Текст книги "Месть для ласточки (СИ)"
Автор книги: lisi4ca
сообщить о нарушении
Текущая страница: 5 (всего у книги 8 страниц)
Часть 13
Спать не хотелось, а вот полежать, прижимаясь к теплому плечу альфы – другое дело. Посуда и душ немного подождут. Слишком уж хорошо, чтоб вставать и делать что-то.
– Так что там с твоим отцом? – внезапно обламывает голос альфы, его рука осторожно и ласково перебирает волосы Алана, и подобную подставу предугадает разве что больной на голову.
– Ты серьезно? – скептически поинтересовался омега.
– Ну ты же обещал…
– Обещал, но неужели тебе так хочется поговорить о моем отце, будучи в постели?
– Я не особо в этом разбираюсь, – отмахнулся Льюис, – просто в голову пришло. Мне хочется знать о тебе побольше.
Побольше и почаще, хотя Алан и без того постоянно рассказывал что-нибудь. Либо мельком, либо основательно, но альфа получил информацию постоянно. Это стало как-то слишком интересно, потому за обещанное он ухватился обеими руками. У самого-то столько моментов из прошлого наберется едва ли.
А еще узнавать Алана было интересным, потому что сперва он показался совсем не тем. Ну каким-то необычным, холодным, отстраненным, и Льюис уже чувствует особенным себя, потому что знает то, о чем другие не догадываются.
– Особым терпением ты явно не выделяешься, но уж ладно. Все равно начал… Мой отец живет в своем искаженном мире. Он пытался покончить с собой. Когда меня увезли на скорой… немного после этого. Его спасли, но мозг поврежден. Сейчас он понимает, где он, помнит, что папа умер, помнит, что есть «Алан», но по-прежнему не знает, что у него есть дети.
– Но он написал, что… любит тебя. Не как ребенка? – непонятливо спросил Льюис, вроде бы и не хотелось ненароком задеть Алана, которого наверняка ранило это все, но и вопрос покоя не давал.
– У него остался лишь я. Ни друзья, ни родственники ни разу не навестили его. Так что, думаю, понятно, почему он так ценит меня. Врач разрешил нам переписываться, при условии, что я буду контролировать свою речь. В общем, для отца я стал чем-то вроде хорошего друга. Думаю, даже его чувства ко мне все еще остались, просто он не отдает себе отчет в них.
– Почему бы не сказать ему все как есть тогда?
– Что я его ребенок? – уточнил омега. – Это знание обратится паникой и виной, что либо окончательно сведет его с ума, либо воплотится в очередной суицид.
– То есть, – постарался свести все Льюис, – он не поднимал на тебя руку, но в то же время чувствовал себя виноватым за то, что произошло с тобой? И ты сказал, что у него есть «дети». Не один ребенок?
Алан цокул языком и приподнялся на локтях. С Льюисом, пожалуй, нужно быть иногда не менее осмотрительным, чем с Георгом. Вон как резво ухватился за то, что посчитал нужным.
– Внимательный, зараза, – то ли похвалил, то ли обругал омега, но, кажется, таким образом подтвердил сказанное Льюисом.
Сев на постели, Алан растрепал волосы и без энтузиазма подумал, что надо-таки вставать. Разговоры романтического настроения ему не добавляли, да и хотелось все-таки смыть с себя все. Льюис же решил плюнуть на время на расспросы, полностью погрузившись в запоздалую радость насчет случившегося. Так спонтанно и даже как-то просто. Волнение тоже решило проявиться запоздало, мешаясь с каким-то недоверием. Очевидно, что это было, но стоило Алану уйти, как альфа начал уже сомневаться.
В чем-то Алан казался просто недосягаемым, и опустить его на землю рядом с собой таким способом, было как-то слишком для Льюиса. И вообще, с чего это ему настолько возносить Алана? Ну пусть непроницаемый, с шариком на языке, пусть старше, но омега есть омега.
Наверно, это какие-то гормоны или странное проявление влюбленности. Льюису на миг даже показалось, что ему стыдно за содеянное.
Немного подумав, дабы только лишь свою душу успокоить, альфа пришел к выводу, что он до сих пор, пусть чуточку, но все же соотносит Алана с человеком, что мог бы быть его родителем. Ведь именно по этой причине они и встретились.
