Текст книги "Падающие огни (СИ)"
Автор книги: Lacysky
сообщить о нарушении
Текущая страница: 1 (всего у книги 10 страниц)
========== -0– ==========
Тёмная осень наступила раньше холодного и густого ноября. С горечью смерти, траурным чёрным и тихим плачем близких.
Себастьян Альбу никогда не любил похороны.
Но уважал горе других и необходимость последнего прощания с близким человеком. Хотя сам бы предпочёл в такие моменты остаться один – в том числе, будь он на месте того, кому отдают последние почести.
Старое кладбище недалеко от Бухареста покрылось тонким слоем пожухлой и сухой листвы, а на одежде и волосах оседала приятная влага.
Себастьян стоял чуть позади всей толпы собравшихся, молчаливый и спокойный, в стёганой куртке поверх толстого тёмно-серого свитера. Почти чёрного – как и положено на похоронах, к тому же свитер отлично грел даже в промозглые дни.
Сейчас он размышлял, простит ли бабушка Анка рассыпанный рядом с её могилой пепел или лучше дождаться окончания церемонии. Почему-то казалось, что она не против. Или просто горьковатый табачный дым вписывался в монотонные слова священника, тонкие вуали и притянутый откуда-то запах дыма. Может, где-то жгли листву.
К бабушке Анке в семье всегда относились своеобразно. Деда Себастьян никогда не знал – он умер от рака ещё до его рождения, и его уже никто не смог заменить. С тех пор Анка жила одиноко, ни с кем особо не общалась и, кажется, совсем не расстраивалась по этому поводу.
Шептали, что в ней слишком много цыганской крови, которая побуждает к тёмной магии и наговорам. Говорили, она верила в призраков и танцевала с ними в лунные ночи.
Себастьян с детства запомнил сухие ладони в сетке морщин, их ломкое тепло, тёмные глаза, которые смотрели на него, маленького, и сладковатый запах фиалок.
А ещё отдаленные голоса сказок. Про тёмный лес, крадущий души, про стылый туман и потерянных между миром живых и мёртвых. Про то, что кровь их семьи всегда сильна. Для чего или кого – Себастьян не знал.
От зыбких воспоминаний и странного чувства, что за ним кто-то наблюдает, Себастьян резко обернулся. Здесь только семья – или те, кого он ею считал.
Кроме Бенджамина, его брата.
Тот наверняка сейчас прощается с бабушкой Анкой своими методами, которые включали в себя крепкий виски и какой-нибудь тусклый и тёмный бар.
Себастьян вздохнул и закинул голову к хмурому небу, нависшему так низко над кладбищем, серыми надгробными плитами и скорбью.
В отличие от Бенджамина, он был обязан присутствовать здесь. В конце концов, он наследник дела отца, погибшего десять лет назад. Тот, кем матушка могла гордиться и рассказывать на званых вечерах. Старший Альбу, так рано повзрослевший – так она говорила и считала. Себастьян не всегда понимал, что она имела в виду. Он просто делал то, что нужно.
Тогда тоже все собрались на кладбище, но горе было совсем иным. Разъедающим изнутри, оно рвало и шипело раскаленными угольками, на которых плавилось само сердце Себастьяна. Он знал – как и у Бенджамина.
Наконец, все потянулись к воротам кладбища. Себастьян постоял ещё немного, дожидаясь, пока останется совсем один. И всё-таки достал из кармана шерстяных брюк пачку сигарет и коробок спичек. Покрутил в пальцах тонкую палочку и чиркнул по чёрной полоске. Лёгкий ветерок сбивал вспыхнувший огонёк, но Себастьян упрямо зажёг сигарету, вдохнул горький дым.
Опустился на корточки и неожиданно для самого себя прошептал:
– Мне кажется, бабушка Анка, ты не хотела бы гнить в земле. Я не знаю, правда ли, что о тебе говорят, но ты всегда оставалась вольной птицей в нашей семье. Немного пепла и огня – не лучше ли сгорать дотла, чем лежать под толщей земли?
Ему показалось, что ветер взметнулся как-то слишком сильно, зашуршал среди опавшей листвы по аллее между старых дубов.
