сообщить о нарушении
Текущая страница: 15 (всего у книги 16 страниц)
Попов благодарно ухватился за неё, позволяя поставить себя на ноги, и болезненно поморщился, когда в боку ощутимо засаднило. Рома как раз переминался с ноги на ногу, пытаясь сообразить, сильно ли ободрался о жёсткий ворс ковра, когда Сергей цепко ухватил его за подбородок и заставил поднять голову.
— Новогодняя ночь, а ты губу разбил, — протянул Черкасов. Многозначительно, печально, обещающе. — Как будем лечить?
И не дожидаясь ответа, склонился к нему, слизывая капельки крови, увлекая, маня. Губу саднило, но поцелуй был слишком сладок, чтобы его прерывать. Сергей на вкус был как мороженое. Восхитительный пломбир с кусочками клубники. Тот самый, который Ромка сам несколько часов назад поставил застывать в морозилку. Теперь оно искрилось у него на языке, придавая невероятному моменту ещё более волшебный вкус. Сейчас Роме казалось, что, сколько бы раз он ни целовал Серёжу, каждый всё равно будет особенным. Потому что человек особенный.
Ромка тихонько простонал ему в губы и закинул руки на шею, подаваясь ближе, прижимаясь всем телом. Справа на уровне бедренной косточки вновь неприятно кольнуло — он поморщился, но объятий не прервал. Как и боль в губе, это ощущение приносило больше наслаждения, чем дискомфорта.
— Значит, десерт тоже откладывается? — прошептал Черкасов, слегка отстраняясь.
— Нет, просто он будет особенным, — смело ответил Ромка. — И только посмей отказаться.
— От особенного десерта? О-о-о, как я могу? — с улыбкой отозвался Сергей.
От объятий Черкасова у Ромы сносило крышу. Хотелось всего, сразу, бесконечно много. Хотелось всегда целовать эти губы, не отрываясь, забыть о неприятно ноющих руках и бедре и наслаждаться, наслаждаться, наслаждаться… Но Серёжа этого не позволил. Он перехватил ладонь Ромы и осторожно погладил большим пальцем содранную кожу.
— Если после этого с тобой весь год будет что-то случаться… — пробормотал он, с сожалением разглядывая ладонь.
— Я случайно. Это всего лишь руки, — неловко отозвался Попов. — Вот видел бы ты меня лет в десять, когда я у тёти на даче с велика упал. Вот где была катастрофа! И ничего, зажило.
Он хотел вырвать руку из цепкой хватки Черкасова, но замер, словно статуя, так и не исполнив свой план, наблюдая, как Серёжа медленно склоняется к ладони и целует ранку. Осторожно, трепетно, он целовал каждый миллиметр саднящей кожи. А у Ромки по телу промчался табун мурашек… и горячая волна желания.
«Чё-ёрт, это какой-то особый вид извращения, — подумалось Попову, когда Сергей подтолкнул его в сторону дивана. — Теперь я понимаю, почему девчонки так любят романы и киношки о врачах».
Потому что его личный «врач», заставив Рому опуститься на диван, стоял сейчас над ним и смотрел так обещающе-осуждающе, что сердце пропускало удары. Только без уколов, пожалуйста, а остальное он готов вытерпеть! Всё, что угодно! Любые процедуры.
— Сейчас, у меня где-то на кухне аптечка была, — заявил Серёжа и действительно скрылся за дверью.
Вот чего-чего, а что процедуры будут самыми настоящими, Ромка точно не ожидал. Одно дело ролевые игры, а другое…
— Ай, больно! — возмутился он, когда Черкасов щедро ливнул перекись на ссадину и принялся промакивать её ватным шариком. Почему именно в таком порядке? Почему не наоборот?
— Не ворчи, — отозвался Черкасов. — Новый год на дворе, праздник, все отдыхают. Хочешь сдохнуть от царапины? Сначала грязь, потом сеспис, потом половину руки оттяпают… а мне твои руки ещё нужны.
Он лукаво улыбнулся, кидая на Ромку взгляд из-под опущенных ресниц. Восхитительно длинных, стоит заметить. И как на такого злиться, что сбивает все романтическо-эротические планы своей заботой?
— Никогда бы не подумал, что ты такой параноик, — развеселился Ромка. — Почему на собственные царапины тебе плевать с высокой колокольни?
— Ну, если твои руки будут при мне, собственные мне почти ни к чему, — Серёжа пожал плечами, голос его звучал странно приглушённо.
Ромка кивнул, перекатывая в мыслях слова… и резко закашлялся, краснея, осознавая всю пошлость сказанного. Даже щиплющие прикосновения ватного шарика показались ему вдруг невероятно интимными и возбуждающими. Эо Черкасов умеет любую ситуацию довести до того, чтобы Рома изнывал, желая к нему прикоснуться, или у него самого просто слишком много нерастраченной сексуальной энергии?
