Текст книги "Бабочка в табакерке (СИ)"
Автор книги: Kreola Lita
сообщить о нарушении
Текущая страница: 6 (всего у книги 8 страниц)
Через неделю они пересекли границу Ордотии и вошли в Кумур. Здесь Олешке повезло, они два раза присоединялись к обозам и можно было спокойно ехать на повозке, запряжённой маленькими лохматыми коняшками, а не намерять дорогу своими двумя. Олешка ещё в первые дни пути натёр изрядные мозоли, думал, уже совсем не сможет идти. Хильге молча указала на его ботинки и на придорожную канаву, заваленную мусором. Парень послушно разулся, но ботинки не выбросил, понёс в руках. Жрица только хмыкнула. Идти босиком было непривычно, но всё же легче. Впрочем, в первом же торчке жрица сторговала для него войлочные сапоги. Не однажды можно было купить и лошадей, но Хильге их словно не замечала и продолжала путь пешком. Должно быть без Олешки она добралась бы куда быстрее. За всю дорогу он ни разу не видел, чтобы она спала. Ела – и с аппетитом – столько, сколько и ему, парню, не съесть. Плюхалась на лавки и лежанки на постоялых дворах, с видимым удовольствием протягивая ноги в плетёных сандалиях, но плаща не снимала и глаз не закрывала. За месяц пути Олешка так и не узнал, что же у неё под плащом.
До границы Круга Западных Врат оставалось полдня пути. Они поднимались вверх по склону, заросшему высокой травой и кустами бузины. Неожиданно узкую тропку им преградил косматый мужик в чёрном плаще и с таким же горбом как у Хильге.
– Жрица! Тащишь своего найдёныша? – мужик кровожадно оскалился, – Без него давно была бы дома. Плюнь, отдай его мне, – и разбойник обнажил большой обоюдоострый меч.
Хильге отреагировала молниеносно, выхватила свой клинок и рывком скинула плащ. За спиной вместо горба раскрылись пушистые, цвета спелого абрикоса, крылья, которыми она и загородила Олешку.
Вороновы крылья напавшего в два взмаха подняли его в воздух. Крылатые дрались, то опускаясь к самой земле, то взмывая в небо так высоко, что превращались в две чёрные точки. Олешка следил за поединком дрожа от волнения, готовый в любую минуту разрыдаться как ребёнок, так он боялся потерять свою немногословную спутницу, ставшую за время пути почти родной. Вдруг раздался треск кустов и на свободное пространство выломились из зарослей два кентавра. Один из них нёс на себе всадницу.
– Сделай же что-нибудь! – закричал один из них.
– Нет, – осадила его жрица с белыми крыльями, – ты же знаешь, мы не имеем права вмешиваться.
Второй кентавр опустил арбалет рыча от досады. А наверху Ворон одолевал крылатую женщину. Поединок в поднебесье близился к завершению. Клинок Хильге был короче и легче, чем меч Ворона, а друзья по какой-то им ведомой причине не могли помочь. Олешке не хотелось верить, что всё закончится так скоро и так нелепо. Кентавры зло вскрикивали что-то, темноволосый то и дело вскидывал и беспомощно опускал своё оружие. Ворон кружил над Хильге, прижимая её к земле, отнимая высоту, необходимую для манёвра. Неожиданный взмах, и тяжёлый меч, как сама неотвратимость, полетел в жрицу. Случилось чудо! Она сумела увернуться и к ногам Олешки посыпались чёрные перья. Ворон спланировал вниз и упал где-то неподалёку, кусты затрещали под его телом. Хильге опустилась на траву. Её одежда и крылья были забрызганы кровью. Олешка думал, что она ринется добить обессиленного врага, но все четверо поспешили дальше наверх. Свой меч жрица повесила обратно на перевязь, а захваченный в бою передала кентавру. Его курчавые волосы и шерсть цветом более всего походили на спелую тёмную почти до черна вишню. Второй кентавр, как и жрица, был белым, однако хвост и волосы его были окрашены разноцветными прядями.
