Текст книги "До свадьбы заживёт (СИ)"

Автор книги: listokklevera

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 23 страниц)

Глава 3

Сколько мальчишки себя помнили, День рождения они всегда отмечали вместе. А одиннадцать это вообще для них особая дата, ведь они закончили младшую школу и перешли в пятый класс. Начиналась совершенно другая жизнь, в чем-то более взрослая. Игорь по-прежнему ходил в музыкалку на вокал и гитару, правда, там сейчас тоже были летние каникулы, как и в бассейне, куда они ходили оба. Точнее, бассейн работал, но родители считали, что летом полезнее походить на море, благо оно рядом.

Сашка закончил лицей и поступил в университет вместе со своей подружкой. Лиза училась в параллельном классе и была одной из самых популярных девчонок: красавица и умница. Но с одной большой проблемой, ей все время хотелось запихать Сашу себе под каблук, и за два года ему это так поднадоело, что Наташа подозревала, что их отношения долго не протянут. Лизка и так его отбила у девчонки, с которой он начал встречаться в середине девятого класса. Света как раз была очень славной девочкой, но, к сожалению, к ней прилагалась ее мама, которая контролировала каждый шаг своей доци, да еще периодически звонила Наташке, убеждая, что детей нужно рассорить, так как они еще маленькие встречаться. По крайней мере у Лизы были вполне адекватные родители, к тому же девочка была настолько красива, что Наташка не могла ею налюбоваться.

***

Этим летом тоже было решено в поездку в деревню взять с собой Березовских, вместе с Игорем ехали его мама и маленькая сестренка Дашка. Ехали сами, потому что мужья были в рейсе, Андрей уже два месяца, а Валера пару недель, как ушел. Сашка оставался один на хозяйстве, и, уезжая, Наташа его предупредила:

– Кто экономит на презервативах – разоряется на памперсах.

Сашка только нагло заржал.

– Ты не смейся, я не шучу! А то я как-то еще не готова бабушкой становиться.

В деревню ехали на машине Маринки. Дети сидели сзади, Игорю-то что, он привык с мелкой дома возиться, а вот Дима был не в восторге. Он вообще предлагал маме оставить тетю Марину с Дашкой дома, а в деревню поехать втроем.

Дорога на машине заняла около двух часов, так что вскоре все уже могли размять ноги на подворье бабушки Доси, которая вышла из летней кухни, щурясь на солнце и улыбаясь:

– Наталка, доченька, приехала, а это у нас кто?

Наташа обняла бабушку и притянула за руку Марину, держащую Дашку:

– Это подруга моя Марина с дочкой Дашулькой, мама Игоря.

Баба Дося грозно взглянула на Игореху и сказала то, что всегда говорила в каждый его приезд после случая с лошадью:

– К Звездочке чтоб на десять шагов не приближался.

Да сколько можно? Он к ней и так уже три года не приближается.

– А что Валерка-то? Опять в рэйсе?

– Да, – Наташа улыбнулась, – в рейсе, ушел две недели назад. Он, кстати, купил участок, будем дом строить.

– Дом – то добрэ, доця, добрэ. А де ж участок-то?

– У нас в городе, в частном секторе.

– То дорого, не?

– Дорого, бабуль. А где девчонки? Мы им гостинцы привезли.

– Попрятались пигалицы. Стесняются. Щас покличу.

– А Настя с мужем?

– В огородах, у фермеров работают.

Бабушка пошла звать девочек, а гости стали разгружать машину и переносить сумки в дом. Им выделили две комнаты, одну заняли женщины с Дашей, а в меньшей, как всегда, разместились мальчишки.

Прибежали девчонки, как мышки за бабушкой прячутся, но сами же не выдержали, выскочили: смех, обнимашки.

– А Саша где? – это пятнадцатилетняя Олеся поинтересовалась.

– Не приехал в этот раз, – улыбнулась Наташа и стала знакомить их с Мариной и смущенной вниманием Дашкой, – это, кстати, тоже Даша. А вы выросли, девочки.

