Текст книги "До свадьбы заживёт (СИ)"

Автор книги: listokklevera

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 23 страниц)

Или вот к Диму, который придет через полчасика и обещал какой-то сюрприз.

Глава 19

– А наши малюськи там как? – спросила Наташа, улыбаясь. – Тоже, небось, на холодильник охотятся?

На столе стоял сумашедше вкусно пахнущий пирог с вишней, и ребята, только-только искупавшиеся после Центра, сидели на кухне и пили чай.

– Нет, у них всё больше мысли о высоком, – Димка засунул в рот сдобу, и речь его стала невнятной, – они сейчас стены и занавески покоряют. У нас такие теперь шторы ободранные, словно в бомжатнике.

– Ага, – подхватил Игорь, – сперва до них Дуська добралась, отъела по низу, их подрезали, так эта мелкота на них гроздьями…

– Их только двое осталось, белый и пестренькая кошечка, ну и Муська еще, а ощущение, что орда носится.

– А кто тех забрал?

– Трехцветную близняшку – одна девчонка, а черненького – Нефедов, он в прошлом году в одном классе с нами учился.

***

Как Вадим ухитрился врезаться в душу?

Как эти черные глаза вытеснили синие?

Почему так легко уступать его мягким губам и сладостно раздвигать колени, когда настойчивые ладони лезли… в общем, лезли куда не просили, но очень-очень хотели?

Эдик постоянно фыркал на настырного ухажера, на людях так вообще не разрешал вольностей, даже наедине старался не поддаваться сразу… но если в общественных местах Дим позволял себе немного (хотя то наглое проникновение ладони в ширинку в переполненном автобусе, когда Эдик себе прокусил губу и кончил, это, знаете, совсем…), то без свидетелей вытворял такое! Такое! Ну невозможно устоять, честное слово.

Эд жарил мясо и картошку, готовил фруктовый салат со сливками и йогуртом и не знал, что и сделать, чем отвлечься, чтобы унять стояк.

– Ксс… ксс… Варфа, ты где шифруешься? – диетическая смесь из крупы и кролика для кота готова. Вот только где этот хряк шерстистый замаскировался? – Иди давай сюда, толстожопый, не кочевряжься!

Нормально. Еще и обзываться вздумал. Варфоломей, может, какие-то слова и не понимал, но пренебрежительную интонацию распознавал без труда. И твердо решил не выходить. Сам свою овсянку жри и кролом закусывай.

Ша, звонок! Готовность номер раз!

Зеленые глаза увеличились вдвое, хвост заходил туда-сюда… ну! Ну!!!

Эдик, бросив нож и на ходу вытирая руки о фартук, кинулся к дверям.

А Варфоломей – к салату и мясу на столе.

– Соскучился? – Дим облапил с порога и засадил горячий поцелуй, врываясь языком между губ.

– Еще че… мф! Арх… – Эдик всхлипнул в рот любовнику, обмякая в объятиях и прижимаясь каменным колом к ширинке, в которой тоже намечалось оживление.

Ладонь сжала Эдиково достоинство прямо через бермуды, а потом покинула место прописки.

Эдик выдохнул, и в этом выдохе смешалась и досада, и удовлетворение – что-что, а грязными, прямо с улицы, руками Вадим к интиму не приступал. Хорошо, когда оба о гигиене заботятся…

– Сладенький, я искупаюсь?

– Иди, – немного задыхаясь, хрипло сказал сладенький, – там синее полотенце чистое. Есть будешь?

– Потом, – и Дим скрылся за дверью ванной.

***

Упс! Шаги! Рыже-белый вихрь мгновенно и бесшумно скрылся под мойкой.

Длинная шерсть на морде восхитительно густо обмазалась воздушным салатным кремом, но сначала докусаем шмат отбивной, а уж потом оближемся.

Рассеянно обведя взглядом кухню, Эдик помыл руки, мимоходом отметив, что сливок в салат надо было бы и побольше, хотя вроде достаточно заправки делал.

Осела, конечно. И отбивных надо было восемь, хотя вроде восемь и готовил. Или семь?

– Лапочка, а каким шампунем можно?

