Текст книги "Дерево (СИ)"

Автор книги: Ler-chan

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 9 страниц)

Всё изменилось после того вечера, когда он столкнулся с Кудо Мицуру в фойе школы. Того поймали в ловушку – Кохей успел заметить спины семпаев, сворачивающих за угол. Потом он разглядел лицо блондина. Он не плакал, даже не выглядел расстроенным.

Кудо Мицуру улыбался.

Кажется, он думал о чём-то смешном, потому что его губы то и дело растягивались в совершенно неуместную в такой ситуации широкую улыбку. О чём он думал? Кохей долго стоял, не решаясь подойти к вляпавшемуся в неприятности однокашнику. Только когда при неловком движении с Мицуру начали сползать спортивные штаны, спохватился и торопливо вышел из-за двери коридора. Кудо же будет неловко, если его обнаружат девчонки, а не он, Кохей. Правда?

Кохея поразило, что Кудо совершенно не злился. Не психовал и не грозился убить своих обидчиков. Они шли домой рядом и Кудо смотрел в небо. Будто видел там что-то, недоступное для чужих глаз. Видимое только ему. Кохей тогда спросил, почему Кудо не злится. А тот ответил, что ему всё равно, что про него думают. Он не собирается торчать в Камикаве и быть как все. Что-то в этом роде.

С того вечера Кудо Мицуру прочно поселился в мыслях Кохея. Он был белой вороной в их школе – и ему это было безразлично. Он улыбался и бегал. Брал первые места на соревнованиях. Веселился на переменах с друзьями.

Он был ярким, как солнце. Он был не похожим на него, Кохея.

И притягивал его к себе, как огонь бабочку.

Если бы Кохей не был таким молчуном, он бы не увяз по горло в своих фантазиях. Рассказал бы об этих навязчивых мыслях кому-то из друзей, те бы живо поставили ему мозги на место. Но Кохей всегда был таким. Скрытным. И упрямым. Если бы в то время кто-то сказал ему, что влюбляться в однокашника-парня нельзя, и начал бы капать ему на мозги, Кохей вообще мог натворить кучу нелепых вещей. Чем настойчивей его просят опомниться, тем безудержнее он прёт напролом.

Всегда был таким.

Он никому не рассказал о своих мыслях. Только дереву на обрыве. А оно и не подумало отговаривать Кохея.

Когда на третьем году средней школы они с Кудо Мицуру попали в один класс, для Кохея наступили самые трудные в его жизни времена. Каждый день был мучением. Каждый урок перед его глазами торчал светловолосый затылок со смешным завитком, похожим на хохолок маленькой птицы. Каждая ночь до подъёма в школу тянулась по сто лет. А потом Акира затащил Кохея в свою компанию, в которой были Онихара, Сатоши и Кудо. И Кохей понял, что окончательно погиб. Теперь приходилось смотреть Мицуру в лицо. Сталкиваться с ним руками и локтями, когда резались на приставке. Отламывать кусок от своего бананового хлеба, когда Мицуру забывал бенто. Делать всё, что, не задумываясь, делают хорошие друзья.

Это был самый трудный и самый прекрасный год в жизни Кохея. Он не забросил учёбу, потому что теперь точно знал, что обязан уехать из Камикавы. Когда-нибудь… когда-нибудь он сможет уехать далеко-далеко, туда, где никто его не знает. И позовёт Мицуру с собой.

Иногда Кохею казалось, что Мицуру тоже что-то чувствует к нему. Особенно тогда, на фестивале. Он шёл рядом и не уходил, хотя Кохей мог сам дотащить заснувшую девчонку. И потом они вместе смотрели на фейерверк. А ещё… В Танпоро Мицуру подарил ему чашку. Это всё, конечно, ничего особенного не значит, но вдруг… А вдруг Мицуру согласится поехать с ним? Туда, где Кохей сможет ему сказать… сказать… что он ему нравится? Кохей не мог произнести эти слова даже в мыслях. Только думать о том, как их когда-нибудь скажет. Думать, уткнувшись лбом в жёсткую кору дерева на обрыве.

А теперь всё. Они оба уезжают из Камикавы. Скорее всего, насовсем. И Кохей не успел поговорить с Мицуру. Сегодня последний день. Надо ли что-то говорить?

