Текст книги "Три дня с миллиардером (СИ)"

Автор книги: Лея Кейн

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 13 страниц)

Глава 8

Моя жизнь никогда не была слаще дерьма. Но только оказавшись в плену Антона, я поняла, что скучаю по нашей съемной тесной квартирке, по вредной бабусе через стенку, которая вечно ворчит, что мы с мамой громко хлопаем входной дверью, по голубям, что каждое утро прилетают к нашему кухонному окну в ожидании свежих сухариков, по мобильному интернету, по Соньке, по бабушкиным пирожкам, даже по Радику и своей работе. Если как-то выкручусь, выживу и вернусь к прежней жизни, больше никогда не буду жаловаться на вечную нужду и несправедливость.

Умывшись, я переодеваюсь в свою старенькую плюшевую пижаму, что привез Генрих с ворохом других вещей, и укладываюсь на софу. Не хочу, чтобы вдруг вернувшийся от Инессы Антон ложился рядом и распускал руки. Вчерашней ночи в одной постели с ним хватило по горло.

Эта ночь тоже кажется бесконечной. Не только из-за неудобной софы. Я выспалась днем. Я здорово перетрусила на вечеринке. Я беспокоюсь за родных. И меня гнетут стены дома криминального авторитета. Я прислушиваюсь к тишине, к мелким шорохам, голосам и шагам за окном. Слежу за мелькающими по потолку огоньками, появляющимися, когда во дворе разворачивается уличный фонарь. Думаю о камерах наблюдения, мимо которых не проскочить незаметной. Размышляю, есть ли еще варианты вырваться из бандитских лап, никем не пожертвовав. Наконец, под самые безрадостные мысли о суициде, как выходе из ситуации, я засыпаю.

Опять во что-то проваливаюсь, лечу, увязаю. Пытаюсь закричать, позвать на помощь, но нет ни голоса, ни сил. Я чувствую на себе его руки. Они обвивают меня, отрывают от земли, стягивают тугим обручем. Я чувствую его запах. Он травит искушающими нотками опасности. От него веет самой смертью. Но его тиски слишком крепки. Они не поддадутся на мои слабые потуги освободиться.

– Черт!

Я вздрагиваю от оглушительного звона бьющегося стекла. Спросонок кажется, что кто-то разбил окно. Уж больно громки любые звуки, когда твое сознание дремлет, окутанное хоть каким-то покоем.

Подскочив с подушки, убираю растрепанные волосы с лица и бегло осматриваюсь.

Уже утро. Причем – позднее. Я лежу в кровати Антона, накрытая одеялом. Но точно помню, что не уходила с софы. Выходит, мне не почудилось. Он действительно трогал меня, когда переносил на кровать. Только… зачем?!

В нос ударяет запах моих духов. Настолько терпкий, словно кто-то выплеснул их прямо перед моим лицом.

Слышу, как за приоткрытой дверью ванной осколки скребут по кафелю. Выглянувший оттуда Антон с мокрыми зализанными назад волосами и в полотенце на бедрах оказывает мне честь своим взглядом, прежде чем сообщить:

– Я разбил флакон с твоими духами.

– Что?! – возмущаюсь я, позабыв, какая это мелочь по сравнению со всем остальным.

– Не привык, чтобы вещи были раскиданы, где попало.

– Они стояли на раковине!

– Очень подходящее место, – язвит Громов. – Поднимайся. Поедем в свадебный салон. Заодно заскочим в торговый центр, куплю тебе новые духи.

Свадебный салон… Как же я осмелилась забыть, что выхожу замуж за этого мерзавца!

Настроение у моего жениха вроде приподнятое. Но я все равно заглядываю под одеяло, чтобы проверить, вся ли одежда на мне в наличии. Напрасно волнуюсь. Инесса наверняка ни в чем ему не отказывала. Сегодня этот самец сыт, и я могу быть спокойной: предлагать мне перепихнуться он не будет.

И хотя у меня нет никакого желания мерить свадебные платья, которые не изменят траурного выражения лица, бунтовать мне нельзя. Подчинение теперь моя норма. Самое важное условие выживания. Поэтому воспользовавшись ванной после Антона, я напяливаю на себя футболку и джинсовый комбез, небрежно собираю волосы на макушке и цепляю на глаза темные очки. Нет ни малейшего желания причесываться и краситься. Для этого должно быть праздничное настроение, которое осталось при Инессе, в отличие от ее жениха.

