Текст книги "You are not alone, brother (СИ)"
Автор книги: La_List
сообщить о нарушении
Текущая страница: 9 (всего у книги 11 страниц)
Глава 17. «Ты же знаешь».
– Это было больно... так больно... За что?
– Я не знаю, брат. Не знаю.
Локи впивается ногтями в руку Тора и захлебываясь шепчет:
– Он разрывал меня. Как шлюху... Каждый раз! А я мог только... Тор, Я... Мне нужно было просто расслабиться... и тогда, не было так больно... – трикстер давится слезами и судорожно всхлипывает, – я должен был сдохнуть! Я ждал, когда же я, наконец... Я кончал у него в руках! Так унизительно... так больно...
– Шшш... тихо, тихо... – Тор не знает, что делать, поэтому просто гладит его по голове, пытается успокоить.
– Ты просто жалок! – выплевывает маг, – зачем тебе вся эта грязь?! Почему ты возишься со мной?! Почему?.. Как я мог заслужить такое отношение?! – теперь Локи уже откровенно плачет, размазывает по щекам слезы.
– Локи... – Тор не уверен, что младший его сейчас понимает, но говорит все равно. Из раза в раз. – Ты же знаешь. Я люблю тебя, братишка. Люблю.
Кожа брата вдруг стремительно меняет цвет, глаза наливаются жуткой краснотой. Руку Бога Грома жжет, будто огнем. Но отдернуть ее сейчас – испугать брата. Оставить его наедине с кошмарами. И Тор терпит.
Он вглядывается в светящиеся в полумраке зрачки и медленно, выделяя каждое слово, проговаривает:
– Локи, здесь – только я. Я один. С тобой.
И пересиливая страх боли, прикасается губами к черным губам брата. Кожа лопается, по подбородку течет кровь, попадает на лицо младшего.
И трикстер с болезненным стоном отшатывается к краю кровати. Его трясет. Из красных глаз катятся слезы, а на лице болезненная гримаса.
– Прости, – невнятно шепчет он, – прости меня!
– Локи, ты не виноват. Это все болезнь… – Тор тянется прикоснуться к брату, но тот испуганно сжимается в комок и выдыхает почти с ненавистью:
– Уйди! Не смотри на это… Ради всех Богов!
Тор упрямо качает головой. На этот раз он не намерен оставлять брата.
Локи пытается что-то сказать, но его пронзает судорога и он кашляет, оставляя на ладонях, на подушке, на одеяле черные капли холодной крови. Его глаза закатываются, и худое тело безвольно падает на подушки. Но сознание он не теряет.
Тонкие потрескавшиеся губы шепчут что-то, будто перебирая слова. Тор слышит какие-то имена, названия мест, непонятные выражения, на незнакомых Богу Грома языках.
Внезапно трикстер широко раскрывает светящиеся в полумраке глаза, судорожно приподнимается на локтях, и начинает медленно говорить:
– И небо свернулось, как свиток, почернело солнце во чреве тьмы… И возопили живущие: «Горе нам!» Ибо пришел день возмездия, день суда над беззаконием. И окутал мрак все сущее и вышел зверь из воды. И поклонились ему, ибо кто подобен зверю сему, и кто сразится с ним?
Тор завороженно слушает размеренный глухой голос. Жуткий монолог брата пробирает до костей дрожью.
А Локи поворачивается к брату и шепчет, почти в самое его ухо, обжигая кожу холодом:
– И смерть следовала за ним.
И вдруг смеется. Тихим безумным смехом.
Тор молча берет брата за плечи, кладет на бок, прижимает к постели и держит так, пока синяя кожа не становится белой. Он уже знает, что сейчас произойдет.
Трикстер пытается что-то сказать. Кажется, что-то злое, судя по исказившимся губам, но не успевает… Его тело будто складывает пополам. Мага рвет кровью, какими-то черными сгустками. Рвет на руки Тора, прочно фиксирующие скорченное тело, на простыни, на пол. Из глаз льются слезы, из носа – кровь…
Десять жутких минут с короткими перерывами. Тор горько думает, что в прошлый раз это проходило чуть легче и быстрее.
Наконец, последние судороги прекращаются, и Локи обессилено падает на грязную постель.
