Текст книги "Падающие огни (СИ)"
Автор книги: Lacysky
сообщить о нарушении
Текущая страница: 2 (всего у книги 10 страниц)
Последний выдох. И отчаянный взгляд вверх – в ясные глаза склонившейся к воде Делии.
Бенджамин резко очнулся, угодив ногой в таз с холодной водой рядом с кроватью. Странная мера безопасности, которая снова стала почти насущной в последние дни после смерти бабушки Анки, и вряд ли это было совпадением.
Поёжившись от ночного холодка из приоткрытого окна, Бен бросил взгляд на зелёные цифры часов на тумбочке рядом. Всего семь вечера. Как и вчера, когда его вырубило после обеда после суетного дня в баре. А дальше… он ничего не помнил.
Кроме боли на изрезанных в кровь ладонях, когда за ним приехал Себастьян.
Тот Себастьян, который не признавал ни капли мистики, оплетающей семью Альбу до самих костей и позвонков, но принимавшей тревогу за брата как само собой разумеющееся.
Бенджамин чувствовал себя совершенно разбитым, так что первым делом отправился в душ, чтобы смыть с себя остатки липкого кошмара. Смочил кончики тёмных волос и быстро переоделся в джинсы с художественными заплатками и тёплый свитер болотного цвета с высоким горлом, так что на шее теперь из всей татуировки виднелась только макушка птичьего черепа.
Быстро прикинул, что ещё успеет выпить чашку кофе покрепче, а заодно сварить порцию и для термоса, чтобы взять с собой на вечернюю прогулку.
Как один из Альбу и владелец приличной доли прибыли в семейном бизнесе, он мог позволить себе почти любое жильё. Но предпочитал снимать из собственных денег небольшую двухэтажную квартиру в центре Бухареста, недалеко от первой кофейни «Гвоздика и кости», которую отец с дядей основали когда-то вопреки мнению, что это никому не нужно.
Теперь их логотип знали если не по всему миру, то в Восточной Европе точно.
Внизу совмещенная кухня и гостиная с баром, рабочим столом, креслом и аудиосистемой, а наверху просторная спальня с низкой кроватью и ванна. Бен уже спускался по лестнице, когда в полумраке квартиры в кресле увидел молочный силуэт.
Как и за спиной Себастьяна вчера в ночи. Он сам не помнил, но брат пересказал его слова.
И теперь кто-то был внизу. В его квартире с запертой изнутри на ключ дверью. Силуэт то появлялся, то исчезал, а в нос ударил запах тухлой воды.
– Делиа?
Ему почудилось, что силуэт дёрнулся чуть в сторону. Где-то за стеной послышался треск и грохот.
Всё стихло.
Бенджамин сел прямо на ступеньку и схватился за прохладу перил от сильного приступа головной боли, сжимающего в немилосердные тиски затылок.
До встречи с дядей оставался час.
Бенджамин любил прогулки по вечернему Бухаресту, как и сами то цветные, то тёмные ночи. Их пульсацию и звуки музыки, что отдавались вибрациями в ладони и рёбра. Любил время от времени наблюдать за людьми из-за стойки бара, которым управлял уже много лет. Когда-то он с удовольствием работал и в кофейне, желая узнать более простую сторону бизнеса. Он знал, что и отец с дядей когда-то также предлагали всем кофе.
Он тоже выбирал свою дорогу. Как и Себастьян, закончил Экономическую академию Бухареста, чтобы знать, что делать с «Гвоздикой и костями», случись что с братом. Дядя сейчас почти совсем отошёл от дел, доверив дело обоим племянникам.
И все знания Бена пригодились сначала для обустройства бара, а потом после смерти отца. Он умел находить нужных людей, располагать их к себе. Главное, не спать в такие моменты. Себастьян до сих пор припоминал, как он пришёл на совещание в офис компании, сел в углу конференц-зала и непривычно тихо слушал обсуждение новой рекламной кампании.
А потом так же тихо встал и вышел. Очнулся под проливным дождём в двух шагах от офиса.
И теперь он шагал по набережной Дымбовицы, попивая пряный кофе с щедрой порцией травяного ликёра.
В водах отражались полосками красного и жёлтого огни города, казалось, они плыли лодочками кем-то забытых мыслей. В наушниках играла резкая электронная музыка, как короткие толчки тока.
