Текст книги "Жертвуя королевой (СИ)"

Автор книги: Лули Тан Цу

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 17 страниц)

Глава 29. Истинные ценности

Охотничий дом оказался настоящей удачей. Люди, которые его построили, знают толк в выживании.

Макс нашел здесь спальные мешки, и когда ночь обступила со всех сторон, а за окном ничего не было возможно разглядеть, мы с Максом в этих спальных мешках расположилась неподалеку от печки.

Несмотря на усталость и на то, что я была вымотана до такого состояния, что невозможно было даже думать, уснуть не получалось.

Сейчас я поражалась невесть откуда взявшемуся безразличию. Удивительно как на второй план отступает все, что не связано с собственным выживанием, когда мир сжимается до точки, в которой есть только текущий момент, а остального мира будто и не было никогда.

Мне было все равно, что там с Назаром, меня даже не пугало, что где-то неподалеку находится труп мертвой женщины. «Обо всем этом мне, возможно, еще предстоит побеспокоиться. Но точно не сейчас».

Я слушала спокойное дыхание Макса в темноте. Я так хорошо знала это дыхание. Я столько лет засыпала под него. Я так любила, когда он спит. Я не видела в темноте, но помнила, как вздымается его могучая грудь. Раньше я всегда засыпала на этой груди. Клала голову на нее и слушала дыхание, слушала, как мерно бьется его сильное сердце.

Мне и сейчас хотелось сделать так же. Плюнуть на все, даже на себя плюнуть, на гордость и ненависть, одолевавшую меня два года. Чтобы еще хоть раз послушать это сердце, которое я так любила. Вдохнуть запах этого человека, раствориться в нем. Перестать существовать. Почувствовать себя хоть на мгновение необходимой.

Но я не могла себе это позволить. И от понимания, что это сейчас невозможно, от ощущения, что стена между нами не рухнет никогда, меня душили беззвучные слезы.

– Лора, – услышала я голос Макса и вздрогнула от неожиданности.

– Да, Макс, тоже не можешь уснуть? – спросила я в ответ.

– О какой женщине говорил Платонов?

Сам факт, что Макс задает этот вопрос, заставил мое сердце затрепетать в груди. Я просто не верила, что сейчас, в этой ситуации и после того, что мы пережили, он будет изворачиваться и вести какую-то игру. Если так, тогда я точно потеряю последнюю веру в человечество.

Его голос звучал искренне, и разволновалась я именно от этого. Сейчас я была безоружна и беззащитна перед Максом. Я готова была поверить во что угодно.

– Может, не нужно, Макс? Какая уже разница?

– Нужно, Лора, скажи мне, о чем он говорил?

Я вздохнула, понимая, что этот разговор, которого я на самом деле ждала все два года, состоится именно сейчас. И этот разговор будет для меня судьбоносным.

– Ко мне приходила Катя.

– Кто это?

– Макс, ты и правда не знаешь? Я умоляю тебя, не ври мне только, пожалуйста. Ты и правда не знаешь никакую Катю?

– Ну, может, какую-нибудь Катю я и знаю, мало ли на свете Кать, но вот такую, что могла заявиться к тебе, да еще и по моему поводу – не знаю точно.

– В общем, знаешь не знаешь, а Катя есть и у этой Кати от тебя ребенок – Костя, которому уже, на минуточку, четыре года. И ради этой Кати ты лишил нас с Лилей всего, чтобы, видите ли, она была довольна. Что скажешь?

– Платонов – сука, – усмехнулся Макс.

– Что Платонов? – спросила я.

– Это же надо было такое представление устроить. Кати не существует, Лора. И никаких других детей, кроме Лили, не существует тоже.

– Макс! – чуть не вскрикнула я. – Ты не можешь сейчас меня обмануть! Ты же понимаешь это?

– Понимаю. И скажу в последний раз. У меня никогда не было другой женщины кроме тебя. Ни-ко-гда, – проговорил он по слогам. – Ни до тебя, ни в то время, пока мы были вместе, ни после развода. Это попросту невозможно для меня.

