она смогла. Да и вообще, эта её жертвенность– с одной стороны, глупость и наивность, слабость характера, ведь так? Тебе наплели с три короба или просто поставили в условия, в которых ты просто обязана или быть такой, как хочет твой мучитель, или ежедневно терпеть с его стороны холодное отторжение, недовольство. Сильный ещё побултыхается, посражается за свое " я". Слабый не выдержит. Но слабый ли? Год за годом насиловать самого себя? Держать настоящее " я", желания глубоко внутри? Да тут, как раз, не каждый сможет. И всё же, что-то не давало мне покоя.
Разговор как и вечер не клеился. Милана то и дело уходила в себя, эта её привычка даже знакомо подбешивала.
– Может счёт! – я слегка приподнял руку, подзывая официанта. То радостное облегчение, которым засветились её глаза, стало последней каплей. Буквально швырнув деньги на стол, я подхватил ее за локоть, подталкивая к выходу. Плевать я хотел на шокированные взгляды окружающих. Мне эта игра, мля, надоела!
– Сумочка! – взвизгнула Милана, пытаясь вырваться из моей хватки. Перехватив ее взгляд, я заметил одиноко лежавшую на стуле черную сумочку, с которой она пришла. Из нее выглядывал телефон.
– Стой здесь! – зарычал, пригвоздив её взглядом к месту. Благо, она сопротивляться не стала – кивнула, чуть отступив назад.
В пару шагов преодолев расстояние до столика, я рванул долбаную сумку так, что телефон едва не выпал на мраморный блестящий пол. Поймать его я успел, вот только стоило ли? На экране я увидел то, чего предпочел бы не видеть никогда в жизни…
***
– Куда мы? – Милана испуганно подняла на меня свои лживые глазенки. Напугана, сучка! Сейчас бы….Но, лишь сжав покрепче челюсти, выплюнул:
– Домой тебя отвезу.
Она замолчала ненадолго, а потом вдруг выдала:
– Ты извини за вечер, если что. У меня сейчас работа. И столько дел. Я просто немного устала…
Опять врёт. Сука, как же, оказывается, это бесит!
Я даже не смог ответить, до побелевших костяшек вцепившись в руль. Сука! Сука, да почему же так!? Почему все вот так, а?! Блядь, что во мне не так, если пости каждая моя женщина становится со мной извращённой лживой стервой?!
Доехали до ее дома в почти гробовом молчании. Уже выходя из машины, Милана, вцепившись в распроклятую сумку так, словно боялась – я могу выхватить её прямо из рук, вновь попыталась поиграть со мной в " хорошую девочку".
– Арсений. Я…я не знаю, отчего у нас всё вот так… – она, видимо, и не замечала той темноты, что заполняла мой взгляд, потому что, чуть более смело продолжала– Но я бы хотела идти дальше, работать над отношениями…
Услышав мой презрительный смех она так и открыла рот, растерявшись. Надвинувшись на нее так, что она вжалась в капот всем телом, я взорвался:
– Отношениями? А с кем, ты разобралась?
Приподняв её точно куклу, усадил на машину, исторгнув испуганный полувсхип из ее сексуально приоткрытого лживого ротика. Стерва! Верно мне всегда пацаны говорили, да в той же армейке или на учебе– не пользуюсь я своей внешностью. Живу честно, люблю или ненавижу, говорю как есть. А мог бы только так в койку тащить, каждый день– новая тёлка. И никаких тебе нервов, недолюбви, лжи. НИ-ХРЕ-НА! Вот только я, дурак, не могу так!
Рванувшись вперёд, Милана попыталась слезть с капота, но добилась лишь того, что ее и без того заставлявшее мой член дымиться половину вечера платье задралось ещё выше, открывая охренительную, сводящую с ума картину – нежная белая кожа, гладкие беда, тонкая полоска темных трусиков меж ними…
– Ар-се-ний? – выдохнула она, дрожа то ли от испуга, то ли от просыпающегося желания– мне было плевать. Скользнув рукой по внутренней поверхности ее шелковистого бедра, другой я обхватил ее талию, чуть спустив ниже. Так, что ее ноги оказались по обе стороны моих бедер.
