Текст книги "Парни с планами (СИ)"
Автор книги: MaggyLu
сообщить о нарушении
Текущая страница: 3 (всего у книги 8 страниц)
– Они знали, что мы вспомним и вернемся. Нужно уходить, пока не появилась полиция.
– Какая полиция, мы же в Сибири, тут на мили вокруг одна вечная мерзлота, – фыркает Старк, а коммуникатор в его ухе визжит так, что Стив слышит все без усилий.
– Мистер Старк, – вещает Пятница, – госсекретарь на проводе.
– На хуй никак нельзя? – осведомляется тот ледяным голосом, и Пятница вздыхает тяжело, словно живой человек.
Судя по непрерывающемуся писку разной высоты, госсекретарь взбешен.
Старк слушает какофонию в наушнике, не вставляя ни слова в череду трелей и скрипа, и лишь спустя несколько минут тяжело выдыхает:
– Да, пришлите мне видео. И счет заодно, если уж именно это вас волнует.
Он отключает гарнитуру и молча смотрит в серое небо, пока Стив подбирает в голове нужные слова.
– Скажи, что это опять не ты, – устало произносит Старк, разглядывая свинцовое облако.
– Не я, – уверяет Стив, потому что за последние дни не случилось ничего такого, к чему можно было бы применить «опять».
– Рафт разрушен. Со дна достали десяток трупов и частично восстановили записи камер слежения. Как думаешь, что они там увидят?
– Смотря какая дата, – пожимает плечами Стив, даже не пытаясь отпираться. – Три дня назад – меня.
– Эта новость устарела два с половиной дня назад. С момента нападения прошло не более восьми часов. Твои парни вернулись на борт? Их что там, плохо кормили?
– Не думаю, что кто-то из них забыл там бумажник.
– В любом случае держись от меня подальше, Роджерс. Я по-прежнему за себя не ручаюсь.
*
Они сидят в джете, и Старк все еще не соизволит нажать кнопку запуска двигателя.
– «Годзиллу» видел? – вдруг нарушает молчание он. – Не могу отделаться от ассоциаций.
– «Кинг-конг» круче, – машинально отвечает Стив, в очередной раз пересматривая видео, где люди в ярко-зеленых жилетах пакуют трупы со свернутыми шеями в пластиковые мешки. Грузовой вертолет тащит со дна обломки стен, и Стив узнает кусок перегородки в комнате охранников. Перекошенное лицо одного из мертвецов тоже кажется ему смутно знакомым, как и офицерские нашивки на куске обугленной формы.
На плоском экране открывается следующий файл, где невысокая худая фигурка раскидывает руки, легко обрушивая главные ворота Рафта.
– Баба, – цедит Старк, указывая пальцем на юбку, едва прикрывающую колени.
– Мутант, – шепчет Стив, видя, как от движения ладони ломаются шеи подбежавших охранников в полной боевой экипировке.
– Что хочешь в заклад, что неучтенный? Потенциально твоя подопечная, – Старк злится, и Стиву кажется, что пальцы того непроизвольно поглаживают стенки несуществующего стакана с виски. – Одна из вас. Прекрасно смотрелась бы в твоем балагане уродов. Улавливаешь отсылочку, гимнасточка?
– Разумеется. Фильм был запрещен в двадцати шести штатах, мне было четырнадцать. Естественно, мы его видели.*
– Ты запрещен во всех пятидесяти плюс округ Колумбия, Роджерс. Но если решишь организовать гастроли по миру, из твоих приятелей выйдет отличный цирк поющих…
Стива прошивает насквозь, и он откидывается назад так, что хрупкая перегородка отсека ломается под его затылком.
Он ждет этих слов. Каждый раз проклинает опрометчиво данное обещание и постоянно не готов услышать странный код. Старк, вряд ли заметивший его закушенную до крови губу, выводит джет на нужную высоту.
– Кто еще содержался в Рафте, кроме наших?
– Ваших, – поправляет Старк. – Ни одной живой души. И эта… Годзилла тоже не из местных гостей, иначе Росс давно прислал бы досье. Все так просто, если ты хоть раз перешел дорогу в неположенном месте. Или не умеешь притвориться кем-нибудь другим и обходить программы распознавания.