Я слышала сейчас самые желанные для меня слова, но почему-то внимание мое сфокусировалось на том, что у него и до меня не было никого. Я прекрасно помню наш первый секс. Тот секс в бесшабашной юности. Макс мне казался таким опытным и внимательным. Наверное, это потому, что я сама была девственницей. Что я тогда понимала в близости? Но тем не менее.

– Но зачем это было нужно Назару, я не понимаю? Он, получается, подослал ко мне какую-то левую девицу? Чтобы что?

– Что ж, я думал все рассказать завтра, но, если разговор зашел сам собой, расскажу сейчас.

Я приподнялась в спальнике. От волнения ни о каком сне и речи идти не могло. Макс тоже поднялся. Он зажег керосиновую лампу и поставил на стол. Подбросил в печку дров и поставил греться чайник.

Я выбралась из спальника и уселась за стол. Макс так и стоял у печки, ожидая, когда закипит чайник и собираясь с мыслями.

Я вдруг подумала, что вряд ли стала бы слушать объяснения Макса, не случись этой катастрофы. Как бы это цинично не звучало, но, получается, что иногда должна случиться трагедия, чтобы все встало на свои места.

Мы не ценим жизнь до тех пор, пока сами не побываем на краю гибели. Не ценим прожитых дней и тех дней, что ждут впереди, но стоит только заболеть смертельной болезнью и вот – мы цепляемся за каждую прожитую минуту, за каждый час и молимся, чтобы провидение подарило нам еще одни – хотя бы еще одни день.

И только в таких условиях, когда нет никаких других вопросов, кроме вопроса жизни и смерти, проявляются настоящие человеческие качества. Сразу становится кто есть кто и не только для тех, кто наблюдает со стороны, но и для самого человека. Все, что он о себе думал, все, что воображал – улетучивается.

И стоит он беззащитный, без масок и маскарадных костюмов, которые носит от рождения, чтобы вписываться в социум и общую картину реальности. Стоит, смотрит в бездну и ни черта не выходит, как у Ницше, – не вглядывается бездна в него.

Бездна в нем отражается и если находит тогда человек в себе силы, чтобы не быть ею поглощенной, тогда он и побеждает смерть. В том смысле, что, даже умерев, он обретает бессмертие.

Я все думала об этом: о смерти, о бездне и о том, кто мы – люди есть на самом деле, – и смотрела на Макса в отблесках трепыхающегося пламени керосиновой лампы.

«Вот по-настоящему цельный человек, – пронеслось в голове, – вот перед кем бессильна бездна. Молодой и сильный мужчина, к своим годам уже обессмертивший свое имя, как ученый, как гроссмейстер. И вот он здесь со мной».

Я вспоминала, как он действовал после катастрофы. Ни одного лишнего движения. Ни паники, ни страха. Может, страх и был, но он его не показывал, как и следует настоящему мужчине.

Он был сосредоточен так же, как бывает сосредоточен за шахматной доской. Его великолепный разум решал очередную задачу, просчитывал партию на несколько ходов вперед. И я совсем не удивлюсь, если окажется, что и этот охотничий домик просчитан. Хоть это и невозможно. «Да, есть ли хоть что-то невозможное для Макса Рихтера?», – спросила я себя, когда Макс снял закипевший чайник с печки и поставил на стол.

Он разлил душистый чай с какими-то травами, которые мы обнаружили среди прочего. Сел напротив меня.

Он вглядывался в меня, будто видит в первый раз. И сейчас в отблесках огня его глаза больше не казались мне ледяными. В них плясали теплые огоньки, и я не понимала – это от лампы или это отблески того, что творится в его душе.

– Я начну с самого начала, – Макс отхлебнул чая и поставил кружку.

Я буквально задержала дыхание, словно собиралась нырнуть в пучину. Я так переживала, что не могла унять дрожь в руках и выбивала ногой едва слышную дробь по полу.

