Текст книги "Бабочка в табакерке (СИ)"

Автор книги: Kreola Lita

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 8 страниц)

В этом году Пасха пришлась на первое мая. В ночь выпал снег. Он укрыл пушистым покрывалом (какая тривиальная фраза, но по другому не скажешь) газоны и деревья, скамейки и тротуары. Покрывало худое, сквозь него просвечивает яркая зелень майской травы. Вишня под окном сплошь усыпана цветами, на пышных кистях лежат снежные шапочки. Берёзы сияют изумрудами молоденьких листочков сквозь пелену снегопада. А я не поверила, когда на неделе по радио передали на майские праздники будут заморозки и снегопад. А вот прогноз мужа не оправдался. Отец не умер, хотя чувствует себя скверно, совсем ослабел, жалуется на жар в груди и всё время просит пить. Зато сам Женька угодил на больничную койку, чему я несказанно рада, так как очередная чеченская партия уехала без него. Впрочем, перед тем, как залечь в госпиталь, Женя подкинул мне новую задачку. В очередной раз явившись с работы под утро, он рассказал мне как, охраняя ночную дискотеку, познакомился с девушкой. Просто так. С обыкновенной девушкой. Как ему вдруг захотелось подарить ей цветы, и он, поймав такси, съездил на вокзал, чтобы купить одну розу. А потом он проводил девушку до дома. Просто так. Домой вернулся мрачнее тучи и не преминул рассказать мне эту историю во всех подробностях.

– Может, ты влюбился? Бывает же так – любовь с первого взгляда.

– Нет же! Вот и ты не понимаешь. Я же объясняю: просто так мне захотелось. Чего в этом такого?

Ничего я ему на это не сказала, но много чего подумала. Интересно, почему ему никогда не хотелось подарить цветы просто так собственной жене? Выходит, я правильно чувствую себя рядом с ним не женщиной, а мебелью какой-то. Я внимательно пошарила по закоулкам своей души, может быть это ревность? Не похоже. Обидно – это да! Я представила, что он уходит от меня к этой девушке насовсем, и ещё раз прислушалась к своим ощущениям. Не стала бы я его удерживать. Скатертью дорога! За нашу совместную жизнь я уже столько раз боялась потерять мужа, что стала привыкать к этой мысли. Единственное, что меня волновало бы в такой ситуации, так это злоупоминаемый квартирный вопрос.

***

Ах, как я мечтала, что в праздничный день на работе меня никто не побеспокоит. Как бы не так! И кто притащился первым делом? Догадаться не трудно. Почему бы ему на дачу не уехать, как всем нормальным людям? Нет, он сюда прилетел: бодренький, свеженький, будто помолодевший лет на десять. Морда сияет, словно он наследство от заграничной бабушки получил.

– Здравствуйте, Елизавета Романовна. Я пробуду здесь часа два-три, но если меня

будут спрашивать, скажите, что не знаете, где я.

Всенепременнейше! Со всем нашим удовольствием! Я всё ещё продолжала злиться из-за директора, когда в дверь снова позвонили. На сей раз это была пара наших бывших студентов. Вот их мне приятно видеть несказанно. Марина и Алексей два года назад закончили наше оформительское отделение. Пока они учились в училище, они были хорошими друзьями, но личная жизнь у каждого была своя. Правда, уже тогда они ухитрялись доводить друг друга до белого каления.

Лёха развлекался тем что, сидя на лавочке в коридоре, хватал за ноги короткоюбочных студенток младших курсов, а Маринка, убегая на очередное свидание, частенько просила меня передать другому кавалеру, если он вдруг вздумает её искать, что она ушла по делам, но непременно вернётся обратно в семь или может быть в восемь. Защитив дипломы, они вместе поступили в строительный институт, а к концу первого курса неожиданно для всех поженились. Маринка – девушка-огонёк, и не только из-за того, что обладает удивительной яркости рыжими волосами, но ещё и бойким весёлым характером. Я никогда не видела её такой как сегодня. На лице её застыла гримаса не то страха, не то горечи, в глазах блестят слёзы. Лёха напряжённо сопит, сдерживая злость, и при этом как-то особенно трепетно ухаживает за женой. Я даже не знаю, стоит ли задавать им дежурный вопрос «как дела»? Так в молчании мы и рассаживаемся: они рядышком на диван, я в кресло у стола. Но я не умею молчать.

