Текст книги "Раннейген (СИ)"

Автор книги: Lauren Danau

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 10 страниц)

Раннейген обратила мертвый взгляд в окно. Только одно слово крутилось у нее в голове: «Всех, всех». Перед ее глазами предстало истерзанное лицо Иакова, Хильды. В один миг все ее надежды рухнули, все, что она сделала, потеряло всякий смысл.

– Поедем со мной. Я даю тебе два дня на размышления, – сказал он вставая. – Тянуть больше нельзя. И, – остановился он неожиданно у двери, – этот парень, Иаков, оставь его.

– Как ты узнал? – изумленно спросила она.

– Я чувствовал зелье. Сначала я не понял, что это, но здесь я ощущаю ту же ауру, тот же запах. Он рассказал мне свою историю, и я все понял. Я знавал такие истории, но только одна кончилась хорошо.

Она ничего не ответила, а Геральт продолжил, чувствуя сомнение в душе девушки:

– Этот мир создан для людей, и в нем нет места, таким как мы, Раннейген. Мы были созданы для другого, – Геральт замолчал и Раннейген почувствовала горечь на его лице, – возможно, но мы те, кто мы есть и с этим придется смириться. Понимаю. Ты хотела другого, ты поверила в любовь, и ошибочно подумала, что это твоя судьба, – Геральт сделал шаг вперед. – Я не смогу спасти тебя, но я могу сделать твой последний путь легче.

– Врешь! – воскликнула она, подорвавшись с места. Стул упал. – Лжешь! Лжешь! – Она яростно била кулаками по столу, слезы текли по ее щекам. – Неправда это все. Здесь иначе. Они добры ко мне и…

– Добры, потому что бояться, потому что думают, что ты чаровница и можешь наслать на них чары, – невозмутимо отвечал Геральт. – Но, что они говорят за твоей спиной? Зовут ли на свои гуляния? Рады ли твоему приходу в час спокойствия, а не нужды? Ты пришла для них в час смуты. Появилась сразу же, как умерла старая травница. Я лишь не хочу лишней крови, – закончил ведьмак, умолчав о том. Как эта кровь появляется.

Ведьмак потоптался на месте еще несколько минут и вышел, оставив смятенную Раннейген одну. По щекам ее потекли слезы. Она гневно стукнула кулаком по столу и подбежала к окну. Алый цвет бледнел, даль была окутана розоватой дымкой.

Вытерев слезы, она собрала сумку с лекарствами для раненых, и отправилась к дому Бьорна. Злость забрала ее силы, и она ощущала себя, идущей в тумане.

Дверь ей открыла Астрид. Она быстро направилась в комнату, где лежал Бьорн. Ему становилось все хуже. Два дня она помогала ему бороться со смертью, но все без толку. Рана продолжала гноиться, как бы старательно она ее не чистила. А теперь добавился еще и сильный жар с лихорадкой.

Ранни коснулась потного лба. Бьорн лежал перед нею бледный. Грудь его больше не вздымалась. Иаков боязливо заглянул в комнату. Стеклянный взгляд Бьорна остановился на нем. Парень неуверенно шагнул в комнату. Рядом с кроватью он заметил деревянный тазик, а внутри окровавленные бинты и тряпки. Смрад от Бьорна исходил ужаснейший. Раннейген обернулась:

– Он… мертв, – прошептала она, отпуская безжизненную руку Бьорна.

Хильда вмиг побледнела, Астрид медленно, словно в тумане, села край кровати и ласково провела ладонью по лбу Бьорна.

– Мой Могучий Медведь, куда же мне без тебя? – прошептала она. По щекам ее текли слезы, но она улыбалась. Астрид зажмурилась, утирая слезы с лица:

– Я пойду к Вильфреду, – сказала она, вставая с кровати. У порога, она обернулась к дочери, словно хотела сказать ей, что-то, но передумала, и молча вышла из дому.

Хильда молча вышла из дому, и направилась в неизвестном направлении. Иаков и Раннейген остались одни. Парень неуверенно потоптался на месте, а затем шагнул к Бьорну. Юноша провел ладонью, навсегда закрывая глаза Бьорна.

– Он был тебе дорог? – спросила она, глядя на глаза Иакова, наполненные слезами.