Глава 30. Комбинация гроссмейстера

Макс действительно начал с самого начала. С того времени, когда мы с ним проходили через невинный букетно-цветочный период.

Если бы рассказывал не он, я никогда бы не поверила, что у моего замечательного Макса может быть хоть какая-то слабость. Но слабость была, даже не слабость, а натуральная зависимость.

Макс Рихтер был игроком.

– Я никак не мог смириться с тем, что, люди, которые не обладают ни интеллектом, ни фантазией, при этом владеют всеми благами мира, живут припеваючи, в то время как мне приходилось сводить концы с концами, – рассказывал Макс. – Ты же помнишь, когда мы с тобой ютились в той убогой однушке, как ты ее называла – «в хатке с пауками», я получал несущественные копейки, как тренер по плаванию, иногда мы шиковали, когда побеждал на турнирах, целых два-три дня шиковали, а от научной деятельности так вообще никакого выхлопа не было?

– Помню, – отвечала я и продолжала слушать.

Мы и правда жили с ним в самом начале наших отношений так себе. Но я этого не замечала. Мы были счастливы и ничего кроме этого счастья мне было не нужно.

Но сейчас я понимала Макса и представляла, насколько такому человеку, как он, было сложно мириться с этой вынужденной нищетой.

– Я хотел заняться бизнесом, но никак не мог себя заставить. Мне казалось, что это значило только одно – сдаться. Стать торгашом. Неважно, что продавать: вещи или услуги. Торгаш он и есть торгаш, – на этих словах Макс задумался, будто что-то вспоминая и через мгновение продолжил. – Мой отец тоже был видным ученым. В Советском союзе трудился на авиационную промышленность, а когда Советский союз развалился, авиационный завод стал производить кастрюли, унитазы и прочую утварь. Многие из его коллег в то время переключились, сумели подстроиться, занялись торгашеством, а он не смог. Знаешь, что он мне сказал?

Я знала, что ответа на этот вопрос не требуется и ждала, когда он продолжит.

– «Я просто не могу, – сказал он, – это как предать себя и предать все, во что веришь». Вот и со мной примерно так было. Не мог я предать себя, но что-то делать было нужно. Но была и вторая причина – ты. Талантливая, яркая художница, которая вынуждена работать то тут, то там, чтобы как-то выживать. Я хотел, чтобы у тебя было время и свобода творить. Я должен был обеспечить тебя так, чтобы ты могла думать только о жизни, о творчестве.

И как-то один хороший знакомый затащил меня в казино. Уже спустя несколько часов я вышел оттуда с такими деньгами, о которых и мечтать не мог. Думаешь мне повезло? Нисколько. Я понял, что запросто могу считать карты, могу запросто просчитать рулетку. Игроки видят красное и белое, видят карты и ставки, я видел формулы, вероятности, уравнения и их решения. Тогда я и понял, что, если судьба вынуждает меня влачить жалкое существование, то я мириться не стану, я сыграю с судьбой в карты и у нее против меня нет шансов. Даже не против меня, а против математики.

– У тебя появилась зависимость? Как у игроманов? – перебила я его.

– Нет, это была не игромания – это была уверенность, помноженная на безупречность. Я не проигрывал никогда. И вскоре случилось то, что и должно было случиться – меня внесли в черные списки всех московских, а позже и всех казино в стране. Максу Рихтеру был закрыт доступ к игорному столу. Но к тому времени я уже сколотил порядочный капитал.

– И открыл наше рекламное агентство? – догадалась я.

– Точно, – кивнул Макс и продолжил. – Я знал, что не смогу вести дела так, чтобы мы шли в гору, но я был уверен в тебе. И ты справлялась. Но работали мы почти в ноль. Только благодаря тебе, иногда получалось прилично зарабатывать. Я всегда удивлялся как ты умудрялась находить таких жирных заказчиков. Но я не мог мириться с тем, что нет никакой стабильности. Капитала хватало, чтобы проводить мои накопления через наше агентство. Со стороны казалось, что мы мега успешны, но это было немного не так.