– Дразнишь? – задается вопросом Громов, с полминуты протаращившись на меня в салоне машины.

– Просто из того, что привез Генрих, выбор невелик. – Отворачиваюсь к окну в ожидании, когда же этот Генрих повернет ключ зажигания и увезет меня из этой тюрьмы.

– Опять не о том думаешь, Рина. – Антон резко подается ко мне, обдав мое лицо мятным дыханием. – Я люблю растрепанных телочек. Надеюсь, примерочная в салоне просторная, – усмехается он, облизнувшись и хлопнув Генриха по плечу, чтобы тот трогался.

– Славно, что я не телочка, – отражаю я, больше не трепеща перед ним. Как будто отшибло весь страх.

Громов обрисовывает взглядом мое лицо и садится на место.

– Да, – соглашается на удивление просто, – тебя язык не поворачивается так называть. Не доросла. Мышь.

Уж лучше мышь – тихое, незаметное, юркое создание. Чем потно-копытное.

Ловлю на себе зоркий взор Генриха. Выворачивая со двора, то и дело поглядывает на меня в зеркало заднего вида. Бережет своего Антона Львовича. Даже мне не доверяет, всегда начеку.

– Расслабься, терминатор, – вздыхаю, откидывая голову на спинку сиденья. – Острый язычок – слабое оружие против твоего босса. А зубы у меня еще не заточены.

Антон молча усмехается и растворяется в экране своего айфона. Скроллит ленты, тапает по сенсору. В общем, отчуждается, давая мне условный максимум свободы. Из мчащейся по шоссе машины я, конечно же, выпрыгивать не намереваюсь, но стекло приспускаю, чтобы пособирать воздух ладонью, ощутить этот призрачный дух воли, подпитать слабую надежду однажды вновь расправить крылья.

– Вам в какой бутик за духами? – интересуется Генрих после получаса молчания.

Громов отвлекается от айфона, посмотрев на меня.

– «Lush»? – перечисляет Генрих. – «Новая заря»? «Парфюмер»?

– «Летуаль», – приземляю я его с вершины роскоши, занимаемой его хозяевами. – И те я в соцсетях за репост выиграла.

– Только не говорите Ксении Вацлавовне, – подшучивает Генрих, хотя даже не улыбается при этом. – Иначе Льву Евгеньевичу снова придется платить психотерапевту.

Странно, что эту женщину шокируют товары из обычных магазинов, в то время, как муж и дети убивают людей. Мне однозначно надо бежать из этой семейки. И чем раньше, тем больше шансов самой не стать пациенткой мозгоправа.

Генрих паркуется на стоянке обычного торгового центра, где среди вывесок есть нужный мне магазин. Жаль, что не портал в другой мир.

– Мне пойти с вами, босс?

– Не позорь меня, – смеется тот, выходя из машины, – терминатор.

Открыв для меня дверь, даже не удосуживается предложить даме руку, зато хватает под локоть, едва я высовываюсь на улицу.

– Мне больно, – осведомляю я его бандитское высочество.

– А ты не любишь боль? – скалится Громов. – От нее в крови повышается уровень адреналина. Реакции мозга ускоряются. Ты видишь и понимаешь больше, чем ранее, но думаешь, что слепнешь. Психологический блок.

Его тон лезет под кожу, прогрызая все ее слои. Ядовитая энергия жалит меня без пощады. А самое отвратительное, что он говорит дельные вещи. Боль увеличивает мою ненависть к нему, а ненависть убивает страх. Как правило, без страха отключается инстинкт самосохранения. Значит, больше шансов найти выход. Пусть даже рискуя.

– Что в тебе особенного? – внезапно произносит Громов. – Ты отличаешься от всех них.

– От твоих кобылок и телочек? Ты прав, я особенная. Ведь ни одна из них не какала бриллиантами.

Улыбка Громова становится шире. Чую, как его заводит моя непокорность. А ведь если с ней не перебарщивать, можно сделать своим оружием – усыпить его бдительность, втереться в доверие, ослепить.

– Ты пока тоже меня не порадовала. Удивительно, как долго в тебе задерживается жратва. Может, мышцы помассировать?

– А что, мышцы Инессы уже не приносят былого удовольствия? Атрофированы?

– Дьявол, Рина! – причмокивает Антон. – С тобой интересно играть.

