Текст книги "Падающие огни (СИ)"
Автор книги: Lacysky
сообщить о нарушении
Текущая страница: 4 (всего у книги 10 страниц)
Он вздрогнул, когда чей-то голос рядом шепнул.
Помни – их всегда семь. Дорога домой – это семь огней. Скажи… ему…
За спиной была пустота, наполненная шорохами и ночными звуками. Дождь стих, и наверняка сейчас среди низкой сухой травы бегали мыши или какие-нибудь другие грызуны. В потёмках Себастьян угодил ногой по щиколотку в лужу и от всего сердца чертыхнулся.
– Ничего, дорогой, это всё не по-настоящему.
Голос плыл где-то в голове, и Себастьян, крепко сжав телефон, вгляделся перед собой, но увидел только пустоту. Решив, что яркий свет только слепит, он выключил фонарь и вдохнул холодный воздух.
Что-то прошлось змейкой по шее вверх, холодок касания будто провели кусочком льда.
– Кто здесь?
– Тс-с-с, слушай и запоминай. У меня не так много сил и времени. Ваша с братом кровь сильна. Вы влечете многих из-за грани, но ни черта не умеете. Тратите столько сил и кормите их своими же страхами. Я хранила вас от проклятия рода, закляла землю и вас самих от них. Но призраки всегда забирают кого-то из Альбу. Или… Антонеску.
Себастьян шагнул вперёд, ощущая, как начинает раскалываться голова, а мир плывёт и слепнет, наполняется тягучим, как патока, мраком без начала и конца. Гасли красноватые огни, а потом вспыхнули один за другим совсем рядом, кружась кровавыми пятнами.
Голос продолжил.
– Совсем нет сил… найдите мои записи. В шкафу… и помни – сны тоже несут смерть.
Себастьян хотел что-то спросить, но понял, что у него нет голоса, а мир тоже лишился всех звуков. И только ощутил прикосновение сухих старческих ладоней к своему лицу.
А потом рухнул во тьму.
– Себастьян! Чёрт, Себастьян!
Его кто-то тряс, лоб был мокрым, а щёки горели.
Он вдохнул воздух и открыл глаза, пытаясь сфокусироваться. Всё тот же запах трав, одной ноге холодно и мокро, рубашка прилипла к спине от пота. Рядом оказался встревоженный и взъерошенный Бенджамин в одних джинсах, склонившийся к брату.
– Я видел сон.
– Очень хреновый сон! Ты звал кого-то и никак не просыпался! Хлеще моего лунатизма.
– Я говорил с бабушкой Анкой. Ох, твою мать! Как голова болит! Что за безумие происходит, Бен?
– Не знаю. Но давай надеяться, что мы доживём хотя бы до конца выходных. О, подожди, что понадобилось дяде в четыре часа утра. Алло?
Себастьян с трудом заполз на стул и теперь сжимал край стола так крепко, как только мог. Во рту всё пересохло, хотелось пить, спать и хоть немного разобраться со всем, что творится вокруг. Бенджамин, облокотившись одной рукой на стол, другой прижимал телефон к уху и напряженно слушал дядю. Крови уже не было, да и сам он выглядел куда лучше, только царапины всё ещё словно кровоточили. Странно. Никаких глубоких порезов, с чего бы?
– Нет, он в порядке. Да, я передам. А ты не хочешь объяснить? Ладно, созвонимся утром.
Бенджамин кинул телефон на стол и едва ли не с укором взглянул на брата.
– Дядя спрашивал, в порядке ли ты. Ему почудилось, что с тобой беда.
– С чего он это почувствовал?
– А я вот откуда знаю? Он сказал, что завтра позвонит. Знаешь что, давай я сделаю чай, и ты мне расскажешь, что тебе нашептала бабушка.
– Что насчёт кладбища, Бен? Что за чертовщина произошла там?
– Тебе снится мёртвая старушка, а у меня было свидание с древним предком. Но призраки оказались сильнее.
Бенджамин поморщился и промокнул салфеткой явно саднящие царапины на груди. Кровь не останавливалась.
– Они обещали, что скоро возьмут дань. Им всегда мало. Они сказали, мы можем выбрать, кто уйдёт первым.
