Текст книги "Долг и верность (СИ)"
Автор книги: Малефисенна
сообщить о нарушении
Текущая страница: 8 (всего у книги 11 страниц)
Ответом мне была странная тишина. Видимо, никто даже не задумывался о том, насколько куратор мог быть изобретателен.
– Чтобы мы вмешались, – подал голос Маук и сам удивился. – Чтобы ополченцы обнаружили себя. Вот его истинная цель, – я коротко кивнула, мысленно радуясь, что эмоции все же позволили ему думать и делать верные выводы.
– И что это значит? – задала я еще один наводящий вопрос, но теперь ему нечего было сказать. Верно поняв мой посыл, он сделал приглашающий жест, и я продолжила. – Что наши действия должны быть незаметными. Пусть думает, что в этом городе правда нет смельчаков и самоубийц. Пусть увидит, что люди слишком боятся за свои жизни, чтобы мешать ему исполнять приговор. Казнь состоится через повешение. Вы все знаете, Темная сила позволяет отгонять смерть, – увидев, как недоверие и упрямство на миг сменились непониманием и удивлением, я указала на Ариэна, и он вновь оттянул рукава наверх. На оголенных запястьях проступили руны. – Значит, в момент казни Темный сможет удерживать в приговоренных жизнь. Нужно их всех предупредить, чтобы не дергались, чтобы сделали вид, что веревка сломала шею. Казнь состоится, но никто не погибнет.
После я остановилась, ожидая реакции, которая последовала незамедлительно.
– Предлагаешь доверить наши жизни тебе?! – прогремел еще не знакомый голос. – Смотреть, опустив руки и склонив головы? И верить, что ты сдержишь слово, а у этого… – мужчина неопределенно ткнул пальцем мне за спину, – кто бы он там ни был, хватит сил удерживать жизни нескольких людей?!
– Это лучший план. Никто не пострадает, и куратор не вернется, если будет уверен в своей победе.
– Он не поверит, – вмешался Маук. – Не поверит, что никто не попытался остановить казнь. Это вызовет намного больше подозрений. А если кто-то из толпы захочет поднять волнение, остальные поддержат. Это будет неконтролируемый хаос, от которого нет выгоды. Пять тысяч человек – это слишком много, мы не можем каждому доверить такую информацию.
– Если вы поднимите оружие, всему конец, – я старалась проявить настойчивость, не позволяя эмоциям ни на миг разбить концентрацию. Конечно, им сложнее принять такое решение, но так нужно.
– Если не поднимем, они все погибнут, – вмешался еще один, что секунду назад стоял где-то за моей спиной. – У тебя есть возможность зайти в тюрьму, ищейка. Этого будет достаточно.
– Нет, не будет, – сквозь зубы зло прошипел Маук.
– Молчи, мальчишка! То, что твой отец был…
– Хватит, – тихо оборвал его тот, что казался мне самым старшим. Очень вовремя, учитывая, как исказилось от гнева лицо Маука. – Думай, что можно предложить, вместо того чтобы сотрясать воздух.
– А если он захочет сбросить мертвых в реку или сжечь, как сделал сегодня? Как тогда действовать? – впервые сипло прозвучал еще один пока не знакомый мне голос. Надо сказать, его вопрос был весьма кстати. Мой просчет.
– Можно сотворить чудо, – вдруг предложил молчавший все это время Киан. Я обернулась, вначале удивившись, но следом мои губы невольно растянулись в улыбке. Как же я не догадалась сама?.. – Пусть это будет выглядеть, как веление Природы оставить приговоренным жизни. Куратор ничего не сможет сделать, если такое увидит толпа. Слухи ведь быстро разойдутся по провинции, если он рискнет своим положением ради мизерной победы.
– И вы в это верите? Ты веришь, Маук? – сдержанно, скрывая злость, спросил тот самый, что первым рискнул со мной заговорить. – Весь план держится на том, чтобы доверить жизнь неизвестно кому.
– План лучше того, что придумали мы.
– Звучит, как хорошая ловушка, – усмехнулся тот. А я с удивлением окончательно убедилась, что в их и без того немногочисленных рядах нет непререкаемого лидера. Судя по улавливаемым ощущениям, все до единого друг друга недолюбливали.
– Зачем идти так далеко, если она могла привести сюда солдат и похоронить нас в этой пещере? – так же сдержанно рассудил Маук, и ненадолго недовольные перешли на шепот.
