Текст книги "Мой психолог. Научи меня любить (СИ)"
Автор книги: Luna Gold
сообщить о нарушении
Текущая страница: 13 (всего у книги 14 страниц)
Глава 15/2. МАРКУС
Уже в начале улицы, замечаю сначала скопление народа у ворот дома, а потом и причину. Густой серый дым ядовитой струей устремляется в небо, перемешиваясь с языками разгорающегося пламени, из окна спальни на втором этаже.
Из моих лёгких моментально выбивают воздух, и мне становится трудно дышать. Адреналин бьёт по вискам, заставляя сердце отбивать ритм в несколько раз быстрее положенного.
Паркую машину прямо на дороге и выбегаю, забыв даже заглушить мотор. Пытаюсь пробраться к дому, расталкивая шумную и бесполезную толпу зевак.
Нет… Ангелика…
Сам не свой, перебирают связку с ключами, которую Лика вручила мне на днях, но пальцы словно окаменели. Непослушные, несгибаемые, они не слушают посылы моего головного мозга, что нужно действовать быстрее… что она там… что я нужен ей. Разобравшись с ключами и, найдя нужный, вхожу во двор. Теряюсь, откуда дым, куда мне бежать. Только теперь, очнувшись от шума в голове, не дающего здраво мыслить, слышу громкий лай. Вбегаю в дом.
Сквозь едкий дым, валящий из-под двери в спальню, до меня доносится скуление пса, и я зову:
– Лика! Рокки!
Парень отзывается громким лаем на мой голос, и я слышу скрежет когтей о деревянный пол и снова лай. Густой дым, не щадя легкие, проникает в них, становится очень трудно дышать, почти ничего не видно уже. Я закашливаюсь, получая дозу угарного газа, но упрямо устремляюсь на пронзительный собачий лай. Рокки скулит и раздирает деревянную дверь спальни, она не поддается и лай становится невыносимым. Понимаю, что время работает против нас и совсем скоро будет уже поздно. Дергаю ручку, в пустых попытках открыть дверь сам, но она не слушается. Замок заклинило… тогда всем весом врезаюсь в неё плечом снова и снова, пытаясь выбить. Бок ужасно ноет, руки разбиты в кровь от попыток силой справиться с проблемой. Нет… неужели я не смогу…
– Лика! – выкрикиваю будто в бреду. Наваливаюсь на несчастный кусок дерева, закрывающий мне проход к любимой. – Лика!
От бессилия и удушающего дыма, слезы льют ручьями, закрывая обзор и препятствуя попыткам сконцентрироваться. Из последних сил, я наваливаюсь всем корпусом и начинаю бить ногами. Жаль, что это классические туфли, а не походные буцы, но только и они дают эффект. Я толкаю дверь из последних сил, но она все равно не поддаётся. Падаю на пол в ужасном приступе кашля. Попытки убрать преграду между нами отняли много сил. Я тру глаза, стирая слёзы. Собираюсь с силами и стремительно, еле различая слезящимися глазами дорогу и сбивая всё на своем пути, спускаюсь в подвал, за инструментом.
Главное не оступиться, главное… скатываюсь по ступеням и бегло, жмурясь, ищу подходящий предмет. Хватаю со стены монтировку. Что есть силы… вверх… Лика… моё сокровище… я уже… иду…
Подлетаю к двери. Замечаю, что Рокки уже ослаб и без сил лежит под дверью… парень… дым не оставляет и ему шанса… продержаться… ещё… немного…
Дверь поддаётся под натиском моих сил и монтировки, срываясь с петель. Толкаю плечом, она нехотя распахивается и почти падает, повиснув на петлях.
Ужас наполняет меня… жар ударяет в лицо… кровать вся в огне… как и шторы… Чёрный дым валит и почти ничего не видно….
Лика… Я вижу её… она лежит на полу… без сознания
– Лика! – кидаюсь к ней. – Лика!.. – мой голос срывается.
