Текст книги "Еще один шанс (СИ)"
Автор книги: Лиэлли
сообщить о нарушении
Текущая страница: 11 (всего у книги 12 страниц)
Он развернул пергамент и фыркнул снова. Первое, что бросалось в глаза – огромная королевская печать с золотым оттиском. Приказ в срочном порядке капитану Восточной базы, лорду Себастьяну Синдариллу, вернуться ко двору.
Он кинул свиток на кровать и подошел к распахнутому настежь окну. Небо было, как назло, ясным и приветливым. Но в душе поселилась пустота. Отчетливое осознание того, что он потерял что-то важное. И этим важным было время. Месяц жизни с Айлином остался лишь в его памяти, как он убедился в дальнейшем. Все остальные в форпосте думали, что он приехал совсем недавно и что лейтенант Кларион им очень доволен. Единственное, что было несколько странным, Лойт и Рэм больше не пытались искать его компании. Но он этого почти не заметил, полностью углубившийся в свои раздумья.
Себастьян пытался спросить, разве он не был уже ранен шамасскими тиграми, разве он не находился при смерти? Но на него смотрели с искренним недоумением. И Себастьян был вынужден прекратить свои расспросы, иначе вскоре многие стали бы думать, что капитан лишился ума.
Два дня Себастьян не спешил, собирался, заканчивал свои дела, не осознавая, что в глубине души отчаянно цепляется за надежду: вот сейчас, сейчас за его спиной возникнет Айлин, рассмеется своим звонким смехом и закроет ему глаза с шутливым лукавством. А потом начнет, как и всегда, подшучивать над ним.
Но его надежда не оправдалась. Ни на следующий день, ни на последующий. И Себастьян понял, что дальше тянуть нельзя. Пора возвращаться. Королевский приказ – есть королевский приказ, нарушать его нельзя, даже если король – твой самый лучший друг.
Столица встретила его пестро разукрашенными стенами и гирляндами осенних цветов на золоченых арках. Анкалимэ готовился к празднованию осеннего урожая. Черный конь Себастьяна раздраженно косил глазами, везя своего хозяина по приветливым ярким улицам. Себастьян успокаивающе погладил его по холке, осматриваясь по сторонам. У Второй Арки, которая вела на второй ярус города, его встретил Торн, молодой друг Леса и сын лорда-канцлера.
– Лорд Синдарилл, – приветствовал он его учтивым кивком. – Лес попросил меня встретить вас.
Себастьян кивнул ему в ответ.
– Есть новости? – отрывисто поинтересовался он.
Торн искоса глянул на него, придерживая за поводья свою белоснежную кобылу, которой вздумалось вдруг пофлиртовать с конем Себастьяна. Она даже пританцовывала от усердия.
– Не буду пересказывать вам дворцовые сплетни, лийн, – рассмеялся он. – По существу, дела в королевстве обстоят действительно неважно. Несмотря на то, что Лес правит уже полгода, бунты все не утихают. Мы уже погасили основные очаги восстания, но есть еще по крайней мере два, которые мы не можем раскрыть.
– Что так плохо? – усмехнулся Син, глядя на дорогу перед собой. – Лес слишком увлечен своим таэ?
Торн хмыкнул и неопределенно покачал головой, мол, влюбленные, что с них взять?
– Мне нужно быть во дворце сейчас же? – поинтересовался герцог Синдарилл.
Юноша помотал головой.
– Вовсе нет. Лес уже отослал весточку в ваш особняк о вашем скором прибытии, так что дома вас ждут. Но завтра он надеется увидеть вас. Через месяц состоится осенний бал. Прибудет таль-герцог Аэльтрей. Лес хочет собрать всех своих друзей.
Син кивнул.
– В таком случае я буду завтра. До скорого, Торн.
Тот кивнул и направил свою лошадь ко дворцу. Себастьян повернул в узкий переулочек, собираясь сократить дорогу до дома. Пустив лошадь рысцой, уже минут через двадцать он был у ворот своего городского особняка. Слуги встречали его приветливо, своего хозяина они не видели более четырех месяцев.
Для него уже была готова горячая ванна, сытный ужин и мягкая постель. Осведомившись о делах в особняке, Себастьян ушел в свою спальню. Искупавшись и поужинав, он лег спать.