– У меня не было отца, и с детства приходилось самостоятельно отбиваться от всяких придурков.

Громов больше не улыбается. Слегка ослабив пальцы, скользит ими вниз по моей руке и говорит:

– А мой папаша однажды пробил мне башку. Шрам так и остался.

Берет меня за пальцы, поднимает и подносит к левой стороне своей головы. Подушечками я нащупываю рубец в мягких густых волосах и, пожалуй, впервые в жизни радуюсь, что у меня вообще не было отца.

– Ты после этого..?

– Попал в детдом? Угум.

– Нет, я не о том. Ты после этого свихнулся?

Уголок его рта отъезжает в сторону уха.

– Ну ты и язва, Рина.

– Ты у меня на глазах хладнокровно застрелил человека. Я боюсь представить, какое это по счету твое убийство. Не думай, что душещипательная история о несчастном мальчике-сироте изменит мое мнение о тебе. Ты угрожаешь мне убийством моих близких. Я никогда не пойму тебя и не приму. Я дышу мыслью однажды сдать тебя со всеми потрохами полиции.

– А не боишься, что я сейчас же вскрою тебя, заберу кольцо, а труп выброшу в ближайший мусорный контейнер?

– Уже нет, – осмеливаюсь сказать я. – Иначе тебе придется объясняться перед Львом Евгеньевичем, как так вышло, что какая-то нищая официантка влилась в вашу семью под видом твоей невесты и крутила тобой, как хотела.

– Ты мной не крутишь, – начал злиться Громов.

– Мы стоим перед торговым центром, чтобы купить мне долбаные духи.

Он толкает меня спиной к машине, прижимает и рычит сквозь зубы:

– Провоцируешь?!

– Ты все равно ничего мне не сделаешь. Ведь тогда правда всплывет наружу и ты навсегда лишишься права на империю своего отца.

Ладонями упершись в крышу машины, он звучно втягивает воздух ноздрями, а я тем временем замечаю притормаживающий неподалеку мотоцикл. В байкере тут же узнаю майора Беркутова. Пусть я видела его во мраке ночи. Пусть сейчас он в солнцезащитных очках. Но я его вслепую бы узнала, потому что впитала его образ, чтобы однажды, в самый подходящий момент, не упустить последний шанс.

Он тормозит, перекидывает ногу и, спрыгнув с байка, снимает очки.

Наши взгляды встречаются. Сцена моего морального линчевания вызывает на его лице тысячу вопросов, которые могут стоить жизни моей бабушки.

На голых рефлексах схватив Антона за ткань рубашки, дергаю на себя и прикасаюсь к его сжатому рту своими губами.

Глава 9. Антон

Контрольный… Прямо в башку…

От недостатка женского внимания я никогда не страдал. Всегда найдется потаскуха, готовая не только ошейником на мне обмотаться, но и колени содрать, работая шлюзом. Эта же мелкая зубастая сука одним невинным прикосновением, которое и поцелуем-то не назовешь, мозги перемешала.

– Какого..? – Оторвавшись от нее, слежу за испуганным взглядом.

Не оборачиваюсь. Я приучен сначала за пушку хвататься, а потом выяснять, что за тип у меня за спиной.

– Надо же – какая встреча!

Сраный майор. Как же без него-то! Выходит, не из-за намокших трусиков блондиночка ко мне без языка полезла.

Появление Беркута дает пинок из тачки Генриху. Я приподнимаю пятерню, как знак отбоя паники. Хотя булки у моих парней всегда сжимаются, когда этот поганый пес носом по ветру ведет.

– Майор! – приветливо улыбается блондиночка, опять раздразнивая меня своими ямочками на щеках.

Ее улыбка – нечто редкое, чаще вымученное и опасное, черт подери.

Хороша, актриска. Находчивая.

Обняв ее за шею, притягиваю к себе и оборачиваюсь к Беркуту.

– Следите за нами, майор?

– Чистая случайность. Мир тесен, – отвечает этот треклятый мусор. – Гуляете? – спрашивает уже конкретно у моей драгоценной невесты.

Чертовка не теряется. Плавясь в моих объятиях, улыбается Беркуту еще шире:

– За новым телефоном приехали. Я свой случайно разбила. Антоша пообещал купить последнюю модель…

Сильнее сжимаю ее шею. Не за наглость, а за смекалку. Будь она пацаном, со временем многого бы добилась. В наших кругах могла бы превзойти самого Льва Громова.