В одном альфа был уверен на все сто: Алан был не против, они это сделали, и это очевидно зеленый свет для их дальнейших отношений. Куда не плюнь, одни плюсы. Он бы был непрочь остаться на ночь, но помня первую реакцию на шуточное предложение зайти на чаек, решил не торопить события. Если на Алана не давить, он сам откроется.
– Даже не подвинулся, – с упреком прозвучал голос омеги. Время прошло как-то ну очень быстро, о чем тут же доверительно сообщил Льюис.
– Но я все сделаю, – тут же добавил он, показывая свою готовность к бою. И со стола уберет, и посуду помоет, лишь бы Алан с мокрой головой и коротеньком халатике, скорее напоминающим длинную рубашку и с рукавами загнутыми по локоть, маячил перед глазами подольше.
– Да черт с тобой, сходи лучше тоже в душ.
Согласие вырвалось чисто на автомате, плакаться о утраченной возможности полюбоваться ножками омеги пришлось лишь включая воду в душе. Вот когда выйдет, Алан наверняка уже переоденется; может, он вообще для этого его и выгнал.
Утешение отыскалось лишь в виде освоения новой территории. Интересного было не так уж и много, но Льюис рассмотрел все крема, гели и шампуни, не обойдя стороной ни зубную пасту, ни средства для омег. Даже подумал, что хреново живется им с этой дурацкой течкой. Подобное даже представлялось с содроганием. Важный клиент на работе? Планы на отпуск? Запланированная встреча? Непредвиденные дела? А вот и нет, сегодня ты сидишь дома, и сдать билет на самолет, кстати, не успеешь тоже. Конечно, вроде это как-то вычисляется, но точных цифр получить невозможно, потому подобные недоразумения случаются постоянно. А еще течные омеги не редко остаются без еды.
Вот если уж за что и говорить родителям спасибо, так за то что сделали его альфой. Бедный Алан…
Душевая была классной, а шампунь пах гранатом. Льюис так увлекся, что план «побыстрее сполоснуться, вдруг повезет» провалился с треском. К тому времени, как альфа выполз, Алан уже и в комнате прибрался, и посуду помыл, и даже заварил чай.
– Я уж забеспокоился, не потонул ли ты там, – усмехнулся Алан, пододвигая альфе чашку.
– Потонуть не потонул, но шампунь чуть не сожрал, – заверил Льюис, принимая дар. Светлый, немного остывший, с запахом брусники… а еще Алан переоделся, черт.
Уходил альфа в приподнятом настроении, прощальным поцелуем его не обделили и самым кошмарным событием казался лишь завтрашний подъем на работу. Но потом будут выходные, а уж там можно как-нибудь и намекнуть на совместную ночь. Утро вместе они еще ни разу не проводили.
Алан же налил себе еще чашечку. Следы на шее скрывать разве что шарфом, посреди лета – откровенный маразм. Альфа словно специально постарался, чтоб все знали – у омеги был секс. Или это своеобразный символ, говорящий, что омега занят, не столь важно. Главное, что коллеги опять будут на него таращиться, как на очередное чудо света, будто подобное происходит впервые и вообще с Аланом быть такого не может.
Порой такая реакция даже пугает, фиг поймешь, с чего такое странное отношение.
Но по большей части это все ерунда.
Алан плюхнулся на родной и любимый диван, распластавшись звездой. Легкость во всем теле не очень сочеталась с тем, что на душе. Он чувствует себя немного обманщиком, хотя, кажется, и не врет никому. Просто не говорит многого, даже избегает порой. Может, и не стоит сознаваться вовсе? Зачем? Если Алан ничего такого не скажет, то Льюис и не узнает никогда.
Он чувствует себя немного предателем.
Алан не знает, что с этим делать. Подобное закрадывается не впервые, но сейчас омега отчетливо ощущает внутри себя страх. Если сжечь все фотографии, покоящиеся изображением вниз на комоде, то и не останется видимых доказательств. Почему Льюис не перевернул их, когда заметил? Дал шанс убежать, закрыться и спрятать их в дальний угол? Только тогда Алан будет чувствовать себя еще хуже, не просто лгуном и предателем, лицемером. Если потом, лет через десять, это вскроется, что делать? Отношения между людьми зачастую рушатся от вещей, в которых они и не виновны вовсе.