Она вручила всем кульки с подарками: девчонкам всякие маечки, футболки, косметику, бижутерию и прочие мелочи, в основном то, что Валерка привозил из рейса, но Наташе не подходило, бабушке – меховую жилетку, троюродной сестре Настьке – духи, а ее мужу – бутылку рома.

Бабушка, как увидела, рассмеялась:

– Ой, доцю, шо ж ты такое привезла. Они тут сами гонят самогон, чистый, как слеза, а ты водку заморскую, еще и дорогущую небось.

– А что мне ему подарить? Сахара для самогонки или дрожжи?

Выставила на стол всякие вкусности.

– Ну что, пошлите заселяться, или вы с Дашулей на корову пойдете смотреть?

Малышка радостно захлопала в ладошки:

– Коову, хочу коову!

Садово-огородная помощь мальчишками почти не оказывалась, они наловчились очень хитро смываться из-под ока бдительных взрослых сразу после завтрака. Мчались на речку кататься на тарзанке, прятались в малиннике или на сеновале, гоняли на великах. У Олеси и Даши были совершенно мужские велосипеды, так что было не стыдно. Как-то заскочив в дом, перехватить кусок хлеба с маслом или пирожок с вишней, они увидели, что в кухне сидит зареванная, но счастливая двенадцатилетняя Дашка, а довольная собой Олеся убирает иголки, вату, бутылку с самогонкой и прочие псевдо-медицинские причандалы.

– У вас чо тут было? Пытки иголками и огнем? – поинтересовался Димка, хватая пирожок и глядя на горящую конфорку.

– Мне Леся уши проколола, – Дашка горделиво повернула вправо-влево голову.

– Класс, – протянул Игорь и было видно, что в голове у него особенно усиленно закрутились шестеренки, – а где наши мамы?

– Ах да, они, кстати, вас разыскивали, – Леся недовольно смерила пацанов взглядом, – вечно вы где-то шляетесь, не дозовешься.

– Что, опять вишню рвать?

– Нет, – ехидно сказала Даша, – они в райцентр на машине поехали, хотели вас с собой взять. Вы что, не увидели, что машины нет?

– А мы со стороны огородов пробирались, – ответил Дима.

– А надолго они в райцентр этот? – поинтересовался Гошка.

– К вечеру будут.

– Слушай, а давай ты мне тоже ухо проколешь?

Димка побледнел и задергал друга за футболку.

– Ты что, девочка? – засмеялась Даша.

– Ты, блин, такая темная, что не знаешь, не только девчонки уши колют.

– Да ладно!

– А ты не боишься? – прервала их перепалку Леся.

– Чего?

– Ухо протыкать – это больно, между прочим. Слышали б вы, как Дашка ревела, громче Зорьки, нашей коровы.

– Я не боюсь, – цыкнул сквозь зубы Игорь.

– Хорошо, проколю, только не плачь. Вставай, Даш, пусть он на стул садится, ты, Дима, встань сзади, чтобы он тебе головой в живот упирался и не дергался, а то еще в глаз попаду. Ты его за лоб прижимай к себе.

Димка из белого стал зеленоватым. Игорь, зная его фобию, не мог придумать, как бы его вообще отправить из кухни, чтоб не признаваться перед девчонками, что тот боится уколов, не по-дружески как-то будет.

– Не, пускай Даша сзади станет, мне будет приятнее, если она меня будет к себе прижимать, а Дима пусть идет к пацанам, скажет, что мы позже выйдем, чтоб они не ждали.

– Каким пацанам?

– Да вашим, местным, мы договорились на тарзанку пойти, вот заскочили в плавки переодеться, – безбожно врал Игорь.

Дима вышел, и началась экзекуция.

В импровизированном медпункте встал главный вопрос: а сережка? У Даши были серьги, подаренные ей на день рождения, но у Игоря подобных подарков не имелось.