– Да. Он привез меня вместе с Вигге, Иваром и Кайем, – на последнем имени он хмыкнул. – А мог бы оставить умирать там, но нет, привез сюда, дал кров в своем доме. Там, откуда я пришел, за такое гостеприимство можно горько поплатиться.

Из его слов, Раннейген поняла, что он не выпил того зелье. Душа ее разрывалась на части. «Оно и к лучшему, – думала травница, – нечего тебе здесь делать среди людей прав был Миккель, прав и ведьмак. Я создана была для моря, там мое место. Эх, Миккель, повидать бы его еще раз. Как он там, этот старый друид? Жив ли еще?». С трудом она сдерживала слезы, сидя подле Иакова.

– То зелье, ты выпил его? – тихонько спросила она, взглянув на Иакова исподлобья.

Взгляд ее казался Иакову таким измученным, а она сама словно даже постарела.

– Нет еще, – ответил он и в доказательство вытянул из кармана куртки, флакон с нетронутой жидкостью.

Раннейген протянула руку, ощущая печаль и в то же время решимость:

– Отдай его мне. Оно слишком сильное, я сделаю тебе другое. Полегче.

Иаков нехотя протянул ей зелье, а она вырвала его у него с рук, точно юноша украл у нее, какую-то личную вещь. Девушка вздохнула и спрятала флакон в сумку. «Прав ведьмак, нечего надеяться, – продолжала убеждать она себя. – Пусть будет, что будет».

Хильда вернулась. Иаков и Раннейген обернулись. Хильда стояла в дверном проеме, прислонившись к косяку. На заплаканном лице играла горькая улыбка.

Они оставили Хильду наедине с отцом, а сами вышли на свежий воздух. Неподалеку от конюшни они увидели ведьмака в полном обмундировании. Тот перекидывал сумку через седло. Уходит?

– Уезжаешь, ведьмак? – Иаков подошел, растерянно глядя на Геральта. Он похлопал лошадь по крупу, и та взмахнула хвостом.

– Ненадолго, – спокойно ответил он, поправляя уздечку, и как-то странно глянул на Раннейген. – Надо встретиться с одним человеком. Соболезную насчет Бьорна, – вдруг сказал он гораздо серьезнее, пристально глядя юноше в глаза. – Я приеду до похорон, – он хлопнул Иакова по плечу и взобрался на Плотву, – надеюсь.

Иаков ничего не ответил, а лишь кивнул. Ему не хотелось, чтобы ведьмак уезжал. Раннейген глядела на ведьмака, но Иаков не мог понять, что же в этом взгляде заключается. Геральт кивнул ей на прощание.

Иаков не знал почему, но чувствовал странную привязанность и благодарность к ведьмаку. По крайней мере, за то, что тот помог Бьорну и остальным, хотя бы попытался.

Раннейген сделалась еще печальнее. Они смотрели ведьмаку вслед, пока тот не скрылся из виду. Помчался на встречу с чародейкой.

Вильфред тем временем послал двоих за жрицами и лекарями, чтобы подготовить мертвых к погребению. В чертоге сновали люди, готовясь к пиру. Здесь смерть провожают смело, весело с песней и кружкой. Четверо, в числе которых был и Торнвальд, готовили деревянные плоты, на которых и сожгут мертвых.

В их компании Раннейген заметила Кайя. Тревога поднялась в ее душе. Кай же, заметив Иакова в компании травницы, даже улыбнулся, и это был первый раз, когда Иаков увидел дружелюбную улыбку в свою сторону от него.

– Жаль Бьорна, – сказал он, когда они подошли, – хороший был воин. Ты должен быть благодарен, чужак, за то, что он настоял на твоем спасении тогда. Я хотел оставить тебя. Думал ты не жилец, – Кай ухмыльнулся, и бросил взгляд на Раннейген.

– И в правду, добрый был мужик, – заметил Торнвальд, – нынче таких не встретишь. Только такие как Кай и попадаются: злобные, с жалом вместо языка, – Торнвальд усмехнулся, а Кай наигранно приподнял брови в изумлении.

И хотя Кай улыбался, Иаков не мог не заметить этот злой блеск в его холодных глазах. «Такой человек не будет колебаться, он последует разуму, а не сердцу и доброте, – думал Иаков. – Расчётлив и холоден, нет, он не такой как Бьорн – милосердие не в его чести ».

– Ну, хватит языком трепаться, – буркнул Снорре, – давай за работу.

Иаков и Раннейген пошли дальше. Вдруг они остановились перед домом травницы.

