Текст книги "Agony (СИ)"

Автор книги: Ks_dracosha

сообщить о нарушении

Текущая страница: 27 (всего у книги 30 страниц)

С этими словами девушка выудила из шёлкового мешочка с материалами небольшой пузырек с серебряной пыльцой и, подвесив Ловец в воздухе, принялась посыпать изделие, бормоча на неизвестном Алисии наречии. В тусклом свете камина и зеленоватом свечении воды Чёрного озера мерцание Ловца усилилось и вспыхнуло на одном рычащем сложностишии.

Эшфорд, в смятении молчащая, наблюдала, как Лавгуд прячет за воротом платья продолжающий мерцать Ловец. Луна пристально следила за реакцией первокурсницы на древнее волшебство. Удивленный взор малышки встретился с внезапно тёплым и смеющимся взглядом глаз, на дне которых плясали опасные синие искры.

Комментарий к Часть 23. В которой я нашла замочную скважину Эээ… С Новым годом?

Я без понятия что с этой работой будет, но я бы всё-таки хотела её закончить, так что нужно время и терпение. Фикбук из необходимости превратился в увлечение, а работа и учёба занимают в моей жизни гораздо бОльшую часть хе-хе.

Так что Луну я не брошу, история будет закончена, но я не знаю когда. Самое главное, не дать персонажам застояться и потухнуть.

====== Часть 24 В которой замки открыты ======

Комментарий к Часть 24 В которой замки открыты Выловите блох, пожалуйста, я это в бреду выкладываю… ПБ открыта ес чо /нервный смех/

POV Лавгуд

К середине декабря в голове у меня начало проясняться. То ли работали медитации перед сном, то ли зелье и Ловцы, суть одна – эмоциональная чувствительность начала возвращаться. Я словно медленно пробуждалась ото сна, стряхивала с себя пелену безразличия ко всему. Первым делом при этих симптомах я отправилась в Выручай-комнату, где впервые за долгое время не разносила манекены, а попыталась вызвать Патронуса.

Ожидаемо ничего не вышло, даже слабой дымки не было. Но оттого разочарование короткой иглой только сильнее кольнуло, чем вызвало новый отголосок эмоций – радость, что уже не так глубоко всё равно. Те три месяца, что я существовала, как сомнамбула, я жила на средства из сейфа отца и проценты от статей Натана, но теперь хотелось вернуться на рабочие рельсы производства.

Я приступила к любимому портному делу.

Итогом кропотливой недельной работы стали комплекты разных наволочек из тончайшего шёлка акромантула, шерсти единорога, льна с примесью хлопчатых клобушков из сада моего дома, пушистых наволочек из шерсти беспокойника и прочие материалы, которые я смогла выудить из недр рабочего саквояжа.

Продукция улетела к Малкин в пятницу вечером, а на следующий день я выдала Алисии задание на выходные и за помощь с эссе по Рунам приставила к ней Джин, обещавшую с девочкой позаниматься фехтованием. После этого я отчалила к Шинглтонам, сдавать промежуточные экзамены по Трансфигурации.

Экзамен состоял из письменной и практической части. На письменной я под присмотром Нины кропотливо отвечала на сто вопросов по теории. Причём по сложности и предмету они стояли сильно вразброс: первый вопрос был про три закона Гампа, а второй про модифицированные конструкты для долгосрочной двойной трансфигурации, где первое превращение было из живого в неживое, а второе из неживого в ещё одного неживое, существенно отличающееся по структуре элементов.

После письменной части мы с Ниной ушли пить чай, пока Учитель проверял мой свиток. За непринуждённым разговором Нина поинтересовалась у меня Ловцами, похвалила за креатив, снабдила ещё одной коробочкой материалов для них и скормила мне две порции орехового пудинга.

Практическую часть экзамена проводил сам Гаспард, и вот здесь мне пришлось выложиться на полную. На протяжение двух часов я превращала, накладывала многоступенчатые трансформации, возвращала предметам исходный вид, чинила без использования дополнительных материалов, лишь истощая имеющиеся материи, создавала точную сложную копию древней китайской вазы, миллион раз меняя и подгоняя по размеру каждую мелкую завитушку на её ручках.