========== -5– ==========
Около десяти лет назад, спустя полгода после смерти отца
Бенджамин тесно прижимал к себе незнакомку среди бурлящего танцпола. Пирсинг в её языке легонько щекотал, а металлический вкус смешивался с клубничным от блеска для губ. В неоновом свете её выкрашенные в белый волосы светились, а кожаная обтягивающая юбка едва прикрывала задницу.
Пьянили не разноцветные многослойные коктейли, а общий драйв от битов музыки, движения и яркой ночи.
Кажется, они много танцевали, а потом забились в какой-то тёмный угол, мешая поцелуи, настойчивые ласки и жар тел.
Они вышли из клуба в холодную, оглушенные громкой музыкой и собственным смехом, к уже ждавшему жёлтому такси с молчаливым водителем. Адрес назвала незнакомка, её волосы слиплись от пота, а под тонкой футболкой не было белья. Бен не очень хорошо знал район, в который они приехали, но ей так казалось надёжнее. Насколько вообще может быть надёжно звать первого встречного домой.
В тёмной и тесной квартирке они стремительно избавились от одежды под грохот какой-то динамичной музыки от соседей сверху и едва ли не вместе рухнули на чуть скрипнувшую кровать.
Бен помнил быстрый и порывистый секс, прикосновение её сосков к горячей коже, короткие выдохи и запах клубники. Помнил, как хотелось пить – непременно ледяной воды, а внутри царапала мысль, что жизнь всё равно не станет прежней. А потом они просто уснули, он ещё чувствовал её тепло сквозь дремотный сон, а потом остались только яркие сны с пятнами неона.
Он очнулся от холода в пустом вечернем парке. От сильных порывов ветра со скрипом покачивались ветви деревьев, один из немногих фонарей противно и надоедливо мигал, вот-вот собираясь погаснуть.
Бенджамин сел на ближайшую скамейку – прямо на спинку, ботинками на деревянном влажном сиденье, и обхватил себя руками, щурясь на яркий свет телефона с почти разряженной батарейкой.
В такие моменты он ненавидел себя. Выпадающие куски жизни раздражали и толклись пустотой часов и минут, назойливо и болезненно. Не знать, где ты был, что делал, с кем говорил. Не жить. Стать на время мёртвой оболочкой, всего лишь механизмом из крови, сосудов, костей и мышц.
Бенджамин ненавидел себя ещё и потому что часто оказывается вот в таком идиотском положении в полном одиночестве чёрте где. Каждый раз он надеялся, что громкие голоса вокруг, море людей и оглушающая музыка помогут остаться в реальности.
Можно вызывать такси или дождаться трамвая на ближайшей остановке, но ему эгоистично хотелось сейчас быть рядом с тем, кто для него надёжная опора.
Бенджамин набрал короткое сообщение.
«Ты можешь приехать за мной?»
Ответа не было какое-то время, может, стоило позвонить. Или звук выключен – в три часа ночи не все бодрствуют и курят сигареты на продуваемых всеми ветрами аллеях с шелестом листвы.
«Конечно. Кидай координаты».
Бенджамин ждал старшего брата.
И в ночном мраке, разбиваемом на светлые пятна от света фонарей и отсветов ярких улиц за домами, ему казалось, что сейчас можно выйти босиком по шершавому асфальту на перекресток и, раскинув руки, вызвать самого дьявола. Отдать хрупкую душу в вечность мучительного плена за возможность помнить каждый момент жизни.
Рокот байка пробудил от какой-то иллюзорной дремоты. Себастьян поднял стекло шлема и достал из рюкзака тёплый свитер, ни о чём не спрашивая. Бенджамин слишком хорошо его знал, чтобы видеть, как тот недовольно нахмурился – он переживал, что не был рядом.
– Ты в порядке?
– Кажется, да. Может, получу наутро гневное сообщение, какой я урод, что бросил девушку.
– Она переживёт. Садись уже, а то оба замёрзнем.
Бенджамин почувствовал облегчение и спокойствие – он не один.
И никогда не будет, пока рядом Себастьян.
***
Себастьян явно не одобрял призраков, особенно воскресным утром.
Когда Бенджамин по противно скрипучей лестнице спустился в прохладную гостиную в зелёных тонах, на ходу натягивая свитер поверх клетчатой рубашки, брат уже сидел за небольшим столиком и был с головой погружен в работу. Наверняка кружка с остатками кофе и коричневым кружком на странице блокнота не первая за утро.