Она не дышит…мне кажется, что это так. Я хватаю её хрупкое податливое тело и, стараясь не налететь на окружающие предметы, спешу к выходу. Трудно смотреть, а ещё сложнее дышать. Мои лёгкие уже полностью накачаны дымом, и сознание начинает медленно теряться в ужасе происходящего. Я вижу словно кадры из фильма: я у двери… вылетаю на улицу… в отдалении воет сирена… кто-то подбегает ко мне… Из последних сил, уже отключаясь, я падаю на колени перед крыльцом… кладу Лику на траву, а сам прощупываю её пульс… дыхание… жива… боже…
Дышу… дышу, как сумасшедший, чтобы не вырубиться. Туман отпускает, я не в норме, но в сознании. В отличие от моей любимой.
– Лика… Боже, родная…. Не бросай меня, прошу тебя… – хватаю её холодеющую руку, пытаясь удержать в ней жизнь. Как сумасшедший целую каждый пальчик, и всё шепчу и шепчу, словно в бреду: – Живи… Пожалуйста, только живи… я люблю тебя… я не смогу без тебя…
Мне что-то кричат… кто-то оттесняет меня от моей Лики. Я вижу много людей, голубой свет заливает двор, перекликаясь с громкой сиреной пожарной и скорой машин.
Врачи забирают её, надевая кислородную маску на лицо, кладут на носилки, а я словно прикованный к месту и ничего не соображая, стою.
– Пожалуйста, дайте нам делать нашу работу, отойдите.
Не могу ничего с собой поделать. На меня налетает Рокки. Парень, очевидно, выбежал за мной или ему помогли спасатели. Он ластится ко мне, но от дыма и гари, быстро теряет запал. Укладывается возле меня и кладет мне голову на колени. Тяжело дышит, высунув язык. Бедняга, досталось ему. Я поглаживаю его морду, а сам думаю о Лике. Не могу даже подняться. Голова забита, ноги ватные, тело совсем не слушается. Только сейчас понимаю, что мне тоже хорошо досталось от порции дыма. Но Рокки, совсем плохой.
Вижу, как Ангелику кладут на носилки, как везут к машине скорой помощи, вижу всё как в замедленной съемке. Собираясь с силами, встаю и направляюсь за Ликой. Голова кружится, и меня шатает. Ко мне подбегает человек в форме с красным крестом.
– Гер…
– Шольц, – отвечаю я.
– Гер Шольц, прошу присядьте, – парень показывает на каталку. – Вам тоже нужна помощь, – смотрит на мои разодранные в кровь кулаки.
– Пожалуйста, позаботитесь о собаке.
– Конечно, – фельдшер скорой помощи тут же знаком подзывает еще кого-то и я вижу, что Рокки уже вкалывают укол.
– Всё будет хорошо, парень, – поглаживаю я своего верного друга.
– Мы должны вас осмотреть, – фельдшер подносит к моему лицу кислородную маску.
– Со мной все в порядке, мне нужно к девушке, они увозят её. Я поеду с ней, – пытаюсь отстранить его руку.
– С ней всё будет в порядке, – успокаивает он меня. – Вы позже сможете её навестить.
– Я еду с ней. Если хотите, обследуйте по дороге, но я не отпущу её одну, – настойчиво и как можно твёрже говорю я. – Я нужен ей, – понимая, что спорить со мной бесполезно, молодой человек уступает мне и даже сам провожает до машины.
Его помощь как нельзя кстати, потому что я переоценил свои возможности. Дойдя до машины и оказавшись рядом с Ликой, позволяю надеть себе маску. Кислород наполняет мои лёгкие, тут же отрезвляя затуманенный дымом и газом мозг. Голова идёт кругом. Сквозь туман в глазах, я неотрывно смотрю на моё сокровище. Она бес сознания, такая… хрупкая… Сжимаю её тоненькие пальчики, которые тонут в моей большой ладони. Сердце сжимается. Становится легче от осознания, что с ней все в порядке. Если бы я только задержался еще хоть на минуту, могло быть уже поздно.