– Снова совпадение, – хмыкает Беркут. – Я как раз в салон связи. Пойдемте? – Жестом указывает на парадные двери.

– Мы здесь уже все обошли, – встреваю, пока блондиночка снова не утянула меня в лужу. – Ничего не понравилось.

– Ну, Анто-о-ош, – куксится она. – Мне тот красненький очень-очень понравился. Давай возьмем его?

– Мы все равно забыли дома паспорта! – Едва сдерживаюсь, чтобы не сломать ее тонкую пульсирующую шею.

– Ничего страшного, я выручу. Одолжу свой. – Беркут обдает меня чернотой своих орлиных глаз. – Вам же от меня нечего скрывать.

– Вот видишь, как нам повезло! – Блондиночка хлопает в ладоши, запрыгав на месте. Ловко выныривает из моих тисков, хватает за руку и тянет к дверям. – Пойдем, милый!

Трындец, повезло!

Стиснув челюсти, кивком велю Генриху глядеть в оба и бреду за самой хитрожопой, мать ее, официанткой в мире. Бог знает, где таких штампуют. Или она единственная в своем роде? Но не знал бы я, что она дочурка простой воспитки из бюджетного детсада, решил бы, что ее с детства учили людей истреблять. Слишком изворотливая.

Само собой, никакого красненького мобильника в салоне, на который тычет пальцем блондиночка, нет.

– Ого, уже продали?! – Ее брови забавно разлетаются в продолжении спектакля. – А давайте, мы вон тот синенький еще раз посмотрим! – Показывает ошалевшему продавцу. – И беленький. И черненький прихватите. А золотистого нет?

Беркут, собака, не верит. С интересом наблюдает за ней, только попкорна не хватает.

Блондиночка достает продавца расспросами, щупает, примеряет модели к уху, тапает по экранам, даже делает селфи, прижавшись своей щекой к моей.

– Вот этот! – Лихо указывает на самую дорогую модель в этом салоне. – И мне же сим-карту надо, помнишь, Антош? Из-за того придурка, который мне названивал на свидание звал?

С усмешкой Беркут достает свой паспорт из внутреннего кармана косухи, но не успевает подать для оформления. Вовремя влетевший в салон Демид швыряет на стойку мой паспорт. Молодец, пацан! Всегда говорил, что мои ребята – лучшие. Ринату своих еще дрессировать и дрессировать.

– Какие отзывчивые у вас друзья.

– Мы как братья, – уточняю, хлопнув Демида по плечу. – Давайте и сим-карту, – говорю продавцу.

Довольная собой блондиночка в нетерпении стучит пальчиками по стойке. Заметно подрагивает, делая вид, что пританцовывает в такт звучащей в центре музыки. Наверняка размышляет, каким боком теперь Беркуту знак подать.

– Какой красивый у вас номер, Катерина, – подмечает тот, взглядом сканируя ряд цифр. Кладет перед ней визитку и, жаля этим же взглядом меня, лыбится: – На всякий случай. Вдруг захотите на свадьбу пригласить. Обещаю ответить на звонок с первого гудка.

– Мы вас и так найдем. – Пальцем отодвигаю от нее визитку, забираю покупки и тяну блондиночку на выход.

Найдем и закопаем. Давно пора! Задолбал меня весь этот дешевый цирк.

– Торопитесь? – не унимается Беркут.

– Да, нас уже ждут в свадебном салоне. Или мир настолько тесен, что вы сегодня и туда планировали заскочить?

Майор усмехается, убирая свой паспорт с визиткой:

– Зачем мне жениться? Чтобы любить на одну женщину меньше?

– Что ж вы так категоричны, майор? – хихикает блондиночка. – Вот Антон после свадьбы, наоборот, сильнее меня любить будет. Правда, Антош?

– До смерти залюблю.

Девчонка ноготками впивается в мою руку. Других побочек от ее страха до пенсии не дождаться.

– Надеюсь получить звонок «до», – подытоживает Беркут, выходя из салона. – Уверен, на свадебном платье ваш жених тоже не поскупится.

Как только майор исчезает из поля зрения, блондиночка отталкивается от меня, плюется и усердно вытирает рот тыльной стороной ладони.

– Еще раз поцелуешь меня, и клянусь – я нажму кнопку сливного бачка в самый ответственный момент! – набрасывается на меня.