Бен всегда ощущал мир немного иначе, чем другие. Чем даже Себастьян. Он будто постоянно ловил в зеркалах двойные отражения, проваливался в сны без конца, осязал паутинки полуночных вздохов на кончиках пальцев.
Задул сырой ветер с холодными брызгами, осевшими на металле крышки термоса, и кофе теперь отдавал вкусом дождя. Бенджамин ускорил шаг.
Его бар располагался напротив первой семейной кофейни. Круглые выпуклые лампы подсвечивали вывеску над узкой лестницей в подвал. Бен расслабленно облокотился о прохладный камень стены дома, допивая кофе в ожидании брата, и вскоре в шорохе мелкого дождя послышался рокот байка. Громкое оповещение о своём появлении.
Себастьян стянул шлем и пригладил волосы ладонью в толстой мотоциклетной перчатке, кивнул брату. На полголовы выше, плотнее и крепче, в его движениях и манере двигаться всегда была размеренность и спокойствие. Он даже старые футболки носил с некоторой элегантностью, как и высокие байкерские ботинки, в которые сейчас заправлены плотные бордовые брюки.
Окинул брата серьёзным взглядом:
– Выглядишь невыспавшимся.
– Я в порядке. Ну что, готов к парочке семейных тайн?
– Иногда мне кажется, их куда больше. Надеюсь, нам не придётся ехать в особняк бабушки Анки. Только не сейчас, у нас переговоры с Китаем по открытию у них нового филиала.
– Семейный бизнес, ага, я понял. Пойдём.
– А как твои сны?
«Мне снилась Делиа, Стан. Я помню каждый миг её смерти. А что помнишь ты?».
Вместо ответа Бенджамин улыбнулся одними уголками губ и продемонстрировал забинтованные ладони, которые теперь опять противно саднили.
– Как видишь, я в порядке. Пошли уже.
Зайдя в бар, Себастьян повесил кожаную куртку на качнувшуюся деревянную вешалку, а потом и пропахший моторным маслом свитер, оставшись в чёрной футболке с логотипом «Металлика». Бен предпочёл не раздеваться.
Здесь было тихо и ещё пусто, а, главное, никаких мисок или тазов с ледяной водой. За стойкой уже вертелся молодой парень в чёрной рубашке и оплетке кожаной портупеи. Дал пять Бену и поставил перед ним порцию какого-то горячего коктейля. Очередной эксперимент. Получив одобрительный кивок, широко улыбнулся и хлопнул в ладоши в предвкушении хорошего вечера.
Дядя уже ждал их за столиком с бокалом тёмного пива. Густая короткая с сединой борода, усы подкручены вверх, а под рукавами светлой рубашки скрыты многие и многие татуировки.
Сейчас он редко вмешивался в дела «Гвоздики и костей», но всегда готов был помочь с советом. Правда, Себастьян предпочитал справляться сам.
Бен заказал крепкий горячий грог, а Себастьян зелёный пахучий чай с лимоном, и оба одновременно подошли к столику. Глухо стукнуло толстое стекло о немного поцарапанное дерево стола. Бенджамину нравились тонкие рубцы, случайно или намеренно оставленные гостями бара. В них были свои истории.
Пауль Альбу отпил пива, и на усах осела белая пушистая пена. Он с явным удовольствием выдохнул и одобрительно кивнул младшему племяннику.
– Бен, надо чаще сюда приходить. Выбор виски великолепен.
– Я всегда рад семье.
Он не кривил душой. Просто не любил официозность мероприятий, устраиваемых матерью, и обязательность вежливых фраз. В её мире всё должно быть по установленному порядку. Помогало справиться с документами и счетами, в которых она отлично разбиралась. Но не всегда работало в отношениях с другими. Удивительно, что она когда-то вышла замуж за отца с семью пятницами на неделе. С той же страстью, с какой он создавал своё дело, он всегда стремился жить.
С другой стороны, он работал днями и ночами напролёт вместе с братом, придумывая, как создать уникальное место для тех, кому хочется чуточку больше, чем просто хорошего кофе.