Минуты тянутся, словно кто-то специально замедляет время. Я просто сам не свой от того, что Лику увезли в реанимацию и я просто не представляю, что происходит. Мне сказали, что ничего страшного, но теперь, я понимаю, что меня обманули. Волнение и страх за Лику не дают мне трезво мыслить. Я не могу сидеть, от палаты я отказался, теперь стою под дверью в реанимационную и не знаю, как быть. Обхватываю голову, пытаясь унять волны пугающих мыслей. И в этот момент дверь открывается. Из неё появляется врач.
В коридор влетает гер Штайн. На его лице испуг, обеспокоенность. Он мельком кивает мне и сразу кидается к мужчине с вопросом:
– Доктор, с ней все в порядке?
– Сейчас состояние стабильное, но придётся подержать на оксигенации. Не волнуйтесь, никаких поводов для этого нет.
Я выдыхаю с облегчением, от слов профессионала становится гораздо легче. Тревога уступает место усталости, и я сажусь, откинув спину на стену.
– Она отдыхает, скоро её переведут в палату. Я советую вам тоже отдохнуть.
– Когда я смогу её увидеть?
– Завтра переведём пациентку в палату, и сможете увидеть. А сейчас она даже без сознания, – пожилой мужчина с пониманием смотрит на отца Лики, потом на меня. – Гер Шольц, давайте я вас на ночь тоже в палату определю. Отдохнёте. Мы за вами понаблюдаем. Вы же тоже дыма наглотались, да и руки ваши требуют ухода, – врач кивает на мои содранные в кровь костяшки, на которых кожа топорщится лохмотьями, а подсыхающие ранки уже жгут при каждом движении.
– Думаю, вы правы, на этот раз я не буду отказываться.
– Вот это правильное решение, гер Шольц, пойдёмте.
Гер Штайн закрывает рукой лицо и отворачивается, но я, уходя за врачом, я вижу в его глазах слёзы и потрясённое выражение лица. Эмоции в его душе зашкаливают, и он не говорит ни слова. Потом… потом обязательно поговорим. Сейчас главное – это здоровье Лики.
Я знаю много слов, выражений и научных терминов на разные состояния пациентов, но ничего не подходит для определения моего. Рассвет только занялся, а мне уже не до сна. Все мои мысли заняты ей… Лика, моя дорогая Лика. Мое сокровище, моя радость, мой смысл, приобретенный недавно, но так основательно поселившийся во мне… в мыслях… в душе… в сердце…
Несмотря на адскую боль, я уже полностью готов отправиться к ней. Останавливает только тишина в коридорах больницы. Еле дожидаюсь положенного часа, когда меня провожают в палату к любимой и дают немного времени побыть с ней наедине.
За моей спиной захлопывается дверь, а я не могу заставить себя подойти. Хочется кричать, умолять, чтобы на её месте оказался я, но… уже всё произошло.
Медленно и осторожно приближаюсь. На большой больничной койке она выглядит такой маленькой и хрупкой. Лика спит, а её лицо выражает умиротворенность, спокойствие…
Бледная кожа во сне кажется мраморной. Еле ощутимое дыхание, поддерживаемое писком аппаратов. Замечаю датчики на её руках, и сердце сжимается в комок. Даже дыхание задерживаю, словно боясь её спугнуть.
Присаживаюсь рядом и беру маленькую ладошку в свои руки. Она тонет в них. Трепетные пальчики немного вздрагивают, словно крылья бабочки на ветру.
– Лика, – зову я тихо, чтобы не испугать и не нарушить полную тишину палаты. Ответом мне служит тишина. Спит… так и лучше. Целую пальчики, боясь пропустить хоть один.
Глубокий вдох Ангелики, и я на мгновение замираю, нет… не проснулась. Поглаживаю её ладошку. Я так много хочу ей сказать. Чувства рвутся наружу, ища выход, но слова… Они замирают где-то в горле, сдавленном спазмом от переизбытка эмоций, как только вспоминаю кадры вчерашнего ужаса. Даже представить не могу… не хочу… чтобы было если…
Что же случилось? Этот вопрос возникает в мыслях, моргающей красной лампочкой, но я отгоняю его. Потом… всё потом… Сейчас главное она… моя Лика… моё сокровище… моё сердце…
Да моё сердце, потому что сейчас я отчётливо ощущаю, что оно вместе с ней… с её сердцем так же медленно пульсирует под действием лекарств, дыхание также замедленно с её дыханием в унисон.