– Поэтому ты предлагаешь спокойно доверить жизни наших близких и родной сестры ищейке? – значит, все-таки была права, подозревая наличие личного интереса. Сестра… Выходит, в тех воспоминаниях была мать, а отец… Надеюсь, он умер при облаве, а не на эшафоте.
Опять начался спор, в который я не вмешивалась, как и оставшиеся двое человек. Из тех, кто сопровождал – или контролировал – Маука во время нашего первого разговора. Они только переглядывались и шепотом разговаривали друг с другом, периодически поглядывая то на Киана, то на Ариэна.
– Мы сами не сможем их вытащить, ты видел охрану на площади?! А тюрьму приступом не взять. Даже днем там было достаточно стражей для обороны!
Я начинала терять терпение. Вместо того чтобы ухватиться за возможность, они спорили о доверии, но не слушали друг друга. Нет, я бы удивилась, если бы в ту же секунду все приняли единогласное решение следовать моему плану, но как в таком гомоне можно принимать важные решения?
– Вы не о том спорите, – тихий и размеренный голос так контрастировал со всеми остальными, что поначалу я даже не услышала. Зато потом, следом за мной, прислушались и остальные.
– А о чем нам следует спорить, Борр?
Мужчина медленно развернулся ко мне спиной и хлопнул руками по коленям.
– Кто освободит силу Темного? Руны-то еще целы. Только рука экзекутора незаметно дрогнула довершить рисунок. А никто из нас не умеет выводить метки. Единственный человек, способный правильно восстановить связь и обойти шрамы, находится в одной из камер. Об этом вы не подумали. А без силы все закончится, даже не начавшись.
Я пробежалась глазами по лицам: Маук тяжело вздохнул, помассировав кончиками пальцев виски, Ариэн, стоящий справа от меня, нервно прикусил губу и прищурился. Эти слова заставили меня начать нервничать. Потому что риск не найти нужного заключенного и выдать себя раньше времени, растеряв все преимущества, повысился на несколько пунктов. И, когда мне показалось, что сейчас все полетит к чертям, зарождающийся виток протеста остановил Ариэн.
– Вы оставите меня там. Как личного охранника «Темного» или еще одного заключенного, раба, который предал свою хозяйку, – я хорошо поняла его намек на Киана. Да, это могло сработать, но было совсем не безопасно. Если что-то пойдет не так, шанса выбраться у него нет. Обычному солдату нет входа в камеры, и Ариэн не сможет спокойно гулять по тюремным коридорам в поисках нужного человека. Если брать второй вариант, тут шанс был больше. Учитывая небольшие размеры здания, камеры точно были рядом. Значит, не исключено, что Ариэна могут бросить к остальным, а не в одиночку. Если так, на время все внимание может отвлечь на себя Киан.
О том, что моя хрупкая надежда оставить все незамеченным – а значит, и план к отступлению – и к утру вместе с Ариэном вернуться в трактир, вот-вот разобьется в хлам, я предпочла не вспоминать. Нужно было расставить приоритеты, а не гнаться за двумя зайцами. Только что тогда придется сделать с Ароном и Ричем? Устранить, как опасную помеху. Две жизни воинов за почти две дюжины мирных жителей. Надо признать, я никогда особо не смотрела на них как на людей. Безликие исполнители, смерть которых от руки Ариэна вызвала только злость. Но теперь даже такая мысль казалась неправильной.
Надеюсь, с этим еще удастся разобраться. Впереди вся ночь. А пока важно было оценить предложение Темного и дождаться ответа. Сложив руки на груди, я скользнула взглядом по всем сосредоточенным лицам и остановилась на Мауке. Он думал. И думал долго, мгновенно цыкая на тех, кто начинал что-то говорить. Я чувствовала, что значило для него это решение. Но сейчас он не рвался в бой, а взвешивал все «за» и «против», что определенно давалось с большим трудом. И, в конце концов, задал только один вопрос. Уверенно, четко, громко, чтобы каждый понял, что именно он принимает решение и не потерпит больше препирательств.
– Ты сможешь удержать их жизни во время казни или уничтожить стрелы, если вернешь силу?
– Да, – таким же тоном ответил Ариэн. – Смогу.
Маук коротко кивнул – уже мне – и, поднимаясь на ноги, подвел черту:
– Тогда я согласен.
