Текст книги "Черный и белый (СИ)"

Автор книги: Lily Punk

сообщить о нарушении

Текущая страница: 16 (всего у книги 16 страниц)

– Нет, – загородив собой дверь, Старк подняла на Грифа решительный взгляд. – Я никуда не уйду без тебя, – тот, едва обратив внимание на сказанное, попытался подвинуть жену в сторону, но она схватила его за руку и настойчиво притянула к себе, заставив наклониться к собственному лицу. – Прошу, Эйгон. Не знаю, что именно стряслось, но не стоит совершать необдуманных поступков, дорогой, – положив руку ему на шею, она умоляюще взглянула на Таргариена. – Пойдем, прошу. Ты успокоишься, поспишь, а уже утром решишь это дело.

На лице мужа отразилась смена эмоций, и он еще больше помрачнел, раздраженно стиснув зубы. Довольно долго он молчал, смотря куда-то выше ее головы, а затем резко кивнул, отпрянув от Арьи на несколько шагов.

– Пошли.

Подчинившись, Старк последовала за ним, кинув быстрый взгляд на магистра и отметив то, что он, по-видимому, лежал без сознания. Едва поспевая за Эйгоном, она поднялась по лестнице, успев на выходе незаметно приказать Эдрику перевести Иллирио на верхний уровень.

Весь долгий путь до их покоев прошел в полном молчании, разбиваемым только звуком его торопливых шагов. Стоило ей тихонько прикрыть массивные двери их комнат, как король с коротким рыком сорвал с головы корону, швырнув ее в сторону. Та с громким стуком ударилась о стену и упала помявшейся железкой на мрамор, рассыпав несколько камней на пол, что покатились в разные стороны.

Отрешенно проследив путь кроваво-красного рубина, укатившегося под трюмо, Арья сфокусировала взгляд на сгорбившемся муже, опрокидывающем в себя целый кувшин дорнийского. Вино, спадая по его подбородку и горлу вниз, пачкало безнадежно разорванный ворот рубашки и скрывалось за ним, при тусклом свете свеч напоминая темную густую кровь, льющуюся из разорванного горла.

Выпив все до последней капли, он небрежно откинул кувшин, и тот разбился с громким треском, испугав ее. Эйгон пошатнулся, проделав несколько шагов в сторону кровати, и осел на нее, опустив бездумный взгляд на собственные дрожащие руки.

Стараясь не потревожить его, Старк медленно преодолела расстояние до подножия их ложа и опустилась перед ним на колени, мягко коснувшись его волос, стерла влагу с подбородка и осторожно подняла опущенное вниз лицо, взглянув в глаза мужа, в которых плескались разочарование, гнев, злость, страх, и это причиняло ей боль.

Вздрогнув от прикосновения, он попытался отвернуться и прервать зрительный контакт, но женщина не позволила, заставив смотреть прямо ей в глаза.

– Что произошло?

Вопрос застыл в воздухе тяжелым грузом. Таргариен замер с неестественным выражением на лице, но Арья видела, какого труда тому стоило сохранять видимость спокойствия. Еще никогда ей не доводилось видеть мужа в столь перевернутом эмоциональном состоянии, и женщина боялась услышать причину этого, но понимала, что не имела права отступаться.

– Доверься мне, любовь моя, – тихо выдохнув, Арья прижалась губами к влажному лбу мужчины, обняв его за ссутуленные плечи.

Громкий выдох сорвался с губ Эйгона, и он вздрогнул всем телом, уткнувшись носом ей в грудь и прижав Старк к себе.

До слуха почти не доносились всхлипы, но она ощущала его рваное горячее дыхание и чувствовала влагу слез, проходившую через ткань платья. Гладя его по волосам, женщина тихонько что-то шептала ему, в тщетных попытках утешить.

– Это ложь… все это, – пробормотал Эйгон, нервно сжав пальцы на ее талии. – Вся моя жизнь построена на лжи…

– О чем ты? – спросила она, смотря в его полные смятения глаза.