Не упустишь же возможность посмотреть на голого! Эдик, не сообразив, что на столе осталось шесть котлет и почти совсем исчезли шкварки, закрыл дверь, ведущую из кухоньки в коридор, и пошел показывать бестолковому, где что стоит. Ну и самому глянуть – стоит там кое-что или как…

***

Лазутчик семейства кошачьих тяжело вспрыгнул на стул, а с него на стол и обозрел пространство.

Отбивная. Не, наелся.

Сливки, покрывавшие уже и не такой высокой шапкой салат. Фырк носом – там уже запах апельсинов, а цитрусовые кошаку решительно не нравились.

Котлета… хм… сойдет. Уверенно взяв в зубы искомое в фирменном белом соусе семьи Затонских, Варфоломей вспрыгнул со стола на подоконник. Походя измазал штору жирком и, уже не торопясь, принялся прятать честным образом украденное в самое надежное место.

Вообще-то «надежное место» было порядком переполнено, но упрямые челюсти упорно уничтожали то, что подлецы, посадившие гордого родственника львов и гепардов на строжайшую диету, не имели права жрать втихаря.

***

В ванной Вадим стоял под душем и намыливал скользким гелем торс, а Эдик делал вид, что ему не интересно.

Ровненько расставляя на полке разные шампуни и еще какую-то лабуду, он искоса поглядывал на сильную мускулистую спину, по которой стекала пена.

Его, в свою очередь, рассматривали в зеркало. Красивого рисунка губы растянулись в улыбке, и, случайно бросив взгляд в отражение, светловолосый поймал ласковую усмешку, смутился и задрал голову с безразличным видом, дескать, «не особенно хотелось и смотреть, так, случайно глянул», и попытался выйти.

Всепонимающий Вадим поймал его за предплечье; короткая и не особо яростная борьба, и Эдик уже под теплыми струями.

Мокрый Эдик еще старался сказать что-то вроде «ну куда прямо в одежде», еще брыкался «ну в чем дело, мойся давай», еще мотал головой «озабоченный, чего пристал», но его уже прижали, притиснули, зацеловали, сильно, жарко, так, что ноги стали ватными.

Строптивый Эд обвис и нежился в кольце крепких рук, умело растеребивших рубашку и стянувших бермуды, растаял от поцелуев улыбающихся губ (да, не было белья под шортами, и что? дома тепло!), растекся, расплавился, когда ловкие и твердые пальцы размазали скользкий гель по спине и ниже, и ниже… и глубже. Вот так. Нет, не больно. Еще. Не дразнись! Ну еще. Да, так круто. Продолжай…

Эдик бормотал что-то несуразное, цеплялся за кафель, занавеску ванной, но его ладони возвращали на законное место – грудь Дима, где они беспорядочно гладили и наконец обвили шею в запутавшихся черных волосах…

Вскрик и тут же, другим голосом, стон.

Хорошо-то как.

Дим держал обмякшего Эдика, прижимая к себе.

– Ты про сюрприз говорил… – пробормотал блонд.

– А ты обещал меня покормить…

– Нет, ну какой ты меркантильный! – Эд немного ожил и стал выцарапываться из ванны, путаясь в ногах. – И в чем я сейчас ходить буду?! – негодующе добавил он, наступив на свою мокрую одежду, обнаруженную на полу.

– В костюме Адама, – весело отозвался Вадим, – тебе идет!

***

Неким, незнамо каким по счету чувством Варфоломей понял, что пиру пришел конец, а ему звездец.

Сложно сказать, что навело его на эту мысль.

Может быть, ему подсказал собственный хвост, который качался в полутора метрах над полом.

Возможно, лицо хозяина и его рука, держащая Варфоломея за шкиряк.

Или, вполне вероятный факт, прямая речь, обращенная точно в чуть плоскую аристократическую морду, с зажмуренными глазами. Рот хозяина находился в пяти сантиметрах от варфоломеевского уха и изрыгал всякие инсинуации вроде «как у тебя харя не треснула, кабан», «всё мясо сожрал, толстожопый» и «щеки со спины видать, а ты никак не уймешься».

Было бы из-за чего шум поднимать! И ни при чем тут харя – это у него шерсть такая густая и длинная, вот и кажутся щеки толстыми! И не всё мясо – вон еще пять отбивных на столе и котлеты почти все! Что значит «ты у меня неделю жрать не будешь, свинья»?

Варфоломей осторожно мяукнул, выражая решительный, хотя и почти неслышный протест.