Глава 12. Тюремные застенки
Ариэн
Сложнее всего оказалось с Кианом: скобы кандалов не закрывали всю кожу, на которой должны бы быть руны, подобные моим. Ведь тюремщики не ждут, что у Темного окажутся силы их спрятать от чужих глаз. Поэтому пришлось стереть его запястья до крови и перемотать окровавленной тканью. Неуместно, но я успел порадоваться тому, что блокирующие силу метки ставили только на руках, а мое клеймо на лице – это… Это всего лишь прихоть брата.
После недолгих и уже слабых попыток поспорить с молодым лидером мужчины сдались. Началось распределение ролей. Я как мог быстро разделся и взамен черной формы получил простую застиранную одежду Маука: парень наотрез отказался ждать нас здесь и не вмешиваться. Брюки были коротковаты, его стоптанные башмаки из мягкой кожи размера на два оказались меньше, и я пожалел, что не додумался на всякий случай свернуть с собой свою старую одежду как нельзя лучше подходящую для раба.
– Возьми мои, – один из ополченцев, надевающий принесенную форму, свистнул и подбросил мне обувь.
– Спасибо.
В конце концов, картина вышла более чем правдоподобной: мне связали за спиной руки, на вид крепко, Киан закрепил на руках цепи – поверх повязок – и спрятал в потайном разрезе у пояса короткое лезвие. По обе стороны от нас стояли «солдаты» Службы – те, кому более-менее подошел размер, – Эвели остановилась напротив и критично осматривала каждого из нас. Будто выискивала детали, смысл которых может быть понятен только ей. Где-то за спиной началось тихое бормотание, но я даже не попытался уловить его смысл: все мое внимание сконцентрировалось на ищейке, которая чуть прищурилась и почти совсем незаметно качнула головой. Но, кажется, кроме меня никто ничего не заметил.
С экипажем было сложнее: судя по реакции ищейки, она не была до конца уверена в отсутствии дозорных. А заявиться в тюрьму пешим ходом было бы более чем странно. Но обошлось. Конюшня пустовала, за исключением одной дворняги и конюха, спавшего на куче сваленного сена.
Двое ополченцев забрались на облучок, а мы вчетвером – в повозку. Ту самую, которая не так давно была моей передвижной тюрьмой. Но вместо ненависти или ярости вверх по пищеводу поднимался комок страха. Застелившая все темнота вкупе с монотонным стуком копыт давила на плечи, и неправильное молчание только сильнее заставляло нервничать.
Когда мы достаточно далеко отъехали от конюшен, Эвели потянулась вперед и ударила костяшками по дереву.
– Теперь можно остановиться, – ее голос позволил отвлечься, прислушаться и поверить в то, что хоть один из нас точно знает, что делать. Скрипнуло дерево, кто-то спрыгнул на землю, и Эвели раздвинула шторы. На одну секунду ее лицо отразило смятение, но она быстро взяла себя в руки.
– Еще раз. Не рассматривайте никого. Не принято, – четко и коротко она повторила указания, которые мельком давала по пути из леса. – Часовые обращаться к вам не имеют права. Если доведется встретить начальника тюрьмы, склоните голову и прислоните левую руку к груди. Поперек. Нигде не останавливаться. Из донесения ограничьтесь фразой: «С приказом поместить заключенных в камеру». Остальное объясню я. Маук, по возможности потребуй остаться при заключенных. Личный приказ ищейки. Остальные, – она развернула голову к мужчине, нервно переминающемуся с ноги на ногу. Даже в темноте это было хорошо заметно. Видимо, он как и я, до сих пор не поверил в происходящее.
– Кто-то один должен будет сопровождать меня к начальнику. Ларин, – требовательно позвала она, заставляя выйти мужчину из транса. – Ты останешься при экипаже. Если мне придется задержаться, жди меня или вести от… – она запнулась, недоуменно глядя на стоящего у повозки мужчину. Теперь я увидел, почему она сделала такой выбор: не те нервы для того, чтобы молчать и не дергаться в присутствии слуг Службы.
– Борр, – подсказал тот. На это имя впереди послышалось копошение.
– …от Борра у повозки. Между собой не разговаривайте, держите правую руку на мече, но ни в коем случае не вытаскивайте из ножен. Киан, Рэрн, – внутри что-то екнуло от подзабытой за короткое время клички. – Постарайтесь не нарваться на карцер. Щадить не будут.
