Текст книги "Лекарство от одиночества (СИ)"

Автор книги: Lampo

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 9 страниц)

========== 1 ==========

Грейнджер была тощей и дерганной. Никакой женственности ни в повадках, ни в речи. Благо, что не долговязая. Со школьной скамьи, конечно, произошли кое-какие приятные глазу физические изменения, но, вполне вероятно, что тогда он к ней просто не присматривался, а сейчас все дело было только в маггловской одежде, которая почти ничего не скрывала, в отличие от свободных мантий. По крайней мере, ему точно не составляло труда представить её голой – и маленькую грудь с темными сосками, и торчащие косточки на бедрах, и аккуратный треугольник волос на лобке. Впрочем, возможно, она брилась начисто, а соски и вовсе были нежно-розовыми – несущественные детали.

С выражением лица тоже проблем не возникало: Грейнджер постоянно кривлялась. Хотя чаще всего её губы были плотно сомкнуты – опять ни соблазнительно приоткрытого рта, ни поволоки во взгляде, но за тем и дана человеку фантазия. Ракурсы же она дарила замечательные. Присядет, бывает, у нижнего ящика с ингредиентами чуть ли не у его ног и начинает вспоминать, что ей может понадобится для ближайшей работы. Пораскинуть мозгами стоя она, конечно, не могла, но эта легкая рассеянность была ему только на руку. Зафиксировать картинку в памяти, подкорректировать детали (снять часть одежды?), и вот её губы уже тянутся к члену, обхватывают головку и скользят дальше, пальцы касаются яичек, она проникновенно смотрит вверх… О, он кончил бы ей на лицо, если бы она позволила. Почему-то даже в его мыслях Грейнджер умудрялась противиться и морщиться на то, что ей не нравилось. На лицо она, кстати, не жаловалась – не красавица, конечно, но вполне себе хорошенькая: с большими карими глазами, аккуратным носиком и легкими, полупрозрачными веснушками на щеках.

Правда, с тех пор как она обстригла волосы, то стала напоминать скорее мальчика-подростка, смазливого, но и только. Когда наутро Грейнджер вернулась на работу уже с новым имиджем, он прожигал взглядом затылок, покрытый короткими каштановыми кудрями, целый день и отвесил пару едких замечаний, которые наверняка оскорбили её до глубины души, но, в конце концов, успокоился. В своем воображении он мог наматывать длинные пряди на кулак сколько угодно. Да и, если подумать, так тоже было не плохо – волосы не будут прилипать к вспотевшей спине, когда она оседлает его прямо на полу лаборатории. Опять же, исключительно в его мыслях.

Справедливости ради, позволял себе помечтать, точнее, не мог удержаться от этого, он не то чтобы часто. Обычно они просто целый день работали за разными столами и едва ли смотрели друг на друга. Но иногда избежать этих фантазий было решительно невозможно.

– Грейнджер, слезайте со стула и воспользуйтесь палочкой. Манящие чары вам прекрасно известны.

– Если бы я знала, что мне нужно и где оно лежит, то так и сделала бы, – голос звучал задумчиво. – Но пока что я хочу…

Что Грейнджер там хотела, он так и не понял, но вот свои желания осознал слишком отчетливо. Член затвердел, и это причиняло конкретный дискомфорт – яйца ныли, а головка отвратительно неудобно уперлась в складки ткани. Но поправить все это безобразие в её присутствии он не решался, хоть она и смотрела в другую сторону. Более того, её задница, не такая уж, к слову, и худосочная с этого ракурса, в обтягивающих узких джинсах – в последнее время она часто пренебрегала мантией на работе, ссылаясь на жару – провокационно болталась прямо у него перед глазами. Конечно, подойти сзади поближе он решил сам, но…

Вот если бы она сняла эти безвкусные тряпки, встала на стул на колени и наклонилась вперед, он бы даже амортизирующие на жесткое сиденье наложил, чтобы ей было поудобнее. И продержался бы, пока она не кончила. Хотя, с учетом, что он едва не спускал в штаны от воображения, велика была вероятность позорного крушения этих великих планов. Впрочем, что у него, рук нет или языка? Черт, он бы попробовал её на вкус.

