Текст книги "Три дня с миллиардером (СИ)"
Автор книги: Лея Кейн
сообщить о нарушении
Текущая страница: 3 (всего у книги 13 страниц)
Глава 5
По винтовой лестнице, сделанной из белого и темного дерева, но отлично вписывающейся в общий дизайн минимализма, Громов провожает меня на второй этаж с четырьмя спальнями: две слева, две справа, а в конце широкого коридора панорамное окно с тюлем из шифона.
Толкнув дверь, он первым входит в комнату, насыщенную лиловыми, фиалковыми и сливовыми оттенками. Ковер, покрывало на кровати, обитая бархатом софа со спинкой, портьеры, стены, потолок – все яркое, изящное, со вкусом и скрытой агрессией. Во всем чувствуется деликатная навязчивость.
Я робко вхожу следом. Громов закрывает дверь, от щелчка которой я опять вздрагиваю. Разувается у порога и по мягкому ковру проходит к смежной двери. Щелкнув выключателем, зажигает белый свет в душевой, умывается над раковиной и, опершись на нее руками, поворачивает голову. Его проникновенный взгляд втыкается в меня острыми иголками. Я завороженно слушаю, как с его лица падают капли на покрытый глазурью фаянс, и жду. Его слов, приказов, нападения. Но он сдергивает с крючка полотенце, лениво промачивает лицо и возвращается в спальню.
Отодвинув зеркальную дверцу шкафа-купе, вытягивает ящик комода и достает из него пузырек со спиртовой настойкой. Не торопясь передвигается по комнате, наливает из графина воду в стакан, отвинчивает крышечку с флакона и брызгает несколько капель в тот же стакан. Притормаживает, снова смотрит на меня и добавляет еще несколько капель.
Бултыхая, подносит ко мне и протягивает.
– Выпей.
– Что это?
– Не слабительное, – отвечает, взяв меня за запястье и силой сунув стакан в ладонь. Отнимает у меня сумку с вещами сестры и швыряет их на софу. – Обычный пустырник. Пей и ложись спать. – Кивком указывает на кровать.
Сам вынимает мобильник из кармана брюк и набирает Генриха.
– Какие новости? – спрашивает, вернувшись к шкафу и занявшись выбором чистой одежды для себя. – На Беркута намеки есть?
Я бдительно слежу за ним, но пустырником не пренебрегаю. Осушаю стакан несколькими глотками и, сжав примерзшими к нему пальцами, поглядываю на свою сумку.
– Инессе доброго утра пожелал? – Громов берет одежду и уходит в душевую. Не закрываясь, начинает раздеваться. – Пусть Демид подтянет парней и выдраит там все… Ты о Ринатовской зазнобе что-нибудь выяснил?.. Даже так? Директор по маркетингу?.. Его нет дома. Алика говорит, он взял с собой кольцо…
Не знаю, что за психозы в этой семье из-за колец, но наверное, и не хочу знать. Сняв туфли, тихонько прокрадываюсь к софе, оставляю стакан на столе и беру свою сумку.
– Думаешь, он решил скоротать время и сам рванул в Лондон? Да, черт подери, меня это заботит! – срывается он. – Не мне тебе разжевывать, чем это чревато для меня! Я скоро приеду. Подготовь того ушлепка к мужскому разговору.
Слышу, как звякает пряжка ремня. Через минуту Громов уже появляется передо мной в джинсах и футболке, облегающей каждый его мускул. Его волосы небрежно взъерошены, в глазах усталость. Отыскав меня взглядом, смотрит на сумку, с которой я обнимаюсь, и усмехается.
– Я сейчас уеду. А ты, Рина, постарайся поспать. Здесь ты в безопасности. Дом под круглосуточной охраной и видеонаблюдением. Захочешь поесть, спустишься на кухню, попросишь домработницу накормить тебя. Вопросов тебе задавать не будут. Если Алика, Ринат или родители вернутся раньше, не вздумай с ними трепаться и рассказывать, кто ты.
– Просто молчать? – недоумеваю я, не представляя, как можно игнорировать вопросы хозяев о том, что за девица торчит у них дома.
Громов подходит ко мне, опять заставляя сжаться. Парень, представляющий собой огненную смесь хаоса и разрушения. Ничего не делая, убивает меня, нагоняя жути. Вязкой. Дикой. Беспросветной.
