Текст книги "Бабочка в табакерке (СИ)"
Автор книги: Kreola Lita
сообщить о нарушении
Текущая страница: 3 (всего у книги 8 страниц)
– Не смей! Не смей, тварь! – крик рвёт горло.
Я швыряю в чудовище попавший под руку кувшин с натюрморта. Потом ещё и ещё.
Очнувшись утром в своей каморке, я долго не могу унять отчаянно бьющееся сердце. Сон. Всего лишь дурной сон. В кулаке зажат ключ от шестой. Неужели, я так и не выпустила кота-бедолагу? Рыжий лежит в самом углу уткнувшись носом в пол. Шерсть всклокочена, на ушах и лапах запеклась кровь. Он даже не в состоянии приподнять голову, только пискнул из последних сил, услыхав, что его всё-таки пришли спасать. Весь пол усыпан осколками и пухом, на стенах и окнах тёмные вонючие потёки. Я не могу заставить себя взять кота и бегу за резиновыми перчатками. Сон или бред? Вернувшись, я обнаруживаю лишь изодранного кота и разбитый кувшин в углу.
Через два дня, когда серебряный диск пошёл на убыль, Рыжий умер. Наш дворник закопал его в самом углу двора, на стыке двух зданий. В остальном полнолуние прошло относительно благополучно. А! Ещё муж заболел ангиной. И Нато опять забралась на крышу соседнего дома и слетела с неё заливаясь диким хохотом, чем переполошила местных жителей и привела в предынфарктное состояние загулявшуюся до темноты бабульку. Бабулька, придя в себя, ринулась в ближайшую церковь и не возвращалась домой до тех пор, пока поп не согласился отправиться туда вместе с ней и не окропил чердак и крышу святой водой. Старик в черной рясе тяжело вздыхал, покачивая головой, явно не веря в существование нечистой силы.
========== Глава 6. Как это вспомнить. ==========
– Я устала слушать твои байки! Ты бы лучше объяснил мне, почему после работы нельзя сразу пойти домой, а надо обязательно заложить за воротник?
– Я только пил пиво.
– Да мне всё равно, что ты пил, главное, что ты опять нажрался.
Сколько раз за нашу совместную жизнь повторялся этот диалог – страшно подумать. Он бессмысленен, он ничего не меняет в ситуации, он просто повторяется из раза в раз в неизменном виде служа прелюдией к такому же бессмысленному скандалу.
– Можешь не орать на меня. Твои вопли для меня не новость.
– Ну, ещё бы! Каждую неделю повторяется одно и то же.
– Каждую неделю, – передразнил муж, скорчив отвратительную гримасу. – Для меня каждую жизнь повторяется одно и то же. Ты даже представить себе не можешь, сколько жизней я промучился с тобой. И ты каждый раз шлюха! Ты, Лизонька, блядь бессовестная и овца беспардонная! – глаза его загорелись безумным огнём, слюни полезли изо рта пузырями, и он пребольно ткнул меня пальцем в грудь.
Когда он бывает таким – это противно и страшно. Мне хочется ударить его наотмашь, выгнать, чтобы никогда больше не видеть этого перекошенного злобой лица, но мне никогда с ним не сладить, а он не станет церемониться и стукнет в ответ. Его никто не научил тому, что нельзя бить женщину. Единственное, чем я могу противостоять ему, это крик. И я кричу с таким же перекошенным от гнева лицом и со слезами на глазах.
– Зачем же ты тогда меня подбираешь каждую жизнь? А может это и не я вовсе? Может быть тебе просто везёт на таких женщин, и ты ничего лучшего не достоин? Как ты задолбал меня своими россказнями о том, что живёшь сто пятьдесят жизней, и все они одинаковые. Иди журналистам рассказывай, пусть о тебе в «Оракуле» напишут.
– Не всё одинаковое, а только самое главное. Это ты, дура бестолковая, ни хрена не помнишь.Ты, милая моя, всегда только о себе и думаешь, – муж вытряхнул на диван содержимое моей сумки в поисках ключей от тёщиной квартиры, так как вознамерился идти ночевать туда, чтобы не слышать моих воплей и рыданий.