Маленький отряд перевалил через вершину холма, и Олешка увидел вдали городские башни и за ними, гору, уходящую вершиной в небеса, словно спрятанную от лишних взглядов сначала полосой тумана, а выше – белыми кучками облаков. Огибая озерца и холмы, к городу стремилась дорога, вымощенная камнем. Форпост Круга Западных Врат. Копыта людей-коней звонко зацокали по булыжнику. Утренний туман таял, расплывался серой дымкой. Олешка чувствовал себя не в своей тарелке сидя верхом на спине белого кентавра. Кентавр был одет в кожаный жилет, перетянутый ремнём в том месте, где человеческое тело переходило в конское. То место, где у лошади должна быть грудь, а у человека уже совершенно другое, у кентавров было прикрыто панцирями с чеканными изображениями крылатых коней и жриц. На вишнёвом кентавре сидя по-женски боком ехала Хильге. Вторая жрица – Антер – летела над ними. В свете утреннего солнца её белые крылья отливали розовым. Войдя в город, они остановились у ближайшей гостиницы.
– Здесь наши дороги покамест разойдутся, – сказала Хильге. – Мы должны прибыть ко двору до начала церемонии, а ты останешься здесь и подождёшь паломников. Ты узнаешь их сразу, они будут говорить на твоём языке. С ними и пойдёшь дальше.
========== Глава 12. ==========
День не задался сразу и всерьёз. Только вставши мне никак не удавалось причесаться. Грязные, немытые неделю из-за болезни, волосы никак не хотели закручиваться в пучок на макушке без «петухов» и хвостов. Я тихо материлась перед зеркалом в прихожей, вдруг над самым ухом рявкнул дверной звонок. Я подскочила от неожиданности и рассвирепела – трезвонить в такую рань! Не глянув даже в глазок я распахнула дверь и набросилась на звонившего с претензиями. За дверью стоял милиционер. Он ошарашено захлопал глазами и попытался оправдываться. Оказывается, он принёс нам письмо от Рея. Мне стало ужасно стыдно. Но я, как обычно, не смогла отступить и продолжала ворчать на него, оправдываясь тем, что он мог разбудить ребёнка. Письму я, конечно, обрадовалась и попыталась всё-таки извиниться перед пришедшим, но получилось как-то бестолково. Он ушёл обиженным, а мне стало совсем худо на душе.
В кои-то веки решив не жмотиться, я повезла ребёнка в садик на маршрутке. И надо же было гаишникам именно сегодня повесить знак, запрещающий поворот на Мончегорию. Главное, остальные шофёры на знак наплевали и ехали обычным маршрутом, а наш потащился в объезд, пришлось выходить и целую остановку шлёпать пешком. С таким же успехом мы могли ехать и подешевле – на троллейбусе. Вдруг раздался хлопок – это всё содержимое моего пакета плюхнулось на асфальт прямо между трамвайных путей. Дно у пакета словно бритвой разрезало, только что выстиранная кофта вся перепачкалась, так как на улице было слякотно – всю ночь моросил дождь. Сынишку я довела только до калитки и в половине восьмого снова была на остановке. Подъехал нужный автобус, но я не то что втолкнуться, даже и подойти к нему не смогла. Следующий приехал уже через пятнадцать минут, но плёлся как черепаха, застревая на всех светофорах. В двери ломились бабульки, едущие рано по утру в церковь. У Карповки они, кряхтя и охая, полчаса выгружались, ругаясь на всех подряд. У меня уже руки отваливались держать кое-как завязанный пакет, когда удалось наконец сесть, на меня навалился какой-то мужик. Возрастом он был ближе к пенсии, в очень приличном костюме и начищенных ботинках, очевидно не работяга. Через какое-то время я поняла, что он трётся об мой локоть явно получая от этого удовольствие. Извращенец. Я, как смогла, отодвинулась на сиденье. Народу в салоне автобуса заметно поубавилось, у мужика уже не было повода прижиматься к сидящей пассажирке. Однако, неплохо устроился чувак. Едет с утра по раньше на работу в давке и совмещает приятное с полезным. И почему вот я не получаю удовольствия, когда меня в транспорте по утру к мужикам прижимает? Наверное, мужики всё не те. Кого бы по моложе да по симпатичнее… Вылезая из автобуса, я опять уронила свои вещи – на сей раз у сумочки отстегнулся ремешок. На работу я опоздала минут на сорок. И это только ещё утро. Господи, что же будет днём? Потолок на голову упадёт? В училище случатся разом пожар и потоп?