Мёртвые всегда остаются мёртвыми – в это Себастьян верил. И сейчас жалел, что не навещал бабушку Анку чаще, чем полагалось семейными мероприятиями. Кажется, последний раз они виделись несколько лет назад, и то мельком. Детские воспоминания оказались куда ярче.
Вот только две недели назад бабушка Анка покинула свой огромный пустующий особняк и приехала в Бухарест навестить семью. Позвонила дочери и настойчиво попросила о встрече.
Себастьян так и не успел с ней повидаться. Она выскользнула из этого мира тихо и незаметно – во сне. Как сказали врачи, просто настало её время. Возможно, так и было. Хрупкая, маленькая, в ореоле чуть вьющихся седых волос, она словно растворилась в своих историях о том мире, что скрыт от глаза обычных смертных.
Неважно, верил в это Себастьян или нет. Но сейчас он жалел, что не успел хотя бы обнять её и услышать тихое ворчание, какой он высокий или слишком худой. Только кости крепкие.
Роняя седой пепел на могилу, Себастьян в одиночестве прощался с бабушкой Анкой.
От продувного и холодного ветра хотелось закутаться плотнее в свитер, сунуть руки в тёплые объёмные перчатки и скорее уже рвануть по дорогам города, но Себастьян знал, что его не поймут, если он незаметно выскользнет с кладбища.
Мама всегда шутила, что его манера бесшумно появляться и незаметно исчезать сродни колдовству. Себастьян лишь пожимал плечами, не считая нужным что-то объяснять.
Сейчас ему всё время казалось, что кладбище касается его, липнет не только листвой к подошве высоких ботинок, но и к рукам и спине. Неуютно и стыло. В сами кости и кончики пальцев.
Мама с дядей ждали его около ворот, пока остальные торопливо рассаживались по машинам скорее от осеннего холода. Эйш Альбу, единственная дочь Анки, даже в горе выглядела безупречно. Тонкое чёрное узкое платье шло её сухощавой высокой фигуре. Всегда прямая осанка, аккуратно уложенные светлые волосы, которые она уже какое-то время подкрашивала в бледно-сиреневый. Сдержанность в движениях, как и во всём после смерти мужа. Воплощение холодного достоинства.
В терпеливом ожидании, о которое можно было случайно порезаться, Эйш держала под руку брата своего покойного мужа и неторопливо курила тонкую сигарету. Пауль Альбу щурился на серый дневной свет осени и, возможно, держался за Эйш больше, чем она за него. Когда Себастьян подошёл к ним ближе для достаточно вежливой громкости разговора, она стряхнула немного пепла на влажный асфальт и немного резко спросила:
– Себастьян, где твой брат?
– Это важно?
– Вся семья в сборе, между прочим. А у него, как и всегда, никакого уважения к моему горю.
Себастьян не обратил никакого внимания на эти слова. Бенджамин игнорировал любые семейные мероприятия и не собирался менять свои привычки и на этот раз. А уж чем он занимается – и вовсе не касалось никого из родственников.
Но если вдруг кому-то требовался Бенджамин, звонили Себастьяну. Единственному, кто представлял, где может проводить время его младший брат. Впрочем, отчитываться ни перед матерью, ни перед дядей он не собирался.
От молчания Себастьяна мать передёрнула плечами и поджала губы под кружевом чёрной вуали.
– В любом случае, – немного с хрипотцой в голосе продолжил дядя, закладывая в густую бороду набитую трубку, – передай ему, что с вами обоими хотел поговорить юрист по поводу завещания бабушки Анки.
– Завещания?
– Да. Как мы недавно узнали, она оставила вам обоим во владение свой особняк. Только вам. С условием, что вы не будете его продавать или избавляться ещё каким-либо образом.
Себастьян такого не ожидал. В конце концов, ему хватало дел и с семейным бизнесом сети кофеен, чтобы ещё заниматься благоустройством давно пустующего дома.
– Я передам Бену. Пожалуй, сейчас поеду к нему сразу.
На самом деле Себастьян просто хотел сбежать.
Подальше от промозглого ветра и уныния вокруг. Горе у каждого своё. Его – пахло осенними тропами и горькими ветрами.