Финальным заданием было создать сотню разноразмерных и отличающихся друг от друга светлячков. Причём делать это нужно было единовременно, чтобы управлять всеми сразу.

Думаю, ещё одну трещину в моём стылом сознании проделал вид погруженного во мрак просторного тренировочного зала, освещаемого мягким нежным светом сотни светлячков, трансфигурированных из куля с песком.

На ночь я осталась в коттедже Шинглтонов. После всех перипетий было очень приятно посидеть в просторном кресле перед камином и обсудить дальнейший план обучения.

– Ты отлично справилась, мне не к чему придраться, девочка. – довольно пробасил Гаспард, отпивая из кружки с изображением Ноттингема.

– Спасибо, Учитель. – покорно киваю, с затаённым удовольствием смакуя улун.

– Теперь перейдём с тобой к более узконаправленному отделу, поработаем с детальностью и точностью. Начнём изучать трансфигурацию плодов, исключения по Гампу проинспектируем и дойдём до анимагии. – задумчиво покрутил тёмный ус Шинглтон.

– Учитель? Я готова? – с толикой недоверия в голосе.

– Будешь. Когда блок свой снимешь, да. С блоком на эмоциональной части сознания тебе недоступна духовная магия, а туда входит высшая магия и анимагия. – прищурился Шинглтон.

Я кивнула, прикрыв глаза. Ну конечно, я догадывалась.

В воскресенье утром 19 декабря я возвращалась от Мастера, по дороге заскочив на Косую аллею к Малкин и прикупив в книжном пару пособий для Алисии. В Хогсмите меня ждали. Едва я вышла из воронки перемещения портключом, увидела стоящего неподалёку от Зонко Поттера, которого, как мне казалось, и днём с огнём не сыщешь.

Но на этом удивления не закончились, потому что рядом с Поттером незримой на первый взгляд тенью стоял Нотт. Когда эти двое подошли ко мне, я сумела в достаточной степени изучить их одинаково бледные, взволнованные и изнурённые лица.

Схлестнулась взором с акульими глазами Теодора. Тот внезапно нервно дёрнул щекой.

– Луна, есть разговор. Надеюсь, в этот раз ты меня не проклянёшь. – хрипло каркает Поттер, взъерошивая волосы.

Лавгуд задумчиво постукивала ноготками по керамическому боку кружки с чаем и флегматично рассматривала покрывавшие дерево трещинки. Стол в Кабаньей голове, куда Поттер и Нотт её сопроводили для важного разговора стоял в самом отдалённом и затемнённом углу, не позволяющем слышать посторонним действительно серьёзный разговор.

Луна оторвалась наконец от стола и ещё раз окинула взглядом друзей. Поттер напряжённо протирал в её лице дырку, нервно крутя на пальце перстень лорда. Нотт показательно равнодушно таращился в стену, но и его волнение выдавало трясущееся под столом колено.

– Куда мне нужно будет придти? – наконец отмерла Лу, задавая вопрос и никак не меняясь в лице.

На лице Поттера и Нотта внезапно возникло абсолютно одинаковое хмурое выражение.

– Откуда аппарируем для ритуала? – пояснила свой вопрос девушка, позволяя себе маленькую улыбку.

Хмурые выражения лиц сменились на выражения тупого неверия.

– Я достаточно расшатала блок, чтобы начать желать снять его. Он мешает. – цедит Лавгуд, несдержанно кусая губу.

– 21-ого числа в восемь вечера в холле. – отрывисто сообщает Поттер, даже не думая прятать разгорающиеся надеждой и энтузиазмом зелёные глаза.

Во вторник вечером я тщательно вымылась, причесала свою выцветшую седую шевелюру, намазала виски зельем, спрятала за пазухой обыкновенной белой рубашки очередной Ловец и тихо выскользнула из гостиной. В подземельях меня поймал Теодор, и мы молча проследовали в холл, где у дверей уже стоял мрачный и серьёзный Поттер, странно придерживающий воздух рукой. На мой немой вопрос ответил Нотт, его шёпот лизнул мой слух:

– Там Грейнджер, не отвлекайся. –

До Гриммо мы добирались камином из Зонко. Как только мы попали в гостиную Блэк-хауса, Сириус, ждавший нас, на правах лорда запечатал все входы и запретил доступ в дом. Нас с усыплённой Гермионой переодели в хлопковые ритуальные робы и начался инструктаж.