Ну, конечно, я – дура, овца и всё прочее, и при этом Лизонька и «милая моя». Вот хоть бы раз в трезвом виде назвал меня ласковым словом. Хоть бы раз! Нет, даже по имени не зовёт, только «тыкает». Всё внутри у меня затряслось от обиды. Со мной случилась настоящая истерика. Не в силах сдержать себя, я схватила со стола чашку с окурками и отшвырнула в угол. Осколки разлетелись веером, всё вокруг засыпало пеплом. Я уже не могла себя контролировать. Нужно было плакать, чтобы выжать из себя всю боль, всю накопившуюся обиду, и я убежала на самый верх, плюхнулась прямо на пол и плакала, плакала до тех пор, пока не появились маски.
Зал был тёмен. Единственный светильник маленьким кругом освещал подиум. В этом круге света танцевали двое в белых масках с большими тёмными глазами и плачущими ртами. Где-то в глубине зазвенели струны, тихонько подыгрывая непонятному представлению. Кресла в зале были пусты. Мимы умирали на сцене в одиночестве. Потом начался шторм. Ветер сорвал тряпичную крышу балагана, волны накатывали одна за одной. Белые брызги разлетались колкими фонтанами, били в лицо. Вокруг всё ревело и неистовствовало. Не осталось ничего, кроме ужаса. Я же не умею плавать! А даже если бы и умела, в таком хаосе спастись невозможно. Захлёбываясь, я что есть силы барахтаюсь в чёрной воде; превратившись в одну маленькую точку, сознание угасает. Из последних сил вырвавшись на поверхность я завизжала отчаянно: «Рей! Ре-е-ей!». И чёрная пелена начала развеиваться, сознание прояснилось. Я увидела сквозь волны протянутую руку. Кто-то изо всех сил тащил меня на поверхность.
Мы с Реем стоим на высоком помосте, мимо нас походят люди: оборванные и лохматые, с раскрашенными лицами, они кривляются и приплясывают. Яркое солнце заливает светом диковинную процессию. Очень холодно. Мокрая одежда прилипла к телу. Рей обнимает меня за плечи, чтобы стало хоть чуточку теплее. От помоста вдаль уходит дорога. Она катится через цветущие поля до самого горизонта. Оттуда к нам стремительно приближается чёрная точка. Всадник несётся прямо на нас, но чем ближе он становится, тем мутнее картинка. Я вижу только серый туман, он сгущается, и передо мной оказывается стена с вешалками, на которых сохнет моя одежда. Я сижу на диване закутанная в одеяло, рядом, уткнувшись носом в передние лапы, спит кошка Манька. Муж расположился в кресле у стола, сизый дымок от его сигареты заплывает под железный абажур настольной лампы.
***
Всё это время он думал: «Как, ну, как я могу ей рассказать? Тогда я был вдохновлён новыми знаниями. Я загорелся идеей и украсил её мечтой. В первый момент казалось, что мне всё удалось! Увы! Мне не хватило сил удержать созданное. Лишь на краткий миг я увидел творение рук своих, и мир взорвался».
Потом было много жизней. Он не помнил их все. В какую-то из них он рос в небольшом городке небольшого государства, постоянно страдающего от войн с беспокойными жадными соседями и местных междоусобиц. Ещё пацаном он предпочёл ремеслу отца военную стезю и прибился к местному гарнизону. Рей быстро постигал азы военной науки, проявляя недюжинный талант в этом деле, и в скорости, не смотря на своё плебейское происхождение, выбился в мелкие начальники и метил ещё выше. Тут главное, чтобы подвернулась какая-нибудь заварушка, в случае успеха которой такие, как он, могли на многое рассчитывать. И всё было замечательно до тех пор, пока однажды он не встретил Её. Выглядела она совсем не так, как в тот – единственный – миг, но он не мог ошибиться. Всё нутро подсказывало, что это именно та женщина.