Не могу сдержаться. Склоняюсь к ней и касаюсь губами нежных губ. Закрываю глаза от накатившей волны непонятного чувства, которое ещё сильнее сдавливает грудь. Понимаю, что никогда ещё в жизни ничего подобного не ощущал. Такого… волнения за другого человека, такой всеобъемлющей, поглощающей меня всего целиком, нежности.
– Любовь моя, – губы сами шепчут заветные слова, и я понимаю, что пропал. Весь в ней. Нет уже меня одного, есть только мы вдвоем.
Рука в моей ладони слегка сжимается, и я чувствую еле различимый шепот Ангелики:
– А ты… моя… – она, не открывая глаз, слегка облизывает пересохшие губы, – любовь…
Моё сердце готово выпрыгнуть из груди от услышанного, и я крепче сжимаю её руку. Ресницы Ангелики вздрагивают, и она медленно открывает глаза. Уголки губ чуть растягиваются, а я от счастья прижимаю её руку к губам, к лицу.
– Радость моя, – шепчу словно в счастливом бреду. – Ты в порядке, я так рад. Я так испугался за тебя, что произошло? – провожу рукой по её волосам.
Она вновь прикрывает глаза, ей больно вспоминать, и сейчас не стоит давить. Лика только пришла в себя… успеется…
– Прости, родная, я не хотел. Отдыхай, позже обо всем поговорим, – а сам просто благодарю все силы, что сохранили жизнь моей любимой.
– Маркус, – так тихо говорит Лика и пытается приподняться.
– Лика, не стоит, – пытаюсь её остановить.
– Обними меня.
Больше меня просить не нужно, я и сам безумно этого хочу. Со всей аккуратностью, на которую только способен, я нежно обнимаю мою любимую. Одна рука зарывается в её волосах, притягивая к себе. Лика носиком утыкается в мою шею, и я ощущаю её тёплое дыхание. Её пальчики слегка сжимаются на моих плечах. Она медленно вздыхает и замирает в моих руках, словно наполняясь покоем. Я чувствую вибрацию её сердцебиения в груди и закрываю глаза.
Сколько же пришлось пережить моей любимой. Сколько горя перенести. Но мы все пройдем вместе, все наладится и забудется. Необходима просто поддержка и любовь. Это всё лечит. И конечно, еще время, чтобы стереть из памяти некоторые моменты, ведь всего не вычеркнуть. Воспоминания могут лишь размыться или притупиться, но не уйти навсегда, поэтому нам нужно заменить их новыми и прекрасными. А это, думаю, нам по силам, особенно теперь, когда мы поняли насколько дороги друг другу.
Глава 16/1. АНГЕЛИКА
Я вскакиваю на постели вся мокрая от пережитого ужаса. Не могу восстановить дыхание, жадно хватаю воздух. Снова и снова переживаю всё. Я вся в огне, мне некуда бежать, всюду пылающие языки пламени, облизывающие уже мои ноги. Мне страшно, я зову на помощь, задыхаюсь от нехватки кислорода, но никто не слышит моих криков, никто не поможет мне. Слышу жалобный скулеж за дверью, но не могу пошевелиться. В глазах всё плывёт и все части тела меня не слушаются. Резкий и болезненный укол принес мне онемение конечностей и полнейшую неспособность к действиям. Теряя последние остатки сознания, прихожу к пониманию, что возможно это… конец… что я больше не увижу… любимые глаза… не почувствую его губы… не услышу его голос… мне становится ужасно страшно и … не смотря на жар огня… холодно…
– Лика, – Маркус тоже садится на постели рядом. Он обнимает, и мне становится спокойнее. – Все в порядке? Снова этот сон?
