Текст книги "Дерево (СИ)"

Автор книги: Ler-chan

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 9 страниц)

Они научились признаваться друг другу в любви так, что никто из окружающих не понимает их тайных знаков. Ведь не обязательно говорить словами, прилюдно обниматься и целоваться. Просто в тот момент, когда Мицуру позарез нужно сказать Кохею, что он не может без него жить, он вытягивает из-за ворота смешной кулончик с игрушечным шахматным конём. И на щеке Кохея дёргает крылом розовая бабочка. Это про них, та невзначай придуманная сказка. Добрый рыцарь с бабочкой на щеке и его волшебный говорящий конь, умеющий превращаться в человека. Они приходят к попавшим в беду людям и выводят их из тёмного леса на залитую солнцем поляну. Вдвоём.

Они могут всё, потому что они вместе.

И это совсем не конец их сказки. Потому что у таких волшебных сказок никогда не бывает конца. Только новые лица у её героев.

Обычная жизнь. Любовь, которой не нужны слова. Самое что ни на есть обыкновенное волшебство, которого в этом мире хватит на всех нас.

========== Забудь меня, как я тебя забыл (бонус – Джон Уайт) ==========

– Да ты сам неудачник! Понял?! Ты лузер! Пустое место! Ноль без палочки! Ты… ты…

Джона Уайта никогда в жизни не обливали сиропом. Вином, пивом, другими алкогольными напитками разной степени крепости… Ещё он попадал под дождь, снег, град, один раз даже под камнепад, в бойскаутском детстве. Но быть облитым сиропом – это в первый раз. Розовый… Малиновый, кажется.

– Простите… Бога ради, простите! Заходите скорее, надо это смыть! Клянусь богом, я не хотел! Простите, мсье! Вот сюда, пожалуйста!

То, что под сиропный душ он попал случайно, Джон уже понял. Он же первый раз в Париже. Здесь просто некому так сильно его ненавидеть, чтобы испортить в первый же день отпуска новую белую рубашку. Надо сказать, совсем не дешёвую. Интересно, эти пятна можно будет потом вывести?

– Мсье, мне так жаль… Вы позволите купить вам новую рубашку? Я быстро! А вы пока воспользуйтесь душем, вот сюда… осторожнее, ступенька! Я быстро, мсье… простите, пожалуйста, простите!

Французский язык Джон понимал хорошо, но не мог быстро отвечать – вначале приходилось выстраивать фразы в уме. К тому же вымыться действительно стоило: не возвращаться же в отель вымазанным в малиновом сиропе! А ещё… Этот молодой человек с густой шапкой каштановых кудрей и серьгой-гвоздиком в правом ухе… он очарователен. Джон редко ошибался, сталкиваясь с явными и скрытыми геями. Особая аура, что окружает таких мужчин. Дело не в запахе и не во внешности. Какое-то шестое чувство, которому нет названия. Сродни охотничьей стойки у зверя.

Он действительно вернулся очень быстро, хозяин маленького кафе в переулке недалеко от Мон-Мартра. Или он здесь официант? Для хозяина слишком молод. Джон только успел снять рубашку и выискивал глазами, куда её можно положить в крохотной душевой.

– Мсье? Вы в порядке?

Нет, ну до чего милая мордашка! Большеглазый, губы удивительно правильной формы. Он наверняка чудесно улыбается, и у него очень белые зубы. Как сахар.

– Мсье?

– Куда мне можно положить… это?

– Давайте сюда, я постараюсь отстирать как можно быстрее… Вы потом мне запишете адрес, куда принести? Вот, это вам взамен. Простите, она не такая красивая, как ваша…

– Не страшно. Спасибо. Э-э… Можно, я всё-таки ополоснусь?

– Да-да, простите!.. Дверь не закрывается изнутри, но сюда никто не зайдёт, не бойтесь. Простите ещё раз…

***

День не задался с самого рассвета. Позвонила старшая сестра, всхлипывала в истерике, в трубку по очереди врывался писк троих её маленьких детей. Муж снова не ночевал дома, унёс с собой деньги, отложенные на аренду квартиры. Куда он мог пойти с такими деньгами? Может, Анри знает? Ради всего святого, если знает – пусть немедленно скажет!