Однако днём ничего особенного не произошло. Я получила возможность без суеты прочесть мужнино письмо. Оно написано ужасными каракулями, коротенькое. Я перечла его три раза подряд, спрятала в сумку и снова достала не в силах выпустить из рук это сокровище. Рей писал, что условия жизни крайне неважные. Отцы-командиры на войне умнее не стали. Очень тоскливо и хочется всё бросить и уехать. «Ты мне часто снишься…» Как хорошо было бы нынче тоже увидеть его во сне! Вряд ли.
В обед с очень «секретным» выражением лица ко мне подошёл Антоха и испросил дозволения на очередную ночёвку в училище тёплой кампании по поводу чьего-то дня рождения. Поспать мне удастся вряд ли, разве только пивом угоститься у студентов.
К вечеру, когда основная масса народа потянулась на выход, в училище заявился Петрович перемолвиться парой слов о чём-то с новым директором. Со мною он опять был чрезвычайно учтив. Выразил сочувствие по поводу смерти папеньки и отъезда мужа. Откуда он всё знает? Видимо, этот вопрос был настолько ясно начертан на моей физиономии, что Петрович взялся нудно мне объяснять какие-то совершенно невероятные вещи про множественность личностных проявлений в Мире, и о том, что если в одной реальности с личностью что-то происходит, то в другой реальности она непременно об этом узнает. Так вот куда девалась книга, которую я безуспешно искала в библиотеке! Похоже, старый дурак всерьёз увлёкся мистикой. Теперь это чрезвычайно модно. Только я здесь всё-таки причём? Меня спасло появление моей ночевальной компании, вернувшейся из магазина. Почему-то их появление вызвало у Петровича бурный восторг. Он воскликнул: « Здравствуйте, дети! А скажите-ка мне вот что…» – и
увлёк всю компанию куда-то в недра училища. Я испугалась, как бы они не вздумали его на день рождения пригласить. Не знаю, то ли радоваться тому, что этот старый пьяница от меня отстал, то ли тревожиться по поводу его общения с подгулявшими студентами.
Закончился этот день так же отвратительно как и начался. Едва я закончила уборку, дверной звонок оглушительно взревел в пустом здании. Решив, что это вернулись мои ночные арендаторы – за вечерней суетой я как-то упустила из виду, куда они подевались – я открыла дверь. Ох! Если бы я только взглянула, кто там за дверью. Прикинулась бы ветошью и ни за что не открывала. На огонёк зашла одна из преподавательниц – дама весьма постбальзаковского возраста – со своим кавалером. Они были изрядно навеселе и зашли просить денег. Я не смогла им отказать, выудила из своего тощего кошелька полтинник и очень понадеялась, что они сей же час уйдут. Как бы не так! Кавалер был отправлен за пивом, а дама принялась изливать душу и заодно на правах старшего товарища учить меня жизни. Кавалер скоро вернулся. Мне не хотелось никакого пива, а хотелось горячего супу и лечь на диван. Но дама бухтела и бухтела, вернувшийся кавалер попытался вклиниться в разговор, чем весьма её огорчил, так что дело чуть не дошло до драки. Оскорблённая дама ушла хлопнув дверью, пригрозив, однако, что сейчас вернётся. Мужчина очень извинялся! А его гордая возлюбленная вернулась в сопровождении двух таких же подвыпивших и весьма молодых людей. Этого мне только не хватало! Тут уже ни о каких реверансах перед старшим поколением не могло быть и речи, я просила всех немедленно покинуть вверенный мне объект. Был уже первый час ночи. Мужчины удивительно чинно ретировались, но дама отнюдь не успокоилась, она стала требовать ещё денег. Шипела: «Ты много на себя берёшь, Лиза!», обвиняла меня во вранье и других грехах, пыталась шантажировать. «Ты здесь перетрахалась со всем училищем, но я же молчу…» – я даже не обиделась, мочи уже не было. Я, молча, культурно вывела её за порог и заперла дверь. Через три минуты я уже лежала на диване, накрывшись тоненьким одеялом, понимая, что к утру под ним замёрзну, но встать, чтобы укрыться сверху дежурным тулупом уже не было никаких сил. Гости продолжали скандалить под окном. Я закрыла глаза и приказала себе не слышать, не думать, не чувствовать – надо спать. Мне показалось, сегодня я выдержала испытание злом.