– Можно шелковую ниточку втянуть, – изрекла мудрая Олеся, – она вроде раны обеззараживает.

– А где ее взять? – спросила Даша.

– Тетя Наташа в прошлый раз подарила маме шелковую ночнушку, – задумчиво сказала Леся, – не, не пойдет, не стоит ее портить.

Дашка кинулась в комнату и притащила огромную шкатулку, набитую катушками с разноцветными нитками.

С горем пополам были найдены подходящие нитки.

– Ну садись, будем из тебя Джека Воробья делать.

Игорь сел на стул, с опаской косясь на катушку грязно-белых ниток, выбранных Лесей. Та налила в маленький стаканчик самогонки, накалила кончик иглы с втянутой в нее ниткой и опустила все в стаканчик для обеззараживания. Выдержав пару минут, вытащила иголку, смазала левое ухо Игоря самогонкой, оттянув мочку, проткнула ее по центру и втащила нитку.

Игорь, задержав дыхание и зажмурив глаза от боли, чувствовал, как сначала игла, а потом нитка проходят по живому.

– Готово! Глаза открой.

Гошка открыл глаза и увидел прямо перед собой зеркало, он повернул голову вправо и внимательно изучил висящую в розовом проколе нитку.

– Не, я не там хотел.

– Чего?! – Леська смотрела на него как на невидаль. – А где?

– Ближе к краю. Дайте мне бумагу и ручку или карандаш, я нарисую.

– Раньше надо было рисовать. Теперь уже поздно.

– Почему? – спокойно спросил Игорь. – А как в одном ухе носят чуть ли не по десять сережек.

Даша принесла школьную тетрадку и пенал, и Гошка нарисовал ухо и маленькое широкое колечко, охватывающее край мочки.

– А что с этой ниткой делать? – спросила Леся.

– Вытаскивай.

К приезду мам ухо уже дергало не на шутку, но Гошка старался левой стороной не светить, чтобы никто, кому не положено, не заметил.

На следующий день Игорь жестоко пожалел о своем решении стать круче пирата, так как оба прокола воспалились.

Промучившись до вечера, охреневший от боли Гошка догадался, что надо что-то делать, и пошел с повинной к маме. Та пришла в ужас, были объявлены срочные сборы, и все вернулись в город.

– Ну а что, – ныл по дороге Игорь, – у меня через неделю днюха, вот и подаришь мне сережку.

– Какую сережку? Ты меня спросил? – разъяренная Маринка гневно смотрела вперед. – Ничего, приедем, вытащу эту нитку, спиртом намажем, и заживут твои дырки. Это ж надо додуматься сделать две! Мучайся теперь от боли.

– До свадьбы заживет, – пробурчал Гошка.

– А чего? Мне нравится, когда у парня в ухе серьга, – вступилась Наташа.

– И ты, Брут?

– Ну а что? Дело уже сделано, вон как ребенок мучается, если он уже решил, то все равно когда-нибудь проколет, так пусть уже остается.

***

Так что первого сентября на линейке Игорь уже щеголял золотым колечком в ухе.

Через пару недель Наташа заметила, что как вторник, так Димка ищет причины не пойти в школу. Оказалось, в классе такой он был не один. Переговорив с несколькими мамашками, Наташа выяснила, что учительница рисования была с большими требованиями к рисункам, при этом ей невозможно было угодить даже работами на вольную тему. На таких, как Игорь, ее претензии не распространялись, но всем остальным пятиклассникам, не обладающим художественным даром, приходилось туго. Как только это все выяснилось, Наташа отправилась к завучу.

– А вы разговаривали с учительницей? – было первое, что спросила та.

– Зачем? Я с ней не смогу спокойно разговаривать, поэтому пришла к вам, а вы уже разберитесь. Рисование – не математика, где ребенок мог что-то не выучить и получить плохую оценку, оно идет не из разума, а из души. Они же дети, рисуют то, что чувствуют, и когда Светлана Григорьевна им ставит низкие оценки или осмеивает их, то плюет им в душу.