На следующий день лорд прибыл во дворец, облаченный уже в свои родовые регалии, с пажом, несшим его герб. Дворцовый этикет до жути раздражал Себастьяна, но он быстро влился в дворянскую среду за несколько недель. Лес встречал его радостно, как будто и не приходил неделю назад и не отдавал приказ вернуться домой. Хлопнув его по плечу, он пригласил его в свою личную столовую, где их уже ждали Тейт, лорд канцлер Дамиан Тайлеон, его сын Торнтон, Кайрил Лейс и его таэ Ллиринеэль. Скромный семейный, так сказать, ужин. Поздоровавшись со всеми, Себастьян сел на свое место. По правую руку от короля место занимал Тейт. По левую – лорд-канцлер. Себастьян молча сел рядом с Торном. Лес, конечно, был бы не Лесом, если бы не превратил званый ужин в фарс. Шутки сыпались из него, как горох из мешка. Он не успокоился, пока не выпытал у Себастьяна все подробности его пребывания в форпосте. Син нехотя вкратце рассказал о том, что с ним происходило на морской границе, по большей части опираясь на сухие факты и проблемы форпоста в целом. Он доложил обстановку, подробно изложив обстоятельства нападения илайтских пиратов на их корабли. Лес и остальные задавали вопросы, и Син был вынужден отвечать на все.
– Полагаю, раз на море так неспокойно, то следует выслать пару дивизий? – подал голос лорд Дамиан.
– Думаешь, пары хватит? – задумчиво отозвался Лес, откидываясь на спинку стула.
– Что-то илайтцы совсем обнаглели… – прокомментировал Кайрил, лениво вертя изящный бокал в своих руках.
– Я думаю, что это дело рук Союза Южных Островов, – произнес король. – Они затихли последний год, но такое нездоровое панибратство…
– Что за Союз Южных Островов? – спросил Тейт, впервые подав голос за весь ужин.
Ответил ему лорд-канцлер.
– Это близ Южного Континента, на юге от Илайта, – пояснил он. – Притон тамошних пиратов. Там они обмениваются краденым товаром и свозят рабов для продажи в Ихшнаме, Илайтской столице.
– Нам нужны более быстрые и лавируемые корабли, – сказал Себастьян ничего не выражающим голосом. – Я видел илайтские шхуны, они быстроходны и превосходно маневрируют. И при этом их боевая оснастка не уступает нашей. К тому же они раздобыли где-то огневики.
– Что?! – Торн даже вскочил с места.
Кайрил, сидевший напротив, лениво поднял взгляд и тут же опустил. Он был похож на пантеру, забредшую случайно в королевскую столовую. С этакой небрежной ленцой развалившись в своем кресле и закинув ногу на ногу… Рядом красивой безупречной статуей застыл его сереброволосый эльф, который даже не притронулся к еде.
Себастьян, не обратив на юношу никакого внимания, продолжил:
– Я предлагаю послать к Лла’Эринье. Их корабли не уступают по маневренности илайтским. Нам нужны их узкие легкие ладьи.
– Лла’Эринье так просто на союз не согласятся. Вряд ли у нас есть то, что нужно им, – возразил Дамиан.
Тут впервые подал голос Ллиринеэль. Журчащий, словно ручеек, и так же источающий прохладу и свежесть, его голос приятно обласкал слух всех присутствующих.
– Если Его Величество согласится отдать Лла’Эринье земли, что на Севере, – мягко произнес он, обращаясь к королю, – то светлые братья немедленно согласятся на союз с нами.
– Земли, что на Севере? – повторил Лес и нахмурился, вспоминая. – Ага… Там, где владения Гила заканчиваются. Земли Таэлет, верно, Дамиан?
– Да, мой король. Их супруга его светлости таль-герцога Аэльтрея, леди Ильдэйн Маарет, принесла ему в качестве приданого.
– А за этими землями у нас лежат…
– Транфаргон и лес Келиа, – подсказал лорд-канцлер.
– И я так понимаю, Лла’Эринье захотят лес Келиа? – вопросительно посмотрел на Ллири король.
