Текст книги "Жертвуя королевой (СИ)"

Автор книги: Лули Тан Цу

сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 17 страниц)

Глава 31. Очищающее пламя

«Они ушли. Она ушла!» – думал Назар, сидя на берегу озера и до боли в пальцах сжимая кулаки.

Сейчас он ненавидел не только Рихтера, не только Лору за ее предательство, но и себя. За малодушие, за панику, за то, что обнаружилось в нем и чего, как он думал, в нем нет. Он не справился, не смог совладать с собой. Сделал всего лишь несколько неверных шагов и тут же потерял Лору. Потерял навсегда и безвозвратно.

«Будь ты проклят, Рихтер, будто проклята эта полудохлая дура, которую они потащили в поселок, будто проклята и ты, Лора, ненавижу тебя», – неслось у него в голове.

Назар пытался переключиться на какие-нибудь другие эмоции, но ничего не выходило. Ненависть помножилась на ревность, и Назара буквально разрывало на куски.

Разум упорно забивал куда-то в самый свой темный угол вину Назара за малодушие и выводил на первый план чью угодно вину в произошедшем, только не его.

Вместе с тем, Назар чувствовал освобождение. Карты вскрыты. Он понимал, что Макс теперь все расскажет Лоре. Почему не рассказал до сих пор, Назар тоже понимал. Рихтер его опасался. Он не просчитал того, что Лора в какой-то момент выберет Назара и не был готов к расставленным капканам. И потому не знал, чего ожидать от Назара. Боялся, что, если вскроется правда, и Лора отвернется от Назара, он может навредить ей. Только чтобы отомстить Рихтеру.

Но не знал Макс, насколько Назар полюбил Лору и не знал, что тот не может сделать ей ничего плохого. Не мог сделать. Но теперь все изменилось. Назар освободился. Освободился в тот момент, когда они оба скрылись в лесу.

Ему не нужно было больше лгать, не нужно было притворяться и ему не нужно было больше любить. Одна только проблема – любовь нельзя выключить по щелчку пальцев. Вот и у Лоры не получилось, как он теперь понимал, разлюбить Макса. Что бы ни делал Назар, какие бы подставы не устраивал, как не очернял своего врага – ничего не вышло.

Что-то есть такое в женском сердце, чего Назар не понимал, да и понимать не хотел. Это сердце способно любить негодяя и ненавидеть праведника. Оно может многое, но в то же время не может простить совсем незначительной мелочности.

Как сердце Лоры. Которое не смогло простить всего лишь того, что Назар после того, как они выбрались на берег, растерялся и не сразу сообразил, что нужно позаботиться о Лоре. Не смогло простить его лжи, не могло это глупое сердце понять, что ложь была во благо. Только для того лгал Назар, затем только все устроил, чтобы сделать ее счастливой.

Но сердце, глухое и слепое женское сердце, не способно видеть ясно, когда любит, и не способно услышать голос разума, не приняло никаких доводов.

«Что ж, быть свободным от всего этого и стать прежним Назаром – это дорогого стоит. Не любил никого никогда, не стоило и начинать. Все это иллюзия, любовь – причудливая игра гормонов, заблудившиеся токи в нейронах, коктейль из эндорфина и окситоцина – не более», – успокаивал себя Назар.

Ненависть Назара распалялась и вскоре захватила его полностью. Ему нравилось это ощущение ненависти, он было знакомым, он всегда жил с этим ощущением, оно двигало им и определяло его поступки. Оно возвращало Назара к самому себе и сейчас ему хотелось вырвать это не предсказуемое сердце из груди Лоры, сжать в кулаке, бросить под ноги Рихтеру и растоптать на его глазах.

Назар поднялся с места и не отдавая себе отчета в том, что именно делает, стал бродить по берегу, смотря себе под ноги, будто в поисках чего-то. Назар не знал, что именно он хочет найти, но был уверен, что как только найдет, тогда и поймет.

Вскоре он обнаружил на берегу полоску прочного пластика. Что-то из интерьера разбившегося самолета.

Около часа Назар потратил на то, чтобы заточить этот кусок пластика о камни, чтобы получилось импровизированное лезвие. Он оторвал от рубашки кусок ткани и обмотал получившуюся заточку так, чтобы было похоже на рукоять.