Не могу ответить, мои губы пересохли, и из горла не выдавить ни звука. Лишь машу утвердительно головой, а он крепче сжимает меня в объятиях. Осматриваюсь и понимаю, что это и правда всего лишь сон. Никакого огня, никакой опасности… я дома у Маркуса. Рядом с кроватью спит Рокки, свернувшись калачиком. Услышав наши голоса, пёс поднимает морду, и я встречаюсь с его обеспокоенным взглядом. Рокки кивает мордой тихо скульнув.
– Не волнуйся, его накажут Лика.
– Я знаю, – с горечью произношу я. – Просто у меня в голове не укладывается, как он мог? Так поступить со мной…
– Лика, мы ведь уже выяснили, что он хотел получить страховку на дом… и, – Маркус осекается, боясь произнести вслух то, что мы знаем.
– Да, я помню. Все в порядке, Маркус, – грустно произношу я.
– Сегодня еще предстоит встреча со следователем. Можно я поеду с тобой?
– Думаю, мне необходима твоя поддержка, – прижимаюсь к Маркусу. Сейчас мне необходимо его тепло, забота и эти крепкие объятия, которые дарят защиту и уверенность. Маркус гладит по голове, а я глубоко вздыхаю, пытаясь выбросить из мыслей сон, развеять неприятные воспоминания, которые пугают меня, заставляя содрогаться всем телом.
– Я рядом, Лика. Я с тобой. Всегда буду с тобой, любимая.
Его гипнотизирующий взгляд, нежные руки и горячие губы на щеках, собирающие остатки моих слез, успокаивают. Маркус не отрываясь перемещается к моей шее, влажные следы действуют на меня расслабляюще. Мое тело отзывается и волны горячих возбуждающих импульсов пробегают по всему телу, сосредоточившись внизу живота. Тугая и упругая спираль закручивается, начиная уносить меня в мир страсти и необузданности, что обещает мне Маркус. Я отвечаю ему такими же страстными и чувственными ласками. Мне всё время хочется его целовать, всего. Иногда мне до сих пор не верится, что это реальность, что мы вместе. С Маркусом я словно каждый день в раю, словно мы не возвращались с острова, где всё началось.
Маркус притягивает меня к себе теснее, и я перемещаюсь на его бёдра. Близко… очень, словно соприкасаемся каждой клеточкой кожи… глаза в глаза… дыхание и стук сердец в унисон… Жаркие поцелуи не останавливаются… руки всё смелее сминают мою грудь, язык и губы ласкают соски, заставляя меня всё громче стонать и погружаться в эйфорию удовольствия. Я призывно двигаю бёдрами в такт страсти, и чувствую, как Маркус хочет меня. Его твёрдый член требовательно упирается в меня, наполняя жаром и томительной истомой, ощутить его внутри. Я приподнимаюсь и, крепче обхватив Маркуса за плечи, впускаю внутрь. Жадно обхватываю всем своим существом, сжимая мышцы, не желая отпускать. Ритмично двигаюсь, поддерживаемая сильными руками моего мужчины. Не перестаём целоваться, тонем в глазах друг друга, в ощущениях. Я его чувствую так остро… ярко… неповторимо… Блаженство…
Как и каждое путешествие в мир оргазма и эйфории, мы ныряем в него с головой, преображая реальность, строя её заново, только вдвоем. Но в последнее время наш секс стал еще ярче, еще чувственней, а все потому, что между нами теперь нет недосказанности. Мы открыты, мы свободны от тайн и главное – мы любим…. Когда люди любят, все становиться полнее и прекраснее. Даже простые объятия и поцелуи приобретают иной смысл. Каждое прикосновение, каждый жест, все пропитано чувствами, эмоциями. Теперь я знаю, как должно быть, когда действительно любишь, а не заблуждаешься.