– О том, что я самозванец, – жестко кинул Гриф, зло усмехнувшись. – Сын поганой шлюхи-Блэкфайр и подлого дельца-торгаша… а не наследник Рейгара, – он сжал руки в кулаки и напрягся, сдерживая желчь, готовую вырваться наружу, и мрачно посмотрел на нее, с внимательностью безумца наблюдая за ее реакцией. – Нечего сказать? – протянул он. – Стоит объяснить обстоятельней, не думаешь? – хмыкнув, Эйгон слегка отстранился от нее и резко встал, подойдя к столику с выпивкой. – Я не тот, за кого все меня принимают. Варис и Иллирио выдали меня за уцелевшего принца, поклявшись сохранить все в тайне, но, как видишь, у них не особо хорошо получилось, – рассмеявшись, король плеснул вина в кубок и осушил его в пару глотков. – На самом деле моей матерью была лиссенийская проститутка, а отцом приходится сам Иллирио, – выпив еще, он сел на край постели, уставившись в противоположную стену. – И как только никто не догадался?.. Коннингтон, Эшара, принц Доран, Джон?.. Только она знала. И была права… – горько усмехнувшись, он замолк, прикрыв глаза. – Так что, да… никакой я не Таргариен, а лишь узурпатор. И дети наши бастарды, имеющие меньше прав, чем весь баратеоновский выводок, – процедив это, Эйгон стиснул зубы, разъяренно выдохнув. – Смешно, правда ведь?

Его вопрос утонул в холодной и давящей тишине, а ядовитая ухмылка разлетелась вдребезги, показав истинную боль, что таилась за ней. Арья не поняла, когда именно потянулась к нему, не знала, как обняла, с силой прижавшись всем телом, как целовала влажные скулы, губы, подбородок, шею, отчаянно хватаясь за него, как плача, нашептывала что-то, почти кричала у самого уха одно и то же, ревела, словно маленький ребенок, не выпуская Эйгона из кольца рук.

В один момент Арья осознала себя отчаянно вжимавшейся губами в его губы и стягивающей рубашку с разгоряченной кожи мужа. Все смешалось в совершенно безумный калейдоскоп, и ни один из них не понимал до конца смысла происходящего, но оба всецело отдались друг другу, доверив самое ценное и честно раскрывшись один перед другим, несмотря на все тревоги, что не желали покидать их. Боль, страхи, надежды, любовь – все стало единым и нельзя было отличить одно от другого.

Это не было похоже ни на что из того, что им доводилось пережить раньше. Арья не находила слов, которыми могла бы описать чувство, что испытала в ту ночь, но в этом и не было необходимости, ведь они оба познали его.

– Совершенно не важно, кем были твои мать и отец, – они лежали под шкурами, обнявшись, и почти засыпали, когда Арья заговорила. – Ты лучший правитель, на которого могла надеяться эта страна, и человек, свершивший невозможное, – положив руку ему на грудь, женщина подняла на короля полный уверенности взгляд – Ты отец моих детей и тот, кого я люблю больше жизеи. И для меня нет никакого дела Таргариен ты или Блэкфайр. Какая разница, в конце концов? Дракон есть дракон, какого бы цвета он ни был.

– Ты действительно так думаешь?.. – охрипшим голосом спросил Эйгон неуверенно, затаив дыхание и сжав ее руку в своей.

– Да, – решительно кивнув, Старк села на постели. – Ты наследник Эйгона Завоевателя, в это единственное, что может быть важно. Твои прва на престол не могут быть никем оспорены.

– А как же Джон? – выдохнул мужчина, отведя взгляд.

– Он бастард, – отрезала Арья. – Не думай о нем. Джон никогда не стремился к власти и не принял бы корону.

Помолчав с минуту, Гриф медленно кивнул, соглашаясь с ней, и женщина позволила себе облегченную улыбку, вновь прильнув к родному телу и ощутив приятное тепло, исходившее от него.

Пролежав так, должно быть, больше нескольких часов, Арья наконец осмелилась затронуть тему магистра, которую муж воспринял очень болезненно, но ей все же удалось убедить его в том, что держать того под арестом очень опасно и глупо. Вырвав у него согласие на освобождение Мопатиса, Старк сразу же оделась и самолично пошла исполнять задуманное, несмотря на возражения Эйгона, просившего остаться с ним.