Стол стал отдаляться, а место тюрьмы приближаться. Казематом для провинившегося издавна служил коридор, где был выход к туалету (с персональной дыркой в двери, дабы обеспечить проход к лотку).

Хотя, как оказалось, несли его не в застенок, а в пыточную.

Мгновенно осознав, что звездец уже наступил, Варфоломей издал вой и завертелся в собственной шкуре, размахивая лапами во все стороны.

– Ты на себя посмотри, вражина, – в сердцах говорил Эдик, – морда вся в жире, лапы невесть в чем! И чем я сейчас своего парня кормить буду?

Парень, которого только что назвали своим, расцвел и откликнулся из кухни:

– Да тут картошки еще много, и до свинины под ней он не добрался.

Спустя двадцать минут завернутый в полотенце вымытый Варфоломей вылизывался на кресле в зале и довольно урчал.

Вечер, пожалуй, удался…

***

– Ну, какой сюрприз? – Эдик нетерпеливо заерзал на коленях Вадима.

– Догадайся, – Диму очень нравились движения ягодиц блонда. – У тебя три попытки, – добавил он в надежде продлить удовольствие.

Эдик задумался, а Вадим залюбовался им.

Красивый парень, но верткий, как ртуть. Не поймешь, как он к Диму относится. Только что вот ласкался, и, кажется, всегда так будет, а через пять минут, как знать, может, взбрыкнет «отвали!».

И дело не в том, что с Эдом так здорово заниматься постельными делами, секс – это просто способ удержать своенравного парня.

С ним есть о чем поговорить, и помолчать можно, и на той выставке акварелей им одна и та же понравилась…

Как страшно было, что разорвет отношения из-за того чертова рисунка с голым одноклассником…

Глаза Эдика засияли. Он догадался!

– Мы что, в клуб сегодня идем? – Эд расцвел, с восторгом всматриваясь в лицо Дима и выискивая там подтверждение.

В клуб Вадим его вести не хотел, как Эдик ни уговаривал.

Причины были банальны. Эдик жаждал окунуться в атмосферу, а его парень боялся конкуренции. Мало ли, кто там может светловолосому красавчику понравиться! Отгоняй потом от него извращенцев…

И, вообще-то, сюрпризом должны были стать анальные шарики, выписанные по Интернету.

Но как счастливо и предвкушающе заулыбался Эдик! Невозможно было его разочаровать.

И Вадим, скрывая досаду, все-таки кивнул.

А глубокий поцелуй, от которого всё, что можно, встало, даже примирил с неизбежным.

***

После плотного перекуса пошли к Игорю за вещами и учебниками назавтра. Вернулись назад к Диме, сделали уроки, а в воздухе сгущалось напряжение: так хотелось, чтобы уже стемнело и можно было лечь спать. На самом деле никто, конечно, спать не собирался. Время перед сном – самое долгожданное, когда можно закрыть дверь, сделать вид, что уже спят, и заняться самыми приятными вещами, которых так жаждет тело и душа.

Диме почти целый день приходилось сдерживаться, а как же хотелось заклеймить, расцветить его кожу поцелуями, утвердить, что Игорь его и только его! Он откинул одеяло и опрокинул Гора на постель; мама всегда покупала постельное белье только темных тонов, и сейчас белоснежное тело на черной простыне с яркими лилиями смотрелось изысканной драгоценностью. Дима аж зарычал, набрасываясь на Игоря, проникая глубоко в его рот языком, засасывая по очереди каждую губу, вылизывая шею. Гор гладил его по плечам и спине и улыбался, слегка вздрагивая, когда Дима прикусывал особо чувствительное местечко.

– Как же я хочу наставить тебе засосов, – с тоской сказал Дима, разглядывая грудь и живот Гора, – они бы так хорошо смотрелись на твоей коже.

– Бляяя, не вздумай, – предупредил Игорь, – если заметит мать, неприятностей не оберемся.