Строгая белая рубашка, пусть и с джинсами, сейчас странно смотрелась в особняке, полном старинной мебели со следами времени. Бен вообще мог с трудом представить, как брат здесь умудряется работать, но наверняка погружение в мир финансов требовало не таких душевных усилий, как в мир призраков. Себастьян слегка щурился, и Бен хотел напомнить, что тот давно собирался к окулисту, но вместо этого не стал отвлекать от работы и подошёл к высокому окну.
На улице светлело осеннее позднее утро, а сквозь мутные облака пробивалось тусклое солнце с тонкими лучами. Где-то в полях мелькнула фигурка, и сердце Бена пропустило удар. Только не опять. Ему хватило встречи на кладбище и беспокойных снов. Он не помнил точно, но их хотелось смыть с себя горячей водой.
Костяную пыль, невидимую паутину и ощущение засохшей кровяной корки под ногтями.
К утру хотя бы рана на груди перестала кровоточить.
– Мируна гуляет в полях. Ей нравятся здешние места, пусть они и притягивают странные сны.
– Почему я не удивлён, – буркнул Бен, злясь на самого себя. Так скоро ему будут мерещиться призраки везде.
– Ты как будто недоволен её присутствием.
– Ничего подобного. Но мне кажется, что ей нравится то, что здесь происходит.
– Ты видишь призрак Делии. Не думай, что она воспринимает это так легко, как кажется.
Бенджамин понимал. Но не мог избавиться от ощущения, что Мируна сама здесь стала похожа на томного и тоскующего призрака, который теряется в мягком светящемся тумане.
Когда он уже направлялся в сторону кухни, Себастьян окликнул его. И обернувшись, Бен увидел не делового бизнесмена, а отца с растревоженной душой от потери дочери.
– Ты видел её ещё? Она что-нибудь говорила?
– Нет. Только те два раза в Бухаресте.
– Ясно. Я закончу с правками к договору, тогда можем заняться поиском дневника бабушки.
Себастьян тут же вернулся к работе, снова собранный и серьёзный, а Бенджамин молча вышел из комнаты, не зная, что нужно больше всем им – призрак маленькой девочки или возможность отпустить её навсегда.
В холодильнике нашёлся паштет, а на столе – оставленная после завтрака буханка хлеба. Сооружая себе бутерброд, Бен читал с телефона короткий отчёт администратора своего бара, подкрепленный парочкой самых ярких фотографий.
Ответить ему можно позже – сейчас бар закрыт, а ночная смена отсыпается после суетной ночи на ногах.
Мигнуло сообщение от кого-то из знакомых, и Бен увлеченно ввязался в дискуссии о новом пивном пабе в Бухаресте. Его пальцы быстро скользили по гладкому экрана телефона.
Это тоже отвлекало от призраков и семейных тайн.
Бен откинулся на стуле и упёрся коленом в край столешницы, чуть покачиваясь. Он не сразу услышал, как на кухню вошла Мируна. С растрепанными волосами и раскрасневшимися щеками, в шали поверх шерстяного пальто цвета слоновой кости и вязаных митенках, она принесла с собой букет из жёлтых и коричневатых листьев с запахом земли.
Скинув шаль и пальто на ближайший стул, она поставила букет в глиняную, слегка запыленную вазу, найденную на одной из полок в шкафу, и занялась завтраком.
– Доброе утро, Бенджамин. Погода просто прекрасная. Здесь нет такой духоты, как в городе. Жаль, что мы сюда редко приезжали. Может быть, бабушка Анка была бы рада…
– Бабушка Анка была сама себе на уме и могла бы рассказать больше до того, как умереть и оставить нам ворох загадок.
Мируна явно растерялась от таких резких слов, но предпочла ничего не говорить.
Впрочем, они никогда особо не ладили. Бенджамину всё время казалось, что она слишком привязана к Себастьяну – едва ли не до лёгкой одержимости.
Но если брат был счастлив с ней, то этого было вполне достаточно.
Может быть, всё дело в том, что временами он стал ощущать себя лишним среди них, излишне навязчивым – он знал, что может быть слишком бурным в эмоциях, разговорах и даже поступках.