Магистр спал, когда она зашла в его камеру, но быстро проснулся, услышав звук, с которым за ней закрылась дверь. Разговор, прошедший между ними, нельзя было назвать простым, но он был честным, невзирая на их взаимную нелюбовь друг к другу.

Иллирио явно жалел о произошедшем и сознавал собственную вину перед Эйгоном, стойко приняв ее слова и поблагодарив Арью за понимание, с которым она отнеслась к правде.

Небо уже начинало светать, когда она вместе с сиром Эдриком вышла сопроводить магистра до его корабля, ожидавшего в бухте за замком. По ее приказу перед отбытием из Красного Замка тому было позволено взглянуть на детей, и старик явно был тронут этим, прекрасно понимая, что это последний раз, когда он видит их.

Прощание на скалистом берегу, обдуваемом ветрами, выдалось сухим и формальным, но перед тем, как уйти, Мопатис сжал ее руку в своей, серьезно посмотрев на нее.

– Скажи ему, что я сделал все это ради его блага, – произнес он скорбно. – И… позаботься о нем.

Арья молча кивнула, сжав в кулаке холодный металл медальона, что передал ей Иллирио и проследила его путь до самого корабля, продолжив стоять на берегу до тех пор, пока судно с красными парусами полностью не скрылось за горизонтом.

Открыв медальон с изображением трехглавого дракона, Старк взглянула на миниатюрный портрет женщины с валирийской внешностью, прочитав имя, выгравированное под ним

«Серра».

– Ваша Милость, нам уже стоит возвращаться.

Голос Эдрика вывел ее из глубоких размышлений, и Арья запоздало кивнула, последовав за ним обратно в замок по крутым и скользким от морской влаги ступеням.

Если кто-нибудь узнает правду… то им будет грозить участь похуже, чем та, что постигла дорнийскую принцессу и ее детей. Она должна быть сильной. Ради детей, ради Эйгона.

========== Эпилог ==========

***

И что же написать? Даже не знаю…

Отец всегда говорил, что изживание мыслей на пергамент помогает разбираться с проблемами, но я никогда особо не следовал этому совету, не задумываясь о течении своей жизни. Что же поменялось, раз такой раздолбай, как Тристан Мартелл, взялся за перо не для тайной записки с просьбой о свидании?

Да ничего такого уж важного, на самом-то деле: просто ему в руки попал дневник дяди – принца Оберина, коим Трис восхищался с детства, и прочитанное произвело на него сильнейшее впечатление, так что он собирался последовать примеру Красного Змея, запечатлев все самые важные и интересные моменты жизни. (Хоть и сильно сомневаюсь, что наберется столько всего, как у дяди, но попробовать стоит).

На том и порешили. Стоит бы уже начать, да вот, все никак не могу избрать способ повествования. Эх, как пойдет, так уж и пойдет – чего заморачиваться-то? Подумаешь, какие-то записи о придворной жизни… везде одно и то же!

Итак, почем зря марать пергамент и изводить чернила смысла нет. Писать буду только самое важное для себя, ну и, возможно, для тех, кто найдет записи после моей неблаговременной кончины. (В том, что она будет таковой, никаких сомнений нет).

Открытие Совета, Празднование и проч

Я не был среди тех, кто с нетерпением ждал создания Совета, но и ярым противником данной авантюры не слыл – честно говоря, меня мало интересовало все, что напрямую не касалось меня или моих близких. Несмотря на скептичный настрой, я все же проникся общим энтузиазмом и даже испытывал некоторое благоволение, сидя на трибуне дорнийцев и оглядывая огромный зал, совсем новенького здания Совета и удивляясь тому, как архитекторам и инженерам удалось в столь короткий срок сконструировать и построить здание, могущее посоперничать с тронным залом в Красном Замке и даже выигрывавшее у того в некоторых деталях.

Разговоры в день открытия велись долго и длинно, но ничего действительно важного так и не было сказано, так что оставалось лишь ждать, что же будет дальше. Впрочем, Король, Десница и большинство дворцовых чиновников казались вполне довольными, из-за чего оставалось лишь понять, что впереди грядут большие перемены, которых лично я ждал с нетерпением, предвкушая их сладкий вкус. Но не это тогда меня волновало: утреннее заседание кончилось, а за ним последовало участие в городском фестивале, плавно перетекшее в празднование во дворце. Кутеж длился едва ли не до рассвета, но сам виновник торжества покинул их компанию еще до полуночи, забрав еще и Дейна, так что ему тогда пришлось отдуваться за троих.