Дима провел рукой у кромки трусов, и его осенила прекрасная идея, к тому же о чем тетя Марина не знает, о том ругаться не будет. Он слегка сжал твердый ствол Гора, вызывая у того блаженный стон, и потянул трусы вниз, обнажая его, а заодно чудеснейшие местечки рядом, которых мама Игоря никогда не увидит, так как тот не станет щеголять перед ней без трусов. Лизнул левую тазовую косточку, прикусил ее, чмокнул, поцеловал рядышком с ней паховую впадинку, а потом впился губами, засасывая с силой тонкую кожу, оторвался, полюбовался на багровый след. Теперь нужно для симметрии с другой стороны. Он приподнял голову, чтобы перейти направо и посмотрел на член Гора, ровный, светлый с темно-розовой головкой, плотно прижатый к животу, истекающий от желания. Дима аккуратно кончиком носа провел от основания к головке, Игорь вздрогнул и, приподнявшись на локтях, посмотрел на Диму. Тот, тоже подняв голову, встретился с ним взглядом, улыбнулся и приложился губами, словно к святыне, осторожно касаясь языком той твердости, что давно уже изучили руки. Гор застонал и, закрыв глаза, упал назад на подушку. Неужели Димка решится на такое?

Чего-чего, а решительности Диме было не занимать. Тем более в голове давно бродили мысли о том, а каково это? Руки – одно, но рот… Он иногда представлял, как Гор заменяет свою руку при взаимной дрочке на губы. Каково ощутить там эти нежные губы, влажный жар рта? Он даже ознакомился в интернете с техникой минета. Нельзя сказать, что это было так уж вдохновляюще, зато возбуждало и довольно сильно, особенно, когда представлял это на себе. Хотя, наверное, все-таки доставить Гору наслаждение было важнее. И Дима более щедро провел языком по стволу, обвел головку по краешку и поднял глаза, услышав тихий всхлип: Гор лежал, запрокинув голову и закрыв рукой лицо, кадык на шее дергался, когда он тяжело сглатывал, язык периодически облизывал губы. У Димы и так уже яйца по швам трещали от желания, но эта картинка возбудила еще сильнее, он потерся своим стояком об ногу Игоря, прижался к ней плотнее. Блядь, словно кобель!

Облизывая и целуя, Дима спустился к основанию члена Гора, провел широкими мазками языка по поджавшейся мошонке. Вернулся вверх и решительно захватил головку губами, понимая, что на что-то большее он пока не готов, пососал, к счастью, на вкус просто чистая кожа. Игоря выгнуло дугой, когда он ощутил это сосательное движение, сдавливание головки и то, как словно поршнем из него вытягивают душу, руки сами вцепились Димке в волосы, сил сдерживаться не было, хотелось вбиваться в горячий рот как можно глубже, а еще больше хотелось кончить.

Удовольствие разливалось по телу, заставляя поджиматься пальцы на ногах, изгибаться и стонать. Димка, придерживая одной рукой Игоря за бедра, второй сжимая его член у основания, усиленно работал языком и губами, чувствуя, что тот уже на грани, вот его член напрягся, еще немного увеличился в толщине и щедро выплеснул сперму. Димка проглотил ее, не задумываясь, он отпустил Игоря и схватился за собственный изнывающий стояк. Гор пребывал в нирване, в глазах было темно, уши заложило, по крайней мере, всё, что он слышал – это ток собственной крови. Постепенно в голове стало проясняться, и щеки залило краской, когда он вспомнил, что выплеснулся прямо Диме в рот. Как ему теперь в глаза смотреть? Он услышал тяжелое Димкино дыхание, поднял веки и посмотрел на него. Тот, не мигая, смотрел в ответ, синие глаза стали почти черными, губы налились и потемнели, а рукой яростно надрачивал член. Игорь потянулся к нему, положил свою руку сверху его пальцев, сжал их, и Дима кончил, заливая бок и живот Игоря своей спермой.

Немного позже, чисто вымытые, лежали, обнявшись в постели, и Дима, уткнувшись губами в шею Игоря, спросил:

– Ну как?

Гор повернул голову и шепнул:

– Охуенно! Только слишком сильно…

– Хорошо, в следующий раз буду сосать нежнее, – улыбнулся Дима.

Следующий раз… У Гора сладко, предвкушающе потянуло внизу живота.

Глава 20

Ох уж эта Николаева… Березовский потер ухо, прямо в которое из динамика бил задорный Леськин голос.

Страстно желая похудеть, Леся кидалась из крайности в крайность: то сидела на немыслимых диетах, то занималась плаванием, то изучала йогу… теперь вот танцы. И не какие-нибудь там бальные, – мы ж не идем проторенными путями! – а самые что ни на есть ирландские.