– Вы поссорились?

– О, нет. Лизок, ты даже представить себе не можешь, какие у нас неприятности. К тебе забежали мимоходом, думали хоть как-то отвлечься.

– Надо было его просто убить. Сразу же на месте, – ни к кому не обращаясь буркнул Лёха.

– Этого нельзя сделать, Лучник, пойми! – взвилась Маринка, – Ник попробовал, ты же видел, что из этого получилось.

– Ник – дурак! Всю жизнь дураком был, им и остался.

– Лёха, не ори так. А то Петрович услышит, – я осеклась и замерла под двумя напряжёнными взглядами.

– Директор здесь? – спросили супруги в один голос, не сговариваясь вскочили и ринулись на второй этаж.

– Ты не переживай, Лизок! – крикнула Марина уже с лестницы, – Он должен нам кое-что отдать, мы на секундочку.

Я, как всегда, растерялась, постояла в нерешительности и всё-таки бросилась наверх вслед за ними. В коридоре второго этажа уже никого не было. Дверь канцелярии оказалась заперта, но я успела услышать, как за нею грохнула дверь директорского кабинета. Ерунда какая-то! Если они там внутри, мне так влетит от Петровича, что даже страшно подумать. Но больше-то им некуда было деваться – переход в пристрой заперт, на второй лестнице пусто… Я вернулась на вахту, чтобы взять ключ от канцелярии.

Сделав шаг через порог, я оказываюсь в поле, заросшем высоким бурьяном. Ветер раскачивает колючие бодылья, треплет волосы, гонит по небу разномастные облака. Вдали возвышается стена из белого камня с огромными сомкнутыми воротами. Под стеной горстка людей в красных одеждах. Я делаю пару шагов и оказываюсь почти вплотную к крепости. Порывами ветра огромную стену кривит точно отражение в воде. У ворот небольшой отряд: полукольцо пеших рыцарей в красных плащах. За их спинами в таком же плаще, наброшенном поверх сияющим золотом доспехов Хранительница Южных Врат. Из-под шлема выбиваются и треплются на ветру ярко-рыжие волосы. По левую руку от неё Лучник (левая сторона – сердечная). Огромный лук, с которым не справиться обычному человеку, он держит наготове. Стрела с тяжёлым серебряным наконечником пока смотрит в землю. Лица других воинов мне также знакомы. Вот моя самая близкая подруга. В руке у неё тяжёлый меч, лезвие из тёмной стали кажется чёрным. Здесь же Олег Мусафин, его кираса отмечена лазоревым гербом, он опирается на копьё с изукрашенным жёлтыми полосами древком и лазоревой кистью вокруг наконечника. Взгляды всех устремлены в небо.

– Он уже близко, – шепчет Хранительница.

– Не торопится, – бурчит Лучник.

– Время работает на него. Чем дольше он держит в руках ключ, тем легче ему будет открыть врата.

– Но ведь он всё равно не вырвется наружу. Открыть Мир можно только имея все четыре ключа.

– Да, но открыв одни врата, ему легче достанутся остальные ключи.

Я стою поодаль за выступом стены не решаясь присоединиться к отряду. Да и чем я смогу им помочь? Нет у меня ни меча, ни доспехов. Здесь даже палки взять негде, зачем же судьба привела меня на это поле, сплошь утыканное сухим чертополохом и репьями? Из-за горизонта выползает чёрная туча без единого просвета, медленно захватывая небесное пространство вокруг крепостной стены. Ветер стих, всё накрыла густая тишина. Стало очень холодно.