И всё равно знал, что если затеряется в собственных сонных похождениях, Себастьян найдёт его. По зуду в крови и притяжению, которое позволяло им чувствовать друг друга.
Где-то на втором этаже в глубине дома зазвучала старая музыка с пластинки, и Бен с удивлением уставился в коричневый потолок. От пыльных нависших трав ему откровенно хотелось чихать, а мелодия внушала невнятную тревогу.
До неприятных мурашек по коже.
Судя по тому, как замерла Мируна с крепко сжатой в руке ложкой, которой мешала творог с вареньем, она тоже услышала эти звуки. И чем дальше – тем меньше похожие на музыку, а, скорее, на хриплые стоны и мольбы.
Бен медленно отложил в сторону телефон и поднялся с жёсткого деревянного стула, подгоняемый порывом дойти до источника музыки и выключить его навсегда. Упокоить.
С крючка на выбеленной стене с оглушительным грохотом рухнула медная кастрюлька, и всё стихло.
На пороге кухни тут же возник встревоженный Себастьян, примчавшийся из гостиной. Обвёл взглядом застывших жену с братом и уточнил:
– Вы в порядке?
– В старых домах часто происходит много странного и тревожного, не правда ли? – безмятежно ответила Мируна, но Себастьян явно не купился на дрогнувшие уголки губ и тень улыбки на тонких губах.
Аккуратно поднял кастрюльку и повесил её обратно, поправляя, пока она не стала висеть почти ровно.
– Ты ведь тоже слышал музыку? – уточнил Бен.
– Музыку? Нет, у меня в гостиной всё было тихо. Вышел какой-нибудь новый альбом твоей любимой группы, и ты решил просветить Мируну?
– Старую музыку. Со второго этажа.
Себастьян нахмурился, а Бенджамин вдруг ощутил щемящую тоску одиночества. Как бывало после приступов сомнамбулизма, когда казалось, что только он одержим сиянием лунного света, и тот растерзает его изнутри на хрупкие осколки беспамятства.
– Я тоже её слышала. Возможно, мы не одни здесь. И никогда не были, – Мируна уже пришла в себя и принялась за завтрак. – Или кто-то сводит нас по очереди с ума. Снами, видениями и туманом.
– Не могу сидеть на месте. Может, хоть от дневников бабушки Анки будет польза.
Бенджамин вскочил со своего места и, ткнув наушники, направился в комнату, где они вчера отыскали коробку с проклятой доской Уиджи.
Казалось, дом живёт какой-то своей жизнью. В нём таились скрипучие звуки, тихий шелест тканей и отзвуки шагов. Картины, развешенные по стенам в полосатых обоях, казались зловещими портретами не живых людей, а их отражений. Под стеклом порой встречались и старинные карты, и высушенные бабочки или ссохшиеся маленькие тёмные крылья.
Насколько мог догадаться Бен – летучих мышей.
Под оглушающий индастриал в наушниках он занялся разбором книжных шкафов, на которые указала бабушка Анка.
К собственному сожалению, встречу на кладбище Бенджамин едва помнил – она стёрлась налетевшими призраками и их слепящим светом. В тот момент он почувствовал себя переполненным сосудом, в который продолжают лить воду, и её надо удержать в стеклянных стенках, но сил не хватало.
Призраки царапали и рвались – в мысли, под кожу, в тёплую солёную кровь. От них кружилась голова и терялось ощущение времени и пространства. Он только помнил – за его спиной Себастьян, и призракам он не достанется.
Бенджамин удержит их, чего бы это ни стоило.
После того, как он перерыл половину шкафа и ничего не нашёл ни среди букинистических старинных книг, ни среди потрепанных томов любовных романов, Бен внезапно сам для себя увлёкся перелистыванием скромной брошюры о призыве духов.
Именно за её чтением его и нашёл Себастьян. В отличие от их матери, которая каждый раз вздрагивала от появления старшего сына рядом, Бен просто вскинул голову ровно в тот момент, когда брат шагнул в комнату.
– Как успехи с дневником?
– Я бы не отказался от более подробных указаний. Тебе не кажется это свинством – вот так являться после смерти и ещё упрекать, как мы не можем ни с чем справиться? А дядя Пауль так и не отвечает?