– Ты пока не вычислил того, кто подделал пленку?
Ответом ему служит надсадный гул двигателей.
До пункта назначения долетают в полном молчании, и Стив спрыгивает на крышу первого подходящего здания, не желая приближаться к башне Старка. Он растерян, зол и понятия не имеет, что делать дальше.
– У меня неограниченные возможности, а у тебя – почти живой Зимний Солдат. Я-то справлюсь, Роджерс, – бросает ему в спину перед прыжком Старк. – В отличие от тебя меня не бесят временные неудачи.
У него нет плана, и в голове пусто, как никогда. Он должен действовать, черт возьми, но не представляет как. Мимо проплывает цветочный фургон: «розы, герберы и олеандры», и Стив стонет, запахивая на ходу куртку.
– Будь осторожен, – всё, что сказала Наташа при расставании. – Ты же бросаешься в глаза, как факел в руке статуи Свободы. Совсем не умеешь прятаться и… ну, блядь, только не в Бруклин.
Кажется, Наташа будет очень недовольна.
Стив возвращается в Нью-Йорк.
Комментарий к 4
_____
*Речь идет о фильме Freaks (“Уроды”/”Уродцы”), знаковом для истории американского кино. https://ru.wikipedia.org/wiki/Уродцы
========== 5 ==========
Стив возвращается в Нью-Йорк.
Он видел много городов и стран, но только Ист-Ривер все еще течет как нужно, и остров Манхэттен до сих пор не изменил форму.
Стив возвращается потому, что Наташа неправа, и пусть его ищут все спецслужбы мира – в этом городе парню с его внешностью затеряться проще всего.
Стив возвращается, чтобы не разбить голову о первую попавшуюся вакандийскую скалу и еще чтобы не думать сразу обо всем.
2011
– Карточку, пожалуйста.
– Ммм… я заплачу наличными.
– Ну нет, так нет, мистер, – разводит руками седой картавящий мужчина, и Стив мог бы поклясться, что точно такого, только по фамилии Лифшиц, ненавидела вся его улица. И все же каждый хотя бы раз закладывал ему то серьги, то обручальное кольцо. Лифшиц не брезговал ни крестами, ни полумесяцами, ни звездами Давида на подвесках. Этот – такой же. И если Стив хоть что-то понял за первые недели в новом веке, так именно то, что люди в этом изменившемся мире не изменились совсем. Даже если не поднимают нос от экранов гаджетов и пьют жидкости странного цвета, почему-то считающиеся вкусными, носят одежду, стоящую несколько сотен долларов, а по виду найденную в ящике для благотворительных пожертвований, и причесаны так, словно только что побывали в драке.
Не изменились официанты, банкиры, кинозвезды и музыканты, страховые агенты и политики, спортсмены, полицейские, чернокожие в районах, куда по-прежнему не стоит соваться обычным гражданам, на Кони-Айленде все еще людно и шумно. Разве что среди таксистов стало еще больше эмигрантов, да все вокруг обращаются с английским языком так, словно он им неродной. Недоверчивый взгляд единственного глаза Фьюри точь-в-точь напоминает прищур соседки снизу миссис Кокс.
И доллары – бумажные, с портретом президента по-прежнему имеют цену. За исключением того, что стакан кофе стоит как пара кожаных ботинок, а ботинки – как билет на самолет.
– Ты снял кучу наличных в банке, – щурится Фьюри, – куда тебе столько?
Стив пожимает плечами и представляет на его месте необъятную любопытную соседку, лет шестьдесят как нашедшую приют на кладбище.
– Никак не могу привыкнуть к тому, что кусок пластмассы заменяет купюры, – не моргая, отвечает он и почти не врет. – У меня накопилось много долгов.
Кажется, Фьюри верит. Но даже если нет – тот не страдает ни подагрой, ни склерозом, а потому Стив избавлен от обязанности интересоваться его здоровьем, чтобы перевести разговор.
Он с благодарностью принимает обставленную стандартной мебелью квартиру от ЩИТа и в первую ночь не может уснуть, чутко вслушиваясь в тишину, хранимую пластиковыми окнами, и представляя казарму в лагере Лихай.