***
Трое молодых людей и две девушки весело отдыхали в столовом зале гостиницы. Натуральный блондин производил впечатление очень легкомысленного человека. Его девушка – Анна – наоборот, казалось, слегка напугана происходящим. Вторая барышня держалась ближе к очкарику Роману, но всё-таки было понятно, что они не более чем друзья. Третий парень, Антон, казался мрачным, но с кислой миной говорил такие вещи, что остальные покатывались со смеху. Олешка сразу узнал людей из своего мира, но не сразу решился к ним подойти, мучаясь вопросом, как примут они его, знают ли, что он должен к ним присоединиться. И как они попали сюда? Кстати, это надо непременно выяснить. И, подойдя к кампании, он сходу так и спросил:
– Ребят, а вы как сюда попали?
– Вот, я же говорила вам, что нас здесь понимают, – обрадовалась барышня.
– Правда, очень приятно, что Вы нас понимаете. Антон, – Антон пожал Олешке руку и, не дожидаясь, пока он тоже представится, продолжил. – А мы как раз обсуждаем, как мы сюда попали. Вот Павел утверждает, что нас отравили. Анна считает, что это массовый психоз. А я придерживаюсь версии, что это наведённая галлюцинация. А Вы местный, надо полагать?
Пристальные взгляды девушек вогнали Олешку в краску неожиданно для него самого.
– Я наверное оттуда же, откуда и вы. Ну, во всяком случае, меня предупреждали, что я встречу людей из моего мира.
– Так это значит просто другой мир. Ага. Понятненько, – уяснил для себя Роман.
– Выходит, Петрович нас не обманул? – удивилась Анна, – Он действительно протолкнул нас в какую-то дверь меж реальностями?
– Он сказал не дверь, а щель, в которую он сам пролезть не может.
– Он один, значит, не может, а мы впятером пропёрлись. Очень интересно.
– О чём вы спорите вообще? – не выдержала серьёзная барышня. – Какая разница, где мы и как тут оказались? Главное, нам обещали, что нас вернут.
– Поддерживаю, – заявил Антон. – Давайте используем подвернувшийся случай, будем знакомиться с местными достопримечательностями, обычаями и населением. Смотрите – кентавр!
Дворец Закатного города /мне не нравится это название, но другое я пока не придумала/ своей высотой поражал воображение: горный пик, уходящий в облака, опоясанный балконами, террасами и колоннадами. Начинаясь внизу перед дворцом широкая лестница по спирали уходила куда-то ввысь, то скрываясь в недрах дворца, то выныривая наружу, повисая целыми пролётами в воздухе. Праздник первого осеннего полнолуния начнётся с того, что торжественная процессия обойдёт подножие дворца против солнца.
Паломники выстроились вдоль перил диковинной лестницы, толпились меж колонн, обрамляющих площадь перед дворцом, самые удачливые пробрались на террасы первого яруса. Массивные двери, украшенные резьбой и позолотой, медленно отворились. Впереди процессии гарцевал кентавр в золотом набедреннике (или нагруднике – это как посмотреть), с мечом на перевязи и длинным копьём в руках. Он зорко осматривал ряды зрителей, в какой-то момент он взмахнул рукой, словно намереваясь запустить в толпу своё оружие. Все притихли. Стало слышно как шагают по каменным плитам лёгкие кожаные сандалии жриц. Верховная жрица – зрелая статная женщина, тонкие идеальные черты лица, чёрные как смоль волосы и крылья. В одежде нет ни пышности, ни пошлого блеска, есть изящество, сдержанность и одновременно величие. Украшений нет. Только голову венчает резная корона из белого металла, украшенная сверкающими камнями. По бокам от неё две жрицы в белых хитонах, перехваченных широкими кожаными поясами. Они вооружены. У Хильге на перевязи меч, захваченный в бою с Вороном. За ними на расстоянии нескольких шагов следовали остальные жрицы и вся королевская свита. Увидев Хильге, спутники Олешки вдруг взбудоражились.