– Нет. Тут сеть отвратительно ловит. Я полчаса письмо отправлял. И дозвониться не могу. Давай найдём дневник. Ты все полки посмотрел?
– Осталось ещё несколько.
– Может, тайник? У отца тоже такой был в кабинете.
Себастьян вдумчиво простукивал стенку шкафа, двигал ящичками внизу и перебирал книги, одну за другой, пока Бен продолжил читать про использование миски с водой, доски Уиджи и сеансы спиритизма для общения с мертвецами.
Но куда интереснее оказалась вторая часть – о некромантии. О тёмных ритуалах, черепах и крови, что обагряет подношения призракам. О защитных кругах соли, о тонкой грани мира живых и мёртвых, об энергетике и остаточных следах жизни.
Его отвлёк удивленный свист Себастьяна, последовавший за лёгким щелчком.
– Да тут целая секретная комната!
– Да ну?
Сейчас они стояли перед тёмным проёмом, за которым пахло пыльной тяжёлой тканью, въевшимся в стены табачным дымом, затхлым воздухом и фиалковой водой. Себастьян достал из кармана джинсов коробок спичек, который постоянно таскал с собой, и чиркнул одной. Маленький огонёк подсветил тесную и узкую комнатку.
Здесь будто располагался алтарь. На небольшом возвышении на чёрной ткани лежали два человеческих черепа: с провалами вместо носа и глаз и жуткими оскалами.
Вокруг них кто-то расставил треугольником три белые свечи, а на деревянных полках – маленькие баночки с формалином, какими-то останками и маслами.
Бенджамин шагнул вперёд первым, подсветив себе фонариком с телефона всё вокруг. То ли от яркого света, то ли от того, что нечто внутри него отзывалось на найденную потайную комнату, он не чувствовал омерзения или страха.
Кроме прочего, здесь были явно ритуальный острый нож и пыльные бутылки с мутным виски.
Дневники нашлись на одной из полок. Часть из них явно бабушки Анки – страницы хоть и пожелтевшие, но записи были сделаны шариковой ручкой и достаточно чётко.
А второй, судя по дате на обложке, относился к концу девятнадцатого века. В пятнах, с витиеватым почерком и замусоленными страницами, которые явно предстоит расшифровать.
– Бен, мне от этого не по себе.
– Зато мы нашли дневники! – он победно помахал ими в воздухе.
– А черепа тебя не смущают?
– Кто бы это ни был, они давно мертвы.
– Как и призраки, которых ты видишь?
Себастьян был сам не свой. Он отошёл подальше, стараясь впустить в комнату больше дневного света, но окна располагались в эркере – слишком далеко от тайника.
Возможно, не просто так.
Бенджамин ещё некоторое время оставался внутри. Ему казалось, нечто зыбкое и тонкое бьётся рядом с ним как в стекло, пытаясь докричаться. Голову сдавило тисками боли, а перед глазами замельтешили огоньки.
И тут рядом с Себастьяном возникала Делиа. Молочная тонкая фигурка, безмолвная и покачивающаяся в воздухе. Её тонкие пальчики замерли рядом с ладонью отца то ли в боязни, то ли в невозможности коснуться.
Взгляд был полон тоски и мерцал одиночеством. Холодом загробного мира.
Бенджамин приложил палец к губам и медленно пошёл к ней, чувствуя, как боль в висках становится тяжелее и туже. Делиа смотрела только на него, а он боялся дотронуться.
Или того, что она испарится от любого прикосновения бесплотными ниточками, дымкой и каплями туманной влаги.
– Она здесь?
Казалось, Себастьян задержал дыхание, а пальцы дёрнулись…. и прошли насквозь ладошку дочери. Ему досталась лишь роль слепого наблюдателя, а в накатившей тишине почти слышались частые удары сердца.
Бен не ответил – и так всё ясно. Лишь присел на карточки перед призраком, как делал всегда, чтобы быть наравне с Делией, и всмотрелся в её детские черты лица. Слегка смазанные, они теперь никак не улавливались.
– Делиа, – голос был хриплым. – Что ты хочешь сказать?
Она шагнула к нему и приникла к плечу, хотя касание – лишь отпечаток памяти. Призраки бесплотны и холодны, как напоминание, что из смерти нет возврата. Им никогда не согреться.
