сообщить о нарушении
Текущая страница: 2 (всего у книги 16 страниц)
Ему вдруг отчаянно захотелось отсюда сбежать. Оказалось, когда Черкасов не ругается с Ромой, то действует на него невероятно странным образом. Красивый же, скотина! И такой…
– А ты чего запарился? – Серёга вновь подошёл к Роме практически вплотную, вопросительно заглядывая в лицо. Опять щенок, а не волк, но первого впечатления это не отменяло. – Из-за замечания о парне? Сорян, я ляпнул, не подумав.
– Да… я… – Ромка старательно отводил взгляд.
– Короче, пошутил я. Тупая вышла шутка, – Черкасов обхватил ладонями лицо Ромы и насильно повернул его к себе. – Не психуй, пойдём фильм смотреть, раз зашёл? Я как-то же должен отблагодарить за пироги!
И Ромка хотел бы ему поверить, чтобы не ощущать этого непонятного вновь вспыхнувшего притяжения, убитого ещё на первом курсе, но не мог… потому что в зелёных очах Сергея читалось совсем иное. Он не ляпнул глупость, а сказал именно то, что и хотел. То ли почувствовал что-то, то ли просто случайно проговорился…
Но в глазах хищника, вновь ненадолго ставшего щенком, плескалась правда.
"Разве можно выбраться из логова Волка целой и невредимой, Красная Шапочка? Пусть ты сбежишь, но никогда не станешь прежней".
========== Глава 3 - Разные вкусы ==========
Я не думал о Сергее, честно, не думал. По крайней мере, не хотел. Но как бы ни старался, после того случая глаза его стали моим личным безумием. Словно внезапно разыгравшаяся паранойя: когда Черкасов был где-то позади, я постоянно ощущал, как спину прожигает взгляд его зелёных глаз. Резко оборачивался, не выдерживая напряжения, и… убеждался в собственной ошибке: Сергей не смотрел. Он писал что-то в тетради, рисовал закорючки на полях, оживлённо беседовал с Самойловым – да делал что угодно, но уж точно не смотрел!
Зато смотрел я. И с каждым днём стыдился этого всё больше, потому что знал: тем вечером под видом шутки Черкасов ляпнул правду, которая всколыхнула что-то в душе, заставила вновь вспомнить, что когда-то он показался мне удивительно красивым.
И шаг навстречу уже был сделан. Мы начали хотя бы здороваться. Нормально, без ругани, не цедя слова сквозь зубы.
Мы стали чуточку ближе…
...
Кино тот вечер крутилось фоном, Ромка даже не запомнил, как оно называлось и о чём было. О магии? О каких-то биологических экспериментах? Нет, память ни в какую не соглашалась подкинуть хоть один кадр, связанный с фильмом, зато идеально уловила большую часть слов и жестов Сергея. Лёгкую улыбку, наклон головы, бессмысленную болтовню о животных, оружии, любимых блюдах и машинках на радиоуправлении.
К великому удивлению Ромы оказалось, что с Черкасовым было легко. Спокойно. Не приходилось подбирать слов или придумывать темы для разговора. Он болтал сам, выуживая идеи будто бы из воздуха, рассказывая забавные истории из жизни и вспоминая моменты их "вражеских" потасовок. Он громко смеялся и хвастался какими-то деталями, выуженными из сваленной в углу кучи металлолома, рассказывая, что и куда собирается пристроить в ближайшее время.
И лишь однажды в добром щенячьем взгляде вновь промелькнул блеск очей истинного хищника. Тогда Рома уже собрался уходить, а Черкасов увязался на улицу за ним следом, заявив, что просто хочет покурить. Внизу, у подъезда, он поймал нахохлившегося от холода Попова за руку и легонько дёрнул к себе, не позволяя так быстро сбежать.
Глаза Сергея поблескивали в темноте двора, вновь заставляя вспомнить о Волке, выслеживающем добычу.
– Знаешь, – тихо, завораживающе проговорил он, – я правда считаю, что мы зря ругались всё это время.
Ромка в ответ лишь коротко кивнул, полностью соглашаясь с Черкасовым.
– Надо бы всё прекратить, но Вик упёртый… – продолжал Сергей.
– Дэн тоже, – подал голос Ромка.
Он даже мыслей не допускал, что Корнеев решит вдруг помириться с заклятым врагом. Не-ет, только не с такой дикой ненавистью, как у Дениса! Рома совершенно не помнил, почему лучший друг начал воспринимать Самойлова как самого мерзкого и жуткого соперника, но факт оставался фактом – он просто терпеть не мог Вика.
И, судя по тяжёлому вздоху Сергея, его друг не менее яростно относился к Дэну.