После небольшого напутственного введения, Сириус перешёл к сути.

– Гарри, Теодор, вы сейчас берете реквизит и идете в ритуальный зал. Гарри, ты рисуешь пентальфу, Нотт, проверь после него и подготовь петухов. –

Парни кивнули и сосредоточенными тенями унеслись в подвалы.

– Теперь вы, леди. – обратился Блэк к спокойной мне и насупленно молчащей Грейнджер. Девушку пришлось разбудить перед инструктажем и навесить Силенцио, чтобы не орала.

– Пока идёт ритуал вы и Гарри будете в трансе. Контролировать ситуацию будем мы с Теодором и мистером Шинглтоном. –

Я вскинулась.

– Не дергайся, твой учитель более всего заинтересован, чтобы его, мхм, воспитанница пережила ритуал и вернулась к себе. – оборвал меня лорд и мрачно глянул на Грейнджер.

– Гермиона. Когда сознание прояснится, всеми силами держись за Гарри. Он будет тебя страховать и на правах неполного магического партнёра вытаскивать из-за грани ритуала. Окклюменции тебя учила моя матушка, так что срывай все свои щиты и дай крестнику вытащить тебя. Ясно? –

Грейнджер угрюмо тряхнула волосами, выражая протест.

– Ничего. – оскалился Сириус, – главное, что услышала, а уж сознание подстроится. –

– Теперь ты. – на меня он глянул уже куда более серьёзно и тяжело.

– Часть ритуала с твоим участием самая сложная. Страховать тебя будут четыре сильных мага, так что не волнуйся – справимся. Тут главная твоя работа – победить своё сознание и спихнуть с него эту стену. Поскольку заклятие Герм перейдёт на тебя, у нас будет несколько минут форы: в этом промежутке твой блок будет ослаблен борьбой с заклятием, но при этом ещё не восстановит бреши. В эти минуты нужно избавиться от блока. – под конец Сириус не выдерживает и сжимает моё плечо рукой, будто желая достучаться до меня.

– Сделаю всё возможное. – киваю скупо, на большее у меня не хватит эмоций. Сириус дёргает губами в ободряющей улыбке. В грудине свербит.

Ритуальный зал Блэк-хауса освещается мерным слабым свечением пентальфы. В его углах стоят на подпитке Шинглтон, Нотт, Сириус и сам Поттер. На пересечениях подле рун расположились обездвиженные петухи. В центре стоят одетые в тонкие робы девушки.

Воздух начинает тяжелеть и густеть едва его прорезает первый хриплый катрен. Гарри раскачивает в себе силу, пробуждает ядро, и уже через минуту в полутьме зала опасно сияют ярко-зелёные глаза лорда Поттера. Следом за ним катрен подхватывают и остальные, заставляя углы пентальфы сиять мерным голубоватым свечением.

Когда Поттер серебряным гоблинским ножом пронзает первую птицу, Лавгуд не медлит. Она рассекает ладонь таким же лезвием и мажет набежавшей кровью Грейнджер меж глаз, прорисовывая руну Лагуз. Гермиону охватывает свечением пентальфы, она обмякает и впадает в транс, глаза её закатываются и подергиваются мутной дымкой.

Лу не медлит, она чертит своей же кровью на своём лбу обратную руну, а потом окунает в кровь и Ловец, висящий на бледной шее.

Спустя ещё минуту обе девушки находятся в трансе, поэтому Поттер окропляет кровью второго петуха три элемента пентальфы и встает во главе звезды, приступая к основной части.

Грейнджер трясёт, её не до конца прикрытые веки дергает, губы безмолвно двигаются. Затем она вся напрягается, как струна, так что видно становится каждую мышцу на девичьем теле, беззвучно кричит, не в силах остановить головную боль. А потом её глаза распахиваются и девушка изо всех сил впивается в Поттера взглядом.

“Держаться за Гарри.” – пульсирует в воспалённом сознании. И она держится.