Бен помешивал соломинкой звёздочки гвоздики в коричневом гроге, крепком, как морской штормовой ветер, и едва не спросил сам, в чём соль встречи, но дядя успел огорошить первым:
– Смерть бабушки Анки не случайна.
– Вот тебе новости! – не сдержался Бен, прикидывая сразу, какие ещё тайны та скрывала.
– Но врачи подтвердили, что у неё просто остановилось сердце, – спокойно заметил Себастьян, отхлёбывая чай из маленькой чашечки, которая тонула в его крепких ладонях.
– Это да. Но ни одна смерть в семье Альбу не бывает случайна. Думаете, ваш отец разбился просто так в авиакатастрофе?
– Мы это уже обсуждали, и не раз. Я не верю в сказки, даже самые тёмные. Мы выросли из баек про призраков и проклятия, которые ты рассказывал перед сном.
– А зря. В них есть доля правды.
– Ага, а бабушка Анка вызывала мертвецов в полнолуние, – наигранно фыркнул Бен.
– Как твоё хождение во сне? Не стало хуже?
– Может, ты уже скажешь прямо, чего ты хочешь?
– Я не знаю деталей, правда. Съездите в особняк. Это её последняя воля, пусть завещание ещё и не вступило в силу. И хватит сверлить меня взглядом, Себастьян. Послезавтра выходной, никаких переговоров, а Трансильвания по-своему красива.
Бенджамин хотел уже сострить что-то про вампиров, как замер в оцепенении.
Грог в кружке остывал слишком быстро.
И он надеялся, что это от осенней прохлады из то и дело хлопавшей входной двери, а не от призрака Делии, повисшей рядом за спиной Себастьяна.
Тёмно-синее платье в мелкий цветочек, тонкая косичка и застывший взгляд. С подола платья капала зеленоватая вода прямо на пол, и у ножки стула уже образовалась лужица.
Малышка Делиа, которая всегда отбивалась, когда он хотел заплести ей косички, обожала пожарную красную машину, подаренную на Новый год, и терпеть не могла варёную морковь. Она называла его «дядя Бен» и крепко обнимала за ногу, когда он уходил.
Бенджамин вскочил, хватая ртом воздух, и кинулся в сторону мужского туалета.
Горячая солоноватая кровь текла из носа, в голове пульсировала боль. Он едва различал перед собой хоть что-то, почти слепо нащупал холодный металл крана и пустил струю воды на полную. Не обращая внимания на намокший тут же свитер и джинсы, долго смывал кровь, потом сел прямо на пол и наклонился вперёд, сдавил пальцами крылья носа.
Он не слышал, как появился рядом Себастьян, только его тихий голос.
– Дыши, Бен. Просто дыши.
– Я снова видел Делию. Прямо рядом с тобой. Как… как ты живёшь с тем, что её больше нет?
– Бывают хорошие дни, а бывают плохие. В плохие дни я думаю, что чёрная дыра сожрёт меня изнутри. Её ничего не заполнит. А потом наступает другой день. Но я не понимаю… что значит – ты видишь Делию?
– Если бы я забывал, то это могло бы быть снами, о которых я ничего не помню. Моими чёртовыми провалами. Но нет – полупрозрачная фигурка твоей дочери снова рядом.
Себастьян смотрел на него, явно не веря словам. Одно дело – сомнабулизм, пусть его причины так до конца и не выяснены. Другое дело – белёсые призраки, от которых стынут горячие напитки. И ему явно требовалось время, чтобы осознать этот факт. Бенджамин не торопил.
Кровь, наконец, остановилась. Свитер безнадёжно испачкан, а перед глазами сверкали яркие пятна. Будто мало ему было походов во сне и изрезанных ладоней.
Но всё это началось со дня смерти бабушки Анки. И теперь Бен был уверен, что им надо навестить её дом, в котором если и не будет ответов, то хотя бы это какое-то действие. Себастьян мог подолгу рассуждать, взвешивая все за и против, порой ненавязчиво за рассуждениями убеждая собеседника в правильном варианте.
Бенджамин так не умел, его тянуло что-то делать.
На сердце скребла тревога, но рядом с братом ему было спокойно и надёжно.
Вода ещё шумела, так что Бен медленно поднялся и выключил кран. Посмотрел в зеркало, и ему показалось, что за плечами вьются тени и зыбкие вздохи, от которых густеет кровь.