***

Парни, конечно, жалели, что Кохей и Мицуру уезжают. Но больше завидовали. Им троим предстояло доучиваться в Камикаве и только потом выбираться из глуши. И то, если получится. Поэтому напоследок Акира, Онихара и Сатоши всласть поприкалывались над Мицуру и заставили Кохея бороться со всеми по очереди. Потом поехали на побережье, плавали наперегонки в ледяной воде и жгли костёр на берегу. Расстались уже затемно, пообещав друг другу писать письма и созваниваться, если получится. Домой Кохей и Мицуру пошли вместе, они ведь жили по соседству.

– Слушай… – Мицуру заговорил первым. Кохей уже мысленно решил, что ничего не будет рассказывать Кудо и потому вздрогнул, когда услышал его голос. – Ты же мне что-то хотел сказать… Ещё тогда, в Танпоро.

– Да нет, это уже неважно.

– Всё равно скажи, а? Мне же интересно… скажешь?

– Давай пойдём… к тому дереву.

Погода под вечер совсем испортилась. Дождя ещё не было, но по небу ползли серые низкие тучи. Воздух заметно похолодел. Мицуру ёжился в своей тонкой куртке, но не отставал от размашисто шагающего Кохея.

– Ну вот, пришли, – Мицуру поискал глазами, куда бы пристроиться, но дерево росло на голом краю обрыва, а садиться на холодную землю как-то не тянуло. – О чём хотел поговорить?

– Кудо… Ты не вернёшься в Камикаву, уже точно?

– Неа. Может, в гости приеду, когда-нибудь. Я знаешь что хочу? Пилотом стать!

– Пилотом?

– Ага! Летать на каком-нибудь большом самолёте! Дед мне поможет, он учился на пилота… Только мало летал. Зато точно знает, куда там надо поступать, чтобы выучиться. А ты? Вернёшься?

– Не знаю. Слушай… А если бы я… ну, не сейчас, когда-нибудь… в общем… если я тебя приглашу… поехать… далеко… ты согласишься?

– Ну, смотря зачем! – Мицуру не смотрел на Кохея. Он разглядывал низкое серое небо и Кохей мог вволю любоваться на его профиль – нечёткий в наступающей темноте, под ореолом светлых, будто подсвеченных изнутри волос. – Если в гости, куда-нибудь на шикарную виллу… тогда конечно!

– А ты… можно я спрошу, да? Ты уже… влюблялся… по-настоящему?

– Сто раз! Ничего хорошего в этой любви, Танигава. Врут всё.

– Ты так думаешь?

– Да знаю я! Если я кому-то говорю из девчонок, что она мне нравится, сначала всё хорошо, а потом начинается! На ту не смотри, туда не ходи, вечно обижаются, слёзы, всякие ревности! Такой гемор! Не влюбляйся, Кохей, вот как друг тебе говорю! Одни проблемы!

– Как друг… Спасибо за совет. А если бы встретил… такого человека, которому просто нравится… смотреть на тебя? Не командовать, а просто смотреть? Чтоб ты был рядом, ну, не всё время, хотя бы иногда… и смотреть на тебя?

– Не, это странно, – Мицуру оторвал взгляд от неба, но Кохей уже не смотрел на приятеля. Он смотрел в землю, будто силился что-то разглядеть в короткой жёсткой траве. – Чё значит, просто смотреть? Я же не телевизор, чтоб на меня пялиться. И потом, зачем мне это надо? Я не люблю, когда на меня смотрят слишком пристально… знаешь, как достало уже?

– Понятно… Ладно. Пойдём домой?

– Я так и не понял, о чём важном ты мне хотел сказать.

– Да я же тебе уже говорил… Ничего важного. Просто… короче, пока, Кудо. Может, увидимся… когда-нибудь.

– Пока, Танигава. Было здорово… дружить с тобой.

Дома Кохей вытащил из сумки чашку, которую подарил ему Мицуру. Поставил на стол. Долго смотрел на неё. Потом хотел засунуть обратно в сумку. Чашка выскользнула из руки и упала на пол.

Кохей закопал осколки у самых корней дерева.

Он не смог ничего толком сказать.

Не смог.

========== Камикава десять лет спустя. Дерево над обрывом ==========

Кохей прекрасно знал, что в таком состоянии нельзя идти никуда, кроме как домой. Но он всё равно упрямо шёл – странной зигзагообразной траекторией, по широкому кругу огибая такие же, как он, шатающиеся силуэты. Назвать расплывчатые фигуры людьми не получалось. Эфемерные и зыбкие, они больше походили на привидения, чем на живых людей. Их же можно рассеять одним неловким движением, а он всегда был таким неуклюжим. Мысли тоже были нечёткими и отчаянно кружилась голова. Таким пьяным Кохей не был никогда, даже когда пили на спор с Сергеем и его друзьями из больницы.