– Да, это же она, она. Невозможно ошибиться.
– Вы тоже знаете Хильге? – обрадовался Олешка.
– Хильге? Нет, мы не знаем никакого Хильге. Вон та рыжая, это же наша Леночка.
Роман тихонько толкнул локтем свою серьёзную спутницу:
– А по-моему та, которая с белыми крыльями, похожа на девчонку с выпускного курса, с дизайна. Тебе так не кажется?
Девушка присмотрелась.
– Вроде да, похожа. Плохо видно. Но Лена прям копия!
Процессия скрылась за поворотом. Паломники расслабились, зашумели, кое-кто уселся прямо на пол, привалившись спиной к резным колоннам балюстрады. Пока процессия обойдёт весь дворец, пройдёт достаточно времени. Олешка вполне успеет рассказать новым друзьям о том, как попал сюда. И они обсудят то, что Леночка всё-таки не Леночка, а Хильге. Это совершенно ясно, потому что у Олешки есть два знакомых кентавра, один из которых как две капли воды похож на Пашу.
Наконец послышались удары копыт о каменные плиты, и на другой стороне площади показался кентавр. Процессия возвращалась, чтобы вновь скрыться за высокими дверями дворца. Вдруг из толпы наперерез шествию выскочил человек. Блеснуло лезвие клинка, занесённого для удара. Свистнул, рассекая воздух, меч, брызнула кровь, окропив одежды жриц и не успевших отпрянуть зрителей. Голова откатилась к толпе, а тело рухнуло под ноги Верховной жрице. С невозмутимым видом, не опустив даже взгляда, она перешагнула тело и удалилась. Антер на ходу убрала окровавленный меч обратно в ножны. Двери закрылись, издав протяжный медный гул. Налетевший отряд кентавров оттеснил всех, кто находился в этот момент на площади, и погнал куда-то вниз, в подвалы дворца. Спутники Олешки старались во что бы то ни стало удержаться вместе. Роман и Паша обхватили барышень, чтобы толпа не разметала их в стороны. Антон тащил за собой Олешку и как-то ухитрялся не отстать от друзей. Внизу всех согнали в огромный зал, очертаниями напоминающий площадь перед дворцом, но по периметру огороженный решётками. Паломники притихли, все грудились вдоль решёток и с надеждой и страхом смотрели на дверь, ведущую во внутренние покои дворца. Анна ритмично всхлипывала, но плакать не смела. Паша метался вдоль решётки повторяя: «Чёрт! Чёрт!». Антон в который раз охлопывал все карманы – очень хотелось курить. Серьёзная барышня и Роман молча сидели, привалившись спинами к холодной стене. Олешка же стоял у самой решётки, вцепившись в неё побелевшими пальцами, и не мог пошевелиться. Он чувствовал, что сейчас произойдёт нечто, касающееся именно и только его.
Когда всем стало казаться, что ожидание продлится вечно, двери открылись. В центральный коридор вышли два кентавра-стражника. Они пересекли зал по всей длине и встали у выхода. Крылатые женщины с мечами и булавами выстроились вдоль решёток и отогнали от них пленников вглубь помещения. И наконец появился крылатый кентавр. Седые волосы свисали до самого лошадиного торса, синие с проседью крылья волочились по полу. Однако тело его, не прикрытое никакой одеждой кроме кожаного набедреника, выглядело здоровым и крепким. Глаза старика были закрыты. Его сопровождали две жрицы. Кентавр медленно прошёл вдоль одной решётки, в конце коридора развернулся и пошёл обратно вдоль другой. Иногда он останавливался, втягивал ноздрями воздух, поворачивал голову будто прислушиваясь. Все смотрели на него с ожиданием. Паша тихонько простонал: «Наверное, выбирает себе жертву». Кентавр тут же повернулся в его сторону и открыл веки. Глаза его были затянуты серыми бельмами.
– Что скажешь, Давр? Виновны ли эти люди? – спросила одна из жриц.