Он оттянул горло свитера, чтобы легче было дышать, и вспомнил, как мама каждый раз укоризненно вздыхала на птичий череп, въевшийся чёрными чернилами в кожу.
– Он тебя портит.
– Мы все испорчены. Костями и запахами стылых снов внутри.
Когда-то Бенджамин увлекался пафосными фразами и писал истории. Многие были про собственные сновидения, не отпускавшие даже на следующий день. Потом просто стало не до того. Как и до многого другого.
Себастьян выглядел подавленным в полумраке туалета с тусклой лампой под потолком. Бенджамин знал, что ему тоже иногда нужна опора, но просить тот никогда не любил, как и показывать слабость. Переживал горе внутри, становившееся язвой в душе, к которой никому не было допуска.
Так что Бен натянул улыбку и подал руку, помогая подняться.
– Пойдём, успокоим дядю, который наверняка уже нарисовал картину моей смерти.
– А ты умираешь?
– Ой, Стан, перестань! Я всего лишь немного безумный лунатик.
– Никогда не считал тебя безумным, – Себастьян явно удивился. – Даже врачи сказали, что у тебя нет никаких психологических расстройств.
– Ну, теперь счёт один – ноль в пользу призраков. Может, в меня вселился дух бабушки Анки?
– Не шути так. Если это призраки… я никогда не верил в эти истории, но, возможно, ответы и правда в особняке бабушки Анки.
– Возможно. Пойдём-пойдём, я ещё тебя не угощал новым коктейлем. Не морщись, на этот раз никакой самбуки!
Туман Бенджамину не нравился.
Он лёгкими волнами растекался в ярком свете фар, слегка поблескивая и едва ли не мерцая. Бен вглядывался в тёмную дорогу осени посреди восхитительного и елового нигде.
Изо рта вырывались облачка пара, и Бен жалел, что не захватил с собой ещё один свитер и куртку потеплее, а припасенный в термосе кофе уже давно остыл и грел только привкусом виски, добавленного пару часов назад.
Так что, вглядываясь в неясные силуэты в тумане, он пускал перед собой табачный дым. Опустился на корточки, едва не касаясь рукой в тонкой шерсти перчаток невесомой дымки, кружащей вокруг ботинок и джинсов.
Воспоминания казались такими же мутными, а порой ярко вспыхивали во мраке беспамятства.
Он отлично помнил, как отец застукал его за гаражом, вернувшись раньше обычного из офиса компании, в котором всегда насыщенно пахло кофе, а на стене висел череп козла, как предупреждение всем сотрудникам. Талисман семьи, притащенный когда-то Себастьяном с какой-то распродажи в городе. Отец одобрительно хмыкнул на драгоценную находку и забрал к себе в офис.
Из любопытства отец заглянул на задний двор, где младший сын среди наваленных брёвен для какой-то стройки с удовольствием пускал струйки дыма.
Только кратко уточнил, что тот курит. Бен с некоторым вызовом повертел в воздухе яркой красной пачкой, ожидая строгих нотаций. Но уже вечером позвал с собой на крыльцо и вручил кожаный портсигар.
– Если куришь, так хоть не всякую дрянь. Но перед матерью не пались, она меня гоняет за запах дыма.
Тогда Бену уже было тринадцать, а отец был полон жизни и сил.
Сейчас ему тридцать два, а на кладбище Бухареста три могилы Альбу.
Себастьян ругнулся и глухо постучал пальцем по экрану телефона. Издалека не было видно, но наверняка сейчас тот мигнул в последний раз и окончательно погас. Отгоняя назойливые мысли про шорохи в тумане, Бен быстро вернулся к машине и склонился к разложенной на капоте карте. Подсветил фонариком с телефона, который исправно работал, только без сети. Навигатор тоже сбоило.
В темноте он не видел Мируны, сидящей на переднем сиденье, но знал, что она там есть. Она вызвалась ехать с ними из любопытства. Или потому что не хотела оставаться одна без Себастьяна.
Бен сел на капот и уставился на красочную и новенькую карту.
– Мы заблудились?
– Пока нет. Тут одна прямая дорога по маршруту «Бухарест – Сигишоара», но мне показалось, что мы свернули не туда.