– Профессор, – пискнула Грейнджер, и стул под ней опасно накренился.

На реакцию он никогда не жаловался, так что мгновенно вынырнул из своих мыслей и поймал её, правда, просто руками, не заклинанием. Пришлось прижать эту самую задницу к груди, как в идиотских ситуациях из тупых маггловских фильмов, которые приходилось смотреть в свободное время, чтобы совсем не сойти с ума. Книг ему и по работе хватало, а голова требовала хоть какого-то отдыха.

– Грейнджер, – прорычал он, не зная, что ещё сказать, и начал спускать её на твердую землю.

Это была ошибка. Огромная ошибка. Она неловко скользнула вниз, задевая и его живот, и без того налившийся кровью член, да ещё и хватаясь за все, до чего дотягивалась, чтобы снова не потерять равновесие. Он стиснул зубы и уже приготовился отчитать её за неловкость, чтобы хоть как-то выправить ситуацию и скинуть напряжение. Но эта полоумная извернулась в его руках, поворачиваясь лицом, покрасневшая, Мерлин, зардевшаяся, приподнялась на цыпочки, это действительно стоило ей усилий, учитывая разницу в росте, и коротко чмокнула в щеку. Мало того, при этом ещё и её маленькие, но неожиданно сильные пальцы вцепились в плечи, а мягкая, проклятие, кажется, даже без бюстгальтера, грудь прижалась к его. Всего на мгновение. И на ещё одно, и на ещё. Судя по всему, Грейнджер совсем не собиралась отстраняться.

– Спасибо, – прошептала она. И отвела взгляд, прикусывая губу.

– Грейнджер, вы там наверху чем-то надышались? – он скривился, понимая, что если кончит от объятий и клевка в скулу, то его самоуважению конец.

– Не знаю, профессор, просто голова кружится, – залепетала она встревоженным высоким голосом и, как будто в подтверждение, пошатнулась.

Пришлось перехватить её за талию покрепче исключительно из соображений сохранения целостности ценного сотрудника. Он честно посмотрел на стол за ней, пытаясь разобрать, какие банки она там доставала, и что из веществ могло оказать такое воздействие. Там в основном были безобидные растительные ингредиенты, высушенные и надежно запечатанные. Кажется, она что-то говорила про побеги мяты, которые хотела использовать в новом эксперименте. Ничего из этого не могло навредить организму в принципе, если не пихать содержимое банок себе во все биологические отверстия в длительной перспективе. Видимо, сомнения ярко отразились на его лице, потому что Грейнджер тут же начала оправдываться:

– Наверное, просто стало дурно. Я давно не ела, а тут какая-никакая, а физическая нагрузка…

– Вы можете брать перерыв на обед в любой удобный для вас момент, – бросил он с неприязнью. – Я вас никак в этом не ограничиваю.

– Но, профессор, вы никогда не обедаете, мне неудобно оставлять работу, когда вы здесь. К тому же, это нарушает правила техники безопасности.

– Работать в одиночестве мне не в новинку. И пока что технику безопасности нарушаете только вы со своим пикированием с мебели.

Ему давно стоило просто усадить Грейнджер на стул и дать ей той же воды. Но его пальцы все ещё нащупывали ребра под тонкой синтетической кофтой. Руки были уже в опасной близости от груди, поднявшись как-то сами по себе, но белья он так и не обнаружил. Что за бесстыдство? Конечно, они так давно знакомы и столько времени проводят наедине в лаборатории, что, вероятно, она его и за мужчину не считает, но есть же общепринятые нормы! Грейнджер глубоко вздохнула, все ещё вися на плечах.

– Наверное, мне стоит сделать перерыв прямо сейчас, – жалостливо протянула она. – Простите за беспокойство, сэр. Может, я заглажу свою вину, угостив вас обедом?

– В ближайшей маггловской забегаловке? – сарказма и отвращения было через край.