Матушка натянула тонкие кожаные перчатки и явно поколебалась, не зная, уместно ли коснуться сейчас родного сына. Себастьян сам легонько обнял её и поцеловал в макушку. Всё тепло между ними втиснуто в выдуманные условности в голове Эйш Альбу. В такие моменты Себастьян жалел, что всё уже не будет как раньше.
– Холодно, идём скорей, – дядя подхватил её под руку и потянул в сторону чёрной машины.
Прежде, чем нырнуть в салон, он задержался на мгновение, тяжёлая рука на распахнутой дверце, тёмно-зелёный твид пальто и строгий костюм-тройка. Многие знакомые говорили, что они удивительно подходят друг к другу.
Себастьян предпочитал не обращать на это внимания.
Он уже двинулся в сторону от кладбища, когда его догнал голос дяди.
– Мой тебе совет – съездите с Беном. Бабушка Анка не зря оставила особняк именно вам.
В загадочных фразах и недомолвках они оба могли бы посоревноваться друг с другом.
– Дом давно заброшен. Я не знаю, как бабушка там вообще жила одна. Она ведь наотрез отказывалась уезжать оттуда.
– Возможно, на то были причины. Но я бы уважал её посмертную волю. На всякий случай.
Дядя исчез внутри, и вскоре машина мягко тронулась с места.
Наглухо застегнув куртку и гадая, где сейчас может быть Бенджамин, Себастьян неторопливо направился к одинокому байку на другой стороне улицы. Простой гладкий шлем как влитой сел на голову, щёлкнула застёжка.
Ветер и скорость, рёв мотора и взметнувшиеся из-под колёс яркие кленовые листья.
Себастьян Альбу мчал через весь город домой.
========== -1– ==========
Комментарий к -1-
Музыка к главе VNV Nation – Illusion (https://music.yandex.ru/album/504656/track/4439656)
Атмосфера к произведениям и обсуждения персонажей здесь: https://vk.com/lacystarstories
Мируна, уставшая после долгого путешествия на поезде, ждала Себастьяна в самой первой в городе кофейне «Гвоздика и кости», где они и познакомились тогда. Перед ней остывал американо с молоком, сама она одета в простые джинсы и свитер.
Ожидание затягивалось, и Мируна, чтобы занять себя, достала альбом с рваными кусочками ткани.
Оба брата не любили семейные мероприятия, а уж похороны особенно. Бенджамин обладал достаточной наглостью, чтобы просто не участвовать во всём этом, а Себастьян – слишком терпеливым нравом, чтобы выдержать даже свою мать, замкнувшуюся в себе после смерти мужа. Кажется, теперь её интересовали только кусты роз, чайные салоны, которые она устраивала для знакомых, и благотворительность.
Будто только её горе когда-то имело значение.
Впрочем, Мируну она невзлюбила почти сразу. Они встретились на одном из семейных вечеров, куда пришёл даже Бенджамин. Вежливые улыбки и поцелуи благоухающего духами воздуха около щёк, притворные восхищения новым платьем Мируны, над которым она работала последний месяц. На нём были вышиты луна и звёзды, а лёгкий шифон взметался при каждом шаге.
Себастьян был в восторге. Он искренне гордился делом Мируны, которое она создала сама, однажды решив, что ей куда интереснее строить выкройки, чем рассчитывать прогнозы развития рынка ценных бумаг.
Эйш Альба явно не разделяла мнения сына и колко заметила, что любой может из куска ткани сделать одежду. Мируна тактично не стала спорить с хозяйкой дома. А Себастьян больше не брал её с собой по обоюдному согласию.
Он предпочитал не показывать её наряды тем, кто не ценит, а медленно снимать их с неё. Заменять поцелуями и терпким теплом прикосновений с запахом дыма на кончиках пальцев.
Он для неё – горький дым и тишина между словами.
Мируна всегда гадала, влюбилась ли она тогда, восемь лет назад, в первую очередь в Себастьяна Альбу или в кофе его семьи. Когда-то основанная его отцом и дядей сеть кофеен «Гвоздика и кости» незаметно, но упрямо просочилась между другими популярными заведениями, привлекая тех, кому по нутру мрачноватый антураж и кофе всех сортов и видов.
Искусственные косточки, черепки, этнические узоры по стенам, состаренные плакаты о ботанике и травах, а на столиках подсвечники с высушенными цветами.