Он сглотнул и выдал:
— Во-первых, мне твои руки тоже ой как нужны. — Слова горячим потоком пронеслись по горлу, а от ответной улыбки Серёжи перехватило дыхание. — А во-вторых, чем тебя не устраивает волшебное «поцеловать вавку»?
— Тоже вариант, но им можно заняться и после дезинфекции, — согласился Черкасов, поднимая голову. — Вернее будет.
Их разделяло всего несколько сантиметров. Взгляд глаза в глаза, пылающая кожа, густой воздух, полный электрического напряжения. Притяжение, которому невозможно противиться.
— Вернее уже не будет, — пробормотал Рома, подаваясь вперёд.
Губы к губам, сливаясь в поцелуе, грозящем выжечь изнутри. Ромка просто не мог больше держаться. Он и так ждал слишком долго. Мечтал об этих прикосновениях, об этом теле, но им каждый раз так или иначе приходилось остановиться. Хотел перебирать пальцами пряди волос, гладить плечи, спину… и получать ответ. Знать, что тебя желают не меньше.
Господи, если Сережа сейчас опять «переволнуется», он просто не выживет… только не сейчас.
— Доктор, у меня внутри все горит, что с этим делать? — пробормотал Попов, разрывая поцелуй, но крепче обвивая руками шею любимого.
— Во-первых, позволить мне нормально обработать вторую ладонь, — отозвался Сергей.
Рома закатил глаза. Серьёзно? Серьёзно?! Он тут пытается быть великим соблазнителем, а Серый опять отнекивается?
— Черкасов! — возмущённо простонал Попов. — Ты издеваешься? У меня ещё и на бедре кожа явно содрана, и что? Обламывать из-за этого весь кайф? Ты можешь хоть на Новый год сделать мне подарок и спокойно потра…
Но договорить Ромке не удалось — его нещадно заткнули чужие губы, а сильные руки повалили на диван, резко задирая майку. Кончики пальцев прошлись по ноющему боку, явно проверяя, действительно ли и он пострадал. Судя по адскому жжению от прикосновения — да, ещё как! Черт бы побрал этот ковер! Кто вообще делает ворс, больше напоминающий щетку для обуви?
Попов зашипел, извиваясь, но вырваться из хватки Сергея не смог. Не на того напал!
— Сначала дело, мой дорогой пациент, а потом, так и быть, я «поцелую вавку», — прошептал Черкасов, обдавая горячим дыханием ухо, а потом…
Рома тихонько заскулил, мысленно проклиная всех, кто приложил руку к созданию перекиси водорода, к тому, что она попала в лапы Серёжи, и к тому, что Черкасов вообще додумался её использовать. Слегка содранная кожа просто не может болеть ТАК! Что это за адский катализатор, призванный отбить всё желание? Честно, если бы сейчас Серёжа решил встать и продолжить торжественный ужин, Попов бы не сопротивлялся. Свернулся бы клубочком в уголке дивана и продолжил тихо поскуливать, ожидая, когда шипящая дрянь перестанет над ним издеваться.
Но Сергей не остановился, он осторожно обработал бедро и переместился ко второй ладони. Боль повторилась, но после предыдущей она казалась тихой и почти незаметной. Ромке вообще казалось, что любая боль сегодня покажется ему «незаметной». Идеальная прелюдия для полноценного секса в роли пассива, анестезия обеспечена, даже стараться быть понежнее не нужно. Только вот желание тоже отбито окончательно.
— Конечно, лучше бы ещё стрептоцидом обработать — задумчиво проговорил Черкасов, откладывая пыточные инструменты. — Но, думаю, ты против. Да?
Попов промолчал. Ему вообще сейчас говорить не хотелось. Зато хотелось слопать целую миску пломбира с кусочками клубники, который, должно быть, уже начал подтаивать.
— Ро-ом… — вновь подал голос Сергей.
Рома нахмурился и рывком заставил себя подняться, стряхивая Черкасова с ног. Где там это грёбаное мороженое? Где порция нормальной анестезии? Вкусной, холодной, ещё не до конца растаявшей. Попов подхватил миску и принялся лихорадочно шарить по столу в поисках ложки. Так и не найдя, он просто-напросто кинулся в кухню — за новой.
— Эй, да стой же ты! — раздалось за спиной.
А в следующее мгновение Попова перехватили поперёк талии, останавливая. Миска с мороженым едва не вывалилась у него из рук, но тоже была вовремя поймана и спасена.