Потому что все это время она едва-едва не касалась его промежности своим животом, от чего сдерживать низменные порывы было все сложнее. Хорошо, что он-то мантией никогда не пренебрегал, так что, по крайней мере, визуально она ничего заметить была не должна, но вот наощупь… Боже правый, он мечтает, чтобы гриффиндорская заучка к нему прижалась! И одновременно боится этого, потому что её наверняка передернет от отвращения, как только до неё дойдет, что происходит. Жить было куда проще, когда он видел в ней только вчерашнюю школьницу с синдромом отличницы.

– Нет, почему, у меня домашний обед с собой, – выдала Грейнджер с каким-то странным придыханием. – Заодно оцените мою готовку – я пытаюсь совершенствоваться в этом плане и не откажусь услышать объективное мнение.

Она закончила свою проникновенную речь и, наконец, отлипла от него, делая шаг назад, стоя на ногах вполне твердо. Он, конечно, отпустил её так же резко, как подхватил, но разочарованно сжал ладони в кулаки, больше не ощущая под пальцами чужого тепла. Зачем она взяла с собой обед, если не собиралась уходить на перерыв? Под охлаждающими чарами еда, конечно, спокойно пролежала бы и до ужина, но был ли смысл таскать её с собой? Его взгляд зацепился за бугорки на кофте, как раз в районе сосков, и мысль умерла в зародыше. Ткань не была и близко прозрачной, но все же довольно плотно облегала стройное тело. И да, белья там точно не имелось.

Он проглотил слюну, надеясь, что Грейнджер спишет эту реакцию на другой аппетит, и нахмурился, пытаясь сосредоточиться на том, что она предлагала. Поваром он был, возможно, даже неплохим, но слишком мало времени и сил уделял этому, питаясь, как попало. Так что, если она готовит хотя бы на уровне «удалось не сжечь яичницу», это будет терпимо. Он, конечно, все равно выскажет все, что думает, просто потому… просто потому, что понятия не имел, как ещё можно с ней общаться. Она до сих пор звала его профессором, хотя он уже три года как оставил кресло директора, а два они и вовсе были коллегами. Впрочем, разве он сам хоть раз говорил, что хочет перейти на более неформальное общение?

– Вы справитесь с сервировкой, Грейнджер? Или и тут попытаетесь свалиться лицом в салат или что там у вас?

Она улыбнулась, будто он сказал ей что-то приятное. Или, по крайней мере, нейтральное. И как терпела? Наверное, просто привыкла в отсутствие альтернатив. За последние полгода он говорил с, от силы, десятком людей, и с большинством из них обменялся едва ли парой дежурных фраз. У Грейнджер ситуация вряд ли была лучше, учитывая, сколько времени они проводили в лаборатории. Вероятно, она даже считала его кем-то вроде друга, про себя. С учетом, что он думал о ней…

Нет, стыдно ему не было. Так уж вышло, что его «круг общения» резко сократился с сотен, считая учеников, до одного человека. И у этого человека обнаружилась красивая грудь. И нежная, наверняка очень приятная на ощупь, конечно, не для его грубых от работы пальцев, кожа. От него вкусно пахло легкими цветочными духами (а ведь он просил не пользоваться ароматизированной косметикой), а от редкого, практически интимного шепота в тишине лаборатории хотелось заткнуть его поцелуем. В общем, при всех прочих минусах трудно было не заметить, что Грейнджер все же женщина. К тому же думать о ней в этом ключе было хоть и выматывающе, но приятно, а не так раздражающе, как обычно. Правда, после войны она и без того стала куда молчаливее и не спешила делиться своими познаниями, почерпнутыми из книг, как будто только она умела читать, направо и налево, что уже снизило градус фонового конфликта между ними.

– Ничего, сэр, мне уже гораздо лучше, – она схватилась за нижний край кофты и потянула его вниз каким-то неуверенным жестом.

Ему стоило неимоверных усилий удержать взгляд на её переносице. Это просто похоть. И одиночество. Потрясающе непрофессионально, но когда это он придерживался норм? Хоть нарушал их и близко не в этом ключе. Но пока это не покидает его головы, закрытой окклюменционными барьерами, это в любом случае исключительно его дело и проблема.