А еще он с первого дня уверен, что в его одежду вшит какой-нибудь прибор слежения, поэтому без колебаний тратит первые три сотни в Чайна-тауне на новый гардероб – от носков до куртки и бейсболки. Милая женщина, совсем не говорящая по-английски, добавляет в подарок пару домашних тапочек, пока он переодевается за шторой в маленьком полутемном магазине и все еще не может решить, что будет делать дальше
И поэтому выкладывает пачку хрустящих купюр перед мистером не-Лифшицем, снимая небольшой бокс на ближайшие десять лет – хорошая скидка, если заплатить вперед и без налогов.
Есть вещи, которые не меняются.
Опоры Бруклинского моста.
Форма носа мистера Лифшица.
Право принимать собственные решения.
Округлый камень в изголовье могилы Сары Роджерс.
Небо над Нью-Йорком.
Вкус свежего хлеба из итальянской пекарни.
Последний ряд кинотеатра.
Ключи с железными зазубринами.
Частные склады в порту.
Боже, благослови Америку.
*
Пять лет назад, в те две недели между пробуждением и первым посещением ЩИТа, Стив не раз был готов удариться в бега. Северная граница страны была открыта для любого американца, а если собрать на ось множество миль, то можно оказаться в месте, где кроме снега, сосен и заброшенного дома есть лишь медведи да тюлени. Что его удержало? Стив Роджерс, блядь, ненавидел снег и холод. Ничего более. Но склад в порту все еще оплачен, и сейчас, открывая с трудом поддающийся замок, он представляет улыбку Баки – слегка виноватую, но бесшабашную. Тогда Баки рылся в старом комоде, перетряхивая полотенца и холщовые фартуки, пока не обнаружил в одном из карманов старого маминого халата две бумажки по пять долларов.
– Никогда не складывай все деньги вместе, Стив! – завопил он, победно потрясая найденными купюрами.
– Никогда не садись играть с шулерами, – зло ответил Стив тогда.
– Но я мог выиграть.
Семьдесят с лишним лет назад Стив только вздохнул.
Сейчас, стоя посреди пустого узкого, как гроб, склада, он мог жалеть лишь о том, что в сумку, пять лет назад оставленную на складе, он так и не положил оружие. На всякий случай. Но денег на жизнь там хватало с лихвой.
Поэтому.
И еще потому, что и Нью-Йорк не слишком изменился, хотя оброс сотнями небоскребов из стекла и металла. Но все же были в нем места, где на хрустящую бумажку – что вы, сэр, никаких имен и только кэш, – можно снять номер в отеле сомнительной чистоты и репутации. Особенно если ты белый парень с широкой улыбкой настоящего американца.
– Я просто расстался кое с кем и хотел бы побыть один. О, неработающий телевизор не проблема.
Ему необходимо подумать. И, черт возьми, у него еще никогда не было такой сложной задачи. Из не слишком чистого окна виднелся кусок пожарной лестницы напротив и мусорный бак, расписанный косыми черно-белыми буквами, вывеска с романтичным названием «Блюющий слон» источала ядовито-зеленый свет на полквартала вокруг, и где-то за стеной чувственно стонал низкий женский голос, а в номер можно было заказать почти съедобное карри или дюжину тако.
За три дня Стив оброс щетиной, исписал несколько блокнотов, вспоминая старые ставки ГИДРы, а затем заплатил полтинник обдолбанной соседке, из комнаты которой каждую ночь слышались звуки, ввергавшие его в непристойные фантазии, и воспользовался ее ноутбуком вместо своего, который купил в двух шагах от отеля, но так и не решился открыть.
Вынужденное промедление и собственное бессилие заставляют его мерить шагами тесный номер, наворачивая круги, словно по тюремной камере. Он написал всем известным нейрохирургам в мире, включая одного с нечитаемой индийской фамилией, живущего в Новой Зеландии, но получил лишь вежливые автоматические отписки. Изучил сайты новомодных ведьм, всевозможных шарлатанов, психологов, колдунов и жрецов вуду. Он гуглил Фьюри и Марию Хилл, вообще не надеясь ни на что. Так и есть – Интернет полон сплетен, туповатых, а порой непристойных картинок с участием этих двоих и тысяч ржущих рожиц под ними. Через три дня проснется Баки, и Стиву нечего ему предложить, кроме самого себя.