Гладит меня по волосам, двумя пальцами захватывает локон, наблюдает, как тот шелком скользит по его руке, и вкрадчиво отвечает:
– Скажешь, что ты мой персональный хореограф. Обучаешь меня свадебному вальсу. Пусть одуреют от моей дотошности.
Я молчу. Даже моргнуть не могу. Веки закостенели. Потому что в голове вертится не наказ Антона, а его поразительно легкое спокойствие, с которым он собирается ехать раскалывать провалившего заказ киллера. Он будет мучить его, пытать. Возможно, раздробит пару костей или что-нибудь отрежет. От этого психопата всего можно ожидать.
– И не забывай про осторожность в туалете, – напоминает он. – Это кольцо – старт в мое большое будущее. Значит, и в твое. – Пальцем тронув кончик моего носа, ухмыляется: – Держи хвост трубой, – и уходит.
Я бухаюсь на софу и, плотно сжав челюсти, глушу лезущий наружу крик. Он разрывает меня изнутри. Душит. Клокочет. Травит.
Позволяю себе стон отчаяния. Тихий. Похожий на писк. Подгребаю под себя ноги, обнимаю их вместе с сумкой и утыкаюсь лбом в колени.
Всюду круглосуточная охрана и видеонаблюдение… Не сбежать, не позвонить, не попросить помощи…
Никто не должен знать, кто я… Почему? Меня убьют? Громов меня защищает? Или простые смертные официантки тут не в почете? Тогда почему об Инессе никто в семье не знает? Он ждет подходящего случая представить ее? Или до вчерашнего дня вообще не планировал никакой свадьбы? Что за кольцо у его брата? Столько вопросов и ни одного ответа, а кажется, все взаимосвязано.
То ли бессонная ночь, то ли пустырник меня вырубает, но я не замечаю, как отключаюсь. Во сне часто вздрагиваю, ворочаюсь, просыпаюсь в холодном поту и снова засыпаю. От софы все кости ломит. Шея затекает. Позвоночник горит огнем.
Я просыпаюсь на закате, когда комната уже погружается в оранжевый сумрак, играющий в фиолетовых стенах интересными оттенками. Потираю глаза и шею, вздыхаю и плетусь в душевую. В туалет пока не хочется. Даже от страха. Желудок-то пустой. За двое суток раз поела – и то все выблевала.
Умываюсь и навожу порядок в своей сумке, попутно разглядывая каждый угол комнатушки. Камер тут нет. На всякий случай залезаю на унитаз, приоткрываю вентиляционную решетку и заглядываю под нее. Вроде чисто. За мной никто не наблюдает. Так что я спокойно принимаю душ, просушиваю волосы, снова вытянув их в нормальные пряди, и переодеваюсь в одолженный Аликой кроп-топ и джинсовые шорты с высокой посадкой. Брызгаю на себя немного духов и рисую на глазах стрелки. Самой смешно, зачем это делаю. На каком-то оголенном инстинкте самосохранения. Помню, что парфюм понравился Антону, а ему лучше нравиться. И не забываю, что могу разреветься. Чтобы не защипало глаза от растекшейся подводки, перетерплю.
На улице уже загораются фонарные столбы, когда во двор въезжает машина. Не зажигая в комнате света, подкрадываюсь к окну и через тюль слежу за прибывшими домой хозяевами: ухоженной женщиной в стильном платье и статном мужчине с короткой сединой и густой пепельной бородкой. Вслед за ними из машины выскакивает Алика, взвалив рюкзак на плечо. Что-то бурно обсуждая, они входят в дом, и вскоре я слышу их голоса в коридоре второго этажа.
– Антон рационально подходит к решению вопросов, – настойчиво говорит женщина.
Я на цыпочках пересекаю комнату и ухом прикладываюсь к двери, чтобы лучше слышать разговор.
– Он с катушек слетел, как только я выдал им с Ринатом те кольца, – строгий утробный мужской голос отзывается мурашками на моей коже. – Приведет в дом первую попавшуюся и выдаст за свою невесту. Лишь бы брата опередить.
– Ой, да и пусть, – вздыхает женщина, отворяя дверь комнаты. – Может, хоть перебесится.
– Я не хочу, чтобы первой невесткой этого дома стала какая-нибудь стрипуха.