В голосе Себастьяна слышалось явное раздражение. Впрочем, почти четыре часа за рулём с одной короткой остановкой («Стан, смотри, какая крепость! Давай свернём к ней!») сказывались на усталости. А огоньки города ещё так и не появились.
Бен огляделся. Вдоль одной стороны дороги тёмным массивом высились холмы с сухой травой, по их склонам древними хранителями дорог вздымались ели. С другой стороны редел сосновый лес с узорами узких троп, как вены на земле мрачных легенд.
И конец дороги терялся в густом тумане, наполненном скрипами и вздохами.
Бен никак не мог оторвать от него взгляда и ощущал, как кровь застывала под кожей. Густела приторной патокой с металлическим привкусом.
– Надо просто ехать дальше, – предложил он и тут же добавил. – Давай я поведу, а ты поспи пока. Тут вроде немного осталось.
– Спасибо.
Хлопали дверцы машины, пока все менялись местами. Мируна в плотных цветастых тканях с этническими узорами и рассыпанными по плечам тёмными волосами сливалась с печалями ночи, пока пересаживалась назад.
Бену она всегда казалась слишком… спокойной. Холодной, как свет звёзд, застывший в глубине её зрачков. Казалось, она никогда не мёрзнет, хотя любила плотные и тяжёлые ткани, из которых шила красивые платья, а потом вышивала на них из бисера узоры птиц и цветов, осенних листьев и созвездий.
Это не значит, что Бен не доверял ей. Он, скорее, принимал её, как неизбежность, и признавал, что Себастьян счастлив с ней. К тому же, она словно сама ощущала дыхание изнанки мира, оставляла на подоконнике зажженную свечу на ночь. Как она сама говорила, для заблудших душ, живых и мёртвых.
И Бен интуитивно понимал, что она имела в виду.
Себастьян устроился на переднем сиденье – на заднем его всегда мутило. Мируна сзади уютно укуталась в объёмное пальто и погрузилась в чтение книги с планшета.
Бенджамин пару минут выждал, настраиваясь на дорогу. Покрутил настройки радиоприёмника, противно шипящего, так что он вставил немного поцарапанный диск, и в тёплом салоне зазвучал густой дарквейв.
Он нервничал. Лучше прогулки пешком, чем вести машину, но Себастьян уже почти засыпал, а поблизости ни одной деревни. Странно – на карте они указаны одна за другой.
Машина мягко тронулась с места.
Узкая двухполосная дорога стелилась тёмной лентой, мелькали деревья за окнами. Туман густел и обтекал машину со всех сторон, так что пришлось снизить скорость.
Просто ехать прямо, дорога только одна.
Впереди мутными пятнами замелькали огни, танцуя, то возникая снова, то пропадая.
С одной стороны вдруг лес резко закончился, сменяясь просторными голыми полями, на которых обычно паслись овцы. Пасторальные пейзажи, очаровательные для туристов днём, сейчас казались немного зловещими. Словно теперь это были угодья для жатвы заблудившихся смертных.
Бенджамин посмотрел в зеркало заднего вида – Мируна задремала, планшет с глухим стуком выскользнул из расслабленной руки.
Он остался один среди чужих снов и собственных страхов. Но присутствие рядом брата, пусть и тяжело склонившего сейчас голову на грудь, вселяло спокойствие.
С тихим жужжанием Бен опустил стекло рядом с собой, впуская сырой ночной воздух, ощущая, как промозглый ветер холодит затылок и шею. Зашуршал золотистой обёрткой любимого тоблерона из пачки рядом с собой. Себастьян всегда держал её в бардачке, зная пристрастие брата к маленьким шоколадным треугольникам.
Тихо. Казалось, машина скользит над землёй, а звуки музыки вместо колокольчиков на телеге мертвецов, ведомой понурой фигурой в зыбком тумане. Бенджамин сильнее сжал руки на руле, вливаясь в поворот дороги.
Огни мерцали.
И в ветре он слышал хриплые стоны и тихий смех. Из тумана выплыло наполовину истлевшее лицо, и Бен резко свернул в сторону, но всё тут же исчезло, так что он выровнял машину.