Стены номера сделаны из картона, присыпанного мелом, а судя по счету за ущерб – из чистого золота.
На тумбочке настойчиво вибрирует телефон – тот самый, который может принять только четыре звонка: Наташа, Сэм, Т’Чалла и… ну, естественно…
– Давно не виделись, Старк. Не с кем обсудить старое кино?
– Новости включал?
– Прекрасно обхожусь без телевизора.
И Стив представляет, как тот закатывает глаза, фыркая в трубку.
– Тащи свою совершенную задницу в Башню. И поторопись, если хочешь застать целым хотя бы подземный паркинг. Годзилла…
Звонок прерывается, и Стив вздыхает с облегчением. Три дня. До пробуждения Баки осталось три дня.
Он бежит по улицам сквозь Централ Парк, топчет зеленую траву, распугивая собак и бейсболистов, но только потому, что это самый короткий маршрут. И все же теряет несколько драгоценных секунд на площади, где на экране огромного телевизора оседает в асфальт шпиль башни Старка. Аккуратно, словно срезаный точно рассчитанным взрывом. У здания уже толпа, чертовы желтые ленточки полиции и стая журналистов с жадными микрофонами наперевес. Как только эти стервятники ухитряются слетаться раньше всех? И Старк – натянуто, деланно улыбающийся, вещает с обломка стены размером с паром до Стейтен-Айленда:
– Всего лишь неудачный эксперимент в моей мастерской. Заверяю широкую общественность, ни о каком инопланетном вторжении или другой угрозе миру речь не идет. Не считаете свой вопрос бестактным, милая леди? Старки никогда не предъявляли претензий мэрии. Можете поинтересоваться у мисс Поттс – сумма, аналогичная затратам на восстановление района, ежемесячно выделяется на бумажные полотенца и жидкое мыло в туалетах Башни. Капитан Америка? Увы, хотел бы я знать, где он. Засранец был бы очень кстати, посторонитесь-ка.
Бетонный столб аккуратно прорезает толпу, укладываясь поперек дороги, и Стив натягивает капюшон прямо на бейсболку с огромным козырьком.
*
– Как ты выдерживаешь все это? – Стив не торопится снимать очки с зеркальными стеклами, хотя на подземной парковке почти темно.
– Нужно всего лишь иметь чувство юмора и несколько лишних миллиардов за пазухой, – криво улыбается Тони.
Стиву сложно решить, сколько в этих словах шутки, а сколько правды, но лицо Старка ломается и плывет, как тонкая ртутная пленка, в ответ на его: «соболезную».
– В отличие от тебя, я не умею терять. Латиноамериканочка на тридцать восьмом этаже, секретарша отдела статистики. Всего лишь стояла у кофемашины. Кажется, у нее было трое детей. Точнее, у троих детей была мать.
– Ты идеалист, – бросает Стив, сдергивая капюшон.
– А ты циник, – и по лицу Старка видно, как он устал. – Конечно, если дело не касается твоего… ммм… болтливого киллера.
Стив не хочет продолжать этот разговор. Хрупкое натянутое перемирие, тягостное для обоих – лучше, чем открытая вражда, но правая рука сама сжимается в кулак, и если Старк не намерен сдерживать свой язык…
– Мы заманили ее в гостевой домик Брюса, – меняет тему тот, видимо, заметив выражение его лица. – Сука опечалена и зла. Скажи мне, Роджерс, сможешь провести допрос? Почему-то мне кажется, что тебя обучали это делать. Иначе мне придется прибегнуть к помощи Росса. Знаешь ли, дохера интересно, какого она так взъелась на мою недвижимость. Боюсь, не сдержусь.
– Услуга за услугу, – в других обстоятельствах Стив не попросил бы, но сейчас они со Старком на равных, и каждому что-то нужно от другого. – Я хочу встретиться с Вижном.
– Разве я сторож андроиду моему? Он возвестил, что удаляется для медитации и размышлений, и вышел в окно, только кончик плаща мелькнул. Явится – позвоню.
Стив кивает, не слишком уверенно, на его взгляд, и они долго спускаются по мрачной лестнице с моргающим аварийным освещением куда-то в глубокий подвал.
– Брюс просил меня оборудовать новое место на случай внезапного свидания с другим парнем, – нарушает молчание Старк, отпирая тяжелую дверь.