Да… весело было, конечно, только вот, упустил я тогда явно что-то стоящее, учитывая сменившееся настроение у монарших особ. Даже Эдрик, сволочь он этакая, не проговорился спустя целый месяц, и мне оставалось лишь догадываться о причинах подобного поведения. Кое-какое мысли, конечно, были, но ничего конкретного, так что особо тянуть дракона за хвост смысла не находилось, да и меру знать, все-таки, стоило: впадать в немилость у кузена и его супруги стало бы тяжелым ударом по моим позициям, а радовать сестрицу своей неудачей ой как не хотелось.

Мрачные настроения сошли на нет только ближе к именинам принцессы, т.е. спустя три луны. Праздник, хотя и скромный по королевским меркам, внес светлые краски в придворную жизнь и явно оживил Эйгона, в последнее время бывшего непривычно угрюмым. Тучи рассеялись и жизнь закипела с новой силой, когда его величество полноценно вернулся к своим обязанностям, казалось, став сдирать по три шкурки с каждого, кто имел даже самое косвенное отношение к королевским делам.

Указы сыпались, словно из рога изобилия, Совет работал чуть ли не с восхода солнца, люди вокруг все копошились, исполняя королевскую волю, постоянно мелькали новые лица, а старых становилось явно поменьше – кого увольняли, кого переназначали, а некоторых и вовсе показательно казнил сам Эйгон на площади перед Советом у поставленного королю-Миротворцу памятника.

Я участвовал во всем этом постольку-поскольку, все же признавая полезность и необходимость проводимой политики, у которой, безусловно, имелись и противники, кои видели в короле слишком сильного и решительного правителя, могшего совсем отобрать все привилегии у знатных лордов. Особенно многим не нравилось распространение грамотности среди простого люда и появление у них возможности продвигать свое мнение через Совет.

Первыми жертвами пали мелкие лорды, потерявшие из-за новой системы налогообложения огромную часть доходов, и лишившиеся своих властных полномочий. К концу 314 года от З.Э. недовольство возросло до такой степени, что на его величество в течение нескольких недель было совершено пять покушений, а последнее едва не увенчалось успехом: пущенная из толпы стрела попала ему в плечо, и мейстеры потратили уйму сил, чтобы не дать яду распространиться по всему оргвнизму.

Случившееся, к удивлению, только придало фигуре Эйгона всеобщую любовь и уважение. После месяца долгой и изнурительной болезни, король вновь вышел к народу, пройдя весь путь от Красного Замка до Септы Бейлора, а оттуда до Здания Совета в одиночку, пеший, безоружный и в простых одеяниях. Этот его поступок еще долго обсуждался везде, а я лишь лукаво улыбался, дивясь находчивости и смелости короля и королевы.

Активные работы продолжались: город преображался на глазах, становясь все больше похожим на Вольные Города с их благоустройством, проводились реформы чуть ли не во всех сферах, улучшались торговые связи, в 316 году был открыт Верховный Суд и Банк по типу Железного, а в 317 его величество подавил восстание в Просторе и на Железных Островах, проявив особую доблесть в битве. Там же особо отличился Нед, который сильно изменился за прошедшие годы.

Вообще, мне иногда кажется, что один я остаюсь неизменным, но отгоняю от себя подобные мысли – незачем забивать голову всякой бессмыслицей, куда лучше думать о насущном.

В том же 317 году королева разродилась здоровым мальчиком, названным Бринденом, а еще через год девочкой, которой было дано имя Висенья. Оба младенца пошли в отца, хоть и в девчушке, как и в ее старшем братце Деймоне, яро чувствовалась волчья кровь.