Давр молчал. Он поворачивал голову так, словно мог видеть через свои бельма, и от этого стало жутко! Но вот голос его загремел под сводами зала:
– Все эти люди невиновны! Мы должны отпустить их.
Неожиданно он развернулся и, пройдя вдоль решётки, остановился прямо напротив Олешки, фыркнул и, резко подавшись вперёд, пропел парню в ухо: «Эй, братишка, посмотри в зеркало кривое. Я смотрю туда один, а оттуда двое».
Решётки были отперты, двери открыты, и паломники ринулись на улицу. Кентавры регулировали движение, чтобы перепуганные, рвущиеся на воздух люди не передавили друг друга.
***
– На день золотой луны выпали девятка, тройка и четвёрка, – Сведующая в числах всегда говорит так тихо, что у Верховной жрицы возникает желание переспросить, но не по сану Лодилии корчить из себя глуховатую старушку и провоцировать своих соратниц на сомнения.
Сведующая в числах продолжала нашёптывать:
– Прямой связи между числами нет, она проходит по второй и третьей дугам меридиана. Открытого взаимодействия не ожидается, но последствия объединятся в будущем.
Девятка – гости, тройка – неожиданность, четвёрка – смерть.
– Как думаешь, четвёрка откуда выплыла?
– Через осевой полуоборот. Думаю, будет покушение.
– Покушение, – в задумчивости повторила Верховная жрица.
Давр вчера тоже пел что-то насчёт гостей: кто-то там летит, крылья стёрлися, вы не ждали нас, а мы припёрлися… Откуда только берётся в его голове такое паскудство? Будто он не провидец, а шут балаганный.
Именно после этого разговора Лодилия решилась вопреки традициям вооружить обеих оручниц боевыми, а не церемониальными мечами. Бывшая Верховная кипятилась по этому поводу как взбесившийся чайник, но Лодилия настояла на своём. Теперь ясно – правильно сделала. Вот тебе и четвёрка, а вот тебе и девяточка. Эту компанию Лодилия бы заметила в любом случае, даже если бы слепой Давр не стоял против них несколько минут обстоятельно принюхиваясь, а потом перепугал одного из парней до икоты. Дети из мира-пустоцвета. Всё одно к одному. Тот, кого они ждут, скорее всего тоже придёт оттуда. Наивно думать, что эти гости, странный бой у Южных Врат и срок Бога на горе простое совпадение. Не стоит попросту отпускать этих «детей подземелья».
Над площадью, по которой струились ручьи перепуганных разбегающихся людей, разнёсся усиленный магией голос Верховной жрицы.
– Я – Верховная жрица – обращаюсь к моему народу: оставьте страх, ибо справедливость торжествует. Виновный уже понёс наказание. Чтобы сомнения не терзали ваши души, я говорю вам, двери в Небесный дворец распахнуты, входите без страха, и мы встретим вас с открытыми сердцами, и пребудут дары и милости вам.
Давр, неспешной рысцой возвращающийся в свой манеж, удивлённо повёл бровями и приостановился, слушая, как сыплет бисером Верховная. « Ишь, как заегоривает, – подумал он. – Ну-ну».
Выбравшись из подвала кто-то тут же отправился в обратный путь, но многие остались в городе. Ведь всё страшное позади, а праздник продолжается! Вокруг вспыхивали огоньки костров, скоро их стало не меньше, чем звёзд на ночном небе. Люди готовили на них вкусную еду, плясали вокруг, пели и пили. Инреальностные туристы не очень-то и переживали, наверно от того, что в глубине души не воспринимали происходящее всерьёз. Им обещали некий аттракцион с гарантией того, что он окончится благополучно, и этого достаточно. Оказавшись на свободе, они сей же час вернулись к весёлому времяпрепровождению. Переходили от костра к костру, угощались едой и вином, плясали вместе со всеми, а Антон басом самозабвенно пел вместе с незнакомым кентавром песню на незнакомом языке. Повторять слова за кентавром он не поспевал, по сему ничтоже сумняшись придумывал свои, над ним хохотали, отчего он начинал орать ещё громче и вдохновеннее. Ночь не наступала, потому что весь дворец был освещён факелами, свет их отражался в белой облицовке стен, от этого вокруг было светло, ну, почти как днём.
