Текст книги "Три дня с миллиардером (СИ)"
Автор книги: Лея Кейн
сообщить о нарушении
Текущая страница: 11 (всего у книги 13 страниц)
Глава 18. Антон
Безобразие! То, как она говорит, смотрит, улыбается. Хулиганка без тормозов. В нее пушкой целились, а она на кровати разлеживалась, ждала своего рыцаря. Но именно это и захватывает от нее дух – ее чокнутость, шальная отчаянность.
– Ты опять двери заблокировал, – сопит, когда мы тормозим перед ее подъездом.
– Иди сюда! – Одной рукой обхватываю ее тонкую талию и усаживаю к себе на колени.
– Антон! – смеется, умещая себя в ограниченное пространство салона. – Я сюда не влезу.
– Ты маленькая. – Прижимаю ее к себе, чтобы она упругими булками не руль полировала, а мой пробудившийся вулкан.
– Ай, коленка!
– Эта? – Пальцами правой руки касаюсь ее нежного колена. Веду вверх, задирая невесомую ткань платья. Наблюдаю, как она скользит по коже, покрывающейся мурашками.
– Другая, – шепчет, обвивая мою шею руками.
Гладит мои волосы на затылке – игриво, щекотно. Ее прикосновения действуют на меня одурманивающе. Чище любого допинга.
В тесном салоне стремительно растет температура. Я полыхаю от желания сделать эту обезьянку своей. Только не так – не в тачке средь бела дня на глазах у всех ее соседей. Она заслуживает лучшего: ухаживаний, романтики, заботы. А мне раньше не доводилось добиваться девушку. Потому они у меня и были кобылками. Тем же параллельно, какой жеребец сзади вскочит.
– Что ты делаешь со мной, Рина? – Запускаю пальцы в ее волосы, кладу ладонь на затылок и, притянув к себе, целую. Готов сожрать эти аппетитные губы.
Другой ладонью продолжаю покорять ее бедро. Все выше и выше, пока не замираю, задохнувшись от выстрела в башку.
– Ты без трусов, что ли?
Краснеет, опустив ресницы. Облизывает губы, прикусив нижнюю и робко пискнув:
– Я не ношу белье по два дня подряд. Сменного у меня не было… Так что…
Твою мать!
У меня дрын штаны рвет, стремясь через ширинку на свет пробиться. Внутренности полощет в кипятке накатившего возбуждения. Челюсти судорогой сводит.
– Ты точно меня угробить решила, – дыша через раз, бормочу хрипло и ногтями скребу по ее голой ягодице. – Нравится издеваться надо мной, да?
– Как будто у тебя давно секса не было, – ворчит тоном, приправленным скрытой агрессией. Неужели ревнует?
– Не было. Ты же мне весь кайф обламывала все эти пять дней.
– Всего пять дней.
– С тобой это целая вечность.
– Бедненький, – хитро улыбается, поблескивая своими голубыми глазками. Ноготком ведет по моей щеке, вдавливая все глубже. – Заметь, я тебя на привязи не держала. Отпустила и с той звездой в бикини уединиться, и к Инессе. Твои проблемы, что эти рыбки с крючка сорвались.
Да не они сорвались, а я. Смотрел на них и понимал, что ни черта не испытываю, кроме гадливости, как к общественному толчку на вокзале. Даже минет от них противен был. И все потому что эта мелкая пакость жужжала в мозгах, напоминая о своей невинности. Она же дрочит своей неумелой рукой круче, чем те на опыте заглатывают!
Осторожно приподнимается, ощутив упирающееся давление в самую сладкую точку. Стыдливо прячет взгляд. Смущается, чего я, кажется, вообще никогда в своей жизни не видел. Оказывается, девушка становится самим очарованием, когда ее щеки пылают от смущения, а не от скачек.
– Почесали отсюда, пока я не взорвался!
Открываю дверь и выпускаю ее на улицу. Сам хлебаю воду и делаю несколько глубоких вдохов, поправив брюки в области паха.
Выйдя из тачки, осматриваюсь. Вижу своих парней неподалеку. Один в машине у соседнего дома. Второй – на детской площадке. Клима не видать, как и отцовского джипа.