Пыльные цветы и притягательная красота костей. Хрупких с виду, но крепких.
Тогда, восемь лет назад, такой же сырой осенью она юркнула в теплый запах горького кофе прочь от внезапно начавшегося ливня. Подол длинного кружевного платья уже успел намокнуть, она отчаянно опаздывала на встречу к заказчику и неловко топталась на пороге, стряхивая капли дождя с маленькой фетровой шляпки.
Ливень явно зарядил надолго, и ей ничего не оставалось, как переждать его внутри с чашечкой кофе. Правда, сначала она замерла у закрытой витрины в глубине кафе.
За стеклом на чёрном бархате были разложены хрупкие косточки, вырезанные из дерева фигурки то ли богов, то ли идолов, а среди рассыпанных коричневых зёрен стояли механические машины для помола. Погрузившись в свои мысли, Мируна, как околдованная, разглядывала коллекцию. Тягу к чему-то потустороннему она унаследовала от матери и теперь удивлялась, как раньше не замечала «Гвоздику и кости».
Потом она в некотором трансе подошла к самой стойке, не зная, что выбрать из длинного списка наименований и сортов кофе.
Бойкий молодой человек с черной татуировкой на шее и выбритым слева виском подмигнул и пододвинул ламинированное меню. Крупные буквы цвета слоновой кости на чёрном фоне.
– Думаю, в такой дождь вам нужна чашечка крепкого эспрессо.
– Обычно я предпочитаю кофе с молоком.
– А вы пробовали когда-нибудь сесть у огромного окна в пасмурный день, отложить в сторону все заботы и отвлечься от всех мыслей? Только вы и кофе. Он крепко проникнет в вашу душу, заставит сердце биться сильнее. Резче, яростнее. А? Ну как?
– Не слушайте его болтовню, – раздался сзади спокойный голос. – Выбирайте, что вам хочется.
Мируна обернулась на высокого мужчину, который держал подмышкой мотоциклетный шлем в капельках воды.
Его глаза были цвета виски.
А сам он пах гвоздикой и табачным дымом.
Взглядом профессиональной швеи она оценила его толстый тёмный свитер и джинсы. Далеко не так прост, как хотел бы казаться.
Парень за стойкой с некоторым негодованием напомнил о себе:
– Ты всех клиентов распугаешь!
– А ты излишне настойчив. Вообще, почему ты наливаешь кофе? Зная тебя, ты легко туда плеснешь что-нибудь покрепче, а лицензии на алкоголь у нас нет.
– Потому что это весело! А мой бар в двух шагах.
– Я буду капучино, – решительно добавила Мируна, ощущая отчего-то лёгкое смущение от тут же метнувшегося взгляда мужчины. – Без сахара, пожалуйста.
Бариста не стал унывать от её выбора вопреки его рекламе и зашумел кофемашиной и паром.
Мируна ощущала спиной расстояние в несколько шагов до мужчины за ней. Самой кожей под плотным шёлком платья утонченного серого оттенка. Какое-то гипнотическое воздействие тишины вокруг него, словно звуки поглощались одним его присутствием.
Тогда она не знала, что Себастьян с искренним интересом изучает змейку абстрактной татуировки на открытой шее, ускользающую под ткань платья.
В тот день дождь пах кофе и тёмными цветами.
В тот день Бенджамин Альбу приготовил ей самый крепкий капучино с черепом на густой и пышной пенке.
А его старший брат скользнул в жизнь Мируны, чтобы однажды остаться в ней так надолго, что она перенесла маленькое ателье ближе к его дому.
Сейчас Мируна в задумчивости помешивала ложечкой кофе, неторопливо изучая новые образцы ткани в тяжёлом и толстом альбоме с кожаной обложкой.
Себастьяна она, скорее, почувствовала, чем услышала. Его манера бесшумного появления её не пугала, а завораживала. В конце концов, после стольких лет совместной жизни она даже привыкла к этому.
И даже сейчас не могла не любоваться им.
Он крепко обнял её, одарив запахом пожухлой листвы и чем-то ещё, что напоминало о кладбищах, шепнул “я соскучился” и сел напротив. В руках картонный стаканчик с эмблемой кафе. Мируна с тревогой смотрела на залёгшие тени под глазами мужа и опущенные уголки губ и ощущала такой родной запах гвоздики от его кофе.