– Да, Ваше Величество. Светлорожденные называют его Тиалиандриль. Название пошло от тиаля, потому что в этом лесу полно их любимого растения. «Андриль» означает «изобилие».
Тейт, сидевший рядом с королем, внимательно слушал своего брата, не пропуская ни единого слова. Кажется, он все еще пополнял свой и без того обширный запас знаний.
– Как ты думаешь, Дамиан, мы можем отдать Лла’Эринье Келиа? – спросил Лес.
– Из двух зол выбирают меньшее, – пожал плечами лорд-канцлер. – Я бы предпочел сохранить морские границы ценой Келиа. Тем более что длинноухие наверняка пользуются Келиа в свое удовольствие, нам-то этот демонов лес ни к чему.
– Тогда решено. Дамиан, составь послание Лла’Эринье. А так же пошли весточку Аэлю. Его владения лежат совсем рядом с Келиа… Если я не ошибаюсь, его супруга была эльфийских корней?
– Этого никто не знает, ведь, как известно, Лла’Эринье очень ревностно относятся к чистоте крови, – вставил вездесущий Торн, которому надоело молчать, пока взрослые играют в политику.
– Ильдэйн – эльфийское имя, оно означает… – начал было Ллири, но Торн невежливо перебил его:
– …означает «свет»!
Дамиан недовольно покосился на сына, и тот как-то сразу притух. Все сделали вид, что не заметили.
Себастьян отпил немного вина из кубка и поднялся из-за стола.
– С твоего позволения, Ваше Величество, я вынужден вас покинуть.
– Син, ты меня обижаешь! – сразу же надулся король. – Ты приехал только вчера, а у тебя нет времени даже на лучшего друга?!
Синдарилл никак не отреагировал на эту детскую выходку. Он уже привык к тому, что Лес любит строить из себя клоуна, но прекрасно знал, что под личиной балагура и весельчака кроется весьма опасный человек.
– Много дел за мое отсутствие накопилось. – Он слегка развел руками.
– Ну хорошо, но вечером я жду тебя на ужин! – заявил Лес непреклонным тоном.
Себастьян кивнул и вышел из столовой. Вслед за ним торопливо следовал юный паж, неся регалии и герб.
========== Спасибо… ==========
Очень быстро прошла неделя, за ней другая. Как будто и не было тех долгих месяцев на морской границе. Все казалось забытым сном. Себастьян уже с трудом различал, где реальность, а где его собственные иллюзии. И было так легко поверить, что Айлин всего лишь плод его воображения. Он быстро влился в жизнь при дворе, и снова дни понеслись вскачь, как обезумевшие кони. Домашняя рутина засосала его, ведь дел за его отсутствие действительно накопилось предостаточно. Управляющий выложил на него кучу проблем, каждая из которых срочно и немедленно требовала к себе его тщательнейшего внимания. И Себастьян охотно окунулся в эту рутину, работая дни и ночи напролет, лишь бы не дать мыслям об Айлине забраться в голову. Он засиживался в кабинете допоздна и читал документы и отчеты до рези в глазах. Дворцовые приемы, которые закатывал Лес, герцог Синдарилл посещал неохотно. Ибо, узнав о его прибытии в столицу, куча незамужних дамочек тут же принялись строить ему глазки в надежде, что одну из них он сделает своей женой. Возраст уже давно подошел. И даже прозвище Каменное Сердце их не отталкивало, ведь, как известно, надежда умирает последней. И то при условии, что ее добьют камнем. Себастьян не изменял своей манере общения и был со своими горячими поклонницами неизменно холоден и предельно вежлив.
Дни текли за днями, и вскоре ему стало казаться, что ничего в жизни не изменилось. И все же сколько бы он ни убегал от реальности, она преследовала его всюду – и во сне, и наяву. Он все еще пытался вспомнить, как обнимал хрупкое тело, как оно трепетало в его объятиях, все еще пытался воспроизвести насмешливые интонации его голоса, прикосновения рук и властные, уверенные жесты.