Со сцены слышался перестук жестких туфель с набойками – эту обувь Николаева выписала прямо из Ирландии, а получив, стучала ногами до самозабвения.

Славка Тихомиров, который ходил за Леськой хвостом ещё с её триумфа в роли Джульетты, только вздыхал. Диеты не помогали; бассейном она добилась только того, что стала лучшей пловчихой в школе, срывая медали и аплодисменты на соревнованиях; настольный теннис привел к крепости мускулов, но вес не падал, хоть тресни. Славку Леськины килограммы вполне устраивали: ему нравился каждый грамм, но та не унималась.

Бельтане, ирландский праздник, Николаева организовала так шустро, словно и не шарахалась раньше от сцены. Березовскому, честно говоря, от ирландского степа было ни холодно, ни жарко, но Леся воззвала к его совести, намекая, что она у Гора чистая, потому что он ей не пользуется, даже пустила неискреннюю, но убедительную слезу и таки добилась. Гор обреченно принес набор для росписи по телу и сидел сейчас, как дурак, раскрашивая лица девчонок клевером, а руки парней – кельтскими узлами.

Игорь опять потер ухо: неугомонная Николаева объявляла следующий номер.

Никто понятия не имел, как надо правильно отмечать начало лета по кельтскому календарю, но народ отрывался вовсю и скакал под ирландские ритмы, кто во что горазд.

Девчонки в зеленых коротких юбках выстроились в очередь к Игорю, подставляя щеки под кисточки, а Маринка Шестакова даже спустила пониже платье на груди, чтобы Гор нарисовал трикветр – красивый и сложнозапутанный.

Димка сидел рядом, опустив голову, и в веселье не участвовал.

Несмотря на всё его доверие Гору и обещание сдерживаться, ревность бурлила в крови и требовала выхода.

Маринка кокетливо повизгивала от щекотки и счастья – мокрый твердый маркер для рисования по телу оставлял четкий след, а увеличенное декольте было подсунуто прямо под нос не замечающего явной провокации художника.

Не то чтобы Шестакова пыталась соблазнить или, там, произвести серьезное впечатление на Гора, но врожденное женское «покорю любого» из нее перло фонтаном.

Дима молча рассматривал линолеум с геометрическим рисунком.

Какого, в самом деле, он так реагирует? Гор и не смотрит в этот вырез.

Но иррациональное, не дающее покоя ощущение, что сейчас у него отбирают самое дорогое, что кто-то, пользуясь нехитрыми приемами соблазнения, может вызвать недвусмысленный интерес у его любимого… Димка сжал зубы и прикрыл глаза ладонью. Вот вырвется сейчас злое, несправедливое, нельзя этого допустить!

И Дима, резко встав, направился вон из актового зала.

Гор мгновенно закончил узор. Ему ли не знать, когда с Димой что-то неладное!

– И нам!

– И мне!

Тут же защебетали девчонки.

– Всё, не могу больше, – отбоярился Игорь, – рука дрожит, устал.

Разочарованные старшеклассницы аргумент признали убедительным, попеняли наглой Шестаковой, занявшей столько времени у художника, предложили массаж ладони и, получив отказ и заверения, что просто нужен покой, разбежались танцевать.

Димка нашелся всё в том же туалете, в котором когда-то Игорь рисовал анимешных героев.

Он стоял, вцепившись в батарею, а голова была мокрой.

– Под краном остужался? – понимающе вздохнул Гор. – Горе ты мое, счастье ты мое… Ну что опять, родной?

Игорь обвил руками напряженное тело и прижал к себе.

– На Маринку такая реакция?

Пойманный на недостойной ревности, Димон только прерывисто вздохнул. Помолчал и, стыдясь, пробурчал:

– А чего она? К тебе. Только что не до трусов разделась.

– Да не интересны мне ее трусы, – неслышно смеясь, сказал Гор, – я твоими больше интересуюсь… потрогай. Совсем не заинтересован.

Димка вскинул глаза на розовые губы напротив и действительно положил руку на Игореву ширинку. Не для того, чтобы проверить, он и сам понимал, что глупости вся эта ревность к шестаковым, просто очень хотелось касаться Горушки и целоваться хотелось неимоверно, и в конце концов он осуществил свое желание.