От подсвеченной голубым ауры гриффиндорки отделяется кривая рваная тёмная тень и, пометавшись по кругу, начинает наползать на Лавгуд. Та стоит не шелохнувшись. Её тоже подбрасывает и сковывает в приступе, глаза наливаются белым туманом, рот широко и беззвучно распахнут, седые волосы живыми змеями ползут по плечам. В этот момент происходит несколько вещей.

Гермиона без сознания падает в центре пентальфы.

Поттер спотыкается на катрене и его глаза начинают стремительно темнеть, из груди вырывается болезненный стон.

Дом встряхивает от удара извне.

Туман, везде этот белый как молоко туман.

Он заползает под кожу и оседает там кислотой, жжётся неимоверно, я будто горю заживо и без огня. Не знаю, сколько длится эта мука. Но вскоре я начинаю видеть вокруг тени и слышать скрипящий нечеловеческий смех.

Тени становятся всё отчетливее, я могу разглядеть скрюченные пальцы бледных рук, светлые волосы, оскаленный в дикой улыбке рот.

Из тумана на меня выхожу я сама. Растрёпанная, бешено вращающая глазами, скалящаяся и безумно хихикающая. Эта Я бросается на меня едва я успеваю как следует разглядеть её облик. Мы как сумасшедшие катаемся по тому, что заменяет здесь пол, я отчаянно отпихиваю от своей шеи её скрюченные пальцы, яростно кусаюсь и пинаюсь, не давая добраться ей до своего лица, которое она стремится разорвать в клочья.

В какой-то момент я начинаю разбирать её безумный визг и вопли. От этих слов мне становится тошно, сердце бьётся заполошнее.

Тебя нет.

Я убью.

Заберу.

Отдай мне своё Я.

Она обещает убить меня во мне. Последнее, что осталось от меня – это я. Нельзя. Не давай, борись. Ярость застилает мне глаза.

Я не позволю.

Защита превращается в нападение, я оказываюсь сверху, наношу по моему-не моему лицу удары, яростно бью светлой головой об пол, выворачиваю ей тонкую костлявую шею до хруста. Когда оно пытается выскользнуть из-под меня, яростно кричу и придавливаю сопротивляющееся тело к земле. На меня в бешенной сжигающей меня ярости и сумасшествии глядят безумные черные глаза Извращённой сути. Я стискиваю зубы так, что они скрипят жутко. Вокруг начинает темнеть, чужой рот изгибается в кривом оскале.

Я проигрываю?

Внезапно хочется истерично засмеяться. Я опережаю себя-не себя, разрезая своё лицо жутким оскалом-улыбкой. Оно теряется, торжество уходит из проклятых глаз.

– Авада. Кедавра. – с жестокостью и силой произношу, вкладывая в эти слова все свои копившиеся столько месяцев горе, злость и отчаяние.

Синяя кошмарная вспышка оплавляет тело проклятия, оно жутко визжит, стараясь ускользнуть из моих рук.

Оно рассыпается. Туман отступает, светлеет. И я вижу её. Вижу стену льда, покрытую столькими трещинами, что и сосчитать сложно.

Я бегу, бегу во весь опор, сжимая зудящие от ожогов пальцы в кулак. Обстановка вокруг трескается и начинает светлеть всё быстрее. Теперь её свет слепит. Но я уже тут. Кулак со всей доступной силой врезается в лёд. Прежде чем я окончательно теряю зрение в этом слепящем свете, я вижу, как рассыпается стена, осыпаясь странным ледяным пеплом.

Хорошо.

Комментарий к Часть 24 В которой замки открыты Ну короче тут всё ясно вроде, в следующей главе поясню что случилось.

И я уже думаю как закруглять всю эту волыну, чтобы случилось то самое “долго и счастливо”.

====== Часть 25. В которой грядёт битва ======

POV Теодор Нотт

После нетипично резкого для Лавгуд предложения мне самому подойти к Поттеру по поводу его невесты, я был достаточно взбешён, чтобы отстать от девчонки. В самом деле, её чертов незаинтересованный, нарочито бледный и равнодушный взор бесили почище кривых взглядов чистокровных с других факультетов.

О да, если бы недуг матери был единственной проблемой, которую после себя оставил отец, но нет. Он даже гния на нижних камерах Азкабана умудрялся отравлять мою жизнь через разномастные в спектре цветов, но такие одинаковые в человеческом презрении и недоверии взгляды студентов. Даже Блейз непривычно сторонился моего общества, будто боясь запачкаться. Малфой был мне друг, но он тонул в собственных проблемах и тягучем волнении за семью. До меня ему не было ровным счётом никакого дела.