В отгороженном прозрачными стенами углу – тонкая фигурка, неловко пристроившаяся на полу камеры. Рукава кожаной куртки закатаны выше локтя, и узкие джинсы с модными дырками обтягивают ее бедра чуть больше, чем положено приличиями.
– Сучка, – представляет свою пленницу Старк, – стоимостью миллиарда в полтора. Эй, Годзилла, это Стив Роджерс, Капитан Америка, знаешь такого? Английский понимаешь?
Та поднимает на него тяжелый взгляд и заводит за ухо длинную прядь косой темной челки. Молча.
И Стив видит, как вскидывает руку Старк, как резко и глубоко давит на глазные яблоки, бешено мотает головой и последним усилием подталкивает Стива ближе к защитному барьеру.
– Вас-то я и искала, капитан Роджерс, – звучит у него в голове холодный женский голос, – этот пустозвон ни на что не годен.
– Ваши любимые цветы? – спрашивает Стив. Да, первое, что пришло на ум, лишь бы быть уверенным, что не здесь, не сейчас с него потребуют оплаты долга.
– Тюльпаны, – ее лицо искажает удивление, и Стиву чудится нечто знакомое в изломе бровей, тонкой переносице и упрямо вздернутом подбородке. Но он все еще не находит слов и знает лишь, что установил контакт – карие глаза изучают его даже через барьер, и ему кажется, что взгляд ощупывает каждый нерв под кожей.
– Тони Старк называет вас Годзиллой. Догадываетесь, почему?
Женщина усмехается, открывая в улыбке крупные ровные зубы.
– Тони Старк смотрит слишком много плохих фильмов, капитан.
– Я не капитан, – почти привычно откликается Стив.
– Мое имя Эль, Эль Хоппер. Рада, что вы обо мне ничего не слышали.
– Я знаю о мутантах, – говорит Стив, – о людях со сверхспособностями. С некоторыми был знаком, и, поверьте, они достойнейшие из достойных, сумевшие поставить свои таланты на благо Земли и общества. В отличие от…
Старк хмыкает нечто саркастичное, выскальзывая за толстую железную дверь, и барьер между Стивом и Эль исчезает спустя несколько секунд.
– Я представляю, о чем вы, – женщина кивает серьезно, поднимается во весь рост и вскидывает голову. Даже так она едва достает до его плеча, но на ее совести Рафт и Башня, а Стив не судит о книгах по обложкам с тех пор, как научился читать.
– Где Ванда? – без долгих предисловий спрашивает она, и – боже! – хотел бы Стив сам знать ответ.
– Вы отнеслись к ней по-человечески, капитан.
– Я не… – беззвучно шевелятся губы Стива.
– Не видели в ней ни монстра, ни чудовище, не заключали в тюрьму, как бы она ни была благоустроена, и давали свободу выбора. Вас не было среди подписавших Соглашения, ее тоже. Следовательно, вы близки по духу. Я опоздала в эту подводную тюрьму и надеюсь, что именно вы вытащили оттуда Ванду, раз ее нет в Башне. В конце концов, она всего лишь ребенок. Мой ребенок. Единственный, оставшийся в живых.
Старк точно слышит их разговор и удивленное «ох!» Стива, потому что сквозь динамики в двери прорываться легкий присвист.
– И ради того, чтобы повидаться со мной, вы убили стольких людей?
– Не ради вас, капитан. Ради того, чтобы отыскать ее.
– Мне помнится, что родители Ванды и Пьетро погибли в Соковии много лет назад.