Вообще-то, путь Кохея лежал к дому. Но не совсем.

За их дом. На обрыв.

Надо выкопать эти проклятые осколки. Выкопать и…

Склеить.

«Я всё вспомнил. Надо же… Больше нет потерянных воспоминаний. Я вспомнил, у кого были эти светлые волосы. И зелёные глаза. Я вспомнил… вспомнил…»

Можно склеить то, что разбилось? Почему нет? Ведь он всё вспомнил.

А самое главное – он больше не хочет забывать. Он любил Кудо Мицуру. Нет, не так.

Он любит Кудо Мицуру.

И плевать, что тот к нему абсолютно равнодушен. Вот плевать и всё тут.

«Я склею эту чашку и поеду в Танпоро… Найду тот родник, наберу воды… и выпью. Снова. Просто так. Я ведь и так знаю ответ».

Кохей ничего не замечал, потому что смотрел под ноги. Асфальт на дороге как-то странно бугрился и всё время норовил подставить подножку. А падать нельзя. Надо идти. Надо выкопать осколки, а то скоро дерево утонет и уже не добраться будет. Надо идти прямо сейчас. Почему так темно? Уже ночь? А, плевать… Ночи сейчас не очень тёмные, скоро будет рассвет… наверное.

Если бы Кохей хоть раз оглянулся, он бы увидел того, о ком думал весь день и вечер. На кого смотрел, когда тот отворачивался в сторону. Человека, из-за которого напился в хлам.

Следом за Кохеем, стараясь держаться как можно дальше, шёл Мицуру.

***

«Почему я не понял тогда, о чём ты хотел со мной поговорить? Почему не понял за столько лет, на кого похожи все, в кого я влюблялся? Чёрт, Танигава, они все похожи на тебя! Высокие, сильные, немного неуклюжие. Молчуны. Джон такой же. И этот мой, последний… Колин. Чем-то неуловимо смахивает на тебя. Чуть-чуть, но смахивает. Я тогда нёс всякую чушь, ты помнишь? Какой-то полный бред нёс, а сам отчаянно боялся того, что ты скажешь. А ты ничего не сказал. Не то, чтобы я ждал, я тогда ещё не знал, что гей. Только в Америке понял. Если бы мы встретились потом ещё хоть раз… Ещё хоть один раз… нет, хорошо, что мы не встретились. Мы бы не стали теми, кто мы сейчас. Ты живёшь в самой непонятной стране мира, в которую я очень хочу съездить. Знаешь, я ведь могу туда прилететь. Я умею пилотировать самолёт, Танигава. Научился. Я сегодня не говорил об этом, когда с одноклассниками сидели, но это правда. А ты стал доктором. Ты опять всё время молчал, только слушал. Танигава, ты всегда был такой. Самый спокойный и молчаливый из нашей компании. Самый умный. Я… часто смотрел на тебя, когда ты не видел. Тогда я очень часто смотрел на тебя. Только я не успел по-настоящему понять, почему я смотрю.

А потом я тебя… не то, чтобы забыл. Просто нашёл тебе замену. Постепенно перестал вспоминать тебя. Забыл даже лицо, даже имя. То есть мне казалось, что забыл. Но я всегда выбирал один и тот же тип мужчин. Высокие. Сильные. Немного неуклюжие. Умные. С последним только в пролёте оказался, но, знаешь, пока он молчал, он казался очень умным! Чёрт… Я что, оправдываюсь?! Какого фига? Танигава… Куда тебя несёт, а?! Чуть не свалился, придурок! Ты же не хотел тогда сказать… хрен знает сколько лет назад… что я тебе нравлюсь, а? Это же неправда, да? Да вот ни за что не поверю! Ерунда какая… Только ты сегодня на меня смотрел, когда я успевал заметить… Ты очень странно на меня смотрел, Танигава Кохей. Почему ты так на меня смотрел? Чего ты от меня хочешь? Учти, я ведь теперь не тот школьник. Я хочу услышать ответ. Скажи мне правду, Танигава! Зачем мы тогда ходили к тому дереву? Что ты хотел мне сказать? Почему так смотрел сегодня? И ещё… да куда ты прёшься-то, зараза?!»