По крайней мере Алан должен знать, что он не виноват ни в чем, но это в корне разнится со словами, что он говорил. Он первым вызвался, первым предложил… нет, скорее утвердил, что «должен делать то, что всегда делал он».
Омега в белом халате тоже говорил ему, что Алан не виноват, но вот уж кому точно верить не стоило. Этот человек должен был избавить Алана от боли, которой тот и не понимал. Тогда Алан не страдал, но нет, его изо всех сил пытались убедить в том, что он несчастен, и что его моральную травму нужно вылечить. Вместо лечения почему-то запомнилась фраза: «Это испортит всю твою жизнь».
Если б тогда его так страстно не уговаривали поплакать, может, сейчас не было бы всех этих переживаний. Словно он что-то противозаконное сделал.
А Льюис много чего замечает, и спроси он лет десять назад о том, сколько же там было детей, омега бы растерялся.
Не мог же он так просто ответить, что у папы ребенок был один, а у отца два. У альфы, который любил свою семью, никогда не пропадал, чтоб не знали дома, никогда смотрел на других омег, их, черт возьми, два. И что у Алана все же есть брат. В одном лице и сын, и брат.
Часть 14
С готовкой юный омега осваивался быстро, а вот с уборкой и стиркой было сложнее, но отец постоянно помогал, утверждая, что никогда не сваливал только на папу.
Алану было грустно, но до конца еще не осознавалось, что папы он уже не увидит никогда. Словно какой-то защитный механизм внутри срабатывал, умом-то омега понимал, что смерть – это конец, но уложить это в голове на ряду с произошедшим не получалось. Казалось, что папа вот-вот вернется, все сказанное ранее окажется настоящей глупостью… Алан не мог принять, что его больше нет.
А отец все понимал куда лучше.
Потерять дорогого и любимого человека в таком молодом возрасте действительно очень страшно. Тени засели на лице альфы, на душе пустота, жизнь словно остановилась, а все повседневные действия выполнялись на автомате, но смысла будто не имели.
– Теперь я должен делать то, что всегда делал он! – заявил Алан, надеясь, что отцу станет чуточку легче. Не придется думать о делах домашних, которые вряд ли ему были по вкусу.
– Ты уже такой взрослый… – улыбнулся Георг, потрепав сына по волосам, – настоящий омега.
Этим Алан и руководствовался. Он омега, как и папа, значит, обязанности переходят к нему. Отцу сейчас вообще не до этого…
К счастью в доме была и книга простеньких рецептов, и стиральная машина.
Нельзя сказать, что Георгу становилось лучше на глазах, но Алан придавал ему сил, утешая одним своим существованием. Омега же наоборот все сильнее печалился, день за днем проходили, а папы все равно нет. Но он старался не показывать своей грусти отцу, чтоб не заразить, как опасным вирусом.
Несколько месяцев успели пролететь, прежде чем на плечи омеги свалилась еще одна обязанность родителя. Георг не был пьян, и не похоже было, что он не в себе, а Алан ему всегда доверял. Он не думал, что это как-то не правильно, принял как должное. Больно было не сильно, приятно не особо, Алан просто доверился, полагая, что вреда ему никто не причинит. Но почему-то в голове сразу щелкнуло, что никто и никогда не должен узнать, что три ночи на неделе омега проводит рядом с Георгом.
Алан никогда не был особо активным или болтливым, тут родителям повезло. Омега рос спокойным ребенком, немного стеснительным, внимательным и скромным. Любопытным, но в меру, осторожным. Взрослел Алан быстро, притом не только морально, но и физически.
Еще через несколько месяцев Алану пришлось отказаться от школы, в противном случае все бы узнали, что омега ждет ребенка. Животик округлялся медленно, но верно, Алан ненадолго задумался, правильно ли то, что происходит: детей рожают от мужа, но омеге уже говорили, что выйти замуж за отца он не сможет. Но отец поспешил утешить.
В конце концов большинство омег проходят через это. Пусть не очень приятно, проблемно, болезненно, но это же естественная функция организма. Да и отец стал больше помогать, лишний раз не напрягая омегу тяжелой работой.