– Почему ты мне рассказал, почему не рассказал еще тогда?

– Мне было стыдно, Лора. Игрок, он со стороны то же самое, что наркоман. Я боялся, что могу разочаровать тебя. Я боялся потерять твое доверие, но больше всего я боялся, что ты перестанешь мной восхищаться. Ради этого твоего взгляда, ради того, как ты на меня смотрела, я готов был обмануть тебя. Но обмануть только в этом.

Я задумалась. Наверное, он был прав. В то время я бы не поняла его. Наверное, испугалась бы.

– Я решил так – играю до поры до времени, пока не решу одну из математических задач, за решение которой получу достаточно денег, чтобы больше не играть, пока не достигну таких высот в науке, что проблем с деньгами никогда больше не будет.

– Но ведь так и случилось, я имею в виду науку, не знаю, о какой задаче ты говоришь, – снова перебила я его.

– Да, так и случилось, но я сделал одну большую ошибку. Я решил в последний раз сорвать банк и навсегда завязать с игрой. Проблема была только в том, что казино уже запрещены, да и если бы были разрешены, вход мне туда был закрыт. И я стал играть в подпольных казино. В Москве почти все они принадлежат одному человеку – Тимуру Вагитову. Я знал, что, если что-то пойдет не так, это не тот человек, который внесет меня в черный список. Скорее, меня просто где-нибудь тихонечко закопают и всего делов. Но я был уверен. Я знал, что меня невозможно поймать, моя система была безупречна. Один изъян в ней был, но, чтобы его вскрыть нужно было обладать почти гениальным умом.

– Назар Платонов, – машинально произнесла я.

– Именно, – кивнул Макс. – Ему было такое под силу. Этот придурок всегда был одержим мной. Это уже похоже на болезнь. Представь только, впервые я столкнулся с ним еще в школе. На соревнованиях по шахматам. Всего лишь школьных соревнованиях. Мы оба вышли в финал, и он проиграл. Что-то случилось с ним в этот момент. Платонов никогда до этого не проигрывал. Он возненавидел меня какой-то такой лютой ненавистью, что мне иногда кажется, человек и не способен на такую. С тех пор, кажется, он поставил целью своей жизни одолеть меня и плевать в чем. Он лез везде, где оказывался я и ничего у него не выходило. Иногда, я думаю, что, если бы Назар Платонов не помешался на своей ненависти и оставил меня в покое, он бы достиг невообразимых высот. Именно его одержимость не давала ему вознестись. Не понимаю, как можно так не ценить свой потрясающий ум. Уверен, что ему известно – разум нужно держать холодным, только тогда все получится. Но это не про Платонова. Он не просто не держал разум холодным, его разум полыхал в жарком пламени ненависти. И вот он уже перестал гнушаться вообще чем-либо. Не имея возможности победить в рамках правил и в честном противостоянии, он пустился во все тяжкие. Ему уже было плевать на то, как это выглядит и к каким последствиям может привести. Я уверен, что он в какой-то момент уже был готов физически меня устранить. Идиот, одним словом. Но гениальный идиот. Как бы странно это не звучало.

Макс снова замолчал, что-то вспоминая или над чем-то задумавшись.

– Что было дальше? – подтолкнула я его.