Он ощутил прикосновение чьих-то ледяных губ к уху и шёпот:
Всего лишь сон. Ты сам – чей-то сон. Мы все чей-то сон.
– Бен! Нет!
Машина затряслась по ухабам и резко дёрнулась, когда Бен выжал тормоз до упора. Он выскочил из машины и согнулся пополам от резкой боли в голове, его мутило, озябшие ладони тряслись.
– Ты что, уснул за рулём?
– Прости.
– Не извиняйся, мне просто надо знать, что случилось. Давай-ка вернёмся в машину, тут адский холод.
Всю оставшуюся часть пути до Сигишоары они проехали спокойно. Только Бенджамин не сказал, что за стёклами машины среди деревьев мелькали огни.
Возможно, их тоже кто-то зажигал для заблудших душ, а на их свет мотыльками неслись сновидения наяву.
Возможно, он тоже чья-то история.
Возможно, они все – чьи-то истории из снов.
========== -3– ==========
Комментарий к -3-
Музыка:
Eivør Pálsdóttir – Í Tokuni
(https://music.yandex.ru/album/4177338/track/25571204)
Осенние ночи холодны, а утра – сыры и туманны.
Но такого тумана Бенджамин не видел давно, пожалуй, никогда в жизни. Промозглый и густой молочный, он оседал капельками влаги на коже куртки и в тёмных волосах, напоминая скорее воды таинственного колдовского озера.
Озябшие от недосыпа и долгой дороги, все трое поспешили в тепло дома под негромкий хруст гравия. Вокруг расстилались пустые поля с пожухлой травой, а недалеко виднелся голый ноябрьский лес.
Себастьян долгоe возился с заевшим ключом в замке явно покосившейся деревянной двери, пока Бен с сигаретой в зубах с подозрением осматривал особняк, оставшийся в воспоминаниях серой каменной громадой.
Сквозь туман только угадывались очертания высокого двухэтажного здания с боковой пристройкой, колоннами у входа и миниатюрными башенками на крыше. Но дом не казался таким уж негостеприимным или зловещим, каким его ожидал увидеть Бен после всех загадочных слов дяди, который не столько помог, сколько внёс полную смуту в мысли.
Впрочем, мёрзнуть осенним утром в тумане вполне походило на начало занимательных выходных.
Себастьян действительно легко отмёл все теории о неслучайной гибели отца, как и о бабушке Анке, но Бена это взволновало. Особенно после призрака Делии.
Он любил её, наверное, как мог бы любить родную дочь или младшую сестрёнку, которой у него никогда не было – всем сердцем и душой. Бен хотел бы стать для неё крутым дядей. Даже с удовольствием выбирал такие маленькие платья вместе с Мируной. И представлял, как однажды тайком приведёт её в свой бар. У него, по крайней мере, проверенный алкоголь, а не та палёная гадость, которую они пили с Себастьяном в юности по глупости.
Делии уже нет полтора года, а Бен до сих пор не смирился с её смертью. Иногда ему казалось, даже больше, чем Себастьян, хотя он прекрасно знал, что брат в скрытности эмоций пошёл в мать. И в сердце брата та же глухая пустота, что и у него самого.
Но у Себастьяна было время прощания и скорби по дочери. Право на дни чёрной тоски и бессилия, молчания и скупых слёз.
У Бена – нет. Сначала он взялся за организацию похорон, потом присматривал за Себастьяном, искренне опасаясь, что тот просто однажды сядет в особо дождливую ночь на свой байк и умчится в тьму и сырость. Исчезнет. Навсегда. По дорогам, что уведут и от Делии, и от всей семьи.
И Бен приглядывал, как мог. Не пускал лишних гостей, заказывал еду.
А ещё дела «Гвоздики и Костей» в тот момент требовали внимания – началась кампания по открытию сети кофеен в Германии. Дядя, как мог, работал, но явно сдавал и не справлялся.
И, наверное, потому что Бену тогда требовался хоть какой-то ориентир, а ночи стали беспокойнее и тяжелее от новых приступов лунатизма, он влез в семейный бизнес. Увяз в нём до одури, до того, что от бесчисленных кружек кофе за день кружилась и болела голова, а запах молотых зёрен въелся в кожу.
С тех пор Бен больше никогда не вставал за стойку «Гвоздики и костей». Его тошнило от этого шума, жизнерадостных приветствий и аромата кофе.
