Текст книги "Три дня с миллиардером (СИ)"
Автор книги: Лея Кейн
сообщить о нарушении
Текущая страница: 1 (всего у книги 13 страниц)
Лея Кейн
Три дня с миллиардером
Глава 1
Крепкая мужская рука, увитая уходящими под манжету рубашки венами, властно жмет на пластиковую ручку и толкает дверь вперед. По моим глазам бьет отблеск от восемнадцати тысяч долларов, посаженных на эту руку в виде швейцарских часов. Мой суровый конвой пинает меня идти вслед за своим циничным боссом и тоже вваливается в небольшой кабинет УЗИ, как в вагон метро по утрам. Энергично и напролом.
– Вытряхивайтесь! – Грубый тон этого богатого и нервного психопата с идеально подходящей ему фамилией Громов приводит в шок лежащую на кушетке девушку и ее парня, которые счастливо рассматривали своего будущего малыша на экране аппарата, пока тут не появились мы.
Узистка с бейджиком «Ульяна Ми…» встревоженно обводит всех нас взглядом и с уместным замешательством спрашивает:
– Вы что себе позволяете?!
Двумя пальцами раздвинув жалюзи, Громов выглядывает на улицу, где в одной из машин его личного кортежа истерит его ненаглядная невеста, и с абсолютным хладнокровием отвечает:
– У тебя две минуты, док. Или понесешь резюме в отдел занятости населения.
– Я на вас нажалуюсь! – Она поднимается с кресла, но здоровая лапища верного цербера давит на ее плечо, садя обратно.
– Минута пятьдесят, – начинает отсчет этот маньяк, продолжая смотреть на улицу.
Напуганная его дерзостью и физиономиями его троих мордоворотов, Ульяна следит за тем, как из кабинета выскакивают разволновавшиеся пациенты, и быстро меняет салфетку на кушетке.
– Прошу, – кивает мне, усаживаясь поудобнее и беря гель. – Какой срок?
Я приподнимаю рубашку и расстегиваю брюки с завышенной талией, краснея от мужских взглядов. Они даже не пытаются отвернуться. Думают, им все позволено.
– Часа два, – отвечаю я, отчего узистку окончательно переклинивает.
– Молодой человек, вы в своем уме?
Ярко-зеленые глаза этого молодого человека обдают ее холодом. Оторвавшись от созерцания своих дорогих авто, он решительно приближается к аппарату, выхватывает из рук врача гель и обильно поливает мой живот.
– Ай, холодно же! – взвизгиваю возмущенно.
– Я хочу знать, что у нее внутри!
Брови узистки взметаются вверх.
– Вы нормальный?!
За его спиной хрустят костяшки сжимающихся в кулаки рук, концентрируя в кабинете полнейшую тишину.
Ладонью опершись о спинку кресла, этот шизик разворачивает узистку носом к аппарату и четко напоминает:
– Время.
– Скорее всего, я кое-что проглотила, – объясняю я ей, наконец отходя от офигевания или привыкая к тому, что я в некотором смысле временная банковская ячейка. – Возможно, кольцо.
То ли тяжело, то ли облегченно вздохнув, Ульяна отвечает:
– Могли бы сделать рентгенограмму. Зачем в женскую консультацию-то пришли?
– Минута.
– Я уже начинаю. Не торопите меня, – психует врач, беря ультразвуковой датчик.
Наводит его на мой живот и размазывает гель в области желудка. Сосредоточенно всматривается в экран, словно в ее затылок не дышит кровожадный бугай. Поражает меня своей выдержкой. Настоящий доктор!
– И? – не терпится этому несчастному жениху, которому я обломала романтический ужин с предложением руки и сердца.
– Да, я что-то вижу… Милая моя, вы что же, сегодня совсем не кушали?
– Она изрядно закинулась французским «Круг Гранд Кюве» с нотками пряностей и меда, – с тонкостью опытного сомелье напоминает Громов мне о том проклятом бокале, который я опрокинула в себя, получив смс от Радика, не придумавшего ничего оригинальнее, чем расстаться со мной в мессенджере!