***

То, что поход к дереву на обрыве был действительно неудачной идеей, Кохей понял быстро. Потому что дерева не было. И обрыв оказался намного ближе, чем он думал. А ещё… Он был намного круче.

Хорошо, что он такой пьяный. Не хватило скорости реакции, чтобы сгруппироваться, летел вниз, как мешок с сеном. Кажется, даже ничего не сломал… Ничего? Кохей пошевелил руками, дёрнул ногой. Нет, не сломал. Даже сможет встать… только не прямо сейчас. Надо немного полежать… голова очень кружится…

– Танигава!

Кто-то его позвал по имени? Странно… Наверное, послышалось. Тут такое глухое место, чтобы спуститься с обрыва, нужно далеко обходить, там старая лестница есть, в конце улицы… Точно, послышалось.

– Танигава! Кохей! Кохе-е-ей!

Нет, не послышалось. Его зовут. Кто? Кто-то видел, как он упал? Да ладно, не убился же… Вот сейчас ещё пять минут полежит и встанет… Ещё пять… нет, две минуты… ладно?

– Кохе-е-ей!

Вот настырный этот кто-то… Надо как-то дать знать, что он живой. Хотя… Это же сон, да? Голова кружится. По небу туда-сюда мотается одинокая звёздочка… Или это всё же голова плывёт? Всё сразу…

– Я здесь…

– Танигава!

***

Танигава-сенсей не планировал сегодня выходить на работу. Но планы, особенно на отдых, имеют обыкновение лететь ко всем чертям. Коичи-сан позвонил и сказал, что в больницу пришёл его сын, точнее, его привели. В невменяемом состоянии, грязного и поцарапанного. Далеко бежать не пришлось – больница располагалась недалеко от их дома. С Кохеем всё было более-менее в порядке, в отличие от его спутника. Танигава-сенсей прекрасно знал Кудо Мицуру – в их городке светловолосых по пальцам можно было пересчитать. У Кудо оказалась вывихнута рука, причём вторично. Обошлось без разрыва связок, но по всему плечу растеклась огромная гематома. Блондин порывался уйти домой, но Танигава-сенсей велел медсестре сделать пациенту двойную дозу анальгетика и снотворное. Тут ничем не поможешь, кроме полного покоя, а как ещё заставить этих великовозрастных оболтусов лежать неподвижно?

В больнице было почти пусто и тихо. Пациентов по возможности выписали, тяжёлых не было. Коичи-сан убедился, что размещённые в одной палате Кохей и Мицуру мирно спят, и тоже отправился на боковую. За окнами бесшумно полыхали разноцветные блики – над Камикавой расцветал последний в её истории фейерверк.

========== Рассвет ==========

– Эй…

– У-у…

– Эй, ты не спишь?

– Ха-ах…

– Танигава… Ты проснулся?

Кохей открыл глаза. Незнакомый высокий потолок был выкрашен белой краской. Слишком светлый для ещё не отдохнувших глаз. На фоне белого потолка волосы склонившегося над ним человека казались темнее, чем на самом деле.

Кудо… Мицуру…

– Я… где?

– В больнице.

– А?

– Не помнишь ничего, да? Ты вчера с обрыва слетел. Ну тот, сзади вашего дома. Я думал, ты себе всё переломал, потому сюда и притащил. Ты как?

Кохей прислушался к собственному телу. Ничего не болело, только мышцы разъедала неприятная ломота. Похмелье.

– Нормально… А у тебя чего рука забинтована?

– Вывихнул. Ещё дома первый раз, а вчера заново. Ты тяжёлый, знаешь, да?

– Ты меня что, на себе сюда приволок?!

– Ну да, – Мицуру отошёл от кровати Кохея, сел на свою. – Интересно, можно уже отсюда уходить?

– А сколько времени?

– Четыре ноль две.

– Ещё так рано.

– Уже почти совсем рассвело.

За окном начинался новый день. Последнее лето Камикавы. На листьях деревьев медленно высыхала роса. Здесь всегда очень влажно по утрам, сказывается близость реки и океана.

– Мицуру… Я тебе ничего вчера… странного не говорил?

– Говорил. Много чего. Только я половину не понял. Это же русский язык, да? Мне понравилось, как звучит.

– Говорил… А что конкретно?

– Да пургу всякую нёс. Ты вчера здорово напился, не знал, что ты теперь так много пьёшь.

– Вообще-то, я почти не пью. Потому и развезло так сильно.