Девчонка жила в соседнем городке. Отца, кажется, убили в пьяной драке. Мать осталась с двумя детьми одна. Дочь была избалована до безобразия. Хотя она, как и старший брат, помогала матери вести хозяйство и содержать небольшую винную лавку, но в свободные часы откалывала такие номера, что волосы дыбом вставали. Брат охотно выдрал бы маленькую мерзавку, но мать, несмотря на жалобы и пересуды соседей, не давала и пальцем тронуть свою любимицу. Шерри. Тогда её звали Шерри. Она таскала вино из лавки, носилась верхом по окрестностям городка и обожала устраивать соседям всякие каверзы. Теперь она совсем не такая. Она стала трусихой. К лошади и близко не подойдёт, не то что верхом ездить. Слабая, неуклюжая и любезная с соседями. И всё-таки это именно она. Иногда наружу вырывается тот самый бесёнок, который когда-то вовсю бесчинствовал в забытом теперь городке. В ту осень Шерри частенько видели у фермы Ома Каннинга, занимавшегося разведением лошадей. Уж не закрутила ли она роман с одним из его сыновей? Отнюдь. Шерри вовсе не интересовали порядочные, работящие парни. Она привязалась к приблудному Энтони. Красавчик Тони, вечно грязный и пахнущий навозом мальчишка лет тринадцати, с ещё детскими пухлыми губами. Он работал на ферме за похлёбку и крышу над головой. Тони дичился Шерри, никогда не отвечал на её подначки, только смотрел исподлобья. Она же вцепилась в него мёртвой хваткой, при любом удобном случае пытаясь затащить парня в какой-нибудь тёмный уголок. Такого бесстыдства не могла стерпеть даже мать и впервые разрешила старшему сыну как следует всыпать девчонке. Шерри лягалась и орала, а потом, размазав по щекам слёзы, заявила, что никогда не простит такого и непременно уйдёт из дома.
Рей, не обращая внимания на местные кривотолки, стал часто бывать в лавке. Он быстро отвадил от Шерри нескольких праздных ухажёров – игроков в серьёзные намерения. Он трезвым умом и холодным сердцем добивался её внимания, будто играл партию в шахматы. Конечно, можно было сговориться с матерью и оформить брак, не спрашивая согласия взбалмошной девицы, но Рея это по многим причинам не устраивало. Он непременно хотел полностью завладеть её чувствами. Девчонка должна принадлежать ему со всеми потрохами, в том числе и душевными, если таковые имеются в наличии. Дело сдвинулось с мёртвой точки. Всё чаще он замечал интерес в глазах Шерри, она стала позволять себе высказываться в его адрес, правда, в основном это были всякие дерзости, но зато она перестала таскаться к ферме, чтобы караулить Тони. Впрочем, Тони его мало заботил – недоросль, единственным достоинством которого могла стать только его неопытность, не мог быть соперником. Рей спокойно уехал по делам на неделю, подумав, что это тоже может стать неплохим ходом в игре, которую он и так уже почти выиграл.
Они с приятелем возвращались в свой гарнизон, до него оставалось не так уж далеко, но на землю уже спустились сумерки. Они как раз поравнялись с фермой Каннингов. Недалеко от дороги стоял огромный сенник, за ним Рей увидел стреноженную серую в яблоках кобылку. Шерри здесь! Нет сомнения, чёртова распутница опять проводит время с молокососом. Тогда Рей впервые познал настоящую ревность. Огненное чувство заполнило всё его естество, клокотало внутри. Это было похоже на гнев, только гораздо сильнее и тягостнее. Бросив поводья, Рей подошёл к проёму в стене сарая, где раньше были двери. Друг что-то кричал ему вслед, но Рей ничего не слышал и не видел, кроме надвигающегося тёмного зева. Встав на пороге, он закричал во весь голос: «Шерри! Шерри!». Он кричал так, будто Шерри была от него за несколько миль. Конечно, на его крик никто не отозвался. Рей в сердцах пнул доски, которые с треском выломались из стены. Подошёл приятель и стал уговаривать его ехать дальше.
– Рей, Рей. Брось беситься. Они наверняка уже сбежали. Поедем домой, мы потом найдём их и отрежем уши этому малолетнему засранцу. И сарай этот спалим к чёртовой матери. И на что тебе сдалась эта шлюха? Вокруг столько приличных девушек. Любая согласится выйти за тебя замуж. А эта драная кошка ещё пожалеет, что так обошлась с тобой. Да на неё не позарится ни один приличный парень. Она сгодится только на то, чтобы провести с ней пару ночей.