А потом он услышал тихий шепоток.
– Домой… я хочу домой… не дай ему забрать меня…
– Кому?
– Злу.
В следующий миг Делиа исчезла, а Бен почувствовал на щеке холодные капельки воды, а потом – как и тогда у себя в баре, кровь из носа.
Мируна сидела на тёмно-зелёной софе в гостиной, уставившись в холодный и потухший камин. Её руки смяли и сжали подол тёплого шерстяного платья, а взгляд остекленел.
Бенджамин никогда не видел, чтобы она курила, но сейчас в пепельнице тлела сигарета.
Сам он устроился в кресле, подтянув к груди одну ногу, и листал дневник бабушки Анки – записи с рецептами мешались с результатами расклада Таро, в котором он ничего не понимал, хотя любил рассматривать рисунки.
Себастьян ходил взад-вперёд по гостиной, дымя сигаретой, и то и дело прикладывался к стакану с виски на каминной полке.
– Бен, ты уверен в том, что видел? Может, это… не знаю… всё сон?
– Как легко это можно было бы объяснить, правда? Ведь именно мне досталось видеть призраков. То ли сны, то ли явь – так легко запутаться.
Бенджамин отлично понимал, как это выглядело со стороны – только его видения и голос в голове. Именно он проваливался в беспамятство и терялся во времени с пустотой вместо жизни. И ловкая маска того, кто с улыбкой наливает пряный коктейль, лопалась болью и одиночеством.
Если Альбу обладали семейным проклятием, то Бенджамину досталось собственное.
– Прости. Конечно, нет. Я просто не понимаю, что делать дальше.
– Призраки хотят что-то нам рассказать. И бабушка Анка, и Делиа. И не только они. Тот Антонеску… тоже что-то говорил. Я ни черта не помню.
– Возможно, стоит им дать сказать? – голос Мируны ровно прошелестел, но смотрела она только на свои пальцы. – Что в дневниках, Бен?
– Здесь нет объяснения проклятия. Но вот, послушайте.
Бенджамин подобрался и зачитал вслух то, что ему показалось интересным и важным – хотя разбросанным по нескольким страницам между рецептом тушеного кролика и советом, как отчистить накипь в чайнике.
Призраки тянутся ко мне и хотят говорить. Но им нужна тропа, которую не так легко найти. Кто-то приходит в снах, кто-то – шумом в доме. Я привыкла жить с этим, смирилась с незваными гостями-невидимками.
У некоторых даже есть привычки. Эйш всегда пугалась звуков дома, но она не понимала того, что за гранью. Ей это мешало бурлить, как маленькому котелку.
Ну ладно… о чём я? А, призраки. Многие безобидны, как ночные мотыльки, что бьются вечерами в окна веранды. Они бормочут и бездумно болтаются в этом мире, не ища ничего.
Другое дело – те, что ищут воплощения. Или жаждут чего-то. Таким нужна энергия. Огни в ночи, подношения, сила того, кто может их услышать.
Но ещё хуже – проклятые души. Именно с ними стоит быть аккуратнее всего. Именно они всегда будут хотеть одного – пути в мир живых, обратную дорогу, мести, самой души, не понимая, что мёртвые всегда остаются мёртвыми. Именно они так жаждут крови нашей семьи и тревожат меня по ночам.
Призраки не тронут того, в ком нет дара.
И я боюсь только одного – что он передастся мальчикам.
– Есть ещё вторая часть, – Бенджамин умолк и быстро пролистал вперёд, – записи куда более отрывистые и короткие, но они… про некромантию.
– В чём разница? – Себастьян, как всегда, пытался всё упорядочить и разложить по местам, решить уравнение из туманов, призраков и старого дома.
– Призраки приходят сами. Некромант призывает мертвецов, общается с ними, обменивается энергией. Спиритизм по сравнению с некоторыми ритуалами – просто детские игры.
– Я хочу вернуть Делию домой, – твёрдо заявила Мируна.
Себастьян остановился за её спиной и успокаивающе положил руку на плечо, и она крепко схватилась за неё, будто боясь падения. Или омута внутри самой себя, чьи воды всколыхнулись явлением дочери.