День только начался, а я уже выбилась из сил. После душа и крепкого кофе, сваренного наспех, мы отправляемся в полицейский участок. На повестке дня: разговор со следователем. И вроде, ничего особенного, все вполне обыденно, в таких ситуациях, но… Еще в пути меня начинает трясти, и внутри поселяется тревога. Непонятное состояние моего организма, стало сразу объяснимым, когда мы с Маркусом приезжаем в участок, входим в кабинет, и я вижу его… Альберт стоит спиной к нам, но я всё равно его узнаю. Широкая спина больше не прямая и высокий рост сейчас скорее мешает, чем возвышается над всеми, но это он. Мои мысли озвучивает Маркус, интуитивно задвигая меня себе за спину:
– А он что здесь делает?
– Добрый день, фрау Штайн, гер Шольц. Сегодня у нас очная ставка, нам важно все, что произошло в мельчайших деталях. Прошу присаживайтесь, – следователь указывает на противоположную сторону кабинета, где располагается стол и нас уже ждут два стула.
– Гер Минце? Вы уверены, что это хорошая идея? – Маркус все еще напряжен и не собирается расслабляться. В этот момент я смотрю в лицо Альберта. В нем нет и намека на сожаление и сочувствие ко мне, к тому, что произошло.
– Вам придётся выйти, гер Шольц. – Да, конечно, – Маркус рассеяно отвечает и сжимает мою руку. Я взглядом его успокаиваю, в ответ сжав его пальцы, и он нехотя выходит из кабинета.
Хочу успокоить его, чтобы он не волновался, хотя сама напряжена и натянута как струна. Замечаю наручники на руках Альберта, и становится спокойнее. Тут же вижу игру бывшего мужа, когда перед следователем он меняется и строит из себя белого и пушистого, а когда смотрит на меня, его взгляд становится ненавидящим и жестким. Страх не покидает меня все это время, но я стараюсь собраться и сконцентрироваться на вопросах следователя. Ведь он же не посмеет, не здесь…
– Начнем с вас, фрау Штайн. Расскажите, пожалуйста, все с самого начала, еще раз.
– Мне позвонила соседка, она жаловалась на Рокки. Он, по ее словам, громко лаял, – начинаю опять все ворошить у себя в голове. – Я решила, что нужно съездить и проверить, успокоить его, – сжимаю руки под столом, – потому что обычно он спокоен, когда нас нет дома.
– Вас?
– Да, меня и Маркуса, – замечаю злорадную ухмылку Альберта.
– Твоего любовника так и говори, – он снова мерзко ухмыляется, а я сглатываю. – Никогда бы не подумал… тихоня на деле оказалась шлюхой…
Я снова сглатываю и закрываю на секунду глаза. Оскорбительные слова мужа ударяют словно хлыст. Чувствую, как щеки заливает румянец. Альберт добился чего хотел – унизил меня, заставил испытывать стыд. – Прошу вас без оскорблений, – твёрдым голосом останавливает его гер Минце. – У вас будет возможность высказаться, когда я спрошу. Продолжайте, фрау Штайн.
Стараюсь успокоиться и игнорировать Альберта. Не смотрю в его сторону, только на следователя полиции. Сжимаю руки на коленях и продолжаю:
– Когда я приехала, то не обнаружила пса ни в доме, ни во дворе. И это мне показалось странным. Ведь фрау Мюллер сказала, что он громко лаял. Я поискала его в саду, в доме, но нигде…
– И что же дальше?
– А дальше, я вернулась в дом. Зайдя в спальню, услышала, как захлопнулась дверь, а обернувшись, увидела… – перевожу дыхание и смотрю на Альберта. Тот напрягается, ожидая моего ответа. – Я увидела Ханну. Она закрыла дверь и смотрела на меня. Сначала, возникла пауза, потому что я была в растерянности и недоумении, что она там делает, но потом мне зажали рот крепкой рукой, не давая издать никакого звука, и шею обожгло иглой. Когда же через несколько секунд меня опустили на пол и убрали хватку, я не смогла уже ни говорить, ни кричать. Даже больше, все мышцы моего тела, отказывались подчиняться мне. Я видела только, как Альберт, – от своего имени мужчина кривится, а я сглотнув подошедший ком к горлу, продолжаю свой рассказ: – Альберт и Ханна… Они… Ханна что-то вылила на кровать и шторы… не знаю какую-то жидкость, – от воспоминаний меня снова трясёт, ладошки покрываются испариной. Мне бы было гораздо легче рядом с Маркусом. Я тереблю край своей блузки, жалея, что Маркус сейчас не рядом. Это немного успокаивает, но не приносит должного эффекта.