– Может, и ты провёл с ней пару ночей? И не смей называть её так! Это моя женщина. Понимаешь – моя!
Он чуть было не выложил всю правду, но вовремя опомнился. Его примут за сумасшедшего. И тут из темноты проёма появилась Шерри. Ревность тысячекратно усилила восприятие, Рей увидел не только помятую застёгнутую кое-как блузку и растрёпанные волосы. Разглядел он и румянец на щеках, и припухшие налитые губы, и негу в глазах, хотя кроме луны ничто не рассеивало мрак этой ночи. Больше всего ему хотелось ударить её наотмашь по лицу, размазать по стенке, удавить собственными руками мерзкую гадину, посмевшую пойти наперекор всем его планам. Позднее он скажет «растоптавшую его чувства», но это не будет правдой. Тогда ещё никаких нежных чувств Рей к Шерри не испытывал. Было только сознание того, что это его женщина, и холодный расчёт. И вдруг эта вспышка! Сколько бы он потом не думал об этом, каждый раз приходил к выводу, что тогда именно это и разбудило его безмятежно спящую душу.
Шерри нехорошо улыбнулась:
– Я не твоя собственность и никогда ей не буду. Ты не смеешь мною распоряжаться! – она спокойно распутала лошадь и умчалась в сторону города.
А Рей ещё долго стоял посреди дороги сжав кулаки и глядя ей вслед.
Через неделю Шерри исчезла из города. Они сбежали вместе с недоноском, прихватив с собой нескольких лошадей с фермы его хозяина. Рей со своими людьми бросился на поиски. Отряд вскоре вернулся, а их предводителя ещё долго мотали по пыльным дорогам ревность и жажда мести. Но обратно он приехал с твёрдой решимостью забыть наглую девку.
Сколько времени прошло? Должно быть, не один год. Рей уже солидно продвинулся вверх по карьерной лестнице (впрочем, тогда так не говорили). Благо поводов было предостаточно. Времена смуты породили… много чего они породили. Верховная власть шаталась из стороны в сторону. Бунтовали то крестьяне, то ремесленники, то все сразу. Беглый народ прятался по лесам и докучал всем. До их округи докатилась волна грабежей. Невиданной наглостью отличался разбойник Диего. За его голову была назначена солидная награда, так как этот негодяй осмелился покуситься на имущество самого правителя. Находилось немало охотников поймать наглеца, но все попытки оканчивались неудачей, и Диего наглел с каждым днём. Рей поднял на ноги всех своих людей, они рыскали по окрестностям днём и ночью.
Утром Рея разбудили крики на улице. Кто-то ногами заколотил в его дверь.
– Просыпайтесь, командир, мы поймали эту поганую лису! Сажайте её в клетку, пусть поработает приманкой.
Рей быстро оделся и вышел на крыльцо. Парни стащили с лошади связанную женщину в мужском платье. Она упала на колени. Один из солдат поддел верёвку, которой были связаны её руки, и рывком поставил пленницу на ноги. Она вскрикнула от боли в вывернутых руках, тряхнула головой, грязные длинные волосы откинулись назад. Рей не мог не узнать её, и в груди всё отозвалось давно забытой болью. Он запер Шерри в подвале с зарешеченным окном под самым потолком. Шерри только скривила разбитые губы в высокомерной усмешке и не сказала ни слова.
Прошло несколько дней. Все с нетерпением ждали. Диего непременно должен явиться, чтобы вытащить свою подружку. Если, конечно, это действительно его подруга. Рей был в этом уверен. Он тоже ждал. Спокойно, холодно. Как только это вор Тони-Диего явится, Рей поймает его и сам лично всадит промеж глаз свинцовую пробку.