Когда чернота полностью заволокла небо, пелена её на миг прорвалась, и сверху на отряд ринулось крылатое чудовище. Лучник мгновенно вскинул лук и выпустил стрелу. Яркая белая вспышка озарила всё вокруг. Зверь зашёлся в оглушительном рёве, перепончатые крылья замолотили по воздуху, отчего сухой бурьян вырывало и швыряло во все стороны вместе с комьями земли. Воины в красных плащах споро выхватывали из колчанов стрелы и посылали их вверх сплошным потоком. Зверя отбрасывало назад ударами молний, он уворачивался, кружил над полем, бешено размахивая шипастым хвостом. От громовых раскатов заложило уши. Белые камни плавились, стена сползала потёками, точно была из парафина. Колчаны быстро опустели. Зверь, не удерживаемый более в воздухе, опустился на землю. От удара грузного тела фонтаном разлетелись сухие комья, пыль забила глаза, нос, рот. Под трёхпалыми когтистыми лапами земля трескалась, как яичная скорлупа. Чёрная туша надвигалась, грозя расплющить маленький отряд, втереть его в стену. С каждым шагом зверь наливался силой. Потрёпанная в воздушном бою шкура начала лосниться, опалённые места зарастали свежей шерстью. Жёлтые глаза заискрились, кошачий зрачок совсем сузился. Зверь втянул воздух, резким движением выбросил вперёд голову и харкнул в воинов зловонным туманом. Всё внутри скорчилось, дышать стало невозможно, желудок подскочил к самому горлу. Вдруг в серую пелену ворвался душераздирающий крик. Олег с копьём наперевес бежал прямо на чудовище. Ударом, в который он вложил всю свою силу, он вогнал копьё ниже острого клина груди в основание драконьей лапы. Толстое древко обломилось. Зверь припал на раненую лапу и взмахнул хвостом, далеко отбросив рыцаря. Весь отряд бросился рубить дракона. От ударов мечей шкура зверя покрылась лиловыми потёками. Он бил крыльями опрокидывая воинов и пытаясь затоптать их. Он ломился к заветным вратам. Я уже решила, что в этой битве не может быть другого победителя.

Неожиданно тёмная пелена расступилась и сверху пролилась солнечная дорога. По ней мчался ещё один отряд. Впереди нёсся всадник в плаще цвета индиго. Длинные чёрные волосы собраны в хвост на затылке, как у восточных борцов. Его лицо показалось мне знакомым, но в такой обстановке я ни за что не вспомню, где видела его раньше. За ним неслись с залихватским гиканьем вооружённые мечами и арбалетами кентавры. Спешит на помощь отряд защитников Западных Врат. Это придало силы воинам в красных плащах. Схватка возобновилась. Предводитель кентавров одним мощным ударом обрубил зверю кусок хвоста. Дракон и обрубком сбил с ног нескольких воинов, но отступил. Попятился, распуская перепончатые крылья, и поднялся в воздух. Сделав круг над полем, зашёл для новой атаки. Тогда Лучник вынул последнюю сбережённую стрелу. Белая молния ударила дракону в горло под самой челюстью. Зверь пронзительно заверещал, оглушённые люди и кентавры шарахнулись в стороны. Лошадь Рыцаря заржала и встала на дыбы. Чудовище задёргало ногами и упало на бок. От удара земля ухнула, воины не удержались на ногах, надстройка над воротами осыпалась, чуть не завалив отряд защитников. Израненный гигант снова поковылял к воротам. Тут Рыцарь Западных Врат нанёс последний удар. Меч вошёл в клинообразную грудь дракона. Зверь шарахнулся и судорожными рывками поднялся в воздух. Силы оставили его. Он разом обмяк и постарел. Шерсть его в тех местах, где не была залеплена кровью, стала седой. Тяжело взмахивая крыльями, он полетел прочь над самой землёй, оставляя на ней обрубком хвоста лиловую борозду. Отряд кентавров, ни словом не обмолвившись с защитниками Южных Врат, поспешил назад. Лишь всадник на минуту задержался. Он взглянул в мою сторону и слегка кивнул головой. Его взгляд словно прожёг меня – очень знакомое ощущение. Безусловно, это уже было раньше. Кто же этот Рыцарь? Остальные так меня и не заметили. Стена из белого камня вновь стала твердыней, о битве напоминали лишь оплывшие зубцы верхнего яруса. Четверо лучников в грязных, бывших некогда алыми, плащах уносят на большом щите Олега. Глаза воина закрыты, лицо мертвенно бледно, на губах запеклась кровь, но жизнь ещё теплится в его теле. Хватит ли этой искры чтобы вновь разжечь пламя? Хватит! Я точно это знаю. За щитом молча идут Хранительница и Лучник.

