Текст книги "Бабочка в табакерке (СИ)"

Автор книги: Kreola Lita

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 8 страниц)

Я ненавижу своё имя! Полное имя ещё ничего звучит, даже вызывает некоторые величественные ассоциации, особенно если называют по имени-отчеству. Впрочем, пока это происходит крайне редко. А вот домашнее имя, говоря грамотно – уменьшительно-ласкательное – по-моему, звучит безобразно. Оно приводит меня в отчаяние, своим звучанием напоминая нечто скользкое и противное. Подхалимское какое-то имя. Оно никогда не звучало для меня ласково даже из уст матери.

Наверное, недаром дети так ловко придумывают к этим «маленьким» именам такие гаденькие прозвища. Дети говорят то, что слышат: Нюра-дура, Надя-гадя, Лиза-подлиза.

Мой муж практически никогда не обращается ко мне по имени, если его не вынуждают к тому обстоятельства. Зато когда он приходит нетрезвый и с явным намерением устроить скандал, вот тогда он называет меня Лизонькой! Он произносит это с такой издевательской интонацией, с таким презрением, что для меня это звучит как самое грязное ругательство. И если вдруг меня так же называет кто-нибудь из знакомых, я вздрагиваю и испытываю при этом глубокое отвращение к этим звукам и к самой себе.

***

– Придумай мне имя, ну, пожалуйста… Я так давно прошу тебя об этом. Неужели это так сложно? Хочешь, я тоже придумаю тебе имя. Например, я могу звать тебя Рей.

Он вздрогнул:

– С чего ты взяла?

– Тебе не нравится?

Он промолчал. Вздор! Она не должна этого знать, она не может ничего помнить. Потому что, если она вспомнит… Он передёрнул плечами.

– Какой ты недогадливый, ей богу. Рей: Ромашов Евгений Игоревич. А ещё так Брэдбери звали, между прочим.

Тьфу! Как всё просто! Это всего лишь совпадение.

========== Глава 1. ==========

Мутное небо с расплывающимся солнцем. Ветер гоняет редкие снежинки, как ни повернись – всё время в лицо. На улице не холодно, но неприятно. Зима подходит к концу – 24 февраля. В этом году вся она была какая-то неуютная, с туманами и слякотью; хоть и без морозов, но с ветрами, беззастенчиво крутящими подолы шуб, шарящими за воротниками и выхолаживающими души до беспросветного уныния.

Я тащусь по снежным буеракам городского тротуара и раздумываю о том, что на самом деле идти мне никуда не хочется, что я устала, что всё мне обрыдло, и быт заел, и любовная лодка разлетелась в хлам, а щепки от неё затянуло в водоворот проблем. Мысли шарахаются в голове, как эти самые снежинки вокруг, цепляясь не всегда уловимыми ассоциациями.

Вспомнилось вдруг, как неделю назад мы наконец-то встретились с Нато после зимних каникул. Девчонка была просто в жутком состоянии! Ещё бы! Ведь, приехав домой на каникулы, она узнала, что её парень покончил с собой. Он не был ни пьяницей, ни наркоманом; хороший был парень, стихи писал. Никому в голову не могло прийти, что такое может случиться. Предсмертной записки он не оставил. В поисках хоть какого-то объяснения взломали его компьютер, но и там не нашли ничего, кроме его стихов и рисунков Нато, над которыми он работал. Почему-то его родные Нато ни о чём не сообщили. Может забыли, убитые собственным горем, может заподозрили в сопричастности…

Мне до безумия жаль эту щуплую маленькую девушку, на плечи которой легло неподъёмное для её восемнадцати лет горе. И в то же время я, как вампир, упиваюсь чужими слезами, потому что на самом горизонте сознания просверкивает мысль: «Значит у меня всё не так уж плохо. По сравнению с этим все мои проблемы и потери – тьфу – сущие пустяки». Как мучительна эта мысль, как стыдно за неё! Но она помогает выплывать из собственной черноты, заставляет понять, что, несмотря на все личные ощущения, бывают события похуже, чем больной отец, ненадёжный муж и бесконечно сопливый ребёнок. Да, если смотреть со стороны, то всё, что происходит в моей жизни, можно назвать максимум неприятностями.