– Как курсы в Италии? У тебя теперь ворох идей?
Пусть Себастьян и выглядел немного отстраненным, но он всегда интересовался её делом и всем, что с ним связано. Мируна похлопала по альбому с тканями и эскизнику.
– Эта была изумительная поездка. Жаль, я не успела к похоронам, но как назло все билеты раскупили. Как всё прошло?
Себастьян прекрасно понимал, что она спрашивает не о самих похоронах, а о матери и дяде. Дело всегда в семье. Особенно в случае всех Альбу.
– Терпимо.
– Бенджамина не было?
– Нет.
Себастьян отвечал слишком коротко и глухо. Его тёмные волосы растрепались после шлема, а куртка была плотно застёгнута, словно он уже собирался уходить. Мируна знала, что в такие моменты мучить его расспросами бесполезно. Но она чувствовала, что его беспокоит что-то ещё. Он смотрел куда-то за её плечо и барабанил пальцами по столешнице из тёмного дерева.
– Он наверняка…
– Он не отвечает мне.
– О.
– Молчит с утра. Сначала хоть просто гудки, а теперь вообще недоступен. В баре нет, здесь тоже.
В его словах слышалась горечь. Между братьями всегда существовала некая связь, в которую Мируна никогда не лезла. Её природа для неё оставалась мутной и непознанной, но на каком-то едва ощутимом уровне они могли улавливать отголоски вибраций друг друга.
Она прекрасно помнила один из вечеров, когда они только начали встречаться. Тогда Себастьян встрепенулся и сказал, что нужен брату. Немедленно. Мируна испугалась за него – он метался по дому, как в клетке, названивал Бенджамину снова и снова. Тот не отвечал.
И они поехали ночными тёмными дорогами по городу сквозь свет фонарей. Себастьян стискивал пальцы на руле и молчал всю дорогу. Даже без привычной музыки, которая обычно вибрировала в салоне.
Бенджамин нашёлся у задней двери подвального клуба. Он цеплялся за кирпичные шершавые стены, ошалевший от какой-то дряни, смешанной с алкоголем. Телефон оказался разбит и выкинут в мусорку поблизости, сам он мёрз в тонкой футболке. Не помнил, как здесь очутился и что делал. С отчаянием кинулся к брату и хватался за него, шепча:
– Не уходи. Не оставляй меня одного.
– Я рядом. Всегда буду рядом.
Всю дорогу до дома он просидел на переднем сиденье, а его руки подрагивали, словно жаждали коснуться Себастьяна.
Наутро Бен снова был привычно весёлым и говорливым. Варил кофе и ничего не помнил о прошлой ночи. Мируна тогда узнала, что он время от времени страдает лунатизмом. Обычно всё ограничивалось прогулкой по квартире, но иногда Бенджамин терялся в тенях ночи, вёл себя, как обычный человек, вполне спокойно говорил с незнакомцами.
И не помнил наутро ничего из того, что было.
Мируна потом спросила у Себастьяна, как он понял, что с Беном что-то не то. Тот поднял брови в явном удивлении.
– Я не знаю. Правда. Но время от времени мы просто знаем, что нужны друг другу.
И сейчас Бен если и не был в беде, то точно не совсем в порядке. Иначе бы Себастьян не пил уже третью чашку кофе, принесенную от стойки, и даже не замечал этого. Набирал в очередной раз что-то в телефоне, наверняка рассылку друзьям и знакомым.
Себастьян умел бесшумно появляться.
Бенджамин так же исчезать. Сам того не замечая.
Мируна быстро допила кофе, убрала альбом с тканями в кожаный коричневый рюкзачок и взяла Себастьяна за руку, утягивая за собой к выходу.
– Поехали. Мы его обязательно найдём.
– Я на мотоцикле.
– Ничего страшного. Кто-то из нас потом доберётся своим ходом.
В конце концов, Мируна не могла быть спокойной, когда что-то тревожило Себастьяна.
Осень в Бухаресте текла запахом земли после дождя, дымом от подожженной листвы и чем-то смолистым. Она распускалась красным и оранжевым, путалась в шерсти свитеров и мягких шарфах. Прохлада и шорох листьев.