Разговор не клеился. Оба не знали, о чём можно говорить, а о чём надо молчать.

– Слушай, Кохей… А ты зачем вчера на обрыв попёрся? К тому дереву?

– Да.

– Ты не знал, что оно упало? Почти сразу, как вы уехали.

– Упало?

– Я вчера вспомнил, когда в овраг лез. Мне Акира писал. Был сильный ветер, тут много чего попадало. И то дерево тоже.

– А Акира про него… знал?

– Знал, конечно. Акира всю Камикаву как свой дом знает. Он тебя там видел, несколько раз. Только не подходил. Ты же туда сбегал, когда хотел один побыть.

Кохей поморщился. А он-то думал, что никто не знает про его тайное место… Наивный. Это же Камикава. Здесь все про всех знают. Знали.

– Тебе жаль, что Камикавы больше не будет, Кудо?

– Немного. Здесь было неплохо. Не так, как там, где я сейчас живу, но… весело.

– Да… весело.

Надо было что-то говорить, поддерживать эту, в общем-то, бессмысленную беседу. Но Кохей больше не хотел говорить. И думать тоже больше не хотел. Надо вставать и уходить отсюда. Дождаться, пока проснутся родные. Попрощаться, забрать вещи. И уезжать.

Дерево упало. Осколки чашки наверняка вывернуло вместе с корнями, он же их прямо под ними закопал. Чашку больше не склеишь. Вот и ответ.

– Кохей… А ты не врал вчера, когда говорил, что любишь меня?

Мир вздрогнул и замер. Кохей почти услышал, как, натужно скрипнув, застопорила ось планеты. Или это скрипнула кровать под ним, когда он резко поднялся и уставился на задумчиво глядящего в окно Мицуру?

– Я… что?

– Ты сказал, что любишь меня. Это правда?

Какая теперь разница?..

– Правда.

– Ты знаешь, что я гей?

– А?

Кохей медленно переваривал то, что сказал Мицуру. Гей? Кудо Мицуру, школьный Казанова, блондинистая мечта всех девчонок, начиная с младших классов – гей?!

– Нет…

– Танигава, ты же нормальный? У тебя есть девушка?

– Нет… Я ни с кем не встречаюсь… сейчас.

– А раньше?

– Раньше… встречался.

– Сколько у тебя было девушек?

Кохей не понимал, для чего Мицуру знать об этом. Но послушно отвечал на вопросы. В мозгу всё еще тяжело ворочалось, не желая улечься нормально, неожиданное признание Мицуру. Он гей… Давно? Всегда таким был? Или потом стал?

– Значит, ты абсолютно нормальный, девушек у тебя было порядочно… С мужчинами не спал, как это делается, в теории знаешь, потому что врач… Кохей, а от меня ты чего хочешь?

– Что?

Кохей не был готов к такому вопросу. Он сам не знал, чего хочет от Мицуру. Ответного признания? Нетрадиционного секса? Чего Танигава Кохей хочет от Кудо Мицуру?

– Ничего.

Теперь настала очередь Мицуру потрясённо молчать. Как это? Кохей сказал, что любит его со средней школы, а теперь заявляет, что ничего от него не хочет?!

– Тогда… зачем ты мне сказал, что любишь?

Кохей долго не отвечал. Мицуру исподтишка разглядывал его сосредоточенное лицо. Танигава красивый. Особенно когда вот так вот над чем-то серьёзно раздумывает.

– Я просто сказал. Потому что это правда. Но мне от тебя ничего не нужно. Это тоже правда.

– Так не бывает. Если кого-то любишь, всегда надеешься… ну, на ответную реакцию, что ли. На любовь в ответ.

– Не про меня. Мне от тебя ничего не нужно, Кудо. Ты не обязан меня любить только потому, что ты… мне нравишься.

– Правда нравлюсь?

Кохей наконец-то рискнул посмотреть Мицуру прямо в глаза. И понял, что зря это сделал. Секунду назад ему действительно ничего не нужно было от бывшего одноклассника. А сейчас… Кажется, он только что соврал по-крупному.

– Правда…

***

Заниматься сексом на больничной кровати неудобно. Обычным людям. Но если один из партнёров – врач, и знает, как правильно пристроить вывихнутую руку того, кто снизу, чтобы не тревожить больное место – тогда вполне себе нормально.

Нормально? Да ни разу.

Ненормально. Потому что не бывает так, чтобы совсем без боли и сразу хорошо до слёз.