Только вот когда сталкиваешься с ними один на один, то думаешь, что вот ещё чуть-чуть, и у тебя не останется сил на борьбу, и чувствуешь, что единственное, чего сейчас хочется – это лечь, закрыв глаза, и лежать тихонько без снов, без мыслей, чтобы никто не беспокоил не то что вопросом, но даже невинным сопением. Вместо этого ты вынужден брести куда-то через вязкие сугробы, вести разговор, о котором заранее всё известно. И вообще, нормальные люди решают подобные вопросы по телефону. Увы, у нас дома нет телефона. Поэтому мне придётся потратить полдня на поездку через два района в одну сторону, а потом ещё возвращаться домой к мужу за реку. Вот уже пять лет мы живём в его квартире, а я до сих пор не чувствую себя там как дома. Хотя быт там полностью устроен моей рукой, и вещи лежат ровно на тех местах, куда я их определила. Никто мне там не указывает, потому что живём мы втроём, сынишка ещё маленький, а мужу в сущности всё равно, где что лежит и как ведётся хозяйство. Пожалуй, вот это и есть ключевое слово в нашей ситуации: «всё равно». Живя в браке больше семи лет, я до сих пор не могу реально оценить глубину наших отношений. Сначала, конечно, всё в нашей совместной жизни было ясно – любовь! Муж и сейчас клянётся, что любит, а мне почему-то в это не верится. В моём понимании любовь должна выглядеть совершенно иначе. Это должно быть нечто большее, чем дежурные цветы в день рождения. Вообще-то он ласковый мужчина, не орёт никогда и в помощи не отказывает – в магазин сходить или с сынишкой в поликлинику. Просить, правда, иногда приходится долго. Только до сих пор не могу забыть я эпизод в самом начале нашей совместной жизни, приведший меня в изумление циничным отношением к моим чувствам.

Мы тогда жили ещё у моей мамы, я была месяце на четвёртом. Муж тогда не пришёл домой ночевать. Естественно, в первую очередь мне подумалось, что случилось какое-то несчастье, но я изо всех сил старалась отбросить эту мысль. Он мог просто засидеться у кого-то из приятелей допоздна, транспорт уже не ходит, позвонить неоткуда. Искать по ночным улицам исправный телефон-автомат в наше время затея безнадёжная. Я уговаривала себя не волноваться, придумывая ещё тысячу безобидных причин, но уснуть так и не смогла. Вздыхая, бродила взад-вперёд по комнате поминутно выглядывая в окно, считала часы до утра – до первого транспорта, на котором муж обязательно приедет. Ведь не станет же он так тревожить беременную жену! Так прошли ночь и раннее утро. Около девяти часов мать, не в силах больше наблюдать мои терзания, решила съездить за реку к нему на квартиру, может разузнать хоть там что-нибудь. Я стала её отговаривать, потому что мне было стыдно нагружать её своими проблемами и страшно потерять гаснущую с каждым часом надежду. В одиннадцать утра раздался телефонный звонок, и муж нетрезвым голосом сообщил, что он уже в двух шагах от дома. Потом в подобных ситуациях я испытывала и жуткий страх, и бешеную ярость, и тупое отчаяние. А тогда было только ошарашенное удивление и глубочайшее непонимание того, как вообще можно так поступать. Как же было не вспомнить сон, приснившийся мне, кажется, ещё до беременности? Мы с мужем вдвоём идём куда-то поздним вечером. На тёмной улице к нам пристают бандиты. Я не испытываю страха, потому что со мной рядом мой мужчина и он, несомненно, меня защитит. И вдруг обнаруживаю, что он исчез. Сбежал. Не страх приходит ко мне, но смятение и разочарование, и я просыпаюсь в слезах. Сколько раз с тех пор я на практике убеждалась, что этот сон был вещим, сказать я не могу, но одно поняла совершенно точно: с большинством критических ситуаций в этой жизни мне придётся справляться в одиночку.

Наконец я дотащилась до отцовского общежития. Надо ведь было построить его в таком захолустье: на самом краю города и за полтора километра от остановки! Наверняка сейчас эта хитропопая комендантша начнёт выпытывать, долго ли протянет отец, и скоро ли мы освободим его комнату.