Эль вскидывает бровь:
– Легко ли живется монстрам в нашем мире? Хотели бы вы такой судьбы для своих детей? Я была юна и все еще не умела скрывать свои способности. Поэтому отдала их на усыновление. Совершенно официально, мистер Старк, не стоит шерстить архивы, – из динамиков вновь слышатся хмыканье и щелчки, – в самую убогую страну Восточной Европы, надеясь, что их особенности там не разовьются. Я подарила им счастливое, пустьне слишком долгое и богатое детство, и с тех пор раз в году позволяла себе слабость наблюдать за ними. Мои возможности намного обширней, чем у Ванды. Даже когда ГИДРА отыскала их… фон Штрукер обращался с детьми не в пример гуманней, чем тот, кого я называла своим отцом со мной. И только спустя год поняла, что потеряла Питера. Я могу заставить вас помочь мне, капитан. Прикоснуться к самой сути ваших помыслов, увидеть самые страшные и мрачные уголки души, подчинить и заставить действовать. Собираетесь отдать меня своим властям – не правда ли, мистер Старк? Поверьте, за эти годы я научилась притворяться. Эль Хоппер, Лос-Анджелес, Калифорния, аренда и продажа недвижимости, счет в банке, номер социального страхования, исправно плачу налоги и голосую на выборах. Не ищите, другой информации нет. Я убила этих людей? Что вы, Старк, у вас просто произошел взрыв в мастерской. Какая неприятность, надеюсь, ничего радиоактивного.
– Нас атакуют, Роджерс, – вдруг орет за дверью Старк. – Я сдам Годзиллу без сомнений.
Эль выпрямляется, неловко поправляя пояс джинсов, сжимает губы, и на ее пальцах начинают пульсировать легкие голубоватые искры.
– Ну если вас совсем не интересуют жизни нападающих… – тянет она, а из ее носа показывается крупная капля крови. – Мне не жаль, Старк, вовсе не жаль. Не будь тебя, мой сын остался бы жив, а дочь не стала бы закрываться таким щитом, сквозь который не могу пробиться даже я. Неужели у тебя нет дел поважнее? Например, найти того, кто превратил твою жизнь в ад? Не могу толком разобрать – что-то со смертью матери. Увы, в ближайшие дни тебя будет терзать мигрень.
– Это не правительство, – тяжело дышит динамик, – хуй его знает, кто такие, Роджерс. Больше смахивают на андроидов. Забирай сучку, я же знал, что ты захочешь пополнить свой зоопарк. Личный привет королю Т’Чалле, как-нибудь наведаюсь в гости, мне понравилась местная кухня, только кофе паршивый.
Металлическая дверь распахивается, и стены подземного этажа дрожат от лязга и рокота. Гул нарастает, и Стив почему-то вспоминает первый в его жизни ночной налет, когда от взрывов разом заложило уши, нос и гортань, а в голове ухало так, словно кто-то стучал бейсбольной битой по пустой кастрюле. И Баки с Дернье, невозмутимо резавшихся в «железку», время от времени отряхивая землю с плеч и потрепанной колоды.
Сомнительно, что Башню пытаются поливать ковровой бомбардировкой, да и укрытие в подвале идеально на этот случай, но все же Стив успевает оттолкнуть слегка обескураженную Эль в дальний угол прежде, чем стену проламывает нос готового ко взлету джета.
– Доверьтесь мне, мэм, – протягивает Стив руку. – Доверьтесь нам. Иначе…
Та вытирает кровь с лица и вкладывает в его ладонь перепачканные пальцы.
Едва они набирают высоту, снося оставшиеся целыми перекрытия подземных этажей, Стив видит, как Старк без шлема, но в какой-то новой модификации брони, жестикулирует, стоя на развалинах и увещевая шестерых вооруженных людей в пятнистой неуставной форме и масках.
– Ваканда – прекрасное место, – говорит Стив. – Надеюсь, что меня все еще там ждут.
Глаза Эль пусты и задумчивы, словно она перебирает в уме карту мира, не в силах сообразить, что за страну он ей назвал.
========== 6 ==========
– Много еще у тебя опасных друзей? – спрашивает Т’Чалла, с интересом наблюдая, как вентиляторы продолжают нагнетать теплый воздух в криокамеру и ресницы Баки становятся влажными за покрытым каплями стеклом. – Не то чтобы проблема, просто хочется знать, к чему быть готовым.
Стив делает вид, что не слышит вопроса, но видит, как король Ваканды кивает и хмурит брови, принимая молчание за ответ. От нетерпения Стив мог бы проломить металл дверцы даже не кулаком – всего лишь одним пальцем – и сейчас больше всего на свете хотел бы, чтобы Баки вывалился из криокамеры не в руки врачей, а ему на плечо.
– Хэй, Стив, – едва ворочает языком тот и ловит расфокусированным мутным взглядом его встревоженное лицо. – Пока мне не хочется тебя придушить, воспользуемся моментом?