– Не переборщите с согревающими чарами, – отрывисто бросил он и резко развернулся к выходу.

– А вы?.. – она чуть ли не схватилась, на сей раз, за его мантию.

– Я только что работал с чешуей пятнистой саламандры без перчаток, а это сомнительная приправа к обеду.

Грейнджер тут же принялась оглядывать себя, видимо, в поисках пятен на одежде, и достала из рукава палочку. Вообще это была чистая правда, но руки он мог помыть и прямо здесь, в лаборатории. Однако, ушел в уборную просто чтобы выдохнуть после пережитого стресса с эротическим подтекстом. Да ещё и закрылся изнутри, со всеми мерами предосторожности, словно держал оборону. Хотя на их этаж и, особенно, в отгороженный угол, на две трети состоящий из склада ингредиентов, как раз только за ними и приходили не чаще, чем пару раз в месяц. От всех навязанных министерством то ли контролеров, то ли напарников он успешно отбился, а никчемные ассистенты сбежали сами. Осталась только упертая Грейнджер. Она попала сюда благодаря своему иммунитету, а потом так тут и осталась, как рукастая и сообразительная. Таких всегда было мало, а после войны и вспышки эпидемии осталось и того меньше.

Он привалился спиной к холодной кафельной плитке рядом с раковиной и расстегнул пуговицы заклинанием, взявшись наконец-то за ширинку. Белье было испачкано смазкой, губы брезгливо искривились. Физическая близость никогда его особенно не интересовала. Ничего важного, не больше, чем досадная биологическая потребность на уровне с пищей и сном – вроде и надо, и даже удовольствие приносит, но на деле занимает кучу лишнего времени. Даже к Лили он испытывал скорее романтические чувства, чем страсть. После её смерти это утратило последнюю эмоциональную привлекательность для него.

Поэтому, возможно, вспыхнувшая тяга к Грейнджер была вызвана тем, что он закрыл этот этап своей жизни – расплатился со всеми долгами, освободился. И немного – внутренней пустотой от потери смысла существования. К тому же ему больше не нужно было думать одновременно о тысяче вещей, что давало время на посторонние мысли. Времена сейчас опять были непростые (а когда они такими не были?), но он, по крайней мере, не хранил чужие секреты, не играл ненавистные роли и не балансировал на грани каждый день.

Пришлось выдохнуть и застегнуть ширинку обратно, уложив все ещё напряженный член поудобнее. Не хватало ещё заставлять Грейнджер, наверняка подпрыгивающую на месте от нетерпения, когда он разнесет её способности к кулинарии в пух и прах, ждать. Помастурбирует дома.

– Это паста с морепродуктами в… вы же едите морепродукты? – встревоженно воскликнула она, когда он зашел в комнату.

– Да, – отмахнулся он, хотя даже не мог вспомнить, когда в последний раз пробовал что-то подобное. Но у него все равно не было никаких особенных вкусовых привычек.

Она облегченно подвинула миску в его сторону. Вообще-то это была зона для теоретической и прочей бумажной работы, а не столовая, но раз уж тут стояли столы и кресла, то отчеты можно было и пододвинуть. Да и по так любимым ею правилам техники безопасности было лучше есть тут, а не в самой лаборатории. Но, в общем-то, Грейнджер спрашивать разрешения не стала и без смущения разложилась на его месте.

– …в сливочном соусе, – тут же продолжила она. – А ещё яблочный пирог. Немного не в тему, но зато он у меня получается лучше всего.

– Восхитительно, – он скривился и сел, хватаясь за посуду.

– И чай! Горячий, в термосе. Мне всегда казалось, что вы любите кофе…

– Успокойтесь уже, Грейнджер, и ешьте сами. К кофе я равнодушен.