– Здравствуйте, Елизавета Романовна. Вы уж извините, что пришлось Вас обеспокоить, но мы тут сделали кое-какой перерасчёт, вот квитанции. Вы уж не задерживайте с оплатой. А как себя чувствует Ваш папа?

Мне кажется, что я не смогла скрыть нотки злорадства в голосе:

– Знаете, ему стало получше, всё-таки постоянный уход. Квитанции мы, конечно, оплатим, но вот квиточки я смогу привезти только в следующем месяце.

Болезнь сгрызла отца сразу и без остатка, но коменданту общежития об этом знать не обязательно. До тех пор, пока он жив, его комната будет числиться за ним, и вещи его должны быть в целости и сохранности. Конечно, мы с мужем уже начали потихоньку разбирать барахло, вынесли на помойку совсем уж рухлядь, приметили, что нужно будет забрать, а что раздать соседям. Но пока что всё стоит на своих местах. Мне неловко трепать вещи отца так, будто он уже умер, хотя болезнь и не оставила ему никаких шансов. Когда я представляю себе, что люди могут лежать вот так годами, я прихожу в ужас! Впрочем, врачи утверждают, что в нашем случае это продлится недолго – болезнь обнаружилась слишком поздно. «Когда начнёт кричать от боли, приходите, выпишем наркотики» – сказали доктора. Больше ничем помочь они не могут. Юлька посоветовала попробовать средство, разработанное одним доктором на основе рецептов народной медицины. Оно весьма странное, однако брошюра, которую мне дали почитать буквально на пару дней, затрёпана до дыр. Видимо, средство внушает доверие. Я решила попробовать, думая, что хуже отцу уж точно не станет, а я, попытав все доступные средства, сниму лишний груз со своей совести. Хлопот это мне прибавило изрядно, так как смесь из масла и водки нужно давать строго по часам и с непременным соблюдением пропорции вплоть до одного миллилитра. Плюс строгая диета и ионизация воздуха, от которой у меня каждый раз раскалывалась голова.

Два месяца, страшно гордая собой, я поила отца этой дрянью, но недавно меня вдруг осенило: а если это и вправду поможет остановить рост метастазов? А дальше то что? Даже если они полностью рассосутся, как утверждает автор брошюры, повреждённые ткани мозга не восстановятся никогда, и отец на долгие годы останется безумной обездвиженной колодой. Кому от этого станет хорошо? Ему? Очень сомнительно. Моему самомнению? Ах, какая я молодец, везу на себе столько говна, зато благородно! В общем, взвесив все «за» и «против», я прекратила эксперимент.

Трясясь в душной маршрутке сдавленная толпой так, что даже держаться за поручни нет необходимости, я снова нырнула в свой внутренний омут. Если смотреть со стороны, то мой брак должен выглядеть весьма удачным. У мужа своя квартира, доставшаяся ему в наследство от мамы; он работает на государственной службе с приличным окладом; выпивает, конечно, но можно сказать, что в меру. Отца моего согласился к себе забрать и даже помогает за ним ухаживать. Откуда тогда это непроходящее, разъедающее душу, ощущение беспросветности? А зависть? Стыдно сказать, как я завидую своим подругам. Самой первой из нас замуж вышла Люсенька, её дочь на год старше моего сына. Люсенька уже в разводе – не стала мириться тем, что муж изрядно выпивает. Молодец. Ещё одна подруга пробыла замужней дамой едва ли год: не сошлись характерами и расстались без сожалений и взаимных претензий. Попросту говоря, Ирке надоело без конца отмывать зубную пасту с зеркала в ванной и греть котлетки по восемь раз за вечер, дожидаясь благоверного с работы. Она рассудила, что вся эта хозяйственная ерунда отнимает кучу времени, которое можно потратить с гораздо большим удовольствием и на нечто более стоящее.

У Юльки с Ольгой на личных фронтах как-то не очень складывается, зато они полностью посвятили себя учёбе и работе (повышение квалификации, второе высшее, расширение сферы деятельности и прочие интересности). Обе получают от этого истинное наслаждение и имеют весьма радужные перспективы.