– Антон, у меня ключи остались в сумке, – спохватывается Рина.
– Генрих давно сделал дубликат, – подаю ей связку новых блестящих ключей.
Сердито поджимает губки.
– У тебя загранник есть? – спрашиваю, бредя вслед за ней.
– Есть. А что?
– Да так. Свалить бы отсюда куда-нибудь подальше.
– Я никуда с тобой не поеду, – посмеивается она, приложив «таблетку» к магнитному замку и дернув открывшуюся дверь на себя.
– Ты же шутишь?
– Нет, блин, я купилась на твои подарки. – Первой входит в лифт и согнутым пальцем жмет на «четверку». Забавная привычка. – Антон, я многое узнала о тебе за эти пять сумасшедших дней, но еще до вчера мы с тобой друг друга терпеть не могли.
Двери за моей спиной задвигаются, и кабина тянется вверх, слегка качнувшись. Наступаю на Рину, опять ловя ее в свои объятия.
– Кто сказал, что я тебя терпеть не мог? – Заглядываю в ее распахнувшиеся глаза. Не ожидала, малышка. – Ты когда с Ринатом ушла, я чуть зал не разнес. Хотел за тобой поехать. Генрих не пустил. Сказал, прибить вас могу. Знаешь, почему? Ревность… Она, падла, штука опасная. Кольнет – и понеслось, что сам потом охренеешь, как накосячил.
– Наш этаж, – кивает она куда-то сквозь меня.
Пячусь из лифта, утягивая Рину за собой. Заулыбавшись, подходит к двери и, вставив ключ, поворачивает в замочной скважине.
Я плечом опираюсь о стену. Жду ответ.
– Я подумаю, – все-таки сдается, но тут же хмурится. – Странно. Дверь изнутри заперта. – Озадаченно глядит на меня. – У нас там еще один замок. Он только с той стороны закрывается.
– Значит, твоя мама дома. – Отлипаю от стены, взяв блондиночку за руку.
– Мама выйдет на работу, даже если на землю шарахнет астероид.
– Лев Громов пострашнее астероида. Пойдем.
– Нет! – противится она, вырвавшись из моих тисков. Я и не знал, какая в ней силища.
– Ты что, раньше поддавалась мне? – Изгибаю бровь, не веря, что Рина всегда сопротивлялась вполсилы.
– Так я тебе и рассказала. – Жмет кнопку звонка. – Я должна узнать, что с мамой. Я не могу бросить ее, Антон. Это моя мама.
Тяжко вздохнув, сую руки в карманы брюк. Понятия не имею, кем ей представлюсь. Главное – сделать это самому, пока Рина не назовет меня сводным братом. Не по себе от такой роли.
Замок щелкает, дверь отъезжает в сторону, и на пороге нас удивленно встречает по-утреннему растрепанная голубоглазая укротительница самого Льва Громова. С Риной почти не похожи. Та ловко взяла от обоих родителей лучшее, став взрывной смесью.
Потуже повязав пояс шелкового халата, мама переводит немой, растерянный взгляд с дочери на меня и обратно.
– Ты кого-то ждешь? – В коридоре собственной персоной появляется наш гордый вожак – Лев Громов. С мокрыми после душа, зализанными назад волосами, и в одном лишь повязанном на бедрах полотенце.
Да простят они мне мою язвительную натуру, но не могу удержаться. На автомате включив камеру на мобиле, делаю снимок и усмехаюсь:
– Хорошо получились.
Рина выпускает ключи из ослабшей от шока руки. Вероятно, она легче поверила бы, что Лев Громов свернул ее матери шею, а не разминал ее вполне стройное, лакомое тело всю ночь, наверстывая просранные десятилетия.
– Катя! – Та берет любимую дочку за руку и тянет в квартиру. – Я тебе сейчас все объясню.
Блондиночка вертит головой, ища во мне заступника. Сама хотела дверь открыть. Открыла. Ко мне теперь какие вопросы?