Брюзжать с набитым ртом даже ему не хотелось, поэтому они замолчали, сосредоточившись на обеде. К тому же, еда действительно была неплохой, даже отличной, относительно его ожиданий. Хотя есть спагетти одной вилкой было не очень удобно, но трансфигурировать приборы ему было откровенно лень. А Грейнджер справлялась и так, правда, жевала сосредоточенно, словно экзамен сдавала. Он проследил за движением её горла и одернул себя. Источник возбуждения был сомнительный. Сколько раз за жизнь он видел её, в Хогвартсе и уже взрослую, за столом? И это нисколько не интересовало его до сего момента.

Точно, он же ещё и учил Грейнджер! Это должно было стать одной из причин самоосуждения, конечно же. Правда, с учетом, что он работал в школе с начала восьмидесятых, практически все женщины-волшебницы Великобритании чуть младше его самого имели неудовольствие быть его студентками. И это, наверное, подразумевало, что он должен был праведно игнорировать их всю оставшуюся жизнь. Не то чтобы он сильно с этим спорил, учитывая собственную низкую заинтересованность, но это было просто смешно. Наверное, даже не отягощённые моралью дамы из Лютного когда-то получали троллей на его занятиях. Страшно обращаться, вдруг припомнят обиду в самый неподходящий момент? Впрочем, кто вообще из магмира захочет с ним добровольно спать теперь, учитывая раскрытую во всех неблаговидных подробностях биографию? Да и влекло его, очевидно, только к одной конкретной ведьме.

Он криво усмехнулся, и Грейнджер уставилась на него, приподняв брови, но прямо спросить не решилась.

– Все с едой нормально. Слегка недосолено, а с приправами вы, наоборот, перестарались, но есть можно, – он подавил желание закатить глаза. – Если вы из-за этого беспокоитесь.

– Да, – легко согласилась она. – Раньше о моей готовке отзывались только резко отрицательно.

Он не стал спрашивать, кто ущемил её самомнение. Уизли и Поттер, конечно. Но вспоминать о них ему не хотелось. Как и Грейнджер, очевидно – стремясь заполнить паузу, она начала возиться с уже пустыми тарелками и ещё пока пустыми кружками, встав. Смотреть на фигуру снизу вверх было не так интересно, зато можно было схватить за бедра, притянуть и прижаться головой к животу. Задрать уже наконец эту дурацкую кофту, прикоснуться губами к мягкой коже чуть ниже пупка…

– У вас тут… – Грейнджер неопределенно взмахнула кистью и тут же потянулась к его лицу.

Он замер, прекрасно понимая, что она хочет сделать и имея возможность уйти от лишнего контакта. Но искушение получить ещё одно прикосновение в этот богатый на них день было слишком велико. Вереница похабных мыслей опять пронеслась в голове, хотя Грейнджер за секунду смахнула, видимо, каплю соуса с его щеки. А потом сунула палец в рот.

– Не делайте так, – его голос звучал хрипло и как-то чересчур угрожающе.

– Как? – всполошилась Грейнджер.

– Это негигиенично, – нашелся он.

– Бросьте, я же иммунна. А если даже, то уже все равно подцепила бы эту заразу через предметы общего пользования. Или переживаете, что я носительница и заражу уже вас? У меня до сих пор нет маркеров – на прошлой неделе как раз проверяла.

– Помимо этого заболевания есть и другие, – упрямо продолжил он, хотя это не имело никакого смысла. – Учитывая, мой образ жизни в прошлом…

Ему же было выгоднее, чтобы она не шарахалась от него. Или, наоборот, стало бы проще сдерживать свою фантазию? Навряд ли. Они и так практически не контактировали физически за редким исключением, и ему данное обстоятельство нисколько не мешало воображать всякие скабрезности.

– Вы же до сих пор наблюдаетесь в Мунго, – её взгляд скользнул вниз, к его шее. – Думаю, целитель заметил бы, если бы имелись какие-то проблемы.

– Это все равно не значит, что вам стоит меня облизывать.

Грейнджер хмыкнула и сложила руки на груди. Даже скорее под грудью, судя по тому, как натянулась ткань.

– Я же вас поцеловала чуть ранее, – она указала себе на щеку, напоминая. – И тогда вы почему-то не начали отчитывать меня за нарушение санитарных норм.