А мне не было дела ни до кого кроме неё.

Я думал, что самым тяжелым временем для меня стало лето. Но матушка уже к началу октября почти поправилась, и я отослал их с Данброк в Италию, памятуя о нежных воспоминаниях Луны о Лимоне.

Лавгуд.

Наша с Поттером встреча разделила моё существование на “до” и “после” действительно страшного кошмара. Когда я направлялся к кромке Запретного леса, стискивая под мантией талмуд по ментальным техникам и темнейшим заклятиям, я был твёрдо намерен выменять его на информацию о том, что связывают Поттера с моей… с дорогим мне человеком.

Я не знал, что правда будет неожиданнее и больнее моих глупых, как бы сказал отец, надуманных волнений.

Поттер, чувствуя себя обязанным за информацию по “Извращённой сути”, выложил всё как на духу. Друзья, партнёры, идейные соратники в борьбе с играми Хогвартса – вот кем были Лавгуд и Поттер. Тот не лгал, поклялся мне даже, сразу видя моё глухое недоверие.

А потом я спросил не знает ли Геройский мальчик, отчего Лавгуд стремительно изменилась в характере. Я не ожидал, что гриф нахмурится, побледнеет и заметно осунется. Не ожидал, что хриплое “У неё отец летом умер” кувалдой огреет меня по затылку и сделает из моего лица чертову идеальную маску, которая на подкорку вшита отцовским воспитанием.

Гриф ещё что-то говорил, но я не слышал, вспоминал только: свой грубый шёпот “Прекрати выглядеть как человек, у которого кто-то умер” и больную, треснувшую на фарфоровом лице усмешку; туманный застывший взгляд на уровне морды чёртовых фестралов, которых она видела со второго курса и невесомое касание к невидимым для меня тёмным тварям.

Поттер даже не сопротивлялся, когда я сказал, что пойду до конца. Только посмотрел на меня по-слизерински внимательно и устало признался, что не в силах больше сам помочь близким людям. Я не стал говорить, что все мои действия стимулом теперь имеют попытку помочь Луне. Незачем. Он это понял.

Как же тяжело было все эти месяцы наблюдать за ней издалека. Из Тайной комнаты я выползал опустошённым после очередных часов кропотливой, но абсолютно безрезультатной работы и запоротых рассчётов. А она сидела в глубоком кресле у камина, тонкая, хрупкая, стеклянная, с застывшим серым взглядом в огонь и мелькающим меж пальцев челноком фриволите.

И в эти минуты мне казалось, что всё бесполезно. Шинглтон, с которым мы в то время уже вышли на связь, говорил, что подвижки есть, но чертовски незаметные глазу. Я изучил её образ вдоль и поперёк. Он настолько отпечатался на сетчатке, что одним ранним утром я понял – её прежний облик стирается из моей памяти. Я перестаю помнить ту, другую Луну.

Поэтому в день, когда в Кабаньей голове она дала согласие на ритуал, а Поттер сбоку от меня облегчённо стёк по стулу, я мог только думать о том, что этот чёртов грязный тёмный бар с его драными столами и грубыми чашками совершенно не подходят ей. Он будто пачкал её тонкие запястья, осквернял мрамор седых прядей, марал прямой и чуток более живой, чем у мертвеца взгляд.

А она будто и не пыталась выкарабкаться. Ей было плевать на то, что ритуал в любой момент может пойти наперекосяк. Луна равнодушно очерчивала взглядом пентальфу, петухов, серебряный нож у своих босых ног. Она спокойно дышала намагиченным воздухом, твёрдой рукой рисовала на лбу Грейнджер руну. А потом они обе пропали в трансе.

Пока Поттер читал катрены и в качестве проводника стаскивал с невесты заклятие, нас трясло от мощи ритуала. Магия пригвождала к грубому полу ритуального зала, силы уходили бешеными темпами, даже Лорду Блэку и Мастеру Шинглтону было тяжко. А я не мог думать ни о чём, кроме того, чтобы она выдержала. Ожидая второй части ритуала, я запрещал себе даже думать о том, что будет, если она окажется не завершена.