Грозно покосившись на меня, отец молча уходит в комнату. Сразу следовало это сделать, а не вгонять девчонку в краску своим дряблым брюшком.
– Это Антон? – спрашивает моя пока еще не состоявшаяся теща. Пытается разговорить дочь, а та как воды в рот набрала. Таращится на мать, будто впервые в жизни видит ее. – Елизавета Геннадьевна, – кивает мне без капли приветствия, но любезнее, чем ее дочь при нашей первой встрече. – Вы входите, Антон. – Подзывает меня к себе, слегка касается плеча и закрывает дверь. – Чаю? – ее губы дергаются в нервной улыбке.
– Вздрючить его надо, а не чаем поить!
Лев Евгеньевич в собственном репертуаре. Придерживается имиджа.
Выходит из комнаты в брюках и рубашке, застегивая на ходу запонки.
– Тебя уже практичные методы решения проблем не вштыривают, да? – фыркает мне, искры глазами метая. – Шоу устраиваешь и Катерину втягиваешь? Что за представление было с Инессой?
– Генрих уже доложил? – хмыкаю, скрипнув зубами. Я хоть и знаю, что этот терминатор частенько под отцовскую дудку пляшет, по старой памяти, но теплю надежду, что удастся его всего под себя прогнуть.
– Будильником. Сразу в мозг!
Рука сама тянется к Рине. Обвиваю ее талию, кладу ладонь на живот и, притянув к себе, носом зарываюсь в ее волосы. Дрожит, маленькая. Растерялась совсем.
Предки оба опускают взгляд на то, как она обеими руками впивается в мое предплечье. Мама взволнованно сглатывает, потерев шею. Папаша звереет.
– Попортил?!
– Фантазию не вспенивай, – цежу, приходя в бешенство. – И пафос свой для Ксюши прибереги.
– Мотай на ус, сынок: отутюжил – яйца через глотку выдеру.
– Лев, – не стесняясь строгости в голосе, вмешивается в наш диалог Елизавета Геннадьевна, – не забывайся, что вы тут не одни. Я попрошу не выражаться при мне и моей дочери.
Поцеловав Рину в макушку, уточняю:
– Она в курсе, что не только ваша дочь. Так что кончайте и вы свое представление, – отвешиваю короткий поклон головой Льву Евгеньевичу.
Елизавета Геннадьевна виновато опускает глаза и обнимает плечи. Лев Евгеньевич мысленно меня расчленяет.
– Вы не волнуйтесь, – оживает мой бесценный бриллиант, – я только паспорт возьму, и мы с Антоном уйдем. Можете продолжать…
– Какой еще паспорт? – Папаша столбом посреди коридора застывает. – Увезти ее собрался и дальше мозги пудрить? Шары от меня не отводи!
– Лев! – уже грознее включается Елизавета Геннадьевна.
– Никуда вы не поедете! – заявляет он. – Ты, – указывает на Рину и кивает на дверь комнаты, – под домашний арест. А ты, – продолжает воспитание на мне, – сначала докажи, что тебе она нужна, а не парочка горячих ночей!
– Начинается, – вздыхаю, крепче прижимая к себе Рину. – Мы уже не дети!
– Она – нет. Ты – да. Лицемер, эгоист и мерзавец. Сначала за кольцом гонялся, теперь короче дорожку к власти нашел. Хрен тебе! – Выкручивает мне фигу, сдергивает пиджак с вешалки и шагает на выход. – У тебя пять секунд на досвидульки, – шипит, проходя мимо нас. – Катерине скажи спасибо.
Обеими руками обнимаю свою девочку, склоняюсь и шепчу ей на ухо:
– Я вернусь, малыш.
Целую мочку, с трудом отлипаю и выхожу вслед за отцом. Не оборачиваюсь. Слишком хреново. Она же впилась в меня. Как кусок от себя оторвал, оставляя ее.
– Спускайся! – велит мне отец, а сам задерживается на пороге с прошлой любовью пошептаться.
С Ксюшей таких соплей у него не было, сколько их помню. У них в спальне даже кровати всегда раздельные стояли. Нет, Лев Евгеньевич воздержанием себя не насиловал, с эскортом развлекался так, что на несколько суток пропадал. Но с женой, я так понимаю, давненько от силы за руку держался и в щеку целовал на банкетах.