Мне показалось, я лишь моргнула, а процессия уже растворилась в поднимающемся от земли мареве. Тучи разошлись, и над полем засияло жаркое полуденное солнце. Как же мне теперь выбираться отсюда? Я побрела по следам ушедшего отряда. Сначала путь указывали следы ног на вспаханном битвой поле, потом проторённая среди высоких бурьянов тропа. Кое-где ещё дымились проплешины, выжженные молниями. Удивительно, что поле не выгорело целиком. На особенно большой круглой плеши я растерялась – нет следов, куда идти дальше? Я бестолково озираюсь кругом и чувствую, что вот-вот заплачу. И тут замечаю, как у самого края что-то блестит. Солнце палит так нещадно, что не хочется делать и один лишний шаг. В горле першит от пыли и жажды. Надо всё-таки подойти посмотреть. Я поднимаю из золы небольшой лёгкий кинжал с витой рукоятью, украшенной красными и жёлтыми камушками. Очень красивая вещь, аж дух захватывает! Она настолько увлекает меня, что я не слышу приближающихся шагов. Марина за моей спиной радостно восклицает: «Вот он! А я уж решила, что никогда не найду его!». Она обхватила рукоять кинжала обеими руками и судорожно прижала к груди. Плечи её затряслись, она и плачет, и смеётся. Алексей бережно обнимает жену, гладит любимые волосы, посеревшие от пыли. Мы все запылились и пропахли гарью, на лице у Лёхи засохшая кровь – к счастью, это всего лишь небольшая ссадина.

– А ты откуда там взялась? – спрашивает меня Лёха.

– Спроси что-нибудь полегче, – я злюсь. – А заодно объясни мне, где это «там» я взялась?

– Извините, что прерываюсь на самом интересном месте, но, может быть, мы сначала умоемся? А потом, Лизок, напоишь нас чаем как в старые добрые времена.

Все втроём усевшись на диван в гардеробе мы пьём крепкий свежезаваренный чай, перед нами на табурете пакет с хрустящими румяными сушками, а за окном шумит дождь. Он льёт весь день не переставая, и уже с трудом верится, что полчаса назад мы задыхались от жары и пыли на безжизненном поле Южных владений. Петрович убрался домой через чёрный ход. Мы видели в окно, как он тяжело ковыляет через дорогу к трамвайной остановке.

========== Глава 9. ==========

Как меня всё достало! Как говорила героиня одной детской сказки: «Если всегда ходить в одну и ту же сторону, то все дни превратятся в один бесконечный одинаковый день». Впрочем, нет, на работе у нас сплошное разнообразие. В училище нагрянула какая-то инспекция, народ стоит на ушах, и совершенно невозможно понять, то ли всех уволят, то ли наконец-то зарплату по-честному станут платить. Дома тоже ни сна, ни отдыха. Муж обещал помочь с ужином, вот только сбегает к приятелю на полчасика… Эти «пол часика» минули часа три назад, опять приходится самой и готовить, и кормить. Отца ведь приходится кормить с ложки. Месяца полтора назад, когда с ним ещё можно было разговаривать, он вдруг начал мечтать о том, как поправится, как они пойдут к Юрию Ивановичу на дачу достраивать парник, и как летом он будет катать внука на велосипеде. Так больно было это слушать, зная наверняка, что ничего этого никогда уже не будет.В какой-то из вечеров отец доложил мне, что сегодня в гараже они с Юрой перебрали что-то в машине, «…а инструмент я там оставил, всё равно завтра опять туда пойду». Стало ясно, что сознание не выдержало и отключилось от реальности. Честно говоря, мне стало значительно легче, я избавилась от необходимости врать и притворяться, что всё будет хорошо. Наверное, это правильно, что перед смертью многие теряют рассудок, так их легче отпускать.

Я легла так и не дождавшись мужа, но долго не могла уснуть, всё мне мешало: то шум проезжающей под окном машины, то стук собственного сердца, гулко отдающийся в кроватных пружинах. Но стоило мне только задремать, как тут же хлопнула входная дверь. Ну, что за блядство! Муж явился нетрезв и бодр, загремел в кухне посудой, включил телевизор. Мне пришлось вставать и тащиться в кухню.