Шерри была ранена. Ей с каждым днём становилось всё хуже. Лихорадка усиливалась. Рей никого к ней не пускал, хорошо зная все её хитрости и уловки. Он сам караулил её круглые сутки. На пятый день Шерри совсем скисла. Нужно было сменить повязку, и Рей вошёл к ней. Шерри лежала на куче несвежей соломы, её трясло, еда с вечера осталась нетронутой. Рей, стараясь не встречаться с ней взглядом, стал снимать пропитавшиеся кровью тряпки. Он никогда не боялся ни крови, ни болячек, ни мертвецов, но вид воспалённой гноящейся раны на плече ЭТОЙ женщины ужаснул его. Кое-как дотянув до вечера, он распустил по домам всех своих парней. Долго стоял перед дверью подвала перебирая связку ключей. Он прислушивался к тому, что происходит у него внутри. Переступив порог, он тихо позвал Шерри. Она открыла глаза:
– Ты ждёшь? Он не придёт сейчас. Из меня вышла плохая подсадная утка. Да ты его всё равно не поймаешь, потому что он умнее тебя.
То, что робко разрасталось в душе у Рея, обожглось и спряталось куда-то глубоко. Он помолчал, думая, что ответить:
– Я не буду его ловить. Я его просто убью, – он захлопнул дверь и старательно запер замок.
Диего всё-таки пришёл за ней. Налетел как всегда неожиданно. Теперь уже Рей не может вспомнить, как всё вышло. Помнится только бешеная скачка, азарт погони. Как Рей рванулся наперерез через холмы и бездорожье, почти догнал! Как понял, что их не поймать. Тогда он остановил лошадь и прицелился. Диего скакал чуть впереди, и на мушку всё время попадалась Шерри, это не давало Рею выстрелить. А сзади уже нарастал топот остальных преследователей и крики: «Стреляй! Стреляй же, чёрт тебя подери! Они сейчас уйдут».
И Рей выстрелил. Он видел, как дёрнулась Шерри и упала на шею лошади. Погоня помчалась дальше, а он так и остался стоять. Что было дальше? Всё стёрлось. Память сохранила ещё лишь малюсенький кусочек той жизни. Рей заехал куда-то далеко к самому подножию гор. Он сидел на каменном уступе и курил. С горы, шебурша и постукивая, скатились мелкие камушки. Сверху кто-то спускался. Рей оглянулся и встретил угрюмый взгляд холодных тёмно-серых глаз. Диего в изорванной и перепачканной кровью одежде стоял прямо над ним.
– Ты убил её, – Диего смотрел, не отводя взгляда, сомкнув брови на переносице, судорожно сжимались и разжимались его кулаки. – Она говорила, что ты любишь её.
– Да, я любил её, но долг… – Рей хотел сказать, что долг чести для мужчины превыше всего, но Диего перебил его.
– Долг?! Для настоящего мужчины долг – его женщина. Если он действительно любит, то перешагнёт через всё: через долг, через честь, через гордость, только чтобы не принести вреда женщине.
– Я любил её, – упрямо повторил Рей.
– Нет, ты любил себя, ты любил свою любовь к ней, а Шерри ты убил. Но знай, с этого момента, сколько бы ты не прожил, она будет преследовать тебя. Она станет твоим наказанием, потому что ты так и не сможешь её забыть.
Диего даже не представлял, насколько он был прав.
Комментарий к Глава 6. Как это вспомнить.
Мне самой не нравится, что одному и тому же герою я дала два имени: сначала он Тони, потом Диего. Можно найти этому множество всяческих объяснений, но суть не в них, они нам по боку. Хотелось бы знать, надо ли вообще это делать? Может не стоит в угоду некоей загадочности путать читателя, да ещё в таком маленьком эпизоде? Хотелось бы знать ваше мнение.
========== Глава 7. И жизнь,и слёзы,и любовь. ==========
Пожилой мужчина в шерстяном пальто сидит на скамейке в сквере. Он мельком следит за детьми, играющими неподалёку в траве, расцвеченной солнечными одуванчиками. Лицо его задумчиво. Наверное, он вспоминает что-нибудь. Может быть своё безоблачное детство или влюбчивую горячую юность? Машинально концом длинного зонта с изогнутой ручкой он чертит линии, но их нельзя запечатлеть взглядом – на асфальтовой дорожке ничего не остаётся.