– Не надо… – рвано выдохнув, она вновь забилась в бессмысленных попытках освободиться – Вдруг кто-то увидит…
"О, это – единственное, что тебя волнует, маленькая лживая шлюшка?" – ехидный голос так и кипел ядом внутри, разливаясь едкой смесью ненависти и желания по венам, впрыскивая в кровь адреналин. Сердцебиение зашкаливало, требуя сделать её своей. Здесь! Сейчас! Застолбить! Заклеймить! Показать, чья она!
– Милочка, это ты? – раздался откуда-то из темноты подъездного нутра старческий голос.
Милана, тихо всхлипнув, заскулила, не в силах выдержать эмоциональное напряжение.
– Это что тут такое-то происходит? – нарисовалась маленькая старушачья фигурка с тросточкой наперевес. Ее цепкий взгляд скользил по нам, отмечая каждую деталь. Благо, я успел хоть немного прийти в себя, отпустив Милану. Возможно, в лице этой въедливой любопытной старухи само провидение снизошло– я никогда бы не смог простить себе изнасилование. Как это ни называй, а секс против воли– изнасилование и есть. И исключений нет. Ну, разве что, лишь сцены из дёшевых женских романов.
– Все х-хорошо, Наталия Б-борисовна, – оправляя платье, Милана боком обошла меня, испуганно косясь – точно могу передумать и наброситься прямо при бабке-вуайеристке!
– Точно? – недоверчиво протянула та в ответ, сверля меня подозревающим взглядом
– Да, точно. Это– Милана, даже не оглянувшись, махнула рукой в мою сторону – Мой коллега, Арсений Семёнов. У меня каблук подломился, а он…помог. подвёз.
Объяснение было белыми нитками шито, но седовласый цербер кивнула, напоследок бросив на меня злобный взгляд. Она явно не поверила в подобную ерунду. Но дала себя увести к подъезду, по пути что-то быстро полушепотом втолковывая Милане.
Надо же, оказывается, Милана не всем умеет врать сходу и красиво? Неужто остатки совести не позволяют обмануть бабушку – божьего одуванчика? Или здесь просто – не ее масштаб? Она врёт лишь по-крупному, а на такие мелочи лень размениваться.
В любом случае, мне это должно быть до одного места. Если я – не совсем дебил.
45. Милана
Непривычное ощущение – свобода. Настолько полная, что становится до боли схожа с одиночеством. Сама себе хозяйка– кажется, так я мечтала жить? Когда спешно искала новые и новые предлоги уйти от предложения Арсения, увильнуть, выбив себе ещё несколько дней или недель такой долгожданной и запретной ранее свободы.
Смешно, но, оказалось – она не нужна. То время, когда я могла бы ходить в ночные клубы, веселясь ночь до упаду, встречать рассвет, прохаживаясь вдоль мостовой босиком, неся в руках босоножки…То время кануло в лету вместе с молодостью. Жалею ли я? Наверное, нет. Кто знает, какой бы стала моя жизнь в этом случае? Наверно, я могла бы думать, что хуже, чем в браке, быть не могло. Но… недавно ко мне приходила мать Влада. Этот день я до сих пор вспоминаю с содроганием….
***
"Я встретила ее у подъезда. Не знаю, откуда она смогла узнать, где я живу, но, думаю, это было не особо сложно – в последнее время я перестала скрываться, стала налаживать общение с бывшими коллегами по фонду, знакомыми.
Виталина Сергеевна, как всегда идеальная, если не считать неестественной бледности, сидела на скамейке у подъезда, нервно поглядывая на меня. Полы её длинного темно-бордового пальто лежали на земле, но она, казалось, и не замечала этого.
– Здравствуйте. – поздоровались, не зная, что делать дальше. Страх, что она пришла отомстить за сына, скользнул по позвоночнику, заставляя замереть на месте в нерешительности.
Точно прочитав мои сомнения, она криво усмехнулась:
– Я пришла поговорить. Это не займет много времени. – сжав пальцы в тонких кожаных перчатках, она будто собралась с силами – Как бы я тебе не относилась, но я… действительно не знала, что сын…Что он…творит с тобой.