И тут же теряет сознание, тяжело опуская голову на грудь и обмякая в чужих руках.
Толпа врачей что-то делает с безжизненным телом – вертят, как вздумается, рвут на груди футболку, доктор Тэсс лающим голосом отдает команды, яркие белые лампы слепят глаза, и на Стива ровным счетом никто не обращает внимания. Он приткнулся в углу, и все, что может видеть – свисающая с блестящего стола темная прядь, тяжелая, непослушная, слегка завивающаяся на конце, тусклая, словно все еще покрытая изморозью.
Никогда еще он так отчетливо не ощущал, что его – его собственное – сердце взлетает и падает там, на кривых линиях монитора. Он кладет руку себе на грудь, слегка сжимая ладонь, специально ускоряя ритм, словно умоляя второе сердце стучать в такт, – биться, биться, пульсировать, рваться через ребра, ломая грудную клетку, выплескивать наружу длинные, заполняющие комнату волны, стучать, работать, оживать, – потому что это то, чего стоит Баки Барнс, что бы сам о себе ни вообразил. Потому что это невыносимо – потерять еще раз и вот так тривиально и глупо, спрятанного от взгляда суетливой толпой врачей, среди мирного, стерильного, пищащего приборами, пахнущего лекарствами, звякающего стеклом и шуршащего пластиком. Стив бы и сам не захотел – так. Первым бы попросил застрелить себя раньше, словно подранка в стае.
Кончики пальцев жжет, а ему и вправду кажется, что он держит в ладони свое сердце, гадая: позволить ли ему биться дальше или раздавить, как перезревший фрукт. Все зависит от сердца Баки.
Всегда зависело.
1936
Баки вваливается в квартиру поздней ночью. Он не столько пьян – видал Стив перебравших и похуже – сколько невероятно зол.
– Блядь, – выплевывает Баки, швыряя о стенку связку ключей: его дом, квартира Стива, шкафчик с одеждой на работе; и полы его пиджака метут доски, когда он медленно оседает по стене прямо у порога.
– Ты потерял шляпу, – растерянно бормочет Стив.
– Да к дьяволу…
Баки злится, и это знакомо. Не частый случай, но Стив знает это выражение лица, когда верхняя губа приподнимается в животном оскале и левая рука сама сжимается в кулак. Только в глазах у него не ярость, а странная растерянность, словно он заплутал в тумане и не смог найти дорогу к дому.
– Ты здесь, Баки, ты со мной, – шепчет Стив, говорит Стив, кричит Стив, тянет, умоляет, уговаривает, поднимает с пола, где вечно дует по ногам. – Все хорошо, ты со мной.
А Баки разжимает его ладони. Отцепляет пальцы, хватающие за воротник, отводит руки и смотрит мимо лица – на носки своих перепачканных ботинок.
– Не спрашивай, – просит он. – Просто молчи, ладно?
Стив тащит с его плеч пиджак, потому что твердо уверен – где-то под ним спрятана кровоточащая рана. Но рубашка Баки девственно бела, и только узел галстука съехал набок да из челки выбиваются пряди.
– Стив, Стив, Стиви, – пьяно и безумно шепчет он. – Будь я проклят, если когда-нибудь…
– Все же придется рассказать, – твердым голосом перебивает его Стив. – Даже если убил кого-то, вместе подумаем, что делать дальше.
– Что?! Нет! – Баки кричит так, что его точно слышит миссис Родригес из квартиры напротив и семья Хаммерсмитов за стеной слева, которым вставать к смене в три утра.
– Лучше бы убил, – выдыхает он и тянет ладонь Стива к щеке. Вжимается, словно в подушку, качает головой, баюкая собственную внутреннюю боль, смотрит тяжело и печально. – Наверное, лучше бы себя убил.
– Прах тебя побери, Баки! – Стиву уже все равно, когда прозвенит будильник у Хаммерсмитов. – Что случилось?!
– Выпить есть? – интересуется тот, а после принюхивается и фыркает в стакан с мутноватым самогоном, одним глотком опрокидывая в себя горькую жидкость.– Я был в «Страусе», – говорит он на выдохе. – Я не способен сотворить с тобой такое.