Демид сливается со стеклянной дверью. Всегда шарахается от семейных разборок. Продавец застывает за стойкой, окончательно задумавшись о смене работы. По существу, я и сам слегонца охреневаю. Единственное, что могу выдать, это два слова:

– ЧТО, БЛЯДЬ?!

Первое – еще ни одна кукла не воротила нос от моих поцелуев. И второе – не я ее целовал, а она меня!

Верткая плутовка. С такой все нервные клетки за год жизни еще нервнее станут.

– Тащи-ка сюда свою сладкую упругую жопку! – Тяну ее из торгового центра и зашвыриваю в тачку. – Хрен тебе, а не новенький телефон! Я таких бестий, как ты, насквозь вижу.

Потирая сдавленный моими пальцами локоть, косится на меня, как на стервятника, и молча хренами кроет. Я вытрясаю нашу покупку на асфальт и с треском раздавливаю подошвой туфли. Размазываю, стираю в порошок. Вместе с ее нелепыми розовыми мечтами.

– Мне твою душонку даже обнажать не надо, чтобы сообразить, какую игру ты затеяла. Только ты не учла, Рина, что ты всего лишь пешка. – Завалившись на сиденье рядом с этой мелкой засранкой, велю Генриху: – Трогай!

– Надо же, как разозлила тебя всего лишь пешка. Не потому ли, что она играет на равных?

– Ты кляп в рот захотела?! – фыркаю ей. – Ты не в том положении, Рина, чтобы качать права. Когда я получу неимоверную власть, мне ничто не помешает вывести тебя из игры. Мне же совсем не обязательно с тобой разводиться. Можно просто овдоветь.

А вот и долгожданный покой!

Похолодев от моих слов, блондиночка поджимает свои аппетитные губки со вкусом карамели, которая до сих пор ощущается у меня на губах, и отворачивается к окну. До самого свадебного салона не издает ни звука. Да и в нем не особо спешит открывать рот. Даже с продавщицами не здоровается, культурная моя.

– Невесты часто волнуются перед свадьбой, – оправдывают те ее, лишь бы не потерять денежного клиента. – Чай? Кофе? Воду? Напитки покрепче?

Но тут даже в доску обдолбавшись, кайфа не получишь. Все такое скучное: приличное, светлое, праздничное, нежное и... невинное.

Блондиночка медленно обходит столик с креслами в центре и ладонью ведет по пышным юбкам на манекенах. Ее пальцы тонут в этих воздушных облаках. Но на лице ни единой эмоции. Ведь жених, то есть я, не подарю ей свадьбу, которую она заслуживает. Мне абсолютно насрать, какое на ней будет платье, лишь бы оно прилично стоило и вызвало гнев и зависть у гостей. Я не буду по утрам приносить ей белые розы с завтраком в постель. Ей не посчастливится подарить любящему мужу девственность, и медовый месяц я проведу с Инессой.

– У нас здесь представлены не все модели, – сквозь звон собственных мыслей в ушах слышу голос продавщицы. – Посмотрите каталог?

– У нас нет времени на пошив, – бесцветно отвечает блондиночка. – Мы возьмем что-то из этого. – Она небрежно кивает на ряд платьев, а сама переключается на витрину с изысканным ажурным бельем преимущественно белоснежного цвета.

На Инессе такое смотрелось бы неестественно. А блондиночке в самый раз.

Дьявол! Перед глазами грозовой вспышкой долбит воспоминание ее полуобнаженного вида. Стройная, хрупкая, свежая и никем не тронутая. Звон в ушах усиливается.

– Хотите начать с белья? – улыбается продавщица. – Вот эти модели вам идеально подойдут.

– Увы, мне подойдет только букет из кактусов, – язвит блондиночка. – А черных платьев у вас нет?

– Черных? – в голосе сквозит удивление. – Если только на заказ…

– Она шутит, – вмешиваюсь я. – По дороге мы спорили, бывают ли черные свадебные платья.

– Для тематических церемоний разные бывают. А у вас какая планируется?

– Стандартная, люкс.

– Уверена, мы что-нибудь подберем. У вас же не невеста, а настоящее сокровище. За такую фигуру многие девушки отдали бы жизнь.

Да… То еще сокровище…

– А вам смокинг смотреть будем? – интересуется у меня другая продавщица.

– У меня уже все приготовлено. – Бухаюсь в кресло и лениво беру журнал.