Паутина магии, оплетающая реальность, дрогнула. Он не мог пропустить этот момент, так как давным давно отыскал место, где находится эпицентр тончайшей радужной сети и засел в нём, как самый настоящий паук, улавливая малейшие колебания. Он трансформировал чужие судьбы так, чтобы вокруг него собирались самые важные, нужные ему люди, обладающие совершенно определёнными качествами, о которых сами они зачастую даже не подозревали. Отслеживая миллионы перерождений, он выискивал личности, которые смогли самореализоваться в одной или нескольких ипостасях. По его расчётам такая личность обязательно должна иметь двойника в какой-нибудь из других реальностей. Он кропотливо собирал их вокруг себя, ещё не зная наверняка, какую пользу сможет из этого извлечь, но ни минуты в этом не сомневаясь.
– И мальчишка тут. Молодой маг, переступивший рубеж бессмертия. Люди воображают, будто бессмертие можно обрести сохраняя физическую оболочку, и веками ищут способы для этого. Глупенькие они. Бессмертие – это совершенно иное. Самое смешное, что их массовое сознание давно обладает этой информацией, но до «осуществления проекта» додумались единицы. И из этих нескольких десятков человек мне нужен один единственный, тот, которого я создал сам и с вполне определённой целью. Для которого собирал крупицы магии, отбирая её у тех, кому она давалась природой. Ради него уничтожались храмы с целыми кланами предсказателей, ради него терзали ведунов и знахарок, и пылали костры инквизиции, – мужчина осуждающе мотнул головой, будто кто-то мог возразить на его внутренний монолог.
Жрицы предусмотрели даже то, о чём Колдун и помыслить не мог. Магия этой реальности оказалась для него самого недоступна (впрочем, это могло быть случайным совпадением, но не всё ли теперь равно). Он постиг принципы её роста, развития и использования в чисто теоретическом плане, но сам воспользоваться ей не мог. Он её чувствовал и постигал, но она его не слушалась, имея структуру слишком отличную от той, с которой он работал в других реальностях. Для Колдуна и это не стало тупиком. Он выбрал способного мальчика и стал обучать его всему, что знал сам. С каждой новой жизнью молодой маг становился всё сильнее. Колдун вёл его такими дорогами познания, на которые и сам ступал с содроганием. Они вдвоём достигли столь многого, что молодой маг вот-вот должен был переступить черту, получив великий дар неразрывной памяти.
– Конечно, теперь я понимаю, что сам виноват. Я слишком превозносил его способности, я дал его самоуверенности вырасти до необъятных размеров, не учёл горячности и желаний молодости. Но тогда я просто рассвирепел! Столько сил имел этот мальчишка, и надо же, что он решил сотворить?! Так глупо, бездарно потратить всё, скопленное кропотливым трудом, на создание одного единственного существа! Зачем, когда этого добра вокруг и так завались? Самонадеянный щенок потерпел фиаско. Всё лопнуло у него на глазах, и он сам оказался пуст, как изъеденный червём орех. Я тоже отвернулся от него на долгие жизни. Я познал пустоту и отчаяние, я упал во мрак и очнулся только после того, как люди, подчинив себе неимоверные силы, попытались выпустить наружу собственную смерть. К своему удивлению я обнаружил мага. Он был жалок и слаб, но он жил. И жил, перешагнув рубеж памяти! Во мне снова шевельнулась надежда. Ведь ничто в мире не происходит случайно.
***
Слава богу, это произошло не в мою смену. Утром, вытаращив и без того круглые глаза, Надя рассказывала мне, что ровно в тот момент, когда она убиралась в кабинете директора, туда ворвался странный молодой человек в грязных брюках и джинсовке с оборванными рукавами, на голове его возвышалось подобие шлема с забралом, склёпанное из какой-то жестянки. Самодеятельный рыцарь угрожающе размахивал вполне себе настоящей саблей и кричал:
– Вор! Подлый грабитель! Немедленно верни ключ. Ты не имел права даже думать об этом. Верни, или я сей же час отрублю твою чёрную башку! Меня не испугаешь. Справедливость восторжествует…
В окна кабинета било яркое весеннее солнце, клинок сверкал в его лучах, слепя участников сцены. Всё произошло так быстро, что Надежда и опомниться не успела. Рыцарь, запинаясь о мебель, роняя себе под ноги вещи и бумаги со стола, добрался до избранной жертвы и несколько раз задел шею и плечо директора концом сабельки. К счастью в это время в кабинете находился ещё один гость – отставной военный, пожилой, но ещё крепкий мужчина. Вдвоём с директором они скрутили сумасшедшего оборванца и вызвали милицию. Всё закончилось благополучно, если не считать нескольких царапин и разгрома в кабинете. Сотрудники, пошушукавшись по углам, пришли к единому мнению, что рано или поздно с таким хамом и пьяницей и должно было случиться что-нибудь в этом роде.