– Скорее бы уж… – хрипло говорит он. – Я устал.
И Тор прекрасно понимает, о чем говорит брат. Трикстер мечтает о смерти. Он думает о ней, как об избавлении от мучений, долгожданном подарке.
– Локи, не надо... – беспомощно выговаривает Бог Грома, – ты не умрешь!
И сам не верит больше в свои слова. Конец истории очевиден. Локи буквально распадается на части. Его разрывает. Без магии его божественная половина убивает йотунскую часть. А без нее маг-полукровка обречен.
– Смешно… – силясь улыбнуться, шепчет трикстер, разглядывая испачканные руки, – иногда мне кажется, что все это просто большой спектакль. А я всего лишь актер… Но настолько хорошо вжился в роль, что перестал играть, а стал жить в этом чертовом спектакле… Боги, как я хочу, чтобы ты всего этого не видел, брат! Если бы ты нашел в себе силы убить меня – все было бы гораздо легче.
– Как я буду без тебя, родной? Как? – сглатывая слезы, хрипло говорит громовержец и проводит пальцами по ввалившейся, испачканной кровью, щеке брата.
– Я не родной… – Локи ловит руку старшего и чуть сжимает, – ты ведь знаешь.
– Не знаю, – Тор наклоняется к брату и целует в уголок рта, слизывает красные капли, проводит языком по маленькому шраму.
– Не понимаю, как тебе не противно, – робко улыбается Бог Безумия, – меня ведь только что вывернуло, не забыл?
От этой улыбки все внутри Тора переворачивается, к глазам опять подкатывают предательские слезы, а сердце в прямом смысле начинает колотиться о грудную клетку.
– Я не забыл, – севшим голосом выговаривает он, – но ты прекрасно знаешь, что мне не противно.
– Ну, да… – недоверчиво, как-то по детски, тянет трикстер.
– Идем в купальню, – Тор подхватывает брата на руки и поднимает с постели, – тебя просто надо вымыть, чтобы ты не говорил ерунды.
Локи хмыкает и облизывает искусанные губы.
***
– Я вот думаю, не сходить ли нам с тобой на то озеро, где мы в детстве играли? – спрашивает Тор, намыливая худую спину трикстера, – я давно там не был, может, сходим?
– Веселый это поход будет, – скептически замечает Локи, явно пытаясь, чтобы его голос звучал нормально, а не измученно, – думаю, всем запомнится это зрелище: наследник Асгардского трона, который несет на руках предателя, который к тому же – был шлюхой Бюлейста, – последние слова маг выговаривает с какой-то злой болью и опускает глаза.
– Ты не предатель! – резко говорит Бог грома, сжимая в руках мыло, – ты никого не предал.
– Естественно, брат. Никого, кроме тебя, – зло говорит Локи, вцепляясь в мыло и пытаясь отобрать его у старшего.
– Ты меня не предавал, понял? Запомни это на всю жизнь.
– О, да. – Локи ядовито и некрасиво улыбается. – На всю жизнь. Конечно, брат. Это будет несложно.
Тор сглатывает комок и наклоняется к брату. Осторожно проводит полуоткрытыми губами по изломанной линии, искаженного усмешкой, рта. Старается вложить в это прикосновение всю любовь, которую испытывает к брату…
И Локи резко отшатывается, ударяясь головой о мрамор. В его глазах плещется боль.
– Извини, – тихо говорит он. – Я не хотел говорить гадостей.
– Я знаю, – Бог Грома опускает брата в воду, пропускает меж пальцев длинные черные волосы, осторожно трет его ушибленный затылок, и совсем тихо шепчет, – я люблю тебя, Локи. И никогда не смей называть себя шлюхой...
***
Едва Тор опустил брата на постель, дверь распахнулась. Он резко набросил на трикстера одеяло и развернулся к источнику звука. На пороге стоял Один. На лице верховного бога застыла гримаса неприязни.
– Все возишься с ним? – вместо приветствия спросил Всеотец.
– Да, – коротко бросил Бог Грома, судорожно перебирая варианты визита отца.
– Я пришел по государственному делу, наследник. Вчера я был на переговорах в Йотунхейме. По поводу твоего безрассудного поступка.
– И? Меня ждет наказание? – ядовито спросил Тор, чувствуя спиной, как напрягается Локи.