Только у одной из моих подруг муж серьёзно пьёт. И характер у него, на мой взгляд, совершенно несносный, но я и тут нашла чему позавидовать. Поскольку муж живёт на Оксанкиной жилплощади, она может выставить его в любой момент и будет спокойно жить себе дальше. А мне куда деваться? Ну, вот, совершенно понятно, откуда у меня эта зависть. Это зависть к возможностям, к перспективе выстроить свою жизнь по другому, благополучнее, счастливее. У них есть свобода! Вон Юльке стрельнуло, и она тридцатого декабря взяла билет на поезд и укатила встречать Новый год к друзьям в Ленинград. Разве я могу позволить себе такое? Нет. Вот и чувствую полнейшую безысходность. В душе трясина, зелёная вонючая жижа. Я живу с ощущением, что я полураздавленная муха в малюсеньком спичечном коробке.

***

Утро двадцать девятого февраля обещает хороший день.В окно виден кусочек неба чистого голубого цвета с розовыми перьями облаков. Если смотреть только на него, можно подумать, что уже наступило лето. На самом деле совсем даже наоборот: зима взяла реванш. На улице подморозило, ветви деревьев осыпало инеем, который теперь сверкает, отдавая глазам всю свою предсмертную красоту, тая под теми же лучами, которые и зажгли его. Я суетливо собираюсь на работу, как всегда боясь опоздать, хотя ничего мне за это не будет. Никто из начальства особо не следит за тем, кто из нас когда приходит, соблюдаем мы график или нет, как сдаём смену. До тех пор, пока не возникнут какие-нибудь проблемы, нас никто не трогает. Ещё бы! Ведь на нас троих свалили всё, что можно: вахту, гардероб и уборку. Единственная приходящая уборщица моет только первый этаж, а остальное валяем по вечерам мы, когда ухитряемся разогнать по домам заучившихся студентов. Слава богу, нас ещё двор мести не заставили!

На повороте в окна автобуса ударило солнце, яркое и наглое, широко распустившее свою горячую шевелюру. Вечно так: как моя смена, так на улице хороший солнечный денёк, а я должна сидеть в малюсенькой серой каморке об одном окне, завешанной чужими вонючими шубами. Может кому-то это покажется смешным, но я люблю свою работу. Несмотря на непрекращающуюся суету нашего творческого студенчества, на горы мусора, которые они после себя оставляют, на их ночные бдения перед просмотрами и нашествия в четыре утра за этюдниками – рассвет писать. Какое-то здесь всё родное, моё. Вот и сегодня меня ни за что ни про что охватило ликующее возбуждение, всем улыбаюсь (даже самым нелюбимым студентам), прямо-таки порхаю с тяжеленными шубами от окна гардеробной до вешалок и обратно. И всё это несмотря на бессонную ночь. Муж опять работал две смены подряд, так часто бывает. Телефона у нас нет, поэтому мне пришлось смириться с мужниными неожиданными «исчезновениями». Но я всё равно волнуюсь, всю ночь провожу в полузабытьи, а то и вообще не могу уснуть. Может он и не на работе вовсе, а к другой женщине ходит? Так сказал бы. Я ведь не против, по мне уж лучше знать, где он, чем переживать, не случилось ли чего.

Хорошо-то как! Ещё только десять вечера, а я уже закончила уборку, и меня ждёт прямо-таки царский ужин! К тарелке вермишели с куриной лапкой сегодня прибавился кусок торта. Студенты отмечали день рождения и меня тоже угостили. Дома на такую роскошь денег жалко, тортики покупаем только по большим праздникам. Какое счастье посидеть с чашкой чая в тишине и одиночестве! Я почти никогда не включаю здесь телевизор, настолько устаю от него дома. Мужнина дурацкая привычка смотреть всё подряд и беспрестанно переключать каналы доводит меня до исступления. Я сама люблю читать перед сном, но разве это возможно, когда над ухом весь вечер бубнит телевизор? Мне приходится уходить с книжкой в кухню или смотреть вместе с Женей бесконечные кровопролитные детективы и новости, что удручающе сказывается на моей нервной системе. Только на работе я имею возможность отрешиться от потока ненужной информации, остаться наедине со своими мыслями, прислушаться к собственным ощущениям и понять, которые из них мои настоящие, а которые наносные, подцепленные в случайных разговорах, навязанные обстоятельствами.