Выйдя на улицу, задираю лицо и выискиваю окна заветной квартирки. Надо будет еще ребят организовать и домофон с видеокамерой установить. Не нравится мне этот район. Совсем не нравится.
Отодвинув шторку, Рина открывает окно и перегибается через подоконник.
Закинув руки за голову, скрещиваю пальцы на затылке и просто любуюсь ею. Молча. Без слов. Без обещаний.
Расстроенная, вымотавшаяся, но с тем же блеском озорства в глазах, который не угасает. Мне достаточно просто смотреть на нее, чтобы чувствовать себя по-настоящему счастливым. Отцовская империя такого кайфа не доставляет, как ее скромная мимолетная улыбка.
– Не растай, – бурчит Лев Евгеньевич, выйдя из дома. Развернув меня, подталкивает к тачке. – Открывай. Ехать надо.
Последний раз взглянув на Рину, сажусь за руль и выжидающе слежу за залезающим в кресло отцом.
– Машина, твою мать, – ругается он, вертясь. – Туалет в самолете просторней.
Завожу заревевший двигатель.
– Куда едем?
– Куда? – вздыхает наш криминальный император, посмотрев перед собой, и ласково о доме: – В гадюшник.
Руки тяжелеют от того, что делаю. Выворачиваю со двора, глотая иглу горечи. Я же привык, что Рина рядом каждую минуту. Под моим присмотром, под моим контролем.
– Почему с ней не остался, со мной поехал? – спрашивает отец, когда притормаживаем на светофоре.
– Мне же сначала надо твое разрешение на нее получить, – отвечаю, потарабанив пальцами по рулю, – а уже потом покорять высоту.
– Стратег.
– Ты сам меня этому научил.
Лев Евгеньевич выискивает в пиджаке мобилу, набирает номер и в привычной ему лаконичной манере отдает приказы:
– Клим, подтяни еще ребят к Вольским и отправь нотариуса в Росинку. – Закончив, переводит взгляд на меня. – Фотку удали. Нет, погоди, сначала дай гляну.
Засмеявшись, разблокирую свой айфон и протягиваю отцу. Поглядывая на него, вижу, как пальцами раздвигает края снимка, увеличивая свою Лизавету. Любуется ею. Почти улыбается.
– Что с Ксюшей делать будешь? – интересуюсь, чуя, что он вляпался куда серьезнее меня.
– Избавляться от нее.
– Не слишком радикально?
Переслав фото себе, удаляет с моей мобилы и возвращает.
– Вот что у тебя на уме, бестолочь? Я когда-нибудь кого-нибудь убивал?
– Святой вы наш человек, – усмехаюсь в повороте.
– Куплю я ее, – отвечает он.
– Она дорого стоит.
– Знаю.
Его «знаю» звучит так, будто он готов ей отдать все, лишь бы раз и навсегда избавиться от этого ярма на шее.
Мысли в голове гоню быстрее, чем тачку по шоссе. Вспоминаю слова Рины: «Он не собирается передавать вам свою империю». Прокручиваю, как Лев Евгеньевич рассказал мне об Инессе. Как Рина заявила ему, что накроет медным тазом дело всей его жизни, а он и бровью не повел.
– Когда ты собирался «обрадовать» нас, что номер с кольцами – всего лишь клоунада?
– Допер? – хмыкает самодовольно. – Или Катерина надоумила?
– Не важно. Когда?
– Примерно на второй день. Когда твоя Инесса смылась бы с кольцом, а ты охренел бы, выяснив, кого драл весь год.
– Чутье подсказывает мне, что через нас ты крепенько драл Беркута весь этот год.
– Было дело. Просачивалась через твою подстилку липовая инфа майору. А в последнее время ни с того ни с сего Беркут перестал лопать наживку. Тут-то я решил, что пора с Инессой кончать. Мешает она. План был хорош. Она клюнула бы на двадцать два лимона. Но разве я мог представить, чем все обернется?