– Конечно, Тимур Вагитов не мог не заметить, что я его обираю, – продолжил Макс. – Я выигрывал всегда, и выигрывал такие суммы, что Вагитову это было совсем не по душе. Я буквально вел его подпольную империю к краху своими выигрышами. Но ничего предъявить он мне не мог. Как я уже говорил – моя система была безупречна, а в среде, в которой вращался Вагитов, было непринято кидаться необоснованными обвинениями. За мной следили. Я это знал, но не опасался. Наверное, я слишком уж поверил в собственную неуязвимость и не заметил капкана. Мне организовали подставу. И здесь на сцену вышел Назар Платонов. Я не знаю, как он вычислил, чем я занимаюсь, но однажды, сев за игорный стол, я увидел, что и он за столом. Впервые в жизни в тот день я сделал ту же ошибку, которую Платонов совершал постоянно – я не смог держать разум холодным. Я уже понял, что Платонов здесь неспроста, но я настолько разозлился, он настолько меня достал, что я решил уничтожить его морально прямо здесь и сейчас. Уже понимая, что он попытается вскрыть мою схему и объяснить Вагитову, как именно я опускаю его на деньги, я все же настолько поверил в себя, что пошел на этот риск, чтобы доказать Платонову – у тебя нет и никогда не будет шансов против меня. Ты всегда будешь на вторых ролях. Это смертельная ошибка – руководствоваться только своим превосходством, смертельная ошибка недооценивать противника и тем более – недооценивать сильного и опасного врага.

Я слушала с замиранием сердца. То, что рассказывал Макс было похоже на один из фильмов Гая Ричи. И все это происходило фактически при мне. Я снова начала злиться. Теперь, конечно, это было уже ненавистью.

Я злилась, что он меня обманывал. Хоть и понимала почему. Эта злость перемешивалась с восхищением. Мой Макс оказался не только гением, но еще и плохим мальчиком, играющим в опасные игры с опасными людьми. А какая женщина не любит плохишей? Макс Рихтер открывался для меня с новой стороны. «Гад, вот же гад! – думала я, – столько лет обманывал и даже глазом не моргнул!».

– Платонов меня просчитал. Вскрыл мою схему и выложил Вагитову. Карты – это очень серьезно. Вагитов – это очень серьезный и опасный человек. Я был уверен, что меня просто отвезут куда-нибудь в лес и закопают живьем. Я уверен, на это рассчитывал и Платонов. Но у Вагитова были другие планы. Он хотел вернуть все деньги, на которые я его, как он выразился – кинул. Возвратить немедленно. И ко всему, чтобы было неповадно, весь мой долг он умножил на три. За моральный ущерб, как он сказал.

– Получилось много? – спросила я.

– Невообразимая сумма, Лора. И слишком короткий срок. Невозможно короткий срок. Действовать нужно было стремительно. Для начала я должен был избавиться от всех болевых точек, на которые можно было давить. Такая точка, на самом деле была только одна – ты и Лиля. Нужно было вывести вас из-под удара. Сначала я думал все рассказать тебе, но быстро понял, что это только все усложнит.

– Да, почему, Макс? Ты думаешь я бы не поняла? Не помогла? – возмутилась я.

– Вот этого я и боялся – того, что ты будешь помогать. Я слишком хорошо тебя знаю, знаю твой характер и насколько ты сильна. Ты бы начала бороться. И наделала бы ошибок. Ты не знаешь этого мира, ты никогда не сталкивалась с такими людьми, как Вагитов. Ты, Лора, думаешь о людях и о мире слишком хорошо. Веришь в справедливость, веришь в правосудие. Я должен был вычеркнуть тебя из уравнения мгновенно. Да так вычеркнуть, чтобы даже у Тимура Вагитова не осталось сомнения в том, что с тебя нечего взять. Как я уже сказал, я слишком хорошо тебя знаю и в тот момент понимал, что должен повести себя так, поступить настолько жестко и жестоко, чтобы ты возненавидела меня настолько, что не захочешь иметь со мной никаких дел. И я все у тебя отобрал.

– Да я бы сама отдала, Макс! – вскрикнула я.

– Я знаю, но ты бы осталась со мной и осталась бы моей болевой точкой. А если бы я только бросил тебя, но оставил бы тебе деньги и остальное, за ними бы пришли люди Вагитова. И вот им ты бы ничего не отдала. Ты бы сражалась и это бы тебя погубило. В прямом смысле. Поэтому, чтобы не допустить этого, мне нужно было сделать так, чтобы тебе на за что было бороться.