– Но мы ведь не обязаны враждовать, правда? – вдруг выдал Черкасов, ухмыляясь и подходя чуть ближе, последние слова он уже практически шептал: – Надо как-нибудь повторить сегодняшний вечер.
Ромка не ответил, он попался в ловушку хищника, охотно становясь жертвой… но вот ресницы Сергея дрогнули, на секунду опускаясь, бросая тень на щёки, и волк вновь пропал, а Попов, очнувшись от наваждения, коротко пробормотал что-то в знак согласия и заспешил прочь.
А ночью ему снились волки. Или, может, большие хищные кошки? Рыси? Ведь Рома запомнил, что кошек Черкасов любил больше, чем собак…
...
С тех пор и началось их перемирие. Или… как ещё можно было это назвать? Приветственные кивки и улыбки за спинами лучших друзей, а на публике – показательная ненависть. Они не пытались подружиться, но всё же, встречаясь порой в коридорах института, когда рядом не было Дэна или Вика, заводили короткие разговоры ни о чём. Или, возможно, обо всём на свете. О еде, о любимых фильмах и играх, о скорых экзаменах и успешной сдаче зачётов.
– А милая куколка, согласен? – спросил Черкасов, ухмыльнувшись и проводив взглядом высокую длинноногую брюнетку.
О девушках, да…
И вот это последнее Ромку дико раздражало.
С начала их с Сергеем перемирия прошло примерно полторы недели, и Ромке постепенно начало казаться, что он сходит с ума. До нового года оставалось чуть больше недели, Черкасов с каждым днём становился всё веселее и разговорчивей, всё чаще останавливал Попова в коридорах. А Рома… он упорно всматривался в черты лица Сергея, пытаясь отыскать хоть проблеск того усталого хищника, который смог по запаху определить, где находятся пирожки. Который смотрел на самого Попова, как на добычу.
Потому что Ромке неизменно мерещилось, что Волк где-то здесь, что взгляд Черкасова прожигает спину. Словно какое-то помешательство! Странная абсурдная заинтересованность, когда разум понимает, что игра не стоит свеч, а подсознание издевается, подкидывая невероятные образы.
Например тот, что взор Волка, прячущегося в Черкасове, преследовал именно Рому. Враки! У взгляда этого были совсем иные цели.
– Милая, – согласился Попов, даже не посмотрев на брюнетку, так заинтересовавшую Волка. – Познакомишься?
– Я? – казалось, Сергей искренне удивился такому вопросу. – Ну… это… а ты?
– Что я? – Ромка одарил собеседника подозрительным взглядом.
– Может, познакомишься? – он улыбнулся, будто только ради этого вопроса и затеял весь разговор. – Хорошо будете смотреться.
Попов фыркнул, мрачнея на глазах:
– Метр с кепкой в компании с телевышкой – это хорошо? – парень закатил глаза. – Серёж, не поверишь, но когда ты во время драк называл меня карликом, то был прав. Да, я карлик.
Почему-то он бесился, дико злился и просто не мог успокоиться. Хотя… нет, не "почему-то", а по вполне определённой причине, в которой напрямую виноват Черкасов. В тот вечер Сергей ляпнул, что его бросил парень. Пошутил. Вот только в шутке сквозила правда, мелькали намёки, которые в одно мгновение выдернули из памяти Попова старенькие мысли о привлекательности Черкасова. Выдернули с корнем – и посадили в плодотворную почву.
Как их теперь вновь выкорчевать?
– Ничего ты не карлик! – возмутился Сергей. – Я же всякую фигню нёс! Вот сколько ты? Метр семьдесят или семьдесят пять? А Нинка без каблуков как раз сто шестьдесят восемь.
– Метр шестьдесят семь, – со вздохом отозвался Рома.
– Да не, шестьдесят восемь, я же знаю её. Это Нинка.
Попов вновь тяжело вздохнул – с очередным недовольством подмечая, что некую брюнетку Нинку Сергей, оказывается, и так знает – и рассказал уже подробнее:
– Нет, это я – метр шестьдесят семь. Карлик.
Черкасов словно язык проглотил, наконец-то хоть раз за весь разговор обратив внимательный взор на Рому. А потом шагнул ближе, проводя ладонью по его макушке… и ещё ближе…
– Убедился? – усмехнулся Попов, когда Сергей подобрался вплотную, и дыхание его щекотало макушку.
– Убедился! – мгновенно отреагировал тот. – Идеальный рост. Высоким девчонкам как раз понравится.
– Почему? – Ромка прикрыл глаза, скорее ощущая, чем замечая, что собеседник сейчас улыбается.