Заточку Назар убрал в карман. Прошло около полутора часов, как Макс и Лора скрылись в лесу. Назар, пока еще колеблясь, глянул на водную гладь, посмотрел в небо, прислушиваясь, не слышен ли гул двигателей поискового самолета или шум винтов вертолета. Назар понимал, что Рихтер мог оказаться прав, радиомаяк на дне озера мог и не работать.

Назар не сомневался, что, если сейчас он уйдет отсюда, обратного пути не будет. Он сделает то, на что сейчас толкал его помутившийся рассудок, чего бы ему это ни стоило. «Сейчас или никогда!», – сказал Назар еле слышно и двинулся по следу Лоры и Макса.

Выследить их было несложно. Одного только следа от волокуш, на которых они перли раненую, было достаточно. Да и шли они со своей ношей медленнее, чем Назар налегке.

Он быстро их догнал, и ему пришлось держаться позади, чтобы быть незамеченным. В Назаре проснулся инстинкт охотника. И Лору, и Макса он воспринимал, как двух зайцев, бегущих от волка.

Об одном только жалел Назар. Когда они останавливались отдохнуть, он был на значительном расстоянии и не мог слышать, о чем они говорят.

А услышать ему очень хотелось. Он был уверен, что голубки воркуют, и это их воркование должно укрепить его в мысли, что он все делает правильно. В том смысле правильно, что ему это необходимо. Он должен поставить хоть какую-то точку в своей прежней жизни, чтобы началась хоть какая-нибудь новая жизнь.

Жизнь, где не будет ненавистного Макса и Рихтера и предавшей Назара Лоры.

Он шел за ними до самого заката и готовился к тому, что вскоре им придется как-то устраиваться на ночлег. Назар еще не знал, что именно он сделает. По крайней мере с Лорой. С Максом все было более-менее понятно. Здесь никаких сантиментов. Но вот Лора…

Она должна все прочувствовать. Она выслушает Назара. Она должна проникнуться своим предательством и в полной мере осознать, что из этого следует. Это будет долгий разговор, и это будет очень длинная для Лоры ночь. Бесконечная и последняя ее ночь. Если, она, конечно, не исправит свою ошибку.

Назар собирался дать ей такой шанс. Но одних слов ему недостаточно, он должен был увидеть в ее глазах искреннее раскаяние, он должен увидеть в ее лукавых зеленых глазах хоть какой-то проблеск чувств к нему – к Назару.

И тогда, может быть, они оба выберутся из этого леса. И тогда, может быть, Назар взнуздает свою ненависть и позволит ей остаться с ним. Именно позволит. Она должна будет сама попросить об этом. «Пускай умоляет, сука, пускай стоит на коленях и умоляет!», – бормотал Назар под нос, не осознавая, что его рассудок не в порядке.

«Черт! Везунчики!», – чертыхнулся Назар, когда заметил, что лес впереди редеет, а Макс и Лора уже вышли на какую-то полянку и направляются к невесть откуда здесь взявшейся здесь охотничьей избе.

План осложнялся. Если эта изба запирается изнутри, проникнуть туда может быть проблемой. При свете дня нападать в открытую было опасно. Во-первых – Макс. Тот, конечно, даст отпор. Во-вторых – Лора не из тех женщин, что запищат и забьются в угол. Она будет биться. С ними двоими Назар не рассчитывал справиться. В-третьих – в доме, как минимум, могут быть ножи, а то и топоры. Макс в любом случае что-нибудь прихватит для дальнейшего пути к поселку.

Против нормального ножа или топора у Назара с его самопальной заточкой шансов нет. Это он понимал четко.

Назар проследил, как они заносят в погреб волокуши и понял, что еще один пассажир злосчастного самолета отмучился.

«Я говорил, что нет смысла ее тащить куда-то», – ухмыльнулся Назар своим мыслям.

Допоздна, пока ночь не проглотила солнце, пока лес не обступил со всех сторон охотничью хибару, Назар скрывался за деревьями.

Он подобрался поближе к окну, на котором плясали слабые отблески пламени керосиновой лампы. Назар знал, что оттуда, из дома, его в ночи не разглядеть. Разве только если погасят керосинку. Макса и Лору он видел прекрасно. Они расстилали на полу спальные мешки, готовясь ко сну.