– А просто сказать мне, кто она, не? Не в прикол, да?
– Надо же было проучить тебя, кобелину, – ворчит Лев Евгеньевич. – Да и Ринат отлично вписался. На вшивость его проверял. Сильно громко лаять стал в защиту этого майора.
– Он тебя не простит.
– Да куда он денется!
Его уверенность в себе до сих пор меня поражает. Этот мужик ни хрена не боится, прет как танк. После стольких лет рискнул сунуться к своей Лизавете, зная, что огребет по фейсу. И ведь сломил же ее!
– Ты жрать не хочешь? – меняю тему, не видя смысла теперь разбираться с тем, как он отымел всех нас.
– Меня Лиза с утра завтраком накормила.
Блестяще! Сам заправился, а мне даже не предложил!
Привожу его домой, и сразу во дворе застаем красочную картину с рыжим пятном в центре. Английская королева нашего Рината, раскрасневшаяся от возбуждения, громче приличного вставляет ему пистонов. И казалось бы – за что? За кольцо!
– Двадцать тысяч! – кричит она. – Я летела сюда из Лондона не для того, чтобы меня так одурачили!
– Какая разница, сколько оно стоит? – Разводит руками Ринат. – После свадьбы будешь носить настоящий бриллиант.
– Да если вы меня уже сейчас здесь ни во что не ставите, где гарантия, что после свадьбы что-то изменится?!
– А ты за меня только ради камешков выходишь? – Брат сердито скрещивает руки.
– Нет, блин, ради фамилии и вечно недовольной рожи твоего папаши!
– Жарко у вас тут, – подкидывает дровишки Лев Евгеньевич, выйдя из тачки и наконец заткнув эту мегеру. – Колечко разонравилось? – Кивает на ее руку. – Так Громовы не бараны – дарить дорогие вещи невесть кому. Кстати, не нравится моя рожа – вон ворота еще открыты. Может, даже успеешь на ближайший рейс до Лондона. Там-то тебя какой-нибудь английский кавалер до макушки бриллиантами засыплет.
Сообразив, в какую лужу она села, рыжая хлопает ресницами и начинает подлизываться:
– Лев Евгеньевич, вы меня неправильно поняли.
– Свободна! – коротко посылает он ее и переключается на вышедшего из дома Клима. – Нотариус приехал?
– Здесь.
– Ксюшу в кабинет подтяни и отвези Евгению в аэропорт. Заждались ее уже в щедрой Англии.
Вижу самое откровенное облегчение на лице Рината. Власть ему больше не нужна, если она достанется таким нервотрепательным путем.
Я ухожу на кухню. Шаурмы мне мало. Вообще всего мало. Как будто дыра внутри. Пустота без блондиночки.
– Добрый день! – лыблюсь домработнице. – Накормите Антошеньку?
Тоскливо вздохнув, протирает столешницу и снимает передник.
– Завтрак подавался утром. А сейчас будьте добры, Антон Львович, обслужите себя сами. Мне еще вещи переглаживать.
– Что, хозяйка не в духе? – Залезаю в холодильник, вытаскивая оттуда контейнеры.
– Не то слово. С раннего утра ко мне придирается.
– Не принимай на свой счет. Отец дома не ночевал, вот она и бесится. Это что?
– Семга в сливочном соусе. Очень сочная получилась. Хотя Ксения Вацлавовна сказала, что есть невозможно. Ну ладно, я побежала. Пока еще за что-нибудь не огребла.
Выложив на тарелку два стейка, разогреваю в микроволновке, достаю хлеб и сажусь за стол у окна. Набиваю брюхо, любуясь, как выволакивают из дома восемь чемоданов рыжей, выпроваживают ее за ворота и усаживают в такси. Ринат даже не целует ее на прощание. Как он вообще с ней схлестнулся? Ему обычно простые девушки нравились, хозяйственные. Кровь тянула к тем, что хорошими женами будут.
– Вот ты где! – На кухне появляется Алика. – Там папа всех вас собирает.
– Кого – нас?