Уж я хорошо знал, как обходятся с нежеланными пленниками, создающими только обременения, но не выгоду.
– Вопросы есть? – я качнул головой, больше для себя: вряд ли бы она увидела. – Тогда поехали. И держите себя в руках, будете дергаться, они увидят.
Все это казалось выдумкой, плодом больного воображения. Сейчас меня посадят в камеру, а завтра поведут на казнь. И все. И не было никаких разговоров с ищейкой, встречи с ополчением, взаимопонимания и объединения ради такой простой и наивной цели – спасения нескольких жизней. Или меня оставят там, пока на улице, всего через несколько кварталов, в агонии будут кричать люди. Почему-то в этот момент хотелось засмеяться. Откуда, черт возьми, у меня взялась такая наивная вера в чужие обещания?
Сквозь темноту я пытался разглядеть ее лицо, наверно, чтобы удостовериться в ошибочности своих предположений. Словно она скажет, что все получится, и это будет правдой. Вот только на ее лице с большим трудом можно было что-то прочитать, и я понял, что эта маска, должно быть, приросла к ней, как и моя собственная.
Я перевел взгляд на Киана. Это он видел каждый раз, когда смотрел на Эвели? Или ему удавалось пробиться к ее настоящим эмоциям и мыслям? Я вспомнил тот день, когда мы встретились лицом к лицу. Вспомнил свист кнута, но ненависти или обиды уже не было. Оказывается, каждый из нас сломался по-своему, разве можно за это ненавидеть?..
Я был даже не удивлен – ошарашен тем, что ищейка, Эвели (нужно бы научиться называть ее по имени) передумала, услышала то, что было так сложно рассказать. Да, ее слова не были похожи на утешение, но это было бы лишним. Я ведь дал слабину, когда начал говорить о прошлом, что ей мешало воспользоваться положением и позлорадствовать? Но она не воспользовалась моей уязвимостью, пока имела такую возможность. И задала такой правильный вопрос, на который и не ответишь односложно – остается только слабо пожать плечами.
До тюрьмы мы добрались быстро, слишком быстро, чтобы успеть взять себя в руки. Спереди послышался басовитый голос, и Эвели коснулась мозолистой рукой шторы.
– Представьтесь! – отчеканил караульный, оставшись где-то у ворот.
– Эвели Ш’иир. Ищейка, – тихо и вкрадчиво ответила она, отодвинув плотный брезент, и я вздрогнул. С таким голосом и лицом можно было зачитывать смертный приговор. От того, как сильно преобразился ее голос – почти до неузнаваемости – внутри все похолодело. Не может один и тот же человек, просто не способен так измениться за короткие мгновения. Но она смогла.
Киан ощутимо ткнул меня локтем в бок, и я быстро опустил голову. Как раз когда через вертикальное окошко с факелом в руках заглянул караульный.
– Кто с вами, госпожа? – сдержанно спросил мужчина.
– Один очень ценный пленник и этот еще… – ищейка закинула ногу на ногу и с громким выдохом скрестила на груди руки. Как только-только поймавший мышь или крысу кот, у которого собираются отнять добычу. – Захватили по дороге, – голос стал едким, полным злорадства, но даже в таком положении я не ожидал, что она ударит по голени. Я зашипел и дернулся, но голову так и не поднял, вспоминая ее наставление не смотреть в глаза. – Ублюдок и предатель Империи. Хочу увидеть, как завтра его казнят.
– Я прикажу доложить господину Вилару ваше желание.
– Разумеется. И я не прочь встретиться с ним лично.
– Да, конечно. Как вам будет угодно, – в последний раз обратился к Эвели мужчина. Его голос так и остался неизменным. Словно степь, где – что юг, что север – один и тот же пустынный горизонт. – Открывай ворота!
Повозка дернулась, и мне показалось, что теперь колеса скрипят куда громче. Но этот звук так и остался единственным. Больше – ничего. Я знал, что теперь все не по-настоящему, что я не один, но все равно это ощущение – что-то куда большее, чем просто тревога – невозможно было подавить. Будто я вернулся в тот день, когда впервые узнал, что такое настоящая боль.
– Лошадей не трогать, – продолжая играть, Эвели вышла следом за Мауком. Впереди замаячили три силуэта. – Даже близко не подходить! За ними мой человек присмотрит лично.