А мечтается здесь как хорошо! Я очень люблю мечтать. Фантазия для меня практически единственный способ отвести душу, поэтому я обожаю работать по воскресеньям: в училище никого нет, и я могу позволить себе весь день витать мыслью там, где мне заблагорассудится. В такие моменты я как никогда чувствую себя свободной и умиротворяюсь. Наверное, именно за это я и люблю училище.

Если задуматься, то училище вплелось в канву моей жизни задолго до того, как я устроилась сюда работать. Я же выросла в доме напротив. С детства наблюдая жизнь училища из собственного окна, я терзалась любопытством, что там делается, когда окна завешиваются тёмными шторами. Пыталась в театральный бинокль разглядеть, что рисуют развесёлые студенты на своих огромных холстах. В юности у меня мелькнула мысль о том, что я непременно должна выйти замуж за художника, чтобы он писал с меня прекрасные портреты и так увековечил мой образ, а заодно и своё имя. Да ведь я и с мужем познакомилась почти что здесь. Наша кампания – сборная солянка ребят из одной школы – тогда часто проводила время у одной барышни, живущей в доме, вплотную примыкающем к зданию училища. Туда и привёл мой одноклассник своего приятеля. Я тогда в него сразу влюбилась! Сейчас я даже представить не могу, что в нём так привлекло моё внимание, потому что никакими особенными достоинствами он не обладал, внешность имел весьма заурядную, если откровенно – даже страшненький был в свои неполные шестнадцать лет, этакий щуплый, потрёпанный гусёнок. Мама моя, когда первый раз его увидела, на вид дала ему не больше двенадцати лет. Это уже после армии он вернулся красавцем-мужчиной с оформившейся приятной фигурой и усами как у Боярского. К тому времени коммуналку, где мы познакомились, уже расселили, а здание отдали на расширение училищу. Теперь ровно на том месте, где раньше наша кампания мостилась в тесной комнатке на диване, заседают в аудитории студенты. Правда, весь дом до сих пор не отремонтирован, функционируют только несколько классов и большой выставочный зал во втором этаже, а лестница вниз наглухо закрыта железной дверью с большим висячим замком. Интересно, что я и раньше никогда не бывала в этом доме на первом этаже. Старая деревянная лесенка вела в квартиры сразу на второй этаж, а где тогда был вход на первый, и что там располагалось, я представления не имею.

Такие вот воспоминания…

М-да. И ещё одним любовным романом наградило меня училище. Был он недолгим, не совсем взаимным и без малейшей надежды на продолжение. И тем не менее доставил мне массу удовольствия, оставив только приятные воспоминания.

========== Глава 2. ==========

Чёрт возьми, как не хочется ехать домой! Я каждый раз возвращаюсь туда как в тюрьму. Нормальные люди спешат с работы домой отдыхать, а у меня всё наоборот. Хорошо ещё, что муж сейчас на работе. Без него я свободнее себя чувствую. Хотя он никогда в жизни не сделал мне ни одного замечания, никаких претензий по ведению хозяйства (пьяная истерика по поводу не пришитой пуговицы не в счёт), только иногда ворчит по поводу совсем уж невкусной еды. Но в этом, конечно, его нельзя винить, потому что готовить я так и не научилась. Я ненавижу это дело всей душой, даже несмотря на то, что меня саму убивает монотонное чередование картошки и макарон. Но соорудить из этих же продуктов что-то более изысканное выше моих сил. Уж лучше мыть посуду или стирать. Мне вообще кажется, что нет ни одного дела, которое я могла бы сделать «на отлично». В хозяйстве вечно какой-то бардак, сколько бы я ни старалась его ликвидировать. Швейное училище я закончила с красным дипломом, но когда берусь шить дома, то всё получается с огрехами и сикось-накось. Вязать училась на курсах, но пригодные к носке вещи получаются только с пятого перевязывания. Мечтала научиться играть на гитаре, мама подарила инструмент, меня хватило на четыре аккорда. Всё у меня получается как-то поверхностно и некачественно. Ну, иногда подруги хвалят мои стихи, но ведь это подруги! Может, они просто обижать меня не хотят. Всегда бывает так, что последний выстраданный стих кажется самым гениальным, а когда возвращаешься к нему спустя хоть бы месяц, то ясно видишь: и тема банальная, и размер хромает, и рифмы примитивнее некуда. Стыд да и только!