Если Алан считал, что токсикоз и тяжесть – это самый ужас беременности, то он очень сильно ошибался. Отец дал ему книжку по родам, чтоб омега смог подготовиться, но когда это началось, все знания вышибло из головы. Да и что он мог сделать вообще? Было невыносимо больно, Георг сказал, что для омеги проходить через это нормально, и оставил Алана наедине с собой, напоследок попросив сильно не кричать. Омега сжался в комочек и заплакал от обиды, ощущая себя как никогда преданным. Боль не утихала, но Алан даже не мог выпить таблетки, чтоб хоть ненадолго расслабиться и успокоиться.
Потеряв счет времени, омега едва успевал напоминать себе, что нужно дышать. Чувства подозрительно притупились, хотя тело все равно словно рвали на куски. Омега не терял сознания, но уже и не понимал ничего, картинка перед глазами не менялось, не шевелились даже пальцы, о том, что понять, в какой миг ускользнуло сознание и речи не было.
Очнулся Алан уже в постели, тело ломило, живота не было, обида подступала к горлу, грозясь вновь выплеснуться слезами, но на это уже не осталось сил.
Видимо, отец решил проверить, что происходит, когда Алан совсем затих. Забрал ребенка, обтер омегу и перенес на постель, взяв все заботы о новорожденном на себя. Алан не хотел к нему притрагиваться, даже не смотрел.
Две недели понадобилось, чтоб омега смог, наконец, нормально встать на ноги. Либо книжка врала и никто через пару часов уже не пребывает в нормальном состоянии, либо тело Алана все еще не было готово к такому. В любом случае, сделанного не воротишь, пришлось смириться, что теперь он не ребенок.
– Я не буду любить тебя от этого меньше, – гладил по волосам отец, не отпуская от себя маленького сына, – ты – это ты, а он уже другой, новый человек. Мои чувства к вам разные, их нельзя поделить, отдав кому-то побольше, кому-то поменьше.
Алану было стыдно признаться, но он был готов отдать часть своей любви этому орущему комку, лишь бы отец продолжил заботиться о нем самостоятельно. Он не отвращал омегу, не вызывал ненависти или ревности, просто единственная мысль, возникавшая при взгляде на свое же творение: «пожалуйста, не надо».
Но со временем привыкаешь ко всему, отец не перестал помогать и периодически сюсюкаться со своим чадом, но большую часть времени это пришлось делать опять же Алану. Отцу нужно было идти на работу, и омега привык кормить ребенка, который воспринимался исключительно, как «сын моего отца», но никак не «мой».
Спустя долгие годы Алан так и не нашел ответа, как же у них получалось так долго все скрывать? Беременный, несовершеннолетний омега, прогуливающий годами школу, непойми откуда взявшийся младенец, и ведь все так бы и осталось, если бы не дурацкий случай. Почему альфа вообще не подумал о контрацепции? Это было бы куда безопаснее для всех. Это могло бы сохранить их отношения с тайне от всего мира, никто и никогда бы не догадался...
О своей второй беременности Алан не знал. У него было желание использовать тест, но возможность отсутствовала, потому странные боли так и оставались неопределенным нечто. На токсикоз это походило мало, так что омега склонялся к какой-нибудь болезни, о которой ему не известно. К счастью или же нет, но продлилось это не долго.
Кровь пошла днем в выходной, омега упал, схватился за живот и сжался весь в комок. Он побледнел весь за секунды, напоминая своим видом полутруп, не было сил даже, чтоб закричать.
Георг любил его. Алан был для него драгоценным ребенком и омегой, что родил ему, но так же альфа прекрасно понимал, что если омега попадет ко врачам, то довольно быстро выяснится о том, что у него есть ребенок, а это грозит домом ребенка и тюрьмой.
Маленький Алан, судорожно хватающий воздух, белый как снег со своими черными разметавшимися волосами. Бледные губы то ли пытаются сказать что-то, то ли так дрожат, глаза застыли, покрывшись влажной пеленой. Лишать себя дорогого Алана не хотелось, но по виду омеги было не ясно, останется ли тот рядом, если оставить все как есть. Подождать, набрать теплую ванну, смыть все следы и стереть слезы. Скорее это было очень сомнительно.