– Подожди здесь. Я принесу лекарство от головных болей.

А пока Иаков, омраченный ожидал ее, Раннейген забежала в свою хату, громко захлопнув за собой дверь, достала, то зелье, и метнувшись к очагу, вылила его на огонь. Но Иаков никогда об этом не узнал, даже после того, что случилось.

Через пару минут она вышла и вручила ему сверточек трав.

– Залей кипятком и выпей. Это чай. Он поможет.

Губы Раннейген растянулись в короткой улыбке. Иаков видел такие, ими бросаются на прощанье. Раннейген не была уверена, как же ей стоит поступить. Она вернулась в хату, мучимая сомнениями и напрасными ожиданиями.

Вечер наступил скоро, и все спешили на похороны. Ведьмак явился вовремя, все только выходили из хат.

– О, ведьмак, – крикнул Вильфред, – вовремя же ты.

Геральт спрыгнул с лошади. Вильфред шел к нему в компании Ивара и Вигге.

– Сегодня будет пир, не самый веселый повод у нас для этого. Но я все же надеюсь, ты не откажешься.

– Нет, не откажусь.

– Ну, так чего же мы ждем, – нетерпеливо заметил Ивар, похороны вот-вот начнутся.

Все стали в круг, в центре были плоты с умершими. Ульве как всегда читал проповедь. Раннейген уже было расстроилась, что ведьмак уехал, как вдруг кто-то коснулся ее плеча. Он подпрыгнула от испуга. Геральт стоял рядом.

Иаков стоял рядом, вместе с Хильдой. И хотя здесь не принято горевать об умерших, а в их честь устраивается пир и веселушки, Иаков не мог представить, как он будет сегодня веселиться. Ему бы хотелось остаться одному, лицом к лицу со всеми своими горестями и печалями.

– Я скоро отправляюсь на Хиндарсфьяль, – прошептал Геральт, склонившись к уху Раннейген. – У тебя еще есть шанс.

Иаков не понял, к чему это было сказано, но очень удивился, взглянув на бледное и печальное лицо травницы.

Бьорн и Раемунд лежали рядом, гордо держа в стиснутых ладонях свои топоры. Иаков заметил, что у них нет ногтей. Ульве взял в руку факел:

– Да, прими же ты, о Великая Фрея, сыновей своих славных. Пусть пьют мед из чаш, и заедают плотью медведя на вечном пиру героев твоем! – Ульве опустил руку с факел и плот с Раемундом загорелся. Вскоре и Бьорн пылал в ярком пламени. Ведьмак остановил свой взгляд на статной женщине, со шрамом возле брови. Заметил одинокую слезу, падающую на грудь.

Рядом стояла девушка, поразительно похожа на нее. Женщина коснулась ожерелья. Глаза ее еще сильнее наполнились слезами. Вдруг она резко сорвалась с места и бросилась в пламя к Бьорну. Все произошло слишком быстро. Толпа только и успела судорожно дернуться и охнуть.

– Астрид! – Крикнул Ивар, что стоял рядом. Хильда едва не бросилась за матерью, но Ивар сдержал ее. Испуг отразился на лицах друзей Бьорна, а затем и глубокая печаль.

Воздух наполнился запахом паленой плоти, а по округе прокатился пронзительный женский крик. Лицо Вильфреда окаменело. Он поймал взгляд ведьмака, который дернулся с места на помощь, и помотал головой.

– Геральт, что это значит? – спросил шепотом Иаков.

– Ничего. Закон Скеллиге. Если жена иль возлюбленная желает следовать за мужем иль возлюбленным, им нельзя мешать.

Иаков не мог поверить своим глазам. Закон казался ему чистой воды безумием. Хильда зарылась лицом в грудь Ивара, разразившись громкими рыданиями, а тот лишь ласково гладил ее по голове:

– Не печалься, дитя, не стоит. Твои родители всегда были неразлучны. Астрид только страдала бы без твоего отца.

– Вот, оно как все бывает, – тоскливо проговорил Вигге.

Ульве переглянулся со старостой, но выглядел весьма спокойным, словно это было ожидаемо. Крик прекратился, теперь осталась только вонь.

– Такова воля Фреи, дитя мое, – проговаривал Ивар раз за разом.

Ведьмак искоса глянул на Раннейген, что смотрела на происходящее с глазами полными ужаса.