«Ну, что, голубки, что-то не складывается у вас? А потрахаться вам близость трупа в погребе мешает, видимо?», – злорадствовал Назар. Он даже немного расстроился оттого, что не застал Макса и Лору, занимающихся сексом. Ему хотелось в полной мере наполниться своей ревностью, болью и ненавистью. Ему хотелось, чтобы не осталось больше никаких причин о чем-нибудь сожалеть, или, что еще хуже, причин отказаться от задуманного.

Чем дольше Назар ждал, тем больше ему сейчас хотелось оказаться на месте Макса Рихтера. Тем сильнее разгоралась его ненависть. Тем отчаяннее он становился, и тем чернее были его мысли.

Наконец, керосинка потухла, сама догорела или ее потушили, Назар не видел. Он прождал еще не меньше часа для уверенности и аккуратно толкнул дверь в дом.

Та поддалась и даже не скрипнула. Назар мысленно поблагодарил провидение и шагнул в темную избу.

Толком здесь было ничего не разглядеть, и Назар долго стоял у двери, чтобы глаза привыкли к темноте. Дотлевали угли в печке, Назар слышал мерное и шумное дыхание своего врага.

Теперь Макс мог кое-как разглядеть, что они сцепили два спальных мешка вместе и улеглись в обнимку. Лора спала на груди Макса. Тот обнимал ее во сне.

«Твари!», – подумал Назар и подошел ближе.

Он достал из кармана заточку, крепко сжал ее в кулаке и наклонился, чтобы точно рассчитать удар. К его счастью, Лора своей головой не перекрыла горло Макса, и Назару было достаточно одного верного удара, чтобы пустить ему кровь.

Он медлил. Медлил даже несмотря на то, что в любой момент один из них мог проснуться, и тогда вся затея рассыпалась бы в прах.

В голове его застряла навязчивая и будто чужая мысль: «Сейчас все закончится и, что дальше? Что делать дальше? Но это слишком быстро. Один удар и все. Слишком быстрая и почти безболезненная смерть за долгие годы унижений и поражений. И Лора. Лора не будет умолять».

Назар смотрел на Лору и хоть в темноте не мог разглядеть ее как следует, он без всяких сомнений сейчас понял, что Лора не будет его ни о чем просить, даже под страхом смерти.

Назар сначала не осознал, почему он уверился в этой мысли, но вскоре стало ясно. Макс и Лора дышали в унисон. Их дыхание было настолько синхронизировано, что казалось дышит один человек. Назар, подумал, что, наверное, даже их сердца сейчас бьются в унисон.

«И, что я могу с этим сделать? – спросил сам себя Назар и сам себе ответил, – только убить обоих, но не так. Не так быстро».

Назар аккуратно отошел от спящих на два шага. Он взял железную кружку со стола и бесшумно подошел к печке.

Назар открыл дверцу, та слегка скрипнула, и он замер. Но никто не проснулся. Назар быстро скинул в кружку несколько еще тлеющих углей, захватил лежавшую у печки кочергу и бесшумно вышел из дома.

Кочергой он заблокировал дверь, просунув ее через скобы для навесного замка, чтобы никто не мог выбраться. Оставалось окно. Его нужно было чем-то заколотить. Назару пришлось спуститься в погреб, где лежала мертвая Нина. Его настойчивость была вознаграждена. Здесь он нашел молоток и гвозди. Но сейчас он не мог заколотить окно. Лора с Назаром проснутся.

Тогда он снова вернулся к дому, подложил угли, раздул как следует, собрал для верности сухих веток, травы и подбросил разгораться.

Затем вернулся к погребу снял, с петель дверь, наживил гвозди так, чтобы несколькими ударами заколотить окно, и снова вернулся к дому.

Расчет Назара был прост. Если Лора с Максом не задохнутся от дыма и попытаются выбраться, он услышит их возню или крики. Сначала они попытаются открыть дверь, и тогда он быстро заколотит окно. Уже не важно будут они слышать его или нет.

Он поднял и прислонил дверь к окну заранее, подперев ее поленом, чтобы не держать на весу.