Его боль от потери Делии – запах свежей печатной краски на бесконечных документах, долгие ночи в полутёмном офисе, страх уснуть и очнуться где-то в другом месте.
И чёртов дурман кофе. Тогда казалось, что им пахнут даже выбеленные кости в витринах кафе и в вазочках на столах в офисе.
Тогда он ставил будильник на телефоне на каждые пятнадцать минут с самой противной и пронзительной музыкой, какую мог найти.
А потом, шатаясь, устало плёлся в собственный бар, чтобы забыть горе за порцией виски или водки.
Спустя неделю Бен ощутил одиночество – но уже от отсутствия рядом брата. Его словно не было нигде – ни в офисе, ни в одном кафе, ни в барах, ни даже в собственном доме.
Бен не ощущал его, как это неуловимым образом было до этого страшного момента. Словно тот провалился в место, где нет ничего и никого.
Он не готов был потерять и брата. Так что он, пьяный, уставший и полный отчаяния, явился домой после прогулки под проливным ливнем. Прошёл, оставляя мокрые следы на паркете, в гостиную и уселся прямо так на горячо любимое Себастьяном кресло. Тот с безразличием смотрел в одну точку на стене.
– Проклятье, Себастьян! Я не могу так больше!
– Что?
Бен щёлкнул зажигалкой и долго молчал. А потом честно сказал:
– Я устал. Я не могу так больше. Ещё одна такая неделя – и можешь и для меня копать могилу. Вернись… к нам всем.
– Я не знаю, как жить дальше.
– Когда ночь закончится, а она закончится, где-то там будет новый рассвет. Просто считай рассветы, а не пустоту между ними.
Себастьян его услышал. И на следующий день приехал в офис раньше других и закопался в бумаги. Он считал рассветы.
Бен тоже потерял близкого человека. И теперь не знал, что ощущает больше – страх, странную радость или боль с ноткой безумия при виде призрака Делии.
Мёртвая девочка с такими же ясными глазами, как и при жизни.
Но утренний воздух сейчас полнился лишь туманом и звоном непослушных ключей в замке.
– Готово! – наконец возвестил Себастьян, справившись с явно старым и заедающим замком. – Как же тут тепло, а!
– Одеваться не пробовал? – со всей очевидностью посоветовал Бен, тыча пальцем в тонкую рубашку под распахнутым пальто брата. – Почему-то на байке ты в трёх слоях одежды, а как в машину садишься – так пляжная мода.
– Так тепло же в салоне.
– Бен прав. Простудишься, Себастьян.
От появления Мируны за спиной оба едва не вздрогнули и резко обернулись к ней. Она бродила до этого по заброшенному и заросшему саду, сама похожая на тёмный призрак.
Сейчас уже не такая худая, как после смерти Делии, с той крутостью бёдер и плавными линиями фигуры, что появляются у некоторых матерей.
Она прошла в дом сразу за Себастьяном, следом Бен.
Мама всегда говорила, что дом, в котором она провела большую часть детства, навевает странные мысли. Она словно ощущала себя не на своём месте.
Или так, будто сам дом считал её лишней. На этих словах она обычно замолкала и предпочитала обрести внутреннее успокоение в более понятных вещах – документах, уходу за кустовыми розами или изучением французского, которым увлеклась два года назад.
Но Бен здесь ощущал себя вполне спокойно.
Подавив зевок и озираясь в полутёмной прихожей, он только сейчас понял, как отчаянно хочет спать после долгой ночи, наполненной мутными огнями за окнами машины и голосами в тумане. И то ли от такого сонного состояния, то ли от видений на дороге ему на мгновение показалось, что в холле на кушетке кто-то сидит.
И даже не шёпот, а смазанные отголоски слов: «я рядом».
Всё тут же пропало.
– Ты идёшь? Предлагаю найти спальни в этом лабиринте, – Себастьян уже наверняка осмотрел ближайшие комнаты.
Бен сморгнул и лишь молча кивнул. Настроения особо болтать не было даже у него.
Спальни нашлись достаточно быстро – одна на первом этаже, другая на втором.
Дом словно ждал их.
Или его обитатели, неважно, зримые или нет.