Увидев ее впервые такой– растерянной, почти сломленной, я сдалась:
– Хорошо. Давайте зайдём в квартиру, там будет удобнее, чем здесь.
В ее глазах блеснула искра жизни, но тут же погасла. Она кивнула, вставая со скамейки.
Пока я готовила чай, бывшая свекровь озиралась по сторонам, словно поверить не могла, что я в здравом уме поменяла отцовский особняк на эту неприглядную маленькую квартирку. Впрочем, я давно взяла себе за правило не объяснять этого. Простое " да вот, захотела временно сменить обстановку" действовало на людей куда как лучше, чем честное признание в том, что дом больше мне не принадлежит, в нем будут размещаться семьи с детьми, что приехали на реабилитацию в наш центр. Вернее, в центр Арсения.
– Влад спрашивал о тебе– вдруг выдала она, хищно глядя на меня, пока я дрожащими руками выставляла на стол чашки и вазу с конфетами.
– Как он…там? – спросила первое, что пришло в голову, лишь после осознав, какую глупость сморозила.
– Как на курорте. – ехидно бросила свекровь, недовольно вглядываясь в кружку с чаем, точно я могла туда отраву подсыпать.
– Простите… – опустилась на стул напротив.
– Знаешь, а я всё думала, и чего это мой сын в тебе нашел. Невзрачная какая-то, характер– ни рыба, ни мясо– резко отставила она кружку да так, что та зазвенела, ударившись о дутый бок зачаточного чайника.
Я не стала обижаться или ругаться, понимая, как ей тяжело сейчас.
– А, – она пристально разглядывала меня, точно заново открывая– Характер – то у тебя есть. Ты как кошка– на все четыре лапы приземляться умеешь, да? Что не так пошло – переживешь. Мать, и отца потеряла – и ничего, хоть бы что…
Знала бы она, как я каждый день после маминой смерти разговаривала с ней, как верила, что она наблюдает за мной, что она– рядом. Впрочем, довольно глупо будет с моей стороны пытаться спорить с женщиной, что также убита горем. О том, что она любит сына, я догадалась ещё в день побега. И даже не из ее слов– взгляд. Он загорался такой неистовой любовью, когда она говорила о сыне, что я удивлялась– и как я раньше этого не замечала.
– А мой сын…он не такой. Он тоньше, нежнее, он – аристократ! – выдала она с каким-то маниакальным взглядом – Ты ведь и не знаешь, кто его отец…Думаешь, этот бандит Киреев? – она напыщенно усмехнулась– Нет, милочка! Это животное несколько лет старалось прибрать меня к рукам. Через театр, через деньги и связи. Вот только где я, а где он?! – ее глаза сверкнули плохо скрываемой ненавистью– Нет, отец Влада, он…Я не могу назвать имени, он довольно известен и влиятелен. Не у нас…
Я отпила чай, медленно разворачивая конфету – пускай выговорится, ей это необходимо. Как бы я не относилась к ней раньше, но она– живой человек. Со своими чувствами, болью, переживаниями.
– Наш роман был недолгим, но очень красивым. А потом…он уехал, к невесте. Сказал, что будет помнить всегда, но он уже дал обещание… – взгляд женщины подернулся дымкой воспоминаний– Я понимала, что он лжет. Просто не говорит, что ему не нужна нищая влюбленная дурочка…Поэтому и я не сказала ему о ребенке. О сыне.
Я замерла– так Влад – не сын Киреева?!
– Да, Мила. Влад– не сын моего мужа. Я пришла к нему от безвыходности. С театра меня все равно бы выгнали, узнай о беременности. Дома – нищета. Мечты и амбиции… – она сделала неопределенный жест рукой, сжав пальцы и резко расцепив их– Бам– и нет их. Вот такая я, униженная и глубоко беременная, пришла к мужу. Знаешь, я видела ещё тогда, как он ненавидит сына. Ещё не родившегося ребенка. Как ему стыдно перед братвой – она презрительно выплюнула последнее слово– Хоть мы и разыграли для них спектакль, что встречались уже давно, и что ребенок– его, но разве хоть кто-то был, кто не знал о моей истории с…отцом Влада.