Анри знал. Прекрасно знал, где провёл ночь его зять, и где он проведёт всю ближайшую неделю. В Руж Виллье открылся сезон скачек, Пьер будет лихорадочно ставить на фаворитов, выбранных по какой-то придуманной им особой системе. Спустит все деньги, накопленные сестрой, и вернётся домой без гроша. Это уже случалось столько раз, что перестало быть трагедией. Нелепый фарс. Вся эта семейная жизнь, в которой, как в трясине, задыхалась его сестра – комедия абсурда. Давно бы бросила своего Пьера-неудачника и вышла замуж за нормального мужчину. Трое детей? Ну и что? Клементина красивая, ещё совсем не старая. Умудряется при таком пустоголовом муже выглядеть как куколка и зарабатывать деньги. Только все её усилия идут прахом из-за того, что выскочила замуж за неисправимого игрока. Неудачница.

Все они неудачники. И родители, упорно не желающие продавать высыхающий виноградник. И его невезучая сестра. И сам он, Анри, владелец крохотного кафе в тёмном переулке, недоучившийся студент Сорбонны, ходячее недоразумение. Гей-однолюб, связавшийся с женатым мужчиной. Ещё не совсем женатым, но это дело пары дней.

Когда для очередного «последнего разговора» в кафе заявился Альбер, Анри уже с головой утонул в навалившейся депрессии. Сколько можно?! Почему у него не получается ничего довести до конца? Хотел стать писателем, учителя в школе так хвалили его сочинения, говорили, у него талант писать короткую прозу. Ни один его рассказ не дописан, всё время чего-то не хватало – то времени, то вдохновения. Проучился год в Сорбонне, потом встретил Альбера – и забросил учёбу. Когда совсем уже решил восстановиться в университете, родители уехали из Парижа в свою деревню, оставив ему семейное кафе в качестве источника пропитания. Да какой источник?! Расходов больше, чем выручки, Анри уже по уши в кредитах. Ему скоро двадцать три, в его возрасте люди строят карьеру, сейчас же такое время – надо спешить зарабатывать деньги, пока есть силы… А он сидит в долговой яме, не зная, как вылезти из рутины, цепляясь за давно охладевшую страсть. Вдобавок ко всему, Альбер его предал. Нашёл себе невесту на сайте знакомств – некрасивую, немолодую, но богатую, из хорошей семьи. Такая за кого угодно пойдёт, она же без пяти минут старая дева! На вопрос Анри, на кой-ляд это ему надо, Альбер спокойно ответил, что любовь любовью, но пора уже задуматься о реальной жизни. Ему в этом году исполнится двадцать восемь. Пора куда-то приткнуться и жить в своё удовольствие.

Какое удовольствие?! Альбер гей, такой же, как Анри! Неужели он думает, что его будущая жена – круглая дура, ничего не узнает и даже не заподозрит? Да у женщин на такие дела чутьё! Самого Анри мать с сестрой раскусили сразу же, как только он обзавёлся первым любовником. Мужчины меняются, когда спят с мужчинами. Женщины сразу это понимают.

Альбер вначале совсем не хотел расставаться. Предлагал сохранить их отношения, встречаться тайком от будущей супруги. Но Анри не желает краденого счастья. Спать с любимым человеком, а потом провожать его домой, к жене?! Ну уж нет, не надо ему такого экстрима в жизни! И так забот хватает! Разборки с женой любовника в его список разрешённых удовольствий явно не входят.

Примерно в этом духе Анри и высказался – в ответ на очередное предложение Альбера «всё как следует обдумать и взвесить». И чем больше обидных слов говорил Анри, тем больше понимал, что сам себе роет могилу. Потому что сейчас его бросят. Окончательно и бесповоротно. Единственный мужчина, которого Анри по-настоящему любил, вот прямо сейчас развернётся и уйдёт от него. Навсегда.

– Анри, хорошо, допустим, мы останемся вместе. Но какое нас ждёт будущее? Ни у тебя, ни у меня нет денег. Ты весь в долгах, тебе уже впору объявлять себя банкротом. У тебя нет даже диплома…

– А по чьей милости, позволь спросить?! Кто задурил мне голову, когда я хотел учиться? Кто не выпускал меня из постели во время сессии? Скажешь, не ты?!

– Ты сам не больно-то хотел вылезать из моей постели!