– А что ты сделаешь? – усмехается та. – Кем бы ни была, примешь, благословишь и назовешь дочерью. Так уж у нас заведено. Сплоченность и безопасность семьи превыше всего. Разве не твои слова?
Они закрываются в соседней комнате, и больше я ничего не могу расслышать. Даже пустой стакан, приставленный к стене, не помогает. Зато вызывает у вернувшегося Антона массу вопросов.
Хлопнув дверью, он щелкает выключателем и, залив комнату светом, выбивает из меня испуганный вопль:
– Ах!
Выронив стакан, оборачиваюсь и замираю. Утомленный, злой, но без пятен крови на светлых джинсах и белой майке. Он обрисовывает меня взглядом и отвечает плотоядной полуулыбкой:
– Тебе идет. Выспалась?
– Да. – Снова потираю ноющую шею.
– Обедала?
– Я не выходила из комнаты.
– Зря. У нас тут не кусаются. Ладно, идем ужинать. Демид уже мясо замариновал, сейчас шашлык пожарит.
Надеясь, что не из человечины, я отдираю себя от стены, переступаю через стакан и выхожу за Антоном из комнаты. Мы спускаемся на первый этаж и отправляемся на уютный задний дворик с беседкой, качелями и мангальной зоной. Антон не держит меня за руку, даже не прикасается и не смотрит, а я все равно чувствую обмотанную вокруг шеи цепь. На поводке, как он и обещал.
Демид раздувает огонь, трещащими искрами подпрыгивающий вверх, Алика мечтательно качается на качелях. Какая-то женщина в серой форме с белым передником накрывает на стол, выставляя приборы, закуски, салаты, хлеб, напитки. По привычке переворачиваю вилку как положено, чем вызываю опасный блеск в глазах заметившего это Антона.
– Просто так правильно, – поясняю ему тихо и больше не лезу к сервировке.
Из дома выходит незнакомый мне мужчина, неся мясо с овощами на шампурах. Проходя мимо нас, приветственно кивает.
– Ну и запах, Демидка! – хвалит кулинарные способности парня. – Я его сырым проглотить готов!
– Это Клим, – говорит мне Антон. – Правая рука нашего отца. Кстати, вон и он.
Я оборачиваюсь навстречу идущей к нам паре – той самой, которую я видела из окна. Уже переодевшиеся в легкую домашнюю одежду. Женщина держит под руку своего мужа, но как-то отстраненно, холодно. Будто соблюдает условности, тайно желая, чтобы это поскорее закончилось.
– Я же говорил, что он обскачет брата, – небрежно и даже осуждающе начинает отец семейства.
Я внимательно смотрю в его суровое лицо, которое с годами не утратило мужского шарма и сделало своей визитной карточкой проникновенные серые глаза, и впервые чувствую себя под необъяснимой защитой.
«Кем бы ни была, примешь, благословишь и назовешь дочерью. Так уж у нас заведено. Сплоченность и безопасность семьи превыше всего. Разве не твои слова?» – вот, что прокручиваю я в памяти, глядя на него. Он человек слова, чести. От чужого отвернется, за своего встанет горой.
Представлюсь ему дурой, проглотившей его двадцать два миллиона, и я – покойница.
Подтвержу вранье, что я хореограф, и спалюсь, если меня попросят посоревноваться с Аликой в аэробике или пригласят на танец, в котором я оттопчу партнеру все ноги.
Что же делать, что делать?..
Еще и этот ищущий взгляд, сканирующий мои руки, неготовые похвастаться бриллиантом в золоте.
– Громов, – представляется он, остановившись со своей женой в шаге от нас с Антоном, – Лев Евгеньевич.
– Екатерина, – отвечаю, щипцами вынимая из себя каждый звук.
Он переводит взгляд на сына.
– Не вижу кольца.
– Это не то, о чем ты подумал. Катерина не… – объясняет Антон, но я тут же полноценно подключаюсь в разговор.
Засмеявшись, надеюсь, не совсем истерически, всовываю ладонь в горячую руку Громова, скрещиваю наши пальцы и, дрожа от ужаса, перебиваю его:
– Представляете, так глупо получилось. Антоша готовился, хотел красиво сделать мне предложение. Лимузин, цветы, ресторан, кольцо в шампанском… А я, разволновавшись, проглотила его. Но вы не беспокойтесь, мы уже были на УЗИ. Врач сказала, дня через три кольцо вернется к нам естественным путем. Правда, Антош? – Поднимаю лицо и с замиранием сердца смотрю в парафиновое лицо Антона.