– Не тебя. Бюлейст поставил условия: если мы не хотим допустить войны, то снимаем с Локи все титулы, все регалии, все знаки принадлежности к дому. И назначаем ему трехдневное публичное наказание. Он должен будет трое суток провести у позорного столба на площади. Дополнительное пожелание – с зашитым ртом. Если условия выполнены не будут, то военная кампания неизбежна. Далее, – Один смерил взглядом сына и продолжил, – насчет смерти Фандрала. Пошли слухи. Чтобы пресечь их, мы обвиним в преступлении Локи, и огласим оба приговора в один день, то есть сегодня днем. Чтобы избежать вопросов по поводу наказания за второе преступление – мы объявим, что в исполнение его приведешь ты, на свое усмотрение.
– Это ведь… С каких пор ты, Один, верховный Бог, подчиняешься пожеланиям, – это слово Тор выделяет, – йотунхеймского ублюдка?! Может ты и сам продался?! Может, он... – Бог Грома не знал, как выразить ненависть к отцу, как передать все что чувствует.
– Все правильно, – вдруг тихо, но жестко говорит трикстер, прерывая истерику брата и тем, спасая его от скандала, – это сработает. Если бы я принимал решение, я бы принял именно такое.
Тор беспомощно сморит то на отца, то на брата.
– Но он же болен! – выговаривает громовержец. – Посмотри, в каком он состоянии!
– Он скоро умрет, – равнодушно отвечает Всеотец, видимо решивший пропустить срыв сына мимо ушей, – пусть хотя бы остаток его никчемной жизни послужит на пользу стране. Тем более, это спасет тебя от обвинения в смерти аса.
– Я не позволю, чтобы моего брата так унижали! – выкрикивает Тор, сжимая кулаки, – ты не посмеешь так поступить с ним, Всеотец!
– Не смей перечить мне, наследник! – Один холодно смотрит на сына. – Иначе я изгоню тебя навсегда, а этого предателя отдам Йотунхейму. Это будет гораздо более выгодное решение для государства.
Локи кривит губы в улыбке и смотрит брату в глаза. В его взгляде какое-то нечитаемое выражение. Смесь боли, страха, гордости, злобы… Жуткий коктейль.
И Тор отворачивается к отцу, потому что не может смотреть на младшего.
– Через двадцать минут придут воины, – бросает Всеотец, поворачиваясь к выходу, – надень на него что-нибудь.
Едва Один покидает спальню, Локи откидывает одеяло и пытается подняться. Тело плохо слушается и он едва не падает, но вовремя успевает схватиться за спинку кровати. Пальцы до боли вцепляются в дерево.
Трикстер зацепляет со стула рубашку и накидывает на плечи. Грязная темная ткань неприятно царапает кожу. Похоже, вещь пропитана кровью. И пусть. Какая теперь разница?
А Тор стоит, не двигаясь, и смотрит на ломаные движения брата. На его худые ключицы, на выпирающие ребра, на тазовые косточки, на полузажившие шрамы. И ему хочется схватить брата и унести. Все равно куда. Главное – далеко отсюда. Туда, где он не будет страдать.
– Не смотри так, – глухо говорит трикстер, – это лишнее.
Тор глотает слезы и усаживает младшего на кровать. Он сам оденет его.
Двадцать минут проходят неожиданно быстро. Хотя, может за Локи просто пришли раньше.
Трикстер гордо вскидывает голову и поднимается навстречу конвою, не позволяя себе даже болезненного выдоха. В его движениях больше нет неуверенности. Наоборот, что-то резкое, почти безумное.
Щелкают наручники, и Бог Безумия чуть морщится. Оборачивается к брату и беззвучно что-то произносит. Но Тор и так знает, что говорит брат. И от этого – ему еще паршивей.
Глава 18. «Наказание».
На площади целая толпа. Смех, грубая брань, вонь немытых тел… Собрался весь город. Посмотреть на позорное наказание одного из самых высокопоставленных лиц Асгарда и одного из самых скандальных. Предатель. Йотун-полукровка. И как оказалось – еще и убийца.