Она замолчала, задумчиво проводя пальцем по переплетениям узоров скатерти:
– Знаешь, не вини Влада. Это очень тяжело– жить с нелюбимыми. Очень. – вновь начала она, сбивчиво, взволнованно, не понимая даже, насколько задела меня своим замечанием – Я сама поняла, что натворила, лишь в первую брачную ночь. А потом…муж на первых порах пытался завоевать мое расположение, но я лишь больше ненавидела. Его. Себя. Всю эту безысходность, что толкнула меня прямиком в его объятия. Все, кроме сына. И муж, кажется, это почувствовал. Он стал вечно недовольным, когда Влад только родился. Я только и слышала, что его нужно отдать на нянь, что ребенку не место в нашей спальне. Я не реагировала, зная, что он этого и ждёт – ссоры, после которой сможет действовать, а я не смогу его упрекнуть. И я молчала. Терпела. – ее передёрнуло от отвращения, а я окаменела. Неужели и со мной Владу было настолько отвратительно?
– Но он был хитрым. Не сумев добиться моей любви, он стал мстить. Приводил домой женщин, пил, поднимал на меня руку. Но ради сына я терпела всё это. И только когда он, выпивший, вдруг остановился и взял на руки Влада, что-то ему говоря, а сын потянулся к нему, радуясь, что "отец", наконец-то, обратил на него внимание, этот…человек…он понял, как на меня воздействовать. И стал перетягивать сына на свою сторону. Глупец. – она засмеялась нездоровым лающим смехом, отчего мне стало в прямом смысле жутко. Я было уже собралась встать, чтобы сослаться на какие-либо запамятованные неотложные дела, но она проворно накрыла мою руку своей– Посиди со мной. Ещё пару минут– и я уйду. Мне некому даже выговориться.
И стала рассказывать совершенно страшные вещи:
– Чем больше муж был с Владом, тем холоднее к обоим становилась я. Этот дурак решил, что переиграл меня. И заигрался сам– Влад его действительно боготворил. Боялся потерять расположение, ненавидел и обожал. А я…я делала вид, что ненавижу их обоих, едва терплю, обиженная на то, с какой лёгкостью сын перешёл на сторону мужа. А сама радовалась тому, как этот идиот всё больше делает то, чего я и не мечтала получить от него для своего ребенка. А потом….потом он остыл. Встретил какую-то молоденькую танцовщицу в одном из клубов, говорил, она напомнила ему меня. Она родила ему дочь. И этот урод посмел притащить ее и дочку к нам домой! Представляешь?
Она резко встала, заметавшись по кухне:
– Каждый день видеть эту молодую тварь, что тебя ни во что не ставит, что открыто заявляет– скоро она станет здесь хозяйкой и женой. Благо, она прожила недолго – сжала руки свекровь, оборачиваясь ко мне – А потом я растила её дочь, это мерзкое отродье! И, знаешь, отчего мой мальчик стал таким?
По ее лицу я поняла, что мне грозит опасность. Перекошенное гневом, оно так и полыхало ненавистью. А в сжатой до белых костяшек пальцев руке блеснуло лезвие ножа:
– А потому что это я убила эту маленькую дрянь! Валерию! На его глазах в пруду утопила! А отцу мы сказали, что это– Влад! Дети играли. Ты же знаешь, Мила, верно? Так бывает? А он поверил, представляешь? Он ведь был совсем ещё ребёнок!
Мне стало до жути страшно – за спиной лишь окно, пятый этаж. Я разобьюсь насмерть. Бежать в коридор, оттолкнув обезумевшую свекровь? Она успеет не раз всадить нож. Что делать, как спастись? Какого черта я вообще приглашала её – ничему жизнь не учит!
– Виталина Сергеевна, не нужно. Ради Влада, вы нужны ему на свободе – начала аккуратно и медленно говорить, маленькими шажками отступая назад. Нащупав трясущимися пальцами спинку стула, попыталась ухватиться покрепче, но свекровь с диким визгом бросилась на меня:
– Ну уж нет! Я убью всех, кто причиняет зло моему сыну! Ты знаешь, кто его отец?! Ты знааааешь!? – она разъяренно махала перед собой ножом, стараясь задеть меня, но попадала лишь по обивке стула, что я выставила перед собой.