– Женя, неужели ты не понимаешь, что я устала и очень хочу спать.

– Ну, так иди и спи.

– Я не могу, мне телевизор мешает, неужели нельзя поесть без телевизора?

– Нельзя, – ехидно заявил муж, явно гордясь тем, что он так решителен и бескомпромиссен.

Спорить бесполезно. Правда, когда я вышла, телевизор он всё-таки выключил, но лишь потому, что включил игровую приставку. Щёлканье кнопок, мерцание экрана, странные звуки, доносящиеся из наушников. Я окончательно вышла из себя, я взбесилась, я заплакала, мне хотелось как-нибудь навсегда избавиться от шума, чтобы можно было каждую-каждую ночь спать крепко и сладко. Кажется, муж явился домой с бутылкой пива? Вот тебе и пиво, и ночные игры! Я схватила бутылку и вылила прямо на клавиатуру. Очень хотелось и бутылку разбить о чью-то тупую башку. Муж побежал в кухню спасать подмоченную «клаву» по дороге отвесив мне полноценную оплеуху, от которой зазвенело в ушах. Ну, вот как? Как можно так жить?! Я не понимаю. Ведь после всего этого он ещё смеет мне заявлять, что любит меня.

Уж не знаю, как мне удалось уснуть. Мне снилась дорога, пыльная, зажатая между скалами, поднимающимися вверх причудливыми уступами. Я ехала верхом в сопровождении мужчины. Его подтянутое крепкое тело, выгоревшие на солнце волнистые волосы, пухлые губы и большие голубые глаза – все эти детали никак не хотели складываться в единое целое, будто играя в угадайку. Я словно помнила, но никак не могла узнать человека, ехавшего совсем рядом, хотя душа моя пела от осознания близости этого человека. Наконец дорога вывела нас из ущелья и пошла резко вниз, в долину. Мы остановились в этой высшей точке своего путешествия, налетел ветер. Он трепал волосы и пах чем-то одуряюще приятным, острым и свежим, даже не смотря на то, что поднял тучи пыли. Мы со спутником посмотрели друг другу в глаза, потом он притянул

меня к себе и поцеловал в губы жарко и жадно, так, что дрожь прошла по всему телу. Началась бешеная скачка! Вниз! От скорости захватило дух. В жизни, а не во сне я никогда не решилась бы на такое. Мой спутник на чёрной лошади то обгонял меня, то отставал, словно заигрывал, раззадоривал. Восторг охватил всё моё существо, и я гоню лошадь всё быстрее и быстрее, мне кажется, будто я лечу над дорогой… И падаю! Падаю столь стремительно, и восторг сменяется неописуемым ужасом. Дыхание останавливается, и крик не может вырваться наружу. Я просыпаюсь от собственного глухого стона.

Утро 14 мая. Ночью снова шёл снег: трава и скамейки засыпаны мелкой белой крупой. С кружкой утреннего кофе я как обычно пялюсь в окно. По аллее мимо дома идёт кукла, худенькая, с тоненькими ножками.Жиденькие волосики затянуты в хвост на самой макушке открывая большой лоб в добрых полголовы. «Бракоделы! – злобно подумала я. – Пакли пожалели». А кукла повернула голову, остановилась, разглядывая цветущие вишнёвые ветки, второй раз за этот май усыпанные снегом. Она так счастливо улыбалась и, наверное, искренне не понимала, как её изуродовали экономные производители.

По сумрачной утренней квартире всё ещё метались тени моих снов. Я поняла, кто был со мной этой ночью. Антон, пожалуй, единственный из всех, кого я по-настоящему любила. Господи, как давно это было! Мы познакомились совсем детьми. Мне, наверное, ещё не было и шестнадцати. Наши отношения развивались странно, то прекращаясь, то возвращаясь к началу. Я иногда вела себя настойчиво, доходя до наглости, а то вдруг отвлекалась на других, влюблялась, разочаровывалась, бросала, меня не понимали и бросали тоже. Страшно подумать, сколько событий может уместиться в какие-то несколько лет по-молодости. Жизнь летит и ты летишь вместе с нею всё видя и ничего не замечая вокруг. Это понимаешь, лишь оглянувшись назад. Вот так, как теперь. Антон – человек замкнутый. Мне было совершенно не ясно, есть ли для него что-то