– Конечно, госпожа. Как прикажете распорядиться с… – я так и не расслышал окончание его вопроса, занятый попытками выбраться из повозки. Стражник грубо схватил меня одной рукой за волосы, другой – за шкирку. Захотелось ударить, но я заставил себя вспомнить еще одну ее рекомендацию: не нарываться. Они еще сполна заплатят за все, что сделали. Все до одного.
– Этого стеречь каждую секунду. Он мне нужен живым и целым. Мой солдат за ним присмотрит, и это не обсуждается. Если что случится, шкуру сдеру. Живьем. А этого… – Эвели ухватила меня за погрубевшую от въевшейся грязи рубашку и заставила поднять голову. – Этого можете бросить к остальным смертникам. Одним больше, одним меньше, – от легкости последнего предложения я почти оцепенел, с ужасом представив, что все это – тщательно распланированный спектакль. Видимо, что-то такое она прочитала на моем лице и, не выходя из своей роли, незаметно кивнула, чуть прикрыв глаза: «все идет так, как и должно было быть». – Доволен, сученыш? – и, почти оттолкнув меня от себя, Эвели обратилась уже к подоспевшему надзирателю. – Пусть посмотрит на тех, кого хотел спасти.
Я только прикрыл глаза и зажмурился до рези у переносицы. Самое неподходящее время впадать в такое подобие транса, но слишком сильно давили выросшие со всех четырех сторон чернокаменные стены. Тычок в спину заставил оклематься и шагнуть вперед. Я смогу. Сделаю все, что от меня зависит. Вот, что должно иметь первостепенное значение, а не растревоженные недавним разговором воспоминания, для которых здесь было слишком много ассоциаций. Нужно проглотить все, что может случиться и найти того самого человека, который, видимо, когда-то был на моем месте. А дальше… Дальше нужно было сотворить чудо.
Киан
Наверное, меня бы назвали сумасшедшим, но я был рад. Настолько сильно в груди билось сердце в предвкушении, что даже страх отошел на второе место. По сути, мне и нечего было бояться: Госпоже я без раздумий отдал бы свою жизнь. А возможные побои… такого, как я, сложно чем-то удивить. Главное, отвлечь внимание, если будет такая необходимость, чтобы у Ариэна появилась возможность найти нужного человека и вернуть силу. С этим я справлюсь.
Даже боль, которая каждую секунду этой сложной на события ночи давала о себе знать, как-то притупилась. Это все было такой незначительной мелочью по сравнению с тем, что по-настоящему важно. Меня услышали. Сколько лет прошло в молчании и покорности, в немом сопротивлении и ожидании чего-то лучшего. И вот я решился, потому что больше не мог смотреть на изменчивую реальность словно через решетку. Не мог безропотно выполнять приказы, которые получал всю свою сознательную жизнь. Поднялся с колен, хотя не позволяли, и говорил, говорил, говорил… Не боясь, что ударят. Кажется, даже ждал этого. Но Госпожа дрогнула.
Тогда нервы были на пределе, сейчас – нет. Сейчас нужно сосредоточиться, чтобы не упустить ни один диалог, ни одну мелочь, которая может помочь или воспрепятствовать.
Нас вели через короткие коридоры первого этажа, похоже, к единственной лестнице. Ариэн шел рядом, сильно-сильно сжав кулаки. Маук – где-то за спиной. Госпожу в сопровождении того ополченца я уже давно потерял из виду. Свет пламени дрожащего в руках надзирателя фонаря едва достигал стен, которые так и оставались почти абсолютно черными. На секунду в голове пронесся вопрос: из какого камня была построена тюрьма.
За прикрытыми деревянными дверями изредка звучали чьи-то голоса. Когда брань и ругань, когда задушенный крик. Но даже в почти абсолютной темноте тюрьма казалась полупустой, как будто вымершей после казни ее заключенных.
– Я провожу вас, госпожа, – донеслось из-за спины эхо. Кто-то зашуршал одеждой и вновь толкнул меня в спину.
Дородный мужчина, идущий впереди нас, остановился и со вздохом шагнул в бок. В свете единственного фонаря его волосы отливали грязным серебром, но густая курчавая борода, почти касающаяся широкой груди, оставалась черной.
– Одиночка пустая? – рявкнул надзиратель и поднес лампу к узенькому решетчатому окну. За дверью послышалась возня, с едва различимым хрипом зазвенели цепи.