Завуч скривилась, но пообещала разобраться. Больше никаких претензий со стороны Димки не было.

В целом, учеба не так уж и отличалась от младшей школы, стало больше предметов и учителей, а к кабинетной системе они в какой-то мере были готовы, ведь на музыку и в первом классе приходилось ходить в музыкальный кабинет.

Шестой и седьмой классы тоже ничем особенным не обозначились. Ребята росли, Игорь по-прежнему занимался в музыкалке и акробатикой, Димка пошел еще в пятом классе на дзюдо, по возможности ходили в бассейн, у Саши была очередная пассия. Вообще Игорь не расстался с мечтой заниматься паркуром, но каких-то секций по нему не было, поэтому он пошел на акробатику, попутно отрабатывая дома и в зале, при возможности, упражнения паркура, скачанные из интернета. Когда у них выпадали свободные часы, то они зависали у Димки, играя на приставках.

Постепенно Гошка превращался в Гора, а Димка в Димона.

***

Нечто неожиданное произошло в восьмом классе. У них появился новенький пацан, точнее, в этом как раз не было ничего неожиданного, в классе постоянно кто-то убывал, кто-то прибывал. Новичок Эдик Затонский, парень довольно приятной славянской наружности – симпатичное лицо с тонкими чертами, серые глаза и светло-русые волосы – почему-то сразу обратил внимание на Игоря с Димой. Первые дни он просто пристально следил за ними, а потом поинтересовался у Алены Савченко, с которой сидел:

– Они что, братья?

– С чего ты взял? – удивилась девочка. – Просто друзья.

– Ну они так все синхронно делают, или один начинает, другой заканчивает, как у близнецов.

– Да нет, – пожала плечами Аленка, – дружат с детства. Они всегда так.

– Педики, что ли?

Сказал он это достаточно громко, так, что, несмотря на шум в классе, обернулись все рядом сидящие и стоящие. Только Игорь с Димой сидели за своей партой, склонив друг к другу головы, что-то выписывая на бумажке, тихо переговариваясь и не слыша больше никого.

– Ты чо, охренел? – Стас Тихонов с силой толкнул его в грудь.

Эдик охнул и, отскочив на пару шагов назад, чуть не упал, его поддержали другие руки, и чей-то голос сказал над ухом:

– Еще раз такое ляпнешь, язык вырвем.

Эдик заозирался:

– Вы чо, ребят? Они чо, реально педики, а вы их покрываете?

Задумывался ли кто-то в классе о своей, а тем более о чужой ориентации, неизвестно, но позволить обижать чужаку своих было недопустимо. Поэтому Эдика быстро скрутили и пихнули лицом в парту:

– Педики они или просто друзья – это никого не касается, понял, долбоеб?

Для убедительности его еще раз стукнули головой об стол и отпустили.

Неожиданная тишина заставила Игоря с Димой поднять головы и оглядеться, они решили, что начался урок, а они не услышали звонок. Учителя еще не было, все делали, что хотели, и мальчишки снова склонились друг к другу. Но Эдик успел увидеть ярко-синие глаза и белозубую улыбку, быстро промелькнувшую на загорелом лице Димы.

Он не заметил, что затаил дыхание, и понял это только тогда, когда услышал собственный выдох. И решил, что попытается с Димой подружиться. К огромному сожалению Эдика, из этого ничего не получалось. Дима был реально занят тренировками, бассейном и, конечно, своим дружком Березовским.

Насколько мог, он сблизился с друзьями, но стать еще ближе к ним так и не получилось. Ему даже удалось как-то побывать в гостях у Димы. Он уже обрадовался, что «лед тронулся» и теперь они начнут больше проводить времени вместе, но не тут-то было, все оставалось по-прежнему. Как-то опорочить ребят в глазах друг друга тоже не получалось, в школе это было невозможно не только потому, что Дима с Игорем всегда были вместе, но и еще одноклассники не позволили бы, а после школы Эдик мог в лучшем случае пройти с ребятами до подъезда.