ценное в наших отношениях. И вот в тот самый момент, когда с его стороны начало проклёвываться нечто похожее на заинтересованность, я всё испортила. Это надо же было быть такой дурой – сломать всё собственными руками. Теперь я думаю, что тогда я просто слишком привыкла к тому, что Антон был всё время где-то рядом, и помыслить не могла, что не смогу к нему вернуться. Долго я не могла его забыть. Сына хотела назвать его именем, но муж ни за что не согласился, и это мне вполне понятно. Через несколько лет после того, как я вышла замуж, судьба всё-таки свела меня с Антошкой. Мы просидели у него до глубокой ночи развлекаясь пустыми разговорами под пиво. Я наконец-то смогла взглянуть на него иначе. Я вдруг за один вечер поняла, насколько мы разные люди, наша совместная жизнь, случись такая, вряд ли была бы удачной. Но то душевное тепло, скорее даже не к нему, а к своим ярким первым чувствам, сохранилось во мне до сих пор.

Серым туманом хмурое утро

Нас выгоняет из мятой постели.

Ноет будильник, грусть почему-то,

Что же мы раньше так не сумели?

Ты диссонансом вошёл в моё время,

Стройной системы гармонию руша.

Я отдала тебе грешное тело,

Но не проси изболевшую душу.

В нашей судьбе, словно в комнате смеха,

Лишь на мгновенье пути искривились.

Мой экс-возлюбленный – горькое эхо

Жизни, которая не получилась.

Погода в эти дни балует завидным разнообразием: температура то взлетает до тридцати градусов, то весь день держится не выше пятнадцати. Идёшь на работу на сутки, а вещей с собой берёшь как на неделю. До обеда несколько раз звонил Олешка. Минуты три я наговариваю в трубку всякую ерунду исключительно из вежливости, в ответ слушая его глубокие вздохи. Иногда он ещё смеётся. Однажды прямо до истерики хохотал, даже трубку бросил. Над чем? В конце концов моё терпение лопнуло, и я честно сказала ему, что не могу понять, чего он от меня добивается, поэтому лучше будет, если он перестанет мне звонить. Наверное, он обиделся.

Когда во второй половине дня телефон зазвонил вновь, я чуть не рявкнула сходу в трубку какую-то грубость.К счастью это звонила Оксанка. Она сообщила, что от неё ушёл муж, и по этому поводу мы обязательно вечером нажрёмся как свиньи. Ну, что ж, свиньи так свиньи.

Муж подруги полтора месяца морочил ей голову, говорил, что задерживается в гараже у брата. Домой являлся после полуночи, а то и вообще не приходил. И, наконец, объявил, что уходит жить к другой, но в сад будет приезжать, чтобы достроить баню. Ответственный! Оксана молча, оперативненько собрала ему чемодан и выставила за дверь. Я тоже считаю, что это наилучший вариант. Зачем скандалить, когда и так всё ежу понятно. Хотя сама она в некотором замешательстве. Мы так и не решили, с горя мы напиваемся или от радости. С одной стороны жутко надоели его пьянки, если он такой кому-то нужен – скатертью дорога. Но с другой стороны неизбежно разбирательство с его роднёй, которая почему-то считает, что это Оксана во всём виновата. Хорошо ещё, что родня далеко и достала Оксанку лишь по телефону. Дома же собственная маменька выносит мозг воплями о том, что ребёнок остался без отца, что у мужа надо в ногах валяться, лишь бы только он остался в семье. Мы вполне согласны с тем, что ребёнка без отца растить тяжело, но ещё тяжелее наблюдать, как этот отец проявляет такую непомерную заботу о бывшей семье, как достройка бани. И, наверное, он всё-таки ещё любимый или по крайней мере привычный. И, конечно, больно и обидно. В общем, от всего этого действительно остаётся только