Костер постепенно гас. Многие ушли поминать погибших в чертог, но тройка зевак таки осталась. Хильда осталась, молча глядя, как пламя стихает, а легкий порыв ветра разносит пепел ее отца и матери вокруг. Иаков хотел ее утешить, но понимал, что сделает только хуже.

Он тоже глядел. Странно было видеть пепел, там, где лежал человек. Вот, что он им принес, горсть пепла и муку. Солнце совсем уже зашло и на темном полотне зажигались яркие звезды.

Он ощущал огромный стыд. Чувство вины давило его изнутри. От этого его мечты о жизни здесь с Хильдой, делались мучительными. Тогда он принял решение, твердое, навсегда покинуть это место. Не будет здесь для него жизни и счастья. Он попытается еще раз покинуть это место.

Иаков глянул за горизонт, все еще хранящий остатки солнца, но скоро и они померкнут, а когда наступит новый день, он уедет отсюда. Не оставив за собой ничего кроме мучительного воспоминания. Исчезнет. Он вновь взглянул на Хильду. “Нет, не оставлю ей ничего, чтобы могла напомнить обо мне, – думал он. – Пускай она забудет и обретет мир”.

Юноша перевел взгляд на Раннейген и на сурового Геральта. Первой ушла Ранни, а за нею последовал и ведьмак. Странным ему это показалось, будто и ведьмак и травница знают, какой-то секрет, но только они и достойны его хранить. Он ощущал себя лишним везде.

Маленькая группа молчаливых наблюдателей тоже оставила их, решив поминать умерших за кружкой пива и в уморительном танце. Иаков постоял еще несколько минут, но окончательно осознав, что здесь для него все закончено, последовал за ведьмаком и Раннейген.

Подойдя ближе к деревне, Иаков еще раз обернулся, и бросил последний взгляд на девушку. Одна только Хильда и осталась. Единственная, кто не мог на смерть ответить пляской жизни, кто так и остался в своей молчаливой тоске, стоять возле пепла родных.

========== Сирена, Ведьмак и Чужак ==========

Утро было холодным. Иаков продрог и сильнее укутался в шерстяной плед. То, что случилось вчера, казалось просто дурным сном. Ему на миг почудилось, что ничего этого не произошло. Сейчас он встанет, и увидит и Астрид, и Бьорна.

Но мираж быстро рассеялся, об холод и тишину, стоявшие в доме. Дом теперь был холодным и пустым. Он не чувствовал привычного запаха вкусной еды Астрид, не слышал громких вздохов Бьорна, когда тот пытался подняться с постели. Не слышал он и голоса Хильды. Только тишина. Резкий порыв ветра, заставил шторку прикрывающую окно, взмыться вверх.

Тогда Иаков резко встал и оделся. Чутье не обмануло его, дом был пуст. Хильда ушла, и он не знал, когда и куда. Было чисто. Стулья аккуратно задвинуты, посуда вымыта, даже очаг вычистили от старого угля и пепла. Удручающая и холодная чистота.

Иаков зашел в комнату Бьорна и Астрид. Чисто. Постель заправлена, а тазик с окровавленными бинтами, вычищен. Иаков тихонько вышел, словно боясь потревожить спящих хозяев. Неожиданно, его поразило странное чувство облегчения. Все сомнения и фантазии испарились, и перед ним явилось единственно верное решение – уйти.

Вчера оно досаждало ему, мучало и представлялось туманным, но теперь все стало на свои места. Ему здесь не место, и все. Жизнь здесь была мирной и приятной, словно сон, но Иаков чувствовал, что не может спать больше. Здесь мечты, а там за морем – реальная жизнь, реальные люди, которые быть может, и ждут его, а быть может, уже сочли мертвым иль без вести пропавшим. Но в любом случае они есть. Иаков хотел верить в это.

Его донимал голод, но он не обращал на него внимания. Он не хотел нарушать сакральной чистоты этого дома и направился в чертог.

Там убирали следы вчерашнего пиршества. Женщины мели пол, кто-то убирал грязные тарелки, а кто-то вытирал пустые столы. Но людей, вопреки мнению Иакова, было много. За столами сидели те, кто рано ушли с гуляния, и теперь они восполняли несъеденное вчера, сегодняшней трапезой.