Если он меня сейчас придушит, так мне и надо.
– Боже мой, как мило! – вздыхает мать семейства.
– Такого не бывает, – не верит нам Лев Евгеньевич.
– Ой, Лева, не бубни! – одергивает его жена. – Колечко-то маленькое, аккуратное. Катюша запаниковала. Вон даже сейчас дрожит девочка…
Дрожу. Еще как дрожу. Чуть ли не подпрыгиваю под пожирающим меня взглядом Антона. Его пальцы превращаются в тиски. До хруста сдавливают мою руку. На лице играют желваки. Глаза метают молнии. Я заняла место Инессы. Необдуманно. Ради элементарного выживания. Теперь в глазах его семьи я не случайная девка, укравшая у них целое состояние. Не танцовщица, не умеющая танцевать. Я невеста. Будущая младшая госпожа Громова. Часть семьи, оберегаемая их внутренним кодексом.
Что творю, сама не понимаю. Просто пытаюсь выжить в этом престижном на первый взгляд аду.
– Завтра привезете мне снимки с УЗИ, – заявляет Лев Евгеньевич. – Это же не составит вам труда?
Антон отпускает мою руку, которую жжет от стальной хватки, обвивает талию, рывком притягивает к себе и лицемерно скалится:
– Нам скрывать нечего. Моя невеста и правда окольцована. – Наклоняется к моему уху и, делая вид, что целует, грозно шепчет: – Твоя песенка спета, Рина. Тебе крышка…
Глава 6
Затолкнув в тесную кладовку, Громов пригвождает меня к стене и в тусклом свете автоматически загоревшейся лампочки глазами сдирает с меня кожу. Инвентарь из ведер, тряпок, контейнеров, пылесосов, утюгов мигом становится дороже и важнее меня – глупышки, решившей, что Антон Громов ей по зубам.
Задрав натренированные убивать руки, ладонями впивается в стену, а взглядом-пиявкой в меня. Кровь высасывает, душу вытягивает. Распарывает и кромсает, наслаждаясь моей одышкой и дрожью. Дышит хрипло, сбивчиво, гортанно. Как осатанелый зверь, у которого из-под носа увели сочную добычу.
Глухо рыкнув, сжимает кулак и со всей дури заряжает им по лампочке. Та, взорвавшись, осыпает нас мелкими осколками, кажется, вонзающимися в меня до самых костей. Тихо всхлипнув, закрываю лицо руками. Словно эта жалкая защита спасет меня, если Громов вздумает выбить мне зубы.
Склоняется к моему уху и медленно втягивает запах моего страха. Насыщается им, буквально впадает в экстаз. Такому шизику и правда Инесса – самая подходящая партия. Только она этого психа вывезет.
– Даже не знаю, – начинает он приглушенно и прерывисто, – презирать тебя или восхищаться.
Хватает меня за руки, отнимает их от лица и вздергивает вверх. Больно придавливает к стене над моей головой и щекой прижимается к моему виску. Настоящий энергетический вампир. Подпитывается мной, купаясь в неистовом удовольствии.
– Он дал нам с Ринатом два одинаковых кольца, – произносит без особого нажима, но заставляя меня вздрагивать на каждом слове. – Сказал, что первый, кто приведет в этот дом невестку, получит в качестве свадебного подарка всю империю Громовых. А ты хоть представляешь, какая это власть? Какие неограниченные финансовые возможности? Какое всесилие?
Перехватывает оба моих запястья одной своей лапищей, а вторую медленно опускает вниз и легонько сдавливает мою шею. Играючи, пугающе. Развлекается со мной, как кошка с мышкой.
– Он уже стар, – продолжает, обжигая своим дыханием мое лицо. – Хочет достойного покоя где-нибудь на собственном острове в Индийском океане. В окружении красивых служанок, с сигарой в зубах и с бокалом коллекционного бухла в руке. Он это заслужил. Лев Евгеньевич построил свое царство с нуля. По кускам собирал могущество и возводил неприступную стену. Бросить все на съедение шакалам? Не-е-ет. Лучше передать в надежные руки. Но так вышло, что у Льва Евгеньевича целых два верных наследника, а король может быть только один.