Приближалось 14-е февраля, и именно на этот день Эдик возлагал большие надежды, причем в его планах центральное место отводилось Игорю.

Глава 4

Все как с ума посходили со своим Днем святого Валентина. Дима этот праздник не понимал. Что за удовольствие носиться со всеми этими валентинками, сердечками и прочей чепухой? Заметив, что Игоря подозвал Эдик и что-то говорит ему, сделав умоляющие глаза, Димка решил не терпеть до дома, а сбегать в туалет в школе. Он выскочил из кабинета и увидел, как в конце коридора в мужской туалет зашла уборщица с ведром, шваброй и тряпкой. Их классный кабинет очень удобно располагался возле лестницы, а за лестничным проемом был еще один туалет неопределенного пола, хоть он и находился рядом, но мальчишки бегали в него крайне редко. Подразумевалось, что он учительский, но поскольку его не запирали, то пользовались им все, кому не лень. Удобен он был тем, что в нем запирались не только три имеющиеся кабинки, но и входная дверь изнутри. Поэтому, если туда заскакивала стайка девчонок, то они там закрывались до конца перемены. К Димкиному счастью, туалет был открыт, и он быстро заскочил в кабинку.

Эдик подозвал Игоря и стал упрашивать его помочь с одним делом.

– Да некогда мне, – начал отбрыкиваться Игорь.

– Но ведь у тебя сегодня нет музыки и акробатики, – аргументировал всезнающий Эдик.

– И что? Вечером бассейн зато.

Эдик поджал губы, он знал, что в бассейн Игорь ходил вместе с Димой. Вообще он все о них знал, что только возможно, и за несколько месяцев неудачных попыток вклиниться между ними надежды на лучшее не потерял.

– Вот именно, вечером!

– Ну ладно, – вздохнул Игорь, – показывай, что там тебе нужно нарисовать.

Эдик быстренько вытащил из сумки бумажку – цветную распечатку с интернета, развернул ее и дал Игорю.

– Аниме какое-то, – Игореха покрутил лист, рассматривая рисунок.

– Ну да, – Эдик удивленно уставился на него, – а ты что, не смотришь?

– Да нет, не до того как-то. Ладно, нарисую, только на чем ты хотел? У тебя есть ватман?

Тут шла самая сомнительная часть, но Эдик очень рассчитывал на бесшабашность Игоря и его любовь к нарушению правил.

– Нарисовать нужно на стенке.

– Где? – светлые брови Игоря поползли вверх.

– На стене в туалете, – Эдик взглядом гипнотизировал Игоря, умоляя согласиться, – ну, пожалуйста, Гор, никто ничего не узнает, зато ты поможешь воссоединению влюбленных сердец, – пафосно закончил он.

– Ромео и Джульетта, бля. Ладно, пошли. Краску, кисти взял? Но если нас кто-то засечет в девчачьем туалете, я тебе не знаю, что сделаю! Кстати, что за картинка?

– Саске и Наруто. А мы не в девчачий, а в универсальный.

– Бляяяя, ты чо, в училку втюхался?

Они вышли из класса, и Игорь, приостановившись, достал мобильный и набрал СМС. Эдик подождал, когда он освободится, и ответил:

– Нет.

– Тогда чего здесь, а не в женском?

– А это не ради девчонки, – Эдик пристально смотрел на Игоря, ему очень была интересна его реакция.

Как он понимал, все-таки с Димой они были не более чем друзьями.

– Не понял? Ты чо, меня щас разводишь?

– А что, если мне нравится парень, ты мне не поможешь?

Игорь задумчиво смотрел на Эдика, потом пожал плечами:

– Да мне похуй, кто тебе нравится. Не пойму только, что этот твой рисунок должен донести?