Альфа набрал номер скорой.
Прикосновения его ладони Алан будет помнить спустя многие годы. Вот альфа накрывает его руку, вот утирает слезы, обнимает, гладя по волосам, целует в макушку. Маленький Хель еще спит, а Алану кажется, что он умирает. Вот-вот скользят перед глазами последние секунды, последние глотки воздуха, последние мысли и запахи, но как назло, омега снова не теряет сознания, мучаясь от раздирающего чувства откуда-то изнутри.
– Мой милый Алан, – зовет его отец, убаюкивая и успокаивая своим голосом, хотя звучит он более, чем обреченно и обеспокоенно.
Скорая приезжает, омегу забирают, а Георг ссылается, что не может оставить маленького ребенка одного, но обязательно приедет, как только соберет Хеля. Ждать его сейчас, естественно, никто не собирается, и машина с мигалками мчится в больницу.
Дальше вся жизнь, словно скомканный серый лист.
Алану плохо, он хочет вернуться домой, хочет спать и пить, хочет зарыться в свои домашние одеяла и не высовывать головы. Алан хочет, чтоб его погладили по голове, хочет услышать детский плач, хочет, чтоб хоть кто-то разбил дверь его палаты и схватил за руку. Черт знает куда, лишь бы исчезнуть из этого места.
Ему спасли жизнь, да только звучало это как-то смешно.
Он снова забеременел, только вот плодное яйцо закрепился не на месте. Внематочная беременность закончилось разрывом трубы, что грозило омеге плачевным исходом. Правда, можно ли назвать произошедшее иначе, вопрос спорный.
Жизни он не лишился, зато разом не стало дома. Отца он никогда не увидит, так сразу и сказали, ничего не объясняя толком. Омега подумал было, что и тот погиб, но вскоре ему рассказали все более подробно, не исключая деталей. Ребенка тоже забрали, никто же не отдаст его тринадцатилетнему омеге, который и без того бледнее смерти.
Все это и было началом персонального ада, хотя если признаться откровенно, то и самым сильным ударом. Дальше все переходило в нужную череду будней, где день за днем повторялось одно и то же. Омегу постоянно осматривали, о чем-то с ним говорили, хихикали, утверждая, что вот теперь-то все точно будет хорошо.
Алану казалось, что он все еще умирал. Что может быть хорошо, черт возьми? Что может произойти такого, что все исправит? Он плачет по ночам, давясь слезами, бледнота не проходит, под глазами поселяются синяки, а время снова потеряло свои границы. Алан забывается в суматохе вокруг него, падая в темную бездну. В белокурого психолога, что пытается олицетворять собой луч света, хочется запустить вазой. Алан хорошо его запомнит, но в те дни и он был такой же серой массой, льющей словами жалости, как помоями. А еще он был жутко недоволен, когда его игнорировали или когда Алан пытался было рыпнуться, сказав, что хочет домой. Там было куда лучше.
Тогда-то его и оклеймили и несчастным ребенком, и жертвой насилия, педофилии, сделав все, чтоб и сам омега воспринимал себя именно так. Было чертовски паршиво. И Алан хотел домой.
Примечание к части если вдруг у кого-то бомбанет насчет соответствия правилам про возраст согласия [х] ->
https://vk.com/luts_r?w=wall-34978813_2784
Часть 15
Медленно, но верно лето подходило к концу, небо заволокло серыми тучами и период дождей никак не хотел заканчиваться. Похоже, так и весь месяц пройдет под серым навесом. Алану всегда нравились теплые летние дни, даже когда и жить не особо хотелось. Тепло – оно тепло и есть, от него приятно. Приятно пение птиц и цветущая зелень, светлое голубое небо, воздух теплый, не нужно одеваться в три слоя.
А сейчас без зонта не выйдешь.
Лягушки и дождевые черви все больше ползли на дорогу, не понимая, что обрекают себя на смерть, а кошки прятались под навесами подъездов и в подвалах. Вроде жаль, а вроде ничего не поделаешь, потому омега иногда лишь покупает пару сосисок на сдачу в магазине, чтоб подкормить глупую животню, получая нагоняй от стариков. Не потому что кормит, а потому что после хоть какого-то мяса мурлыкающие бездомники уже не хотят есть кашу на водичке.