Огонь понемногу разгорался. Погода стояла сухая, еще немного и просушенное дерево должно вспыхнуть, словно сдобренное бензином.

Назар смотрел на разгорающееся пламя и не мог сдержать торжествующей улыбки.

«Вот вам очищающее пламя, мрази!», – медленно и с наслаждением проговорил Назар.

Глава 32. О пользе заготовок на зиму

В темноте, уже не пытаясь оживить лампу, Макс сцепил два наших спальных мешка молниями так, чтобы можно было улечься вдвоем.

Он ни о чем меня не спрашивал. Я ничего не говорила. Мы залезли в общий теперь мешок. Макс лег на спину, я легла головой ему на грудь и впервые за долгое время почувствовала то тепло, которого так долго была лишена.

Я на всякий случай прислушалась к себе и своим ощущениям. Я боялась обнаружить в себе остатки ненависти к Максу, остатки недоверия или какие-нибудь сомнения. Но ничего этого во мне больше не было.

Сердце билось ровно. Оно словно вернулось домой и теперь не подстегивало меня, душа мурлыкала, а я улыбалась в темноте, сама не понимая природу этой улыбки.

Но кое-что чуждое во мне все-таки осталось. Обида. Но она не мешала мне сейчас быть умиротворенной. Я все поняла, мне стал ясен каждый шаг Макса. Но я не могла принять это до конца. И только потому, что была уверена – Макс должен был мне все рассказать. Вместе мы бы справились.

Обида была на то, что он решил, будто я совсем беспомощна. На то, что он все это время боролся один. А бороться мы должны были вместе.

Иначе зачем еще людям быть вместе. Какой в этом смысл? Да, конечно, когда в жизни нет потрясений, можно просто наслаждаться друг другом. Но разве такое возможно? Разве есть на свете люди, у которых за всю жизнь не было ни одного потрясения?

Нет смысла быть вместе, если в самый сложный период человеку приходится сражаться одному, если тот, кто рядом, принимает лишь тогда, когда все хорошо. Он пытался защитить меня, но и я могла защитить его. Да, у меня нет его силы, нет такого совершенного интеллекта как у него, но у меня есть кое-что, чего нет у Макса Рихтера.

Моя женская мягкая сила, моя забота и нежность, без которой его сила на самом деле как воин без бронежилета и без каски. Такой воин может быть сколь угодно отважным, может быть сверх профессионалом в своем ратном деле, но любое прямое попадание и без брони он труп.

Неужели Макс не понимал, когда принимал решение вывести меня из-под огня, что я именно та женщина к которой относится известное выражение – «Даже если весь мир будет против тебя, я буду тихо стоять за твоей спиной и подавать патроны».

Но что я могла знать о том, что творилось в тот момент у Макса в душе? Это мое незнание оправдывало его и немного подслащивало горечь обиды.

– Макс, – тихо произнесла я.

– Да, Лора, – ответил он.

– Обещай мне, что больше никогда, ни при каких обстоятельствах, что бы не произошло, даже если вопрос жизни и смерти будет стоять острее, чем это было, когда мы падали на самолете, даже если нам суждено будет погибнуть, ты не скроешь от меня ничего, ты не станешь бороться один.

Макс молчал. Я поняла, что он сейчас взвешивает все «за» и «против». Это уже был хороший знак. Он не бросил тут же, только чтобы успокоить меня, дескать – обещаю. Он думал, чтобы и самому принять решение. И я знала, что от своего решения он не отступит. Если пообещает, так и будет.

– Я обещаю, – произнес наконец он.

Я засыпала на его груди. Усталость взяла свое. Засыпал и он. Мой могучий, мой бесстрашный, мой гениальный мужчина. Уже перед тем, как окончательно провалиться в сон, в голове мелькнула странная мысль: «Сейчас идеальная ситуация, когда можно сказать словами из сказки о любви – и умерли в один день».

Я заснула и ко мне пришло сновидение, продиктованное этой мыслью. Картинок не было, только темнота. И в этой темноте я слышала чей-то голос: «И умерли в один день. Умерли в один день. Умерли-умерли-умерли».