напиться, чем мы и занимались весь вечер, до тех пор, пока на огонёк не заглянула ещё одна сладкая парочка: мрачная как самая непроглядная ночь Нато в сопровождении пьяного Михея. Её отстранили от диплома за несдачу каких-то там учебных норм. Теперь она вынашивает план отмщения завучу, хотя и понимает, чем это может ей грозить. Тамара – старая, закалённая в боях стерва. Когда она улыбается, всей кожей ощущаешь, что она снизошла до тебя – такой

букашечки-таракашечки – только ради соблюдения внешних приличий, на самом же

деле ты – такая мерзость, об которую даже сапоги запачкать не хотелось бы. Ну, куда Нато с такой ведьмой тягаться? Упрямая девчонка не хочет этого понимать. Она всё больше пьёт и всё больше хорохорится, обереги раскаляются, рунические знаки на них плывут и извиваются. От напряжённого сочувствия Михей звучно икнул и поднялся под потолок, там он завис беспомощно дёргая руками и ногами. Нато, зашипев что-то ругательное себе под нос, встала на табурет, безо всякого сострадания дёрнула Михея за ногу и уронила на пол. Михей решил убраться по-добру, по-здорову. Выпитое нынче спиртное против обыкновения сделало его лёгким на подъём. Пробежав два-три шага по тротуару, Михей толкнулся и взмыл вверх на уровень второго этажа. Правда, при этом здорово ободрался о ветки лип, растущих вдоль улицы. Кое-как определив направление, он поплыл в сторону Большой Покровки, стараясь не запутаться в проводах. Над перекрёстком панк поднялся ещё выше и полетел прямо над крышами трёхэтажных домов. Оксанка с интересом посмотрела ему вслед, изрекла глубокомысленное «да» и закурила. Сизый сигаретный дым тонкими полосами расплылся по маленькой комнатушке, потянулся в коридор, где скрипели и хлопали

сами собой открывающиеся двери.

– Я, кажется, тоже отвязалась от своего «наркомана». А ещё, говорят, наш Петрович нынче в департаменте написал заявление об увольнении.

– Мужики разлетаются, как мухи от «Правды», – резюмировала Оксана.

Мы выпили ещё по паре рюмок. У меня уже дурнота подкатывает к горлу, я давно потеряла нить нашей задушевной беседы и включилась обратно лишь от радостного вопля Нато.

– Так идёмте же, я вам его покажу!

Под предводительством Нато мы по дальней лестнице устремились на третий этаж. Она хихикала и бормотала себе под нос: «Книги они читают, видали вы их? У них вопросы возникают. А надо всего лишь раз в жизни глаза разуть».

На лестнице горит только дежурное освещение. Заглянув в тёмный коридор, я в изумлении вижу, как свет от тусклой лестничной лампы многократно отражается от стен коридора. Это даже и не стены, а зеркала! Нато качнувшись ухватилась за дверной косяк.

– У меня в темноте что-то совсем гравитация не работает. Лиза, ты можешь включить свет? Я гарантирую, что эти, – она мотнула головой в сторону коридора, – не исчезнут.

Мы увидели двадцать зеркал, расположенных парами друг против друга. Зеркала от пола до потолка, каждое очерчено узенькой резной рамой, они не бликуют отражая свет, стёкла точно затянуты серой дымкой. Оксанка, никогда не отличавшаяся нерешительностью, делает несколько шагов вглубь коридора. Поверхность одного из зеркал светлеет, и я вижу свою подругу точно такой, какой видела в день сражения за Южные Врата. Оксанка вертится перед зеркалом как в примерочной, внимательно разглядывая доспехи, плащ и оружие, потом следует дальше по коридору. Остальные зеркала молчат. В конце коридора она задерживается у ещё одной пары зеркал, но, по всей видимости, ей не нравится то, что она там видит. Вернувшись, она игриво обращается ко мне:

– Ну, а ты что стоишь?

– А я? – глупо переспрашиваю я.

Я боюсь. Я с трудом заставляю себя сделать шаг. Первая пара зеркал по-прежнему в матово-серой дымке. Я не могу заставить себя идти дальше. Я тушу свет и закрываю двери в коридор. Вниз мы спускаемся в молчании, каждый наедине со своими мыслями. Наше молчание рискует прервать только бесстрашный телефон. Звонок распугал серые тени и вернул всех в действительность. Это звонит мой муж с обещанием скоро быть. Гости засобирались восвояси. Оставшись одна я чуть не расплакалась от стыда за свою трусость, от обиды за упущенную возможность лицезреть настоящее чудо.