Поцеловала? Звучало куда весомее, чем это было на самом деле. Даже если эффекта она этим достигла куда большего, чем могла представить. Он почувствовал, что опять не в силах сдержать желчь.

– От неожиданности, – как выплюнул. – Не думал, что вы, Грейнджер, до сих пор считаете, что стоит благодарить за помощь, как мама в детстве научила. Вы же взрослый человек.

– А как, по-вашему, должны благодарить взрослые люди? – она чуть подалась корпусом вперед, к нему, видимо, в горячке спора не понимая, как провокационно это звучит в контексте.

– Например, приглашением на ужин, – до скользких намеков он не опустится. – Так что вы молодец, Грейнджер, вовремя сообразили, как сгладить ситуацию.

– Расту прямо на глазах, – протянула она, поджимая губы и опять садясь на свое место. – Тогда ешьте пирог. И вообще, если вас устраивает моя готовка, я могу приносить обед на двоих постоянно.

– Хотите извиняться передо мной за каждый день проведенный в вашем обществе? Не стоит, не так уж вы и ужасны. Особенно, когда молча работаете.

– Правильно питаться важно. И делать перерыв на отдых тоже.

– Хотите получить легальный повод отлынивать?

– Нет, я…

– Или сдаетесь?

Грейнджер отчетливо помрачнела и зарылась пальцами в свои кудри. Их явно пытались уложить, но не преуспели. На его вкус в этом не было абсолютно никакой надобности.

– Пока не придут результаты клинических испытаний, проводить дополнительные исследования все равно, что тыкать пальцем в небо. Нужно скорректировать курс, чтобы не распыляться на несколько направлений и не переводить зря ингредиенты, – скороговоркой выдала она, словно вернувшись в школу. Но сразу же опять приняла опечаленный вид. – Но вы правы. С тех пор, как была разработана поддерживающая терапия, прошло больше года, и мы никуда, по сути, от этого не продвинулись. Сложно сохранять бодрость духа.

Разговаривать с ней о работе было безопасно. Это сразу переключало его на нужный лад, а все лишние мысли уходили на задний план. Спасибо окклюменции за организацию мышления, жаль, что ограничивать себя круглосуточно было не слишком полезно для психики. Да и чувственный интерес к женщине все же не ненависть к господину, к которому должен испытывать лишь подобострастие под страхом смерти, не так уж он этим и тяготился.

– Тут пять этажей специалистов, работающих над одной задачей, Грейнджер. Должен же быть от них хоть какой-то толк, – звучало, конечно, и вполовину не так вдохновляюще, как должно было. Давать надежду он никогда не умел.

– Я читала общие сводки только сегодня утром. И выводы какие-то не особо утешительные, – она отковыряла кусок пирога и отправила его в рот.

Он тоже читал и был согласен с ней, но что теперь, новую волну паники поднимать? Судя по рассказам, когда с жалобами на исчезновение магии через пару месяцев после финальной битвы в больницу стали поступать первые люди, начался настоящий хаос. Недуг оказался коварным – имел достаточно длительный инкубационный период и поначалу выражался лишь в легкой слабости. А вот потом неминуемо шла деградация: сначала волшебных способностей, следом физических и интеллектуальных, а заканчивалось все, естественно, смертью. После первых трупов, истерия достигла пика. Только жесткие карантинные меры позволили новому правительству взять ситуацию под контроль.

Как хорошо, что он благополучно провалялся на забытой койке в Мунго все это время. От судебных разбирательств это, конечно, все равно не спасло, но в связи с нехваткой кадров его отправили работать на благо общества в созданный для нахождения лекарства отдел, едва он встал на ноги. Вот так магическая бацилла спасла его от Азкабана. И дала хоть какую-то отправную точку в этом новом мире, так как больше ничего у него за душой не имелось.

– А вы, конечно же, рассчитывали, что ваш иммунитет даст вам какую-то суперсилу, и вы решите эту проблему в два счета в одиночку?