Когда рябая тень заклятия проникла в Лавгуд, буря улеглась. А потом Луну подбросило в воздух и распяло над центром пентальфы. Глаза, которые должны были быть объяты белой дымкой, внезапно распахнулись, озаряя ритуальный зал ослепительным синеватым свечением.

Вот тогда всё рухнуло.

Грейнджер потеряла подпитку от центрального угла пентальфы, где стоял Поттер, и рухнула на пол. А сам гриф взвыл от боли, схватился за грудь и попытался вновь встать, но его глаза уже заволакивало тьмой. Случилось то, чего мы больше всего страшились – запустилась инициация некромага.

Рвя и сжигая свои магические каналы, я своей силой рванул его связь с Лавгуд на себя. Вовремя, ещё секунда промедления стоила бы Лу жизни. Всё это заняло едва ли пару секунд, а Блэк-хаус сотрясло от удара. Блэк всего мгновение прислушивался к дому, уже через секунду его лицо озарило облегчение, а в ритуальном зале появился взбешённый немкромаг-Наставник Поттера Владислав Березовский, который молча забрал стонущего гриффиндорца и исчез.

Теперь ритуал висел на мне, Шинглтоне и Сириусе. Я перенаправил основной вектор пентальфы на себя и сосредоточился на Лу. Дар Ноттов к ритуалистике не дал мне умереть и направлял меня, пока я до рези в глазах вглядывался в непонятно ведущую себя магию Лавгуд.

Она беззвучно кричала, борясь с “Извращённой сутью”. Кричала, выгибалась, из распахнутых светящихся очей текли слезы и впитывались в ворот робы. А через несколько томительных минут незримой борьбы, её волосы начали сереть, темнеть, иссыхать на концах. Заклятье непостижимым образом впитывалось, уходило в них. Когда почти половина длины белой гривы стала чёрной от магии ритуала, я интуитивно прислушался к Дару.

Подчиняясь велению рода, я взял в руки нож и одним движением отсёк “грязь”. Магия ритуала тут же сожгла пряди синим пламенем. Мерлин, сколько синего… Заклятье ушло. Остался блок.

Лицо у Лу умиротворённое, спокойное. Глаза больше не светятся, они закрыты. Её тело медленно оседает на пол зала. Пентальфа тухнет. Я крепко держу её, не даю упасть на холодные плиты. Это ещё не конец.

– Юноша! – кричит мне Гаспард, кидая что-то маленькое. Ловец.

Накидываю его на тонкую шею, крепко обхватываю её голову ладонями, давлю на виски. Ну же, я легилимент, Моргана бы всё побрала!

– Луна, вернись. –

Треск льда.

Лавгуд выныривает из забытья рывком, чуть не калечась о придвинутое слишком близко к кровати кресло с резными ручками. Девушка на протяжение нескольких томительных минут сидит на кровати, слепо щурится на расплывчатые очертания уже узнанного Блэк-хауса и отчаянно вспоминает.

Смерть отца. Боль. Жжение в голове.

Долгие пресные месяцы существования. Болото безразличия ко всему. Серый спектр обозрения мира.

Ритуал. Боль. Жжение в голове.

Девушка интуитивно хватается за голову и каменеет, приглаживая пряди. К зеркалу она едва ли не бежит, с непривычки спотыкаясь и теряя координацию. Абсолютно целиком седые гладкие пряди, не достигающие теперь даже лопаток.

Лавгуд ошалело прилипает к зеркалу едва ли не вплотную, разглядывая уродливые ярко-синие прожилки на радужке, осколками разбивающие спокойный серый цвет. Она смеется. Громко, с надрывом. В ужасе и облегчении смотрит на мокрые от слёз подушечки пальцев. Ноги не держат её, Лу надломлено падает на толстый ворс около трюмо.

Абсолютно искалеченная душа, абсолютно искалеченный разум, ни одного живого места там не осталось. Теперь это уродство и на внешний вид переползает. Какая дурость, какая жалость. Девушка остервенело трёт глаза, оставляя в ладонях несколько белёсых ресничек.

Распахнувшаяся дверь заставляет её заторможено обернуться. Лавгуд тяжело поднимается, даже не думая поправлять мятый подол ночной сорочки.