– Тут как раз все понятно. Саске и Наруто – оба парни.

Игорь еще раз внимательно посмотрел на целующуюся на картинке парочку, почесал макушку:

– Какие-то они женоподобные.

– Это ж аниме, тебе не понять, если не смотришь.

***

Димка как раз слил воду, прочитал СМСку от Гора, в которой тот писал, что ему нужно задержаться и чтобы Дима шел домой сам. Что было очень странно. Он уже собрался выходить, когда в туалет кто-то зашел, и Дима услышал знакомые голоса и окончание интересной фразы.

– … только прошу, никому не говори об этом, – голос Эдика.

– Ладно, не скажу. Давай уже свои краски, – родной голос лучшего друга.

Дима в изумлении решил подождать и присел на крышку унитаза. Потом подумал и потихоньку отключил в телефоне звук.

***

Пацаны кинули на подоконник куртки и сумки, и Эдик полез в небольшой встроенный шкаф, где технички хранили моющие средства, ведра, швабры и прочий арсенал, вытащил из-под самой стенки пакет и начал разгружать его:

– Вот, смотри, подходит?

Игорь оглянул банки с разноцветными акриловыми красками для стен и потолков, малярные кисти разной ширины и махнул рукой:

– Годится. Значит так, я сейчас нарисую контуры, и ты будешь закрашивать крупные детали, а я потом мелкие. Есть, чем банки открыть?

Эдик вытащил отвертку из сумки:

– Но я ж это… не умею рисовать.

– Тут уметь нечего, не ссы.

Игорь управился довольно быстро, конечно, с таким размахом ему еще не приходилось рисовать, но зато на большом, в их натуральный рост, рисунке проще было прорисовывать все детали.

В туалет несколько раз ломились, но, видимо, решили, что у кого-то из учителей запор. Так что ребята спокойно занимались своим делом. Запах от красок был несильным, поэтому решили, уходя, немного приоткрыть окно.

Во время занятия сим художеством, мальчишки негромко, чтоб не услышали из коридора, разговаривали. Эдик выспрашивал все, что только возможно, про дружбу Игоря и Димы, стараясь, чтобы вопросы звучали завуалировано, вроде это он так просто интересуется для поддержания беседы. Настенная живопись была закончена меньше чем за час. Игорь отошел на пару шагов, чтоб взглянуть со стороны:

– Ну что, норм?

– Супер! – Эдик показал большой палец. – Теперь надпись.

– Какую?

– Ну как, – Эдик чуть покраснел: – «Я тебя люблю».

Игорь с сомнением смотрел на одноклассника:

– Думаешь, нужно?

– Обязательно!

– Ну ладно. Где лучше?

– Давай сверху.

Игорь витиеватыми буквами вывел над головами Саске и Наруто: «Я тебя люблю!», потом повернулся к Эдику:

– Слушай, ты тут закончишь сам? А то мне бежать надо.

– Конечно. Пасиб, Гор.

Игорь схватил свою сумку и куртку и, открыв защелку, выскочил из туалета. Эдик закрыл замочек и сверху над надписью дописал еще два слова, потом быстро сложил банки с красками и кисточками в пакет и засунул его назад в шкафчик. Свою функцию они выполнили, и тащить их домой необходимости не было.

***

Услышав, что дверь хлопнула, и Эдик тоже ушел, Дима вышел из кабинки и в изумлении уставился на совместное творчество Игоря и Эдика. В принципе, рисунок его особо не заинтересовал, но вот надпись над ним…

«Дима Арсенин! Я тебя люблю!»

И все это в окружении красных и розовых сердечек.

Он вытащил мобильный и несколько раз сфотографировал рисунок, стараясь, чтобы надпись попала в кадр. Дима был настолько озадачен, что ему хотелось тут же позвонить Гору и все выяснить. А самый главный вопрос, который хотелось прояснить, кто именно из этих двух дебилов в него влюблен и зачем об этом оповещать всю школу или это вообще шутка такая, но так завтра не 1-е апреля, а 14-е февраля и день не дурака, а влюбленных. Отложив эти мысли на потом, Дима шустро закрыл дверь и стал искать, чем бы ему убрать порочащую его светлое имя надпись.