– Мне тогда было восемнадцать, Альбер! Сам-то ты доучился! А когда на меня свалилось это кафе? Сколько раз я просил тебя помочь?! Но ты всё время сбегал! Говорил, что пишешь музыку, скоро разбогатеешь и будешь моим меценатом! Я крутился тут один, а ты только брал у меня деньги в долг, ел и пил тут в своё удовольствие и до сих пор не вернул мне ни гроша! Где твоя гениальная музыка?! Там же, где мои деньги? На дне выпитых тобой бутылок?!

– Значит, я виноват во всех твоих бедах?! Я?! Да просто признай уже, что ты неудачник! Ты ничего не умеешь, даже в постели ты похож на ледышку! Раньше хоть как-то шевелился, а теперь!

– Да ты… Ты… Да ты сам неудачник! Понял?! Ты лузер! Пустое место! Ноль без палочки! Ты… ты…

Ковшик с малиновым сиропом, которым Анри собирался полить мороженое в пластиковом баке, Альбер отбил. Потому что Анри вознамерился выплеснуть сироп в лицо теперь уже точно бывшему любовнику. Сироп улетел в открытое окно, Альбер выскочил в заднюю дверь, и Анри остался один – с пустым ковшиком в руке и пустой головой. А потом за окном обнаружился высокий незнакомец, щедро облитый несостоявшейся заправкой для мороженого.

Анри был настолько расстроен ссорой с Альбером, что не сразу разглядел пострадавшего. Только пока бегал в соседний магазинчик за рубашкой, немного пришёл в себя. Наверное, не до конца. Потому что в нормальном состоянии Анри вряд ли бы заскочил без стука в душевую, куда отправился отмываться безвинно засахаренный прохожий.

Первой связной мыслью Анри при виде стоящего топлесс мужчины был набор междометий. Потому что иначе оценить это великолепное тело было бы просто кощунством. Только так – невнятные звуки полного восторга. Он был прекрасен, как бог из древнегреческих мифов. Или как статуя из Лувра. Только живой, обляпанный сиропом и ужасно расстроенный. Если бы сейчас Анри спросили, что ему хочется сделать больше всего на свете, он бы не задумался ни на секунду. Слизать с этого мускулистого торса малиновый сироп. Весь, до последней капли. И со спины тоже. И с сильных красивых рук. Наверное, это из-за ссоры с Альбером. Обычно после скандалов они так яростно занимались любовью, что потом Анри не мог встать. А чем иначе объяснить какое-то совершенно звериное желание наброситься на абсолютно постороннего, пусть и очень красивого человека?

***

Когда Джону в номер позвонил портье и сказал, что к нему пришёл гость, тот не сразу вспомнил симпатичного парня из кафе, облившего его пару дней назад сиропом. Имя «Анри» резануло ухо. Похоже на имя его бывшего. Двадцать лет прошло, а старый шрам на сердце всё ещё болит. Спускаться в холл не хотелось. Джон попросил визитёра подняться к нему в номер и открыл бар. Отлично, в наличии имеется виски, шартрез и токай. На любой вкус. Этот Анри ведь не откажется пропустить рюмочку? Пить в одиночестве Джон не любил, а выпить сегодня просто необходимо. Такой сегодня день, что нельзя не выпить.

Объясняться на смеси неуклюжего французского Джона и ломаного английского Анри обоим показалось до ужаса смешным. Джон убедился в правоте своей догадки – у Анри чудесная улыбка. И очень белые зубы.

В ориентации своего нового знакомого Джон тоже не ошибся. Потому что когда в очередной раз подливал в бокал Анри вино, тот придержал его руку. Заставил поставить бутылку на стол. И медленно-медленно потянулся к его лицу губами.

Джона никогда не привлекали ролевые игры и разного рода насилие. Он предпочитал спокойный традиционный секс, в меру страстный, по мере возможностей – нежный. Но с Анри так не получилось. Гибкое худое тело будто умоляло смять его, изломать, как цветочный стебель, расплющить под тяжестью дурманящей тёмной похоти. Джон не знал, в чём дело. Он не так много выпил, чтобы набрасываться на случайного партнёра как изголодавшийся волк. Может, дело в настроении? Сегодня у Джона просто отвратительное настроение.