Они стояли, слившись в сладостном поцелуе, даже не подозревая, что точнейшим образом повторяют давно стертый рисунок на стене.

– Дима, – сказал Игорь, когда наконец они разорвали контакт губ, – я люблю тебя…

В зал возвращаться не стали. Принадлежности для рисования по телу Гор распихал по карманам, а больше с собой ничего и не было.

– Я сколько терпел-терпел, – почти успокоившись, говорил Дима, – а они все к тебе прутся, и ты тут кисточкой по телам водишь.

Они разувались в коридоре, а Димка всё корил себя за вспышку.

– Давай я по тебе повожу. Хочешь?

– Спрашиваешь!

– Тогда сразу, как вернемся домой. Только сначала зайдем за квитанциями на старую квартиру, мать просила.

***

Прямо возле подъезда Гора Дима встретил свою бывшую соседку тетю Машу – пришлось остановиться для «допроса». Гор, увидев такое дело, махнул рукой, типа он сам быстренько всё у квартиранта заберет и спустится. Вышел минут через десять, усиленно пытаясь сдержать смех, когда Димка уже устал его дожидаться, отвечая на вопросы соседки: как мама, папа, Саша и так далее. Увидев Игоря, быстренько с ней распрощался, и ребята пошли домой к Диме, бросить вещи и пообедать, а потом к Гору, чтобы тот собрался назавтра, тогда, уже вернувшись, можно и бодиартом заняться.

– Прикинь, стою в коридоре, – стал рассказывать Игорь, – жду квитанции, а постоялец чего-то мечется и всё норовит меня побыстрей выпроводить. Слышу – в ванной вода льется и подвывает кто-то, поет типа. Ну, думаю, помешал свиданке. Уже прощаюсь, чтобы уходить, а тут дверь ванной – хренакс! – открывается, чуть мне по лбу не впечаталась, и оттуда на шею студенту этому тощая белобрысая девка вешается. А сама, представляешь, в малюхоньком полотенчишке на бедрах! И топлесс. А полотенце, главное, сползает… да ты дослушай! – сказал Гор, увидев, как Дима изменился в лице, и продолжил, сдерживая смех: – Постоялец этот, его Вадим зовут, девку в полотенце закручивает, а та меня не видит и засос на шею ставит.

Гор не выдержал и дальше стал рассказывать уже хохоча в голос:

– Вадим этот аж покраснел по плечи и девке своей: «Эдик, прикройся, мы не одни!»

– Эдик? – разоржался и Димка.

– Ну да! Ты погоди, это еще не всё! Вообще картина маслом. Догадываешься, кто тут же, как меня увидел, спрятался за спину Вадима и мне пискнул: «Привет, познакомься, это мой парень»?

– Ну?

– Хорошо на ногах стоишь? Затонский!

– Серьезно? Так он не врал про парня? Ну-ну. А шифровался-то как!

– Как-как… как мы и шифровался.

***

Хна. Густая паста для менди – росписи по телу. Готовилась к Бельтане, но не пригодилась, когда одноклассники узнали, что она держится больше двух недель.

Тонкая кисточка скользит по обнаженной коже – на спине затейливая вязь, переплетение готических букв и замысловатых завитушек. Кисточка перешла на подтянутые полушария, которые покрываются мурашками, Дима тихонько трется о простыню и жалобно покряхтывает, но не протестует.

– Перевернись, – шепчет Гор, – ого…

Действительно «ого». Димон возбужден до предела, закусил соблазнительно припухшие губы, смотрит из-под ресниц в лицо восхищенному Игорю и зовет. Зовет молча. Не размыкая рта, одними глазами.

Но Гор длит эту пытку: кисточка кружит по поджимающемуся животу, спускается по паху, пишет там инициалы, внутри бедра выводит готический абрис.

Дима мотает головой, вздыхает прерывисто и шумно, глаза упрашивают, умоляют, манят, пожалуйста, ну пожалуйста!

Последний штрих, кисточка отложена: пусть хна сохнет, а язык, ловко обходя рисунки, пишет свое, поднимаясь и спускаясь, невыносимо сладостно. Розовые губы обхватили поджавшиеся яички, а язык раздвинул их и трется, нежит между ними, в тайном местечке напряжено, невозможно удержаться от стона, и Димка стонет.