– Может воды? – вежливо предлагает капитан Минце.
– Нет. Спасибо, – набираю в лёгкие воздуха и продолжаю: – А мой муж… он что-то сделал с проводами из розетки, и произошла вспышка. Я увидела искры, которые на покрывале кровати моментально стали разгораться в пламя. Но потом… потом силы меня стали покидать. Я стала терять сознание. Когда усилием воли, снова смогла разлепить глаза, то дым уже застилал комнату. Возле меня остановились мужские туфли. Альберт… он… он только поднял мою голову за волосы и… ухмыльнулся и так… так посмотрел… с ненавистью… и…и… – горло уже сдавливало от подступающих слёз, – и сказал: «Спокойной ночи, дорогая.» А потом… этот смех, – я нервно облизываю губы, – женский смех… такой злобный… издевательский…
Глаза уже застилают слёзы. Не могу сдержать их. Меня снова всю трясёт озноб ужаса. Я словно вновь оказалась там… в дыму… одна… страх и обречённость… а ещё ужасное разочарование и боль… боль, что я жила с этим страшным человеком, называла его мужем, любила… самое ужасное разочарование – понять, что ты совсем не знал человека, который был тебе самым близким.
– Ложь! – неожиданно выкрикивает Альберт. – Ты сама устроила пожар, чтобы избавиться от меня, обвинить и засадить в тюрьму.
– Ты ненормальный?! – ошеломленно говорю я.
– Потому что я не давал тебе развод! Шлюха! Притащила в дом любовника!
– Гер Майер, успокойтесь, – пытается его утихомирить капитан, усаживая на место, потому что Альберт вскочил со стула, выплёвывая мне все эти слова в лицо.
– Нет-нет. Капитан, вы должны меня выслушать! Она изменяла мне, гуляла со своим психологом, меня выгнала из дома, а я … я хотел все вернуть, наладить нашу жизнь, поэтому не давал развод, думал поймет, одумается, и мы снова станем семьей, как раньше…
Его ложь звучала так наигранно, что мне казалось, вот-вот сама споткнется о себя же, но Альберт продолжает. Он все говорит и говорит, какая я ужасная, а он такой прекрасный и правильный, пытался вразумить нерадивую жену. Хочется дать ему чем-то по голове, лишь бы замолчал. Капитан Минце что-то записывает себе в блокнот и никак не комментирует происходящее.
– Это ложь… Я подала на развод после твоей измены, твоего предательства, которое стоило нашего брака и компании. Ты чуть не разорил её из-за своей жадности! Теперь я понимаю. Тебе всего было мало. Ты хотел всё. Страховка! Вот что тебе нужно было! – выкрикиваю я, наконец понимая в чём причина его ужасного поступка. – Скажи… признайся… это не только страховка на дом так ведь? Ты знал, что отец застраховал мою жизнь! К н и г о е д . н е т
Меня пробирает омерзительный холод от осознания, что я жила с таким человеком, который готов был убить меня ради денег. Альберт смотрит на меня с ненавистью, а я замечаю заинтересованный взгляд следователя полиции.
– Страховка жизни?
– Да, Гер Минце, на очень большую сумму. Не так ли, Альберт?
– О чем ты? Я не знаю ни о каких страховках. Ты все врешь, обвиняя меня в поджоге и каком-то там уколе. Спросите Ханну, я не виноват, меня вообще там не было…
– А вы не волнуйтесь, гер Майер, мы уже всё у всех спросили. И Ханна Лерке уже все нам рассказала. Даже больше, она обвинила вас в принуждении её ко всем преступным действиям.