– Екатерина, – обращается ко мне узистка, глянув на бейджик на моей рубашке. Меня буквально волоком вытащили из ресторана. Я даже свою сумку не успела забрать, не то что форму официантки сдать! – У меня для вас немного неприятные новости. В вашем желудке и правда предмет, напоминающий кольцо…
– С бриллиантом высшей чистоты в ноль-пять карат, – уточняет этот узурпатор, выставляет в сторону руку и дожидается, пока один из подчиненных вложит в нее скальпель. Самый настоящий медицинский скальпель. – Режьте! – Протягивает его Ульяне, отчего она бледнеет, а я и вовсе едва не теряю сознание. Ведь речь о моем животе!
– Вы рехнулись?! – дрожащим хрипом вскрикивает врач. – Это не операционная, и я не хирург! Да, девушка проглотила кольцо, но еще рано прибегать к таким кардинальным мерам! Подождите дня три, оно само выйдет. Главное – побольше и помягче питаться. – Она опасливо смотрит на сверкающий скальпель, часто моргая и покрываясь испариной. – Если же по истечение этого времени кольцо к вам не вернется, обратитесь к хирургу. Тогда его извлекут под наркозом.
– У меня нет трех дней, – рычит он.
– Я все равно ничем не могу вам помочь. Я не буду делать то, о чем вы просите.
Со злости швырнув скальпель в стену и позволив узистке и мне выдохнуть, он хватается за голову и нервно расхаживает из стороны в сторону.
– Она со всем своим барахлом не стоит столько, сколько это кольцо! – рявкает, указав на меня.
Хватаю бумажное полотенце и тщательно вытираю гель с живота, ворча:
– А ты не стоишь и половины того, чего стою я. Придурок…
– Что ты сказала? – Остановившись, скрипит зубами. – Ты не в том положении, чтобы подавать голос, когда не просят… как там тебя?
– Екатерина, – подсказывают ему.
– Да мне плевать, – рычит он, заткнув рты своим псам. – Ты проглотила не кольцо, а все мои старания.
– Выбирал долго? Неудивительно. Для такой припадочной курицы, как твоя невеста. Ты вообще уверен, что она примет его после того, как оно закончит свое путешествие по моему кишечнику?
Только его зазвонивший айфон сохраняет мне жизнь. Вынув свой «яблочный» гаджет из кармана, смотрит на светящий экран и глухо ругается:
– Молись, Катерина, чтобы я сейчас выторговал тебе эти три дня.
Двадцать два миллиона… Ровно столько сейчас переваривается в моем желудке. Целое состояние. Две столичные квартиры. Билет в безбедное будущее.
Как же меня угораздило в это вляпаться?!
Вздохнув, откидываю голову назад и, пока Громов болтает по телефону, прокручиваю в голове каждый свой шаг.
Если бы я уехала с мамой в деревню к бабушке.
Если бы Сонька не купилась на акцию в салоне красоты возле беляшной и не изуродовала бы себя перманентным макияжем.
Если бы я отказалась подменить ее в свой законный выходной.
Если бы я опоздала.
Если бы не вернулась за забытым на подзарядке телефоном.
Если бы Радик не бросил меня по смс.
Если бы мне под руку попался другой бокал.
Если бы я откашливалась, когда кольцо застряло в горле, а не запивала его французским «Круг Гранд Кюве» с нотками пряностей и меда.
Сейчас я этого Громова бы знать не знала.
Хотя мне кажется, не так страшен он, как его невеста, угрожающая сжечь ресторан и засадить за решетку весь персонал. Неврастеничка психованная!
Грозное перемещение по кабинету самого здорового амбала, того самого, который держит наготове кулаки, вынуждает Ульяну отбросить идею дотянуться до своего телефона. Она даже экран разблокировать не успеет, как размажется по стенке.
– Ладно-ладно! – Осторожно разводит руки в стороны, показывая пустые ладони.