Да, время текло, а Лорд Каменное Сердце по-прежнему не мог забыть тот месяц, который провел со своим Жнецом. Не мог забыть и не мог поверить, что этот месяц существовал лишь в его воображении, как хотели его убедить все маги-лекари и матросы форпоста. Дескать, повезло ему с тиграми, всего лишь царапина, задело. Глупости, ведь не мог же у него произойти такой большой глюк? Он не сошел еще с ума и прекрасно осознает реальность. Это все проделки Айлина? Может, он захотел так, чтобы Себастьян забыл про все, чтобы поверил, что он сумасшедший, что все было только в его воображении? Осознание того, что из него хотят сделать дурака, просто бесило лорда Синдарилла. Такого быть не могло. Он злился, он кипел, срывался, но ничего поделать не мог. Месяц тянулся бесконечно медленно, время было для него мучительным. Все эти балы и светские рауты, которые он с неохотой посещал… И как никогда раньше болтовня лучшего друга, Леса, его жутко раздражала. Неугомонный блондин, все еще по уши влюбленный в своего таэ, вступивший в расцвет своей юности, силы и буквально кипевший энтузиазмом к жизни, заставлял Себастьяна чувствовать себя не в своей тарелке.
Пару раз Син ездил в своей загородное поместье и там, на привольных лугах, совершал верховые прогулки, отдыхая душой от городской суеты. Он был еще совсем молод, но душой ужасно стар. Если вообще не мертв. Его душа молчала уже много лет, ожив лишь на тот краткий месяц, пронесшийся как миг и блеснувший напоследок ночью страсти.
Он все время вспоминал тот первый раз, когда встретился с Айлином. Когда дал ему имя…
Ну, Син, расскажи дяде Смерти, ты хорошо себя вел все эти тридцать два года?
Я долго наблюдал за тобой, Себастьян Синдарилл… Ты престранная личность. Я давно не интересуюсь делами людей и ими вообще. Я собирал много душ… Но твоя представляет для меня особую ценность. Я бы долго и тщательно изучал ее, прежде чем отправить туда, куда ей полагается. Но мне… хочется поближе познакомиться с тобой при жизни. Поэтому я готов предоставить тебе выбор, Син.
Тогда Смерть назвала его совершенством. Холодным совершенством.
Он днями и ночами думал, что же заставило Жнеца Смерти остаться с ним, наблюдать за его жизнью, быть рядом, заключить сделку, в конце концов!
Хочу увидеть тебя другим. Хочу увидеть, какие чувства и эмоции ты на самом деле скрываешь под этой каменной маской. Хочу видеть тебя живым, порывистым, импульсивным, не задумывающимся над каждым своим решением. Не взвешивающим каждый свой шаг. Действующим под влиянием чувств и порывом эмоций. Горячим. Страстным. Человеком, Син…
Он помнил эти его слова, но ему все казалось, что за ними есть какой-то другой смысл. Что-то совершенно иное… И все чаще он задумывался над тем, каким же был Айлин в прошлой жизни. Как его звали, кем он был, как жил, когда он жил… Эти вопросы терзали его днем и ночью, а сердце то ли оттаивало, то ли, наоборот, леденело еще больше. Что с ним творится, что происходит и как жить дальше, он не представлял. В груди то снова образовывалась сосущая пустота, как у человека, не нашедшего себе применения в жизни, прожившего уже много лет, но так и не постигнувшего ни ее цели, ни смысла, ни прелестей, то вдруг расцветали жалящие, но такие прекрасные в своей живости и яркости чувства. Это случалось в основном тогда, когда он вспоминал ту ночь… Ночь в объятиях солнца, которое он так легкомысленно упустил. Тогда его одолевали сомнение, сожаление, ярость на собственную глупость, презрение к самому себе, чувство отвращения и нескончаемая злость на свое слабоволие. Он вспоминал слова Айлина вновь и вновь…
Ты трус, разве нет? Ты боишься. Скажи мне, что ты просто боишься пустить незнакомые чувства в свое сердце и душу, боишься потерять над собой железный контроль. Но лучше не сдерживать своих эмоций и быть счастливым, чем являться ходячей железкой с камнем вместо сердца.
Я имел в виду, что ты должен дать себе шанс. Себе, Син, а не Рэму или Лойту. Это в первую очередь касается тебя. Ты даже не позволил цветку, который только-только дал ростки, распуститься. Ты раздавил его, уничтожив в зародыше.