Он так близко, что я слышу биение его буйного сердца. Тук-тук. Тук-тук. Оно колотится так же яростно, как выплескивается из него желание унаследовать миллиарды Громова старшего. Вот, что толкнуло Антона сделать Инессе предложение. Жадность, эгоизм, жажда власти.
– То чертово кольцо – ворота в рай, – рычит он, свирепея и сильнее сжимая мою шею. – Если бы ты вчера его не проглотила, сегодня я уже готовился бы к коронации. Фирма, акции, чинуши, теневая экономика – я бы встал во главе всего этого. У моих ног распростерся бы весь мир. Но мало того, что ты спутала мне все карты, так еще и затеяла опасную игру. Лев Евгеньевич ошибок не прощает. Он хочет увидеть кольцо на пальце будущей госпожи Громовой. Не в брюхе, слыхала? На пальце. Мне повезло лишь потому, что фаворитка Рината в Англии. Ему требуется время сделать ей предложение. Но оно ограничено. В любой момент он введет ее в наш дом. И как ты думаешь, на ком остановит свой выбор Лев Евгеньевич? На грошовой официантке, проглотившей его двадцать два миллиона? Или на успешном директоре по маркетингу из Лондона? Вот почему я выбрал Инессу. Она конкурентоспособная. Любую роль сыграет, а легенду я ей сфабрикую.
В темноте его голос кажется вязким, клейким. Он обволакивает меня, застывая коркой смолы и парализуя.
– Придумай легенду мне, – тихо пищу. – Я сыграю не хуже Инессы. Обещаю. Поженимся. Получишь свою империю, и разведемся.
Из него вырывается короткий злорадный хохот.
– По-твоему, Лев Евгеньевич отупел с возрастом? – Подняв ладонь, большим пальцем гладит меня по лицу. С напором. Натиском. Силой. Принуждением. – Чтобы сыновья тщательнее выбирали себе спутниц, он выдвинул одно выверенное до совершенства условие: если преемник расторгнет брак в ближайшие десять лет, империя перейдет в руки второго сына. Безвозвратно. Независимо от того, будет тот женат или нет. Так что у меня только два пути: жениться раз и навсегда, или шлепнуть Рината. Но мне бы очень не хотелось кончать брата. Он четкий мужик, да и надежное плечо в нашем бизнесе куда дороже сраного бриллианта. – Громов склоняется к моему лицу и с маниакальной медлительностью проводит подушечкой пальца по моей нижней губе. – Что теперь скажешь, Рина? Согласна выйти за Антошу?
Его глаза… В них тяжело смотреть. От них не отвести взгляда. Омут болотистой зелени без дна. Непроходимая, зыбкая, гибельная топь. Даже сейчас, в полумраке тесной комнатушки, я чувствую эту непреодолимую силу. С такими глазами Громов может говорить все, что угодно. Каждое его слово залезает под кожу, всасывается в плоть, пронзает кости. И дробит меня на мелкие части.
– Тогда что мне делать? – вопрошаю навзрыд.
– Не реви! – его ледяной голос напоминает мне о двух пунктах, нарушение которых таит в себе опасность.
Моргнув, лихорадочно киваю, с болью глотая ком в горле. Он похож на битое стекло. Его словно утрамбовали и залили кипящей сталью.
– Пока не вернешь кольцо, будешь продолжать ломать комедию в роли моей чудной избранницы, – диктует он, заковывая меня в невидимые кандалы рабства. – Потом я сам выведу тебя из игры.
У меня сердце примерзает к ребрам. То есть как выведет? Убьет? Но уточнять не осмеливаюсь. Боюсь услышать положительный ответ.
– Анто-о-он! – зовет его прошелестевший листочками голос Алики. Дверь распахивается, и девушка первым делом поднимает лицо к потолку. – Вы чего в темноте?
– Лампочка взорвалась, – фыркает ей Громов, не отводя от меня взгляда и продолжая прижимать мои запястья к стене. – Газ скопился.
– Шашлык готов. Вас одних ждем. Долго обжиматься будете? – Алика разворачивается, не дожидаясь ответа, и добавляет, уходя: – Нашли место.
Антон разжимает пальцы, позволяя мне опустить затекшие руки. Мурашки, бегающие по коже, жалят в каждую клеточку. Я разминаю запястья, потираю плечи, не решаясь сдвинуться с места.
– Думай, что щебечешь за столом. Ты должна понравиться Льву Евгеньевичу. Настолько, что он непременно наградит Антошу дарами своей щедрости.