Руки трикстера вздергивают над головой и закрепляют в таком неудобном положении. Наручники сделаны из специального материала, чтобы пленный не смог вырваться с помощью магии. Естественно, тому, что Локи больше не может ее использовать, никто не поверил…
На помост летит мусор, слышатся глумливые выкрики, какие-то сальные замечания…
Тор смотрит на бледное лицо брата, на крепко сжатые губы, на поднятый гордо подбородок… А в глазах трикстера пустота. Холодная, безумная пустота.
Появляются Один, Фригг, с ними – толпа придворных… Воины караула… Целая процессия.
Вперед выходит глашатай и начинает зачитывать приговор. Что-то о предательстве, убийстве… Но Бог Грома почти ничего не слышит. Перед глазами жуткая картина из ледяной камеры. Кровь, стекающая по телу брата и слипшиеся, торчащие в разные стороны черные волосы.
К Богу Лжи и Безумия подходит палач. Он явно опасается пленника, поэтому приближается как-то медленно, неуверенно. В его руках поблескивает длинная острая игла.
Едва исполнитель наказания останавливается напротив трикстера, тот чуть отворачивает голову и смотрит на Тора. И улыбается.
– Локи, тебе предоставляется слово. Если ты хочешь что-то сказать – говори, – громко провозглашает Один.
Трикстер меряет взглядом Всеотца, а потом поворачивается к брату и, смотря Тору прямо в глаза, медленно выговаривает:
– Терпеть наказание гораздо больнее тогда, когда не знаешь, заслужил ли его. Я заслужил. Наказание всегда находит того, кому оно предназначено.
И в теле Бога Грома будто срабатывает спусковой механизм. Мгновение – и он оказывается на помосте. Отшвыривает палача, выхватив из его пальцев иглу, и выкрикивает:
– Я сделаю это сам! По праву наследника трона!
И игнорируя восторженные крики толпы, поворачивается к магу, смотрит в изумрудные удивленные глаза:
– Прости… Я просто хочу, чтобы тебе было не так больно.
Пусть Локи его потом ненавидит, пусть презирает… Но он, по крайней мере, испытает чуть меньше боли.
Трикстер молчит. Он тяжело дышит, на лбу скопились прозрачные капли пота… Тор стирает влагу и просит, ни на что уже не надеясь:
– Локи, скажи что-нибудь...
Бог Безумия с трудом разлепляет губы и шепчет:
– Я люблю тебя, брат.
Громовержец наклоняется, и целует брата в висок, чуть проводя губами по холодной коже. Локи тихо выдыхает и, прикрыв глаза, выговаривает:
– Не тяни, Тор… Это уже выглядит странно.
Бог Грома судорожно кивает, проводит пальцам по тонким губам, и чуть оттянув нижнюю – втыкает иглу в нежную кожу. Локи дергается, а по подбородку течет первая яркая капля.
– Постарайся не шевелиться. Просто смотри на меня… – выдавливает из себя Бог Грома, и добавляет, – пожалуйста…
Локи рвано дышит и впивается взглядом в старшего.
Тор дрожащими пальцами протягивает окровавленную нитку в дырочку и протыкает верхнюю губу трикстера.
Стежок за стежком… Крови все больше. Смешиваясь со слюной, она течет по подбородку, стекает по шее, капает на грудь…
После каждого прокола Тор чуть поглаживает щеку брата, и, надеясь, что это хоть как-то поможет, даст ему уверенность... Хотя, о какой уверенности здесь может идти речь?
Тор тяжело сглатывает и вновь протыкает кожу иглой, чувствуя, как острие мягко проходит насквозь… Глаза у Локи влажные, но слез нет. Он просто, не моргая, смотрит на старшего. И Тор не видит в этом взгляде злобы или обиды. Он видит прощение…
Наконец сделан последний стежок. И Бог Грома с ужасом смотрит на изуродованный рот брата. Черная нитка стягивает губы крепко, наверняка очень больно…
А Локи с усилием приподнимает окровавленные уголки рта в жуткой полуулыбке. По подбородку струится кровь.
– Я не уйду, – говорит Тор, всматриваясь в расширенные зрачки трикстера, – я не оставлю тебя одного. Я буду рядом…
Еще некоторое время толпа бурлит, делится замечаниями по поводу отвратительного предателя... Но вскоре, зрелище надоедает, и собравшиеся расползаются с площади. Остается только заметно поредевшее оцепление солдат и несколько зевак.