Обманывая себя, долго не проживешь. Ты прячешь свои истинные чувства, а это и есть то самое лицемерие, которое ты так ненавидишь. Ты фальшивый, поддельный. Внутри же – пустой. Есть только красивый фасад особняка, радующий глаз, внутри же глухо и темно, на потолках паутина, и пыль покрывает пол толстым слоем. Ты лжешь самому себе, лицемеришь с самим собой. И отказываясь признавать этот факт всю свою жизнь, ты еще больше погрязаешь в паутине этой лжи. И именно поэтому тебе так плохо, ты так холоден и так пусто на душе. Как странно, что она у тебя все еще есть.
Трус. Трус. Трус. Лицемер.
Эти слова отбойным молотком стучали в висках, эхом отдаваясь в сознании. У него не хватало, не было сил признать, что он просто-напросто влюблен впервые в жизни… Он боялся признаться самому себе, впустить в своё сердце новые чувства, он хотел, но никак не мог сдвинуться с мертвой точки и сделать, наконец, этот последний решающий шаг… И вот теперь уже поздно решаться. Остается лишь сожалеть. А сожаление – самая горькая и отвратительная вещь на свете. И он вкусил его сполна…
Каждый день вспоминая, отчаянно желая, но не в силах вернуть все назад. Тот сон, похожий на явь и в то же время бред, сотни раз прокручивался в его сознании, заставляя лишь еще больше сожалеть и беситься. Он был готов, он наконец созрел, он жаждал произнести те слова, которые воплощали в себе смысл жизни, но…
Поздно. И одно это слово перечеркнуло раз и навсегда всю его бессмысленную, неудавшуюся жизнь.
Где же ты, Солнце?
Почему так получилось, что из всех я полюбил именно тебя? Ты дух, призрак, ну так почему же ты оказался живее всех живых? Ты не прятался за маской, не лицемерил, не пытался мне понравиться, в твоих глазах отражается ледяная бездна, но почему-то я вижу там огонь твоей горячей души. Прошу тебя, вернись ко мне, моя дорогая Смерть… В любом случае я ведь знаю способ с тобой встретиться вновь, ведь ты самое дорогое существо, которое я хотел бы увидеть… ты ведь придешь меня забрать?
А где-то в предрассветном мраке, в полутьме-полусвете, сидя на горсти своих воспоминаний, упиваясь собственной беспомощностью и отчаянием, охватившим все его несчастное существо, пребывал в небытии грустный и молчаливый Жнец. Когда-то грозный Жнец, создатель смерти, а теперь всего лишь несчастный ангел, роняющий слезы на грешную землю. Тихий и задумчивый, он все время вспоминал свое прошлое. Вспоминал Лиэта, вспоминал Айлина и пытался в воспоминаниях найти свое вечное утешение, ибо уже никогда ему не суждено было испробовать счастья. Единственный шанс, который он так не желал упускать, – шанс снова стать живым, любить и быть любимым… Все рухнуло в одночасье, и однако же он снова нес в своем сердце горячие искры неугасимой любви к смертному. Он был обманут, несчастен и обречен с самого начала… Но, вспоминая ту ночь в объятиях любимого, он снова мог жить в своих мыслях и мечтах, единственное, что он мог сделать здесь… в вечности, в небытии, в забвении, где нет плоти и пороков, нет любви, нет тепла, нет ничего…
Как так получилось, Син?
Как так могло произойти, что после стольких лет я снова полюбил? Я ведь уже не тот мальчишка, верящий во все прекрасное. Став Жнецом, я потерял способность чувствовать, осталось только наблюдать. Наблюдать за людьми, их поступками, чувствами, порывами, слабостями, за их смертью.
Не знаю, что меня тогда зацепило в тебе, наверно, все же твои глаза. Золотые глаза, которые были холоднее пламени Бездны. Как можно жить мертвым? Ты был так мне интересен, Син. Ты так холоден снаружи и так бесчувственен внутри. Но, когда тебя настигает ярость, ты становишься таким живым, неудержимое пламя вырывается из глубин твоей души. Оно способно смести любого, кто станет на твоем пути. Мой любимый Лорд Каменное Сердце, не знаю, радоваться мне или нет, что это пламя настигло и меня. Я так хотел снова стать человеком, снова быть живым, только я забыл, что люди чувствуют не только счастье в любви, но и невероятную боль. Син, мне так больно и так сладко…
Лишь спасибо… я могу тебе сказать.