Он залез все в тот же шкафчик, где и обнаружил за ведрами и тряпками пакет с красками. Он осторожно коснулся надписи пальцем, краска была еще мокрая, и что теперь делать, Дима не знал. Попробовать вытереть ее тряпками? Ведь если начать закрашивать красную надпись белой краской, под цвет побелки над кафелем, то скорее всего получится мазня, а труд пацанов было жаль, хоть они и подставили его конкретно. Если так оставить, то он потом до окончания школы не отмоется, все будут тыкать пальцами и ржать, что ему посвятили картину в туалете. В итоге Димка плюнул, решил, как получится, так получится, и стал закрашивать свои имя и фамилию. Потом на полученной красной полосе он подряд нарисовал белой краской сердца, получилось немного размазано и вульгарно, но, по крайней мере, не было видно, кому все это посвящалось.

Когда он выскочил из туалета, то больше всего боялся, что их кабинет окажется закрыт, а если он пойдет за ключом в учительскую, то потом вполне могут связать его задержку в школе с появившимся в туалете рисунком. Как ни странно, кабинет был открыт, а классухи не было. Димка схватил свой рюкзак, благо он стоял на стуле и была надежда, что классная его не видела, вытащил из шкафа свою куртку и умчался. Везение не покинуло его и внизу: в школу как раз завалила шумная компания девчонок, занимающихся танцами. Дима проскользнул мимо них и помчался домой.

На следующее утро Дима ничем не выдал, что знает, зачем Игорь задержался вчера в школе. Во-первых, он так и не смог понять, кто именно признался ему в любви: Игорь или Эдик, если это, конечно, было все всерьез. Как он ни прокручивал их разговор в своей голове, так и не пришел ни к какому выводу, ни одна фраза не указывала на кого-то конкретного. С равным успехом это мог быть Эдик, которому помогал рисовать Игорь, но также это мог быть сам Гор, который попросил о помощи Эдика. Ведь они с Игорем ходят в школу вместе, и если бы тот тащил с собой пакет с красками, Дима, естественно, этим бы заинтересовался. Мало того, он ночью почти не спал, рассматривая в телефоне рисунок и осмысливая все это. Если бы признание было от девчонки, он просто рассказал бы все маме, но от парня… Было стремно, хотя все равно приятно. При этом он не мог решить, а от кого было бы на самом деле приятнее. Ведь если от Игоря, вдруг это нарушит их дружбу? А Эдик… Нужно присмотреться. Во-вторых, ему хотелось посмотреть на лица ребят, когда они увидят, что обращение исчезло, а осталось только безликое «Я тебя люблю!». А уж эта надпись могла относиться к кому угодно в школе.

***

В школе творилось что угодно, но только не учебный процесс: все как оголтелые носились с валентинками, девчонки собирались кучками, хихикали и шушукались больше обычного. Почтальоны, в каждой параллели свой, с большими красочными коробками бегали по коридорам, собирая открытки у желающих, с тем, чтобы потом их разнести адресатам. После четвертого урока должно было быть представление: все восьмые классы ставили сценки из «Ромео и Джульетты», ну естественно, что еще подойдет больше всего для Дня влюбленных, тем более, что эта пьеса шла у них по программе? Ни Дима, ни Игорь в ней не участвовали. Желающих вообще особо не было, но Александра Борисовна, их классная, где уговорами, где угрозами жертв нашла.

Про надпись и рисунок в туалете разговоров было больше всего, всем хотелось знать, кому она предназначается. Авторитеты сразу определили в целующейся парочке Наруто и Саске, а значит, двух парней. Яойщицы кричали, что это признание мальчику от мальчика, на что здравомыслящие пацаны отвечали, что с таким же успехом это может быть от парня своей девчонке-яойщице. Реакцию Игоря и Эдика на измененную надпись Димка не узнал, его вызвали к классной.