Обхватив голову Игоря, он вскидывает бедра, Господи, что же ты делаешь со мной, мой любимый?

Бешеное, крышесносное удовольствие! Но как хочется доставить Гору такое же, и не потом, а сейчас, сию же секунду, чтобы вместе провалиться в наслаждение. Он потянул легонько Игоря за волосы, тот удивленно вскинул глаза и выпустил член изо рта, с мягким шлепком ударившийся о живот Диме:

– Что такое? Не хочешь?

– Еще как хочу! Скажешь тоже… Хочу попробовать по-другому. Давай, ложись рядом со мной валетом. Да, на бок, вот так, – Дима тоже перевернулся на бок и лизнул твердую плоть Гора, тот громко вздохнул, – взаимную дрочку мы освоили, теперь приступим к взаимному минету.

Дима провел языком от головки к основанию, пощипал губами бархатистую кожицу яичек, дотянулся до ануса, обвел по кругу, вызывая легкие всхлипы Гора, отдающиеся в члене Димы, который он нежно посасывал. Одной рукой Игорь взял в горсть мошонку Димы, мягко и осторожно стал облизывать весь член, участок за участком.

Дима совершил обратный путь и, взяв член в рот, любовно скользил по головке влажными губами, именно скользил, делая Гору как можно приятнее, смыкая их вокруг ствола сразу под головкой. По тому, как извивался и подрагивал Гор, он понимал, что скоро тот кончит, да и сам был на грани. От жара рта Игоря путались мысли, внутри все закручивалось в узел, хотелось вбиваться, чтобы поскорее достичь развязки, но Дима старался не делать фрикций, оставляя все действия на откуп Игорю. А сам, выпустив головку, снова прошелся языком по стволу, иногда чуть покусывая его, подобрался к яичкам и пососал каждое по очереди. От этой ласки Игорь завозился и с силой вцепился пальцами в ягодицы Димки. Дима снова лизнул его член снизу вверх до самого кончика, а потом еще раз, делая много таких движений подряд, как будто лизал леденец или рожок с мороженым.

Гор изнемогал, он уже так хотел кончить, но любимый гад положил большой палец на самое основание члена так, чтобы пережать канал, через который происходит семяизвержение. Игорь ему тут же «отомстил», нежно облизывая яйца языком и в то же время играя пальцами с его сосками, постепенно то усиливая сжатие, то ослабляя, то принимаясь ласкать член рукой, одновременно «умывая» яички языком.

Когда Дима почувствовал, что уже все, он не выдержит больше и секунды, то убрал руку с основания члена Гора и очень нежно взял его головку в рот, ощущая, как она набухает, а маленькая дырочка на ней раскрывается, готовясь выплеснуть сперму. От оргазма зашумело в ушах, звезды замелькали перед глазами, они не ощущали своих тел, только острое чувство эйфории.

***

В воскресенье за ужином Наташа в очередной раз поинтересовалась у ребят об оставшихся в «Хвостиках» котятах.

– Забрали их, ма, – ответил Дима, откусывая большой шмат домашней пиццы с шампиньонами, – ммм, вкусно.

Наташа улыбнулась Димкиному аппетиту и уточнила:

– А кто забрал?

– Близнеца пестренькой – семья. Приехали, всех перетискали, а эта им прямо в переноску залезла и там сидела. Ну и всё, раз уж сама выбрала, ее и увезли. А белого женщина с мопсом. У нее недавно старый кот погиб, и пес сильно сдал из-за этого…

– Серьёзно? Из-за собаки взяла кота? – не поверила Наташа.

– Мам, ты бы видела пса до и после! Его в центр на руках внесли, он ходил тяжело, даже хвост бубликом обвис. Наша Муська его обшипела, а потом знакомиться полезла, так он аж сам с рук спрыгнул…