Алан чувствует себя порой одним из них.
Плохое настроение, слабый аппетит, меланхолия, восприимчивость к холоду, замкнутость – это все слишком частые симптомы. Хорошо хоть раздражительность повышается, только если изрядно потрепать омеге нервы, что происходит не часто. Желание «вылечиться» появляется слишком часто, только на нем же все и заканчивается. Не все задачи имеют решение.
Казалось, что с появлением кого-то близкого станет легче. Пусть Алан не особо горел желанием впускать в свою жизнь Льюиса, но это ощущение близости ему понравилось, что-то было не так, как в отношениях, случавшихся с ним ранее. Может, потому что он сам как раз и не хотел их… Но альфа подбирался ближе, омега сдался, как и полагается столь бесхребетному существу, после чего даже подумал было, что это хорошо.
Все действительно было хорошо.
Пока Алан не заметил за собой нечто необычное.
Люди испытывают различные чувства и эмоции, можно повторять себе это бесконечно, но холод, разрастающийся в груди омеги каждый раз, когда Льюис уходит, превосходит все нормы. Страх, одиночество, горечь на губах, взявшаяся непойми откуда… Глупый альфа не понимает, на кого положил глаз. Сказано же ему было валить на все четыре, нет, увязался, мучайся теперь.
Он все сломал. Весь покой, что был так кропотливо выстроен.
Хуже всего то, что Алан не знает, что делать. Разорвать отношения? Лучше от этого не станет. Наоборот, омега сам себе сердце вырвет, но с другой стороны – пострадает немного, да отпустит. Оставить все как есть? Став при этом нервным параноиком, что его самого бросят. Или сказать: «Дорогой, я психически не здоров»? Это просто смешно. Никак по-другому комплекс жертвы, выросший из одноименного синдрома не описать.
Только Алану не смешно. Остается лишь подождать, пока его состояние не вернется в норму, да только что потом? «Это разрушит всю твою жизнь», да?
На работе скучно, на улицах спокойно, дома тихо.
Омега сказал Льюису, что сегодня будет занят, а сам даже зонта не взял. Понадеялся, что дождя хоть сегодня не будет, да и тащить было лень. Ливень не кончался, как назло, хотя омега честно выстоял пятнадцать минут под крышей, но мощный поток не прекращался. Ни один дурак под таким водопадом не бежал, предпочитая хоть очень хреновое, но убежище. В уличных забегаловках наверняка наплыв посетителей.
Ждать надоело, Алан выключил здравый смысл и шагнул вперед. Окатило как из ведра, но пока на улице тепло, это не страшно, даже не мерзко от липнущей одежды. Омега торопился, максимально сокращал путь, но не бежал. Он уже был недалеко от дома, когда рядом раздалось жалобное мяуканье. Точно, тут же кошки живут.
Искать виновника не пришлось долго, дверь подвала захлопнулась, и один котенок не успел спрятаться. Весь промок, но все равно надеется, что его пустят под крышу. Алан стоял и смотрел, как с серо-белой шерсти стекают капли, как лапки стучат по обитой металлом двери, еще даже не царапая.
Летом всегда появляются новые котята. Этого не изменить, и они остаются такими же бездомными попрошайками, как и их непутевые родители, если вообще получится выжить. А получается не часто.
Немного подумав, омега подошел и взял маленький шерстяной комок на руки. Мерзко, липко, наверно, можно понять, почему кошки не любят воду. Алан и сам не особо любит мыть голову, потому что сырые волосы – не самое приятное ощущение. А тут все тело такое.
Можно было просто открыть дверь подвала, но Алан выпускает котенка в свою ванну, тут же включая душ и обливая не ожидающего такого предательства кошака. Он настолько был ошарашен, что даже не особо сопротивлялся, когда его мылили, опомнившись лишь под огромным полотенцем, но метаться было поздно, запеленал его омега на славу.
Лучше б о себе позаботился… пришлось идти в душ после кота.
И все же почему он просто не открыл дверь?