– Спасибо… – прошелестело в ночной тиши, принесенное тихим ветерком, всколыхнуло занавески на окне и, ворвавшись внутрь, дыхнуло в лицо печальному лорду Синдариллу.
Себастьян резко вскинул голову. Ему послышалось? Это, наверное, просто последний ропот опадающих листьев ноября… Или его собственные галлюцинации.
Но голос Айлина был таким живым, таким родным и близким, что ему показалось, будто он может впитать его в себя, вдохнуть и окунуться в него…
Син стиснул зубы и сжал кулаки, сидя в кресле, прямой и напряженный.
Он сходит с ума.
========== Королевский герольд ==========
Иногда ему казалось, что Айлин стоит за его спиной. В особо тоскливые моменты Себастьян даже чувствовал на своем плече его руку. Он хотел обернуться, схватить, прижать, но только бессильно сжимал кулаки, понимая, что все эти ощущения – лишь плод его воображения. Он точно медленно, но верно сходил с ума, и это помутнение рассудка было неизбежно. Все чаще его спутником на ночь становилась бутылка виски или вина, и, держа в руках бокал с искристой жидкостью, Син думал с тихой горечью, что вся его жизнь – сплошная ошибка. Какая горькая ирония… Прожить тридцать два года, быть словно завернутым в кокон, ощущая все как через вату, и наконец ожить на один краткий миг… Словно ему решили дать почувствовать, каково это, как это может быть – жить, дыша полной грудью, чувствовать всем сердцем и видеть душой. А потом так безжалостно отобрали эту прелесть, эту радость, выпив душу до дна и оставив лишь тоскливую опустошенность, беспомощность и слабость.
Синдарилл с яростью швырнул бокал в камин, и пламя вспыхнуло, на миг озарив всю комнату.
– Гори оно все адским пламенем, – прошептал герцог.
– Лийн? Милорд, можно войти? – За дверью робко завозились.
– Что надо? – нелюбезно отозвался Себастьян.
– Там королевский герольд… – осторожно, совсем чуть-чуть приоткрыв дверь, сообщил слуга.
Сину потребовалось около двух минут, чтобы понять смысл его слов.
– Узнай, чего он хочет, и выпроводи его, – приказал он.
– Он хочет поговорить с вами, лийн… – пробормотал слуга.
Себастьян раздраженно скрипнул зубами.
– Тогда скажи ему, что я встречу его в малой гостиной.
Накинув первую попавшуюся рубашку, лорд вышел из комнаты, даже не застегнув ее. Герольд, совсем еще юноша с волосами цвета спелой пшеницы и прозрачными голубыми глазами, сидел на диване. На его шее висела золотая королевская эмблема. Себастьян поморщился, как от зубной боли. В последнее время в Анкалимэ вошли в моду блондины. Причем блондины, едва вышедшие из щенячьего возраста. Которым лет так за семнадцать, восемнадцать… И все «достопочтимые» матроны стали зазывать себе в пажи этих детей. Что за педофилки…
Юноша поднял голову и в упор взглянул на него, вставая с дивана. Себастьян даже замер, на секунду ему показалось, что на него смотрит Айлин… Но, встряхнув головой, лорд прогнал наваждение и остановился в нескольких шагах от королевского герольда.
Юноша отвесил изящный поклон и одарил его очаровательной улыбкой. Черты его лица были плавными и красивыми, еще не до конца сформировавшимися, потому что он едва-едва вышел из возраста подростка, но еще не стал мужчиной. Именно эта недосказанность, эта неуловимая текучесть так нравилась аристократам ярчайшего Анкалимэ. По крайней мере, в этом году, потому что они были так же непостоянны в своих вкусах и предпочтениях, как и в связях.
– Мой лорд, Его Величество просил напомнить вам, что завтра вечером состоится Святочный бал в честь прихода осени, – мелодичным голосом произнес он.