Громов заканчивает разговор, отнимает айфон от уха и ощупывает меня сосредоточенным взглядом. В нем все – от бешенства и неприязни до беспокойства и непонимания, почему у него все пошло через одно место.
Это наш первый прямой зрительный контакт, когда ни я, ни он не отводим взглядов. Я вижу в нем монстра и своего потенциального убийцу. Он во мне – жалкое, беспомощное существо и коробочку с бриллиантом.
На вид красивый молодой мужчина: гладко выбритый, с аккуратно уложенными назад густыми темно-русыми волосами, зеленоглазый, уверенный в себе. Высокий, спортивный, непоколебимый. В модном костюме, едва ли не свадебном, в лакированных лоферах и с увесистым золотым перстнем-печаткой, он внушает не только трепет от восхищения его успешностью, но и страх. Потому что такие люди, как он, все в этой жизни измеряют деньгами.
Разумеется, не мне, серой мышке, имеющей в своем арсенале должность официантки за нищенскую зарплату, с ним тягаться.
– Док, ты гарантируешь, что кольцо само вернется? – произносит с нажимом на каждый слог, не отводя от меня пристального взгляда.
Ульяна слегка жмет плечом:
– В большинстве случаев никакого хирургического вмешательства не требуется. Если конечно, у Екатерины нет заболеваний желудочно-кишечного тракта и проблем с… очищением организма, – подбирает она более мягкое слово после запинки.
– У меня с этим все нормально, – отвечаю в шоке, что обсуждаю свои походы в туалет при каких-то посторонних личностях. Еще два часа назад я посмеялась бы, услышав подобную историю.
– Три дня, значит? – вслух размышляет он, шинкуя меня своими глазищами. – Будет тебе три дня, Катерина. Постарайся быть паинькой и самостоятельно очистить свой организм. В противном случае... – взглядом указывает на плинтус, у которого опасно сверкает скальпель. – Выводите ее, – велит своим людям, не озвучивая мою печальную участь.
Кулаки громилы разжимаются. Ульяна выдыхает, а меня буквально сметают с кушетки, схватив под руки с обеих сторон и выволакивая из кабинета.
Им плевать на врачей и пациентов. Плевать на камеры и даже охрану. Ведут меня так, словно для них нигде нет закрытых дверей.
– Ну что, Антош?! – Невеста выскакивает из машины, едва заметив нас на выходе из клиники. – Нашли кольцо?!
Обтягивающее платье на ней явно нарочно на размер меньше. Чтобы подчеркнуть большую грудь, плоский живот, крутые бедра. Дамочка не блещет умом, вот и ловит богатого жениха тем, на что еще он может клюнуть.
– Нашли, – отвечает Громов, кольнув меня взглядом. – Скоро достанем.
– Она его все-таки проглотила?! – визжит эта дура, затопав ногами. – Мое кольцо с бриллиантом?! Мои двадцать два миллиона?!
– Инесса, вернись в тачку, – грозно шипит ей Громов, хватает за руку и заталкивает в салон. Игнорируя ее истерику, захлопывает дверь и переключается на меня. – Три дня, крошка. Вот сколько я тебе даю.
– Я не крошка, Антошка, – отвечаю ему с тем же гонором. – У меня есть имя. И не волнуйтесь, я хожу в туалет чаще одного раза в три дня.
– Очень на это надеюсь, – скалится он, обнажая идеально ровный ряд белоснежных зубов. К нам подъезжает черный джип, парни открывают дверь, и Громов кивает вглубь темного салона. – Залезай.
– Спасибо. Я на такси доеду.
– Ты куда-то собралась? – ухмыляется он, подойдя ко мне вплотную и опалив меня жаром своего крепкого тела.
– Домой, – отвечаю, не чуя подвоха.
– Ты, наверное, шутишь? Пока я не получу кольцо, ты будешь у меня на поводке. То есть – в ближайшие три дня.
Я нервно сглатываю, ощутив ноющую боль в шее. Словно этот упырь уже накинул удавку и душит, наслаждаясь моим испугом и хрустом позвонков.