Было. Потом всё исчезло. Остался только раскинувшийся на кровати Анри, с безумными звериными глазами и мокрыми прядками каштановых волос на висках. Джон понятия не имел, чей пот заливал это гибкое тело. Наверное, их общий. Незнакомый терпкий запах забивал ноздри, дурманя голову, как опиумный дым. Белые, словно сахар, зубы впивались в плечо, заставляя вздрагивать от резкой боли. Анри не кричал и старался стонать как можно тише. От этого у Джона совсем срывало крышу. Он хотел, чтобы парень, бьющийся под ним как выброшенный на морской берег дельфин, выкрикивал его имя. И он снова вдавливал во влажные простыни обессиленное тело, прикусывал красиво очерченные губы, не желающие выпускать рвущиеся наружу стоны. Снова, и ещё раз, и ещё…

***

– Анри!.. Анри, открой, я знаю, что ты здесь! Немедленно открывай, а то я сломаю эту чёртову дверь! Слышишь?!

Пришлось вставать и тащиться в прихожую. Клементина сильная, даром что худая, как спичка. Сломает, это точно.

– Анри, в чём дело? Мне позвонила мама – ты продал кафе?! На что ты будешь жить, ты подумал? Или ты нашёл другую работу?

Кафе? Какое кафе?.. Ах да, кафе… Что за бред… ничего он не продавал…

– Клемо, не кричи, ради бога… Голова трещит…

– Какая голова?! Анри, мама сказала, что твоё кафе выкупил какой-то иностранец! Вместе со всеми закладными! Что за иностранец, откуда ты его взял? Это твой любовник? Анри, что ты молчишь?!

Иностранец? Любовник? У него нет никакого любовника-иностранца. У него есть только он, его бешеный зверь, от которого Анри сбежал позавчера утром. Потому что больше не мог выдержать этого безумия. Сколько времени они не вылезали из постели? Неделю? Две?

– Клемо, что за чушь ты несёшь… Как я мог продать кафе, да ещё иностранцу, если я только и делал, что трахался?

– Заметно… – Клементина с неудовольствием оглядела пошатывающуюся фигуру младшего брата. Всегда был худой, а сейчас вообще одни глаза остались. Да и те наполовину закрыты.

– Трахался и пил, да? Твой Альбер женился, ты знаешь?

– Кто такой Альбер? Я никого не знаю с таким именем…

Всё верно. Альбера нет и никогда не было. Есть только он, его мужчина с холодными серыми глазами. Сильный и красивый, как греческий бог. Безумно красивый и страшно сильный.

– Быстро приводи себя в порядок, я сейчас сварю кофе и едем в мэрию. Родители подъедут к двум часам. Там на документах нужна твоя подпись.

– Какая мэрия, Клемо? О чём ты вообще говоришь? Я хочу спать…

– Никаких спать! Живо в душ! Через десять минут не очухаешься – завяжу тебе хрен морским узлом, малявка! Только посмей обратно в койку завалиться! Марш мыться! От тебя несёт, как от последнего клошара!

***

В такси Анри немного пришёл в себя. Что происходит? Что это за новости – кафе продано? Его кафе? Так оно же заложено под кредиты, уже два раза! Какой дурак купит эту развалюху?! Это же всё равно, что выбросить деньги на ветер!

– Клемо, расскажи ещё раз, а? Кто купил моё кафе?

– Да я сама толком не поняла! Мама больше хрюкала в трубку, я так и не поняла, она там смеётся или рыдает! Кажется, они с отцом решили бросить свой виноградник и вернуться в Париж. Будут снова продавать мороженое туристам… а ещё мама что-то говорила насчёт твоего отъезда… Ты куда собрался? Куда-то завербовался? За границу?

Анри совершенно ничего не понимал. Он никуда не выходил из номера своего мужчины… Стоп, он же даже не знает, как его зовут! Они много разговаривали в промежутках между сексом, но Анри всё время был пьян почти до бесчувствия. И самое интересное – они же почти не пили. Так, по чуть-чуть. Тогда почему в голове сплошной туман и никаких имён? Он что, под кайфом был? Его накачали наркотиками? Но он точно помнит, что не пил никаких таблеток. Анри поспешно закатал рукава. Чисто, никаких дырок в венах. Только почти выцветшие мелкие синяки, как браслеты на запястьях. Будто от чьих-то очень сильных пальцев.

– Клемо… Что я натворил, а?