Такие мысли крутятся в голове, пока страдаю над тазом с бельём, отстирывая мужнины рубашки, опять все руки в кровь ободрала. Если допустить, что мои отношения с молодым любовником могли бы перерасти в нечто более серьёзное, принял бы он меня такой растяпой? Очень сомнительно. Уж не говоря об остальных мужчинах, которые периодически появляются в моей жизни. Остальные – случайное одноразовое баловство. А всё из-за того, что всю супружескую жизнь мне катастрофически не хватает секса. С мужем всё как-то не так! Меня не устраивают его пресные непродолжительные ласки, его неумение (или нежелание) тратить силы на то, чтобы пробудить во мне хоть какой-то интерес. Когда же моё желание нарастает само по себе, превращаясь в лавину, то мужа мне мало, мало, мало! Мне скучно наше диванное однообразие. У меня на диван только один рефлекс – спать. А я обожаю что-нибудь новенькое, и мужчин в том числе.

Конечно, так было не всегда. Первые три года я честно хранила верность супругу. Но вовсе не потому, что считала секс с другими мужчинами чем-то предосудительным. Для меня вообще секс – это как еда. Когда дома надоедает жевать макароны, человек идёт в ресторан или, на худой конец, в столовку, и никому не приходит в голову упрекать его в измене домашней кухне. Я не изменяла мужу лишь потому, что знала: для него это неприемлемо, ему будет обидно и больно. Я старалась уважительно относиться к его чувствам.

Воспой меня, ведь я тебе верна

Уже три года – это срок не малый.

Воспой меня, чтоб ожила душа,

Чтоб не хотелось всё начать сначала.

Слепи меня из глины бытия,

Ведь всё во мне изменчивостью дышит,

Пусть как журавль расправлю крылья я,

И пусть летит любовь всё выше, выше!

Взрасти меня цветком прекрасным как заря,

Заставь меня звездой сиять во мраке ночи!

Равны три года трём столетьям для меня,

Быть верною женой бывает трудно очень.

Ты ветер изловил, остановил прибой,

Так удержи меня! Не отпускай на волю.

Я без тебя умру, не стану вновь собой.

Люби меня всегда, неси такую долю.

Он не воспел. Он совершенно равнодушно относится к моему творчеству, к тому, что для меня важно. Он никак не может понять, чем я всё время недовольна, а у меня не получается ему объяснить. Мне кажется, он просто не слышит меня. Ему думается, что у нас всё прекрасно.

Появление в моей жизни студента избавило меня от душевных терзаний. Вновь ощутив страсть горячих поцелуев, радость долгожданных встреч и трепет желанной близости, я поняла, чего именно мне так не хватает в жизни, и что дома я не получу этого никогда. Для меня вопрос решён: то, чего мне не дают дома, я получаю в другом месте. Чего ради я должна страдать отказывая себе в столь необходимом? При этом я совершенно не испытываю желания расставаться со своим супругом. Я привыкла к нему, я почти смирилась с его недостатками, и во многом другом он меня совершенно устраивает. Я могла бы даже сказать, что люблю его…

Ну вот и закончилось время для размышлений! Вскочил после короткого дневного сна сын, застонал отец. Завершилась маленькая передышка над тазом с бельём. И муж должен скоро придти с работы.