– Я постараюсь, – отвечаю тихо.
– Не мямли. – Громов двумя пальцами поправляет рукавчик моего топа и откидывает мои волосы за спину. – Выше голову. Сейчас все внимание будет на тебя. – Оставляет меня в покое, подарив глоток свежего воздуха. Первым выходит из комнаты, вздыхает, распрямляя плечи, и бросает мне: – Мы только что сосались. Сделай хотя бы смущенный вид.
Не представляя, как убедить Громовых, что я по уши влюблена в их сына-маньяка, на крошечных зачатках инстинкта самосохранения ладонями растираю себе щеки и вытягиваю губы в улыбке, которая от страха застывает на лице.
– Я тебя недооценивал, – хмыкает Антон, берет меня за руку и ведет на пир стервятников.
Лев Евгеньевич, как истинный вожак прайда, громоздится во главе стола. Его мощь здесь повсюду. Взгляд похож на сканер, от которого не скрыться. Он словно без аппарата УЗИ просвечивает мое нутро.
А имя-то какое соответствующее – Лев Громов!
Защиты у него от Антона искать бесполезно. Я прекрасно расслышала, откуда у этой семьи миллиарды. Странно, что дом такой скромный для их статуса. Наверное, летний вариант, дача. А в остальное время живут в своем собственном дворце где-нибудь в Майами.
Антон выдвигает для меня стул, а я даже ног согнуть не могу. Кое-как усаживаю себя, смотрю на сочное прожаренное мясо и в ярких красках представляю, какое мракобесие сейчас начнется за столом: как железные пасти будут рвать эти куски, проглатывать не жуя, смаковать, вылизывать пальцы.
Но ничего подобного не происходит. Мать семейства ограничивается салатом. Алика просит прислугу положить ей всего кусочек. А мужчины аккуратно орудуют вилками и столовыми ножами.
– Что будете пить?
Я растерянно смотрю на приступивших к еде Демида и Клима и ловлю себя на мысли, что к подчиненным тут относятся хорошо, если те верны боссам. Я могла бы не усложнять свое положение. Сказала бы, как Антон наказывал, что хореограф. Притворилась бы, что потянула лодыжку и танцевать пока не могу. Позже напросилась бы к Антону на работу. В качестве той же домработницы.
– Рина, у тебя спрашивают, – говорит он, отправив кусочек в свой рот.
Я внимательно смотрю на его перемалывающие мясо челюсти и сглатываю.
– А?
– Что вам налить? – доносится с другой стороны.
Оборачиваюсь и вижу вежливо улыбающуюся служанку. Она глазами указывает на разнообразие графинов, терпеливо ожидая моего выбора.
– Водички, – хриплю я.
– Вы повздорили? – интересуется Лев Евгеньевич, явно недовольный моей заторможенностью.
– Мы устали, – отвечает за нас обоих Антон. – Ты же знаешь, что случилось. Хотя мы не так планировали провести ночь после романтического ужина.
– У вас все пошло наперекосяк в тот момент, когда ты додумался бросить кольцо в шампанское, а твоя невеста его проглотила.
– Ой, Лева, – вздыхает его жена. – Не сейчас. – Она пригубляет бокал с вином и с улыбкой обращается ко мне: – Мы так и не представлены, Катюш. Я Ксения Вацлавовна. Можно просто Ксения. Главное – не мама, – смеется она. – Меня даже сыновья так не называют.
– Очень приятно. – Я дрожащей рукой беру стакан с водой и жадно пью.
– А чем ты занимаешься?
– Мной, – отвечает за меня Антон. – Как и ты своим мужем.
– Не груби матери, – делает ему замечание Лев Евгеньевич.
– Лева, он не грубил, – вступается за него Ксения. – Ты почему такой напряженный? – Она кладет ладонь на его крепкое предплечье и слегка массирует.
– В него ночью стреляли. Как я могу расслабиться? Я предупреждал насчет Беркута. Когда был шанс порешить его, твои сыновья меня отговорили. Думали под себя его подмять. Но майор-то оказался принципиальный. А теперь, Ксюша, ответь, есть ли смысл передавать дела этим идиотам?
Я чуть не захлебываюсь остатками воды. Вся семья в курсе кровавых дел. Проблемы обсуждаются за ужином, будто анекдоты. И никого не смущает Алика, которой на вид лет восемнадцать. Да и она, похоже, не особо травмируется. Жует себе лениво и в ТикТоке зависает.