– Я не знаю! Всё, приехали. Вылезай, пошли разбираться.

***

Отец с матерью словно помолодели, приехав в Париж. Когда Анри видел их в последний раз – это было на Рождество – отец ходил в какой-то заношенной фуфайке, а мамины волосы неряшливыми серыми прядками свисали из-под старушечьей шали. А теперь у мамы короткая стильная стрижка и даже лёгкий макияж на лице. Седина совсем маму не портит, надо же… Отец в своём строгом старомодном костюме выглядит как гость на свадьбе. Это точно их с Клементиной родители?

– Анри, малыш! – от мамы знакомо пахло её любимыми духами. Когда она пользовалась ими в последний раз? Ещё когда они все вместе жили в Париже, кажется…

– Привет, мама, папа… Я не совсем в курсе, что происходит?

– Нашёлся покупатель на твоё кафе. Погасил задолженности и попросил нас приехать всей семьёй, надо ещё какие-то документы оформить. Сынок, ты уезжаешь? Нам пришло письмо из американского консульства, ты подал заявку на получение визы. Почему именно в Америку?

Если бы Анри знал… Какая Америка?! Объяснит ему кто-нибудь толком, что тут творится?! Кто сошёл с ума? Он сам? Его родители? Весь мир?!

– Добрый… день. Простите, я не очень хорошо говорю по-французски. Здравствуй, Анри. Спасибо, что приехали.

Анри видел этого мужчину голым. В купальном халате. В заляпанной малиновым сиропом рубашке и джинсах. Он в любой одежде был божественно красив. Но от его вида в незнакомой, похожей на военную, форме можно было кончить без мастурбации. За считанные секунды.

– Разрешите представиться. Меня зовут Джон Уайт. Я пилот авиакомпании «С-триал». Командир экипажа юго-восточной линии. Друг Анри.

Друг?.. Его зовут Джон. Джон…

– Нотариус нас ждёт, пойдёмте?

***

Следующие полчаса Анри сам себе напоминал китайского болванчика. Есть такие игрушки, постоянно кивающие хитро приделанной маленькой головой. Он только кивал, не в силах поверить, что всё происходит наяву. Это сон, да? Только не понять пока, волшебно-прекрасный или кошмарный.

Джон Уайт выкупил полностью потерявшее рентабельность кафе и погасил задолженности по трём залогам – двум за помещение и одному за оборудование. Выплата кредитов приостановлена на два года, потому что новый владелец сразу выплатил проценты. Когда кафе начнёт нормально работать, суммы кредитов будут понемногу погашаться за счёт уже оформленных в банке договоров. Само кафе в данный момент передаётся в собственность физического лица – отца Анри, назначенного управляющим, а Джон Уайт остаётся его номинальным владельцем, имеющим право на оговорённую в договоре годовую сумму дохода. Поскольку Джон Уайт иностранец, налог составит вполовину меньшую сумму, чем выплачивал раньше Анри.

– Откуда ты взял документы на кафе? – Анри старался говорить как можно тише, чтобы его услышал только Джон. Но понижать голос вовсе не требовалось. Родители и Клементина азартно выспрашивали нотариуса о пунктах договора, не обращая внимания на шепчущихся у окна Анри и Джона.

– Ты рассказал мне про свои затруднения и подробно объяснил, где лежат все бумаги. Я поехал в твоё кафе. Ключ ты мне дал. А дальше работали профессионалы в банковских делах и моя карта «Америкэн Экспресс».

– Я сам тебе всё рассказал и отдал ключ?! Я?!

– Я тебя попросил. Мне бы не хотелось, чтобы у тебя тут остались незаконченные дела.

– О чём ты говоришь? Какие незаконченные дела?!

– О которых ты будешь волноваться в Нью-Йорке.

– С какого перепуга я окажусь в Нью-Йорке? Я всю жизнь прожил в Париже, и никуда не собираюсь уезжать!

– Собираешься. Ответ из посольства уже пришёл, завтра у тебя собеседование. Мы пойдём вместе, не беспокойся. Проблем быть не должно.

– Я не понимаю, о чём ты говоришь!

– Ты едешь в Америку, Анри. Со мной. На постоянное место жительства.

– Что я там буду делать, в твоей Америке?!

– То же самое, что делал последние две недели. Жить со мной и быть счастливчиком.