Муж вчера так и не пришёл. Нет, он пришёл, конечно, но это было уже сегодня. Да и словом «пришёл» его появление можно обозначить с натяжкой. Вечером я стала брить отца и пребольно порезала палец. Пока доставала пузырёк с перекисью и вату, закапала кровью и пол, и стол на кухне, и всю одежду. Пальцы мне резать не впервой, конечно, но вчера это словно сорвало какой-то предохранитель у меня внутри. Я разрыдалась и малодушно проревела весь вечер. Я устала. Меня тошнит от вида собственного отца, его чавкающего рта без единого верхнего зуба, пустых невидящих глаз. Такое впечатление, что веки стали зарастать за ненадобностью, всё равно отец из-за катаракты ничего не видит, кроме размытых силуэтов. Его бессильные волосатые руки, ноги в струпьях старой кожи, одуряющее-приторный запах больного старческого тела – всё вызывает отвращение.

Отец не жил с нами больше двадцати лет. Мама очень недолго терпела его выходки. Он мог уйти в магазин за кефиром для ребёнка – для меня, то есть, – а домой вернуться только на следующий день. Сам он со смехом вспоминал такие случаи, но я по собственному опыту хорошо представляю, чего стоили матери его прогулки. Спьяну он часто пускал в ход кулаки, взвинчиваясь от любого слова, показавшегося ему неуважительным. Сам он очень гордился тем, что для друзей может «в лепёшку расшибиться», на то, что из-за этого страдает его семья, ему было плевать. Впрочем, мастер он и вправду был замечательный. У него куча благодарностей с работы. Сотрудники и теперь навещают его, приносят дорогие фрукты, импортный вкусный творог, соки. Я сынишке маленькому не могу купить такие продукты, а всё предназначается этому «золотому человеку». Я думаю, мать сто раз была права, когда выставила это двуличное существо за порог. Мне тогда было семь лет. Я плакала. Мама успокаивала меня, говорила, что папа ещё обязательно придёт ко мне. И он приходил по праздникам и просто так. Мать никогда не препятствовала нашим встречам. Все подробности их отношений я узнала уже будучи взрослой. К тому времени я и сама о многом догадалась, составив более приближённое к реальности представление о его характере. Если бы отец не оказался в столь плачевном состоянии, я бы ни за что не стала забирать его из общаги.

***

Наконец-то я снова на работе. Вот, кстати, ещё один положительный аспект: сюда часто заходят мои подруги. Мы учились в одном классе, жили все по соседству. Меня одну судьба загнала к чёрту на куличики в заречную часть города. Туда они приезжают раз в год по приглашению на день варенья. А теперь мне уж вовсе не до гостей. Зато на работу ко мне можно забежать мимоходом. И сегодня, например, ко мне заскочила Юлька. У неё окно в две пары, а после она сдаёт антропологию. Надеется сидя у меня почитать лекции, обновить в памяти материал. Получается плохо, потому что нас всё время тянет на болтовню. На сей раз нас прервал телефонный звонок.

– Алло. Училище.

В трубке прошелестел вздох.

– Привет, Олешка! Как дела?

– Хаашо, – прошептала трубка.

– Я тебе звонила в прошлый раз, честно! Но твоя мама сказала, что тебя нет дома.

– Не-а. Я ыл дома. Она меня не зовёт.

Собеседнику моему трудно даётся разговор. Некоторые слова мне приходится угадывать. Наши беседы в основном составляются из моих вопросов, на которые можно отвечать «да» или «нет». А иногда Олешка просто подносит телефонную трубку к магнитофону и включает мне музыку. Но сегодня на заднем плане слышится детский голосок.

– У тебя сынуля в гостях? Что же ты тогда мне звонишь, занимайся ребёнком. Значит я не буду ждать тебя вечером в гости.

Юлька, вместо того, чтобы углубиться в конспекты, с улыбкой прислушивается к разговору.

– С кем это ты так беседовала? Даже голос изменился.

– Да, с наркоманом своим.

– Очередное увлечение?

– Вроде того. Знаешь, ведь для меня это чистой воды баловство. Вот за него я что-то испугалась. Вдруг он мною всерьёз увлечётся? А у него семья, которую в принципе ещё можно спасти. Жена с сыном хоть и не живут с ним сейчас, но приезжают часто. Ведь не просто так это, наверное. И вот, представляешь, в прошлую нашу встречу наговорила ему о себе всяких гадостей. Сказала, что в мужчинах я разочаровалась и отношусь к ним, как к низшему классу. Надеялась, что он почувствует себя оскорблённым и немедленно избавится от каких бы то ни было иллюзий на мой счёт.