Дети являлись отрадой короля, и он любил их больше жизни, уделяя каждую свободную минуту им одним. Любимицей его была старшая принцесса, служившая ему чашницей: девочка росла смышлёной и спокойной, в свои десять лет уже оседлав дракона и летая на нем над городом. У королевы, впрочем, тоже был любимый ребенок, хотя здесь можно было объяснить тем, что она отдавала себя тому, кто больше остальных в ней нуждался. Наследный принц Дейрон – добрый мальчик, хорошо воспитанный и чрезвычайно чуткий, но на фоне старшей сестры и брата-близнеца болезненный и хилый, просто обожал мать, едва ли отходя от нее на несколько часов занятий. Арья души в нем не чаяла, особенно оберегая мальчика и чуть было не грызлась с мужем из-за него. От груди принца убрали только к трем годам, и то через долгую и мучительную ссору, и он до сих пор часто приходил к матери на ночь, так что Эйгон шутил, что скоро его совсем выгонят из собственных покоев. Деймон был полной противоположностью своего близнеца и часто ходил сам по себе, являя собой воплощение всех самых ярких и активных черт своих родителей. Обаятельный, вспыльчивый, ветреный, любопытный до всего, ловкий и озорной, он был моим любимчиком, с детским восторгом внимал каждому моему слову и с энтузиазмом учился владеть копьем, мечтая прожить жизнь не хуже, чем Красный Змей.

319 год начался, как и любой другой, и не предвещал особой беды, но первые ожидания мои оказались ошибочными: я и сам не до конца понял, как попал в сети, искусно выложенные умелой ручкой молоденькой Старк, не желавшей покидать столицу, но уже к середине года мы с ней повенчались, и я внезапно оказался женатым человеком. Девица охмутала меня и натурально вынудила на брак, мигом решив все свои проблемы с родней, капавшей ей на мозги насчет необходимость свадьбы в ее девятнадцать лет, и Алис, по сути, использовала меня, но возмущался я не особо долго и сильно. Такой расклад событий был весьма неплох и обещал усиление моих позиций при дворе, что не могло не сыграть на руку, а смириться с новым статусом оказалось куда легче, чем я мог предположить.

Жизнь била ключом и ни дня не проходило без какого-то происшествия, так жить было нескучно. Я почти полностью забил на обязанности, посвятив себя торговой компании, и охотно закрывал глаза на шалости моей молодой женушки, уделяя внимание лишь светской жизни, которая бурлила и кипела, словно жерло вулкана, с каждым годом становясь все горячее и горячее.

Страсти при дворе не желали утихать, и я вполне справедливо гордился тем, что был наиболее осведомленным о личной жизни монарших особ, но делиться данными подробностями с кем-то не особо спешил, смакуя все, в основном, у себя в уме и выстраивая весьма интересные цепочки из известных фактов. Кто с кем спал, спит или еще только собирается спать – он знал, если не все, то очень многое, выведывая все самые важные тайны высших чинов и наслаждаясь собственной осведомленностью. Некоторые факты ему самому казались дикими, другие удивляли, но, в большинстве своем, ничего такого уж невообразимого в сундуках у лордов и леди не пряталось.

Королева была весьма строга к своим дамам и не терпела лишних сплетен, из-за чего все повадились делать свои дела по-тихому, но никто не преуспел в этом так, как она сама. Право, не будь я давнишним другом с Эдриком, никогда бы не узнал о том, что она несколько раз пускала его к себе, в моменты сильного душевного расстройства и ссор с королем, которые были редкостью, но периодически случались. Сам Эйгон тоже не был чист и невинен, хотя и научился лучше скрываться. У него это было скорее привычкой или данностью, с которой Арье оставалось лишь смириться. Насколько я знал, они не особо скрывались друг от друга, но все же сомневаюсь, что кузен знал, с кем именно спала его жена.

Годы идут быстро, зимы сменяются веснами, жаркое лето не длится более года, а за ним следует прохладная осень. Уже 321 год, и на материке почти двадцать лет царит мир и процветание. Идет девятнадцатый год правления Эйгона VI, и я надеюсь, что проправит он еще столько же. Видят Боги, он тот еще балагур, позер и дурачок, но на его упрямстве и находчивости держится все королевство. Именно он олицетворяет все то хорошее, что ознаменовалось в прошедшие года, являясь связующим всех звеньев огромной цепи, растянувшейся на многие лиги от самых земель Вечной Зимы и до Арбора.

Я не могу назвать себя даже на капельку набожным человеком, но…

Боги, Старые и Новые, храните Короя!