– Счастливчиком?!

– Я неправильно сказал, да? Прости, я пока плохо говорю на твоём языке. Быть… любимцем? Нет, не так… Люб… любящим… любимым. Анри? Ты меня слушаешь?

Любимым… Быть любимым… Этот мужчина, похожий на ожившую статую Родена или Микеланджело его любит?! Его, Анри?!

– Джон, что за наркотики мы употребляли? Мы их курили? Или подмешивали в вино?

– Наркотики? Я не принимаю наркотики. Никогда не принимал.

– Ты же меня совсем не знаешь…

– Тебе хорошо со мной, Анри?

***

Они, наверное, не очень правильно поступили, сбежав из мэрии. Родители и Клементина наверняка будут названивать без передышки… но Анри выключил телефон. Они не разговаривали, пока не поднялись в номер Джона и не заперли за собой дверь. Вот теперь можно. Напрасно Джон говорит, что плохо объясняется по-французски. Анри прекрасно его понимает, даже когда тот переходит на язык жестов.

– Это и есть твоя причина? Ты не знаешь, что я за человек! Я не знаю тебя! Разве можно так сразу – взять и начать жить вместе?!

– Ты глупый, потому что очень молодой. Тебе кажется, что жизнь очень долгая, да? Анри, я больше не хочу упускать своё счастье. Однажды я потерял человека, которому со мной было хорошо. Он… живёт сейчас очень далеко. И я очень сильно по нему скучал. До того дня, пока ты не пришёл сюда с моей рубашкой.

– Он бросил тебя?

– Нет, я его бросил. Точнее, притворился, что бросаю. Его любила очень хорошая девушка. Они женаты, у них двое детей. Надеюсь, он счастлив.

– Как… как его зовут?

– Энрике. Немного похоже на твоё имя. Когда ты пришёл и портье назвал твоё имя, я не хотел, чтобы ты заходил. Ты… пришёл в годовщину того дня, когда мы с ним расстались.

– Я на него похож?

– Совсем не похож. У него светлые волосы и глаза. Ты совсем на него не похож.

– Ты правду сказал, что любишь меня? Я не верю… Слишком быстро. Я пока… Я пока не могу сказать, как отношусь к тебе, Джон.

– У тебя будет время проверить. И понять. Ты всегда можешь вернуться, если что-то будет не так. Ладно?

– И ты меня отпустишь?

– Нет, – Джон расстегнул верхнюю пуговицу мундира, и Анри ухватился рукой за дверной косяк, чтобы не упасть перед ним на колени сразу. – Я разрешу тебе обмануть меня и сбежать… если ты захочешь.

***

– С годовщиной, Анри.

Вот опять он проспал! Специально оставил включёнными телевизор и компьютер, но всё равно проспал! Это просто какое-то фатальное невезение.

– Люблю, когда ты меня встречаешь в постели… нет-нет, не вставай! Я сейчас бегом в душ, а ты пока лежи, не поднимайся!

Так хорошо, что сегодня их выходные совпали. И завтра тоже оба свободны. Можно даже не одеваться – в годовщину ведь люди обычно всё делают в постели, да? Разговаривают, смотрят телевизор, едят…

– Как поживает твой друг?

– С ним всё хорошо.

– Пригласи его как-нибудь к нам? Ты много про него рассказываешь, мне интересно, что это за человек.

– Вряд ли его партнёр будет рад, если я приглашу Мицуру. Знаешь, мне кажется, он так и не поверил до конца, что между нами ничего не было.

– Тем более пригласи. Обоих. Они познакомятся со мной и перестанут сомневаться в тебе. По мне же сразу видно, что я тебе не позволю ни на кого смотреть, кроме меня.

– В число твоих достоинств явно не входит скромность, Анри.

– Тебе бы понравилось, если бы я был скромником? – обнажённое гибкое тело, с которого сдёрнули лёгкое покрывало, будто умоляло насытить его. Заставить покраснеть гладкую кожу тысячами поцелуев, выгнуть дугой в сладком экстазе. Прямо сейчас. Сию минуту.

– Ты такой красивый, Анри. Я скучал.

– Мы не виделись всего два дня.

– Это две тысячи восемьсот восемьдесят минут. И каждая минута длиной в год.