Бледный, взволнованный, со сжатыми в тонкую полоску губами, Теодор Нотт в изумительной нерешительности замирает на пороге комнаты. Его пальцы и губы подрагивают, будто он собирается что-то молвить или сделать, но не решается. Тёмные глаза судорожно впиваются в обезображенные ритуалом серо-синие очи.

А она не может больше. Она делает шажок вперёд, и ещё один. Тяжело моргает, кривит рот в трещине-улыбке, не стесняется теперь уже ни слёз, ни седины.

– Привет, родной. – всхлипывает она, беспомощно разводя руками.

“Вот она я. Смотри на меня. Я вся такая. Поломанная, странная – держи меня, больше некому. Держи, потому что сил осталось только на улыбку. Одну. Искреннюю. Для тебя.”

И он держит. Шагает отрывисто вперёд, впечатывает, вплетает её в себя. Угловато гладит по выцветшим волосам, тихо дышит в макушку. И только пальцами крепче стискивает худые плечи и тонкое тело, пересчитывает лесенку рёбер, давит к себе ближе, к самому сердцу.

И набившему оскомину “Всё хорошо” Лавгуд верит только, когда они звучат из его уст.

Три дня они заперты в Блэк-хаусе. Поттер и Березовский не подают вестей, значит инициация ещё идёт. Кричер потеряно мечется от одного обитателя особняка к другому.

Сириус на взводе громит каждый день тренировочный зал, чтобы вечером тихо сидеть в комнате Грейнджер-Розье и рассказывать ей что-то успокаивающее из библиотечных фолиантов, сменяя портрет матери. А ведь у девушки была жуткая истерика. Всё помнить, внутренне осознавать неправильность своих действий, но быть неспособной долгие месяцы противостоять магии заклятия – она всё время подвергалась кошмарному скрытому стрессу, который приводил в диссонанс её личность.

Девушка плачет навзрыд, когда Вальбурга говорит, что шрамы от Кровавого пера не вывести ничем. У Грейнджер на нежной коже костяшек горит кровью чёртово “Я не должна лгать”. Лу молча сидит с ней, гладя по ране. За её спиной маячит Теодор, ни разу ещё не оставивший её в одиночестве дольше, чем на пять минут за последние сутки.

С ним они тоже молчат. Не осталось ничего, что стоит говорить вслух. Им достаточно лёгкого как пёрышко прикосновения к сознанию друг друга – и все эмоции, как на ладони. Ладони, которые они теперь постоянно держат сплетенными, потому что так легче. Потому что так есть за что держаться.

Поттер появляется в Блэк-хаусе по истечении трёх суток. Он бледен, спокоен и за ним удушливым саваном тянет холодом смерти. Инициация прошла. У Поттера на шее кулон Наставника, а на поясе помимо палочки посох с обсидиановым камнем.

Альбус Дамблдор устало жуёт лимонную дольку, стараясь не пропустить мимо ушей отчёт Моуди о копошениях Пожирателей. Строго говоря, директору бы волшебную грелку под ноющую поясницу, феникса в охапку и завалиться спать часов на 12, но у него на столе три экстренных и явно не дружеских письма от Фаджа, в пять часов грозилась зайти треклятая Амбридж, а Моуди всё никак не затыкается со своей паранойей по поводу жалкой кучки отребья из Лютного, у которых, Альбус был уверен, и меток то не было.

В итоге, он невнятно просит бравого аврора не спускать с Пожирателей глаз и выдаёт недельный список дежурств на ключевых точках, после чего вежливо спроваживает вояку восвояси. Ответить Фаджу, напустив пыли в глаза, занимает у него не более получаса, после чего он меняет пароль у горгульи и с удовольствием пропускает госпожу Инспектора лишь спустя четверть часа с назначенного для времени встречи.

Министерская бульдожина вцепляется ему в глотку жутким хватом, но Альбус умело лавирует среди её уловок и изящно прикрытого хамства. Впрочем, всё плохое когда-то заканчивается, и Дамблдор, отклонив требование уволить ряд преподавателей, обещает милейшей Долорес заняться кадровым набором. Впрочем, эту волокиту он спихивает часом позже на вовремя зашедшую Минерву.