Иаков увидел за столом ведьмака. Тот сидел один за кружкой медовухи. Рядом с ним, на тарелке лежала полу объеденная жареная рыба. Иаков колебался, стоит ли ему подходить к ведьмаку. И он решил подойти.

Иаков неуверенно зашел к Геральту из-за спины.

– Доброе утро, ведьмак, – промямлил он.

Геральт воззрился на юношу спокойным взглядом желтых глаз. Иакову на миг показалось, что тот хоть и сидит здесь, в чертоге, мыслями, где-то далеко. Однако Геральт был более чем ясен в мыслях.

–Доброе, – сказал он, и кивнул на лаву, напротив себя. – Садись, выпьем вместе.

Иаков повиновался. Геральт подозвал молодую девушку, что обслуживала гостей. Та, подошла и поставила им на стол две кружки медовухи. Иаков оглядел чертог, невольно подумав о том, что даже самый пышный пир не в состоянии скрасить грусти и тоски от потери кого-то дорогого. Неохотно, он приложился губами к кружке.

Геральт в это время внимательно рассматривал паренька. Тот постоянно вертелся на месте, оглядываясь и облизывая губы. Геральт ждал.

– Откуда ты знаешь травницу? – спросил, наконец, Иаков, не в силах больше сдерживать свое любопытство. – И давно ли?

– Я знаю ее меньше чем ты, – загадочно ответил ведьмак. – Ты же знаешь это. Я встретил ее у Каэр Гелена, потом заехал в Рогни за платой, и сюда, – Геральт говорил размеренно, словно взвешивал каждое слово у себя в голове. – С чего ты вдруг решил спросить об этом?

Геральт посмотрел на него таким подозрительным взглядом, что Иакову стало немного стыдно. Он не хотел, что бы его слова звучали, Как недоверие к ведьмаку. Парень немного покраснел и стыдливо опустил глаза.

– Прости ведьмак, если обидел. Я-то не специально, просто… Просто такое ощущение, что вы знаете друг друга давно, вот и…

– Ничего, – прервал его Геральт. Девушка, что подала им пиво, поставила на стол пирожки с капустой, мясом и рыбой, игриво подмигнув Геральту.

Ведьмак взял себе пирожок с мясом, откусил половину, и щедро запил медовухой. Услышав урчание живота своего собеседника, он пододвинул к нему тарелку с рыбой. Иаков больше не мог терпеть голод, а потому жадно набросился и на рыбу и на пирожки.

Напившись и наевшись вдоволь, он почувствовал себя раскованней, и больше расположенным к разговору.

– Травница заходила к вам? – вдруг спросил Геральт.

– Да-а, – кивнул Иаков, немного осоловевшим голосом. – Она лечила Бьорна, и остальных. Всем помогала. И мне вот тоже.

Иаков не заметил, как насторожился Геральт. Какая-то мысль овладела им. А Геральта интересовала судьба того зелья, но он был осторожным. Обдумывал, что, да как.

На минутку, Иаков оторвался от поедания, всего что было на столе и снова огляделся. Людей немного прибавилось. Некоторые весело общались за кружкой крепкого, и то и дело взрывались громким хохотом.

– Странные все-таки здесь обычаи, – вдруг заметил про себя Иаков. Повернувшись обратно к тарелке. – Не могу я понять, как можно веселиться, когда друзья умерли, – он вяло поколупался в останках рыбы, пытаясь найти, в них, что-то съедобное, а не найдя ничего, отодвинул от себя тарелку.

– То, что они пьют и смеются, не значит, что не грустят, – ответил ведьмак, смотря на компанию неподалеку. – Удивительная у тебя история, Иаков, – вдруг сказал он, немного погодя.

Иаков уставился на него удивленными глазами.

– Попал в шторм, выбрался на берег и выжил, – отвечал Геральт.

Он говорил вкрадчиво и еще более осторожно, словно подводя Иакова к чему-то. И от того, слова его казались юноше ловушкой, из которой он не мог выбраться, и только следовал за ней, как слепец.

– И только ты один, оказался тем, кому был дарован шанс на жизнь. Действительно поразительная история.

Иаков насторожился, он не знал, чего пытается добиться ведьмак. Ему на миг показалось, что ведьмак пытается обвинить его в чем-то. Во лжи? Но ведь он действительно не знал, что случилось с ним тогда.