– Мы не знаем, что это значит, – мягко ответил Стан.
Бенджамин знал, каким он бывал в работе и как вёл переговоры, настаивая на выгодных условиях в интересах «Гвоздики и костей». Видел не раз, искренне восхищаясь невозмутимостью и твёрдостью брата.
Но с Мируной он мог быть другим. И в каждом жесте сейчас сквозила нежность и забота.
– Я бы хотела увидеть её ещё раз. На короткое мгновение дотронуться и сказать, как сильно я скучаю. Неужели это так много, если она сама приходит к нам?
– Я сделаю чай на всех.
Бенджамин не хотел вмешиваться в их личный разговор. К тому же, снова заболела голова, так противно и настырно, что не хватало досады.
За окнами начался монотонный и тихий дождь. Казалось, что в нём скребутся брошенные души, текут в сторону тёплого дома и их обитателей. И всё-таки было и что-то успокаивающее в этом шорохе и скоплении капелек воды, скользящих по стеклу.
Бенджамин шуровал в коробках с искренней верой, что в таком выцветшем и высохшем травянистом хозяйстве должно быть хоть что-то от головной боли. Он вспомнил, как после смерти отца, когда участились приступы лунатизма, мать предложила сходить к психотерапевту.
Так настойчиво, как только могла Эйш, если ей что-то приходило в голову. К тому же, Себастьян улетел в командировку, в баре было полно работы, требовался крепкий сон, – и Бен сдался уговорам в надежде, что станет легче.
Тогда врач долго его обследовал, беседовал о смерти отца, возможных причинах сомнамбулизма, а потом даже выписал таблетки.
Они не помогали.
Бен не спал сутками, глотая кофе и энергетики, как воду, со страхом проваливался в тяжёлый сон на несколько часов. Он запирал квартиру на ночь, а ключ убирал в сейф.
Когда его, исхудавшего, с синяками под глазами и осоловевшим взглядом увидел Себастьян, то пришёл в ужас. Позвал к себе и сказал, что проследит за братом, пока тот будет спать. Столько, сколько нужно. И сжатая пружина внутри отпустила.
В ту ночь, как и многие следующие, Бенджамин спал спокойно. А потом приступы пошли на спад, а сам он всё реже и реже заглядывал на могилу отца.
В красной жестяной банке в белый горошек нашёлся успокаивающий сбор. Бросив себе в чашку пару щепоток, Бен залил всё это кипятком, а в глиняном чайнике заварил ароматную смесь с подсушенными апельсиновыми корками для Себастьяна и Мируны.
Когда он вернулся в гостиную, то на несколько мгновений отступил обратно в тени коридора. Себастьян прижимал к себе Мируну и гладил её по распущенным волосам, что-то шепча, а она явно отвечала коротко.
Он почти видел, как сейчас вбежит Делиа, с восторгом повиснет на подоле мамы и срочно попросит переодеть её в платье.
Это выглядело так… что-то только их. Наедине.
Бен отошёл на пару шагов назад, а потом, скрипнув половицей, вошёл обратно. Не то, чтобы он считал брата стеснительным, но не хотел прерывать их момент. Себастьян всё ещё обнимал Мируну, но она почти сразу отступила к столу, на котором рядом с закрытым ноутбуком лежала доска Уиджи. Ей словно нравилось прикасаться к предметам с налётом призрачности. Себастьян занял себя дневником.
– Чай, если кто-то будет. И насчёт призраков… мне кажется, я знаю, чьи черепа наверху.
– Черепа? – Мируна воззрилась на него с недоумением, а потом обернулась к мужу. – Ты не говорил, что вы нашли черепа. Каких-то зверей?
– Человеческие, – спокойно пояснил Себастьян.
– Да, так вот, я почти уверен, что они – тех самых братьев Антонеску. И что бабушка могла использовать их для общения с ними. И мне кажется, я тоже смогу.
Ему показалось, что в доме резко стало холоднее – но за окнами поднялся ветер, задувая в щели, и голые ветки деревьев сбоку от дома заскребли и застучали по окнам.
Он знал, что пойдёт на это даже если придётся всё сделать самому. И удивился, когда Мируна кивнула:
– Они хотели поговорить с тобой.