– Я вас даже не знаю, – пищу затравленно.
– Ничего. Познакомимся.
Парни силой заталкивают меня в салон, а я истерю ничуть не меньше Инессы в соседней машине.
– Эй, полегче! Удерживать человека противозаконно! Оставьте мне свой номер, я позвоню, когда…
Громов кладет ладонь на дверь и, облизнувшись, мажет по мне насмешливым взглядом.
– Не держи меня за кретина, Катерина. Ни один нормальный чел не отдаст бриллиант стоимостью в целое состояние, даже высрав его.
Я морщусь от его грубости. Хотя надо бы порадоваться, что он относит меня к категории нормальных челов.
– Радуйся. Ты никогда в своей жизни не пожрешь так вкусно, как в ближайшие три дня.
– Но… у меня семья, работа... Что я буду делать эти три дня?!
Громов чуть склоняет голову и, прежде чем захлопнуть дверь, констатирует факт:
– Сидеть на привязи!
Глава 2
Псы у Громова не очень разговорчивые, но по дороге я успеваю узнать, что самого здорового зовут Генрих. Он старше других, держит ухо востро и контролирует абсолютно все. Тот, что за рулем – Демид. Он, наоборот, самый молодой. На вид лет двадцать пять. Более туго соображающий, чем его собратья. Все делает строго по приказу Генриха, даже пробки объезжает там, где тот ему говорит, а не навигатор показывает.
Москва-сити – вот куда меня привозят. В отдельный мир. В жерло денежного вулкана. Хотя я думала, что буду сидеть на привязи в каком-нибудь вонючем подвале.
Генрих, не стесняясь, хватает меня за локоть, тащит мимо каждого оценивающего взгляда местной элиты, поднимает на сорок шестой этаж и вводит в студию класса люкс.
Белые стены, белая кухня, белые портьеры на панорамном окне изящно сочетаются с черной барной стойкой, каменной столешницей и массивом дерева, из которого выполнена двуспальная кровать. Смущает меня только джакузи у окна. Другого места не нашлось? Или это и есть комфорт нынешних богачей – купаться, пялясь на город у своих ног?
Генрих истуканом встает перед дверью, сцепив руки перед собой и уставившись на меня немигающим взглядом.
– Я могу пройти? – спрашиваю осторожно.
Не хочу, чтобы он опять молотом сжал свой кулак и звезданул меня по темечку. Здесь же никому нет дела до того, что происходит за стеной. Вечеринка там, деловые переговоры или чье-то убийство. Каждый занят своими шкурными задачами.
– Антон Львович позволил вам располагаться.
Ну раз сам Антон Львович позволил…
Я снимаю туфли, убираю их в гардеробный шкаф, в котором лишь один костюм, одно полупальто и несколько пар мужских ботинок, и на цыпочках обхожу студию.
Три высоких стула у барной стойки и кровать: больше задницу свою пристроить некуда. Квартира явно не для постоянного проживания. Тут даже холодильника нет, зато есть микроволновка и кофеварка.
Я подхожу к окну и смотрю на горящий огнями мегаполис. Не с высоты птичьего полета, конечно, но тоже шанс, который представляется не каждому. Отсюда все как-то иначе. Действительно чувствуешь себя выше других во всех смыслах. Наверное, когда у тебя денег на три поколения вперед, тут можно скрыться от безделья. Смотришь вот так на жизнь там, внизу, и лишний раз напоминаешь себе, что ты бог.
– Стекла пуленепробиваемые, – зачем-то уточняет Генрих.
– Вряд ли я сиганула бы отсюда, – вздыхаю я, глянув на него через плечо. – Или вы бы на моем месте рискнули? Проглатывали когда-нибудь двадцать два миллиона?
– Вы Антона Львовича слушайтесь – и все закончится хорошо, – отвечает он, вызвав у меня кривую, горькую улыбку.
– А вы у него кто? Телохранитель?
– Персональный помощник.
– Вы будете здесь всю ночь?
– Велено ждать нового приказа.
Раз так говорит, значит, и я могу тут не задержаться.