– Смотрите! – крикнул кто-то в толпе, – Ставлю на Рыжую!
Все обернулись. С верхнего яруса дворца, так высоко, что с земли вместо людей различались лишь смутные точки, кто-то падал вниз. Это две жрицы летели к земле не раскрывая крыльев. Народ засвистел, заулюлюкал. Первой сдалась белая – она распахнула крылья чуть выше второго яруса, через секунду после неё и рыжая вышла на вираж как лётчик-истребитель из пике.
– Рыжая, Рыжая выиграла! – заорали в толпе.
Рядом кто-то из старших заворчал, что дурной пример заразителен. Оручницы, первые после Верховной, а не разумеют, что на них насмотревшись, молодёжь так же вот сигают чёрт-те откуда и суставы себе вывихивают так, что потом по году в воздух подняться не могут.
Вдруг свет стал гаснуть: дворец сверху вниз окутывала тьма, костры вокруг накрывали или заливали. Пришла пора самой таинственной части праздника. Из-за деревьев выполз на небо огромный оранжевый диск луны, и над площадью раздалось мерное низкое гудение – это взяли первую ноту старые кентавры. Затем к ним присоединились более высокие голоса, протяжно выводящие каждый свою партию, негромко, но уверенно. Странное пение накрыло весь город, и Олешка тоже вдруг запел, будто он всегда знал эту мелодию. Со звуками он выдыхал из себя свои страх и непонимание. Ведь явно же, что последние слова Давра относились именно к нему, но что они значили? Этот вопрос терзал парня всю ночь, но теперь он, наконец, избавился от него, выложил в таинственной чужой, но такой своей песне.
На рассвете песня стихла, сошла на нет. В тишине спящего города звонко разносился цокот копыт, во дворе замка, где прикорнули на чьих-то повозках ребята, появился кентавр с шерстью цвета спелой вишни. У него на спине, накрывшись попоной, лежала Хильге. Согнутыми коленями она обхватила лошадиные бока, сложив стопы на атласном тёмном крупе. Одна рука её была подложена под щёку, другая свесилась вниз. Кентавр, улыбаясь, легонько стеганул наездницу хвостом.
– Холо! – воскликнула она испуганно, – зачем разбудил ты меня?
– Пора. Приехали. У тебя, между прочим, крылья есть, а я таскаю тебя на своём горбу.
– Ты кентавр, а не верблюд, и у тебя тоже вырастут крылья, чего возмущаешься?
– Это ты возмущаешься. А у меня крылья вырастут лет через двести. Ты тогда тоже будешь носить меня на ручках?
Кентавр ушёл, а жрица, сладко зевнув, уставилась на ребят. Не спали только Паша и Анна.
– Хотите, что покажу? – спросила она вдруг скорчив гримасу, как делают дети детсадовского возраста. – Не будите остальных. Это будет, я бы сказала, несколько интимное зрелище, – и повела их вглубь дворцового парка.
– Вас Хильге зовут? – сбивчиво зашептала Анна, – А можно я спрошу? Вот у нас там есть натурщица, она так на Вас похожа, что, ну, просто, как близнец. Это почему?
– Ну, просто, вот, на самом деле это тоже я, только в вашей реальности. И я даже могу приблизительно знать, что там со мной происходит.
– А Леночка?
– Леночка вряд ли. Во-первых, я всё-таки жрица, а во-вторых, у вас реальность не раскрылась ещё. Вы там как в бочке закупорены и Вратами, как обручами перехвачены. Только недавно кто-то изнутри гвоздём дырку проковырял, вот и потянуло в щёлочку иными мирами.
Сзади раздался смех весьма схожий с конским ржанием. На аллее появился кентавр с крашеным хвостом:
– Никогда не думал, что могу так уродски выглядеть!
– Сам урод, – пробормотал ошалевший Паша.
– Вы, мальчики, не забывайте: тела разные, личность одна. Знакомьтесь. Это Паша, а это Таландре.