Опять он не смог обойтись без издевки. Это было объективно лишним. У Грейнджер, конечно, так и остались раздражающие замашки спасительницы всего и вся, но мотивация теперь была железная. Рон Уизли не дожил до лета девяносто девятого, когда у них наконец появились первые опытные образцы терапии. К тому времени погибло уже несколько десятков волшебников, у которых течение заболевания шло быстрее и тяжелее всех остальных без внятных причин (возможно, они были нулевыми пациентами, возможно, просто оказались восприимчивее). Казалось бы, цифра маленькая, но не для и без того небольшого магического мира Великобритании, порядком потрепанного войной.

– Не отказалась бы, – огрызнулась она. – Состав терапевтического средства разработали на основе препаратов из моей крови, так почему бы и не продолжить в том же духе?

– Вы же понимаете, что полноценного лекарства мы можем вообще никогда не создать? В конце концов, многие магические заболевания до сих пор не имеют адекватного лечения. Взять хотя бы драконью оспу – сыворотка работает едва ли в половине случаев, а для пожилых пациентов вообще неактуальна.

– Спасибо за ликбез, в первый раз слышу!

Её злость была понятна. Хотя всех выживших к началу двухтысячного удалось стабилизировать, сгладить симптомы, они все ещё находились в жесткой изоляции, рискуя остаться изгоями до конца своих дней, пока терапия будет способна поддерживать в них жизнь. Поттер обитал в своем доме на Гриммо совсем как немощный маггл, девочка Уизли, даже сохранившая какие-то крохи волшебства, ухаживала за ним. Конечно же, Грейнджер держала его в курсе, хотя он никогда ничего не спрашивал.

– Я серьезно, Грейнджер. Как думаете, сколько ещё времени Министерство будет поддерживать разработки?

Она подняла взгляд от тарелки, пронзительный, яростный.

– Они не посмеют.

– Три года прошло, а наш мир все ещё в разрухе. У правительства есть и другие приоритеты.

На сей раз Грейнджер только вздохнула и отправила в рот ещё один кусок пирога. В самом деле, распространение болезни удалось остановить, новые случаи заражения регистрировались все реже. Истерия в обществе совсем уже улеглась, но последствия вспышки ощущались во всех сферах. Не считая уж итогов Второй магической.

– Если отдел распустят… – пробормотала она.

– Скорее сократят, – поправил он. – И не факт, что мы с вами окажемся в списке незаменимых лиц.

С Грейнджер все было понятно – как выберется из лаборатории, так пойдет решать судьбы мира в Министерство. А вот его судьба была не ясна даже ему самому. Возможно, от него отстанут, возможно, возбудят старое дело. Из бывших Пожирателей в живых и на свободе остались только он да младший Малфой, и если у юнца ещё была возможность реабилитироваться, то у него – навряд ли. Даже в связи с эпидемией, которая и отсрочила приговор, его могли привлечь.

Люди болтали, что это было проклятием Воландеморта, которое тот наложил перед смертью, но он в это не верил. Во-первых, Темный Лорд никогда не интересовался подобной магией, во-вторых, слишком был уверен в своем успехе, чтобы заранее задумываться, как он отомстит миру в случае гибели. Он скорее защитил бы себя от смерти ещё каким-нибудь способом, помимо крестражей, а не корпел бы над волшебной бациллой.

Гораздо вероятнее, что это было плевком в лицо обществу со стороны его приспешников уже после падения господина. Возможно, по задумке недуг даже должен был поражать лишь магглорожденных или магов, лишенных Темной метки. Но косил он всех, за редким исключением. Иронично, что именно Грейнджер оказалась в списке счастливчиков.

Вот только кто был создателем… Со стороны он, как зельевар, вероятно, выглядел более чем подозрительно, несмотря на то что был не в состоянии провести диверсию после близкого знакомства с Нагини. Хотя, теоретически, он мог заразить первых жертв ещё во время битвы – многие погибшие в самом начале как раз присутствовали тогда там.

– Не понравилось? – как-то бесцветно произнесла Грейнджер, привлекая его внимание.

– Я ещё не пробовал, – он понял, что она говорит о пироге. – Наелся пастой.