– Да вы с ума сошли! Ладно, поводить указателем по буквам, но это! Что ещё там нужно? Крови? Жертвоприношений?
– Нет, ничего такого. Ничего сложного нет, я должен справиться.
Себастьян некоторое время молчал, всматриваясь в дождь и поля за окном. Интересно, видел ли он там пляску огней, или их смыло, как и туман, дождём и ветром? И придут ли призраки по размытым дорогам между мирами?
– Хорошо. Но обещай, если хоть что-то пойдёт не так, хоть малейшая тревога, ты прекратишь ритуал.
– Да, Стан.
А ты просто будь рядом. Не бросай меня в темноте – в сумеречных снах с мерцанием мертвецов.
========== -6– ==========
Чуть меньше года назад
– Не люблю зиму, – честно признался Бенджамин. – Кажется, что с ней подмерзает что-то внутри. Или в сердце легко воткнётся осколок из чертогов снежной колдуньи.
– Ты просто не любишь холод. Не приплетай сказки.
– Мой старший брат, как всегда, ну очень разумен.
– А что там? – Делиа потянула папу за рукав и показала ладошкой в варежке в сторону заледеневшего озера. – Что там?
– Где, милая?
– Вот там. Ну пойдём, пап! Смотри!
Мируна, которая отходила за горячими стаканчиками с безалкогольным глинтвейном, как раз вернулась к ним и протянула один Себастьяну. Бен отказался и под благодарным взглядом брата увёл Делию в сторону кромки озера. Ему это было в радость, собственно, он потому и согласился на воскресную прогулку в зимний день.
Ради Делии и Себастьяна, который хотел немного побыть с женой. Эйш не относилась к той категории бабушек, которые с удовольствием возятся с малышами, а у няни был законный выходной. У Себастьяна же – долгая рабочая неделя, усталость и синяки под глазами.
Делиа болтала обо всём на свете, выпросила обещание подарить ещё один экскаватор, чтобы копать, и с визгом хихикала, когда Бен подбрасывал её в морозном воздухе. Рядом была детская площадка – и Делиа помчалась к яркому домику и маленькой горке.
Себастьян с Мируной под руку прогуливались по аллее, прихлёбывая ароматный глинтвейн. Они тихо переговаривались и явно на некоторое время выпали из мира.
Ярко искрилось солнце на россыпи снега и небольших сугробах. Бен, перетаптываясь, ощутил, как мёрзнут пальцы на ногах даже в тёплых меховых ботинках.
Проклятая зима.
Уверившись, что Делиа вовсю занята снежными куличиками и огромной красной лопатой, а её комбинезон красочным оранжевым пятном выделяется среди ребятни, он тоже подошёл к палатке с напитками. Очередь двигалась медленно, но наконец можно было сунуть голову в приятное тепло окошечка для заказа.
– Где Делиа? – голос Мируны был тихим, а сама она появилась словно из ниоткуда.
– На площадке.
– Её там нет, Бенджамин.
Бен нахмурился и обернулся, крепче сжав обжигающий картон. Себастьян в стороне что-то обсуждал по телефону.
Делии нигде не было, только валялись в снегу лопатка и опрокинутое ведро.
Бен ощутил дрожь плохого предчувствия и крутанулся на месте, выхватывая детали. Крохотная оранжевая фигурка виднелась на не окрепшем льду начала зимы.
– Делиа!
Лёд хрустнул. Раздался крик. Красный виноградный сок лужицей растёкся по снегу с вьющимся коричным паром, когда Бен рванул вперёд, вслед ему – вмиг побледневший Себастьян.
«Там что-то есть, дядя Бен! Смотри!»
Детский голос звучал в голове, а на берегу уже столпился народ, опасливо косясь на тонкий лёд с холодной и тёмной водой. Бен выбежал на озеро, не обращая внимания на предостерегающие крики.
Нет-нет-нет!
Делиа!
Бенджамин верил, что успеет. Схватит хрупкую руку, вытащит дрожащую маленькую девочку, он почти видел это…
Вода равнодушно плескалась среди расколотого льда без признаков жизни. Бен помнил, как рвался из чьих-то рук, как Себастьян до крови прокусил кулак, а с пальто тяжело капала вода. Помнил воющие крики Мируны, царапавшей лёд ногтями.