– Ты ещё в секундах посчитай… Я, пожалуй, ещё посплю, ты не против?

– Спи… если сможешь.

Анри счастливо вздохнул, когда желанное сильное тело наконец-то придавило его к кровати. Джона можно поддразнивать только самую малость. Он обидчивый, хотя никогда не покажет этого. Просто будет молчать и по горло загрузит себя делами. Будет торчать в офисе или в тренажёрном зале, или вообще в гости к кому-нибудь напросится пожить. За год их совместной жизни в Нью-Йорке Анри хорошо изучил нрав Джона. Очень непростой характер, можно даже сказать, тяжёлый. Но Анри любит его. Просто любит и всё.

– Ма белль, расслабься. Ты сжимаешься как девственник.

– А ты напираешь, как бронетранспортёр! Я два дня был девственником… две тысячи… сколько там? Почти три тысячи минут!

– Ты хитрый маленький чертёнок… Ма белль… мон петит…

Отец звонил вчера. Дела в кафе идут хорошо. Анри может возвращаться домой, когда захочет, его все ждут. Альбер постоянно спрашивает, как у него дела. Кажется, он не очень счастлив в браке, просиживает в кафе целыми вечерами. Анри не собирается злорадствовать, ни в коем случае! Просто если они когда-нибудь – в не очень близком будущем – поедут с Джоном в Париж, он обязательно повторит фразу, которую сказал Джон. Анри совсем не хотел подслушивать его телефонный разговор, просто так получилось, что именно он снял трубку, Джон же был в душе. И звонивший представился именем, похожим на его – Энрике. Это было зимой, незадолго до нового года. Анри ушёл в комнату, но не смог себя заставить плотно прикрыть дверь. А Джон говорил громко, будто специально, будто знал, что Анри жадно ловит каждое его слово. Он тогда сказал – забудь меня, как я тебя забыл. Вот эту фразу Анри повторит Альберу. Потому что это правда. Единственная правда, которая позволяет расставаться с прошлым без сожалений.

Забудь меня, как я тебя забыл. Будь счастлив без меня так, как никогда бы не был счастлив со мной. Это совсем нетрудно. Иногда для того, чтобы найти своё счастье, нужно всего лишь облить малиновым сиропом незнакомца в белой рубашке, забредшего в узкий переулок, ведущий к старому кафе.

========== Пары (Пятилетний юбилей) ==========

– Мицуру, а где моя зубная щётка? – Кохей выходит из ванной, пытаясь пятернёй разгладить взлохмаченные волосы. – Куда-то пропала. И твоей тоже нет. Ты их что, упаковал вместе с вещами? Зачем? Одноразки же есть для поездки.

Мицуру не сразу отвечает – он загляделся. Доктор Танигава великолепен в белом медицинском халате с пришитым к рукаву шевроном бригады МЧС под эгидой ООН. В спецкостюме для спасателей он похож на бесстрашного героя боевика. На официальных мероприятиях, когда Кохей надевает строгий костюм, его принимают за министра дружественной державы – ну, в крайнем случае, за его заместителя. Или за приглашённого киноактёра. Или ещё за кого-нибудь, столь же блистательного.

Но Мицуру больше всего нравится тот Кохей, которого видит только он. Сонный и недовольный по утрам, с сущим кошмаром на голове – потому что вечно ложится спать, не досушив волосы. Всё ещё сонный, но уже улыбающийся – когда Мицуру усаживается к нему на колени, мешая пить кофе, и начинает разбирать по прядкам тёмную густую шевелюру. Уже совсем не сонный и очень серьёзный – когда наконец-то отставляет свою чашку и отбирает у Мицуру расчёску, чтобы ничто не отвлекало их от утренних первых, самых сладких, самых нежных поцелуев. Кохей всегда до уморительности серьёзен, когда они целуются – будто не ласкает своего любимого, а проводит сложнейшую операцию, и от того, насколько точными будут его движения, зависит жизнь человека.

Вообще-то, так оно и есть. Жизнь Кудо Мицуру, его прошлое, настоящее и будущее, его всё – зависит от Танигавы Кохея.

И наоборот.

Мицуру становится немного зябко от этой мысли. И в то же время он бесконечно счастлив.