Глазами указываю на дверь, спросив:
– В туалет можно сходить?
– Антон Львович сказал терпеть. Не заставляйте меня запирать дверь на замок.
– Увы, но я не могу запереть на замок свой мочевой, – ворчу, снова отвернувшись к окну.
Красиво. Завораживает. И где-то там мой Радик со своими дружками празднует свободу в каком-нибудь дешевом пабе. Обсуждает меня с ними, жалуется, как тяжело ему было встречаться с недотрогой, даже не догадываясь, где я сейчас и в какой переплет из-за него попала.
Сначала заявляется Демид с четырьмя огромными пакетами продуктов. Кладет их на столешницу, выпивает стакан воды из-под крана и со вздохом говорит:
– Ну и цены в здешних супермаркетах…
Шикнув, Генрих кивает ему на выход, в котором появляется их босс. Еще сильнее рассерженный, буквально в ярости. Войдя в квартиру, не разувается. Проходит в центр и швыряет мне под ноги мою сумку.
– Эй, аккуратнее! – возмущаюсь, поднимая ее и поправляя ремни.
– В ней нет ничего ценного. Я проверил. И это тоже. – Трясет в своей богатой руке моим простеньким смартфоном. – Радик. Кто только додумался так сына назвать? – усмехается, бросив его на барную стойку.
– Кто-то же додумался назвать своего сына Антоном, – бурчу, прижимая сумку к груди.
Стиснув зубы, он переключается на Генриха:
– Инесса взвинчена. Организуй ей утром что-нибудь приятное.
– Думаю, приятнее всего ей будет увидеть вас, босс.
– Не будет.
– Хорошо, я соображу какой-нибудь сюрприз.
Кивнув ему, Громов дожидается, пока они с Демидом уйдут.
– Кто тебе вообще дал право копаться в моем телефоне?! – Подбежав к барной стойке, лихорадочно проверяю, не удалил ли он контакты. Зря надеюсь. Он даже сим-карту извлек.
– А кто тебе дал право пить мое шампанское?
– Я была расстроена!
– Я тоже! – Он с присущей богачам ленцой снимает с себя пиджак, оставляет его на стуле и проходит к кровати.
С ним в квартире слишком тесно. И без того крохотные сорок квадратов уменьшаются раз в пять. Громов тут всюду: его парфюм, его взгляд, его энергия. Сев на край кровати, снимает туфли и носки и принимается расстегивать пуговицы рубашки.
– Я должна сообщить маме.
– Я уже обо всем позаботился. Ты на закрытом банкете по особому приглашению. Будешь без связи, в Алтайских горах она оставляет желать лучшего. Через три дня вернешься.
– А… – Я теряю дар речи.
– Ванну мне набери.
– Чего? Я тебе не прислуга!
– Тебе же нетрудно.
Бегло гляжу на ванну и офигеваю:
– Ты что, будешь тут мыться? При мне? Тут же даже ширмы нет!
Громов поднимается с кровати, медленно стягивает рубашку с одного крепкого плеча, потом с другого, приближаясь ко мне походкой хищной кошки. Бросает рубашку на барную стойку, упирается в нее ладонями, заставив меня поясницей вжаться в ребро столешницы, и обнажает клыки:
– А чего нам стесняться, Катерина? Ты при мне теперь даже в туалет ходить будешь.
Мой рот мигом захлопывается. Ощущение, словно Громов пожирает меня. Глазами. Лишь бы поскорее добраться до нутра с его сокровищем.
– Гипотетически, – выдавливаю кое-как, не дыша, – я не смою твое добро в унитаз. Это будет самый наитупейший поступок в моей жизни.
– Быстро схватываешь, – урчит он. Устало, расслабленно, но все еще зло. Взглядом обводит мое лицо. Буквально очерчивает, приценяется, годится ли ему такая жалкая банковская ячейка. – Но твоей глотке я все еще поражаюсь. Хотя встречал всякие.