«Где тебя носило всю мою жизнь, а, Танигава?»

– Я… всё правильно делаю?

– Да…

– Мицуру…

– Кохей, почему ты не сказал мне раньше?

– Я…

Почему? Наверное, потому, что было дерево на обрыве. Ему можно было говорить всё на свете. Даже не пытаясь облечь в слова свои мысли. Свои мечты. Самые стыдные. Самые сладкие. Пока то дерево росло на обрыве, Кохею было с кем делиться ими.

Он же не знал, что дерево умерло. Он просто ничего не знал. И он не знал, что Мицуру… Даже не думал, что Мицуру – такой. А потом он всё забыл. Авария стёрла его воспоминания.

– Так было надо, да?

– Что?..

– Было нужно, чтобы мы… поняли… да? В нужное время… да?

«Наверное, ты прав, Мицуру. Кто знает, что было бы с нами, если бы я тогда смог тебе признаться. Мы были бы сейчас другими. Не теми, кем стали. Не такими, которые могут… могут взять и позвать друг друга… далеко-далеко… где нас никто не знает…»

– Мицу… ру…

– Да-а…

«Кохей, знаешь, что? Я упрошу Джона поменяться с Вайнбергом. Экипаж Вайнберга летает в Россию. Я буду очень сильно просить, обещаю. Мы будем видеться каждую неделю… может, и чаще. Ладно?»

– Кохей… Ты хочешь остаться в Камикаве на весь отпуск?

– Нет. А ты?

– Я тоже не хочу. Всех, кого надо, я уже повидал.

– Куда поедем?

Это прозвучало совершенно естественно. Так, будто они всегда вместе планировали, куда ехать в отпуск. И Мицуру это понравилось.

– Сначала в Танпоро. Хочу в тот онсэн. И на родник. И надо чашку купить новую, точно!

– Зачем тебе новая чашка?

– Ну, ту ведь ты разбил. А мне она нравилась.

– Ладно, куплю тебе новую.

– И дашь мне из неё попить.

– Не веришь мне?

– Ну… – Мицуру выдержал паузу, наблюдая, как Кохей сосредоточенно, привычными профессиональными движениями перебинтовывает ему плечо. Он по-прежнему немного неуклюжий, но только в обычной жизни. Когда Кохей в своей докторской стихии, его руки удивительно ловкие и бережные. Ни капли не больно.

– Так что? Не веришь, да?

– Неа. Пока не верю.

– А… я?

– Что – ты?

– Я тебе нравлюсь… Мицуру?

Пауза снова растянулась на долгие минуты. Кохей закончил накладывать повязку, вытер с руки Мицуру капли проступившей из-под бинта мази. Теперь надо вытереть ему живот… полотенце, где-то тут валялось полотенце… надо намочить и стереть, пока совсем не засохло.

– Нравишься.

Кохей не успел вытереть живот Мицуру как следует. Потому что делать это и целоваться одновременно не получается. Вот никак.

***

На дальнем берегу Тинабы, том, который не затопит после открытия плотины, утренний ветер пошевелил маленькие листья на тонком деревце. Семечко занесло на обрывистый берег почти десять лет назад. Оно прижилось и дало крепкий побег уже на следующую весну. С тех пор каждую осень деревцо исправно сбрасывало жёлтые резные листочки, крепко засыпало на влажную зиму, просыпалось весной и к лету обзаводилось пушистой зелёной шапочкой. Конечно, его кроне ещё далеко до той, что шелестела на родительском дереве. Но придёт день, и маленькое дерево вырастет таким же большим и сильным. И будет долго-долго жить на обрывистом берегу Тинабы. Столько времени, сколько надо.

Жизнь продолжается.

========== Глоток Истины ==========

Отпускать их, само собой, не захотели. Кохей понятия не имел, что творится в доме Кудо, но лично ему пришлось выдержать настоящую битву. Джунно поднял дикий рёв, услышав, что только что обретённый дядюшка с волшебной бабочкой собирается от него уехать. Аи тоже расстроилась: брат живёт в такой экзотической стране, а так толком ничего и не рассказал. Спокойнее всех к заявлению Кохея отнеслась, как ни странно, мама. Цутия-сан отправила дочку с внуком на рынок за свежей рыбой, заварила для супруга зелёный чай и взяла сына под руку.

– Пойдём.

– Куда, мам?

– В твою комнату. Надо решить, что делать с твоими вещами.