– Я знаю, но я не помню. Мне кажется, я что-то упустил, – мрачно признался Иаков, обиженный недоверием к себе, теперь еще и от ведьмака. – Иногда меня мучает, какой-то сон по ночам, но когда я утром просыпаюсь, я не помню ничего из него.

Иаков нахмурился от тяжелых мыслей. Больше всего его ранило недоверие, подозрение. Но вдруг он уловил странную искорку в глазах ведьмака. Он проверял, но не его, не историю его спасения. Геральт хотел узнать, что-то, что было понятно лишь ему. Ведьмак выдохнул и незаметно кивнул, подумав о чем-то своем.

«Залезть бы ему в голову, да посмотреть, что там», – угрюмо думал Иаков, попивая свое пиво. Но внезапно, его желание будто бы исполнилось, и он узрел, что-то сокрытое от него в словах Геральта. Пускай уж ведьмак хранит свои секреты, но он, Иаков, узнает, что же там, за ширмой.

На улице послышался какой-то крик, но те, кто были в чертоге не слишком обратили на него свое внимание. Они с Геральтом молчали. Иаков никак не решался спросить давно мучивший его вопрос. А затем стало поздно.

Снаружи все сильнее слышался гул толпы. Веселая компания покинула чертог. Геральт допил пиво, поставил кружку на стол и встал:

– Пойдем.

Когда они вышли, то увидели немалую процессию из людей, которая оканчивалась у дома травницы. Все больше и больше людей подтягивалось из дальних хат.

Ведьмак и Иаков пробрались вперед. Светловолосая девушка яро стучала в дверь хоты кулаком, а в другой руке держала корзинку с окровавленными тряпками.

– Открывай, убивица! – вопила она.

Иаков узнал в девушке Урсулу. Сквозь толпу пробрались Вильфред и Ивар.

– Спокойно, – крикнул Вильфред, взмахнув рукой. Толпа замолчала, ожидая его слов. Урсула, красная от гнева и слез, шагнула, оказавшись рядом с ним, и поднесла к его лицу корзинку.

– Вот, глядите! – Иаков заметил, как побледнело лицо у старосты. – Моя матерь носила ребенка. Ей было плохо, и я пошла к этой… – она запнулась не в силах подобрать слова, и громко фыркнула. – Попросила у нее снадобье от болей, а эта дала отраву, – Урсула достала флакончик из кармана и швырнула на пол. Осколки с дребезгом разлетелись.

Ивар переглянулся с Вильфредом, и староста бросил беспокойный взгляд на ведьмака. Люди тоже начали оглядываться на Геральта, и взгляды некоторых были преисполнены ненависти. Иаков испугался.

Урсула поставила корзинку на землю, и вновь кинулась тарабанить в дверь. Люди, заглянувшие в корзинку, ахали, женщины со слезами отворачивались, и проклинали убийцу.

– Открывай, ведьма! Я видела, ты варила тогда колдовское зелье!

В толпе послышались перешептывания, некоторые начали кивать, и вскоре поочередно стали слышны выкрики:

– Ведьма! Ведьма! Сжечь ее! – Кричали тут и там.

– Это ведьмак ее притащил! – Крикнул, Торен, но толпа, взглянув на грозного ведьмака, не слишком поддержала его обвинения, хотя и ведьмак теперь был отчасти виновен.

Вильфред еще раз успокоил толпу. К ним подобрался Ульве, и что-то шепнул старосте на ухо. Тот вновь покосился на ведьмака, но взгляд молили о помощи.

– Мы не позволим жить убийце рядом с нами, – крикнула женщина из толпы. – Ты знаешь Вильфред, что кара за убийство – смерть.

– Знаю, знаю, – поддался староста. Толпа немного успокоилась, почувствовав, что преступник получит по заслугам. – И потому…

– Ее смерть принесет вам еще больших бед, – неожиданно выступил ведьмак, поднимаясь по ступенькам к старосте.

– А тебе то, что ведьмак? Ты ее притащил.

Некоторые поддержали говорящего, громкими криками «да». Но на лицах остальных виднелись сомнение и страх. Все помнили второе имя ведьмака – «Мясник из Блавикена», а потому сочли, что лучше промолчать.

– Геральт она должна жить, – шепнул ему Ульве. – Сделай, что можешь. Остальное за нами.

Ведьмак кивнул.

– Знаю, но ее смерть навлечет на вас проклятие, и на ваших предков. Она пала жертвой древнего колдунства и черный призрак, что истерзал вашу деревню однажды, будет терзать ее во веки веков, если вы убьете ее.