– Ты, скотина, Рихтер!

– Я знаю, но слушай дальше. Я отдал все, что было, плюс – все, что забрал у тебя, и покрыл только половину долга. Мне дали время вернуть остальное. Я не собирался исчезать совсем, но однажды я увидел, как рядом с тобой появился Платонов и понял, что ему оказалось недостаточным уничтожить меня финансово, он хотел большего. Он хотел заполучить главный приз – тебя. Зная Платонова, я не мог допустить, чтобы он навредил тебе и потому, чтобы не провоцировать и не мозолить ему и тебе глаза – это могло сподвигнуть его на жестокость по отношению к тебе, только чтобы навредить мне, я решил на время залечь на дно.

– Боже, Макс, я бы никогда не подумала, что мужчины могут быть такими интриганами, я всегда считала, что это женская привилегия. Но то, что ты рассказываешь, не укладывается в голове!

– Все так, Лора. Иногда мужики хуже баб, здесь ты права, но я продолжу. Конечно, я не мог на самом деле оставить тебя ни с чем. Я скотина, как ты говоришь, безусловно, но не настолько конченый. Главным было – держать тебя на расстоянии, но и не дать тебе потонуть.

Я глянула на него так, что он тут же поправился:

– Не сердись только, я знаю, что ты и без меня бы справилась.

На этих словах я немного успокоилась. «Еще бы ты решил, что я неспособна справиться сама», – подумала я.

– Я не все деньги отдал, кое-что удалось скрыть. Я договорился с генеральным директором наших бывших конкурентов. За ним был один должок, но сейчас не об этом, так вот – он взял тебя на работу, сделав вид, что делает мне одолжение, но на самом деле одолжение ему сделал я. Он и мечтать не мог получить такого специалиста как ты. Так что всем было выгодно. Когда я узнал, что ты собираешься в рассрочку в счет будущей зарплаты брать квартиру, я внес за тебя все деньги сразу. Так что, если что, ты никому ничего должна, а квартира была твоей с самого начала.

Я вспыхнула.

– Рихтер! Ты не скотина, ты какая-то невообразимая скотина!

Мне хотелось залепить ему пощечину.

– Ты мной как пешкой играл! – вскрикнула я.

– Нет, не как пешкой, Лорой, – Макс улыбнулся. – Как королевой.

– Какой еще королевой, сволочь?!

– Королевой – ферзем. Я когда-то придумал комбинацию, которую сыграю с таким соперником, который будет равен мне по силам. Я сыграю ее, жертвуя королевой с последующим сильным превращением.

– Что за превращение? – я надула губы и сложила руки на груди.

– Превращение – это когда пешка доходит до последней линии и становится любой другой фигурой. Если, например, конем, тогда это просто превращение. Если королевой, тогда – это сильное превращение. Смысл такой, я жертвую королевой, но благодаря этому довожу пешку до последней линии и превращаю ее в королеву со взятием фигуры противника и матом через три хода этой королевой. Так, что ты, моя девочка, всегда была в этой игре королевой, но прости, что пришлось тобой пожертвовать.

Я было собиралась что-то возразить, но Макс оборвал меня.

– Только не ори! Это иллюзорная жертва. Королева возвращается и ставит мат, ты же поняла?

– Да, поняла я, Рихтер. Но ты все равно скот! Запомни это!

– Запомню-запомню, слушай дальше. Долги я погасил быстро.

– Где ты взял деньги? Только давай говори, как есть, хватит уже тайн.