— Шшш, ты чего? Кто мне праздник портит? — весело проворчал Сергей. — А ну-ка пошли со мной, мороженое есть.
Продолжая одной рукой удерживать Рому, Черкасов дотащил его до кухни, спрятал чашку с предыдущей порцией в морозилку и выудил новую, замёрзшую. Когда Серёжа рылся среди столовых приборов, Ромка наконец опомнился и попытался вырваться.
— Это я порчу праздник? — поджал он губы, когда освободиться не удалось, и терпеливо поплёлся в зал вместе с Черкасовым.
— Именно, — ни капли не смутившись, отозвался Сергей. — Сначала так горячо дышишь в плечо, что у меня даже аппетит перебивает от желания, потом срываешь мой план с десертом и устраиваешь жестокий «половой акт»… с ковром. Заметь, не со мной! А под конец так возмущаешься, что тебе попытались обработать ссадины, что даже не даёшь, как сам сказал, «поцеловать вавку». Ты как мне год начинаешь, товарищ? Разве это честно?
Заявление было подкреплено коротким поцелуем в шею у самой кромки волос. Ромка вздрогнул от прикосновения, пытаясь проигнорировать новую волну мурашек. Но жалкая защита была беспощадно разрушено последним замечанием. Контрольным.
— Ромыч, я весь вечер тебя хочу. Больше мороженого и любых салатов. Честно.
Попов не выдержал — рассмеялся. Просто заржал, как безумный. Бля-ять, больше мороженого? Это же почти признание!
— Что-о… Я же не вру, — проворчал Серёжа, толкая Рому на диван. Тот согласно упал, сгибаясь пополам от хохота.
— Верю, — простонал он между приступами. — Но это было та-ак… — Попов всхлипнул, — так мило.
Сергей тяжело вздохнул, но всё же присел рядом, а потом и вовсе со вздохом растянулся на диване, терпеливо дожидаясь, пока Рома отсмеётся. Сам он ничего смешного в своих словах не видел. Честно же! Он половину вечера думал только об «особенном десерте», морально готовился, обдумывал, как лучше… Чуть извращенцем себя считать не начал после искреннего порыва отбросить перекись и действительно зацеловать каждый кусочек воспалённой от падения кожи. А Ромка…
— Уверен, что мороженое хочешь меньше?
Попов успел подловить Серого в момент искренней задумчивости. Тот вздрогнул, услышав вопрос, словно был где-то не здесь. У самых его губ замерла ложечка с кусочком пломбира. А Ромка улыбался. Так многообещающе…
— Уверен… — с трудом разлепив пересохшие губы, отозвался Черкасов, но мороженое всё же взял. Чтоб неповадно было предлагать!
Ромка покачал головой. Что ж, пусть «через тернии к звёздам», но в новогоднюю ночь, кажется, действительно сбываются желания. Да, возможно, всего несколько минут назад он тоже слегка психанул, но как без этого?
— Тогда не смей отказаться от продолжения, — усмехнулся Рома, запуская ладони под майку Черкасова. Серёжа ждал, позволяя действовать.
«Отлично! Всё в твоих руках, Попов. Если сейчас облажаешься, никогда себе не простишь», — мысленно подбодрил себя Ромка, ощущая, как сильно колотится сердце, а в паху твердеет.
Первой в сторону отлетела майка. Черкасов сам помог от неё избавиться, слегка приподнимая лопатки и улыбаясь, словно Чеширский кот. Немного безумно, слишком откровенно и так маняще, что просто невозможно было устоять, не впившись в эти изогнутые губы. А потом укусить за подбородок. И уткнуться носом в шею, вдыхая восхитительный аромат кожи с тонкими нотками парфюма. Ооо, чёрт…
Черкасов перехватил его руки, когда Рома яростно пытался расстегнуть ремень джинсов, грозя окончательно сломать и пряжку, и молнию. От волнения, что несколько недель воздержания наконец-то окончатся, пальцы не слушались. Так что позволить Серёже самому расслабить ремень и избавить Рому от майки, было наилучшей идеей. Черкасов тоже двигался дёргано, ведомый желанием, которое в кои-то веки находило выход, но всё же был менее напряжён и легче собой управлял.
Ромка прикусил губу, когда руки любимого легли на плечи, мягко массируя мышцы, а большие пальцы обвели линию ключиц. Ладони скользнули ниже, по груди, по бокам… а в следующую секунду Серёжа склонился и всё же исполнил обещанное — нежно коснулся поцелуем бедренной косточки с полосой содранной ковром кожи. Рому словно молнией пронзило. Лёгкая и почти невинная ласка, но этот трепет, этот взгляд снизу вверх…
Он сглотнул. Провёл пальцами по волосам Серёжи, в которых ярко выделялись чёрные крашеные пряди, слегка дёрнул их, не заставляя, но прося Черкасова подняться. И застонал, едва не кончая от одного предвосхищения ситуации, когда Сергей послушался, поднимаясь выше и полуцелуя-полукусая нежную кожу шеи. Под ухом, там, где бьётся в вене пульс.