– Нуу…
Попов почувствовал, что Сергей зашевелился, но глаз открывать не стал. Раздражение, наконец, прошло, и не хотелось вновь им проникаться. К тому же, любопытство – зло.
Правда, не всегда.
Черкасов вдруг резко подался вперёд, и тёплые губы коснулись лба Ромы. Парень дёрнулся, отшатываясь, сердце зашлось в яростном стуке, поддерживая свихнувшееся подсознание, а разум деликатно подсказал, что последнее слушать нельзя. Лучше было бы действительно взять и познакомиться с девушкой, а потом ходить с Черкасовым на двойные свидания.
Чёрт побери! Что. Это. Было?
– Вот, видишь? – самодовольно возвестил Черкасов, как ни в чём не бывало потрепав его по волосам. – Именно этим и идеален твой рост. Если девушка на каблуках, она ощущает себя главенствующей и офигительно заботливой. А это им только по кайфу, если честно. Ниночка точно будет в восторге.
Ромка сглотнул, отводя взгляд.
– Зато я нет.
Краем глаза он заметил, как сник Сергей, мгновенно теряя вид истинного гения, как раскрыл он рот, собираясь что-то сказать… и промолчал, лишь вновь потрепав Ромку по голове. Замер так на пару секунд, не убирая ладонь от чужих волос, а потом вновь приблизился почти вплотную, заставляя Попова вздрогнуть.
– Блин, ну прикольно же, когда вот так… – задумчиво пробормотал Сергей.
Ромка фыркнул. Да уж, прикольно. Когда выше ты.
Но брошенная вскользь фраза всё равно согрела душу, а лоб так и горел от прикосновения тёплых губ.
"Но Волка интересовала другая добыча: пирожки, бабушки, точно не маленькие девочки, бредущие по лесу. Красной Шапочке следовало бы радоваться этому, но почему-то ей было ужасно обидно?"
========== Глава 4 - Голод не тётка ==========
Нет, я был уверен, что не втюрился, не втрескался, не влюбился! Просто не мог перестать любоваться Черкасовым. Было в нём… что-то. Особое, красивое, завораживающее. Такое, что вкупе с недавно охватившим меня сумасшествием притягивало взгляды и мысли.
Эта улыбка в уголках глаз, тёмная чёлка, вечно падающая на лицо, и губы, обнимающие сигарету. Да, чёрт побери, нельзя отрицать, что он сексуален. Жутко сексуален!
Но я искренне старался не думать об этом. Просто любовался, наслаждался эстетической красотой.
...
Они стали весьма неплохо общаться, но это не означало, что Ромка имеет право распустить себя и не выгонять из головы мысль о невероятной сексуальности Черкасова. Нет, нет и ещё раз нет! Сергей... красив. С него можно было бы рисовать картины. По крайней мере, сам Ромка обязательно нарисовал бы, если бы умел. Но делать его объектом своих тайных страстей и желаний – не стоило.
Попов всегда считал, что всё в голове. Влюблённость, все чувства и помешательства. Человек сам позволяет себе думать об этом, сам впускает идею в душу. А потом уже всё – выкорчевать сложно, избавиться нереально. Вот он разрешил себе думать о Серёже, и что в итоге? Форменное сумасшествие, когда и сам не можешь глаз отвести, каждое свободное мгновение жаждешь видеть "цель", и мерещится, что Черкасов в ответ тоже прожигает взглядом, когда никто этого не видит. Даже тот лёгкий поцелуй в лоб, который был призван показать, что могут хорошего найти девушки в низкорослом ухажёре, тоже казался намекающим…
Но Попов упорно сопротивлялся, выбрасывая из головы даже малейшие воспоминания. Нет, никаких "о-мой-бог-он-так-охренителен-я-его-хочу"! Такого Ромка себе ни за что не собирался позволять. Как и мыслей о возможной влюблённости.
А вот всякие вкусняшки собственного приготовления в вуз всё равно таскал. Уже третий день кряду.
С чего всё пошло? Да всё с того же злополучного дня, когда состоялся разговор "о девушках". Пары у них в тот день стояли зверски: с восьми утра и практически до восьми вечера. Преподаватели решили сделать двадцать пятое число последним днём учёбы в этом году – спасибо кафедре международных отношений и их шикарным попойкам на католическое рождество, – и теперь загружали всё по максимуму. Только не учли, что столовая с буфетом закрываются в четыре, а студентам, беспробудно занимающимся умственной деятельностью, кушать хочется неимоверно.