Стив удивлен. Стив шокирован. Стив подносит к губам горлышко бутылки и судорожно отхлебывает. Стив точно не понимает, что имеет в виду этот непостижимый, меняющийся как полоса прибоя или весенний ветер Баки Барнс.
А тот отбирает у него бутылку, вновь пьет и шепчет что-то уж совсем невозможное и фантастическое. Такое, от чего Стиву хочется немедленно ущипнуть себя или принять холодный душ.
– Ты не поверишь, если я скажу, как давно хочу тебя. Жить не могу, сдерживаться сил нет, чтобы не прикоснуться, не прижать крепче. Брежу твоими глазами, как в лихорадке. Не только глазами… И ты можешь отпираться, говорить, что я все придумал и что мне следует завести постоянную подружку, но… гребаный боже, Стиви, я же знаю тебя тысячу лет. У тебя голос садится и хрипит, когда я делаю вот так…
Баки, словно в задумчивости, подносит палец ко рту, оттягивает нижнюю губу и после подушечкой ведет едва заметный влажный след по подбородку:
– И провалиться мне в самый ад, если вру, ты шепчешь «Баки» во сне и сжимаешь свои соски, и так разводишь колени, что только от этого я готов измазать все простыни.
– Неужели настолько заметно? – ошеломленно бормочет Стив.
– Да ты вообще не умеешь врать, – улыбается Баки, – сколько тебя ни учи. Но думать об этом забудь. Переживем как-нибудь, и не такое случалось. Сегодня я видел как Джош Камински трахал парня прямо на диване в задней комнате клуба. Тот так орал от боли, что потолок едва не раскололся пополам. Меня чуть не вывернуло наизнанку, а ведь я заплатил, чтобы посмотреть. Не смей и думать об этом, Стив. Это полный пиздец.
– Господи, Баки, – Стив не знает, плакать ему или смеяться. – Этот Камински – дуболом и полный тупица, недаром его называют Стальная Свая. Это не больно, совсем не больно, разве что чуть-чуть поначалу.
И взгляд Баки становится стеклянным и растерянным, хотя казалось бы – дальше некуда.
– Уже обошелся без меня? – шипит он. – Поздравляю. Кто же этот счастливчик? Наверняка он недолго сомневался.
Отступать некуда. Сказать, что Баки прав – соврать и теперь уже бесповоротно испортить все зыбкое, хрупкое, тонкое и неверное, как паутина в лучах осеннего солнца, что тянулась от одного к другому все эти годы и драгоценней которой у Стива нет сокровищ. Ответить правду – стыдно так, что и при лунном затмении его щеки осветят три улицы вокруг.
Но выбирая из худшего и просто плохого, в этом доме, где стены тоньше бумаги, шелест шагов слышен на несколько этажей вниз, а зимой холодно так, что зубы сводит судорогой – здесь и сейчас Стив выбирает второе, гори они огнем, эти улицы.
– Я сам пробовал, – отчаянно признается он. – Один, и еще с… неважно… Это было неживое, не человек. Не веришь? Как ты мог подумать, что я с кем-то… В отличие от тебя…
– Но что я должен был подумать? – почти кричит Баки в ответ.
Стив, закусив губу, быстро отстегивает пуговицы подтяжек, надеясь только, что в полумраке не будут бросаться в глаза выпирающие колени под краем длинных трусов.
– Ты и не должен был думать, – шепчет он. – Это ненормально, я знаю лучше тебя, прочел много книг и говорил с разными людьми. Ведь я всегда был неправильным, другим.
– О да, именно поэтому я сегодня потратил целых три доллара.
Стив не присматривается, не смеет поднять глаза, но знает, что губы Баки сейчас расплываются в улыбке, и тот срывается с места, хватает Стива за надрывно всхлипнувший рукав рубашки и тащит в комнату, так, словно и не был пьян. Или он пьян сейчас, потому что – на самом деле! – с рассветом между ними точно многое изменится, и теперь уже этого не избежать.
– Покажи! – толкает он Стива на затертую обивку дивана.
Cейчас Стив бы сам не отказался от хорошего глотка, но бутылка осталась у двери, а рука Баки крепко держит его за плечо, откидывая на спину.
– Завтра, – находит в себе силы сказать Стив, – ты протрезвеешь и забудешь дорогу к моему дому.