Алан сам не может подобрать достойного ответа, даже когда наливает молоко в блюдце. Помнится, что кошкам на самом деле нельзя пить молоко, но фиг с ним. Все же поят, и ничего. Послушаешь, кому что нельзя, так дышать и то окажется вредно.
В конце концов он всегда хотел кота. Может и не кота, а там кролика или хорька, но судьба распорядилась так, и теперь омега будет жить не один. Обо всей «обдуманности» решения придется поразмыслить позже, когда мозги встанут на место, а пока что… будто нормальный человек высунется под ливень.
Алан улыбнулся, погладил кота по мордашке, что холодным носом ткнулся ему в руку, и нашарил не глядя брошенный на диван телефон.
– Знаешь… – немного озадаченно протянул омега, словно сам не понял, что сделал, но закончить надо было, – я кота взял…
– Ого! Ты уже свободен? Дома? Можно посмотреть?
– На улице дождь… – заботливо оповестил Алан, понимая, что пройтись не промокнув нет ни шанса.
– Ты промок, наверно. Но он уже не такой сильный, а я возьму зонт, – радостно отчитался Льюис. – Но если ты против…
– Не против, – улыбнулся Алан. Вообще-то надо приобрести миски и лоток, но просить об этом альфу как-то не хочется.
– Тогда договорились, – решительно и весело отвечает Льюис, – жди меня. И высуши голову феном.
В трубке послышались гудки, а Алан задумчиво накрутил на палец прядь волос. И как догадался, что они все еще сырые?
Фена кот абсолютно не испугался, продолжая осматривать новую территорию. Кажется, его вообще не напрягало, что какой-то мужик вытащил его из привычного места жительства и припер к себе в квартиру. Походил по сторонам, запрыгнул на диван, навернул на нем пару кругов и попытался прыгнуть на комод, но не получилось, пошел обратно.
Главное, чтоб ходил на место и не портил вещи, кажется так.
Омега сам удивился, сколько информации по уходу за животными ютится в его голове. Пусть она немного притупилась, но он знает о кормах, о препаратах от паразитов, о спреях для приучения к лотку, о ветеринаре и прививках. Для владельцев животных это очевидно, но тот, кто ни разу никого не держал может всю жизнь прожить без элементарного знания о том, что о них нужно помнить каждый день.
Все-таки Алан его хотел…
Кажется, Льюис примчался очень быстро. Вроде бы только говорили по телефону, а тут уже звонок в дверь. Часы, правда, согласны не были, утверждая, что прошло побольше получаса, а омега просто засмотрелся на своего нового зверя.
– Ты все-таки сделал это, поздравляю, – с улыбкой произнес альфа, тут же снимая обувь и разыскивая свой билет в гости к Алану сегодня.
Тот не успел спрятаться, да и в общем-то делать этого не собирался, так как не ожидал, что на него накинутся с таким рвением. Альфа явно поставил себе целью затискать бедное животное, но новоиспеченный хозяин ринулся на помощь.
– Ты его пугаешь…
– Ах да, прости. На самом деле я никогда не брал на руки кошек, – сообщил по истине жуткую вещь альфа, не выпуская из рук котенка, – гладил уличных, но не больше. Какой же он мягонький…
Усевшийся прямо на полу альфа аж светился от счастья, и Алан опустился рядом. Сейчас все внимание было уделено не ему, но это не страшно, главное, что они рядом. Можно вот так просто прижаться к его спине и обнять за пояс. Очень хочется и очень тепло, Алан прикрывает глаза, отдаваясь во власть ощущений, а Льюис выпускает из рук мигом ретировавшегося котенка. Тот убегает на диван и со злости все-таки запрыгивает на комод, ворохом раскидывая чертовы фотографии, что давно пора где-нибудь по-тихому сжечь. И в этот раз альфа не протягивает к ним руку.
– Когда ты уходишь… мне одиноко, – признается Алан. Если ему что-то ударит в голову, и он пожалеет о сказанном, то в данной ситуации можно будет все исправить, оправдав себя тем, что слова имели не прямой смысл, а, например, что это стало опять же причиной взять кота. Чтоб возвращаться, а там кто-то был – чем не повод? Но Алану не хочется так думать.
– Тогда… – медленно произносит Льюис, словно все еще раздумывая над словами, – может, мне лучше остаться?