– Что?.. – тон мужа мгновенно падает. Он сильно удивлён.
– Да, фрау Лерке уже дала свои показания, и они практически совпадают с показаниями вашей жены.
– Не может быть. Ханна? Чушь. Она не могла… мы… я…Его поникшее выражение лица и бегающие глаза, выдавали в нем страх и неуверенность. Мне даже стало его немного жаль. Значит, его любовница предала его.
Допрос длится долго, и я уже полностью выбиваюсь из сил. Воспоминания совсем не радуют меня, заставляя вновь чувствовать себя беспомощной и жалкой. Альберт сидит молча и после новости о Ханне не пытается возражать. Его энтузиазма поубавилось, как только следователь озвучил, что Ханна сдала его с потрохами. Нелепые вопросы, уточнение тяжелых для меня последствий и, наконец, разрешено сделать перерыв. Почти дойдя до двери, меня окликает Альберт и просит пару минут наедине. Следователь не решается и задает вопрос мне:
– Что вы думаете об этом, фрау Штайн? Я могу дать вам пару минут.
– Нет, я не готова оставаться с ним наедине, – еще бы, после всего, что он сделал, мне просто страшно. И говорю уже бывшему мужу: – Говори так, если есть что.
Скривившись и выражая свое недовольство, Альберт поджимает губы, задумывается и, придя к своим собственным выводам, соглашается.
– Лика, я хочу попросить прощение, за все что натворил, – очень странно слышать такое от Альберта. Сначала мне даже показалось, что он действительно раскаивается, но видя, как он переводит взгляд со следователя на меня, я понимаю, что игра никуда не делась, что все это напускное, и верить Альберту не стоит.
– Вспомни всё хорошее, что у нас было. Ведь я любил тебя. Я оступился с Ханной, потом… когда увидел тебя с этим… я просто пришёл в бешенство… я отчаялся, что потерял тебя, – его лицо принимает жалостливое, молящее выражение, в голосе отчаянье и мольба. – Мне было очень больно осознавать, что потерял тебя. Лика… любимая, прости меня…
Альберт неожиданно падает на колени передо мной. Он тянет ко мне руки в наручниках, хочет коснуться моих ног, и я в изумлении вздрагиваю. Даже, зная теперь какой он искусный притворщик, такого от него не ожидала. Становится неимоверно противно, видеть его таким. Неужели он всегда действовал именно так, неприкрыто, мерзко, но только сейчас мои глаза открылись, и я вижу истинность его поведения? Да, пожалуй, так и есть. Я встаю со стула, и его руки соскальзывают с моих коленей.
– Если ты хочешь тем самым вынудить меня забрать заявление и простить твои поступки, то можешь забыть об этом, Альберт.
– Хочу вам сообщить, гер Майер, что можете на это не надеяться, – в разговор вступает капитан Минце. – Даже если ваша жена заберёт заявление, то дело о поджоге и покушении на убийство – это уголовное преступление, которое расследуется вне зависимости от заявления потерпевшего.
Альберт переводит тяжёлый взгляд на следователя, но молчит. Медленно поднимается с колен, садится на стул, положив руки в наручниках на колени. Смотрит на свои руки, словно обдумывая слова капитана.
– Единственное, что может немного облегчить вашу ситуацию – это чистосердечное признание и раскаяние в суде. С ними вы можете надеяться на смягчение приговора, – Альберт поднимает взгляд на мужчину и переводит его на меня. – С возможностью рассмотрения досрочного освобождения за хорошее поведение. Подумайте хорошо.
В небольшой комнате для допросов нависает молчаливая пауза, которая, кажется, тянется вечность. Моё сердце сжимается от всего происходящего. Никак не могу смириться с мыслью, что когда-то этот мужчина был самым близким для меня, средоточием всего мира… а оказался обманщиком и предателем… убийцей… вся наша совместная жизнь… годы… оказались фарсом. Пошлым, банальным, как в дешёвой бродвейской постановке… Меня начинает мутить. В животе нарастает волнение. Мерзко… гадко…