Я резко открыла глаза. В сердце впилась уже знакомая мне тупая игла предчувствия. Я не понимала почему, но меня накрыла паника. До восхода солнца еще было достаточно времени, но в доме было не так темно, как когда мы ложились. По потолку ползли длинные тени.

Мне вдруг стало не хватать воздуха. Я глубоко вдохнула и закашлялась. Я глянула на окно, на стекле плясали отсветы пламени.

– Макс! – заорала я. – Мы горим, Макс! Просыпайся!

Макс вскочил мгновенно. Спали мы в одежде, поэтому сразу рванули к двери. Макс дернул ее на себя. Та не поддавалась. Дернул еще раз. Бесполезно!

– Макс, что делать?

Макс ничего не ответил. Он ринулся к окну, но с той стороны кто-то загородил окно, то ли доской, то ли еще чем, и мы услышали стук молотка.

Макс с ноги саданул по стеклу. Но кто бы там ни был по ту сторону, он успел заколотить окно и продолжал вбивать гвозди один за одним.

Я лежала на полу, как приказал Макс. Он схватил чайник, рванул рукав рубашки намочил водой из чайника, выжал и подал мне.

– Дыши через это!

Макс отошел к стене, разбежался и со всей дури, всей массой своего тела бросился на окно. Не помогло. И в этот момент мы услышали смех и голос Назар:

– Вы сдохните там! Я вас не выпущу. Ну, что, Лора, как думаешь, пришло время сожалеть о своих решениях?

– Платонов! – заорал Макс.

– Что Рихтер? Жарко?

Я вскочила, разбежалась и долбанула плечом в дверь.

– Назар! Ты помешался?! Что ты делаешь? – кричала я.

– Что я делаю? Я сжигаю прошлое, Лора. Любовь к тебе сжигаю, вместе с тобой, к сожалению, но что тут поделаешь? Такова се ля ви, ничего не поделаешь. Наслаждайся, сука лживая!

Дышать становилось все труднее. От дыма уже толком ничего не было видно.

– Так, Лора! – Макс не паниковал, он был собран и решителен. – Пол, ищи в полу кольцо или какую-нибудь защелку, что угодно. Здесь должен быть подпол.

Я упала на колени и, ползая на карачках, стала шарить руками по полу.

Макс делал то же самое.

– Лора, ищи, – приговаривал он. – Мы выберемся. Главное не паникуй! Паника – это смерть.

Я рыскала по полу сосредоточено. Голос Макса держал меня в тонусе. Я вся превратилась во внимание и, наконец, что-то нашарила. Было похоже на какую-то скобу.

– Есть! Макс! Нашла!

Он тут же подскочил ко мне и дернул за скобу. Крышка поддалась, под ней действительно оказался подпол, в котором в деревенских домах обычно хранят овощи и банки с заготовками на зиму.

Мы оба спрыгнули вниз. Макс закрыл над нами крышку.

– Макс, это конец? – я прижалась к нему.

– Нет, Лора – это не конец.

Он сорвал с себя остатки рубашки.

– Нужно заткнуть все щели!

Я стала шарить в темноте по стенам, сама не понимая зачем. Наткнулась на какие-то полки, где стояли стеклянные банки. Соленья, как я поняла. Я взяла одну в руки и решила неуместно пошутить:

– Ну, хоть огурчиков соленых поедим.

– Лора, снимай одежду, нужно заткнуть все щели! – рявкнул Макс.

Я почувствовала, что откуда-то из-за этих полок с банками тянет сквозняком.

– Макс, там что-то есть, сквозняк, чувствуешь?

Макс тут же стал снимать с полок банки. Я бросилась помогать.

Макс дернул на себя этот импровизированный стеллаж, тот спокойно поддался.

– Обалдеть, – хмыкнул Макс.

– Что там?

– Там ход какой-то, хозяева дома осмотрительны. Видимо соединяется с погребом во дворе, где мы Нину оставили. Молодцы, предусмотрели пути отхода на всякий случай, эти охотники знают дело. Пошли!

– На какой случай, Макс? – спросила я, не представляя, что это за предусмотрительность такая.

– На случай вторжения инопланетян, Лора! Надо было им значит. Идем!