Пожалуй, только в этой комнате, чисто прибранной, со старыми плакатами на стенах, Кохей по-настоящему вернулся в прошлое. Здесь всё было так, как десять лет назад. Его учебники на полках. Аккуратные стопки тетрадей. Старенький компьютер на столе, с коврика для мышки знакомо ухмыляется Стальной алхимик.

– Всё, как раньше.

– Я не стала ничего выбрасывать. Вдруг ты захочешь что-то отсюда взять… на память… – голос Цутии-сан прервался и Кохей обнял маму за плечи. Ей труднее прощаться с Камикавой, здесь прошла вся её жизнь.

– Обязательно захочу. Принесёшь мне мешки для мусора? Я сам всё разберу и вынесу.

***

Проще всего оказалось разобрать одежду и игрушки. Ящик с головоломками и гоночными автомобилями Кохей выволок на веранду – к тихому ужасу Аи и полному восторгу Джунно. Сестра по старой памяти двинула Кохея промеж лопаток: теперь же придётся волочь в Осаку дополнительную сумку, Джунно ни за что не расстанется с дядиными игрушками! Кохей только ухмыльнулся, подхватил со сковороды горячий ломтик только что зажаренной рыбы и снова скрылся в своей комнате. Надо быстрее закончить с делами.

Одежду складывать не пришлось, мама уже упаковала её по сезонам и даже снабдила пакеты бумажными наклейками. Пусть отправляется в какой-нибудь приют для бездомных, Кохей всегда бережно носил вещи, наверняка они ещё крепкие. Тетради и учебники заполнили два огромных полиэтиленовых мешка. Над всякими мелкими вещицами и сувенирами Кохей ненадолго завис. Стоит оставлять что-нибудь или посмотреть в последний раз и выбросить? У каждой мелочи была своя история и связанные с ней воспоминания. Вот этот брелок ему подарил Акира на день рождения… А эту коробочку для бенто отдала Момоко, они тогда сидели в школе над заданиями по биологии до самого вечера, у Кохея от голода уже в глазах темнеть начало. В коробочке лежали онигири с яйцом, такие были вкусные. Момоко сказала, чтобы Кохей оставил коробку себе и носил в ней бутерброды. Он послушался. Почему-то даже простой хлеб в этой коробочке становился вкуснее.

«Момоко не смогла приехать, её подруга сказала, что у неё вот-вот родится ребёнок. Если бы мы начали встречаться… наверное, сейчас были бы женаты. Момоко наверняка уговорила бы меня жениться на ней, она всегда могла меня убедить в чём угодно. Каким бы я был сейчас? Степенным и толстым, как Сато, ха-ха! Или влюблённым в свою жену, как Онихара? Онихаре повезло с женой, она очень милая на фотке. Акира вчера привёл жену на встречу одноклассников. Вот уж не думал, что кто-то сумеет заткнуть фонтан его красноречия! Этой тоненькой девушке достаточно посмотреть на Акиру, чтобы тот немедленно замолчал и помчался за чем-нибудь вкусным для неё. Так забавно было наблюдать за ними. На всех было забавно смотреть, будто на маскараде. Вроде, все уже взрослые, во взрослой одежде, Курихара бороду отрастил… А мне всё время казалось, что все эти люди просто надели маски. Под ними видно их настоящие лица, ещё детские… лица, которые я вспомнил…»

Кохей вздрогнул, когда что-то кольнуло его в палец. Ракушка. Тоже брелок, только сломанный. Это ему сестра подарила, а Онихара нечаянно наступил и от покрытой лаком раковины отвалился кусок. Они тогда ездили на побережье, Кохей выронил ключи, потом до темноты искали по всему пляжу. Кохею хотелось, чтобы ключи никогда не нашлись, потому что Мицуру опять ходил за ним следом. Болтал какую-то чушь, по своему обыкновению, Кохей даже не слушал. Просто смотрел на него, пока тот ползал по песку, пропуская между пальцами тонкие струйки белого песка с мелкими камнями. Белого, как его волосы… А на берег накатывали зелёные волны. По ним прыгали золотые солнечные зайчики… И в глазах Мицуру, когда он поднимал голову, тоже дрожали золотые точки. Сердце Кохея замирало от счастья и уже привычной боли. А потом Онихара нашёл ключи, и всё закончилось. Сразу стало темно, будто солнце выключилось. И было темно до самого утра, пока Кохей не пришёл в школу.