А Кохей, не торопя Мицуру с ответом, так и стоит в дверях кухни, разглаживая влажные волосы и улыбаясь самыми краешками губ. Наверняка он понял, о чём думает Мицуру. Кохей всегда понимает его без слов.

– Щётки… Зубные щётки? – Мицуру хлопает себя по лбу. – Забыл выложить из сумки. Я новые купил, а те выбросил.

Чтобы добраться до сумки, которая осталась валяться на тумбочке в прихожей, Мицуру должен протиснуться в дверной проём между косяком и Кохеем. Это не так-то просто сделать, хотя Мицуру совсем не изменился за прошедшие годы – всё такой же худощавый и гибкий. Дело в том, что ему не дают проскользнуть в коридор – Кохей обхватывает Мицуру обеими руками, прижимая к себе.

– Мы опоздаем на самолёт… – Мицуру не вырывается, ему так хорошо и спокойно в объятьях Кохея.

– Не опоздаем.

Когда Кохей говорит таким уверенным тоном, ему верят даже тяжелораненые. «Выживешь, потому что я так решил», – вот как звучит голос доктора Танигавы. «Никуда не опоздаем, потому что есть вещи важнее, чем наши планы и убегающее время», – каждым лёгким щекочущим поцелуем доказывает Мицуру Кохей, и тот доверчиво подставляет тёплым родным губам щёки, скулы, задирает голову, чтобы Кохей смог дотянуться до нежной кожи под подбородком. Сквозь неплотно прикрытые ресницы Мицуру наблюдает за тем, как Кохей внимательно и серьёзно разглядывает каждое местечко на его лице, которое собирается поцеловать. И улыбается.

– Я хочу тебя… – почти беззвучно, только губами.

– Самолёт…

– Поменяем билеты, если что. Я так хочу тебя…

Мицуру уже сдался – он обхватывает Кохея руками за шею, позволяя тому прижать его плотнее, отрывая от пола. Кохей любит доносить Мицуру до кровати на руках. И это самое правильное сейчас – вернуться в постель, откуда Мицуру выгнал трезвон двух будильников, не дав досмотреть какой-то очень хороший сон. В том сне они были вдвоём, на чистом горячем пляже… и кажется, горячим песок был не только от жаркого солнца. Кохей продолжает целовать Мицуру, попутно избавляя его от одежды – Мицуру послушно поднимает руки, поворачивается, приподнимает бёдра. Всё правильно, ведь билеты можно поменять, они никуда не спешат…

Не зазвонят их телефоны – они выключены до поры. Никто не постучит в дверь – друзья предупреждены об их отъезде. Даже городской шум не нарушит хрупкой тишины в спальне – Мицуру первым делом, едва поднявшись, закрыл окно. По утрам прохладно, а Кохей вечно сбрасывает с себя одеяло. Горячий мужчина. Его горячий мужчина.

От их слитных движений, вначале медленных, потом постепенно набирающих темп, простыни тоже становятся горячими. Как чистый белый песок на пляже под жарким полуденным солнцем. Такое продолжение хорошего сна нравится Мицуру.

– С юбилеем, – выдыхает Кохей, приникая губами к губам Мицуру, чтобы собрать до последней нотки его негромкие сладкие стоны.

– С юбилеем, – шепчет Мицуру, теряя связь с реальностью, растворяясь в бушующем океане, что гладит волнами чистый белый песок на пляже.

Они вместе пять лет. И сегодня – первый день их общего отпуска.

Когда Мицуру приходит в себя, он всё-таки добирается до сумки. И достаёт оттуда новые зубные щётки – две в одной общей упаковке, различающиеся только цветом.

Кохей смеётся. В их квартире всё парное – домашние тапки, футболки, кружки, ноутбуки. Каждая мелочь – обязательно в двух экземплярах, даже рулонов туалетной бумаги в держателе на стене сразу два. Мицуру помешан на том, чтобы всё вокруг свидетельствовало об одном – это дом на двоих, уютное жилище для пары, соединённой всеми мыслимыми и немыслимыми способами, в том числе – парными вещами.

Есть ещё один предмет, парный, который пока спрятан подальше от глаз Мицуру. И этот предмет – Кохей уверен – очень понравится его любимому. Потому что будет лучше других напоминать ему о том, что в этой жизни Кудо Мицуру – неотъемлемая половинка Танигавы Кохея. И наоборот. Но тс-с, это пока секрет.