– Кхм… – не зная, как прокомментировать это специфическое признание, ляпаю первое, что на ум приходит: – Так вот почему Инесса так разнервничалась? От зависти?
Жду, что Громов меня за горло схватит, придушит, вспорет, заберет кольцо, а остальное по пакетам расфасует и на свалку выбросит, но он вдруг хохочет, склонившись ко мне еще ниже. Дышит в мою щеку, в ухо и утробно произносит:
– Парфюм у тебя приятный. Необычный.
– А ты раньше думал, что убогие нищенки пользуются освежителем воздуха?
Он склоняет голову, роняя тень на мощное плечо и заставляя меня скользнуть взглядом по литому торсу. Парень проводит много часов в тренажерке. Железо не просто тягает. Он уже состоит из него.
– Болтаешь много, – делает мне замечание.
– Я обычно общаюсь с людьми, с которыми провожу наедине больше пяти минут. Это признак хорошего тона.
– Ты меня манерам не учи, Катерина. Я и так гуманно поступил с тобой, дав тебе время. Хотя прекрасно знаю, что моральный ущерб ты мне не возместишь.
– Вообще-то я рассчитывала, что это ты возместишь мне моральный ущерб.
Он прыскает смехом, отлепившись от меня и отойдя.
– А ты борзая. Будешь тихой – получишь пятьсот баксов. Ванну мне набери, – повторяет свой приказ. – Погорячее.
Пятьсот баксов за три дня плюс питание и проживание… Ради этого можно и напрячься. Наполню ванну, отвернусь и пусть себе хлюпается. Чем бы дитя ни тешилось…
– Можно мне сначала в туалет? – Его изогнувшаяся бровь требует моего объяснения: – По малой нужде. Французское «Круг Гранд Кюве» с нотками пряностей и меда просится наружу.
– Генрих тебя порешит, глазом не моргнув, – предупреждает меня Громов.
– Не волнуйся, кольцо до дверей еще не дошло.
Оставив телефон и сумку на барной стойке, отправляюсь в туалет. Просторный санузел оснащен не только унитазом, биде и двумя большими раковинами. Тут еще есть и вместительная душевая кабина!
– Ты мог бы принять душ, – заявляю я, сделав дело и вернувшись в комнату, где Громов уже в одних боксерах валяется на кровати и бездумно переключает каналы на телевизоре. – Обязательно при мне купаться в ванне? И… И… – Не зная, куда деть глаза, просто бегаю ими по комнате. Бицепсы, пресс с косыми мышцами, мощные ноги, как у парня с рекламы, вгоняют меня в краску. – У тебя же есть раскладушка, да? Или надувной матрас? Эта кровать же не единственная в этой квартире?
– Это не квартира, Катерина. Это апартаменты.
– Простите меня – челядь малограмотную. Но уж больно интересует вопрос нашего ночного размещения на столь скудных квадратах ваших апартаментов. Ты, наверное, поэтому так этим кольцом дорожишь? Чтобы свою жилплощадь расширить?
– Эти скудные квадраты и так стоят дороже того кольца. Ты никогда столько не заработаешь. Ты же официантка.
– Я хотя бы официантка! А вот что собой твоя Инесса представляет?
– Она умеет себя дорого продать. Это талант. Так что у нее когда-нибудь будут апартаменты и побольше. Не завидуй, Катерина. – Смотрит на меня с усмешкой. – Морщины появятся.
– Я проведу с тобой три дня, а она – всю оставшуюся жизнь, – огрызаюсь, визуально изучая смесители и регуляторы на ванне. – Так что пусть она мне завидует.
– Если тебя так напрягает мое общество, сделай милость – опустоши вон те пакеты, – Громов указывает на принесенные Демидом продукты, – а потом опустоши себя. Всего-то надо вернуть мне кольцо. И ты будешь свободна.
– Даже после того, что я видела? – Я открываю воду, настраиваю погорячее и сажусь на борт ванны.