Локи опускает голову, прикрывает глаза. Его хрупкое тело, вытянутое у столба, трясет. Тонкие пальцы сжимаются в кулаки, причиняя тем самым только больше боли...
– Господин Тор, никому не велено оставаться на помосте, – робко говорит подошедший стражник, – Всеотец приказал...
Трикстер вскидывает глаза и смотрит на брата. Изучающе, будто ждет чего-то...
Бог Грома стирает кровь с лица и шеи трикстера, и прикасается губами к острому подбородку, целует синяки под ввалившимися глазами, шрам на лбу... А Локи медленно качает головой, смотря куда-то за спину старшего.
– Мне все равно, что они подумают, Локи! – шепчет Тор на ухо мага, – я все время буду рядом.
Трикстер подается к брату, быстро касается зашитыми губами заросшей щетиной щеки. И чуть морщится от боли.
– Я должен спуститься, брат... Но я вернусь, обещаю, – Тор чуть сжимает плечо младшего и медленно, не оборачиваясь, идет к лестнице.
Локи безумно хочется позвать его, схватить за рукав... Что угодно, только бы Тор остался здесь. Запястья жжет, ломит... И трикстеру вдруг кажется, что вокруг не залитое солнцем пространство, а полутемные, чуть поблескивающие стены камеры... Картинка настолько яркая, что накатывает липкий ужас. По телу разливается страх... И Локи сжимается, подсознательно ожидая удара по пояснице.
Боги, да что же это?! Этого же нет! Нужно просто... открыть глаза! Точно...
Локи широко распахивает глаза и сразу видит одинокую фигуру брата, стоящего ровно напротив него. Тор в своем красном плаще выглядит словно король... Лофт довольно улыбается, чувствуя гордость за старшего. И ощущает, как режет болью зашитый рот.
Тор не бросил... Он тут. Тут...
Трикстер чувствует, как мысли куда-то плывут, плавятся будто воск... Смешиваются в неимоверно жарком воздухе, утекают сквозь пальцы... Перед глазами красное марево, какие-то вспышки...
И тьма.
***
Тор медленно спускается по скрипящей лестнице, чувствуя на спине отчаянный взгляд брата. Боги! Как же ему хочется наплевать на все идиотские правила, запреты, обязанности и просто вернуться. Снять Локи с этого позорного столба и унести. Плевать куда. Главное – подальше. А перед этим убить Одина, а за ним и Бюлейста. Да всех, в этом чертовом дворце! Всех, до единого. Подхалимов-чиновников, подобострастных советников, придурковато-молодцеватых воинов... Всех, кто имел глупость не так посмотреть на младшего. Всех!
Последняя ступенька – и Тор резко оборачивается к помосту.
Худое тело трикстера, едва прикрытое черной рубашкой, вытянуто вдоль столба. «Если бы мне так заломили руки, – думает Тор, – я бы не выдержал».
Издали это смотрится еще кошмарнее, чем вблизи. Нижняя часть лица заляпана кровью, глаза прикрыты, а губы... Бог Грома смотрит на черную нитку, перетянувшую рот трикстера и к горлу подкатывает ком. А Локи вдруг вздрагивает и испуганно распахивает огромные зеленые глаза. И тут же перехватывает взгляд Бога Грома. И тот чувствует буквально материальные страх и боль... И вдруг в глазах Локи появляется что-то вроде... восхищения? А сшитые губы пытаются растянуться в жутковатой улыбке... А потом...
Потом глаза Бога Безумия закатываются, и он буквально повисает на цепи, грозя вывихнуть плечевые суставы... И перед глазами Тора снова встает эта жуткая картинка из ледяной камеры...
***
Кажется, с момента оглашения приговора прошла уже целая вечность... Но, судя по тому, что солнце едва зашло – прошло не более пяти часов. Боль в губах уже не такая, как была раньше. Они просто неприятно онемели и каждое, даже самое легкое движение, отдается тянущей болью. Трикстеру кажется, что вместо рта на лице какое-то неприятное месиво. Поднявшийся с наступлением темноты на помост Тор теперь сидит у его ног и круговыми мягкими движениями гладит икры, колени, бедра... Босые ступни замерзли, и Бог Безумия не чувствует пальцев. Но не знает, как сообщить об этом брату. Поэтому он просто откидывает голову и, борясь с ознобом, болью, головокружением и дурнотой – прикрывает глаза.