Их класс ставил знаменитую сценку на балконе. Декорации делали на скорую руку: сдвигались две парты, на них ставились стулья спинками к залу, на спинки вешалась тяжелая портьера из темно-коричневого плюша, сверху на нее прикреплялась искусственная вьющаяся растительность. Джульетта, в роли которой выступала Олеся Николаева, должна была взойти на сей импровизированный балкон, встать коленями на стул и оттуда внимать влюбленному Ромео – Вадику Янковскому. Вроде все легко и просто, вот только Джульетта имела килограммов двадцать избыточного веса. Потому на «балкон» ей выходить надо было с опаской. По какой-то причине ни одна из классных красавиц не захотела примерить на себя эту лирическую роль. Но русичка пообещала за участие в спектакле двенадцать баллов, а Леське они были очень нужны, тем более, что выше одиннадцати обычно никому не ставили.

И тут очень некстати выяснилось, что Вадька, долженствующий играть Ромео, в школу не пришел – заболел, температура 39.

Началась осада Димки – он единственный из класса обладал феноменальной памятью, запоминая любые стихи с одного прочтения. Он отбрыкивался, как мог, но когда русичка пригрозила поставить всему классу двойки за срыв спектакля, ему пришлось согласиться, а ведь он даже как зритель не был ни на одной репетиции.

За кулисами Димку быстро ввели в курс дела, одели в приготовленный костюм, и началось.

Леська сама размеров немаленьких, да в тяжелом «средневековом» платье, вышла на поскрипывающий «балкон». Тот слегка закачался, но выстоял.

В зале раздались смешки.

Ведущая шикнула на публику, и все приготовились внимать.

Дальше всё вроде шло по накатанной – Джульетта взывала, Ромео пылко отвечал, и на словах: «Десятка слов не сказано у нас,

А как уже знаком мне этот голос!

Ты не Ромео? Не Монтекки ты?», Леся перегнулась через балкон, протягивая руки к трепещущему Ромео. Трепетал Дима по-настоящему, он услышал, как треснул стул, прямо перед его носом, то ли ножка подломилась, то ли шуруп развинтился. И протянул руки Леське, чтобы она на них оперлась, продолжая, как истинный актер, произносить текст.

Леся перегнулась через «перила» и еще говорила, как «балкон», а точнее, та его часть, на которой стояла, опираясь коленями Олеся, затрещала и накренилась.

Игорь, который «болел» за Димку за кулисами, выскочил на сцену и подставил вместе с ним руки, а также свою спину под «балкон».

Из зала было непонятно, что происходит, и кто-то с возросшим интересом спросил:

– А что это за пьеса-то?

На что держащий на себе немалый Леськин вес (та висела вниз головой и никак не могла выпрямиться – не во что было упереться) Игорь прошипел:

– Атланты, бля!!!

В зале возникло незапланированное оживление, но не из-за реплики Игоря, а из-за выползшего из светлого декольте платья черного бюстгальтера Олеси.

Красная как рак Леська пыталась одной рукой удержать себя на балконе, другой – лифчик в пределах пристойности.

Вознеся очи вверх, Игорь увидел интересное, но не вполне уместное зрелище и, держа на загривке балкон с Лесей, левой рукой дернул декольте вверх, закрыв одну грудь, а затем повторил маневр другой рукой, на что Леська, кувыркнувшись-таки с балкона, ему сказала: «Бля…годарю» и получила в ответ громкое: «Пошла в жопу!».

Ну тут и ведущая подскочила, сообразив, что в пьесе бессмертного англичанина не было ни атлантов, ни черных лифчиков, кто-то из-за кулис примчался, а там и занавес догадались опустить.

Никогда еще «сцена на балконе» не имела такого фурора.