– Приёмчик интересный, но сработал, судя по всему «от противного», раз он продолжает тебе звонить. Где ты откопала этого Олежку, если не секрет?

– Он Олешка – через «ш». Парень абсолютно невзрачный, но глаза… У него совершенно потрясающие глаза! Огромные, бирюзовые, как у Бемби в мультике. В больнице познакомились, когда я с отцом лежала. Он бывший наркоман. Докололся до того, что его парализовало. На ноги его подняли, но со здоровьем всё равно проблемы. Говорить почти не может. Мотается теперь по больницам, обследуется.

Ему всего-то двадцать два года. Худющий, нескладный, с неуверенной плывущей походкой. Я сначала даже имени у него не спрашивала. Сидели с ним по вечерам на скамеечке в больничном коридоре, я ему рассказывала всякую ерунду просто чтобы время скоротать. Когда нас с отцом выписали, как окунулась я во всю эту безнадёгу, захотелось удрать хоть на край света. Я решила съездить к Олешке в больницу, навестить, с днём рождения поздравить. Так как-то всё и вышло.

Юлька ещё немножко поучила антропологию, а я побегала по гардеробу с шубами (у студентов закончился обед). Подруга опять отложила в сторону тетрадь с лекциями.

– Ты в декабре мне говорила, что не можешь книгу какую-то найти. Если для тебя это ещё актуально, я могу поискать в интернете.

– А у тебя есть интернет?!

– На работе, конечно, есть.

– Так ведь это же дорого.

– Банк не обеднеет, и ночной тариф дешевле. Ты только скажи мне автора или название хотя бы приблизительно.

– Юль, в том-то и дело, что я не помню ни автора, ни названия. С этой книгой вообще мистика какая-то. Летом в библиотеке делали ремонт и почти все книги свалили к нам в гардероб. Я стала перекладывать эту макулатуру покомпактнее, чтобы хоть к столу можно было подойти, тогда книгу и обнаружила, просмотрела её мельком. А хватилась почитать только осенью, пошла в библиотеку, но там её не оказалось. Елена Ивановна сказала, что такой отродясь не было, тем не менее пустила меня саму поискать. Я честно перебрала своими руками все полки, обчихалась, прослезилась, но ничего не нашла.

– Ты меня заинтриговала. Могу по содержанию поискать. Расскажи всё, что помнишь.

– Книжка написана как старинная легенда, стиль очень витиеватый. Рассказывает о коридоре из скольки-то там пар зеркал. Каждое зеркало отражает одну ипостась человеческую. Я так поняла, что в одном зеркале ты как праведник, в другом – как злодей, или как артист – учёный, богатый – бедняк, трусливый – смелый. Если пройдёшь через все зеркала, то сможешь попасть в другой мир, вроде как на следующий уровень. А ещё там что-то говорилось о квантах души.

– Вот прямо так: о квантах души?

– В чём и дело то! Эти кванты у меня в мозгах застряли и уже полгода спать не дают спокойно.

Во время вечерней уборки я поймала себя на мысли, что всё-таки жду своего волоокого приятеля. Вообще-то он – существо довольно непредсказуемое. Если жена с сыном не остались у него ночевать, то он вполне может и приехать. И вот, мою я пол, а сама машинально прислушиваюсь, не раздастся ли звонок в дверь, не стукнет ли из темноты двора снежок в освещённое окно. Ожидание это радостное, наполненное светом. Когда-то я и мужа так ждала. Предвкушение его прихода было для меня уже счастьем. С замиранием сердца я прислушивалась к шагам на лестнице, поминутно выглядывала в окно, торопя время, надеясь на одну, на две минуты ускорить начало свидания, встретившись взглядами. Теперь моё домашнее ожидание тревожно и тягостно. Оно то как перетянутая струна, готово в любой момент лопнуть, то как репей, который пытаешься стряхнуть, забыть о нём, но оно напоминает о себе, царапая душу своими колючками. Это всё потому,что муж уже много-много раз обманывал моё ожидание.