– А что ты видела? Ствол у Генриха? У него разрешение. Он все-таки всюду Антона Львовича сопровождает. Или побежишь в полицию и расскажешь, что мы насильно держали тебя в люкс-апартаментах и кормили лучшей жратвой, пока ты не вернула мне мои двадцать два миллиона? Я хоть и сомневаюсь в умственных способностях стражей порядка, но заводить дело на потерпевшего не станет даже стажер.
– Ты подкован.
– Я миллиардер, Катерина. Во всяком случае, стану им со дня на день.
– А я потеряю работу. Со дня на день, – вздыхаю я. – Можно мне принять душ?
– Полотенце и халаты в шкафчике. Если же вдруг захочется расслабиться, не забывай, насколько ценны сейчас твои отходы.
– Фу-у-у… Ты мог бы вообще не поднимать эту тему?
– Тему дерьма? – усмехается он, поднявшись с кровати и подойдя к ванне. Упирается одной рукой в борт, другой щупает воду на температуру. – Мы с тобой на этой почве познакомились. Дерьмо нас объединило. Из-за тебя я в такую переделку вляпался, – укалывает меня взглядом, – что вообще не понимаю, почему до сих пор не вспорол твое брюхо?
– Ты же миллиардер, а не бандит, – произношу, сжимаясь под его зрительным напором. – Или?
– Топай в душ, – отвечает Громов, тем самым закрыв эту тему.
До боли зажевав нижнюю губу, покорно сползаю с бортика и перебираю ногами по полу, поскорее прячась за дверью. В голове возникает настоящая звонница из сумбурных, пугающих мыслей. Я надеюсь, что он просто хотел внушить в меня страх, закрыть мой говорливый рот. Но росток сомнений уже проклевывается, и мне лучше держать язык за зубами, не испытывать терпение Громова.
Смотрю на свое измученное отражение в зеркале, и хочется взвыть. Меня бросил парень, а я, вместо того чтобы рыдать в объятиях подруги, стала героиней какого-то бредового кошмара. Знала бы обо всем этом мама, которая постоянно твердит, что у такой голубоглазой милашки, как я, впереди сказочное будущее, взяла бы свои слова обратно. Я потеряла парня, потеряла работу, на три дня потеряла свободу, и даже могу потерять жизнь. Я неудачница. А сказка для принцесс.
Вдох. Выдох. Напоминание себе, что я еще жива, и рубашка с брюками летят на пол. Остаюсь лишь в своем простеньком хлопковом белье: бюстгальтере с эффектом пуш-ап, чтобы хоть как-то придать значимости моей слабой «двоечке», и трусах-слипах макси. Да, у меня ухоженная кожа, модельные бровки, аккуратный нос, большие раскосые глаза и в меру пухлые губки, прекрасно расположенные на типичном славянском овале лица. У меня даже дорогое окрашивание своей природной русой шевелюры длиной ниже лопаток. Холодный серебристый блонд, не сходящий с пика своей популярности. Потратила на него все, что мне деньгами на день рождения подарили. Но когда на гармонично сочетающейся со всем этим стройной фигуре белье от китайского производителя, вся красота меркнет. Увы, это все, что мне по карману. Ажурные трусы той же доступной моему финансовому недостатусу марки – это прямой билет к дерматологу.
Снова вдох. Тяжелый и тоскливый. На пятьсот обещанных мне баксов можно немного прибарахлиться в хорошем бутике, но ведь скоро мне предстоит искать работу и на что-то жить…
Выдох. Помечтала и хватит. Забрасываю руки назад и щелкаю застежкой бюстгальтера в тот самый момент, как за моей спиной распахивается дверь. Застыв на пороге, Громов следит за упавшей передо мной вещичкой, медленно скользит глазами по моим ногам, обводит взглядом бедра, талию, спину и врезается им в отражение.
Резко прикладываю ладони к бугоркам груди. Миленькие мои. Маленькие мои. Какая же радость, что вы такие аккуратные!
– Выйди! – рявкаю, офигев от его наглости.
Он делает шаг вперед.
– В другую сторону!