Себастьян знал, что Мируна любила ездить с ним.
В хорошие дни, когда воспоминания не резали до лёгкого безумия, она шутила, что сотрудники никогда не привыкнут, как их большой начальник приезжает к офису на байке. Себастьян для таких случаев специально сохранил найденную на просторах интернета картинку с двумя миллиардерами.
Простые джинсы и свитера, никакой вычурности. Мируна легонько и для вида обижалась, а потом снимала мерки для новых брюк с какими-нибудь косыми линиями или необычным покроем.
В плохие дни она подолгу молчала, без сил глядя на кусочки ткани с тёмными пятнами от тихих слёз. Тогда он тянул её за собой – к крепкому ветру и тишине дорог. Мируна прижималась к нему, льнула своей болью и всё равно рассыпалась в руках. В такие дни ему казалось, он не удержит её.
Себастьян никогда не выбирал смерть.
Только она снова и снова отнимала самых близких.
Первым стал отец, разбившийся в авиакатастрофе.
Второй – малышка Делиа, навсегда попранная смертью в три года.
Себастьян не помнил день похорон дочери. В памяти вспыхивали только мазки и кадры. И Бенджамин, неизменно рядом. Кажется, тогда он поселился у них в доме, взял на себя все хлопоты и ничего не спрашивал. В своей резкой манере отшивал непрошенных гостей с цветами и пустыми соболезнованиями. Даже Эйш Альбу, изысканно холодную и в горе.
Себастьян подхватил управление «Гвоздикой и костями» после гибели отца, как падающую монетку, и закрутил снова. Бенджамин вопреки всей своей отстраненности от семейного дела честно разбирался с делами под руководством дяди, когда не стало Делии.
Именно Бен шепнул однажды, что Себастьян на грани того, чтобы потерять ещё и Мируну, ставшую такой призрачной и тонкой.
Он чинил их, как мог, приглядывал за ними. Дал столько времени, сколько требовалось Себастьяну, чтобы вынырнуть из чёрной дыры скорби и отчаяния.
А потом Бенджамин вытащил Себастьяна в бар – именно туда, из дома, дальше от назойливых и живых воспоминаний о Делии – и выставил несколько бутылок водки.
– Пей.
– Не хочу.
– Никто, кроме тебя, не сможет справиться с болью внутри. С ней не справляются в одиночестве. Но ты не один. Мируна тянется к тебе, а ты сам не замечаешь, как закрываешься и отталкиваешь её. Раздели с ней горе. Ты не один, Себастьян. Помни об этом.
На следующий день Себастьян, придя в себя, осторожно предложил Мируне прокатиться по городу. И понял, что за всё это время он ни разу не видел её слёз – или они были слишком тихими и незаметными.
Или он сам ослеп.
И Мируна согласилась.
Они мчали от одного парка к другому, вдоль ленты холодной реки и всех перекрестков и дорог. Тогда Себастьян с удивлением понял, что он злится. До зубовного скрежета и яростной пелены перед глазами. Прибавил скорость. Ещё и ещё.
Пока Мируна не закричала, что хватит. Слишком быстро даже для неё. Они остановились где-то за городом посреди трассы. Мируна, спотыкаясь и едва сдерживая рыдания, спрыгнула на землю. Металась вокруг него с криками до хрипоты. Слова не имели значения. Себастьян просто притянул её к себе и держал, не давая окончательно рассыпаться прямо там. Шептал, что не отпустит, что он рядом.
Мируна стихла в его объятиях. А потом попросила отвезти её домой.
В ту ночь они впервые снова спали вместе, а не врозь, как само собой сложилось за все длинные безмолвные дни.
Бенджамин съехал на следующий день, сославшись на их многочисленные пледы и тяжёлые занавески, от которых у него разыгралась чёртова аллергия на пыль.
И теперь Себастьян ощущал что-то такое под кожей. Как отдаленный гул барабанов в крови – с братом беда.
Как тревожный перестук костей.
Глупости какие-то. Пусть отец и увлекался мистикой и историей семьи, но Себастьян в такое не верил никогда. Даже порой подшучивал над Мируной, в очередной раз занятой каким-нибудь ритуалом по очищению дома или изгнанию злых духов. Она лишь говорила, на всякий случай. Так спокойнее.