Себастьян никак не отреагировал на это известие, лишь небрежно пожал плечами.
– И?..
Герольд на секунду смешался.
– И король хочет видеть вас на этом балу.
– О, да неужели? – не удержался от сарказма Себастьян.
– Милорд… осмелюсь предположить, что вам бы не помешало немного развеяться… – осторожно произнес юноша. – Вы слишком напряжены.
Он приблизился, сокращая расстояние между ними. Себастьян не двинулся с места, только бровь в издевке вздернул.
– А ты мне, видимо, помочь в этом хочешь?
– Я не откажусь, мой лорд. – Теперь уже юноша приблизился вплотную к нему, и Син ощутил его горячее дыхание на своей шее.
На миг ему вновь почудилось, что это Айлин, особенно когда изящная ладонь юноши скользнула вдоль его груди к животу, медленно и с трепетом проводя по напряженным, чуть выступающим мышцам. Синдарилл резко выдохнул, закрывая глаза. Он не удивлялся тому, как разворачиваются события. Подобный поворот дел вполне следовало ожидать в таком городе, как Анкалимэ. Его перевод с эльфийского надо было переиначить. «Сердце разврата» подошло бы ему гораздо больше. Все это лишь фасад, красивые декорации, фон… А внутри настоящий гадюшник. Похоть мешается с роскошью, жадность идет рука об руку со страстью, и совсем еще юные дети уже так искушены в искусстве любви, что остается лишь закрыть глаза и думать, куда катится этот мир, когда тринадцатилетняя девчонка пытается соблазнить тридцатилетнего мужчину. Сам Себастьян не раз оказывался в подобной ситуации в прошлом. Невинные создания всегда в цене. Да только невинными они остаются недолго. Совсем как этот юноша.
Себастьян уже знал, что Лес приказал сделать этому «герольду». Потому как прекрасно знал своего друга.
«Любой ценой убеди его прийти на этот бал…»
И когда нежная ладонь скользнула за пояс его бридж, он не сопротивлялся, почему-то не находя в себе сил оттолкнуть этот порочный цветок страсти и похоти от себя.
– Как тебя зовут? – зачем-то спросил Синдарилл.
– Лейто, – шепнул мальчишка ему на ухо, уже окончательно осмелев, и обвил его шею руками.
«Раз не оттолкнул в первую минуту, не оттолкнет и сейчас», – справедливо предполагал он. И Себастьян действительно не оттолкнул.
Он только закрыл глаза, усмехнувшись с горечью уголком губ. Лейто… Даже имя напоминало Его. Чем? Оно было совершенно не похоже на то имя, которое он бережно хранил в своем сердце. Сердце, которое растаяло, чтобы медленно, но верно заледенеть вновь.
Чужие губы прильнули к его губам с трепетом, осторожно, мягко, ненавязчиво.
Чужой обворожительный запах скользнул в ноздри, кружа голову.
Чужое тело, хрупкое, стройное, прижалось к его телу. Дрожащее, податливое, гибкое…
Он не мог не отозваться, тем более когда у него никого не было с той самой ночи, которую… которую он провел с Ним. И так легко было представить, закрыв глаза, что это Он. Ведь ему ничто не мешало. Губы дрогнули, отвечая на нежный поцелуй мальчишки, язык властно скользнул в его рот, и Лейто охотно уступил ему главенство, запрокидывая голову и закрывая глаза, так томно прижимаясь к нему всем телом. Себастьян прижал его к себе, надавив на поясницу, и юноша охотно выгнулся в его руках, зарываясь тонкими пальцами в густые черные вихры на затылке.