Муж пришёл с большим букетом красных тюльпанов. Он нежен и внимателен. Впрочем, это ещё больше расстроило меня, потому что мне нечем ответить ему. Внутри меня глухая стена из красного кирпича.

Рей галантно поклонился и, взяв меня под руку, произнёс: «Пойдёмте в бальный зал, сударыня». Он повёл меня по коридорам и лестницам. Серые училищные стены, заляпанные отпечатками грязных пальцев, сменились великолепием белого мрамора с розовыми прожилками. Простенки меж окнами украсили канделябры и зеркала в причудливых витых рамах. Лакеи в тёмно-лиловых ливреях предупредительно отворяли двери. Наконец мы ступили на блестящий паркет бального зала и влились в празднично разодетую толпу гостей. Гул голосов, шорох пышных юбок из шелка и бархата, нежная мелодия подхватили и понесли нас куда-то очень тривиально. Я

вдруг увидела, что Рей одет в узкие чёрные брюки и пышную белую рубаху с кружевным воротом и глубоким треугольным вырезом. Мне оказалось очень неудобно в платье с открытыми плечами, тугим корсажем и кринолиновой юбкой. Я на секунду представила, что мне в таком виде надо садиться в автобус и аж передёрнулась. Мельком взглянув в зеркало, я убедилась, что выгляжу весьма прилично. Платье из яркого оранжевого атласа мне идёт. К сожалению, единственным моим украшением оказались цветы шиповника, заправленные в завитые локоны.

Туалеты других женщин отличаются завидным разнообразием. Мужчины так же не стеснены в выборе одежды: фраки, камзолы, шёлковые рубашки, даже рыцарские доспехи (не представляю, что в них можно делать на балу). В толпе мелькают алые, чёрные, лазоревые плащи рыцарей Врат. Я знаю, что Рей не очень-то любит танцевать, но сегодня он делает это специально для меня. Один танец, второй, третий… Всё кружится и сверкает, кажется, ещё немного и я буду счастлива. А муж всё крепче прижимает меня к себе обхватив за талию. У него в глазах появился такой знакомый огонёк желания. Мне становится не по себе. Вспомнилось вдруг то гадливое

чувство, которое он так недавно вызывал во мне своими ласками. Я пытаюсь отогнать от себя дурные мысли, но взгляд и движения Рея становятся всё настойчивее. И тогда чувства горькие и тягостные берут верх. Я отталкиваю от себя Рея и бросаюсь бежать через залы и коридоры, заполненные гостями, освещённые тысячами свечей, наталкиваясь на танцующие пары. Лица мелькают и чужие, и знакомые. Они говорят мне что-то.

Оксана: «Да, брось ты! Он всё равно тебя не поймёт. Вечерком поплачешь так, для себя – и чёрт с ним. Надо легче смотреть на вещи».

Ирина: «Нужно настаивать на своём. А то он совсем обнаглеет. Все мужики такие. Незачем унижаться и страдать из-за него».

Я выскакиваю в какой-то коридор в конце которого перед высокими дверями вижу Юльку.

– Юля! Юля, что мне делать? – кричу я задыхаясь от бега.

Она улыбается, отвечает мне спокойно и снисходительно, точно разговаривает с ребёнком:

– Надо любить человека таким, каков он есть. Прими его со всеми его желаниями и взглядами, как ты принимала его раньше.

– А я? Как же я? Почему он не хочет принимать меня?

– Ты же женщина, тебе легче приспособиться. Он ведь требует от тебя столь немногого.

В другом конце коридора появляется Рей, и я снова бегу.Тревожная музыка несётся мне вслед. Бетховен. Я бегу, оскальзываясь на мраморных ступенях, плутая в лабиринте комнат и путаясь в подоле длинного платья. Сползший черенок шиповника зло царапает щёку. Кованая чугунная лестница с резными просвечивающими ступенями – на секунду я замираю перед ней. Я ужасно