– И что мы тут будем делать? – с лёгким раздражением в голосе уточнил Себастьян, который не привык действовать без какого-либо плана, хотя бы схематичного.
Все трое собрались в уютной, хотя и кажущейся огромной гостиной, с чайным грогом, сэндвичами и некоторой озадаченностью.
Когда оба брата проснулись, начинался ранний вечер, а Мируна под странные напевы из маленькой колонки уже суетилась на кухне, чтобы приготовить нехитрый перекус.
Кухня больше походила на лавку ведьмы. Пучки сушёных трав, развешанные под потолком, на полках в полупустых шкафах ровные ряды пачек соли в картонных коробках, дышащая на ладан техника, как и все электроприборы в доме. Здесь словно с неохотой признавалось право на что-то современное.
Телефоны тоже барахлили и едва ловили интернет.
– Думаю, надо залезть на чердак, – Бенджамин с удовольствием уминал свой сэндвич, наслаждаясь копченой индейкой и тягучим сыром чеддер. – Все тайны всегда хранятся на чердаках. Или на кладбище прогуляться. Навестим бабушку.
– Она похоронена в Бухаресте.
– А разве призракам важно расстояние? Ой, да не сверли меня таким взглядом!
Бен стряхнул с джинсов налипшие крошки и хлебнул ещё пряного грога. По осени его тянуло на горячие коктейли и тепло. А ещё он выспался, пребывал в хорошем настроении и совершенно точно был готов справиться с парочкой злых духов.
Пока они не маячили мутными пятнами перед глазами.
Впрочем, его чувство юмора порой вызывало недоумение. Сам же Бен считал, что именно оно – залог спасения мира.
По крайней мере, так и отец считал, а мать только закатывала глаза на его прибаутки.
Мируна, которая устроилась перед камином на истёртом ковре болотного цвета, негромко произнесла:
– Здесь много мёртвых душ. Только они дремлют. И лучше их не тревожить.
– Ты явно набралась сказок у Бена.
– Вовсе нет, – она слегка приподняла брови, пошебуршила красноватые угольки в камине тяжёлой кочергой. – Но это старый дом. А такие места притягивают истории. Но если хочешь знать моё мнение, начать и правда стоит с чердака. Или комнаты бабушки Анки. Вы знаете, где она?
– Да, идём, – Себастьян поднялся с кресла, обрадовавшись плану.
Бен, прихватив чашку с грогом, пошёл за ним.
Особняк действительно был очень старым. В нём всё скрипело, отвечало звуками и чьим-то дыханием. Насколько знал Бен, бабушка его сдавала в аренду всем желающим экзотики Трансильвании. Но в последние пару лет желающих не находилось, и жилыми оставалось всего несколько комнат, другие заперты на ключ.
За окнами уже сгущались тёмные осенние сумерки, и ветер, разогнавший молочный туман в клочья, постукивал стёклами окон.
В комнате бабушки Анки тянуло холодом. Бен поёжился и протянул руку к старым батареям – никакого тепла, зато в других комнатах отопление приятно обогревало.
Себастьян аккуратно перебирал на туалетном столике принадлежности, потом прошёл к секретеру рядом с рабочим столом. В комнате ощущался тот бардак, какой бывает, когда человек торопится куда-нибудь уйти, но ещё вернётся.
Цветастое стёганое покрывало на кровати немного сползло, а на нём лежала тёмно-синяя блузка и брюки. Бен наклонился и заглянул под кровать, подсветив мрак под ней фонариком с телефона.
– Здесь какие-то коробки!
Он едва не с мальчишеской радостью вполз ужом под низкие доски кровати и с лёгким шорохом вытянул на свет одну из пыльных и простых картонных коробок.
Внутри оказались вроде ничего не значащие мелочи: потёкшие чёрные свечи и белые огарки, сморщенные и слегка подгнившие яблоки и вытянутые колбы с разными травами, а ещё доска Уиджи с латинским алфавитом, которая обрадовала Мируну.
– Может быть, стоит задать вопросы бабушке Анке?
Она с каким-то трепетом водила пальцами по дереву, обводя букву за буквой и стрелочку между «ДА» и «НЕТ». Бену показалось, её находка взволновала едва ли не больше самого приезда.