– Тогда возьмите с собой домой, – тем же тоном умирающего лебедя продолжила она. – Поужинаете.

Он прищурился, рассматривая её. Щеки были бледными, а глаза блестящими. Конечно, скорее всего она была просто расстроена его словами, но…

– Если вам все ещё нездоровится, Грейнджер, то можете уйти пораньше. Уверен, что никто не будет проверять, на месте ли вы.

– А вы? – отозвалась она невпопад.

– Я тоже не буду проверять, – он усмехнулся.

– Нет, я имею в виду, вы же тоже можете оставить зелья под стазисом и… – она замялась.

– И что? Проводить вас до дома, чтобы вы не подскользнулись где-нибудь по пути?

– Долго идти не придется, я тут совсем недалеко живу, – прошептала она куда-то в сторону.

Он прекрасно знал, где она живет. И не менее прекрасно её слышал, но все равно уточнил:

– Грейнджер, что вы мямлите?

Она вдруг резко вскочила.

– Знаете, думаю, мне стоит ещё раз сдать анализ на маркеры. Или это простуда начинается… И я, пожалуй, действительно лучше пойду. В конце концов, за переработки мне никто ни разу не доплачивал, имею право, – она взмахнула палочкой, очищая грязную посуду, кроме его тарелки, и возвращая все в свою сумку. – Проверьтесь тоже на всякий случай.

– Обязательно, – он нахмурился, следя за дерганными движениями.

Грейнджер заправила прядь за ухо, хотя обычно так никогда не делала. Не то чтобы он сомневался, что эта работа, её смысл был очень важен для неё, но реакция была уж слишком драматичная – прямо сейчас на улицу в любом случае не выгонят. Глаз зацепился за аккуратную ушную раковину. В этом уж точно не было ничего сексуального, но он сглотнул, представляя, как прихватывает мочку зубами. Хотя никогда ни с кем этого не делал. Что в Грейнджер было такого особенного, что так активно будило его давно похороненное либидо? Ладно бы она пыталась его соблазнить, что периодически проскакивало у слизеринок, особенно, когда он был моложе, и у, Мерлиновы подштанники, Алекты Кэрроу во время его директорства.

Грейнджер поймала его взгляд, прикусила нижнюю губу, глядя прямо в глаза, сделала шаг ближе… схватила сумку и почти бегом отправилась на выход.

========== 2 ==========

На следующий день Грейнджер явилась как обычно, в восемь тридцать, неожиданно сухо поздоровалась, открыла почту, прочитала последние новости и принялась за работу, едва ли обращая на него внимание. И даже на обед не позвала, увлеченно наблюдая за кипящим образцом №32b, проявляющим занимательный термохромизм. Он, конечно, сам отказался от ежедневной кормежки, но могла бы и проявить свою характерную настойчивость в этом случае.

Возможно, будь он чрезмерно увлечен экспериментом, как это часто бывало, то потерял бы ход времени. Но сегодня, как на зло, зелье не требовало, чтобы его окружали заботой, а целый час вообще должно было просто спокойно прогреваться на медленном огне. Можно было бы пока почитать «Практику зельеварения» или свести данные по последним опытам в общую таблицу, но он торчал в лаборатории и искоса поглядывал на сконцентрированную, в свою очередь, на котле Грейнджер, пытаясь проанализировать её поведение и свое к ней отношение. Точнее, стараясь понять, что он в принципе от неё хочет, не считая очевидного.

Вопрос с её внезапной холодностью он быстро отложил в сторону. Вполне вероятно, это просто было продолжением вчерашней драмы, косвенной причиной которой он стал, как гонец, принесший дурные вести. Либо не выдержит и выложит, что её гложет, сама, либо будет молчать до последнего, и тогда уже он выведет её на эмоции. При всей интеллектуальности паттерны поведения Грейнджер были довольно предсказуемы. Довести её до нужной кондиции, особенно в конфликтном плане, было делом пары минут. Это, конечно, не давало стопроцентный результат, но, как минимум, азарт спора почти всегда развязывал ей язык.