— Только не останавливайся, — простонал Попов, запрокидывая голову и со всей силы вцепляясь пальцами в плечи Серёжи. — И трахни меня быстрей, наконец!
В паху уже болезненно ныло, требуя разрядки. То ли от долгого ожидания секса, то ли от того, что Черкасов в принципе заводил его с пол-оборота. Ромка не знал. Зато прекрасно ощущал, как ремень его оказался расстёгнут, а джинсы повисли на бёдрах. Фак!
— На конец, возможно, и получится, — фыркнул Серёжа ему в ухо, демонстрируя серебристый квадратик презерватива, как по волшебству выуженный из кармана. — Но быстро — нет. У нас сегодня праздник, мой дорогой. А под диваном — нормальная смазка.
От этого «мой дорогой» вновь захотелось позорно кончить прямо сейчас. Интонация, голос, возбуждённая хрипотца… Ох, Серёже бы в сексе по телефону цены не было. Но мысль о «смазке под диваном» слегка отрезвляла. Чёрт, он готовился, да? Знал, что сегодня в любом случае всё будет?
Рома лишь сильнее запрокинул голову, когда ощутил, как ладони Черкасова проскользнули под расстёгнутые джинсы, сжимая ягодицы. Дорожка поцелуев пролегла по груди, ниже — по животу, и Сергей на мгновение оторвал изучающие руки от тела Ромы, явно отыскивая под диваном заготовленный тюбик со смазкой. Ну же, скорее!
— С минетом или без? — голос Серёжи звучал словно в тумане.
— А? Что? — пробормотал Попов, открывая глаза.
Черкасов, сжимая в руках тюбик, замер на уровне его паха. Вновь взгляд снизу вверх, от которого пересыхало в горле и хотелось ещё, ещё, ещё…
— Растягивать с мине… — попробовал пояснить Сергей, но Ромка, мгновенно очнувшись, закрыл ему рот ладонью, вздёргивая на колени.
— Просто. Возьми. Меня, — выпалил Попов, перемежая слова с поцелуями. — Не нужно никакой…
Теперь договорить не смог уже он, потому что был резко развёрнут к Черкасову спиной. Серёжа слегка нажал ему на поясницу, заставляя выгнуться и опереться о стену, и целуя, целуя, целуя — изучая губами каждую косточку спины, каждый выступающий позвонок. Срывая с губ стоны и сжимая пальцами бёдра. Он ждал так долго не для того, чтобы слушать дурачка, желающего сделать всё поскорее, иначе бы трахнул его ещё тогда, «с маслом», как бы глупо это ни звучало. А потом ещё век не смог бы есть жареную картошку и салаты. С маслом.
Разозлившись на собственные мысли и на глупого Ромку, когда-то предложившего подобное, Сергей оставил у Попова на плече яркий засос, заметно прикусывая кожу и яростно сдёргивая с него джинсы вместе с плавками. Черта с два он послушается!
Когда на член легла горячая ладонь, а первый скользкий палец скользнул внутрь, Ромка всхлипнул. Не от боли, скорее от удовольствия, смешанного с разочарованием. Фак, он же сказал, что не нужно! Голову и так сносило от поцелуев, заставляя сильней выгибать спину и прижиматься грудью к прохладной стене с шершавыми обоями. Завтра уже от этого всё будет нещадно болеть, зачем тогда церемониться и ждать? Особенно если он…
Второй палец, успешная попытка оторвать руку любимого от своей возбуждённой плоти и разноцветные круги перед глазами от новой цепочки поцелуев, проложенной по позвоночнику. Дискомфорта не было, зато возбуждение достигло предела. Нет, это невыносимо! Так нельзя, это похоже на изощрённые пытки.
От волны наслаждения, захлестнувшей его, когда Сергей нащупал простату, не спасло ничего. Даже искренняя попытка самоконтроля и мысль, что он сейчас запачкает спермой диван. А отчищать её потом чертовски трудно. Спасибо, плавали.
Но что-либо исправить не было уже ни времени, ни сил. Удержаться от громкого стона тоже не получилось, потому что волна оргазма была просто беспощадной. Холодящей кожу, опустошающей…
— А вот теперь можно и продолжить, — раздался хриплый шёпот у самого уха, и мягкие губы осторожно прикусили мочку.
…но не спасающей от поглощающего возбуждения.