– Помогите! – закричала я, в приступе паники отступая к приоткрытому окну.
– Тебе никто не поможет, тварь! – выплюнула свекровь, замахнувшись ножом. И тут же осела на пол точно пыльный мешок. Открыв глаза, я увидела нахмурившееся лицо Дениса Ветрова, стоявшего в дверном проёме. Он отбросил в сторону упаковку с плиткой, что обещал мне завезти для ванной, точно та ничего не весила.
– Она….– вернув стул на место, я испуганно вглядывалась в бывшую свекровь, неподвижно лежавшую на полу.
– Жить будет– хмыкнул Ветров – может, и мозги заодно на место встанут. Убери – кивнул он на лежавший в паре сантиметров от её руки нож. Кивнув, я осторожно наклонилась, быстро схватив нож, и тут же бросила его наверх, на шкаф с посудой. От греха подальше, вдруг балерина очнётся и решится на вторую часть марлезонского балета. Нервный смех так и разбирал. Ветров, удивлённо подняв глаза от телефона, на котором набирал номер, понимающе кивнул:
– Пройдет. И ключи в двери больше не оставляй, хоть на этот раз тебя спасла твоя забывчивость – указал он глазами на связку ключей в руках – Выйди. Иди в комнату, я тут сам пока, все службы уже едут.
Едва не разрыдавшись от облегчения я проскользнула мимо него и свекрови, спрятавшись в комнате.
Арсению мы решили (на это потребовался едва ли не час уговоров, и то, Денис был недоволен, считая, что мы поступаем неправильно) не говорить о произошедшем, хоть он явно каждый вечер требует докладывать обо всем. Денис по его приказу сегодня охранял меня, да других парней я тоже несколько раз видела сидевшими в машинах у подъезда или работы, или же слоняющимися неподалеку, будто случайные прохожие. Ага. Накачанные огромные прохожие.
В ушах ещё звучали крики Виталины, когда её увозили на скорой. Она кричала: " Она смотрит на меня! Смотрит! Валерия на руках!". Это до мурашек пробирало, особенно теперь, когда я знала правду. Даже безумие в глазах свекрови не смогло её скрыть – она действительно убила двух людей! Маленькую девочку и ее мать. Денис, что сам вызвался решать дела с полицией, рассказал им всё, что я невольно в этот вечер узнала. Версия была примерно такой– свекровь пришла поговорить. Начала рассказывать правду– и с сердцем плохо стало. Вот только минус этой версии– разве ж оно есть? У чудовища, что не пожалело маленького ребенка?! Вернее, двух детей. Мне было жаль и Влада – внушать с малых лет собственному сыну, что он– убийца?!". С таким ужасом, пережитым в раннем детстве, вряд ли кто-то вырастет с нормальной психикой.
****
После этого я несколько раз навестила бывшего мужа в лечебнице, куда он попал не только из-за того, что его психическое состояние пошатнулось, но и благодаря тому, что я не стала заявлять. Я даже смогла тайком передать ему игрушку, машинку, которую он слёзно выпрашивал в первый мой визит.
Да, он стал точно маленький ребенок. Мозг, откатившись до стрессовой точки невозврата, из-за которой и началось разрушение его личности, проживал собственную трагедию снова и снова, тот день, когда на его глазах мать убила сестру. Влад рыдал, захлебываясь горькими слезами, вспоминал сестру, всё время повторяя, как сильно её любил. Пока, наконец, ему не делали инъекцию успокоительного. В последний визит его лечащий врач вызвал меня к себе в кабинет, с сожалением в голосе сообщив, что временно приостанавливает посещения ввиду нестабильного состояния пациента. Я не стала спорить, понимая, что всё делается во благо Влада. Да и каждый раз видеть человека, что хоть и принес столько горя, но стал точно ребенок, запертый в теле взрослого – мучение и для самой себя. Пора открывать новую страницу жизни, закрывая старую навсегда.