Теперь уже десятый час. Луна – яркая, в три четверти – заглядывает в окна восьмой аудитории. От любопытства небесная странница даже склонилась набок. И чего ей тут интересного? Здесь всего-то несколько парт, теннисный стол, да куча студенческих кроссовок в углу. Я курю, сидя на подоконнике. С улицы приятно тянет прохладой. Погода совсем наладилась, и в натопленном помещении теперь невыносимо жарко. Странно. В последнее время всё как-то странно. Утром директор был со мной чрезвычайно любезен: «Добрый день. Как здоровье? Как Ваш папа? Как супруг?» А ведь ещё на прошлой неделе орал, как свинья, которую режут: почему-то не так, почему это не эдак? Наверное, это нападение на него так подействовало. Хотя по виду не скажешь. У него лицо довольное, как у кота, который нырнул в сметану. О! Слышу, забряцали ключи в коридоре – наконец-то собрался домой. Когда он засиживается здесь допоздна – это очень действует на нервы. Если бы он работал, запершись в кабинете, а он напивается там, будто этого нельзя сделать дома. Ведь он живёт один! Жена давно сбежала, сын взрослый, к отцу даже не заходит, у них какой-то застарелый неразрешимый конфликт. Я докурила, закрыла окно и пошла вниз запереть за Петровичем дверь. В коридоре ощущался стойкий запах перегара. В тамбуре директор как обычно заякорился и начал нести какую-то околесицу:
– А что муж к тебе сейчас не приходит, не помогает? У тебя такой хороший муж. Я его очень уважаю, просто даже люблю. Я вообще люблю мужчин, которые носят усы. Усы – это не просто так! Не каждый мужчина способен носить усы. А твоему мужу они, кстати, очень идут. Настоящему мужчине усы должны идти…
Я обречённо слушаю весь этот бред, киваю головой, а сама думаю: «Конечно, если
больше ничего не осталось, можно и усы считать главным мужским достоинством. И где опять эта сволочь пропадает?! Уже который день является с работы очень поздно и в дупель пьяный. Его, конечно, можно понять: его внесли в списки следующей партии, едущей в Чечню. По телевизору пытаются всех уверить, что там сейчас тишь да гладь, но для него-то вовсе не секрет, что там творится на самом деле.
Это было вчера. Муж сидел в кухне на табуретке и плакал.
– Я не хочу туда ехать. Не хочу!
Я успокаивала его как могла.
– Ты же сам говорил, что всё равно вернёшься. Что судьба у тебя совсем другая. А если бы была такая, чтобы получить пулю, так ты бы и здесь её получил. Ведь правда?
– Правда. Я знаю, что поеду туда и вернусь. Но я так устал. Я ужасно устал начинать всё сначала.
Мы разглядывали рыбок в аквариуме избегая смотреть друг другу в глаза. Толстая гупёшка деловито плавала от стенки к стенке. Пара сомиков вечером по своему обыкновению затеяла игру: рыбки забавно крутили хвостиками и быстро сновали ото дна к поверхности и обратно. Прожорливая улитка забралась на кудрявую веточку растения и методично его обгрызала.
– Все кусты сожрали, сволочи, – я сачком сбросила улитку с растения, – жрите морковь, паразитки такие, зря что ли я вам её варю.