Вот теперь можно и покумекать. Трелони в замке уже лет как 15 не нужна, но подконтрольная, хоть и слабая провидица под боком – это удобно. Преподавательницу маггловедения, ужасно ознакомленную с предметом, он специально держит в штате, ведь с её помощью так удобно контролировать деградацию аристократической прослойки студентов. Ну а преподавателя астрономии стоит заменить на… Тут Дамблдор едва ли не мерзко хихикает от открывшихся перспектив. Давненько он не болтал с тем кентавром-отщепенцом.

И ещё Поттера давно не видно. Пора пригласить мальчика на чай и наконец заняться просвещением героя. Да, заодно от невесты его окончательно отвратить, а то свербит у Альбуса, ох свербит предчувствие странное, да.

И пароль надо опять на башне поменять. Пусть будут “Ежевичные бусинки”!

Лорд Волдеморт жадно втянул узкими щелями-ноздрями запах свечей и тайны, и шипящим голосом приказал всем присутствующим встать. Его рыцари снова были с ним. Не все и не те, конечно, но сбрендившему мозгу казалось, что он вновь был окружён верными псами.

– Итак, мои верные сссслуги! Сссегодня знаменательный день. Я хочу объявить-сссс о том, что очень сссскоро магическая Британия будет подчинятьссссся только нам! Но ссссначала мы захватим оплот надежды и выссссшей ценноссссти их жалкой сссисссстемы…. Готовьтесь, друззззззья, скоро мы захватим-ссс Хогвартсссс! – торжественно, с нотками упивающегося величием безумия произносит Тёмный лорд.

Кисловатый удушливый запах малой голубой гостиной Малфой-манора огласился яростными одобрительными и абсолютно дикими воплями головорезов и шпаны из Лютного, скрежетом зубов редких оборотней и клёкотом призванных Руквудом пятидесяти призрачных воинов – бывших членов королевской гвардии, а ныне подчинявшихся недоучке-некромагу магических-вампиров.

Скользнувший в тень подальше от безумства Люциус Малфой уже наплевал на конспирацию и почти в открытую писал сыну письмо с предупреждением. Пусть Хогвартс готовится к защите.

В Азкабане голову с соломенной подстилки подняла овдовевшая несколько недель назад Беллатриса Лестрейндж.

Комментарий к Часть 25. В которой грядёт битва Чувствуете? Пахнет финалом.

====== Часть 26. В которой Поттер собирает армию ======

POV Гермиона Грейнджер-Розье (будущая Поттер)

Я сильная. Всегда была истинной дочерью Гриффиндора, как бы не плевалась мадам Вальбурга, как бы не зверствовала Амбридж. Я не просто так получила среди софакультетников прозвище Львицы. И теперь его нужно было оправдать.

Те три дня, что моего Милого не было рядом после ритуала, я сшивала себя по частям, чтобы по прибытии он встретил свою боевую подругу и отчаянно смелую Львицу, а не жалкое истеричное нечто с моей фамилией.

Мне очень помогли Блэки и Луна Лавгуд. Мы много разговаривали с Сириусом и слизеринкой, от них я узнала самое важное, что пропустила, пока была за ширмой своего безумия.

Есть кое-что, что всё же выше всякого человеческого понимания.

Я не нюня, никогда не позволяю себе слабость и женские истерики, но это… Самое болезненное для меня воспоминание о кошмаре кровавыми рубцами перечёркивало мою левую руку. “Я не должна лгать”. И я не стану.

Последний раз плакать я себе позволила именно тогда. Мы с Лу сидели в моей комнате, вцепившись друг в друга до побелевших пальцев, а малышка Лавгуд дрожащим больным голосом повествовала о смерти отца. И вглядываясь в жутко-прекрасные серо-синие глаза, я роняла крупные слёзы на атласные подушки, мысленно клянясь никогда больше не плакать. Потому что очи у Луны сухие и воспалённые, но слёз там нет, хотя её волосы и сердце покрывает ранняя седина.

Поэтому когда из камина на Гриммо вышел мой Милый, поменявшийся до неузнаваемости, шагнувший за черту живых, поцеловавший руку Вечной госпожи, я встретила его крепкими надёжными объятиями и твёрдым взглядом.