Мелькает мысль, что если он сейчас потеряет сознание, то может уже больше никогда не очнуться... И от этого становится страшно и легко одновременно.
А Тор... Ему просто придется смириться. Он выдержит. Ему будет легче, без младшего неродного брата, который вдобавок ко всему втянул его в опасную, не несущую ничего, кроме боли, связь.
Локи чувствует на своих ногах теплые пальцы брата, и трикстеру до боли становится жаль его. И почему-то себя... Наверное, это неправильно, но Локи безумно хочет сейчас, чтобы Тор впился губами в его истерзанный рот, до боли, до крови... Прижал к себе, заставил снова почувствовать то, от чего отнимаются ноги и в груди возникает сосущая болезненная пустота, сменяющаяся фейерверком наслаждения...
Дотронулся бы шершавыми теплыми пальцами до груди, до его холодной грязной кожи... Поцеловал шрам на плече, провел языком по маленькой ямке у ключиц...
Локи тяжело втягивает носом холодный воздух, чувствуя, как пальцы брата касаются ступней. Надо же, он еще чувствует их... И в этом мягком прикосновении столько всего... Трикстер, как бы банально это не звучало, чувствует любовь брата. Заботу, боль... Все.
Поэтому он чуть поднимает затекшую ногу и дотрагивается до руки брата, пытается погладить, сказав этим то, что не может из-за этих ниток, стягивающих рот. И внезапно чувствует на коже теплые губы.
Старший брат целует его ноги... Целует и плачет. Локи отчетливо ощущает теплые капли, падающие на подъем ступни.
Все это происходит в полной тишине, темноте... И Локи, опустив голову, видит только смутный силуэт у своих ног. И эти прикосновения... Такие странные, отдающие чем-то болезненным, горьким...
Мир перед глазами теряет четкость, насколько это можно в такой тьме, как-то странно покачивается и Локи как-то слишком ясно и отстраненно понимает, что теряет сознание. Жаль... ему так хотелось хотя бы еще немного послушать тяжелое тихое дыхание брата и чувствовать его теплые руки...
Голубоватый лед поблескивает от света факела. Ярко, болезненно... Будто глаза от слез. Локи смотрит на свое отражение и видит смутную вытянутую фигуру с красными точками вместо глаз. Он прикрывает одно веко, и красная точка тоже остается одна. Или все-таки две? Ведь он же закрыл правый глаз, не видит им... Тогда... Тогда, может, отражение в стене не его? И его глаза не красные, а обычные, зеленые... За которые Тор называл его русалкой. Или не называл? Когда это было?
Локи сосредоточенно закрывает глаза, пытаясь отрешиться, от мешающей вспоминать боли. Да, вот так... Сначала поверить в то, что запястья не болят. Потом понять, что и с поясницей все в порядке, что там нет жуткой кровоточащей раны... И самое главное – забыть, как болит между ног. Как разрывает болью растраханное отверстие, не чувствовать, как унизительно течет по ногам влага... До сих пор... Уже скоро мучитель придет вновь, а кровь все идет... Или только кажется? Плевать... Локи вдруг понимает, что мертв. Он чувствует себя мертвым. Мертвой шлюхой, которую прежде чем закопать за городом на свалке, имеют грязные, пропахшие потом, носильщики.
Снова и снова...
Так что насчет Тора? Что он говорил ему тогда на озере, обнимая за плечи?
Трикстер зажмуривается, пытаясь вспомнить. Голубые глаза брата, капельки воды, блестящие на коже... Что же он говорил?!
И удар по пояснице. С оттягом, срывающий кожу, заставляющий выгнуться от боли, раскрывая рот в беззвучном вопле... Острые ногти мучителя впиваются в рану и чуть проворачиваются в ней. Локи прикрывает глаза и закусывает губу, расслабляя ноги.
Если расслабиться раньше, то больно будет не так сильно. Как же он отвратителен! Боги! Мечтает о том, чтобы его просто поскорее трахнули и ушли... Просто взяли свое и оставили его мерзкое тело в покое. Где сила воли, где гордость асгардского бога?