Откуда-то сверху кентавру на спину опустилась жрица, обняла его за плечи, потёрлась щекой о его щёку. Анна с изумлением поняла, что видит свою крылатую копию. Девушка так распереживалась, ей хотелось выспросить у своей половины всё-всё, но ни жрица, ни кентавр не выразили желания общаться с бестолковыми детьми пустоцвета. Они, целуясь, скрылись в парковых зарослях.
Паша проворчал:
– Видали, он ещё и хвост красит.
– Не он, а ты. Как только ты это усвоишь, так ответы на многие вопросы придут сами собой. А Таландре, между прочим, ещё и жениться собирается. Он как раз сейчас Норин предложение сделал.
– Мне?
– Я?!
Хильге захохотала так, что сонные птицы по-срывались с деревьев и ринулись спасаться спросонья кто куда.
– Не дрейфь, Паша! Норин шепнула мне по секрету, что ни за что не согласится.
========== Глава13. ==========
Олешка очнулся в палате реанимации. Над ним склонилась медсестра, лицо её расплывалось так же как в детстве бабулино, когда Олешка примерял её очки. Он хотел спросить,который сейчас час,но язык сухой и будто распухший не поворачивался во рту. Сестра спросила, как его зовут, он ответил что-то, что ей не понравилось. Она, видимо, хотела услышать какое-то другое имя. Да, точно, у него ведь другое имя. Он удержал медсестру за руку, пробормотал своё имя и снова провалился в тягучее варево безсознания. В другой раз прежде чем открыть глаза он ощутил, что кто-то держит его за руку. Рука была мягкая и приятно отдавала ему своё тепло. Мама.
– Сынок, сыночек, тебе больно?
Он подумал. Он не мог понять, что он чувствует, только знал, что до того, как открыл глаза, было гораздо лучше. Он видел и чувствовал такое, к чему хотелось вернуться.
***
Сначала мне привиделся дом. Небольшой деревянный дом на городской улице. Перед домом палисадник; заборчик и крыльцо покосились. В больших сенях пол мокрый, кругом корыта и ушаты, пахнет дешёвым мылом. Полная женщина в косынке и переднике стирает, мыльная пена плюхается через край корыта. И вдруг я понимаю, что эта зачумызганная тётка – я. По дому бегают и визжат дети, человек пять не меньше. Самый младший перебирает что-то ручонками сидя рядом со мной в большой плетёной корзине. Девочка по старше суетится у печи. Она удивительно похожа на Рея: тот же острый подбородок, большие тёмные глаза, чётко очерченные тонкие брови.
– А ну! Хватит визжать! – прикрикнула я на детей.
Голос не мой, он какой-то сухой, хриплый, и говорить мне отчего-то очень неудобно. Поясницу ломит, жжёт истёртые стиркой руки, а впереди ещё куча белья. Дети на минутку примолкли, и я краем уха слышу, что к дому подъехала повозка, по деревянному тротуару простучали шаги. «Кого это к нам принесло?» – тревожная мысль мелькнула в голове, а двери уже распахнулись. В проёме обозначился тёмный силуэт: мужчина в круглой плоской шляпе – как-то она называется специально – и с тростью, пригнувшись, чтобы не задеть притолоку, входит в сени. Он щурится силясь разглядеть в полутёмных сенях хозяйку, так как солнце сколько не старается – не может осветить сени сквозь низенькое боковое оконце. Дети с воплями вынеслись из комнаты, шлёпая ногами по лужам, закружились вокруг матери, совсем не обращая внимания на вошедшего незнакомца. Только старшая девочка украдкой стреляет глазами. Мужчина тем временем по-хозяйски отыскал приличный стул, даже протёр его только что выстиранной тряпицей и уселся посреди тазов, положив ногу на ногу. Он в упор разглядывал меня и чуть улыбался, как улыбаются люди приятным воспоминаниям. Тут младшенький в корзине заорал истошным басом, размазывая кулачком крупные, как горошины, слёзы, оплакивая своё малышковое горе.
– Катька! – раздражённо крикнула я. – Брось горшки, поди с Мишкой на солнышко. И вы, оглоеды, а ну, марш отседова! – и я наподдала детям мокрым, скрученным в тугой жгут, полотенцем.