Генрих верной псиной осматривает примерочную, пока для моей невесты снимают модель, на которую она тупо тычет пальцем – без интереса и энтузиазма.

– Давайте мы вам поможем…

– Э-э-э, нет! – торможу я продавщиц. – Она сама справится.

Эта мышка придумает, как попросить помощи: шепнет или напишет на ладони. Сама виновата. Вот пусть теперь и с платьем самостоятельно разбирается.

– Я не могу дотянуться до молнии! – бурчит из-за ширмы минут через двадцать.

Швырнув журнал на столик, поднимаюсь с кресла и рывком отодвигаю шторку.

– Эй, ты чего?! – Непонятно что прячет своими ладошками, прижав их к бюсту.

А спина, падла, красивая! Тонкая, изящная. Платье хочется не надеть, а содрать.

С трудом отвожу от нее взгляд, смотрю на отражение перепуганного лица в зеркале и двумя пальцами ловлю бегунок молнии. Ей бы прическу, маленькие украшения – и чистый ангел во плоти. Хоть и боевой.

Черт знает, что на меня находит. Иногда ее хочется убить. Иногда – трахнуть. А сейчас – перестать быть мудаком и позволить себе прикоснуться к ее невинности. Обжечься, встряхнуться и убедить себя, что без грязных бабок тоже есть жизнь.

Но мы с ней слишком разные. Она всегда будет меня презирать. А я не впущу ее в свою душу, иначе она сделает меня уязвимым.

Так и не застегнув молнию, отпускаю, выхожу из примерочной и киваю замершим продавщицам:

– Берем! Завтра мой человек за ним заедет. Переодевайся, Рина! Поедем пожрем. Тебе обед особенно не помешает.

Как бы она ни хотела примерить еще штук пять, чтобы на время окунуться в свою дебильную сказку о волшебной свадьбе и подольше не возвращаться к реальности, мой ответ категоричен.

Генрих еще раз осматривает примерочную – удостовериться, что моя невеста не оставила там сюрпризов. Шерстит ширмы, коврик и платье. Кивает, что все чисто, и выводит нас из салона.

– Ты отвратителен, – ворчит блондиночка, садясь в тачку.

– А чего ты ждала? Инессу бы я даже сюда не повез. Ей платье шилось бы на заказ. Итальянскими модельерами. Не думай, что ты полноценно заняла ее место.

– Какие дорогие нынче шлюхи, – желчно усмехается она.

– Эта шлюха способна собрать вокруг меня лучших партнеров и удвоить полагаемое мне наследство. А чего стоишь ты?

– Как минимум, двадцать два миллиона. И мне не пришлось ради них раздвигать перед кем-то ноги.

– Ну и для кого ты себя бережешь? – ухмыляюсь, не въезжая, за каким хреном в двадцать первом веке девки хранят целку, едва сводя концы с концами. Ни шмоток приличных, ни цацок, ни тачки, ни хаты, ни жратвы, ни путешествий, зато, мля, девственница!

– Например, для того, кто меня полюбит.

– Любовь! – ржу, потому что невозможно слушать это на полном серьезе. – Откуда вы такие только беретесь? Любовь…

Генрих привозит нас в ресторан, в котором внешний вид моей невесты вызывает вполне оправданное недоумение у хостес. Но моя улыбка прокладывает нам путь к столику, где вскоре появляются блюда из лучших позиций этого заведения.

– А ты не веришь в силу любви? – спрашивает блондиночка.

– Ты о чем? Хочешь сказать, ты все это время масло в голове гоняла? Зациклилась на моем безверии в тупую слюнявую любовь? – Отрезаю себе кусок стейка и отправляю в рот.

Моя невеста тоскливо копается вилкой в салате.

– Лев Евгеньевич усыновил троих детей. Наверное, в его мотивах есть хоть капля любви, – не унимается, дуреха, подняв на меня обиженный взгляд задетой фанатички.

– Он усыновил двоих, – отвечаю, жуя. – Только меня и Рината.

– Алика его родная дочь?