Нет... Уже давно ничего этого нет... Исчезло. Вытекло вместе с кровью. Вместе со злыми отчаянными слезами. Вместе с криками боли...
С характерным металлическим щелчком отстегиваются наручники, и Бог Безумия как обычно падает на пол. Уже привычно. Тело знает, в каком месте будет боль, где ударится колено, как заноет подбородок...
Но что-то идет не так... Не как обычно...
– Локи... – тянет Бюлейст, – ты сегодня какой-то нервный... но ничего, мы исправим это. Да ведь, моя шлюшка? Исправим вместе?
Маг молчит, сжимая зубы. Сейчас... Боги!
Вот мучитель опускается рядом с ним на пол...
Тяжелая рука толкает его лицо вниз, к паху... И резкий голос:
– Соси!
Пальцы дрожат, от отвращения и боли... Нужно просто взять в рот... закрыть глаза и прикоснуться губами.
Накатывает обычное равнодушие. Какая теперь разница? Отсосет он или нет? Все равно...
Губы обхватывают холодную, уже напряженную плоть. Это неудобно. Даже больно. Щеки растягиваются так, что, кажется, будто лицо разорвет надвое.
Вверх, вниз... Какой же отвратительный вкус. Или только кажется?
Внезапно, без предупреждения, огромные руки хватают его за ребра, не преминув, естественно, разодрать ногтями тонкую кожу, и... насаживают на член. Правильнее сказать – натягивают... Как тряпичную куклу, как игрушку...Холодные пальцы растягивают края ануса, разрывая неподготовленное отверстие... Из горла рвется вопль, от себя такого Локи не слышал никогда... Все тело будто рвут на части профессиональные палачи. Оно будто превратилось в оголенный нерв. В боль... Сплошную дикую боль, которая ураганом рушит все мысли, убивает разум... И пропадает ощущение отстраненности... Он не ощущает себя отдельным телом, разумом... Он просто приложение к этому члену, к боли, к холоду...
Толчок... еще один...
И внутри разливается ледяной фонтан... Член слабеет, и от этого только сильнее мучает...
Бюлейст сдирает его с себя и бросает на пол. Щелкают наручники, и мучитель вздергивает его на цепь.
И целует на прощание в разбитый лоб, облизывая рану шершавым языком...
Дверь с похоронным звуком захлопывается, оставляя мага одного, посреди всего этого кошмара...
Локи еще несколько минут смотрит на выход, а потом медленно опускает глаза вниз...
Боги! Кровь просто хлещет из него... Вместе со стекающей спермой. Смешивается с ней... Получается черное и белое на синей коже. Отвратительно, и вместе с тем красиво... Запах влажного железа и отвратительный запах Бюлейста... Вонь, которая, как кажется трикстеру, исходит и от него самого... Все смешивается в один жуткий букет. И Локи смеется. Смеется, закинув голову. Давится этим смехом и шепчет:
– Шлюха. Мертвая шлюха...
Тор приходит в себя от того, что тело брата пронизывает дрожь. С головы до ног. Выгибает судорогой... И Бог Грома вскочив, едва успевает сжать его лицо в руках, чтобы трикстер не порвал воспаленные губы, пытаясь закричать.
Глаза мага широко открываются, и в предрассветных сумерках громовержец ясно видит, что они красные... Светящиеся... Такие странные...
Может, это из-за освещения они кажутся такими красивыми?
Тор обводит пальцами тонкую сине-желтую кожу вокруг глазниц, проводит подушечками по тонким бровям и целует брата в переносицу.
– Локи... – тихо говорит он, – я здесь... Все хорошо.
Трикстер чуть задирает голову и пытается увидеть свои руки. Тор смотрит в этом же направлении и у него замирает сердце. По запястьям течет кровь, они покраснели, воспалились... А пальцы совсем белые. Слабые, тонкие...
Бог Грома осторожно касается щеки брата и заставляет его опустить голову:
– Не смотри, – просит он, – когда я тебя сниму отсюда, мы все поправим. И больно больше не будет...
Локи слабо кивает и прижимается лбом ко лбу брата.