Приближается ко мне со спины, вызывающе разглядывая каждый изгиб моего тела и лишая возможности шевелиться. Тронусь с места, потянусь за вещами – и распахну перед ним свою грудь. Мне хоть и не тягаться с Инессой, но все равно свое, родное, никем нетронутое, пусть и мелковатое, особенно для зажравшихся мажоров.
– А у твоего Радика что, глаза на заднице? – вдруг спрашивает с усмешкой, чем больно обижает меня.
Да, я не модель. Ростом не удалась. Но попка торчком, грудь высокая, талия на месте и плечи не шире бедер. Да и что это за мода пошла – по внешности бульдозером проезжать?! Мне вот, может, его уши не нравятся, или мизинец на левой ноге, я же не смеюсь над ним!
Протягивает руку перед собой, нарочно задев мое плечо, открывает шкафчик и берет оттуда полотенце.
– Надо было позже зайти, – ухмыляется, стрельнув взглядом в мое отражение, и уходит неспешной, хозяйской походкой.
Какой же урод! Кидаюсь к двери, запираюсь и юркаю в душевую кабинку. Будто если ему приспичит, кто-то остановит его разнести тут стены, чтобы добраться до меня.
Насколько же дерзкий и циничный сукин сын! Глазами пожирает, кости обгладывает, но при этом гадости говорит, в грязь втаптывает.
Кое-как отойдя от этого, принимаю душ, подольше расслабляясь под теплыми струями. Состирываю белье в раковине и вешаю на полотенцесушителе. Сменного у меня нет, а по двое суток одно носить не в моей привычке.
– Официантка, ты там еще долго? – слышится из-за двери.
Соображаю, что оставила бедолагу без туалета. Пусть ему плевать на мои удобства, но я-то не такая, не могу человека мучить. Поэтому решаю не сушить волосы феном. Здоровее будут. Обмотав их полотенцем, запихиваю себя в ароматно пахнущий мягкий-мягкий махровый халат и выхожу.
Громов топчется в кухонной зоне. Расковырял пакеты, что-то разогрел в микроволновке, сообразил какой-то громадный на разрыв рта бутерброд и ждет, пока вскипит чайник, разрывая упаковку с пирамидками.
– Я с голоду щас сдохну, – ворчит, глянув на меня. – Весь день по делам промотался. Вечером планировал изысканно поужинать, сделав своей невесте предложение.
Потуже повязываю пояс и сглатываю. В трусах друг на друга мы уже посмотрели, но меня все равно беспокоит полотенце, низко повязанное на его бедрах. Кажется, оно вот-вот сползет, показав мне Антона Львовича во всей красе.
– Я сожалею, что так вышло, – бормочу, пристроившись рядом. – Ты ветчину топором рубил?
– Это для тебя.
– Сделаю вид, что я оценила шутку.
Умело орудую на кухне. Вытираю барную стойку, расстилаю на ней сервировочные салфетки, расставляю посуду, раскладываю приборы. Быстро делаю нормальные бутерброды и закуски, разогреваю в микроволновке готовое горячее, выкладываю хлеб, а сладкое отодвигаю. Как и вино. Зачем Демид вообще его купил?
– Чай?
– Два кубика сахара, – отвечает Громов, пристально наблюдая за мной с высокого стула. Скрестив руки на своей широкой груди, чуть покачивается и крутится: то ли от нетерпения, то ли от сосредоточенности.
Ставлю перед ним чашку с чаем и тоже сажусь. Мне разрешено много и вкусно кушать, значит, не буду себе ни в чем отказывать.
– Приятного аппетита, – желаю без привычной мне любезности в голосе и принимаюсь за еду. Я тоже весь день не ела. Не хочу, чтобы пустой желудок вдруг надумал переварить бриллиант. – Где я буду спать? – спрашиваю, когда мне надоедает молчание и зоркий взгляд Громова.
Он небрежно кивает на кровать, лениво жуя.
– Там.
Проглатываю, прежде чем задать следующий вопрос:
– А где будешь спать ты?
Громов подносит чашку с чаем к губам и, глядя на меня поверх нее, отвечает:
– Там же.