«Лучше бы память и дальше спала… Мне снова больно, как тогда. Совершенно не представляю, что теперь будет со мной… и с ним. Даже посоветоваться не с кем, дерево умерло, а родным про такое не расскажешь. Никому не расскажешь, ни семье, ни друзьям. Никому».

Кохей решительно сгрёб сваленные в кучу сувениры в мешок для мусора. Всё это уже просто хлам. Воспоминания о прошлом не помогут справиться с настоящим. Он изменился за эти десять лет. Он теперь может справиться с любой болью. И не только со своей.

– Ты уже закончил? – Цутия-сан оглядела пустую комнату с выцветшими прямоугольниками на месте снятых со стен плакатов. – Решил ничего не брать?

– Как это – ничего? – Кохей показал маме два футляра. – Помнишь?

– Эти шахматы мы тебе с отцом подарили, когда ты пошёл в начальную школу, – Цутия-сан провела пальцами по потёртой коже футляра. – А во втором что?

– Это мой подарок, – Аи обняла брата со спины. – Стетоскоп, да? Я вообще в таких вещах не разбираюсь и купила такую деревянную слушалку, как трубку! А потом узнала, что он только акушерам нужен, детишек у беременных слушать! Ну, как сердце бьётся у ребёнка… там обычным нельзя, который со шнуром. Мне Кохей рассказал.

– Кто знает, может, я стану как раз акушером, когда-нибудь, – Кохей положил свои драгоценные памятки в сумку. – Мам, Аи, а еда уже готова? Я умираю с голода!

***

Мицуру позвонил, когда Кохей играл с отцом в шахматы. Танигава-сенсей как раз готовился к решительному штурму последней линии защиты сына, когда сотовый Кохея завибрировал, подпрыгивая на досках веранды.

– Алло?

– Я на станции. Встретимся в Танпоро. Ты скоро приедешь?

– Только партию доиграю. С отцом в шахматы играем.

– Ребята сейчас забегут к вам. Они меня провожают. Я сказал, ты тоже уезжаешь сегодня.

– Сказал, что мы вместе едем?

– Нет. Пока… пока не стоит, да?

– Не стоит. Как я тебя найду?

– Буду ждать тебя в том онсэне. Сниму две комнаты.

– Хорошо.

***

Танпоро встретил Кохея гулом машин и гомоном разноязыкой толпы – как всегда, тут наплыв туристов. Особенно летом. Выйдя на привокзальную площадь, Кохей улыбнулся – Танпоро изменился. Если в Камикаве время будто замерло, то в современном курортном городе оно неслось вскачь, подлаживаясь под веяния моды. На месте двух-и трёхэтажных зданий выросли многоэтажные отели, улицы расширили, повсюду пестрели баннеры на английском языке. Как хорошо… Погружение в прошлое закончилось. Жизнь продолжается.

Онсэн, который Кохей запомнил как россыпь деревянных домиков, остался прежним. Разве что домиков стало больше, и уже не деревянных, а кирпичных, вполне современного вида. Служитель в юкате привёл Кохея к одному из новых кирпичных домов.

– Здесь два номера, как пожелал ваш друг.

– Спасибо. Оплачивать сейчас?

– Всё уже оплачено, Танигава-сан. Двое суток проживания с завтраком, услуги горничной не требуются, Кудо-сан сказал, что обедать и ужинать вы будете в городе. Если вам что-то понадобится, в номере есть телефон. Приятного отдыха.

Мицуру обнаружился в своём номере. Растянулся на футоне и безмятежно посапывал носом. Бинт на плече растрепался, на торчащих махрушках масляно поблёскивали жёлтые пятна. Кохей наклонился, принюхался. Точно, масло. Оливковое. Он что, в миску с салатом вывихнутой рукой залез?

***

– Подскажите, где тут поблизости есть аптека? – Кохей шёл по указаниям навигатора, но почему-то вместо аптеки выбрался к очередной гостинице.

– Вон там, за углом, – махнула рукой пожилая женщина в рабочем комбинезоне. Она мыла витрину, щедро поливая её водой из шланга. Кохей засмотрелся на маленькую радугу над струёй воды. Как-то раз Акира поливал клумбу на школьном дворе и над ним тоже висели крохотные радуги. А потом Сатоши украдкой пережал шланг. Когда шланг прорвало, струя воды ударила прямо в открытое окно их класса. Кохей еле успел оттолкнуть Мицуру от окна и прикрыть собой от тугой водяной змеи. А потом пришлось притворяться, что он просто опять поскользнулся…