***
Часы идут, как во сне. Время суток сменяется одно другим. Жара холодом и наоборот... Тор уже не помнит, когда начался этот кошмар. Он точно знает одно – до окончания осталось всего шесть часов. Он знает это потому, что на башне над площадью – огромный циферблат. И тяжелые стрелки медленно отсчитывают болезненные минуты.
Локи то приходит в себя, то снова без сознания обвисает на цепях...
Когда глаза трикстера открыты, Тор улыбается брату, говорит какую-то чушь... гладит спутанные волосы, убирает их за уши, как когда-то в детстве, целует измученное лицо... А Локи с трудом поднимает уголки изуродованных губ, улыбаясь в ответ. Но в глазах младшего боль. Боль и страх. Ведь если раньше трикстер хотя бы мог проговорить вслух все то, что видел в забытьи, то теперь... Бог Грома отчетливо это понимает. Поэтому говорит и говорит... Без умолку, без остановок. Говорит за двоих. А Локи просто смотрит в его глаза и улыбается этой жуткой полуулыбкой, от которой по его подбородку текут тонкие струйки крови.
А потом теряет сознание. Резко, быстро... И это безумно страшно. Тор судорожно проверяет пульс, и каждый раз, боится услышать мертвую тишину. Дрожащие пальцы попадают на артерию не сразу, и это только добавляет острых ощущений.
Часто из носа трикстера принимается идти кровь. Яркая, густая... Она медленно стекает по воспаленным губам, по острому подбородку, по шее... Тор уже не пытается ее остановить, он просто сидит у ног мага, уткнувшись лицом в его острые колени... Чуть поглаживает бедра брата, пытаясь отдать хотя бы немного своего тепла.
Богу Грома плевать, как это выглядит со стороны, плевать на то, что кричит чернь, на неодобрительные взгляды проходящих мимо чиновников... Плевать на приказ Всеотца, запрещающий подниматься на помост... Он ждет только одного – когда часы, отсчитывающие мгновения жизни его брата, пробьют три часа дня.
Тогда расстегнутся магические наручники, и он сможет поднять трикстера на руки и забрать отсюда. Унести в прохладную темную комнату, где не будет чужих жадных взглядов, кажется, разрывающих худое тело брата на части...
И все... больше никаких мыслей нет. Они просто ушли, исчезли... И Тору кажется, что так и должно быть.
***
Над площадью жаркое марево, пусто, тихо... Часы совсем недавно пробили час пополудни. Остается всего два часа... Боги! Хоть бы брат очнулся... Просто посмотрел на него своими невозможными зелеными глазами. Тору безумно хочется увидеть их. Они странные, с черным ободком по краю радужки и слишком широким зрачком. Такие яркие, блестящие...
Бог Грома поднимается с настила и становится напротив трикстера. Голова опущена на грудь, длинные, вьющиеся на концах волосы в беспорядке свисают по бокам. Они такие красивые... Тор пропускает меж пальцев чуть влажные жестковатые пряди и вдыхает запах брата. Чуть горьковатый, волнующий... Какой-то нездешний. Холодный... Болезненный.
Минутная стрелка лениво ползет к двенадцати. Тор буквально впивается в нее взглядом, умоляет двигаться быстрее... Хотя бы чуть-чуть...
Внезапно трикстер резко поднимает голову и распахивает глаза. В них ужас, непередаваемый, настолько яркий, что громовержец невольно отшатывается.
По щеке трикстера катится слеза, и он опускает взгляд, тщательно пытаясь спрятать эту прозрачную каплю от старшего. Но Тор мягко берет его лицо в ладони и губами стирает влажную дорожку.
– Очередной кошмар? – тихо спрашивает он.
Локи судорожно кивает и пытается прижаться к громовержцу, но наручники не пускают и он только неловко дергается и морщится от боли.
Бог Грома сам подходит совсем близко и прижимает брата к себе.
– Скоро все закончится, – шепчет он в холодное ухо мага, – нам просто нужно еще чуть-чуть потерпеть. Подождать. Наручники расстегнутся сами. И я унесу тебя отсюда. Уберу эти чертовы нитки... Я все сделаю, Локи. Тебе больше не будет так больно... Ты скажешь мне все. А потом мы пойдем на то озеро. Тебе будет хорошо, обещаю... Все будет хорошо.