Очень кстати подвернулся диван, и Син опрокинул юношу на подушки. Тихие музыкальные стоны лились с его губ, заполняя слух. Избавить его от одежды было делом пяти минут. Лейто отвечал с пылом, со страстью, охотно изгибаясь в сильных руках лорда, сладко постанывая, обнимая его торс стройными ногами. В глубине души он, несомненно, удивлялся тому, как легко ему удалось окрутить неприступного Лорда Каменное Сердце. По столице уже пошли слухи о том, что, едва приехав домой, Синдарилл заперся в своем особняке и носу не кажет. Версии о причине его поведения ходили самые разные, но самой популярной, конечно, была тема безответной любви. Дескать, встретил наш неприступный лорд в форпосте свою судьбу… В общем-то, не так уж они были и не правы. И тем невероятнее казалось завоевать его сейчас. Да что там завоевать… Урвать хотя бы кусочек, хотя бы одну ночку… Ведь наверняка с ним сладко-сладко… Себастьян Синдарилл был одной из самых крупных и желаемых добыч каждого сезона не только благодаря своему богатству и красоте, но и благодаря своей неприступности. Чем недоступнее запретный плод, тем он слаще… В королевстве можно было по пальцам пересчитать тех людей, с которыми он спал. Да и то, уже никто и не припомнил, есть ли такие вообще.
И сейчас Лейто не верил самому себе, когда ощущал, как сильное тело накрыло его собственное, как движется в нем горячая плоть, как жаркое дыхание опаляет шею… Он в самом деле, в самом деле занимался любовью с самим Себастьяном! Рассказать кому, не поверят. Его Величество приказал ему любыми путями уговорить Синдарилла прийти на бал. Но вообще-то он и не надеялся, что у него что-то выйдет. Сотни куда более опытных ловеласов до него пытались добиться внимания этого мужчины, где уж ему до них, простому мальчишке, чья карьера только начиналась и пока вроде бы шла успешно благодаря смазливому личику? Но ему несказанно повезло…
Он задыхался в сильных объятиях, жадно глотал воздух, слепо искал поцелуев своего желанного любовника, крепко прижимал его к себе ногами, словно ни за что на свете не хотел расстаться с ним. Стонал, извивался, насаживался раз за разом, всхлипывал и метался под этим телом… И в самый последний момент вскрикнул, но тут же зажал себе рот рукой, сам не зная зачем. И вовремя. Чтобы услышать, как на ухо ему шепнули бессильно:
– Айлин, солнце…
Недолго Себастьян пребывал в послелюбовной эйфории. Очнувшись уже через пять минут, он отстранился от мальчишки, хладнокровно натянул бриджи и накинул рубашку, которую Лейто успел с него стянуть в любовном пылу. Королевский герольд лежал на его диване в бесстыжей позе, раздвинув ноги, и все никак не мог отдышаться. По белым бедрам стекали капельки серебристого семени, на щеках все не угасал жаркий румянец, а на лице застыло выражение блаженства. Себастьян бросил на него один-единственный взгляд и закрыл глаза, поджимая губы. За все время их занятия он не открывал их ни разу, ведь лицо Айлина стояло перед ним как живое, и было ужасно легко представить себе, что это он извивается под ним, что это его стоны сейчас ласкают слух… Тем более еще так свежи были воспоминания о той ночи, что раз за разом приходила ему во снах, воскрешаясь в памяти, мучая и иссушая изнутри.
– Скажи Его Величеству, что я приду, – холодно произнес Себастьян и вышел из комнаты.
Он пересек лестницу в три гигантских прыжка и, оказавшись наконец в спасительных стенах своей добровольной темницы, что по ошибке почему-то звалась его покоями, ничком упал на кровать, зарывшись лицом в подушку.
Он не собирался корить себя за то, что только что делал. Он, пожалуй, даже был благодарен этому безызвестному юноше за секундную вспышку забвения, за сладкое забытье, за один лишь краткий миг…
Сев на постели и уставившись невидящим взглядом в окно, за которым уже сгущались сумерки, Себастьян поднес к лицу руку и с недоумением коснулся своей щеки. По ней ползла маленькая слезинка.
– Будь ты проклят… – сухими губами шепнул герцог.
Он не плакал ни разу за всю свою долгую жизнь… А сейчас? Сейчас?
– Ты своего добился, слышишь?! – рявкнул Себастьян. – Я чувствую, демоны бы тебя забрали!
И сейчас он отдал бы все на свете за возможность вернуть свою ледяную броню, за возможность не ощущать эту острую боль, гложущую сердце, эту сосущую пустоту, разъедающую изнутри и точившую его день за днем. Он исхудал, под глазами залегли глубокие тени, он почти ничего не ел!
С яростью швырнув подушку на пол, Синдарилл замер и глубоко вдохнул.