Муж повздыхал, шмыгнул носом и продолжил:
– Лучше вот что: не хотел я никому говорить, но всё-таки скажу на всякий случай. Вдруг пригодится. Кремлёвский съезд, там, где трамвай спускается к набережной, с той стороны между башнями на самом первом ярусе из стены идёт ход в сторону церкви. Там спрятана какая-то библиотека…
– Зачем ты мне это говоришь? Какое мне до этого дело? Что за жизнь такая! Папенька весь больной, мужа на войну забирают, а он глупости какие-то вещает. Вот как я тут буду без тебя? Отец помрёт, и помочь некому.
Посередине двора полыхает огромный костёр – жгут мусор, собранный с газонов после зимы. Огонь ничуть не рассеивает темноту, вокруг него всё сливается в сплошную тёмно-фиолетовую массу, только большие стволы берёз намёком проглядывают сквозь неё. Мне стало так жалко Женьку. Во мне проснулось давно забытое щемящее чувство. Я обняла мужа, прижала его голову к своей груди, запустила пальцы в густую копну волос. Он откликнулся моментально, будто только этого и ждал. Этой ночью его нежность вернула меня на шесть лет назад, в ту пору, когда я была бесконечно счастлива. Я очень надеюсь на то, что когда он придёт со второй смены сюда, ко мне на работу, у нас снова всё получится.
Когда после полуночи раздался звонок в дверь, я бегом кинулась открывать. Рея привёл в училище мой брат, он заволок зятя в гардеробную, бросил на диван и сбежал от греха подальше. У меня дар речи пропал. Да и с кем тут разговаривать? Муж сидит на диване уставившись в одну точку, в углах рта скопилась пена, того и гляди, закапает на пол. Через некоторое время он делает попытку встать, но я толкаю его обратно на диван.
– Сиди! Куда собрался в таком виде? Ты же на ногах не стоишь!
Встать он и вправду не может, но начинает кричать и замахиваться на меня:
– Отстань! Не трогай! Мне надо домой. Мне надо к жене!
Так повторяется много раз, он не слышит ни моих уговоров, ни крика. Я – никто. Я – мразь, которая мешает ему пойти к любимой женщине. В конце концов ему удаётся встать, и он надвигается на меня широко расставляя ноги, чтобы удержаться на них. Я оказываюсь затиснутой в угол, деваться мне некуда, я встречаюсь с ним взглядом. Пустые, нечеловеческие глаза наполняют ужасом, с которым невозможно совладать! Он пронзает меня, заставляет сжаться в комок и кричать во всё горло. Видимо, мой отчаянный крик всё-таки дошёл до его сознания. Во взгляде мелькает что-то осмысленное, муж трясёт головой, теряет равновесии и тяжело плюхается на пол.
========== Глава 8. ==========
Оказывается завтра Пасха. Ну вот, а я, как всегда, запланировала мыть окна. Уже несколько лет подряд повторяется эта история: мытьё окон я совершенно случайно планирую на Пасху, а потом не могу понять, почему окрестные бабульки с таким ужасом на меня таращатся. Я-то знать не знаю, что у них праздник. Всё-таки я выросла во времена, когда в школе нам усиленно прививали атеизм. Я до сих пор прихожу в изумление, когда вижу, как взрослые образованные люди искренне верят в то, что если они будут креститься и поститься, то им всё простится. С тех пор как церковь у нас перестала быть «под запретом», я вижу, как многие возвращаются в религию. Хотя большинство даже не понимает, во что верит. Начинаешь спрашивать: откуда взялся «козёл отпущения» или что это за «обряд кидания сапога» – тишина в студии. Откуда взялась традиция на Пасху красить яйца, и что они символизируют вкупе с куличом? Не знают. А наши традиционные поминки с обжорством, водкой и кормлением всех окрестных халявщиков – это жуткая смесь из языческого обряда и неправильно трактуемых новозаветных рекомендаций. Христос совсем не так велел поминать усопших. Так и хочется сказать: «Господа, читайте первоисточник!» Впрочем, и он не совсем чист перед народом. Вот, к примеру, кто из верующих знает, что на третьем Вселенском Соборе из Библии подчистили все упоминания о реинкарнации? При всём вышеизложенном я вовсе не смею утверждать, что Бога нет. Всё зависит от того, что подразумевать под этим словом: если, например, некую высшую справедливость, закон возмездия, то очень бы хотелось, чтобы он был!