– Следующая, – откликнулся стражник.
– Открой дверь, давай этого сюда!
Очередной удар между лопаток заставил поторопиться и вступить в темноту, пропахшую гниющим сеном и человеческими отходами. Под самым потолком в площадь одного камня виднелось окошко, перечерченное двумя вертикальными металлическими прутами. Камера в длину и ширину не больше четырех шагов и низкий потолок, до которого я легко мог бы достать, вытянув над головой руки.
Зашедший за мной стражник резко схватил цепь, соединяющую мои руки, и потянул за нее к стене. Я слабо попытался сопротивляться, оттягивая руки к себе.
– Тебя сказали стеречь и не калечить, но, если доставишь нам проблемы… Плевать на твою ценность. Я лично тебя отымею, понял?! – надзиратель поднял свободной рукой мою голову за подбородок и, дождавшись слабого кивка, довольно отступил, сохранив мне свободу движения. Но тут же удовлетворение на его лице сменилось злостью, когда на выходе – ровно перед узким дверным проемом – встал Маук. – А ты чего здесь стоишь?
– Личный приказ ищейки. Я остаюсь при пленном.
– Размечтался! В этом блоке ты будешь находиться там, где позволю я, – я с тревогой поднял глаза на Маука, явно не ожидавшего таких слов.
– Приказ… – тем же отстраненным тоном попытался произнести Маук, но его перебили.
– Что ты там щебечешь? – ступая к выходу, с усмешкой спросил мужчина. – Слишком молодой, чтобы тявкать на моей территории. Или что? Догонишь ищейку и донесешь на несговорчивого надзирателя, а? – предчувствие заставило потянуться к на вид крепко закрытым наручам. В голосе мужчины был откровенный вызов. Видимо, был не доволен таким бесцеремонным вторжением посреди ночи. Но Маук сдержался, так и не подняв покоящуюся на рукояти меча руку.
– У меня есть приказ, – настойчиво повторил он, сохраняя выдержку, но сокращая расстояние между ними. Оказалось, они почти одного роста. – Мой долг его выполнить. Не позволишь остаться около камеры, я встану в начале коридора. Но никуда уходить не собираюсь.
Мужчина склонил голову на бок и тихо хмыкнул. Мне показалось, что сейчас он наверняка улыбается.
– А язык у тебя подвешен. Ладно, – не дожидаясь реакции, мужчина всучил Мауку фонарь и первым переступил порог камеры. – Можешь остаться в корпусе.
Я вдохнул, с удивлением заметив, что все это время не дышал, и осел по стенке на жесткий топчан. Мы здесь, вот что главное. Маук сдержался и не выдал себя. Теперь осталось только найти нужного человека и очень осторожно предупредить остальных. Эта часть плана остается за Ариэном, больше я ничем не мог помочь.
– Вы двое останетесь здесь. Утром пришлю сменных.
– Будет выполнено, – буркнул мужчина, тоном акцентируя внимание на том, как он недоволен.
Дверь захлопнулась, и я услышал удаляющиеся шаги. Полоска света под дверью исчезла чуть позже. Стараясь не звенеть цепями, я тихо поднялся и вытер рукавом проступивший холодный пот, в полной мере ощутив, насколько здесь холодно. От такого движения заныли растертые перебинтованные запястья, но я лишь сильнее сжал зубы и сделал несколько шагов к двери. Прислушался. Рядом никого не было. Выглянул в дверное окошко, осторожно оглядывая коридор, почти полностью утонувший в темноте – за исключением крохотного кусочка стены почти в самом его конце, где остался стоять Маук.
Нужно было ждать. Просто ждать утра и новостей. Но нервы начинали медленно сдавать, когда рядом никого не оказалось. Повинуясь какому-то внутреннему инстинкту, я коснулся руками прутьев, прикоснулся лбом к холодному дереву и уже почти смежил веки, когда приметил прямо перед собой едва заметное свечение. И вздрогнул, моментально сосредоточив зрение на том, что едва-едва очерчивалось в темноте.
Кто-то, так же обхватив пальцами прутья, в упор смотрел на меня сквозь темноту полутораметровой ширины коридора. Такой же пленник, как и все мы. Мрак не позволял разглядеть большее, но хватило и глаз, наполненных немым сочувствием и вместе с тем любопытством.