– Маму, тебя, Рината. Антон, что происходит? – Нервно растягивая рукава свитшота, прячет в них пальцы и с немой мольбой смотрит на меня.
Жалко ее, черт! Денег у нее всегда было много, а нормальной семьи так и не дождалась.
Вытерев губы салфеткой, встаю из-за стола и обнимаю девчонку.
– Не парься, сестренка. Что бы ни случилось, тебя мы меньше любить не станем.
Целую ее в макушку и тащу себя в рабочий кабинет. Уже на пороге чувствую, какая колючая тут атмосфера. Нотариус зарыт в кипу бумаг. Лев Евгеньевич крутит пальцами сигару. Ксюша белее снега. Даже Ринат мрачнее тучи.
– Дверь закрой! – велит отец, и мне приходится сделать это перед носом Алики.
Подмигиваю ей, улыбнувшись, чтобы не надумала себе ерунды всякой.
Нотариус перебирает документы и раздает Ксюше и Ринату по целой пачке.
– Ознакомьтесь. Если все верно, подпишите в трех экземплярах.
– Лева, что это? – голос Ксюши дрожит. Она уже догадалась, где он пропадал.
Отец закуривает, выпускает дым и тлеющей сигарой указывает на документы у Рината:
– Автосалоны, автосервисы. Прибыль баснословная. – Следом указывает на бумаги в руках Ксюши: – Машины, недвижимость, компания, счет в банке, акции, инвестиции. Вообще все.
– То есть?
– Это все теперь твое. – Он снова затягивается сигарой.
Нотариус протягивает мне пустой лист бумаги и ручку. Вопросительно изгибаю бровь.
– А ты пиши полный отказ от своей доли, – говорит мне Лев Евгеньевич.
Если это его проверка или единственная возможность получить самое дорогое, что у него есть, то пусть не рассчитывает, что сдамся.
Выдвинув стул, сажусь, беру ручку и начинаю писать, скребя по бумаге в полной тишине.
– Че вообще происходит? – не вдупляет Ринат.
– Я обещал отойти от дел. Вот и отхожу. Тебя устраивает твой кусок? Заметь, он жирнее, чем у твоего брата.
– Ты разыгрываешь нас?
– Нет, не разыгрывает, – желчно усмехается Ксюша и смахивает слезу с щеки, вставая с кресла. – Это из-за нее, да? Из-за Вольской? Ты у нее был?! – срывается, заставив нотариуса вздрогнуть. – Как, скажи мне, ты можешь поставить на нас крест ради какой-то голодранки?!
– Сядь на место. Я ни на ком крест не ставлю.
– Да ты же избавляешься от всех нас! Затыкаешь нам рты своими деньгами! Тебе плевать, что будет дальше со мной, с сыновьями, с Аликой! Ах… На нее тебе особенно плевать! Она же не твоя дочь!
– Ксюша! – шикаю я, но слишком поздно.
Дверь уже открывается, и появившаяся на пороге Алика едва шевелит губами:
– Что значит – не твоя?
– Дооралась? – Подпрыгиваю со стула, бросив ручку. Алика срывается с места и бежит к лестнице. – Молодцы, твою мать! – фыркаю своей семейке и мчусь за сестрой.
Не успеваю. Юркая слишком. Запирается в своей комнате раньше, чем я на второй этаж вбегаю.
– Алика! – Дергаю ручку. – Открой!
– Уходи! – кричит сквозь слезы. – Я-то думала, почему он такой холодный со мной, а тебя все по головке гладит… А оказывается…
Снова и снова дергаю ручку, плечом толкаю дверь.
– Открой, или я ее вышибу! Я не шучу!
– Да пофиг уже! Вышибай!
Слышу звон стекла. Эта маленькая дурочка что-то разбила. Взрываюсь изнутри. Отойдя от двери, напрягаюсь каждой мышцей и в прыжке выбиваю ее, вывернув замок.
Алика сидит на кровати. На ее щеках блестят дорожки слез. В одной руке кусок разбитого зеркала. На другой задран рукав свитшота, а из перерезанной вены толчками бьет кровь, заливая ее джинсы, покрывало и ковер.