– Криптовалютная биржа, акции – спекуляция в общем. Играть можно не только в карты. Просчитывать можно не только игру. Математика, Лора, везде математика. Дурак я только в одном. Это можно было сделать раньше. И тогда вообще не было никакой ситуации ни с казино, ни с Тимуром Вагитовым. Но в то время, мне казалось, что игра намного прибыльнее и надежнее. Ладно, не суть. Итак, долги закрыты, можно выползать из убежища и тут произошло то, что я не предусмотрел. Оказалось, что Назар Платонов за эти два года успел в тебя влюбиться. Я уверен, что терся он рядом с тобой только для того, чтобы надавить, когда потребуется, на мою болевую точку, но у Платонова, уж никогда бы не подумал, обнаружилось сердце. Все это помножилось на его паранойю и получился совсем термоядерный коктейль с горящим запалом ревности. Он парировал каждый мой шаг, каждую мою попытку сблизиться с тобой. Начал лепить подставы. Сначала привез тебя к дому, который я на самом деле купил для Лили. Затем откопал откуда-то эту Катю с липовым ребенком.

– Я думаю, ребенок не липовый, – перебила я.

– В каком смысле? – удивился Макс.

– Это ее ребенок, я видела, как она смотрела на фотографию, так будет смотреть только мать.

– Пусть так, но он не мой и этого достаточно. Платонов довел ситуацию до такого, что ты уже не приняла бы никакие мои аргументы, и вряд ли бы поверила во все то, что я тебе рассказал, не случись эта катастрофа.

Я задумалась. В этом Макс был прав. Я вспомнила то свое состояние, когда узнала о женщине и ребенке. Я бы ни за что не поверила Максу, что бы он не говорил и какие бы доводы не приводил. Более того, я бы даже не стала разговаривать. Даже самой ситуации, когда Макс смог бы что-то объяснить, не возникло бы.

– В общем, Платонов. Если честно, после нашего возвращения из Германии и после того, как Платонов придумал всю эту историю, как ты говоришь ее зовут?

– Катя.

– С Катей. Я не знал, что делать. И даже мой ход с Китаем Платонов просчитал, а когда я увидел кольцо на твоем пальце, то понял, все кончено. Я проиграл. И, знаешь, глупо, конечно, прозвучит, но я мысленно молился, чтобы мы все разбились в этом самолете. Я дошел до такого отчаянья, что думал только о том, чтобы умереть. Будто накликал беду.

– Да, бред, Макс, – вмешалась я.

– Знаю, что бред. Но произошло то, что произошло и, если бы не смерть людей, я бы сказал, что мне повезло. Но как-то язык не поворачивается, когда я думаю о мертвой Нине в погребе.

– Да уж, – согласилась я и спросила. – Слушай, я поняла твою аналогию с шахматной партией. Ты, получается сыграл в жизни ту комбинацию, где, жертвуя королевой, выигрываешь партию, но, чтобы все было как надо, тебе нужно довести пешку до последней линии и уже после этого поставить мат королевой?

– Верно, – кивнул Макс.

– И какой план? Только не думай, что ты теперь можешь продолжать играть мною втемную, – я посмотрела на него исподлобья так, чтобы у никаких сомнений не осталось в моей решительности.

– И не думал. Больше никаких секретов, Лора. Но давай сначала выберемся из этой передряги.

– Ты опять собираешься мне сказать, что все расскажешь потом? Рихтер, лучше не начинай!

– Нет, конечно, нет. Я просто до конца еще не продумал. Башка сейчас не работает. Точнее, работает, но только озабоченная тем, как нам выбраться.

Керосинка моргнула и потухла. То ли фитиль догорел, то ли керосин кончился. Мы сидели в полной темноте. Только раскаленная плита на печке светилась красным, ничего не освещая вокруг.

Я встала со своего места и услышала, как поднялся и Макс. Он взял меня за руку и притянул к себе.

– Макс…

– Я так соскучился по тебе.

– И я соскучилась, как же я соскучилась.

– Скажи, Лора… – Макс не договорил, словно на самом деле боялся ответа на пока еще не заданный вопрос.

Но я поняла, что он хотел меня спросить, и ответила на этот незаданный вопрос:

– У меня тоже никого и никогда не было кроме тебя.

– И даже…? – снова не договорил Макс.

– И даже, – успокоила его я.