– Он мечтал о сыне. Но полученная при ранении травма сделала его бесплодным. Однажды он был в моем детском доме. С какой-то благотворительной акцией. Все без ума в политику рвался. Пыль в глаза пускал. А у меня в тот день была назначена стрелка с пацанами. Мы устроили драку, которая сорвала его интервью. Я стою весь в крови, в соплях, с подбитым глазом и сломанным мизинцем, – показываю ей свой кривоватый палец на левой руке, – а он подходит ко мне и спрашивает: «Кто тебя побил?». Я жаловаться не привык. Стиснул зубы и отмолчался. Он меня по волосам потрепал и засмеялся: «Звереныш». А через неделю приехал с бумагами и забрал меня. – Делаю глоток воды. – Алика тогда совсем мелкая была. Но мне нравилось с ней возиться. С полгода я только и делал, что играл с ней, отъедался, привыкал к тому, что Ксюша читает мне перед сном, причесывает меня, учит аккуратности. А потом Лев Евгеньевич стал вводить меня в курс дела. Со мной занимались тренера, инструкторы. Но я учился не мяч гонять по полю, а драться и стрелять. В тринадцать я начал ездить с отцом на сделки. Он всем представлял меня своим сыном, преемником. И я привык к мысли, что когда-нибудь вся его империя станет моей. Я жил ею. Можно сказать – дышал. А еще через год у Льва Евгеньевича убили водилу. У того остался шестнадцатилетний сын. Мать он еще раньше потерял, а старший брат от первого брака отца не мог оформить опекунство. Какая-то бюрократическая загвоздка. Хотя подозреваю, палки в колеса ему ставил именно Лев Евгеньевич. Короче, так у нас в семье появился Ринат. Соответственно, наследников стало двое.

– В тебе он увидел себя, – не стесняется в выражениях блондиночка. – А усыновлять Рината какая выгода?

– Детка, ты, походу, вообще не вдупляешь. В нашем бизнесе нет места слабакам с любовью на уме. Если ты не выгоден, ты на хер никому не упал.

– Наверное, ты прав. Иначе он оставил бы империю родной дочери.

– И ее потенциальному мужу-полоумку? Лев Евгеньевич для того нас и закалял, чтобы мы за Алику горой стояли, если его не станет. Его так воспитали – заботиться о женщинах семьи. Алика никогда ни в чем не будет нуждаться. Но править компанией будет один из нас. Либо я, либо Ринат. И я очень надеюсь, что ты наконец высрешь мое кольцо.

– Приятного аппетита, – вздыхает блондиночка, отложив вилку и поднеся к губам бокал с водой.

К еде она так и не притрагивается. Будто нарочно тянет время, держа дерьмо в себе. Слишком плохо меня знает. Я уже на шаг впереди, чего бы она там ни запланировала.

Черт, все-таки я не понимаю, как такая красивая и сообразительная кукла не нашла себе мажора или папика. Сейчас плескалась бы где-нибудь в заливе, заполняя свою инсту горячими селфи. Вокруг слуги, водилы, телохранители. Ночью секс. В конце концов, могла бы уже и мне дать. Ей бы точно понравилось.

Домой по пробкам добираемся только к вечеру. Лев Евгеньевич с Ксюшей сидят в беседке. Настроение у обоих хорошее. Улыбки, блеск в глазах.

Стоит мне выйти к ним, как я тут же узнаю причину их радости.

– Ринат вернулся, – докладывает мне Ксюша.

– Здорово, – отвечаю без намека на восторг. Беру блондиночку за руку. – А мы ездили в свадебный салон. Выбрали платье.

– Без меня? – обижается мать нашего семейства. – Антош, мы же договаривались.

– Мы не договаривались. Ты сказала, что хочешь выбирать свадебные платья вместе со своими невестками, но я посчитал лучшим лично убедиться, что Катя будет в нем хороша. Это же мне раздевать ее в первую брачную ночь.

Блондиночка пытается вытянуть пальцы из моей ладони, но я сильнее сжимаю ее руку. Не отпущу. Скандалы нам сейчас ни к чему.

– Невеста Рината уже взяла билеты и скоро прилетит, – сообщает Лев Евгеньевич.

– У нее кольцо? – уточняю.

– Еще нет.

– Значит, она еще не невеста.

– Все торопишься брата обскакать? Я просил снимки УЗИ. Где они?

Старый упырь! Пока до его наследства доберешься, сам поседеешь.

– Мне сейчас нельзя злоупотреблять УЗИ без веского повода, – отвечает блондиночка. – Ведь мы с Антоном не сказали вам главного. Я беременна.

Слезы умиления в глазах Ксюши и скептическая насмешка на лице Льва Евгеньевича – вполне ожидаемые реакции на это жесткое заявление. Но даже Генрих нервно закашливается в кулак, а что тогда обо мне говорить?!