– Лева, не горячись, – просит его жена. – Успокаивайся и кушай. Все живы и здоровы. Позже обсудите, что делать. А мы с девочками посплетничаем, да? – Подмигивает мне.
Я с каким-то неестественным скулежом выдаю ей ответную улыбку и переключаю внимание на свою тарелку, доверху наполненную мясом и овощами. Пока, скосив глаза, в стакан пялилась, Антон уже нагреб мне ведро еды.
– Жуй! – шипит мне в ухо.
Нехотя беру приборы и расковыриваю кусочек, опять вспомнив убитого парня. Хорошо, что на нем была маска. Я бы не выдержала, запомнив его лицо – открытый рот, распахнутые в ужасе глаза. Всю жизнь он преследовал бы меня во снах и наяву.
С трудом глушу подступающую тошноту и начинаю есть. Мясо мягкое, сочное, тает во рту. На веселом пикнике я похвалила бы шашлычника, но за этим столом хочется плакать.
– А я не думаю, что это Беркут, – внезапно подключается к разговору Алика, отвлекшись от планшета. – Нафига майору мараться? Ему награды нужны, повышение. Выгоднее вас за решетку посадить.
– Это твои слова? Или Рината? – спокойно интересуется Лев Евгеньевич.
– Какая разница? Я его поддерживаю. Пап, Ринат ни разу не ошибался. Антош, без обид. – Складывает ладони в молитве, взглянув на брата.
– А я с Аликой согласна, – кивает Ксения. – Ты помешался на этом майоре. Во всем видишь его причастность. Лева, ну забудь ты на время об этом Беркуте. Представь, что его нет. Кто еще хотел бы убить Антона?
– Может, тогда у Антона и спросим? – Лев Евгеньевич втыкает вилку в кусок мяса и закидывает его в рот.
– Генрих уже работает, – отвечает мой «жених».
– Добивает раненого? Это работа? Он не расколется. Знает, что ему по любому крышка…
– Погодите, – опять вмешивается Алика. – Почему вы так узко мыслите? Неужели никто из вас не допускает мысли, что покушались не на Антона? – Она обводит всех за столом подозрительным взглядом и задерживает его на мне. – Может, пришли за ней. За Катей.
Плохо пережеванный кусок с горем пополам протискивается в мою глотку. Я запиваю его водой, едва не расплескивая ее. На меня смотрят все: Лев Евгеньевич, Ксения Вацлавовна, Алика, Антон, даже их подчиненные. Словно на мне вот-вот должна зажечься вывеска с бегущей строкой из ответа на озвученный вопрос, а заодно объявление с акцией на мою и без того недорогую жизнь.
Во дворе становится слишком тихо. Теплый вечер трещит невидимой изморозью, накрывающей меня ощутимой вуалью. Жаль, под ней не спрятаться.
– Разберемся, – без лишних слов говорит Антон и продолжает жевать.
Он прекрасно знает, что моя презренная душонка официантки никому не сдалась, но другие вдруг увидели во мне вредителя.
– Ты поела? – неожиданно для меня интересуется у Алики Клим. С отеческим покровительством – в меру строгим и достаточно снисходительным. Встает из-за стола и кивком указывает ей тоже не задерживаться. – У тебя завтра фортепиано. Надо позаниматься перед сном.
Цокнув языком, она нехотя берет со стола свой гаджет и, пожелав всем спокойной ночи, в сопровождении верного подданного Льва Евгеньевича уходит в дом.
С напряжением глядя им вслед, улавливаю между ними что-то схожее. То ли в движениях, то ли в манерах, то ли во внешности, но эти двое как-то связаны. Мне не хочется думать, что у них роман, поэтому я отвлекаюсь, запихивая в себя еще кусок мяса.
– Катюш, может, тоже пойдем? – приятельски улыбается мне Ксения Вацлавовна. – Пусть мужчины дебатируют.
– Она еще ест, – отвечает за меня Антон.
– Переедать на ночь вредно, – морщит она носик и делает глоток вина. – Ты же не хочешь, чтобы к свадьбе твоя невеста превратилась в бочку?
– Пить на ночь тоже вредно. Печень может отказать.