А потом приходила в запахе тлевших на угольках трав и благовониях в ночи, полные долгого дождя. Забиралась к нему и просила ласки и медленных поцелуев под шорох капель по окну. Водила кончиками тонких пальцев по его груди, рёбрам. Шептала с каким-то остервенением:
– Мы затеряны в дорогах осени. И однажды станем их призраками. Люби меня, Себастьян. Не дай мне стать призраком.
Мируна сейчас сидела за ним, а вот Бена не было. Себастьян сам не знал, откуда у них такие ощущения друг друга. Дядя как-то обмолвился, что семья Альбу хранит много секретов, они в их крови. Но каждый должен разгадать их сам.
А пока он искал Бенджамина.
Себастьян за рёвом мотора, конечно, не услышал звонок телефона, но как раз остановился на набережной, чтобы немного подумать и посмотреть, нет ли оповещений от кого-то из знакомых Бена.
Высветился незнакомый номер, и тут же сбросили. Мелкими затяжками Себастьян впускал в себя дым и надежду, что брат наконец найден. Мируна в слегка великоватой ей кожаной куртке и ярко-жёлтом свитере смотрела в тёмные осенние воды на отражения огней.
Некстати вспомнилось, что бабушка Анка любила рассказывать про огни, что порой уводят в другой мир.
На другом конце ответили не сразу, но пробурчали, что да, парень с татуировкой на шее в виде птичьего черепа только что вышел из клуба. Потушив сигарету носком ботинка, Себастьян окликнул Мируну. На мгновение ему почудилось, что она вот-вот упадёт в воду, а её фигурка окутана мерцанием.
Наверное, всё дурная аура мыслей ещё с кладбища.
Но вот она уже рядом, несколько прядей выбились из тугого хвоста, перетянутого резинкой с осенним янтарным листиком, за спиной рюкзак с самым необходимым. Точнее, ворохом кусочков тканей и эскизником. Мируна легко вскочила за спину Себастьяна и на короткое мгновение вся прижалась к нему.
– Поехали.
Здесь было темно и пахло сыростью. Или просто затхлым воздухом из канализации. Вывеска полутёмного бара неровно мерцала, одна буква вовсе погасла, оставив название исковерканным и более тусклым.
Один фонарь разбит, из закрытых дверей даже до улицы доносились гулкие басы, а стены были разрисованы граффити – точнее, неуклюжими попытками. Вместо рисунков сплошь неприличные размашистые слова. Место в духе Бенджамина.
Он питал странную тягу к такому городскому захолустью. Знал всё о начинающих рок-группах, о новых тесных клубах, а ещё – где взять травку или даже что-то серьёзнее. Потому, шагая в сторону темноты переулка, Себастьян волновался. Если Бен снова лунатил, то мог натворить, что угодно.
Себастьян боялся однажды опоздать. И мысленно благодарил то ли предков, то ли семейных демонов за лёгкие вибрации под кожей. Бен где-то здесь.
Под ночным небом, со слипшимися от пота волосами он мерно покачивался в тесном тупике между высоких кирпичных стен домов. Почти такой же высокий, как сам Себастьян, но куда более худой.
Чёрная рубашка с кожаными вставками распахнута, на груди блестят капельки пота, ремень брюк торчит кончиком в сторону, джинсы художественно порваны на коленях.
Глаза закрыты.
А на вздёрнутых вверх руках темнела кровь.
Себастьян тихо окликнул брата, но тот не слышал. Шаг-другой.
Не напугать. Не разбудить резко – если это лунатизм. Себастьян попросил Мируну подождать около байка, а сам шёл вперёд к брату, снова и снова повторяя его имя. Вытягивая его из сновидений обратно к себе.
Бабушка Анка тоже танцевала ночами.
А теперь она под землёй.
Себастьян ощутил вокруг какие-то то ли голоса, то ли шепотки. И подспудный страх скользнул по позвоночнику, оплёл тонкой паутинкой сердце. Изо рта вырывались облачка пара, зависали белёсыми… призраками. Другого слова не нашлось.
Бен замер в незаконченном движении и вдруг резко распахнул глаза.
– Ты их тоже видишь?