Будь проклят тот день, когда я повелся на мольбы Инессы поужинать именно в том ресторане! Заведение с персоналом, который треть часа всасывал, что нужно положить кольцо в бокал моей невесты, сразу попахивало лажей. Но я надеялся так избежать ее истерик, если вдруг размер кольца не подойдет или камешек окажется слишком мелким. А еще я рассчитывал на минет. Сосет Инесса отменно. Иногда мне кажется, ради ее пылесоса я до сих пор с ней и зависаю.

– Божечки, ребеночек! – радостно визжит Ксюша, подскакивая с плетеной софы. Обнимает блондиночку, потом меня и хлюпает носом. – Поздравляю, мои хорошие! Это лучшее, что могло произойти в нашей семье! А кто будет? Мальчик, девочка?

– Двойня, тройня? – иронизирует Лев Евгеньевич.

– Обещаю, вы узнаете об этом первым, – ничуть не колеблется блондиночка. – Но после нас. А сейчас если позволите, мы пойдем. Я утомилась.

– Антон сделает тебе массаж.

Да, прав отец, массаж одного места ей точно не помешает!

Заталкиваю ее в комнату и под хлопок двери рычу:

– Что ты опять устроила?!

– Я не подопытная крыска – через день бегать на УЗИ! – отвечает смело, осторожно отходя от меня на сомнительно безопасное расстояние.

– А наличие зародыша в тебе мы отцу как докажем?! Сама говорила, что еще целка! Или… Я чего-то не знаю?

– Ты все равно меня грохнешь после свадьбы, – бурчит, насупившись и обняв свои тонкие плечи. – Скажешь всем, что я скопытилась от выкидыша. Тебя сразу все жалеть будут. Добьешься внимания новых партнеров. Больше кобылок и телочек в коровнике появится. И вообще – я в туалет хочу!

– Аллилуйя! – Всплескиваю я руками. – Генрих, неси вазочку под десерт! – приказываю, стукнув по двери.

Блондиночка закатывает глаза, но ведь сама себя в эти рамки загоняет.

– Что?! – Хлопает теми же самыми глазами, когда Генрих ставит перед ней детский горшок.

– На него еще Алика ходила, – ухмыляюсь над ее выражением лица. Не только она умеет удивлять. Так что: один – один.

– Надо же! Ничего для меня не жалеешь. Даже на раритетный горшок пятнадцатилетней давности сходить разрешаешь.

– Хы-ы-ы, – скалю ей зубы. – Приступай!

– Прямо здесь? – Разводит она руками.

– А что не так? Можем выйти в сад. Если слияние с природой тебя больше расслабляет.

– Ну ты и урод, Гром! – Хватает горшок и упрыгивает с ним в обнимку в ванную.

– Только не вздумай сама ковыряться! – говорю ей в спину.

– Вряд ли кольцо выйдет подобно вишенке на торте. Копаться все равно придется.

– Я предупредил. Не смей трогать свое дерьмо! Оно сейчас мое ровно на двадцать два миллиона.

Скидываю туфли и, завалившись на кровать, залезаю в айфон. Отвлечься бы на что-нибудь. Но даже присланное Инессой интимное фото меня не прошибает так, как блондиночка каждым своим бездумным поступком.

– Чему радуетесь, босс? – нарушает тишину Генрих.

– Радуюсь?

– Улыбаетесь.

– Я по жизни человек улыбчивый.

– Нет. Так вы никогда не улыбаетесь.

– Инесса сиськи прислала.

– М-м-м, – мычит он, не поверив. – Эта Катерина особенная. Таких у вас не было.

– Каких – таких? Блондинистые и тупые у меня были всегда.

– Вы же сами прекрасно знаете, что она совсем не тупая.

В ванной шумит вода, и через пару секунд блондиночка высовывается из-за двери, тихо пискнув:

– Я все.

Покраснев до кончиков ушей, опускает лицо и отходит в сторону.

С глубоким вздохом натянув на руку медицинскую перчатку, Генрих шевелит пальцами и отправляется на раскопки.

– С облегчением, – лыблюсь блондиночке, отчего она становится еще пунцовее.

Стесняется, смелая моя, что посторонний мужик с ее шоколадом возится. Меньше будет из чужих бокалов хлебать, а потом крутых парней за нос водить!