В людях зародилось сильное сомнение. Страх перед проклятьем, что будет терзать их детей и внуков, был сильнее жажды крови.

– Но мы не можем оставить ее в живых! – Крикнул Фолке.

Вильфред шагнул вперед, немного заслонив ведьмака. Иакову он вновь показался большим и грозным. Взгляд серых глаз тяжелым духом пал на толпу, и все почувствовали невольный трепет перед этим воином.

– Можем, ибо смерть это легкая кара. Вместо этого мы отправим ее в изгнание! Никто не даст крова над головой, не разделит с ней крохи хлеба и бокала вина. Она будет вечность болтаться по холодным дорогам Скеллиге, пока не умрет.

Люди так воодушевились этим, что всюду раздавались восторженные крики. Иаков отыскал глазами Хильду. Она стояла, растеряна и печальна, у дома Вильфреда. Рядом с ней был Кай суров и обеспокоен, но Иакову показалось, что они не разделяли ни восторга толпы, ни его печали за несправедливую судьбу Раннейген.

Они стояли там вдвоем, ведомые только своими собственными заботами. Отдельно ото всех. Кай прижал Хильду к себе, и та безучастно повиновалась его движению. Холодная и апатичная, пустым взглядом глаз Хильда глядела на толпу, не различая ни Иакова, ни кого бы то ни было еще.

– Изгнание произойдет завтра на рассвете, – закончил Вильфред. – Травнице повесят цепь изгнанника, и ведьмак выведет ее отсюда, дабы она не сбежала.

Удовлетворившись этим приговором, люди стали расходиться, но большинство ринулось в чертог. Урсула вдруг упала на колени перед корзинкой и разрыдалась. Так она сотрясалась в рыданиях минуты три, а затем, утерла слезы, встала, и, взяв корзинку, вяло побрела в хату.

– Пойдем, – сказал Геральту Вильфред, хлопнув того по плечу, – выпьем и обсудим.

Ивар, Ульве последовали за ними. В доме Вильфреда было тепло. Они сели на скамьи у очага. Его дочь подала им питье, и Вильфред приказал ей выйти погулять.

– Мда-а-а, и случиться же такое, – протянул он, усаживаясь на лаву. – И так, ведьмак, мы договаривались о другом немного, а теперь я уж и не знаю…

– Нечего переживать Вильфред, я близко к разгадке, как никогда. Травница поедет со мной и ваши беды прекратятся. Чудище вас больше не побеспокоит.

Поленья потрескивали в костре, и маленькие искорки разлетались по сторонам. Ивар сделал большой глоток.

– И как же все-таки травница тут причастна? Она, что же и взаправду ведьма? – Рыжий мужчина поболтал питье в кружке и вопросительно уставился на Геральта.

– Она действительно пала жертвой проклятия. Косвенно. Людям лучше не рассказывать обо всей этой истории. Пускай для них она останется просто жертвой чар, – Геральт пристально поглядел своим спутникам в глаза, и те кивнули в знак согласия.

– Ну, что же, ведьмак, – выдохнул Вильфред, – на том и порешили. Раз уж говоришь, что все решится, пускай. Поверю на слово профессионалу, – он возвел кружку вверх, и они скрепили обещания, громко чокнувшись кружками.

Однако Геральт и Ульве не разделяли общего облегчения. Оба обеспокоено переглянулись.

– Ну, что ж нас ожидает еще одно событие, – сказал он, вытирая бороду. – Хильда и Кай женятся. Выпьем за молодых.

Так они распивали напитки около часа, а затем ведьмак откланялся и направился к выходу. Перед порогом его остановил Ульве и протянул медальон.

– Возьми, вернешь ему, чтобы он ушел с миром, – прошептал он.

– Откуда он у тебя?

– Много лет назад, когда я занимался колдунством, я призвал дух его матери. Это было в лесу. Я побрел за ней. Долго идти пришлось, около трех дней. Она привела меня к берегу, деревня там была очень давно. Сейчас одни развалины. Неподалеку от деревни Фирсдаль. Раньше там пытались несколько раз отстроить деревню, да все зря. И там я нашел его, – он еще раз тряхнул медальоном. – Бери, и удачи вам.

– Спасибо, – Геральт сомкнул медный кружок в своем кулаке и направился к дому Раннейген.