– Кого?
– Тех, кто уже ушёл. У тебя… за спиной.
Себастьян инстинктивно обернулся, но сзади лишь пустота с отзвуками музыки из клуба.
А в следующее мгновение Бенджамин возник прямо перед ним, заглядывая в лицо.
– Всегда за спиной. Малышка Делиа.
Себастьян отшатнулся, как от пощёчины. А в следующее мгновение Бен зашёлся в сухом кашле, едва не упал вперёд на твёрдый асфальт. И всё исчезло.
Только испуг в глазах Бена, растерянность и липкая ссохшаяся корка крови на руках.
– Стан, где я?
– Где-то в трущобах. Ты что-нибудь помнишь?
– Ни черта! А кровь откуда?
– Ты у меня спрашиваешь? Эх, надо было тебя на камеру заснять. Стал бы звездой ютуба.
– И мертвеца пририсовать?
Себастьян шутки не оценил – их вокруг его семьи и так было слишком много. Так что он лишь протянул брату руку, чтобы помочь подняться с асфальта, и предложил, тщательно скрывая страх от его слов о призраках:
– Может, домой?
– Наверное. Ох, как голова болит! А ведь я даже не пил.
– Наверстаешь. Ты поедешь со мной на мотоцикле или такси?
– Смотри, я обляпаю твой бесценный байк кровью!
– Бен! У Мируны наверняка найдётся какая-нибудь ткань, чтобы стереть хоть частично эту гадость.
Бен кивнул и снова закашлялся. А потом, хитро прищурив глаза, лихо выбрал:
– Когда ещё меня старший брат прокатит? Если Мируна переживёт.
– Вот сам у неё и спросишь. Поехали. И давай надеяться, что завтра в новостях ничего не будет про маньяка-убийцу.
========== -2– ==========
Комментарий к -2-
Музыка: London after Midnight – Demon (https://music.yandex.ru/album/903780/track/8672372)
Тёплым сентябрьским вечером они все сидят на заднем дворе в плетёных удобных креслах. Традиция семейных вечеров, которая принадлежала отцу. Он всегда считал, что семье стоит время от времени собираться вместе, но никогда не настаивал.
Отец шурует в мангале красноватые угли, от их жара закатаны рукава рубашки. В красках рассказывает, что они собираются открыть несколько кофеен в Германии. Дядя, покачиваясь в кресле-качалке, ворчит, что немцы ни черта не смыслят в хорошем кофе.
Разомлевший Себастьян после долгого рабочего дня и двух стаканов пунша лишь слушает вполуха, ему и так хватило суетного офиса. Свет от углей играет на пристроенном рядом чёрном мотоциклетном шлеме.
Мама развешивает на ветвях трёх деревьев ниточку гирлянды, балансируя на неустойчивом старом стуле. Она даже сейчас в модном свитере и брючках из новой осенней коллекции. Охает, когда Бен подрывается, чтобы придержать в очередной раз шатнувшийся стул.
Он стряхивает с волос запутавшиеся пожухлые листья, упавшие с деревьев, и заявляет, что ему нужен собственный бар, а то всё не то. Что именно «не то» он не может объяснить, но чувствует, что те, кто пьёт по утрам крепкий кофе в «Гвоздика и кости», с удовольствием вечерами заглянут за чем-то ещё более крепким. Пожимает плечами на удивленные взгляды:
– Я просто хочу сделать что-то сам.
И это отец, кто первым кивает и добавляет:
– Если тебе нужна помощь, просто знай, что я рядом.
***
Он тонул.
В густой тёмной воде, которая засасывала холодным водоворотом и утягивала вниз, в бездну, полную липких водорослей и прикосновений чьих-то забытых душ.
Воздуха не хватало, лёгкие горели в огне. Он тянулся наверх, к меркнущему свету. Но изогнутые пальцы хватали только пустоту воды.
И где-то там выше себя он видел тонкие детские пальчики. Они шарили под водой в напрасной надежде схватиться за его руку.
Он хотел кричать. Но изо рта вырывались только пузыри драгоценного воздуха.
Он шёл ко дну, в бесконечный мрак и покой.
И рядом витали пустые глазницы других утопших душ.
Он чувствовал их бессвязный шёпот.