Зато учёл Корнеев. Лучший друг Ромки "Незнайку" в детстве зачитал до дыр, потому, наверное, и уважал правило Пончика: "режим питания нарушать нельзя". Сказано – сделано! Сам Денис готовить не умел, зато мог вовремя мотивировать Попова, который с радостью потакал кулинарным прихотям лучшего друга. А что? Ему не сложно, так в чём проблема? К тому же Дэн всегда так радуется…
В итоге, в тот день у Ромки с собой было печенье. Домашнее, воздушное и хрустящее, с шоколадной крошкой, только утром из духовки! Специально по заказу Корнеева.
Забыл Попов только об одном. О Сергее и его отличном нюхе. А также о том, что преподаватель по статистике ненавидит тратить перемены впустую. С половины первого до шести их не отпускали не то что кофе попить – в туалет сбегать, и когда началась, наконец, долгожданная двадцатиминутная перемена перед парой менеджмента, все в группе были злые, дёрганные и голодные.
– Я знаю, что у тебя есть еда, – раздался над ухом Ромы пылкий шёпот.
Попов всего лишь шёл обратно в аудиторию, когда его схватили за запястье и резко дёрнули, утягивая в тёмную нишу под лестницей. Там было узко, тесно, а потому обладатель проникновенного шёпота практически вжимался в Рому всем телом, перехватив его поперёк груди. Попов не сопротивлялся, мгновенно узнав своего похитителя, но мысленно костерил себя на чём свет стоит. Вот какого чёрта у него дыхание перехватило от такой близости?
– Я чую этот запах, – продолжал Серёжа, практически касаясь губами его уха. – Уже вторую пару, если не третью. И за эти часы успел полностью разложить его на составляющие.
Кое-как поборов неадекватную реакцию собственного тела, Попов усмехнулся, так же шёпотом спрашивая:
– И на какие же?
– Так важно? – кажется, у Сергея не только нюх был хорошим, но и слух, он услышал-таки в словах Попова нотки вызова, привычную защитную реакцию парня.
– Ага, – Рома сглотнул. – Если угадаешь, что у меня есть и из чего оно состоит, поделюсь.
Черкасов глухо рассмеялся, утыкаясь носом ему в шею и опаляя её горячим дыханием. Ромка едва удержался от того, чтоб не вздрогнуть от очередных не самых привычных ощущений, и мысленно досчитал до десяти, успокаиваясь. А потом ещё раз – для верности.
– Обещаешь? – спросил, наконец, Серёжа.
– Обещаю…
Сергей замолчал, задумавшись. Он чуть разжал захват, зато – видимо, машинально – принялся рисовать пальцами узор на тонкой ткани пуловера, который Попов по своей излюбленной привычке натянул на голое тело, проигнорировав положенную под низ рубаху. Ромке всегда было жарко в институте. Теперь же, когда вроде бы прохладные пальцы Черкасова изучали живот, стало жарче вдвойне.
Счёт для успокоения пошёл уже на шестой десяток и грозился начать седьмой, если Попов срочно не придумает, что делать, или Сергей не перестанет творить всякую фигню, пока думает.
– Та-ак… – протянул Черкасов. – Я сидел далеко, но… сначала думал, что там булочки. Но для них запах слишком резкий, так что версия отметается. Значит, печенье. Так?
– Так, – согласился Ромка, обрадовавшись поводу отвлечься.
– И в них есть ванилька. Не ударная доза, но весьма и весьма.
– И это тоже. Но пока слишком мало фактов, чтобы заработать оплату, – на губы наплыла усмешка.
– А кто сказал, что я закончил? – Сергей уже тоже практически смеялся. – Пеклось сегодня, вчерашнее бы так ярко не пахло через сумку. В тесте точно было немножко кофе или… термос с кофе, вот, точно! Этот запах не от печенья, а от термоса! А в печенье… там шоколад. Глазурь.
Несколько обалдевший от таких подробностей Попов хотел было ехидно заметить, что Черкасов ошибся… а потом послушно отправиться доставать для него печеньки, так как ошибка из всех фактов была лишь в одном. Но Серёжа вдруг добавил, словно б в озарении:
– Нет же! – яростный шёпот. – Крошка! Шоколадная крошка!
Стоит ли говорить, что после такого Ромка готов был скормить Черкасову хоть всё имеющееся печение? А в качестве дополнительной благодарности за то, что его всё-таки отпустили, добавить ещё и термос с кофе. Но еду пришлось передавать Сергею исподтишка, играя в супершпионов, когда того не видели ни Дэн, ни Вик.
Правда, один раз Корнеев заметил, что Черкасов лопает такое же блюдо, что и он, но парень быстро спохватился и ехидно заявил, будто за едой нужно смотреть внимательней. "Любой мимокрокодил стащить может, ну ей-богу!"