Иаков все это время сидел на скамье, и уже клевал носом от усталости. Солнце было в зените, но небо затянули тучи, и этого не было видно. Холодный ветер дул с севера, напоминая о скорой зиме. «Начинается Саовина, – подумал Иаков с тоской о доме». Он не знал, празднуют ли Саовину на Скеллиге.

Но как только он увидел Геральта, выходящего из дома старосты, его усталость, как рукой сняло. Иаков хотел подойти к нему, но побоялся, и когда ведьмак зашел в дом Раннейген, он подобрался поближе, стараясь услышать их разговор.

Когда Геральт зашел в дом травницы, то застал ее на полу, у стены, бледную и заплаканную. Она не двигалась, и ему на миг показалось, что она мертва, но он почувствовал ее пульс и слабое прерывчатое дыхание. Девушка поглядела на него красными глазами, испуганная и одинокая.

Ранни содрогнулась, когда он сделал шаг ближе, боясь, что он убьет ее, хотя без сомнений, слышала свой приговор.

– Я не хотела, – проревела она, – клянусь, я не специально. Я… Я не знала, что она носит ребенка. Вернее, я думала, что это поможет…

Геральт опустился на корточки перед нею, невольно почувствовав жалость. Не то, чтобы он так о ней беспокоился, но та жестокость и бессердечие, в которое мгновенно облачились жители деревни, известные ему сполна, и о которых она ничего не знала, были причиной многих страданий вообще.

Но Геральт не мог полностью обратить свою жалость на нее, ибо то, что она сделала не было мелким проступком, и в то же время, он знал, что сделано это было не специально и не со зла.

– Я знаю, – сказал он, стараясь утешить ее. Геральт поднял ее и немного приобнял. – Завтра на рассвет мы отправимся в путь. Увы, теперь времени у тебя нет, да и выбора тоже.

Она вдруг, отслонилась от него и вытерла слезы.

– Его никогда и не было, – она села на стул и молча уставилась куда-то в пустоту. – Я сделала, как ты сказал, Геральт. Иаков, – уточнила она, словив вопросительный взгляд, – он ничего не узнает.

– Я знаю, – Геральт стал у стола, скрестив руки на груди.

– Скажи, он был там? С ними?

– Да.

Раннейген посмотрела на ведьмака испуганным взглядом, боясь задавать вопрос, мучивший ее.

– Он не желал твоей смерти, напротив, – честно ответил Геральт.

Лицо ее просияло.

– А, он ничего не знает, верно, Геральт?

– Верно. Я не говорил.

Раннейген, ощутив суровый взгляд ведьмака, смущенно опустила глаза, заламывая пальцы.

– И правильно. Нечего ему знать. Спасибо, ведьмак, – она уставилась на него уставшими и измученными глазами, и Геральт понял, что она решилась.

– Я пойду, приготовлю лошадей. Завтра я приду к тебе на заре.

Она кивнула ему на прощание, и забилась в угол на своем соломенном тюфяке, прижав колени к груди.

Едва ли Геральт отошел от ее двери, перед ним возник Иаков.

– Что мне «нечего знать», ведьмак? Говори, – он упер руки в бока, уставившись на Геральта грозным взглядом.

– Нехорошо подслушивать, – вздохнул Геральт, и, обойдя преграду. Спокойно направился к конюшне.

Иаков широким шагом последовал за ним.

– Геральт, я имею право знать! – потребовал он, вновь опередив ведьмака. Теперь его глаза были преисполнены мольбы и просьбы о помощи. – При чем тут Раннейген? Что она скрыла от меня?

Люди, шедшие мимо, с интересом оборачивались на них. Хильда вышла из дому и тоже заметила их, и отчего-то, ей показалось, что видит она Иакова в последний раз.

Геральт вздохнул, скрестив руки на груди.

– Ты не помнишь, как спасся, да? – Иаков кивнул. – Так вот это была она, – он двинулся дальше, и за ним как хвостик увязался Иаков.

В конюшне, где был только пьяный конюх, Геральт и поведал ему всю историю.

– Поэтому, лучшее, что ты можешь сделать для нее это держать язык за зубами. Понял?

Иаков ошеломленно кивнул, сам еще до конца не уложив все у себя в голове. С этим всем он отправился домой. Он даже не знал, что и думать. Теперь уж это еще больше напоминало ему сон, только, увы, это была явь.