– Кто ты? – хрипло спросил мужчина, судя по голосу, чуть старше меня. И очень тихо, как будто боялся быть услышанным стражниками.
Я еще раз повернул голову в сторону света, удостоверившись, что Маук на месте, а те двое, кому было велено нас сторожить, что-то раскладывают на поверхности коробки и постукивают ладонями по ее краям.
– Раб, – просто и коротко ответил я, не рискуя доверять неизвестному заключенному что-то еще. – А ты?
Мужчина холодно улыбнулся, обнажив за разбитыми губами поломанные передние зубы.
– Живой мертвец. Еще не похож? – с усталостью в охрипшем – наверняка от криков – голосе спросил заключенный. – Скоро буду. Остальным повезло: их уже нет в живых, – он резко опустил руки, будто те перестали вдруг слушаться и сделал шаг в сторону. Больше я не видел его глаз.
– Я слушал их не замолкающие крики несколько часов, – все же сказал я, с трудом держа совсем недавние воспоминания как можно дальше от себя. – Не думаю, что они бы с тобой согласились.
– Ты просто не слышал, как орут здесь, – выплюнул мужчина сквозь сжатые зубы, из-за чего последнее слово заглушил свист.
– Мне повезло.
– Нет, раз ты оказался тут.
– Это ненадолго, – проговорил я, дождавшись, когда собеседник вновь вернется к окошку.
– Время до смерти растягивается на целую вечность, если ты чем-то разозлишь одного из этих ублюдков, а они точно не довольны тем, что вместо сна на кровати вынуждены сторожить тебя, – мужчина цокнул и отвлекся на рассматривание своих пальцев. И даже так я смог увидеть их неестественное уродство. – Но, возможно, нам всем повезет. Начальник обещал отправить на казнь всех обитателей: проветрить помещения от смрада. Последняя ночь, а?..
– А если мы все-таки выживем…
Мужчина глухо засмеялся, но почти сразу смех перешел в сиплый кашель, на который стражник с конца коридора прокричал заткнуться. И на несколько долгих минут человек за решеткой пропал из поля зрения. Вызванная тишиной тревога медленно набирала обороты, и я продолжал всматриваться в плотную темноту, пока не услышал движение. Кажется собеседник попытался подняться на ноги, через мгновение на нижнюю часть окошка легла его рука, как будто тот пытался подтянуться.
Когда мужчина вновь посмотрел на меня, на его лице уже не было той полубезумной улыбки, а в уголках рта скопилась кровь.
– Как видишь, им все-таки удалось сломать что-то внутри, – он осторожно вытер рукой губы и вдруг вздрогнул. – Я бы вообще ни о чем не жалел, если бы не…
Он не договорил, но я хорошо понял, что он имел в виду. Мы пробыли в Нордоне чуть больше суток и слышали одну массовую казнь, но я не сомневался, что и до этого несколько дней кряду в этих стенах кричали куда громче и дольше.
– Мы их вытащим.
– Кто «мы»? – сухо спросил собеседник, словно усомнившись в ясности моего рассудка.
Взглядом я показал в сторону, где рядом с играющими стражниками без движения стоял Маук.
– Те, с кем я сюда пробрался. Мы поможем. Нужно, чтобы все знали и не испортили наш план.
– Как ты поможешь? – мужчина крепче вцепился в прутья и уперся в проем, при этом глаза лихорадочно заблестели.
– Тот, второй заключенный, с которым я шел. Он Темный. Сейчас его отправили ко всем остальным. И когда он найдет человека, способного сломать руны, казнь уже можно считать… – воодушевление, с которым я тихо, но очень быстро проговаривал желаемое, исчезло в одну секунду – когда незнакомец, быстро втянув носом воздух, почти зарычал и запрокинул голову. Следом за нервными движениями я увидел, как его закровоточившие губы опять растягиваются в совершенно неестественной, полной отчаяния улыбке.
– Этого человека зовут Феларом, верно?
Я застыл от неожиданности, предчувствуя скорую дурную весть, и сил хватило только на слабый кивок.
Мужчина всхлипнул и, отпрянув назад, будто растворился во мраке. Я больше не видел ни его глаз, ни рук, судорожно сжимающих металл. Только вновь услышал смех, граничащий с рыданием, который так же резко прервался, как и начался. А потом тот произнес надсадным и почти безжизненным голосом:
– Фелар – это я.