Мы двинулись с Максом по проходу. Идти пришлось полусогнувшись, но недолго. Мы действительно оказались в погребе. Я глянула на труп Нины и поежилась. Но сейчас было не до сантиментов. Мы с Максом только что едва не разделили с ней участь.

Я, вдруг, поняла, что держу в руках что-то тяжелое, но никак не могла сообразить, что именно и откуда оно взялось.

Истеричный смех согнул меня пополам. Я смеялась так, как, наверное, не смеялась никогда в жизни. Вместе с этим смехом из меня выходило все напряжение последних дней. За такой короткий срок я дважды умудрилась побывать на самом краю бездны, и даже успела в нее заглянуть.

Так себе зрелище оказалось.

– Огурцы! Огурцы, Макс! – я держала в руках банку с солеными огурцами из подпола.

Я так и не выпустила ее из рук. С ней прошла по проходу и оказалась в погребе. Понятно, что все это было следствием растерянности и страха, но сейчас, конечно, казалось комичным.

– Отлично, Лора, просто замечательно, – подколол меня Макс. – Это то, что сейчас нужно. Картошки не захватила? Под огурчики то, что надо.

Я, наконец, успокоилась, и вслед за смехом тут же новая волна страха накрыла меня. Назар никуда не делся. Эта тварь хотела сжечь нас заживо. Я была уверена, что он на этом не остановится.

Макс, не собирался здесь прятаться. Он только сказал:

– Останься здесь.

– Ну, уж нет. Помнишь, что я тебе сказала, когда мы засыпали?

– Помню.

– Я пойду с тобой.

Макс вышел из погреба. Я двинулась за ним, так и не выпустив из рук банку с огурцами.

Назар стоял у дома спиной к нам и наблюдал, как разгорается пожар.

– Платонов, как дела?! – рявкнул Макс.

Тот обернулся. На него страшно было смотреть. Лицо его исказилось в бессильной злобе. Он оскалился, словно бешеное животное.

Его невозможно было узнать. Этот человек не имел ничего общего с Назаром, которого я знала.

Он, не раздумывая бросился на Макса, зажав в кулаке, что-то похожее на нож.

Макс не дрогнул. Он сгруппировался и ждал на месте, когда Назар приблизится.

Тот подскочил к Максу и нанес удар ножом, или что там у него было, снизу, целясь в живот.

Макс увернулся. Назар по инерции проскочил дальше и оказался передо мной. Он едва удержал равновесие и потому не сумел сразу нанести мне удар.

Но и я не растерялась и не стала медлить. Трехлитровая банка с огурцами разлетелась от удара об его голову. Назар рухнул без сознания к моим ногам.

Все произошло настолько быстро, что Макс даже не успел среагировать.

Он только смотрел на меня, выпучив от удивления глаза, затем на Назара, лежавшего на земле, раскинув руки.

Я, в свою очередь, даже испугаться не успела. Голову Назару я, конечно, расколотила. Но не убила. Тот застонал и попытался подняться. Он глянул на меня снизу. По его лицу из раны на голове текла струйка крови.

– Ненавижу, – прошипел он.

Макс наступил ему на спину, прижав к земле:

– Лежи, Платонов, съешь огурчик. Доненавиделся уже.

Назар больше не сопротивлялся. То ли удар оказался настолько убойным, что он не мог прийти в себя, то ли сдался морально и физически.

Дом к этому времени разгорелся во всю силу. Пламя вздымалось ввысь, дом трещал сухими бревнами и медленно погибал в объятиях огня.

Солнце уже подожгло горизонт и потихоньку поднималось над верхушками деревьев. Казалось, пожар на небе красовался перед пожаром на земле. Картина была совершенно сюрреалистичной.

Я услышала какой-то нарастающий шум, глянула туда, где вставало солнце.

– Макс! Смотри!

Макс посмотрел, куда я показывала.

Маленькая точка на небе становилась все больше, и вскоре мы разглядели вертолет. Он двигался к нам.

– Спасибо, Платонов, – усмехнулся Макс. – Хороший сигнал своим пожаром подал.

Вертолет завис над нами и начала снижаться.

И только сейчас из моего сердца выскочила тупая игла дурного предчувствия, которая засела там еще ночью перед пожаром.

«Все будет хорошо, – едва слышно прошептала я, – теперь все будет хорошо».