– О, я ж не рассказал! – Гор рассмеялся с набитым ртом и чуть не подавился, закашлявшись. Димка похлопал его по спине и, незаметно от матери, нежно провел между лопаток. – Мопса во двор вывели, по своим, собачьим делам. Ну и пристроился у заборчика. Задрал лапу, стоит, а под ним лужа натекает, натекает… я с хозяйкой разговариваю, а сам на лужу смотрю. И понять не могу – откуда столько жидкости. Лужа растет, растет, я даже глаза протер – не померещилось ли? Ну не может столько в мелком псе поместиться! И хозяйка тоже туда смотрит – глаза по пятаку. А лужа увеличивается, уже ручейком потекла. Я говорю: надо ветеринару показать, это ж какой мочевой иметь надо, все органы, небось, сместились! Хозяйка головой кивает, мол, да-да, прям сейчас, и тут мопс лапу опускает, а из-за заборчика Антоний выплыл, наш бульмастиф. Он, оказывается, с той стороны пристроился, тоже срочно понадобилось…

Наташа с укоризной смотрела на Гора, с трудом сдерживая улыбку.

– Извиняюсь, не к столу немного тема, – правильно понял он ее взгляд.

***

Незаметно приближалось лето, скоро и десятый класс останется позади, впереди еще год беспечной школьной жизни, правда, нужно подумать, куда поступать, но это потом, а пока можно чудесно проводить время вдвоем. Ходить вместе в школу и обратно, сидеть рядом на уроках, а потом валяться дома на диване или ковре, чуть дотрагиваясь кончиками пальцев или соприкасаясь плечами. Вместе, рядом, всегда…

Гор лежал, закинув одну руку за голову, обнимая второй спящего Димку. Друг тихо сопел ему в подмышку, перекинув ногу через колени Игоря, сон его был глубок и спокоен.

Березовский рассеянно гладил смуглое плечо и думал, думал…

Ход мыслей Димона про геев понятен. Всё просто: есть любимый человек, друг. И он вне ориентации потому, что не надо выбирать между ним и другими парнями, всё складывается в пользу любимого.

И он сам ведь тоже не рассматривает другие варианты.

Но то, чем они занимались, не в силах удержаться после открытия безумно приятных вещей, которые можно делать вдвоем, никак на гетеро отношения не тянуло. Правда, до самого главного дело ещё не дошло. Всё-всё было, а это – нет.

«Всё-всё», наверно, благодаря Димке. Он был больше раскрепощен и доверчив, он откликался на прикосновения и шел дальше.

Вот недавно, в ванной… Гор даже сейчас улыбнулся смущенно и легонько чмокнул Димину макушку.

Димка смелый и раскованный, но и не безрассудный – не подставляет их обоих, хотя при любой возможности и ласкает, и ласкается.

Вот вчера, например… в паху сладко потянуло при воспоминании. Игорь потер вставшее и обнял друга второй рукой. Та сильно затекла и не слушалась, но легла как надо – Димка оказался в объятиях.

Заворочался. Открыл глаза. Взъерошенный, горячий со сна, заспанный. Сразу потянулся к губам.

Гор отвечал на поцелуи с удовольствием. Он вообще в плане чувственности шел за Димкой. Тот экспериментировал не каждый день, конечно, но спокойно принимал новое. Игорь же предпочитал повторять за ним, уже точно зная, что его парень не будет против. Черт, все-таки он, Гор, сильно зажат.

Но сейчас Игорь хочет задать вопрос. И по храбрости этот шаг перечеркнет всё, что они отважно делали до этого.

Конечно, знали друг друга вдоль и поперёк, но эти дела – совсем новое и неизведанное, не хочется зайти дальше, чем они будут готовы, не хочется принуждать или что-то в этом роде.

– У тебя на лице – решение мировых проблем, – сказал Димка, растирая сонные глаза, – «о чем задумался, детина?» – процитировал он слова старого романса, который любила Марина.

Гор повернулся к нему, не выпуская из кольца рук.

– Дим, – почему-то хрипло сказал он, – ты… то есть мы… мы с тобой… – Березовский смешался, – мы когда-нибудь…

Игорь опять замолчал. Нет, видимо, не хватает ему еще отчаянности говорить о таком.

Вот повторить за Димкой что-то вроде минета, когда Дима сделал похожее ему – да. Положить свою руку ему на стоящий член в обрамлении красиво уложенных природой кудряшек, пока Димкина ладонь, обернувшаяся вокруг его собственного, обведенного светлыми волосками, двигается в нужном ритме – пожалуйста. Это уже не так страшно, привычная уже такая ласка. Но сказать об этом, о том самом, Гор не решался. Но Димка – это же Димка. Он понял.