Лев Евгеньевич больше не делает сыну замечаний. Наоборот, кладет тяжелую ладонь на руку жены, чем заставляет ее отставить бокал.
– Присматривай за дочерью, Ксюш. Она увлекается опасными вещами.
– Ладно, – вздыхает мать семейства. – Пойду послушаю, как она играет «Этюд» Сибелиуса. Не засиживайтесь. – Игриво проводит пальчиками с блистательным маникюром по плечу мужа и в развевающемся летнем платье упархивает со двора.
Демид, схватив тарелку с объедками, тоже исчезает из-за стола, а служанка теряется из поля зрения, выпровоженная немым приказом хозяина. Я остаюсь одна в обществе двух грозных саблезубых зверей. Безоружная, загнанная в капкан жертва, которую ждет стандартный для этих людей набор вопросов.
– Как вы познакомились? – начинает Лев Евгеньевич, расслабленно откинувшись на высокую спинку стула. Столовым ножом водит по салфетке, будоража в моем воображении кровавую картину вскрытия моего живота.
– Это личное, – отвечает Антон.
– В таком случае, кому достанется моя компания, тоже вопрос личный.
Намек ясен. Антон стискивает зубы. Откровенного разговора нам не избежать.
Мы с ним не успели обсудить альтернативную, но похожую на правду историю нашего знакомства. Не решили, как давно «встречаемся», чем я занимаюсь, и как докажу, что действительно «люблю» Антона, а не его деньги. Лев Евгеньевич внушает не только глубочайшее уважение, но и страх. Сочетает в себе благодетеля и губителя. Одной рукой погладит по голове, в другой сожмет нож, которым в случае чего перережет глотку.
– Однажды Антон обедал в ресторане, где я работаю официанткой, – отвечаю, посчитав лучшим быть максимально честной. – Я перепутала столики и принесла ему не тот заказ. Мы разговорились…
– Кто твои родители? – идет дальше по анкете Лев Евгеньевич.
Молчать о том, что отца у меня не было отродясь, я привыкла. К тому же, на такие случаи у меня припасена вросшая в мое сознание сказка.
– Они развелись, когда я была совсем маленькой. Где папа, я не знаю. Мама работает воспитателем в детском саду.
Антон гулко вздыхает, всем своим видом показывая, что недоволен моими откровениями. Он привык лгать, выкручиваться, дурачить. Я – нет. Начну врать и на чем-нибудь проколюсь. Или Лев Евгеньевич уже утром наведет обо мне справки и закопает меня под той пушистой голубой елью за его спиной.
– У вас с матерью своя квартира? – продолжает глава преступного клана.
– Съемная, – пищу, заметив, как подозрительно и колко он смотрит на сына.
– К чему этот допрос? – срывается тот, поднявшись. – Я уже неоднократно говорил, что у меня есть девушка. Просто не хотел торопиться. Знал, как важен для тебя статус ее семьи. Ты своими условиями вынудил меня привести ее в наш дом так – наскоком и под обстрелом. Поэтому смирись, что Катерина скоро станет моей женой.
Лев Евгеньевич кулаком ударяет по столу, отчего звякнувшая посуда подскакивает, как и я, звонко ахнув и прикрыв рот рукой.
– Мне осточертела твоя наглость! – рявкает, зловеще поднимаясь над столом. – Перестань быть скотоподобным ублюдком, или из своей империи я устрою пир для голодных шакалов. Поверь, даже самая трусливая паскуда не побрезгует сожрать кусочек!
Я буквально прирастаю к стулу. Немею всем телом и разумом. Забываю, как дышать и моргать. Даже не сразу замечаю появившегося во дворе Генриха, хотя в его руке очень знакомый чемодан со сломанным колесиком и царапиной сбоку.
– Прошу прощения, я не вовремя? – вставляет он свой вопрос, удачной точкой закончивший этот чудный семейный ужин. – Антон Львович, я привез вещи Катерины, как вы просили.
Только сейчас я понимаю, что он держит мамин чемодан! Ему уже лет двенадцать. Где он только не бывал. Но рассержена я из-за другого. Как Генрих попал в мой дом? Кто дал ему право рыться в моих вещах? Все ли в порядке с мамой?
– Отнеси в нашу комнату, – бросает ему Антон, обхватывая мое запястье горячим кольцом своим цепких пальцев. – Спасибо за ужин, отец. На чай мы не останемся. Вредно на ночь переедать.
